Текст книги "Курорт"

Остановив проходившую монахиню, он поинтересовался, в основном при помощи жестов, можно ли ему пройти внутрь. Когда наконец она поняла, чего он хочет, ее круглое лицо осветилось улыбкой. Она проводила его до дверей, словно одаряя милостью Господней.

Войдя, он перекрестился и молча встал у дальней стены огромной церкви, медленно изучая фрески, позолоту, витиеватые мозаики и особенно – скульптуры и работу по камню. Он сразу же заметил место, где работали мужчины, отдыхавшие снаружи. По всей стене штукатурка пошла пузырями и начала отваливаться. Эта зона была отделена, чтобы работники могли тщательно отскоблить сгнившее покрытие, предоставив мастерам перейти к восстановлению стены в первозданном виде. Пальцы Шона дрожали от желания быть в команде, чтобы помочь величественному старому зданию снова ожить и задышать. Если работа может приносить удовлетворение, то она должна быть именно такой – тяжелой и кропотливой. Но с правильными людьми и правильной целью эта работа могла быть сделана отлично. Они могли помочь этому зданию прожить еще тысячу лет. Он сел на отполированную деревянную скамейку на западной стороне церкви, просто чтобы немного побыть одному.

* * *

Хилари изнемогала от пыльной жары города. Люди начали расходиться, прячась от полыхающего полуденного солнца, и вскоре на улицах остались только она да пара согбенных старух в черных платках. Солнце здесь жгло с какой-то особенной, раскаленной добела интенсивностью, которой она нигде больше не видела. Была убийственная жара. Худой мужчина с покалеченной ногой поднял руку к шляпе, когда она проходила мимо его будки, где он прятался от солнца. Опустив голову, она шла, стараясь держаться в тени боковых улочек, и ей хотелось при встрече с Шоном что-то предъявить, чтобы хоть не зря страдать. Но это было изнурительно. Каждый шаг вызывал новые щекочущие ручейки пота, приклеивающие ее лайкровый топ к телу. И это место! Зачем она вообще здесь? Это был фарс! То, что Шон заставил ее приехать в эту помойку, было слишком жестоко, чтобы быть шуткой. Она поднырнула под свисающие сверху провода и обошла голодного потрепанного кота. Впереди, сколько хватало глаз, была длинная грязная дорога в никуда. Однако если она повернет, ее ждут пятнадцать минут обратного пути по той же самой дороге, и тогда она совсем закипит от жары, злости и усталости.

Нигде не было видно никаких признаков жизни. Шансы поймать такси обратно в старую часть города равнялись нулю. Шон!

Как же ей хотелось разделить с ним его любовь, эту его страсть к… чему? К вещам, которые были здесь давным-давно – вот к чему. Ему нравились старые вещи. Он сам был старой вещью. В крайнем случае, если бы ей, как и ему, нравились церкви, она была бы внутри, под их сводами, подальше от этой палящей пытки. Но они ей не нравились. Ей нравились новые вещи, чистые вещи.

Она повернула назад к Калле Диего Понсе, ища спасения от жары в кафе.

Солнце проникало даже сквозь длинные тени сада Дескальзас, в котором теперь не осталось никого, кроме рабочих, в классических позах дремавших под широкополыми шляпами. Он посмотрел на фотокопию плана, которую взял в фойе, где каждая культурная или религиозная достопримечательность была отмечена крестиком или буквой А. Их было сорок девять. Он хотел бы осмотреть все за один день, но на сегодня он уже был удовлетворен. Он нашел свое место среди тонких личностей, которые понимают традиции искусства резьбы по камню.

Он пошел назад по де-лос-Рохас, хотя улица вроде стала круче. Поднявшись наверх, он остановился отдышаться. «Тольдос Сиеррас», маленький киоск с прохладительными напитками, все еще был открыт. Только подойдя к нему с прилипающим к нёбу от жажды языком, он заметил несчастного владельца, чья изуродованная рука свисала с одной стороны киоска. Он стоял на перевернутом ящике и действительно имел жутковатый вид. У него была огромная голова. Она в любом случае выглядела бы большой, потому что весь его рост был не больше метра с кепкой, но даже при таких раскладах голова бедного парня была просто гигантской. Часть черепа он прикрыл бейсболкой, из-под которой торчали громоздкие очки. Он был косоглазым. Три непропорционально длинных пальца завершали действующую руку. Если и происходили чудеса в этом религиозном городе, то они явно обошли стороной этого несчастного мороженщика.

Поколебавшись секунду, Шон направился к нему. Он заказал воды без газа и указал на замороженный лимонный сок на палочке. Парень жестом попросил положить деньги на тарелку, скинул их в мешочек, ловко отсчитал сдачу и ухмыльнулся, демонстрируя несколько оставшихся коричневых зубов. Шон улыбнулся, не разжимая губ, и пошел к кафе, чтобы подождать Хилари.

Время еще оставалось, так что, заметив монашек в белых одеждах, целенаправленно идущих в дальний конец крепости, он лениво последовал за ними. И был вознагражден. Маленькая улочка вела к Иглесиа-дель-Кармен и монастырю рядом. Оба здания образовывали ущелье в несколько сотен футов. Легкий звон одинокого церковного колокола лишь подчеркнул последовавшую за этим тишину. Шон слышал собственные шаги, проходя по вымощенному гравием двору. Остановившись перед низкой каменной стеной, он сел на нее верхом. Под ним, внизу, шла грязная дорога и стояли дома, а за всем этим были ущелье, лес – и тишина. Слышно было лишь гудение телефонных проводов.

Поднявшись на каменную стену и встав на цыпочки, он смог разглядеть Иглесиа-Сан-Хуан и зеленые долины за городом. Он подумал, что Сан-Хуан, наверное, самая высокая точка в Антекере. Он глянул на часы. Время еще было. После ужина она не даст ему разгуляться.

Он спрыгнул со стены и пробежался по узеньким аллейкам, которые обязательно упирались в церковь или выводили на другую аллею. Солнце стояло так высоко и так сверкало, что резкие подвижные тени дрожали в знойном мареве, создавая иллюзию движения. Ему казалось, будто за ним наблюдают, будто кто-то был впереди него, за углом, прячась, едва он появлялся на виду.

Он запыхался, рубашка насквозь промокла от пота. Шон уже начал раздражаться из-за иллюзии близости церкви, которая все равно оставалась далеко, по какой бы дорожке он к ней ни шел. И тут его наконец осенило. Конечно! Ему нужно взобраться по старым насыпям. Это был единственный путь наверх. Выглядело все просто. Старая мортира являлась отличной опорой, а стена была не более тридцати футов в высоту. Сандалии, конечно, не самая идеальная обувь для лазания по старой цитадели, но он знал, что сможет сделать это.

И он сделал это. Когда он взобрался наверх, церковь все еще находилась над ним, хотя вид со стены строго города был потрясающим. Он видел вокруг на мили. Везде царило идеальное спокойствие, не нарушаемое даже полетом птицы. Любое движение было таким медленным, что становилось практически не заметным. Ему бы хотелось так и остаться там и сидеть часами. Неохотно, хотя и с приятным чувством, он сполз вниз, на этот раз ободрав ладони и колени.

– Пожалуйста, Мэтт. Пока я не налажу контакт.

– Я не против. Просто не вижу смысла. По-моему, ты будешь выглядеть глупо, если я пойду с тобой.

– Нет! Я ведь о ней забочусь. Надо, чтобы это не выглядело как свидание. Она может подумать, что я что-то задумал.

– Но ты это и задумал, или нет?

– Да! Но я не хочу, чтобы выглядело так, будто я что-то задумал.

Мэтт вздохнул и пожал плечами.

– Как хочешь.

– Спасибо, старик. Ты настоящий друг.

– Давай просто заплатим за выпивку и пойдем отсюда.

– Сейчас принесут, поверь.

– Ты говорил то же самое полчаса назад. Сколько времени нужно, чтобы сделать салат?

– Они очень гордятся своими старыми традициями. Если у них чего-то не хватает – скажем, оливок или нужных помидоров, – он сбегает на рынок и купит. Могу поспорить.

– Прикольно. Налей мне еще вина.

– А ты сможешь вести машину?

Она бросила на него предупреждающий взгляд. Он налил.

– Жара невероятная! – простонала она и осушила бокал.

Шон предложил ей минеральной воды из запотевшей бутылки, но она отказалась:

– Нет, спасибо. Вино помогает мне как-то терпеть все это.

И не только. Она плыла, не опьянев, но как бы отделившись от происходящего. В реальность она возвращалась только от какого-нибудь толчка и тут же выпивала очередной бокал риохи. Палящее солнце стояло прямо над ними, презрительно издеваясь над людьми под жалким укрытием зонтов кафе.

– Господи, давай сюда эту воду!

Она выпрямилась в кресле, пытаясь оценить окружающий пейзаж, но ловила только какие-то обрывки и вспышки. Позади нее возвышалась большая пальма, за которой находилась стена старого города. Справа – киоск, который теперь был закрыт. Слева – бакалейная лавка с до сих пор выставленными наружу ящиками персиков и лаймов. От площади во все стороны расходились улочки и аллеи. По идее, ей это должно казаться идиллией, но картинка пульсировала и расплывалась. В голове раздавался постоянный, непонятного происхождения звон.

– Что это за место? – пробормотала она.

– Красота, правда? Теперь-то ты рада, что мы приехали сюда?

Она ничего не ответила, и он принял ее молчание за благоговение.

– Это и есть Испания. Забудь про все эти переполненные пляжи и дурацкое фламенко! Вот это – то что нужно!

Она допила вино, слегка передернувшись. Он читал свой информационный список.

– А ты знаешь, что здесь, в этом городе, было больше явлений Девы Марии, чем во всем мире? Именно здесь должно произойти Второе пришествие. Вот почему здесь так много монастырей и церквушек – все ожидают чуда.

– Очаровательно.

Он улыбнулся ей.

– Все, что нужно, – быть готовым к чуду.

Она смотрела на его рот, пока он говорил. Он выглядел глупо. Его слуховой аппарат казался чужеродным и непропорциональным рядом с его маленьким волосатым ухом.

– Ты глупый старикашка!

– Что?

– Ты просто глупый старик, да?

– Ты напилась?

– Я разозлилась. На тебя.

У него был такой убитый вид, что ей ничего не оставалось, кроме как продолжать:

– Старые церкви! Ты долбаный старый пердун!

Она увидела, как слезы наворачиваются на эти его сумасшедшие, выпученные глаза, в которые она не могла заставить себя посмотреть. Ей хотелось вырвать у него из уха этот чертов слуховой аппарат, просто ради самого действия, чтобы просто сделать это. Старый хозяин выбрал именно этот момент, чтобы наконец с гордостью принести им салаты, и в этот самый момент Хилари решила бросить Шона.

Надо признать, что таких салатов ей никогда не приходилось видеть: изобилие зелени, перцев и огурчиков, тертый сыр, душистый перец, яйца вкрутую, сочные помидоры и корзинка с хрустящим, только что из печки, хлебом. И Шон – полностью раздавленный, глотающий слезы злости и обиды – поднялся. Ради того, чтобы старый папаша, владелец кафе, не подумал, что его угощение пропадет впустую, чтобы он поверил, что эта молодая пара сохранит самые теплые воспоминания о нем и его городе, Шон встал и зааплодировал идущему к ним с подносом старику. Как он мог такое сделать? Разбитый насмерть, как он мог найти силы играть дальше этот спектакль, где они, счастливые влюбленные, радуются гостеприимству этого крохотного городка?

Старик взял ее руку и поцеловал с улыбкой восхищения их молодостью и влюбленностью. Она выдавила ответную улыбку и скорее всего была похожа на пламенеющую английскую розу. Хозяин хлопнул в ладоши, сказал что-то по-испански и, перекрестившись, вернулся в кафе.

Шон посмотрел в свою тарелку и начал запихивать в рот зелень и яйца. Его голова зависла над самой тарелкой. Он не смотрел в ее сторону. Ей хотелось ткнуть его мордой в этот драгоценный салат. Пронизывающий голову звон не исчезал. Провода? Это сводило ее с ума. Неподвижное солнце жгло ей лоб. Она представила, что сидит наверху, прямо на солнце, и смотрит вниз, на землю, на сжавшегося Шона в маленьком кресле в этом маленьком кафе. Ее затошнило. Она встала, схватившись за край стола, чтобы не упасть, стараясь дышать глубоко и медленно. Шон не смотрел на нее. Она побрела прочь, к машине. Шон жевал латук, так и не подняв голову.

Она действовала инстинктивно, по-животному, без плана. Ее разум оцепенел, закрылся, не в силах проникнуть сквозь случившееся. Она понимала, что уезжает от мужа и должна продолжать ехать дальше. Ее разум пульсировал в такт рваному ритму двигателя, вынужденного работать на третьей скорости. Ей нужно было ехать дальше, прочь от него, иначе она снова окажется там и будет сидеть в этом кафе, глядя на этот чертов слуховой аппарат. Она могла растоптать его на кусочки своими каблуками и плюнуть Шону в лицо за то, что он заставлял ее смотреть на него все это время. Через десять километров от города, поднявшись по дороге через Национальный парк и наконец доехав до шоссе на Малагу, она свернула на обочину, чтобы подумать. В убежище машины, под прохладным ветерком кондиционера, звон в ушах и дезориентирующее головокружение постепенно исчезли. Если бы не слабый привкус вина, она была бы в полном порядке. Она чувствовала себя нормально. И представила, как Шон пытается поймать машину на пустынной границе города. Она не могла вот так бросить его там. И тем не менее должна была это сделать. Если она сейчас повернет обратно, то лишь подольет масла в огонь и спровоцирует очередную вспышку. Не задавая себе вопроса почему, она знала, что ей нужно все тщательно пересмотреть. Когда она бронировала эту путевку несколько месяцев назад, ей казалось, что их с Шоном будущее зависит от этих нескольких дней вдали от дома. Теперь она знала это точно, но в совершенно противоположном смысле, чем она представляла себе еще несколько месяцев назад. Но, даже осознав эту горькую истину, она не знала, что ей теперь делать. У нее не было ясного плана. Нужно просто посмотреть, что будет. Она повернула на горную дорогу и только теперь заметила, что природа вокруг и впрямь была потрясающей.

Он снова усмехнулся про себя. Сидя в кондиционированной прохладе автобуса до Малаги, наслаждаясь медленной поездкой через Вилланова-де-ла-Консепсьон и абсолютным покоем, он честно старался добраться до первопричин кризиса Хилари. Ему хотелось посмотреть на ситуацию ее глазами, но перед глазами стояли только шокированные лица монахинь. Когда жена уехала, он доел свой салат, прикончил салат Хилари, сунул бутылку воды в рюкзак и оставил деньги на столе. Наверняка старик-хозяин все равно спит, счастливый, что обслужил клиентов. Думая о Хилари, Шон побрел по каменистой дороге туда, где, по его разумению, находилась автобусная остановка.

Направляясь по Авенида Энкарнасьон в сторону Плаза-Сан-Себастьен, погруженный в мысли о жене, он наткнулся на стайку монахинь, болтающих о чем-то у собора. Одна за другой, заметив его и толкая друг дружку, чтобы указать на него, они начали падать на колени. Некоторые завывали, некоторые блаженно улыбались, простираясь ниц перед ним. Молоденькая послушница подползла к нему и начала нежно целовать его ноги, покрывая его содранные лодыжки и пальцы мягкими щекотными прикосновениями. В ее намерениях было только благоговение и ничего возбуждающего, но яйца Шона начали сжиматься. Это было наваждение. Его соблазняли суперсексуальные обезумевшие монашки! Он постарался заглушить постыдную эрекцию, думая о голубом сыре, в то время как монахини начали бормотать: «Хесу! Хесу Кристо! Спирито Домини!»

Перед ними стоял длинноволосый англичанин с козлиной бородкой и почти прозрачными голубыми глазами. Из-за неудачного спуска со стены его ладони и колени кровоточили. И пусть это были не совсем стигматы, но этого было достаточно, чтобы монахини из собора Воскресения уверовали в реальность Второго пришествия.

Иисус Каменщик сошел к ним для вознесения. И заодно спросить дорогу к автостанции.

Он печально улыбнулся. Его несчастная жена как-то уже смаковала подобный эпизод. Пора было подняться на гору и как следует все обдумать.

Ему хотелось пнуть себя за то, что он все проспал. Это все Пастернак. Когда они наконец доволоклись до номера прошлой ночью, Пастернак настоял на том, чтобы посидеть на балконе, посмотреть на звезды и поразмышлять о бесконечных возможностях существования. Мэтту пришлось вырубить его дополнительной порцией бренди.

С трех часов Мэтт ошивался у бассейна в надежде увидеть ее, чтобы объяснить, почему он не смог прийти на занятия тай-чи сегодня утром. Солнце плавилось от жары. Он уже собирался забить и отправиться держать Пастернака за ручку на его свидании, когда увидел, как она входит в дальние ворота бассейна. Она выглядела подавленной. Он был уверен, что она его заметила, и махнул ей рукой. Она помахала в ответ и уселась рядом с ним, опустив ноги в бассейн.

– Божественно! М-м-м! Простые удовольствия, а?

Он кивнул, ожидая продолжения. Но она молчала. Он уставился на кусты и деревья.

– Извини за утро.

– Не извиняйся. Я бы все равно пришла, как ты понимаешь.

– Я знаю. Мне тоже очень хотелось прийти. Просто…

– Не переживай.

Она понимающе улыбнулась. Ее разъедало любопытство, и она не смогла сдержаться:

– Надеюсь, она того стоила!

Лицо Мэтта запылало от неожиданности.

– Нет-нет, ничего подобного. К сожалению.

Она невольно заболтала ногами в воде быстрее, но тут же сделала сознательное усилие, заставляя себя расслабиться. Парень ничего не заметил.

– Нет, просто мой приятель решил вчера ночью пофилософствовать и найти смысл жизни.

– Ну и как, нашел?

– Нет. Он искал его на небесах.

Он повернулся и посмотрел ей прямо в глаза.

– С тобой все в порядке?

– Да! Все нормально… – Она почувствовала, как проваливается куда-то.

– Хорошо. А то ты будто где-то витаешь.

– Ага. В облаках, вместе с твоим приятелем, пытаюсь понять, что к чему.

– Могу сэкономить тебе время.

Она ответила с кокетливой чопорностью:

– Пожалуйста, сделайте это, сэр.

Черт! Прекрати флиртовать! Прекрати вести себя как девчонка! Вроде он ничего не заметил. Слегка наклонив голову и нахмурившись, он буркнул:

– Да ерунда все это.

– Очень глубокомысленно.

– Не знаю. Ты правда в порядке?

– Нет. На самом деле я не в порядке. Но пока я не могу говорить об этом. Пока сама не пойму, в чем дело. Пока что я не понимаю.

Он усмехнулся.

– Очень глубокомысленно.

– Не издевайся.

– Извини.

Он встал и потянулся, мускулы его гибкого тела напряглись. Стоя к ней спиной, он смотрел на море.

– Слушай, это, конечно, не мое дело. Расскажешь, если захочешь, а нет – так нет. Но, э-э-э… ты могла бы помочь мне.

– Тебе?

– Возможно. Фу, черт, я не знаю! Извини.

Даже со спины было заметно, как покраснели его щеки и шея. Она попыталась помочь ему, перейдя на игривый тон:

– Давай! Заикнулся – так уже говори, не то я умру от любопытства!

Он неуверенно обернулся и с сомнением в голосе заговорил, серьезно глядя на нее:

– Я попал тут в ситуацию, типа… оруженосца для моего друга.

– Экзистенциалиста?

Он озадаченно помолчал.

– Это в смысле толстый чувак?

Она засмеялась:

– Наверное, так.

Он продолжал уже более свободно:

– Его тут пригласили на свидание, понимаешь? Она милая, но, по-моему, он боится. Ну и попросил меня пойти с ним.

– Ой, какой он трогательный!

– Это точно. Ну, типа, он нормальный, честно. Но получается, я вроде как делаю ему одолжение, снисхожу до него.

Не флиртуй, не флиртуй. Никакого намека на заинтересованность. Можно даже подпустить серьезности.

– И какая же роль у меня в этом сценарии? Если его и смутил ее агрессивный тон, то он этого не показал.

– Не знаю. Наверное, просто погуляем, а? Выпьем кофе. Как угодно. Ну, просто чтобы он видел, что я тоже с дамой, и все такое…

Дама? Будто она старуха. Она посмотрела в открытое, симпатичное лицо парня, в его глаза, потемневшие в ожидании отказа. Может, в его просьбе и не было никакого скрытого мотива. Может, он на самом деле искренне хотел подружиться с ней. Да и чего там думать – она в любом случае была не против. Чему быть, того не миновать.

– Могу ли я узнать личность моего сопровождающего?

– Чего?

– Пусть я зануда, но я была бы счастлива узнать твое имя.

Он шлепнул себя по лбу и смущенно хохотнул.

– Блин!

Она засмеялась.

– Извини! Я Мэтт.

Он протянул ей руку, все еще качая головой.

– Прости. Я такой придурок.

– Принято. И, э-э-э, не хочешь ли ты узнать мое имя? Или ты предпочитаешь мисс Икс?

Он снова с улыбкой шлепнул себя по лбу.

– Я Хилари. И я думаю, что с удовольствием выпью с тобой чашку кофе, Мэтт. Спасибо за приглашение.

В его глазах заплясали счастливые искорки.

– Отлично! Просто здорово! Ну, я обещаю, что не буду приставать, и все такое. Черт! Извини! Ну ты понимаешь…

Она удивленно покачала головой.

– Не успела я подумать, как ты меня опередил.

– Точно. Давай я тебя встречу в Айо примерно в восемь?

– Отлично.

– Хорошо. Тогда я пойду.

Он слегка кивнул и ушел. И только тогда ее мысли вернулись к Шону. Она знала, что это нечестно по отношению к нему. Зато она была честна с собой.

– Не поступай так со мной, чувак!

– Я делаю тебе одолжение!

– Ты предатель!

– Это почему?

– Ты дезертир! Ты бросаешь меня в трудную минуту!

– Я тебе, мудаку, помогаю!

– Ты просто ублюдок! Я вычеркиваю тебя из своего завещания!

Мэтт смотрел на Пастернака, пунцового и трясущегося от злости, как квашня, – и не мог не любить его. Он подошел к нему и обнял.

– Все будет нормально, старик. Увидишь.

– Ай! Осторожнее, я обгорел!

* * *

Шон пробирался через выбоины, возвращаясь к курорту, когда проехавшая мимо него секунду назад «сузуки витара» снова появилась рядом с ним. Это была Мэгги.

– Не говори, сама угадаю! Ты ходил на немецкий курорт, чтобы подсыпать им в мюсли слабительное?

Открытая машина, распущенные волосы, темные очки – она выглядела потрясающе. На губах играла все та же лукавая улыбка всезнайки.

И опять, как и в прошлый раз, с лягушками, он не смог ей соврать:

– Нет. Последние четыре-пять часов я добирался общественным транспортом из Антекеры, где меня бросила моя злобная непредсказуемая жена.

Обрати он внимание, заметил бы тень разочарования на ее лице, но она тут же оправилась:

– Что ты ей сделал? Навалил джема в трусы? Он затрясся от смеха. Запрокинув голову, он громко хохотал, представив нелепую картину, как Хилари обнаруживает липкий джем в своих трусиках.

– Если бы ты только знала, как это смешно!

Она была довольна собой, довольна, что рассмешила его. Она поколебалась, видя, что он приходит в себя.

– Похоже, тебе это было нужно.

– А? Да нет – все не так плохо. Я потащил ее смотреть церкви, а ей хотелось поваляться на пляже. В следующий раз поеду один.

Тон был беспечным, но тревога в глазах и дрогнувшее лицо выдавали его. Она почувствовала, как ее переполняет симпатия к этому большому грустному человеку, и ей захотелось как-нибудь помочь ему.

Он храбро улыбнулся.

– Ну что ж, приятно было пообщаться.

– Мне тоже.

Он снова пошел вниз по холму. Он крикнула вслед:

– Слушай! Завтра моя группа едет во дворец Альгамбры, если тебе это интересно.

– Правда?

– Правда.

Он глянул на отблески солнца, тающие на волнах.

– На самом деле я спросил из вежливости. Вряд ли есть что-нибудь хуже целого автобуса отдыхающих, едущих «отметиться» в Гранаде.

Она засмеялась.

– Ты ужасный сноб.

Он поклонился.

– Это правда, мадам.

Она расхохоталась.

– Точно! Вообще-то я пригласила тебя, чтобы самой с катушек не съехать. Ладно. Вернусь к своим баранам.

Он улыбнулся и откинул волосы со лба.

– Все равно спасибо, что подумала обо мне.

– Ага. Верно. Удачи с твоей липкой женушкой.

Она снова завела машину и, помахав рукой, уехала. Он смотрел ей вслед. Хоть бы «липкая женушка» еще не вернулась. Сейчас ему хотелось просто посидеть на балконе с бутылкой холодного пива, наблюдая за закатом.

С ее места в дальнем конце «Европейского балкона» было видно, как в сумерках горы окутывает призрачная пурпурная дымка. Она стояла, слегка отодвинувшись от Мэтта, но с удовольствием ощущая его присутствие, наслаждаясь чувством изолированности, которое рождала музыка. В центре площади духовой оркестр убаюкивал отдыхающих печальными мелодиями. Грустные звуки труб совпадали с ее меланхоличным настроением. Когда сентиментальное алое солнце склонилось за изгиб горы, музыканты заиграли концерт Родриго «Аранхуэс». Хилари сглотнула подступивший ком. Пронзительная ясность флейт будто говорила о ее одиночестве. Она прикусила губу, чтобы сдержать слезы, но это не помогло. Беззвучные судорожные рыдания сотрясали ее тело. Она прижала ладонь ко рту, пытаясь их остановить, но тут же поняла, что смеется над безумием своей ситуации. Мэтт легонько погладил изгиб ее стройного бедра.

– Эй! Ты чего?

Она засмеялась.

– Ничего страшного. Просто этот закат, музыка, горы – я ведь, черт возьми, девушка! Дай мне поплакать!

Он улыбнулся своей открытой, славной улыбкой.

– Как скажешь. Ты уверена, что все в порядке?

– Да. И… – Она потянулась и клюнула его в щеку. – Спасибо. Было чудесно. А теперь я немного прогуляюсь в одиночестве.

Он слегка отпрянул, встревоженный.

– Конечно.

Она ласково взяла его руку.

– Ты был ужасно мил. Извини, компания из меня никудышная. Просто мне немножко надо побыть одной.

– Ладно.

– Хорошо. – Она отпустила его руку. – Увидимся у бассейна, или еще как-нибудь.

– Ага.

Она прошла несколько шагов, зная, что он смотрит ей вслед, потом обернулась и, помахав ему, смешалась с толпой.

Чем больше они пили, тем больше он расслаблялся. Все шло нормально. Она нравилась ему, он нравился ей. Это могло быть самое оно. Пастернак наклонился через столик и взял ее руку.

– Итак, Милли.

– Что, дорогой мой Пасти?

– Ты у нас свинка, да?