Текст книги "Невеста Единорога"

– Возможно. Но примите во внимание: меня можно обозвать по-всякому, но, смею вас уверить, я не ублюдок, а законный сын своих родителей. Можете ли вы сказать то же самое о себе, леди Каролина? Или этот запоздалый взрыв возмущения свидетельствует о том, что вы начали верить в ту ложь, которую я выдумал, чтобы дать вам теплое местечко в семействе Уилбертонов? Может быть, мне следовало заставить вас выносить ночные горшки, пока вы живете в «Акрах», чтобы вы не забывали, кем являетесь на самом деле?

Ферди услышал, как Каролина набрала в легкие воздух, затем раздался звук удара. Раздираемый любопытством, он выглянул из-за шторы как раз вовремя, чтобы заметить спину удалявшейся Каролины и увидеть, как Морган поднес руку к своей покрасневшей щеке.

Когда дверь за Каролиной захлопнулась, а Ферди благополучно спрятался за штору, Морган пробормотал:

– Боже милостивый, до чего я опустился. Но это должно было быть сделано. Лучше ее ненависть, чем ее любовь. Ничто не может стоять на пути моей мести – ни чувства Каролины, ни мои собственные. Ты был прав, дядя Джеймс. К несчастью, я очень похож на тебя. Бессердечный и холодный до мозга костей. – Морган еле слышно вздохнул. – Но, в отличие от тебя, я еще могу ощущать боль.

Морган налил себе выпить и вышел из комнаты. Ферди подождал немного и выбрался из-за штор. Он был так разъярен, что с трудом различал окружающие предметы. Он с трудом добрался до ближайшего стула.

Его Каролина! Как могла она такое допустить?! Как она могла поцеловать такого человека, как Морган Блейкли, предлагая ему себя, как дешевая шлюха?! И как мог он принять такое предложение?! Маркиз Клейтонский, человек, который имел все: богатство, положение в обществе, высокое стройное тело, отца, который его признавал. И теперь он имел Каролину – воспользовался ею, а потом отбросил. Не мог ли он оставить хоть что-нибудь для Ферди Хезвита, который не имел ничего?

Это было несправедливо. Просто несправедливо!

Он не мог слишком сильно винить в случившемся Каролину. Она была непорочной девушкой, совращенной опытным ловеласом. Вся вина лежала на Моргане. Во всем виноват именно он. Но стыд достанется Каролине, которая уже чуть не плакала. Каролине, которая могла отплатить обидчику только пощечиной, но и в этой ситуации просила за своего друга, использовала свою беду, чтобы выторговать счастье своему другу.

Ферди любил ее. Он так ее любил! Почему она причинила ему такую нестерпимую боль?

А этот человек – эта неблагодарная тварь – касался ее, целовал, видел ее нежное тело. Его руки щупали ее, изучали, использовали, в то время как он, Ферди, только боготворил ее, не желая ничего, кроме счастья для своей любимой. Ласкать ее тело, ее грудь своими маленькими пальцами, раздвинуть пошире ее ноги и утонуть в ней, чувствуя, как она его обнимает и втягивает в себя все глубже, глубже и глубже.

Нет! Только не Каролина. Каролину он будет боготворить издалека. Дульцинея. Чистая, целомудренная и далекая. Вот как он будет любить Каролину. Его любовь к ней не имеет ничего общего с тисканьем и хрюканьем двух сцепившихся животных. Он никогда не будет трогать Каролину подобным образом, даже если она попросит его об этом. Каролина заслуживала лучшей любви, святой любви.

Чистая, целомудренная и далекая.

Морган Блейкли не любил Каролину. Не любил ее по-настоящему. Не лелеял в своих мечтах, не обожал издалека, желая только защищать, холить и нежить. Он опозорил и унизил Каролину, а потом оболгал, пытаясь свалить на нее вину за собственную похотливость. И он будет унижать ее и дальше, используя для осуществления какой-то черной мести, не заботясь о том, что его планы могут погубить Каролину.

Но он заплатит за это. Бог свидетель, он за это заплатит. Ферди Хезвит об этом позаботится. Морган должен быть наказан, а Каролина защищена. Он сведет баланс.

ГЛАВА 11

Судьба выбирает нам родственников, мы выбираем себе друзей.

Жак Делиль

Часы на каминной полке пробили девять. Морган знал, что еще немного – и он будет пьян в стельку. Он, начал пить перед ужином, надеясь, что хороший старый бренди притупит чувства, прогонит воспоминания, успокоит совесть.

Ничуть не бывало.

Он должен сосредоточиться на цели – на цели, которая оправдает избранные им средства. Он должен распрощаться с сентиментальностью, с жалостью, даже с любовью. Черт побери, Джереми был мертв, и его смерть должна быть отомщена. Месть сладка. Общественное презрение, денежный крах и, может быть, – в том случае, если дядя Джеймс не солгал, – суд и наказание.

Меньше всего на свете ему хотелось испытывать какие-то чувства к орудию его мести – к Каролине Манди. Девчонка-сирота из приюта с подходящим именем и копной светлых волос. Бывшая служанка в сумасшедшем доме со смеющимися зелеными глазами, с характером, темпераментом и честностью настоящей аристократки.

И с нежным, хрупким телом, с губами, созданными для поцелуев, с внутренним огнем, способным прожечь человека насквозь.

Боже, как он мог бы любить ее!

Морган отхлебнул бренди, затем поставил бокал на стол. Возможно, настала пора изменить свои планы. Еще не поздно разработать какой-нибудь другой способ мести. Он обязательно отыщется, если проявить достаточно выдержки и терпения. Признание дяди Джеймса на смертном одре предоставило ему соблазнительную возможность разрубить гордиев узел, но не дало окончательного ответа на многочисленные вопросы.

Он мог расплатиться с Каролиной, отправить ее вместе с причудливой свитой в какой-нибудь коттедж с тростниковой крышей на другом конце Суссекса и придумать другой способ заставить Уилбертонов расплатиться за все сполна. Опустив руку в карман, он достал подвеску, которую дядя Джеймс дал ему в ту последнюю ночь, и поднес ее к свече, глядя на тусклый блеск золота.

Его челюсти сжались. План был хорош. Ричард Уилбертон разрушил его семью, и будет только справедливо, если он, Морган Блейкли, разрушит семью Уилбертонов. Пускай отец Ричарда испытает невыносимые страдания. Пускай сам Ричард лишится всего, чем дорожит в этой жизни.

Все другие способы мести казались жалкими и неэффективными по сравнению с тем, который он намеревался осуществить с помощью Каролины Манди. С помощью Каролины и этой подвески.

– Могу я составить тебе компанию, сын мой?

Морган положил подвеску обратно в карман.

– Конечно, отец. Это твой дом, как ты помнишь.

– Пока я жив, – уточнил герцог, опускаясь на подлокотник кресла, в котором сидел Морган. – Когда меня не будет, этот дом, как и все мои дома, все мои земли, достанутся тебе. Даже Хиллкрест, который предназначался для Джереми. Ты будешь владеть всем этим, что, я полагаю, заставляет тебя испытывать чувство гордости.

– Не совсем так, отец, – ответил Морган, поднявшись, чтобы снова наполнить свой бокал. – Мне вполне хватило бы одного Клейхилла. Титул герцога кажется мне каким-то излишеством, поскольку у меня и так много всякого добра. В данный момент я намереваюсь напиться до бесчувствия. Не хочешь ли присоединиться ко мне? Но нет. Прости меня. Я забыл. Ты больше не принимаешь участия в подобных забавах, не так ли?

– Морган, пожалуйста. Неужели мы с тобой не можем хотя бы раз побеседовать цивилизованно? Или я прошу слишком многого?

– Да, ты просишь слишком многого. Я знаю причину, по которой ты искал встречи со мной: ты хочешь, чтобы я согласился ввести Ферди Хезвита в общество, когда мы приедем в Лондон. Твое доброе сердце – чья доброта, впрочем, не распространяется на меня – снова сыграло с тобой злую шутку. Наше элегантное, но склонное к каннибализму высшее общество в один момент проглотит беднягу Ферди. Оно выискивает в себе все необычное, непохожее на него – и уничтожает, как гончие псы затравливают загнанную лису. Это и случится с Ферди, если его отец прежде не доберется до несчастного карлика и снова не упрячет его в Вудвер. Или в другую сточную канаву. Ты хочешь увидеть Ферди в Бетлехемском госпитале, отец? Я не хочу.

– Ты, несомненно, преувеличиваешь, сын мой, – возразил герцог, глядя на сына, прислонившегося к каминной полке с бокалом в руках. – Ты не должен судить о людях по себе.

– Нет? Хорошо. Тогда давай судить их по тебе, идет? Ты выступаешь перед Ферди в роли самого христианского милосердия, но держишь его на определенной дистанции от себя. Я наблюдал, как вы с ним общаетесь. Ты говорить ему правильные вещи, даешь ему еду и кров, предлагаешь свою помощь. Но смотришь ли ты ему прямо в глаза, когда разговариваешь с ним? Ты когда-нибудь дотрагиваешься до него, пожимаешь ему руку, треплешь по плечу? Нет, ты ничего этого не делаешь. А почему, отец? Ты боишься подцепить от него какую-нибудь заразу? Как от меня, ибо ты прикасался ко мне в последний раз, когда порол розгами. Ферди ничем не отличается от любого из нас, если взглянуть на него изнутри. Твоя жалость чисто внешняя.

– Это неправда!

– Разве? Скажи мне, отец, приходило ли тебе когда-нибудь в голову, что Ферди почти того же возраста, в каком был Джереми, когда покинул дом.

Герцог вскочил с кресла, тыча в Моргана трясущимся пальцем:

– Ты должен взять свои слова обратно! Ферди ничем не напоминает Джереми! Джереми был само совершенство, божественный сосуд – сильный и высокий, и грех не наложил на него своего отпечатка.

– А Ферди грешник? Ты это хочешь сказать, отец? Значит, Ферди был наказан еще в материнской утробе? Или наш карлик является живым свидетельством того, что твой Бог наказывает детей за грехи их отцов? Ты не винишь своего Бога за смерть Джереми, ты не винишь за нее себя. Тем не менее ты, кажется, веришь, что Ферди наказан тем самым Богом. Ты не можешь верить и в то, и в другое, отец. Либо твой Бог любящий, либо он мстительный. Он не может быть сразу и тем, и другим.

– Не богохульствуй! Бог воздает нам по делам нашим. Ты – мое Божье наказание, Морган!

– Правда, отец? Как это занимательно! – Морган хотел отхлебнуть из бокала, чтобы не выплеснуть его в лицо герцогу, но не успел, поскольку герцог выбил бокал из руки Моргана и тот разбился о камин.

– Да, ты не ослышался. Ты – мое Божье наказание за грязные проказы юности, когда мы с Джеймсом нарушали заповеди, распутничая и пьянствуя, когда мы вели себя хуже, чем дикари. Бедный заблудший Джеймс так никогда и не опомнился, даже когда наши родители погибли в этом ужасном огне. Но я опомнился. Я пришел в чувство. Но было слишком поздно. Бог послал мне тебя, и ты был зеркалом, в котором отразились все мои пороки. Каждый день, видя твое непослушание, твою дерзость, твою безумную склонность к авантюрам, я вспоминал о грехах собственной юности. Твоя мать защищала тебя и все тебе прощала – но Джереми был мой. Мой! Джереми был моим шансом на спасение, даром за исправление. Его посвящение церкви было выражением моей благодарности Богу за его милосердие. Но дело кончилось тем, что Джереми стал еще одной твоей жертвой, еще одним моим наказанием.

Морган стоял неподвижно, жадно слушая все, что говорил герцог.

– Неужели все так просто? Почему я не понял этого раньше? Почему был слеп все эти годы? Все эти годы ты видел во мне не сына, а кару за грехи. Почему ты просто не утопил меня в младенчестве, как это делают с котятами?

– Я простил тебя, – сказал герцог, выпрямив спину. – Ты был не более чем живым воплощением Божьего наказания, и мне ничего не оставалось делать, как простить тебя.

– Простить меня! – Морган фыркнул от негодования. – А как насчет того, чтобы полюбить меня? Нет, ты никогда меня не любил, не так ли? Каким же я был дураком! Ведь я разработал план мести в тайной надежде хоть чем-то тебе понравиться. Ты никогда не узнаешь и половины того, что я сделал, чтобы защитить тебя от последствий гнусного предательства Джеймса, чтобы уберечь тебя. Но я только даром потерял время. Ты согласился принять участие в осуществлении моего замысла только ради Джереми. Единственное, чем я мог бы осчастливить тебя, – так это своей смертью, не правда ли? Тогда ты смог бы посетить мою могилу, помолиться за меня и уйти, чувствуя себя чистым и умиротворенным – и, может быть, даже спасенным. А приют, который ты предоставил трем заблудшим душам, тоже должен пойти тебе на пользу, указав Богу, как ревностно ты ему служишь. Меня тошнит от всего этого. Меня тошнит от тебя! – Морган прошел мимо герцога, направляясь к двери.

– Морган! Что ты собираешься делать?

– Что я собираюсь делать? – Морган повернулся на каблуках и пристально посмотрел на отца. Он никогда прежде не был в такой ярости, никогда не чувствовал себя таким раздавленным, потерпевшим полное поражение, даже в худшие дни войны, – в те черные дни, когда ему пришлось сделать выбор, определивший всю его дальнейшую жизнь. Неужели он хотел слишком многого? – Я думаю, это очевидно. Я собираюсь поехать в Лондон и отомстить за себя и для себя. А тебе оставляю наших гостей. Считай их моим подарком.

– Бежишь, стервец? Беги! Как видно, нету сил

У грешника смотреть на то, что натворил.

Ты Каролины честь втоптал сегодня в грязь.

Ты думал, ты маркиз? Ты преисподней князь!

Но в мире есть закон, и Бог, и честь.

Ни с места! Сегодня же женись!

Она – твоя невеста.

Морган повернулся и увидел Фредерика Хезвита, стоявшего возле открытой двери. Лицо карлика было красным, как платье Летиции Твиттингдон; оно выражало карикатурную ярость.

– Втоптал в грязь честь Каролины? Морган, о чем говорит этот человек? Я знал, что ты безбожник, но совратить этого бедного обездоленного ребенка, когда он находится под моим покровительством? Неужели для тебя нет ничего святого?

– Выходит, что так, – проговорил Морган, глядя на Ферди, который вспрыгнул на кресло. Казалось, карлик был уже удовлетворен. – Я должен был предположить, что она побежит прямо к тебе, своему дорогому другу.

Ферди продолжал смотреть на маркиза, и легкая кривая усмешка исказила его черты.

– Это вы сказали, лорд Клейтонский, – значит, так оно и есть.

Герцог подошел к креслу и встал рядом с Ферди; вдвоем они представляли собой внушительную, хотя и несколько причудливую пару обвинителей.

– Значит, ты признаешь эти обвинения?

– Конечно. Не хотелось бы добавлять ко множеству своих грехов еще и бесчестие, но должен признать, что сегодня кое-кому солгал. Список моих преступлений растет так стремительно, что я, честно говоря, потерял им счет.

Герцог покачал головой.

– Но это немыслимо. Я не могу такого допустить. Ферди прав. Вы с Каролиной должны пожениться – и немедленно!

Морган едва не задохнулся.

– Жениться на Каролине Манди? Я не ослышался, отец? Сделать ее маркизой – будущей герцогиней Глайндской? Ну, таким образом ты полностью рассчитаешься со своим Богом. Хотя это будет означать, что мы отказываемся от нашего плана представить ее в Лондоне. Я хочу сказать, что подобный мезальянс наделает такого шуму, что нам придется скрываться здесь, в Суссексе, пока не разразится какой-нибудь другой, более громкий скандал. Может быть, Принни будет так добр, что разведется со своей странствующей княгиней и женится на дочери крысолова?

После этого Морган мысленно извинился перед Каролиной, которая гораздо больше походила на леди, чем он сам на джентльмена. И он будет последним из негодяев, если заставит ее вступить с ним в брак; даже теперь, когда он знает о ее двуличности: ведь она рассказала Ферди о том, что касалось только их двоих.

Карлик спрыгнул с кресла и начал теребить рукав герцога:

– Вспомните о ваших планах, ваша милость. Я подслушивал за дверью и знаю, о чем вы говорили. Я ни на одну секунду не поверил, что вы и маркиз Клейтонский действуете ради того, чтобы вернуть Каролину в ее семью. Никто из нас этому не верил. Но месть! Месть может послужить достаточной причиной для чего угодно. И вы сохраните возможность ее осуществить, если свадьба останется нашим маленьким секретом до тех пор, пока Каролину Манди не признают членом семьи Уилбертонов. Тогда окажется, что ваш сын женился на дочери графа. Для вас тем более важно ввести Каролину в общество, потому что со временем она станет герцогиней. Они смогут снова совершить свадебный обряд в храме Святого Георгия, и все общество будет плакать, сморкаясь в носовые платки, потрясенное романтичностью всей этой истории. Но они должны пожениться теперь. Только подумайте: Каро, возможно, уже носит в своем чреве наследника Моргана. Вашего внука.

– Ну это вряд ли, Ферди. Но прими мои поздравления: голова у тебя работает неплохо, хотя и несколько извращенно, – проговорил Морган.

Герцог сурово хмурил брови, как бы разрываясь между чувством отвращения и праведного гнева.

– Хотя я великий грешник, но могу заверить тебя, отец, что мое сегодняшнее общение с Каролиной не принесет упомянутого плода, что бы она ни наговорила Ферди. Хотя мне было бы очень интересно узнать, что она сочла нужным ему сообщить. Мне сдается, что, кто-то из них имеет несколько превратное представление о том, откуда берутся дети.

Герцог вскинул голову, испепеляя Моргана взглядом:

– Не усугубляй своего греха, пытаясь переложить его на Каролину и Ферди. Джентльмены во все времена искали развлечений с женщинами из низших классов. Если бы ты поступил так же, я был бы разочарован, но не удивлен. Но я знаю это дитя. Она чиста и непорочна, каким бы низменным ни было ее происхождение и воспитание. Ты женишься на ней, Морган. Ты женишься на ней – или я лишу тебя наследства.

Морган посмотрел на Ферди сверху вниз и заметил, что победная улыбка на губах карлика пропала, словно, добившись желаемого, он осознал, что вовсе не хотел этого.

– В чем дело, Ферди? – спросил он. – Ты хотел обеспечить будущее Каролины – или свое собственное?

Маленькие руки Ферди сжались в кулачки, так что побелели костяшки пальцев.

– Вы трогали ее! Хотя пообещали, что больше не будете этого делать! Вы не сдержали слова. Я никогда не хотел принимать участие в игре, которую вы затеяли, мне никогда не нравился ваш замысел использовать Каролину для достижения собственных целей. Коттедж! Какая ерунда! Разве этого достаточно? Вы научили Каролину, как быть настоящей леди. Вот она ею и будет!

– И ты попадешь в общество, – насмешливо заметил Морган. – Мы не должны забывать об этом, не так ли, Ферди? Ведь это часть твоего плана?

Ферди достал из своего кармана три маленьких красных шарика, начал неловко жонглировать ими, но они сразу попадали на пол.

– Как скажете, ваша светлость. Я знаю, что ваше слово в таких делах последнее.

Морган нагнулся и подобрал шарики.

– Сомневаюсь, чтобы мое слово что-то значило. Я прав, отец?

Герцог вцепился в подлокотники кресла.

– Наши планы остаются неизменными. Мы ищем не мести, Морган, а справедливого возмездия. Этот брак может храниться в секрете, пока мы не достигнем цели. Но ты женишься, Морган. Ты женишься на Каролине Манди и будешь ей образцовым мужем. За твои грехи.

За его грехи. Его отец, очевидно, верил, что Морган пошел на это потому, что боялся потерять наследство. Наверное, герцогу никогда и не придет в голову, что он согласился жениться, все еще питая слабую надежду добиться если не любви, то хотя бы уважения отца. Но эта мысль никогда не придет ему в голову.

А Морган отказывался признаться самому себе, что не жалеет об этом шаге, – даже если Каролина сознательно заманила его в ловушку с помощью Ферди. Он не мог бы сказать, что любит ее. Он категорически отказывался ее любить.

Морган стоял перед высоким зеркалом, наблюдая, как Симмонс сдувает незаметные пылинки с его великолепного темно-синего костюма.

– Вы прекрасно выглядите, ваша светлость. Настоящий жених. Могу я поздравить вам и пожелать семейного счастья?

Морган окинул лакея уничтожающим взглядом:

– Я думал, вы дорожите местом, Симмонс.

Лакей дважды поклонился:

– Так оно и есть, ваша светлость, я им дорожу.

Морган поправил манжеты и отошел от зеркала.

– В таком случае, Симмонс, запомните: не нужно, чтобы моя женитьба стала известной в Лондоне, куда мы отправляемся вскоре.

– От меня об этом не услышит никто, сэр, я обещаю.

Морган кивнул, вышел из комнаты и по коридору направился к лестнице. Церемония должна была состояться в гостиной. Летиция Твиттингдон и Фредерик Хезвит будут свидетелями со стороны жениха и невесты. Моргану это даже нравилось, поскольку придавало всему вид фарса, чем и было на самом деле.

Он не спрашивал согласия Каролины, даже не искал встречи с ней в последние десять дней. Они вообще не виделись с тех пор, как герцог объявил о предстоящем бракосочетании. Это произошло за ужином, и Морган, не дожидаясь реакции девушки, бросил на стол салфетку и вышел из комнаты. Часом позже он покинул «Акры» и вернулся только сегодня утром, за три часа до церемонии.

Ему до сих пор трудно было поверить, что он участвует в этом безумии. Неужели он был таким слабым и бесхребетным? Зная, что отец его ненавидит, он все же женится на Каролине Манди в надежде завоевать расположение этого человека? Хуже того, он непрестанно думал о сегодняшнем вечере, когда они с Каролиной останутся одни в его комнате и он сможет завершить то, что начал тогда на одеяле.

Чем подкупила его эта вспыльчивая девочка-сирота, что в ней притягивало и воспламеняло его? Ее честность, граничившая с грубой откровенностью? Причудливая смесь невинности и сурового жизненного опыта? Ее ранимость? Ее проницательные зеленые глаза? Или то, как она обнимала его, дрожа под ним и шепча: «Я люблю вас. Я очень вас люблю»? Неужели он так нуждался в любви? Ведь он прекрасно обходился без нее все эти годы.

Он обернулся на какой-то странный звук и увидел Летицию Твиттингдон, выглядывающую из-за двери, ведущей в соседнюю комнату – в ту самую, где будет спать сегодня его покорная жена. Если он позволит ей заснуть.

– В чем дело, мисс Твиттингдон? – мягко обратился он к пожилой даме, отметив, что ее волосы изменили цвет.

К несчастью, они были теперь голубыми.

– Могу я поговорить с вами, ваша светлость? – спросила она, приглашая его в соседнюю комнату.

– Конечно. – Вздохнув, Морган последовал за ней. Он был готов заняться чем угодно, лишь бы оттянуть неизбежную свадебную церемонию.

Комната была завалена цветами – розами, лилиями, ветками сирени. Синими и красными, желтыми и белыми. Вазы всех мыслимых размеров и форм заполняли комнату. Стоял терпкий удушливый запах.

– Вы довольны, ваша светлость? – спросила Летиция. – Это небесный сад. Бетт помогла мне. Чудесное местечко для счастливой совместной жизни моей дорогой Дульцинеи и ее Дон Кихота.

– Боже милостивый, – пробормотал Морган, с трудом скрывая отвращение, затем быстро улыбнулся: – Спасибо, мисс Твиттингдон. Вы проделали… удивительно плодотворную работу, Я уверен, что Каролина очень довольна.

– Не будем о ней говорить. Каролина ведет себя как упрямая проказница. Даже не хочу говорить вам о тех неприятностях, которые она мне причинила за последние дни; она отказывается меня слушать, когда я пытаюсь рассказать ей о первой брачной ночи. И говорит всем, что этот брак – не ее идея. Но сейчас она одевается с помощью Бетт и скоро спустится вниз. Дульцинея – это совсем другое дело.

– Мисс Твиттингдон, – осторожно обратился к Летиции Морган, отметив, что его собеседница все глубже погружается в мир иллюзий, – Каролина и Дульцинея – это одно и то же лицо.

Она отвергла это утверждение взмахом руки.

– Так-то оно так, но я предпочитаю Дульцинею. Она несравненно более податлива и послушна. Каролина Манди теперь все реже проявляет свой характер, она даже стала говорить языком, подобающим леди. Если не считать того, как она отзывается о вас, ваша светлость. Тут сказывается пагубное влияние этой ужасной ирландки. Но замужество все изменит. Вы сумеете все это исправить. Маленький, прекрасный ребенок, которого вы будете холить и лелеять, все изменит. Дети – это, знаете ли, необычайно важная сторона жизни. Вы должны подарить Дульцинее ребенка – много детей. Когда у вас есть дети, которых вы любите, вы никогда не попадете в Вудвер.

– Уверен, что вы правы, мисс Твиттингдон, – заявил Морган, заметив, что в глазах у Летиции стоят слезы. Должно быть, он судил о ней слишком поверхностно, считая, что она просто жалкая эксцентричная старая дева, хотя и безобидная. Возможно, нелишне будет поручить его агенту в Лондоне навести справки о ней и об инфернальном Лоуренсе. – Не пора ли нам спуститься вниз?

– Через секунду, ваша светлость. У меня должен быть цветок в волосах. Белый подойдет, как вы думаете? Нет, белый – это символ чистоты. Лучше розовый. Я выбираю розовый цветок. Ах, у меня слишком мало волос, чтобы в них удержался цветок. Не думаете ли вы, что живые тюрбаны причиняют массу неудобств?

Морган беспомощно развел руками, не находя ответа на вопрос собеседницы.

– Вы можете засунуть его за ухо, – предложил он наконец, чувствуя, что у него начинает болеть голова.

– За ухо или…

– Ферди! – Морган резко обернулся и увидел карлика, прислонившегося к дверному косяку, который был одет в великолепный темный костюм, необычайно похожий на костюм Моргана, как если бы Ферди тоже был женихом, только в миниатюре. – А я думал, что ты давно внизу, опекаешь невесту, глядя на нее влюбленными глазами.

– Позвольте вам заметить, мисс Твиттингдон, вы выглядите как картинка, – сказал Ферди, оттолкнувшись от дверного косяка и входя в комнату. – Правда, настоящая картинка. Вы согласны, ваша светлость? Каролина просит вас, Летиция, спуститься вниз; она, собственно говоря, послала меня за вами. Почему бы вам не пойти прямо сейчас, а я тем временем провожу его светлость вниз, в гостиную. Мы ведь не хотим, чтобы он потерялся, не правда ли?

Мисс Твиттингдон внезапно приложила руку ко рту, словно забыла о чем-то важном, затем быстро проскользнула мимо Ферди, направляясь к двери. В последний момент она повернулась и сообщила:

– Я собираюсь наплакать целое ведро слез во время церемонии. Это будет великолепная шутка! – Затем она поспешила в комнату Каролины, крича по пути: – Я иду, моя драгоценная Дульцинея! Я иду!

– Ее башка кишит летучими мышами, – сухо заметил Ферди, выбирая цветок и вставляя его в петлицу сюртука. – Я до сих пор не могу понять, как вы согласились взять ее в Лондон, упорно отказывая в этой чести мне. Если кто-нибудь и может испортить вам игру, так это добрая старая Летти. Не подумайте, что я жалуюсь, высокочтимый господин жених, я и так поеду в Лондон. – Он выпятил грудь, вздернул подбородок и подмигнул Моргану. – Я всегда знал, что мне это удастся – не мытьем, так катаньем.

– Поздравляю вас, – насмешливо отозвался Морган, жалея, что Ферди так мал и он не может отколотить его. – Ты хотел поговорить со мной? Только не уверяй, что хочешь проинструктировать меня насчет супружеских обязанностей.

Ферди улыбнулся; он не выглядел счастливым.

– Я никогда не осмелился бы на это. Нет, я собираюсь поговорить с вами совсем о других вещах, хотя мне очень не хочется этого делать. – Когда он бросил на Моргана взгляд снизу вверх, улыбка на его лице окончательно увяла, сменившись выражением любопытства. – Сейчас вы просто ненавидите Каро, не правда ли? Вы ненавидите ее за то, что она рассказала мне про вашу прогулку в полях.

– Я ни к кому не питаю ненависти, Ферди, – ответил Морган, не желая показывать карлику, что он угадал. – Это чувство непродуктивно. Я просто делаю то, что должен делать.

– Допустим. Но я должен сообщить вам кое о чем до брачной церемонии. Видите ли, Каро не сказала мне ни слова о том, что вы с ней делали. Я был в кабинете, когда она зашла туда с вами, чтобы выяснить отношения.

Морган поклонился карлику:

– Прими мои извинения, Ферди, за то неблагоприятное мнение, которое я имел о тебе последние дни. Ты достойный человек.

– Вы мне не верите? – Ферди сделал шаг вперед и сжал кулачки. – Как вы можете не верить мне? Я был там, клянусь! Я спрятался за шторами в оконном проеме. Я… я прятался там все время, с тех пор как вы запретили мне входить в кабинет без спроса. Я не могу войти… если я уже там. Я говорю вам истинную правду. Каро не говорила мне ничего!

– Что, конечно, объясняет, почему ты посчитал необходимым объявить герцогу, что я скомпрометировал Каролину, учитывая, что ты любишь эту девушку и желаешь ее для себя. Что-то у тебя не сходятся концы с концами. Я тоже умею быть наблюдательным, Ферди. Теперь Каролина для отвода глаз кричит на каждом углу, что она категорически против нашего брака. Хотя это замужество даст ей титул и богатство, какие ей и не снились. И – мы чуть не забыли – этот брак обеспечивает и тебе пожизненное пропитание и навсегда освобождает от страха перед Вудвером. Не сомневаюсь, что она тебе это пообещала в награду за то, что ты прибежишь к моему отцу с той басней о моем надругательстве над ней. Так в чем же дело, Ферди? Ведь все получилось так, как вы задумали. Или Каро начала беспокоиться, что я на этот раз на законных основаниях воспользуюсь ее телом? Несомненно, теперь эта мысль тревожит ее. Не потому ли она послала тебя сюда? Но она немного опоздала. Я не верю ни тебе, ни ей.

Морган был очень зол. Разве недостаточно того, что он согласился принять участие в этом фарсе, именуемом браком? Так она еще поручила верному Ферди убедить его в том, что она непричастна к сделке? А он еще был настолько глуп, что восхищался ее честностью. Он давно должен был понять, что в этом мире нет человека, которому можно верить. Которого можно было бы любить.

– Повторяю вам, что Каролина понятия не имела о том, что я сделал. Не говоря уже о том, что она никогда не давала мне такого поручения. – Тут Ферди подошел к Моргану почти вплотную и торжественно произнес:

– Я правду говорю, но ты не веришь мне, маркиз.

Тебе всего дороже месть, а девушке – каприз.

Использовать ее нельзя, ей не к лицу позор.

Теперь она твоя навек – и кончен разговор!

Продекламировав свое последнее творение, Ферди пнул Моргана ногой под коленку и вышел из комнаты. Маркиз смотрел ему вслед, чувствуя себя более бесчестным, чем когда-либо. То, на что намекал Ферди, было еще не самым худшим. Когда Морган слушал стихи карлика, ему в голову пришла очень интересная идея, как использовать Ферди в Лондоне с выгодой для себя.

Морган понимал, что думать об этом постыдно; он презирал себя за то, что эта мысль пришла к нему в день свадьбы. Но маркиз давно перестал спорить со своим разумом, когда тот обдумывал план мести Уилбертонам. Если он и был одержим, то его одержимость распространялась только на стремление отомстить за смерть Джереми, за горе отца и, может быть, – только может быть, – за себя. Все другое – включая Каролину Манди и его самого – было второстепенным. Главное – месть.

Однако скоро ему предстоит стать женатым мужчиной. Хотела того его невеста или нет, была ли она ученицей Персика О’Хенлан или непорочной девой Ферди, Морган, как джентльмен, не должен заставлять ее ждать. Он взял белую розу и точно так же, как это сделал Ферди несколько минут назад, сунул ее в петлицу. Затем вышел из комнаты, чтобы присоединиться к своей невесте в гостиной.