Текст книги "Невеста Единорога"

ГЛАВА 17

Все зависит от ситуации, сэр; когда человек знает, что его повесят через две недели, это изумительно концентрирует его ум.

Сэмюэль Джонсон

– Ты хорошо себя чувствуешь, Дикон? Сегодня вечером ты выглядишь немного рассеянным, и мне не нравится цвет твоего лица. Ты слишком бледен. Может быть, пришла пора оставить эту затею – жить отдельно – и вернуться домой, к нам?

– Ты опять взялась за старое, Фредди? – Томас Уилбертон с силой опустил кулаки на обеденный стол, отчего задребезжали хрустальные приборы. – Почему бы снова не напялить на него короткие штанишки? Может быть, ты засунешь ему в рот одну из своих обвислых сисек и…

– Ах, мама, сиди, – устало попросил Ричард, когда леди Уитхемская начала подниматься из-за стола, собираясь покинуть столовую. Он находился в состоянии какого-то оцепенения и больше не ощущал ни боли, ни смущения, ни, тем более, страха. – Пожалуйста, мама, – добавил он, вымучивая слабую улыбку.

Ричард посмотрел на своего отца, который сидел с открытым ртом и казался довольным поведением сына. Сейчас он вынужден будет его разочаровать.

– Папа, нам необходимо поговорить перед сегодняшним вечерним приемом у Блейкли.

– Ты собираешься сделать предложение мисс Уилбер, Дикон? Не потому ли в нашем приглашении – таком неожиданном, полученном в последнюю минуту – сказано, что предстоит обсудить нечто важное? – быстро спросила его мать. – Она очень милый ребенок, по крайней мере, показалась мне такой, когда мы ходили в театр на прошлой неделе. Такие приятные манеры. Очень воспитанное и хорошенькое маленькое существо. Томас, ну разве это не чудесно? Наш Дикон, обрученный с воспитанницей герцога! Это именно то, на что ты надеялся, – и даже более того.

– А что, у нее хорошее приданое, Ричард? – спросил граф, пристально глядя на сына. – Надеюсь, у нее достаточно объемное брюхо, чтобы подарить мне внука? Моя кровь не исчезнет с лица земли! Там нет титула, но…

– Я не собираюсь жениться на Каролине Уилбер, – отрезал Ричард так злобно, что граф, помрачнев, откинулся на спинку кресла. Как здорово – не чувствовать страха перед отцом, не опасаться разоблачения, не бояться жить и умереть. – Насколько мне известно, существуют законы, запрещающие браки между двоюродными братом и сестрой.

– Двоюродные брат и сестра? Ты и Каролина Уилбер? Но это невозможно, Дикон. Я не понимаю! – леди Уитхемская встала, но, вместо того чтобы выйти из комнаты, обошла вокруг стола и остановилась рядом с сыном. – У тебя нет двоюродной сестры, Дикон, с тех пор, как Генри и Гвен были убиты разбойниками, и маленькая Каро… Каро? О Боже! – Она взглянула на мужа. – Томас! Ты думаешь… можно предположить…

– Замолчи, Фредди, – приказал Томас Уилбертон, глядя на Ричарда, который пристально смотрел на отца, наблюдая за его реакцией. Но не заметил ничего, кроме злости и, может быть, некоторой доли лукавства. – И убери руку с его плеча, черт тебя побери! Ради Бога, он взрослый человек, и это женское баловство ему ни к чему. Ричард, я думаю, ты должен объясниться.

Несколько бессонных ночей, проведенных в раздумьях, предположениях, попытках проникнуть в мысли Моргана, привели к тому, что он придумал единственную правдоподобную версию. Приглашение, кажется, подтверждало это.

И теперь, когда до визита осталось меньше трех часов, ему ничего не оставалось делать, как ознакомить отца с результатами своих размышлений. В конце концов, отец и без того не любил его. Его признание мало что изменит.

Он решился на разговор исключительно ради матери. Ее нужно было подготовить, предостеречь. Если крах семьи Уилбертонов был ценой, которую Морган запросил за измену Ричарда, то он должен предупредить об этом мать. Тогда он сможет поддаться искушению и, ничего не предпринимая, как бы со стороны наблюдать за местью Моргана.

Его не беспокоила возможная утрата титула или наследства. Все это может быть потеряно уже завтра, равно как и его доброе имя, слава героя, уважение и восхищение людей. Не это интересовало его в первую очередь. Он с удовольствием обменял бы все это на мир в душе и на несколько ночей спокойного сна. Другое дело – его отец. Граф заботился об имени, о славе. Его тешила мысль, что его единственный сын – почти во всех отношениях разочаровавший отца – был национальным героем. Единственное, чего не мог позволить себе Ричард, – это нанести вред памяти Джереми. И дополнительный вред Моргану. Осталось только убедить отца в том, что маркиз Клейтонский жаждет мести.

А если месть Моргана приведет к уничтожению (в буквальном или в переносном смысле) Томаса Уилбертона? Что ж…

– Я согласен, папа, – сказал он наконец, поворачиваясь, чтобы поцеловать руку матери, лежавшую на его плече. Сейчас, как и всегда на протяжении тридцати лет, она безуспешно пыталась защитить сына от мужа. – Да, настало время объясниться, поскольку ты никогда не понимал меня. Прежде всего, вынужден разочаровать тебя относительно того, что ты называешь продолжением рода. Мой дорогой сэр, я с большим удовольствием и величайшим облегчением информирую вас, что вообще не намерен жениться, тем более – производить тебе внуков. Видишь ли, я имел и, клянусь, буду иметь только одного любовника – и тот умер уже три года назад.

Морган стоял в гостиной у двери и улыбался, наблюдая за тем, как Каролина оживленно беседует с его отцом. Ее доброта и преданность сделали так, что Моргану захотелось схватить ее за руку, вывести на улицу и объявить всем, что это его жена – его Каро!

В это утро он ушел от нее на рассвете, неохотно, трижды возвращаясь, чтобы поцеловать ее на прощание, и ушел только потому, что день намечался тяжелый.

Он должен был столько всего рассказать ей, раскрыть перед ней столько секретов, которые долго, слишком долго таил в сердце. Но прошлая ночь была для этого неподходящим временем. Прошлая ночь была временем их соединения, временем закладки первого камня в фундамент той жизни, которую они построят вместе.

Теперь более чем когда-либо он желал, чтобы все поскорее закончилось. Он хотел оставить прошлое позади – теперь, когда у него есть будущее, когда Каролина дала ему возможность смотреть в это будущее с самыми смелыми ожиданиями, с надеждой на счастье.

Но до этого предстояло решить немало проблем. Так, Ферди и мисс Твиттингдон, с которыми он связался только для того, чтобы добиться от Каролины покорности и послушания, теперь осложняли ситуацию и порождали трудности, которые необходимо было преодолеть, прежде чем покончить дело с Ричардом. А он должен был покончить с этим делом, каким бы отвратительным оно ему ни казалось. Он породил цепь событий, которые должны быть доведены до логического завершения; он запалил фитиль – и дело кончится взрывом, хочет он того или нет. Ричард был неглупым человеком. Он должен был что-то заподозрить, – возможно, он уже в основном разгадал замысел Моргана. Теперь уже слишком поздно поворачивать назад.

У него уже не было выбора. Идти вперед было опасно; но еще более опасно – выйти из игры.

– Как к Понту напрямик

Теченье льдистое с упорством неустанным,

Назад не оборачиваясь, держит

Курс на Пропонтик и на Геллеспонт,

Так мысль жестокой поступью идет

Проклятая, не ведая смиренья,

Пока в итоге яростная месть

Ее не поглотит…

Морган взглянул на Ферди, который на этот раз надел не бархатный, а темно-синий костюм, сшитый ему по случаю свадьбы. Свадьба. Жалкий фарс, пародия на свадьбу. Каролина заслуживала лучшего. Он что-нибудь придумает на этот счет, когда покончит со всем этим делом.

– Это было очень мило, Ферди, – сказал он, улыбаясь. – Однако должен сказать, что это плагиат.

Широкая улыбка Ферди преобразила его в шаловливого мальчишку с глазами мертвеца.

– Шекспир. Да, я знаю. Но когда речь заходит о мести, я смиренно уступаю место мастеру. Так мысль жестокой поступью идет – согласитесь, это неплохо сказано. Так точно, так сбалансированно.

– Как я уже имел случай заметить, ты можешь быть на редкость сентиментальной маленькой бестией.

– Благодарю вас, ваша светлость, вы мне льстите, – ответил Ферди, кланяясь. – Вы поговорили с Твитт? О Боже, я вижу, сегодня вечером они бордовые! Как вы думаете, часть этой краски не просачивается ей в мозги?

В комнату вошла мисс Твиттингдон, одетая в бордовый атлас, и цвет ее волос – что уже отметил Ферди – как нельзя лучше соответствовал одежде. Она села в кресло и уставилась в пространство с отсутствующим видом.

Морган надеялся, что она скоро придет в себя и порадует этим Каролину. Кроме того, он и сам полюбил пожилую женщину и ее рассказы о Дон Кихоте. И он получил большое удовольствие от встречи с Лоуренсом Твиттингдоном, произошедшей несколько часов назад.

– Нет, Ферди, я с ней ни о чем не говорил. Пускай с ней разбирается сам Лоуренс, когда прибудет к нам со своей женой и дочерью. Как я уже тебе говорил, мой агент навел о нем справки. Это удивительно, как простое упоминание о происхождении его жены полностью примирило сэра Лоуренса с мыслью о том, что его дорогая сестра имеет полное право жить собственной жизнью там, где она захочет, а не в стенах Вудверовой лечебницы.

– Иногда общение с вами может доставить большую радость, Морган Блейкли, – заметил карлик и сморщился, без особого успеха пытаясь воспользоваться моноклем, который ему купили с позволения герцога. – Хотя, если хотите знать мое мнение, вы позволили ему слишком легко отделаться. Дочь рыботорговца! Да вы могли сделать так, чтобы над ним смеялся весь Лондон. Даже я – уродливый и непризнанный сын пэра – отвернул бы нос от торговца рыбой.

– Одна неделя в обществе, небольшая популярность и монокль. Значит, этого достаточно, чтобы сформировать сноба? Меня всегда это удивляло. – Морган поймал взгляд Каролины, и она послала ему воздушный поцелуй. Развязная девчонка! – Но мы должны поговорить о более важных вещах. Тебе следует вести себя безукоризненно сегодня вечером, когда ты встретишься со своим отцом. Я пригласил его только для того, чтобы прояснить ситуацию – дать ему понять, что мы знаем, кто он, и пообещать, что никому об этом не скажем, если он сам согласится хранить молчание. Я хочу также уладить взаимоотношения между мисс Твиттингдон и ее братом на глазах у графа Уитхемского, чтобы потом…

– Ваша светлость.

Твиттингдон обернулся и увидел крайне встревоженного Гришема.

– В чем дело? – спросил он, недовольный, что его прервали.

– Мне очень не хотелось беспокоить вас, но делать нечего: я вынужден просить вас пройти со мной на кухню.

Морган с трудом удержался, чтобы не выругаться. Дворецкий иногда создавал лишние сложности.

– Так в чем дело, Гришем? Горит дом?

Дворецкий открыл было рот, но был прерван громкими криками, раздавшимися из-за двери:

– Держи свои грабли подальше от меня, ты, грязный англичанин! Я пришла посмотреть на мою Каро, и я ее увижу, даже если для этого придется выцарапать тебе глаза. Каро! Каро! Где ты прячешься, девочка моя? Твоя любящая Персик пришла к тебе.

– Простите, сэр, – тихо сказал Гришем, когда Персик ворвалась в прихожую. Ее грязные, нечесаные рыжие волосы и рваные лохмотья убедили Моргана в том, что жизнь не церемонилась с ирландкой с тех пор, как он видел ее в последний раз.

– Ох! Так вот вы где, ваша светлость! – радостно воскликнула она, одарив маркиза улыбкой почти беззубого рта. Она закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. – Желаю вам приятно провести вечер. Ваш привратник, разрази его гром, не хотел меня пускать, сказал, что Каро здесь нет. Но Персик О’Хенлан не из таких, ее не проведешь, как вам известно.

– Да, – почти весело ответил Морган, удивляясь тому, что его едва ли не радует приход этой женщины. – Думаю, все мы прекрасно знаем, какой вы одаренный человек, мисс О’Хенлан. А как насчет канделябров моего отца? Надеюсь, вы нашли им применение, и они украшают чей-нибудь дом?

Она оттолкнулась от двери, которая тут же открылась, и Гришем дал знак привратнику приступить к исполнению своих обязанностей, затем дворецкий поклонился Моргану и снова извинился.

– Вы ведь не собираетесь привлечь меня за кражу, ваша светлость? Не будете же вы поднимать шум из-за нескольких граммов серебра? Я бы сдохла в том доме, если бы прожила там немного дольше. А жить-то мне на что-нибудь нужно! – Ее улыбка сделалась еще шире. – Но теперь я вернулась повидать Каро, мою девочку. Вы смотрели на нее как-то по-особому, вот я и подумала, что не буду хорошей матерью, если не прослежу, чтобы с моей девочкой обращались, как полагается.

– Матерью? – бесстрастно переспросил Морган. – Что вы затеяли, мисс О’Хенлан?

Персик подошла поближе и подбоченилась, с отвращением оглядев Ферди:

– Никакой игры, сегодня я говорю чистую правду, ваша светлость. Я поступила очень плохо, когда позволила вам взять Каро и досыта накормила вас ложью, которую вам хотелось услышать. Я состряпала это блюдо из кусочков и огрызков того, что слышала несколько лет назад от одного господина, шаставшего вокруг приюта в поисках Каролины и желавшего употребить ее для каких-то своих целей. Кое-что я добавила и от себя. Но недавно меня посетило раскаяние, и я поняла, что должна прийти к вам и облегчить свою душу, убедившись, что с моей девочкой все в порядке.

Морган заметил, что Каролина и его отец стоят за ним возле двери в столовую, находясь вне поля зрения ирландки.

– Понимаю. Значит, вы утверждаете, что солгали мне тогда в приюте. Каролина – ваш ребенок, и для того чтобы облегчить жизнь своей дочери, вы воспользовались информацией, полученной от какого-то джентльмена около пятнадцати лет назад. Я правильно вас понял, мисс О’Хенлан?

– Это так же правильно, как и то, что маленький парнишка, стоящий рядом с вами, – это самое безобразное из Божьих созданий, ваша светлость. А теперь скажите, где мой сладкий ангел, где моя девочка?

– Она стоит перед тобой, Персик, – холодно объявила Каролина, выходя вперед из-за спины Моргана.

Одетая в бледно-розовое платье, с сияющими при свете канделябров волосами, она ничем не напоминала ту Каролину, которую Персик много лет назад опекала в приюте, а потом отправила в Вудвер. И все же Морган знал, что, несмотря на красивую одежду и уже довольно изысканные манеры, в его жене никогда не иссякнет благодарность к этой женщине.

– Не решила ли ты сегодня разыграть из себя нищенку с прицепом?

Ферди потянул Моргана за рукав:

– Что такое нищенка с прицепом? Но напрашивается и более актуальный вопрос: почему бы вам немедленно не вышвырнуть из дома эту беззубую каргу? Она находится в комнате не больше двух минут, а наша Каро уже начала говорить так же, как она.

– Успокойся, Ферди. Каролина сама справится с этой проблемой.

Итак, когда лгала ирландка? Тогда или сейчас? Должно быть, она лжет сейчас. Что касается Моргана, то ему было все равно, родилась его жена аристократкой или появилась на свет в результате случайной встречи трубочиста со шлюхой. Но этот вопрос, несомненно, имел значение для Каролины.

Каролина улыбнулась Ферди, и Морган, следуя ее примеру, решил немного расслабиться.

– Нищенка с прицепом, мой друг, – сообщил он карлику, – это попрошайка, которая пала настолько низко, что нанимает маленьких детей, чтобы вызвать к себе больше жалости. Я правильно объяснил, Персик?

Персик подмигнула Моргану:

– Она у меня сообразительная, не правда ли? Я научила ее всему, что знала сама, когда она была ниже моего колена. Не то чтобы я обучила ее этим длинным словам, от которых скулы воротит. Это сделали вы, ваша светлость. И это у вас здорово получилось! – Она прижала руки к своей тощей груди и быстро заморгала, словно пытаясь сдержать слезы счастья. – А как она одета, со всеми этими финтифлюшками! Это настоящий жемчуг, ваша светлость? Наверное, да, и он стоит кучу денег. Пусть Бог тебя благословит, Каро. А теперь поцелуй свою бедную старую мамочку, которая так любила тебя все эти годы.

Каролина стояла неподвижно и только покачала головой, не говоря ни слова. Возможно, она не была так уж уверена, что ирландка лжет. Морган боролся с внезапно появившимся у него желанием задушить Персика О’Хенлан.

– Морган? Ты думаешь, она говорит правду? – Герцог был необычайно бледен и только переводил взгляд с Персика на Каролину и обратно, словно выискивая намек на семейное сходство. – Я почти начал забывать, даже посмел надеяться, но…

– Я не знаю, отец, – резко прервал его Морган, – и, по правде говоря, мне это безразлично. Нам многое предстоит сделать сегодня, и мы больше не можем терять время. Гришем! – крикнул он и, дождавшись появления дворецкого, отдал ему распоряжение: – Пожалуйста, возьми пистолет, который лежит в кабинете, заряд его и сопроводи мисс О’Хенлан наверх. Если она попытается сбежать – застрели ее.

– Что это такое вы говорите? – Персик быстро посмотрела направо, потом налево, словно выбирая кратчайший путь на улицу. – Ваша светлость, ведь вы не хотите проделать дырку в пожилой леди только за то, что она сказала правду? Принесите мне Библию, что же вы не несете? Я поклянусь на ней, и у вас не останется сомнений. Я поцелую книгу, а не свой палец, и пусть я буду гореть в вечном адском пламени, если я…

– Очень хорошо, сэр! – воскликнул Гришем, прервав Персика на самом возвышенном месте, и щелкнул каблуками. – Это доставит мне огромное удовольствие.

– Морган…

Он повернулся к Каролине, которая умоляюще смотрела на него, видимо не зная, верить ей Персику или нет.

– Мы поговорим об этом потом, детка, я тебе обещаю, – сказал он, поднося ее руку к губам. – Дело в том, что сейчас мы будем иметь удовольствие представить тебя другому родственнику, твоему дяде.

– И сэру Джозефу, – вставил Ферди, в то время как Гришем, выглядевший необычайно внушительно с пистолетом в руке, вел горько жаловавшуюся ирландку к задней лестнице.

Тут раздался стук молотка, и привратник бросился открывать дверь. Вечер, начавшийся не вполне удачно, вступил в новую фазу.

Герцог пригласил всех в большую гостиную, чтобы у гостей не возникло впечатления, что хозяева, затаив дыхание, ждали их в прихожей. Морган ощутил, как маленькая ручка Каролины скользнула в его ладонь, и сжал ее, надеясь тем самым передать жене частицу своей смелости и решимости.

Ричард стоял у камина, сжимая в руке бокал; он был доволен собой, своим самообладанием – едва ли не впервые за многие годы. Как и было задумано, он отступил и словно со стороны наблюдал за действиями Моргана.

Гостиная была элегантной, точно такой, какой Ричард ее запомнил: с высокими потолками, большими окнами, выходившими на сквер, и изящной мебелью, обитой зеленой и светло-желтой тканью. Очень милая, уютная комната, место, где гости могут расслабиться – и быть застигнутыми врасплох. Вряд ли особенно подходящее место для развязки, но этот выбор сделал Морган, не Ричард.

И какой странный подбор гостей! Высокий, с носом, напоминавшим клюв, лишенный подбородка Лоуренс Твиттингдон. Он, его жена и дочь казались очень польщенными приглашением и даже подлизывались к мисс Летиции Твиттингдон, которая, кажется, стыдилась своих родственников.

Ричард взглянул туда, где рядом с Каролиной сидела его мать, комкая носовой платок, с вымученной улыбкой на лице, на котором у нее до сих пор были заметны следы слез. Он предпочел бы, чтобы она осталась дома, но мать настояла на том, чтобы прийти сюда, сказав, что «должна быть поддержкой для своего сына во времени испытаний». Ричард не верил, что она поняла хотя бы половину из того, что произошло. Что она, по-видимому, усвоила, так это то, что ей, к сожалению, не придется баюкать на коленях своего внука. И ей, бедняжке, на самом деле не придется этого делать. Он жил во лжи слишком долго и больше не собирается так жить. Даже ради своей матери.

С графом Уитхемским дело обстояло иначе. Он понял все, что ему было сказано, и Ричард был почти уверен, что его отец – человек, которому очень нравилось быть графом Уитхемским и отцом Единорога, – охотно станет жертвой «шантажа» Моргана, чтобы сохранить свое положение.

Должно быть, все это заняло у Моргана много времени: разработать весь этот план и, главное, раздобыть молодую женщину, способную сыграть роль леди Каролины. Ричард был уверен, что теперь Морган потребует, чтобы его отец признал так называемую Каролину Уилбер своей давно пропавшей племянницей, предоставив ей наследство, которого она лишилась. Разумеется, взамен Морган пообещает хранить молчание относительно его, Ричарда, наклонностей.

По крайней мере, так представил Ричард отцу замысел Моргана.

Только дело обстоит не совсем так. Морган потребует признания Каролины, это несомненно, но только для того, чтобы наказать Ричарда за смерть Джереми, хотя Ричард не сомневался, что Морган никогда в этом не признается. Он скажет только, что решил наказать труса, покинувшего своих товарищей по оружию, а затем выдавшего себя за героя Пиренеев.

Отец Ричарда занял кресло рядом с герцогом и опорожнял рюмку за рюмкой, наливая себе джин из графина, который беззастенчиво прихватил со столика, едва войдя в комнату. Его лицо стало вишнево-красным, пот проступил на лбу. Он только кивал в ответ на утонченно-вежливые замечания герцога о погоде, плачевном состоянии здоровья короля и возможности того, что в Англии будет наконец приятная весна. На этот раз его громогласный отец казался едва ли не немым.

Ричард подумал, что Морган мог бы поблагодарить его за то, что он довел своего отца до такого состояния, в котором граф готов был принять любые условия.

Он не знал, должен ли ощущать себя виноватым перед отцом, но потом решил, что не следует увеличивать число своих грехов еще и лицемерием. «Сообщение, что его единственный сын является „мужчиной-модисткой“, как деликатно называет дорогой отец персон, подобных мне, – подумал Ричард, улыбаясь, – произвело такой эффект, какого не могли произвести бесчисленные мамины „пожалуйста, Томас“«.

– А, ты улыбаешься, Ричард. Как приятно видеть, что ты в хорошем настроении, хотя я не могу сказать того же о твоем отце, который выглядит очень расстроенным, – произнес Морган, оказавшийся совсем близко от него.

– Ты все такой же мастер подкрадываться, не производя ни звука, и наносить удар неожиданно, – заметил Ричард, вглядываясь в темные глаза Моргана. – Ты помнишь Китинга, Морган? Он стал носить амулет, чтобы защититься от твоего колдовства.

– Китинг погиб от первого же залпа. И я видел, как забили до смерти Пиппина.

Ричард закрыл глаза, борясь с подступавшей к горлу тошнотой. Он вспомнил Пиппина, самого молодого из солдат и такого услужливого, что все просили его помочь написать письмо родителям.

– Морган, я…

Морган, улыбаясь, поднял руки:

– Нет, Ричард. Своими извинениями ты только все испортишь. Ты опоздал на три года. Мы тебя не дождались: ни Джереми, ни Пиппин, ни я. Ты видел Фредерика? Его отец должен прийти с минуты на минуту.

Ричард пытался осмыслить последнее замечание Моргана.

– Его отец? Ты пригласил отца своего пажа? Ради Бога, зачем? Я уже предостерег своего отца относительно твоего плана, чего ты от меня, как я полагаю, и добивался. Но я должен сказать тебе, Морган, что ты выбрал странных свидетелей мести. Сначала Твиттингдон, а теперь еще и отец Фредерика. Я не понимаю.

От улыбки Моргана у Ричарда мурашки побежали по спине.

– Месть? Похоже, ты свихнулся на этой теме. Мой дорогой друг, о чем ты говоришь? У нас всего лишь семейная вечеринка. Ах, вот и сэр Джозеф. Пожалуйста, извини меня, Ричард: по просьбе отца я выполняю обязанности хозяина дома.

Ричард посмотрел в направлении двери и увидел, как в комнату вошел сэр Джозеф Хезвит. Его немолодое, но еще красивое лицо было темнее тучи. Хезвит – отец Фредерика? В это невозможно поверить! Непостижимо! Ричард прислонился к камину и легкая улыбка заиграла в уголках его губ, когда он смотрел, как Морган пересекает комнату, чтобы приветствовать сэра Джозефа. Сначала Твиттингдон, который ведет себя так, как будто для него счастье признать старую курицу с бордовыми волосами своей возлюбленной сестрой, а теперь Хезвит – отец карлика. Ах, Морган, дружище, одно удовольствие наблюдать за тобой, даже если знаешь, что скоро сам станешь твоей жертвой.

– Где он? Черт вас побери, Клейтон, где вы его прячете? Я слышал о вашем проклятом карлике, но никогда не верил… мне и в голову не приходило… Где он, разрази вас гром?

– Сэр Джозеф! – воскликнул Морган, изображая искреннюю радость и протягивая руку для приветствия. Ричард знал, что искренний Морган наиболее опасен. – Какое удовольствие видеть вас! Когда это было в последний раз? Может быть, у Уайтов? Нет, тогда вас нигде не принимали, не так ли? Что-то связанное с необыкновенным везением в картах, насколько я помню. Извините, что упомянул об этом. Но, отвечая на ваш вопрос, скажу: Ферди – «проклятый карлик», как вы его назвали, – находится где-то здесь, скорее всего он наряжается, готовясь к долгожданному свиданию с любимым отцом, – человеком, который лишил его наследства, запер в сумасшедшем доме, а затем объявил себя бездетным.

По комнате пронесся общий вздох, выражавший недоверие к словам Моргана, смешанное с возмущением. «Да, – подумал Ричард, отхлебнув из бокала, – это, пожалуй, интереснее, чем любая пьеса».

Глаза сэра Джозефа зловеще сузились.

– Зачем вы это делаете? Какой смысл поступать подобным образом?

«Это очень хороший вопрос, сэр Джозеф, – подумал Ричард. – Хотя я, кажется, начинаю понимать, зачем Морган это делает. Это, в самом деле, великолепно. Все запутано, но до изумления просто».

Все смотрели на Хезвита: некоторые с недоумением, иные с подозрением, другие с нескрываемым отвращением. А сэр Джозеф смотрел на них, видя в этом реакцию общества в миниатюре и зная, что его привлекли к суду – и приговорили.

– Ложь! Все это ложь! – взорвался сэр Джозеф. Морган меж тем отступил на несколько шагов, оставив Хезвита одного в центре комнаты. Сэр Джозеф посмотрел на Каролину, потом на опечаленного герцога, на плачущую мать Ричарда, на очевидно смущенного Лоуренса Твиттингдона и наконец на графа Уитхемского, который – правда, с меньшим энтузиазмом, чем это было бы при обычных обстоятельствах, – наблюдал за тем, как сэр Джозеф на его глазах теряет последние остатки самообладания.

Сэр Джозеф едва ли не бегом направился к Ричарду и обеими руками схватил его за локоть. Неужели этот человек решил, что отыскал союзника?

– Вы… поможете мне. Вы можете – вы Единорог! Помогите мне! Кто-нибудь должен мне поверить. Я говорю правду. Я клянусь! У меня нет сына! У меня… нет… сына!

Ричард Уилбертон так посмотрел на руки сэра Джозефа, что тот быстро их убрал.

– Мой дорогой сэр, – вежливо обратился к нему Ричард, – я вам сочувствую. Многие из нас хотели бы поменять свои родственников, если бы это было возможно. Я думаю, например, что Фредерик тоже не испытывает особой радости, признавая такого идиота, как вы, своим отцом.

– Ненависть за ненависть, боль за боль.

Бухгалтер-смерть сведет их все на ноль.

Кто опровергнет правосудье смерти?

Подлунный мир запомнит имя Ферди!

Ричард увидел стоявшего в дверях Фредерика Хезвита, одетого не в бархатный наряд пажа, а в строгий, прекрасно сшитый костюм, очень напоминавший костюм Моргана. Он выглядел очень странно: короткие, скрюченные ножки, короткие ручки, выпяченная грудь и большая, похожая на дыню голова; его детские ручонки заметно дрожали, с трудом удерживая пару тяжелых длинноствольных дуэльных пистолетов.

Ричард перевел взгляд на Моргана, стоявшего неподвижно между Фредериком и сэром Джозефом со скорее печальным, нежели встревоженным выражением лица.

– Опять стихи, Ферди? А я думал, что мы договорились отказаться от этого. К сожалению, это правда, и некоторые люди не видят того, что у них перед глазами, пока им на голову не свалится кирпич. Эти пистолеты, однако… я думаю, это уж слишком.

– Замолчите, Морган! – выкрикнул Фредерик, вызвав восхищение Ричарда, – Вы свое дело сделали. Вы заставили его прийти в этот дом. Теперь моя очередь.

– Я полагаю, ты собираешься застрелить его, – лениво протянул Морган, доставая из жилетного кармана табакерку. – Ты не будешь сильно возражать, если я удалюсь из сектора обстрела? У меня вызывает опасение дрожь твоих рук, мой маленький друг, и мне не хотелось бы, чтобы одна из этих штуковин бабахнула, пока я представляю собой мишень. Ричард, ты поступишь осмотрительно, если ретируешься вместе со мной. Это дело Ферди, не мое.

Ферди быстро взглянул на Моргана:

– Вы… ведь вы не собираетесь мне помешать? Я, знаете ли, хочу убить его. Он это заслужил.

– Несомненно, так оно и есть, Ферди. Вперед! Действуй! Прямо сейчас, пока он стоит у камина. Мне не хотелось бы, чтобы служанке пришлось отмывать кровь сэра Джозефа с этого прекрасного ковра.

– Нет, подождите! Я должен был так поступить! – выкрикнул сэр Джозеф, падая на колени к ногам Ричарда и умоляюще глядя на него снизу вверх. – Разве вы не видите? Все стали бы смеяться – посмотрите! Я даже не мог снова жениться, произвести на свет другого ребенка. Что, если бы он получился таким же, как этот? Тогда все решили бы, что это по моей вине. У меня не было выбора. Все, что я мог сделать, – это упрятать его с глаз долой. Вы понимаете? Вы должны понять!

– Нет. Вынужден заметить, что я не обязан понимать. Вам лучше обратиться к моему отцу. Он вам посочувствует. Но, пожалуйста, извините меня. Это новый сюртук, и мне бы не хотелось, чтобы он испачкался, если на него брызнут ваши мозги.

Ричард отошел от сэра Джозефа, испытывая сложные чувства: с одной стороны, его восхищало самообладание Моргана, не растерявшегося от неожиданного развития событий, с другой – он испытывал некоторый страх, опасаясь, что Морган, возможно, недооценил своего пажа. Ферди выглядел достаточно разъяренным, чтобы застрелить своего отца. Кстати, в чем смысл прочитанного стихотворения? И зачем нужен второй пистолет? Внезапно Ричарда осенила догадка: застрелив отца, Ферди собирался покончить с собой. Понимал ли это Морган?

– Так чего же ты ждешь, Ферди? – подстрекал карлика Морган. – Сегодня еще не седьмое июня, когда тебе исполнится двадцать один год, но до этого уже недалеко. Пора все сбалансировать, Ферди. Конец света приближается, он наступит прямо сейчас – или я не прав? Только знаешь что, Ферди? Я не верю, что он наступит. Этого просто не может быть. У меня, например, есть планы на завтра. Я собираюсь съездить на прогулку с Каро. Возможно, Летиция и мой отец к нам присоединятся. Думаю, мы отправимся в Ричмонд-Парк. Чудесное место. Это просто стыд, что тебя с нами не будет. Но ведь ты не сможешь с нами поехать. Ты же будешь мертв, не так ли? Очень жаль.

Ферди начал подпрыгивать, как избалованный ребенок, не получивший обещанную игрушку.