Текст книги "Жемчужина Санкт-Петербурга"

– Итак, сестричка, позвольте предложить вам чаю.

– Нет, Йенс, благодарю вас, но мне нельзя задерживаться.

Он взял в свои ладони ее затянутые в перчатки руки, и она не стала противиться. Йенс внимательно посмотрел на них.

– Такие маленькие кисти. – Он провел пальцами по ее ладони. – Но какой талант в них заключен.

Голова Валентины качнулась, внутри все вспыхнуло.

– Так о чем вы хотели со мной поговорить? – спросил он, не отпуская ее рук.

– Вы говорили, что у вас есть друг доктор.

– Да, есть.

– Мне нужна его помощь.

Его пальцы сжались чуть сильнее.

– Вы больны?

– Нет-нет, я здорова.

– В таком случае какой же помощи вы от него ждете?

И она рассказала ему о своих неудачах в госпиталях. Слова будто сами лились из нее. Она рассказала о презрительных взглядах, которыми ее встречали, об отказах. Валентина поведала ему, что все, с кем она разговаривала, считали, что она не сможет быть санитаркой. Несмотря на то что санитарок везде не хватало, никто ей не верил.

– Даже наш семейный врач отказался мне помочь.

Она рассказала Йенсу, как все это ее разозлило и как ей хотелось уткнуться головой в стол и кричать от обиды, но вместо этого она пришла сюда, через весь город, на эту широкую улицу, усаженную деревьями, и стала ждать его. Он слушал ее, не перебивая, и, когда она закончила, он не посоветовал ей бросить это занятие. Этого она боялась больше всего: боялась, что его голос присоединится к общему хору, боялась, что он, не понимая, насколько это для нее важно, попытается вырвать из ее рук будущее. Но он не сделал этого.

– Идемте, – коротко произнес он. – Поговорим с доктором Федориным.

– Спасибо.

– Он поможет… Если даже за это мне придется пообещать поддаваться ему в карты весь следующий месяц. Но, – он чуть подался вперед и всмотрелся в ее глаза, – вы уверены, что это именно то, что вам нужно?

Она кивнула.

– Да. Я уверена.

– Что ж. Очень хорошо. Идемте, потолкуем со старым мошенником.

– Вы не могли бы отпустить мои руки?

Он опустил на них взгляд удивленно, с таким видом, будто она потребовала от него чего-то совершенно невозможного.

– Если они вам необходимы. – Он церемонно поклонился и поднес к губам ее кисть. – За будущее санитарки Ивановой.

«Разве такой человек может не нравиться?» – подумала она.

Доктора Федорина они застали в гостиной, где он, сидя на полу, играл в карты со своей пятилетней дочерью. Пытаясь сосредоточиться, доктор почесывал бакенбарды.

– Простите, что не встаю, но Анечка меня бьет по всем фронтам.

Девочка, прижимая карты к маленькой груди, улыбнулась.

– Я в одной игре поддалась папе, – заявила она, потом, увидев, какой картой походил отец, просияла и быстро положила сверху козырь.

Маленькими ручками она сгребла кучку засахаренного миндаля (их ставки), и Йенс, рассмеявшись, потрепал ее по пушистым светлым волосам.

– Аня, твой папа – худший картежник во всем Петербурге, а вот ты станешь одной из лучших.

Девочка положила отцу в рот один орешек, утешительно погладила его по щеке и вскарабкалась вместе с выигрышем на стоящее у окна кресло. Доктор приказал нести вино.

– Итак, чем могу помочь? – Он с интересом посмотрел на гостей.

Йенс представил спутницу.

– Это Валентина Иванова. Ей нужна ваша помощь, друг мой. Она хочет стать санитаркой, но в госпиталях ей отказывают на том основании, что она им «не подходит».

– Это правда? – спросил доктор у Валентины.

– Что?

– То, что вы не подходите для такого занятия?

– Нет.

– Возможно, об этом лучше судить не вам.

Слова эти прозвучали несколько грубо, но девушка не стала возражать. Разве могла она возражать этому мужчине, отцу, который сидел на полу, согнув ноги в зеленых брюках, как кузнечик, и поддавался в карты дочке? Она и не знала, что отцы могут так себя вести.

– Позвольте мне рассказать, почему я думаю, что могу стать санитаркой. – Она серьезно посмотрела на доктора. – Последние семь месяцев я помогаю ухаживать за своей парализованной сестрой. Я изучила анатомию человеческого тела и… – Тут она на миг замолчала, подбирая слова, которые могли бы убедить его. – И я играю на фортепиано.

Доктор удивленно моргнул. Валентина улыбнулась.

– Я хоть сейчас могу научить вашу дочь играть «К Элизе».

У дальней стены гостиной стояло пианино, на его крышке, которая явно давным-давно не открывалась, лежали стопки книг. Девочка, тут же позабыв об орешках, выпрямила спину и замерла, как солдат на плацу.

– Моя жена тоже играла, – негромко произнес доктор. – С тех пор как ее не стало, к пианино никто не прикасался.

– Я вам сочувствую, доктор. И я почла бы за честь, если бы вы позволили мне играть на пианино вашей супруги и учить вашу дочь музыке. Так что, по рукам?

Он с тоской посмотрел на пустой стул у пианино и кивнул.

Валентина направилась к инструменту снимать книги.

– Спасибо вам, Йенс.

Он отвез ее домой в своем экипаже. Но дорогой они мало говорили, предпочитая смотреть на темнеющие небеса и зажигающиеся на мостах огни. В Санкт-Петербурге дни не бывают долгими.

Йенс и Валентина стояли на гравийной дорожке у ее дома, и их тени соединились. Слова прощания не шли.

– Жду не дождусь пятницы, когда мы поедем в ваши туннели, – широко улыбнулась она. Его лицо наполовину скрывалось в темноте. – Очень хочется посмотреть на то, что вы придумали.

– Да.

То, как он произнес это короткое слово, заставило Валентину насторожиться.

– Что-то не так?

– Нет, ничего особенного.

Она заметила, как в его глазах промелькнула усталость, точно он вдруг вспомнил, что на широких плечах его лежит какой-то тяжкий груз, вспомнил, что он обязан оправдывать какие-то ожидания.

– У вас, наверное, очень ответственная работа, да? – пробормотала она. – Верно, тяжело так каждый день.

– Вы почувствуете то же самое, когда станете санитаркой.

– Поскорее бы.

Это наконец-то заставило его улыбнуться.

– Очень хочется увидеть вас в форме.

Она рассмеялась, но все же почувствовала какую-то заминку, как узелок на швейной нитке.

– Во всяком случае, спасибо за то, что спасли меня от жуткой участи. Я бы умерла от скуки, если бы мне пришлось целый день любоваться на то, как взрослые мужчины играют с мечами.

– Со шпагами. Не с мечами.

Она пожала плечами.

– И то, и то – скука.

– А туннели не скука?

– Нет, туннели не скука. Они приносят пользу.

Он отошел от нее на один короткий шаг.

– Валентина.

Ее сердце замерло. Она ждала продолжения.

– Валентина, о чем тот гусар хотел поговорить с вашим отцом?

– Капитан Чернов?

– Да, капитан Чернов.

– Он для меня ничего не значит. Забудьте о нем.

Она повела в морозном воздухе рукой, как будто стряхивая любые воспоминания о Чернове с кончиков пальцев. Над ними не было видно ни звезд, ни луны, на которые можно было бы поднять взгляд.

– Нетрудно догадаться, о чем, вернее о ком, он хотел поговорить. О вас.

– Для меня он ничего не значит, – снова сказала она, на этот раз с бóльшим убеждением, и сделала шаг вперед. – Мне до капитана Чернова нет никакого дела. И никогда не будет.

Он поднял руку, нежно взял Валентину за подбородок и немного повернул ее лицо, так, чтобы на него падал свет висевшей над дверью лампы.

– Обещаете?

– Обещаю.

– Ловлю вас на слове.

Последовавшую тишину нарушило урчание автомобильного мотора и шуршание гравия под колесами. Как некстати вернулся отец!

– Валентина, – тихо промолвил Йенс, отпуская ее подбородок, – никому не позволяйте устраивать за вас вашу жизнь.

Хлопнула дверца машины, и министр широкими шагами направился к ним. Валентина заметила, что сидевший на водительском месте шофер пристально смотрит на нее, но сделала вид, что не видит его, и отвела взгляд.

– Добрый вечер. – Йенс вежливо поклонился ее отцу.

Тот ответил коротким кивком. Генерал Иванов в своей пушистой шубе был похож на медведя, забирающегося в берлогу, когда, удовлетворенно ворча, отпер дверь.

– Валентина, ступай в дом. Побыстрее, пожалуйста. Мне нужно поговорить с тобой.

Не дожидаясь ответа, он скрылся за дверью. Девушка не двинулась с места, пока машина не уехала в сторону гаража. На какое-то время они снова остались одни.

– Йенс, не забывайте, что я пообещала вам.

– Не забуду, – ответил он низким бархатным голосом, от которого у нее по телу пошли мурашки. – Вы не будете себя связывать с капитаном Черновым.

Валентина кивнула и в луче света, упавшем на них из-за двери, увидела, что губы Йенса сложились в улыбку. Но уже в следующий миг он развернулся и направился к своему экипажу. Валентина наблюдала за ним, пока он широкими бодрыми шагами шел к лошади, встретившей его радостным фырканьем, и поняла, что больше не в силах сдерживать те слова, которые так и норовили сорваться с ее языка.

– Йенс.

Он остановился. Свет лампы выхватывал из темноты край его твердого подбородка и часть волос.

– Йенс, а вы сделаете то же самое?

– Что вы имеете в виду?

– Я о той женщине, что носит зеленые платья и смотрит на вас так, будто насаживает на крючок. О той, которая ходит так, точно весь мир принадлежит ей.

Он нахмурился.

– Графиня Серова?

– Да, она выглядит, как графиня. Я о ней.

– И что вы хотите о ней узнать?

– Вы расстанетесь с ней?

Она услышала, как он глубоко вздохнул.

– Расстанетесь? – не отступалась она.

Он двинулся обратно, подняв руку ладонью вверх, как протягивал бы лошади яблоко.

– Это сложно, – произнес он. – Мне будет непросто…

– Понятно. – Зубы Валентины сжались.

– Нет, вы совсем не понимаете. Я обещаю, что у меня не будет с ней ничего такого, что вы имеете в виду, но мне все равно придется бывать у нее, потому что… Валентина, не…

Но было поздно. Она бросилась в дом и захлопнула за собой дверь.

«Это сложно». Что он хотел этим сказать? Неужели он собирался продолжать ездить к графине Серовой? Не мог же он в самом деле думать, что…

– Валентина, – обратился к ней отец. – Я хочу начать с того, что у меня для тебя хорошие новости.

Он все-таки решил позволить ей стать санитаркой! Она облегченно вздохнула и благодарно улыбнулась ему.

– Спасибо, папа!

– Ты знакома с капитаном Черновым?

– Да.

– Славный молодой человек. Я уверен, ты согласишься.

Валентина осторожно кивнула. Помня номер четвертый из своего списка («Сделать так, чтобы папа простил меня»), она старалась не перечить отцу.

– Его отец – граф Чернов, – продолжил он. – Это одна из самых уважаемых фамилий Петербурга. Капитан необычайно богат. Тебе это известно?

– Да, мама как-то упоминала об этом.

– Я хочу, чтобы ты вышла за него.

Слова резанули ее, неожиданно и остро, словно бритвой.

– Папа. – Она не закричала, не стала умолять. Голос ее прозвучал совершенно спокойно. – Я уже говорила раньше, что не собираюсь выходить ни за кого. Я хочу заботиться о Кате.

Какую-то секунду он сосредоточенно смотрел в пол.

– Капитан Степан Чернов попросил у меня разрешения проводить с тобой время. Это большая честь. – Желваки отца ходили так усердно, будто он жевал что-то твердое. – С меня хватит твоих безрассудств, Валентина. Мы с матерью приняли окончательное решение. Поверь, я, как твой отец, знаю, что для тебя лучше. Когда повзрослеешь, еще скажешь мне спасибо.

Стоя на персидском ковре перед отцом, она не шелохнулась.

– Папа, честное слово, я не хочу с тобой спорить, но я не желаю выходить за капитана Чернова. Я уже объясняла, что…

Щеки его налились краской, а тяжелые брови сдвинулись над разочарованными глазами.

– Прошу тебя, Валентина, не перечь мне.

– Или что, папа? Что ты сделаешь? – Она попыталась улыбнуться. – Прикажешь выпороть меня кнутом?

Он подошел к ней, обнял за плечи одной рукой и поцеловал в висок.

– Я благодарен тебе за то, что ты спасла Катю. Но сейчас я прошу тебя сделать это ради меня. Просто выполни мою просьбу.

В ее комнате было холодно, но Валентина не заметила этого. Она стянула с себя одежду, бросила ее на пол, но разве можно снять с себя кожу? Девушка забралась в постель и укрылась с головой. Ее затрясло.

Просто выполни мою просьбу.

Ничего не получалось у нее просто. Ни с отцом, ни с Йенсом.

«Йенс, я же пообещала. Дала слово, что не буду связывать себя с ним. Я же поклялась!»

Холодный ветер за окном ответил ей свистом.

«Так почему, почему, Йенс, ты не дал мне такого же обещания?»

Она усилием воли заставила свое сердце успокоиться, стала ждать, пока в мыслях снова зазвучит его бархатный голос. Минуты шли, но голос так и не зазвучал. И тогда Валентина откинула одеяло.

– Что вы здесь делаете?

От неожиданности Валентина шарахнулась в сторону.

– Ничего. – В темноте она могла различить лишь очертания богатырской фигуры Льва Попкова. Он стоял от нее в десяти шагах, прислонившись плечом к стенке, и, если бы он не заговорил, она бы его так и не заметила. – Ты давно здесь стоишь? – спросила она.

– Давно.

– Следишь за мной? Это отец приказал?

Конюх зарычал, и Валентина услышала, как он сплюнул.

Они находились у задней стороны дома. В это время года днем солнце сюда почти не заглядывало, а по ночам здесь царил лютый мороз. Весь двор был покрыт льдом и слежавшимся снегом. Его-то и скребла Валентина палкой, разгребала руками в перчатках и раскидывала ногами. С величайшим вниманием она обследовала сугроб за сугробом под окном музыкальной комнаты. Она и рада была бы попросить Попкова помочь, но слова будто застряли у нее в горле, поэтому она продолжала поиски молча. Целых пять минут они оба хранили молчание.

– Ищете что-то? – наконец спросил он.

– Да.

– А что?

– Не твое дело.

– Здесь холодно.

Ничего не ответив, она продолжала скрести лед. Еще пять минут прошли в молчании.

– Вы часом не это ищете?

Валентина быстро подняла голову. Казак не двинулся с места, но вытянул руку. Осторожно ступая по льду, она подошла к нему и посмотрела на его огромную лапищу. В центре раскрытой ладони поблескивало что-то металлическое. Валентина схватила этот предмет и крепко зажала в кулак. Это был ключ от рояля.

– Вот мерзавец!

Он рассмеялся. Громко, не сдерживаясь.

Она двинула его по колену палкой, потом отбросила ее и тоже рассмеялась. Промерзшая ночная тишина эхом разнесла их смех по погруженному в молчание двору.

– Вот негодяй, – сказала она и стала пробираться через снежные сугробы к двери.

Виктор Аркин видел, как Попков неслышной поступью вернулся в конюшню. Он наблюдал за ним и тогда, когда этот здоровяк, не обращая внимания на снег и пронизывающий ветер, несколько часов простоял в тени, дожидаясь, пока девушка выйдет искать то, что потеряла. Как будто он наперед знал, что рано или поздно она все же появится. Видел водитель и то, как Попков дразнил ее, пока она не потеряла терпение, и он позавидовал их беззаботному смеху. Как будто Попкову было наплевать на то, как к нему относятся. Она назвала его мерзавцем, и они рассмеялись. Вместе. Аркин никак не мог понять почему.

Сам он всегда чувствовал себя неуютно рядом с женщинами, терялся и не знал, о чем говорить. На тех политических собраниях, на которых он бывал, женщины были шумные и агрессивные. Ему казалось, что этим женщинам больше всего хотелось походить на мужчин. Иногда его охватывало желание поговорить с Валентиной и с ее матерью. Остановить машину и узнать, что у них на уме. В Валентине он чувствовал что-то необычное, какую-то загадку, которую никак не мог разгадать. Именно поэтому она так испугала его, когда застала в подвале церкви с гранатами: он не знал, чего от нее ждать, как она поведет себя после этого. Было очевидно, что она что-то подозревает, но поделится ли она своими подозрениями с отцом? Пойдут ли они с этим в охранку?

Теперь ему предстоит быть как никогда осторожным. Аркин молча вернулся к гаражу, вошел и закрыл за собой дверь. Сердце его беспокойно зачастило, но он знал, что вряд ли кто-нибудь решит наведаться сюда. Здесь было безопасно. Аркин всегда чувствовал одно и то же. Чувствовал огонь, который сжигал его изнутри, ощущал потребность широкими шагами идти в будущее. Жажда действий переполняла его, не давала покоя, и он, решив, что это уймет ее хотя бы на время, направился в самый дальний угол гаража, за машину. Там у стены аккуратно рядком стояли несколько канистр с маслом и картонных коробок с частями мотора, наждачной бумагой, инструментами и прочими железками, которые есть в каждом гараже. Никто не догадается. Никто не копнет глубже.

Только он знал о ящике, зарытом в землю под картонками. Лишь одному ему было известно, что в нем находится.

16

В тот раз Валентину должна была сопровождать Соня. В своем лучшем черном платье и перчатках она сидела, выпрямив спину, на заднем сиденье «Турикума», и Валентина обратила внимание на то, что на ней новая шляпка с красной бархатной ленточкой.

– Увидеть царя для нас большая честь, – заметила Соня, так и сияя.

– Да, это верно.

Она действительно так считала. Но перед собой Валентина видела спину Аркина, и ей вдруг подумалось: что в ту минуту творится в голове этого пролетария?

Когда приехали, место выглядело совершенно не так, как она думала. Валентина ожидала увидеть какой-нибудь деревянный домик рядом с огромной дырой в земле с ведущей вниз ржавой лестницей. Перед выездом она даже представила, как неудобно ей будет спускаться по такой лестнице, и сняла почти все нижние юбки, чтобы было легче переставлять ноги по ступенькам. По настоянию матери, которую больше всего беспокоило то, как будет выглядеть ее дочь в присутствии царя, она надела подбитое лисьим мехом пальто и шляпку, но под пальто на ней было простое шерстяное платье свободного покроя с высокой стойкой, теплое и не стеснявшее движений.

– Волнуетесь? – спросила она медсестру, когда они выходили из машины.

– Конечно. Подумать только, я встречусь с самим царем! Это один из величайших дней в моей жизни. – Соня возбужденно всплеснула руками. – Я и не думала никогда, что удостоюсь такой чести.

Валентина бросила взгляд на лицо Аркина, который стоял у подножки, помогая им выходить из машины, но не заметила ничего особенного. Он сохранял отстраненное выражение, но она готова была поспорить на свою соболью муфту, что он прислушивался к каждому их слову.

– Аркин, – сказала она.

– Да, Валентина Николаевна.

– Когда поставите машину, можете вернуться сюда, чтобы приветствовать царя, когда его величество прибудет. – Она посмотрела прямо в бесстрастные серые глаза. – Если хотите.

– Спасибо, Валентина Николаевна.

Она улыбнулась – это была небольшая месть за тот выстрел из винтовки. После этого она осмотрела здание, в которое им предстояло войти. Вовсе не деревянный домик. Совсем даже наоборот. То было внушительных размеров трехэтажное кирпичное здание с входом, украшенным замысловатой каменной кладкой. Самым удивительным было то, что его фасад не был ровным, а изгибался, точно повторяя форму туннелей, которые расползлись под городскими улицами. Никаких огромных дыр в земле пока что видно не было. Не было видно и казаков конвоя.

Когда она подошла к входу, дверь распахнулась, и сердце Валентины замерло. Прямо перед ней стоял Йенс. Он протягивал ей руку с таким видом, будто уже заждался их и от радости был не в силах сохранять приличествующее случаю спокойствие.

– Добрый день, барышни. Все-таки приехали. А я боялся, что из-за тумана вы передумаете.

Неужели он в самом деле думал, что она не приедет?

Сначала он склонился над рукой старшей из женщин со словами:

– Какое счастье видеть вас, София. У вас чудесная шляпка.

Пухлые щеки женщины вспыхнули.

– Это старье? Я надела ее, просто чтобы в туннеле мне ничего не накапало на голову.

– Как предусмотрительно, – улыбнулся он.

Валентине захотелось вырвать из его руки руку медсестры, но, когда он наконец повернулся к ней, она простила его. Простила ему все, потому что он посмотрел на нее так, будто весь день ждал этого мгновения и всю ночь считал минуты. Он не скрывал этого, позволил ей увидеть свою радость. Она-то думала, что в сегодняшнем тумане глаза его покажутся скучными и бесцветными, но они сияли ярко, как первые ростки травы по весне. Никогда еще она не видела глаз такого цвета. Инженер взял ее руку, и на какую-то секунду ей показалось, что он хотел поднести ее к губам, но Йенс сдержался. Вместо этого он поклонился, так низко, что она увидела его макушку и густые волосы. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не поддаться внезапному желанию прикоснуться к ним.

– Добрый день, Йенс, – спокойно произнесла она.

Их глаза встретились. Валентина все еще не понимала характера его отношений с графиней, но сегодня она решила не думать об этом. На какой-то миг он задержал ее пальцы в своих, но она высвободила руку.

– Все уже на месте? – спросила она. – Готовы к приезду его величества?

Губы его напряглись.

– Боюсь, что его императорское величество задержан неотложными делами. Он не сможет сопровождать нас в экскурсии по инженерным сооружениям.

– О-о, – разочарованно протянула Соня.

– Я прошу прощения за непредвиденное изменение планов, но у его императорского величества очень много дел и он не располагает своим временем, как ему заблагорассудится. Зато сегодня нас будет сопровождать министр Давыдов с супругой.

– Но царя не будет? – со скорбным видом переспросила медсестра.

– Нет, царя не будет.

– Не глупите, Соня, – строго произнесла Валентина. – Мы приехали сюда посмотреть на инженерные сооружения. Я уверена, вы не будете разочарованы.

– Вы тоже расстроены, что не увидите царя, Валентина?

Прямой вопрос Йенса застал ее врасплох.

– Нет.

– Правда?

– Я приехала, чтобы посмотреть на туннели.

– В таком случае давайте этим и займемся.

Он предложил ей руку, и они вместе вошли. Наверное, они прошли кроме этого и через какой-то вестибюль, вероятно, по пути им попадались другие люди, но ничего этого она не замечала, потому что думала только о сильной надежной руке, на которую опиралась, о теплом плече, к которому прикасалась «Туннели, – напомнила она себе. – Я пришла осмотреть туннели».

Ржавой лестницы она так и не увидела. Вниз они спустились на тяжелом механическом лифте, больше похожем на клетку для зверей, чем на подъемный механизм для людей. Железная дверь с грохотом закрылась, и желудок Валентины как будто взлетел к горлу, в то время как тело ее обрушилось в земные недра. Внизу она поздоровалась с госпожой Давыдовой, которую уже встречала раньше на балу, потом ее представили и другим гостям, но никто из них не задержался в ее мыслях, потому что она не могла думать ни о чем, кроме Йенса и его туннелей.

А надо сказать, что туннели его вид имели весьма неприветливый. Начать с того, что здесь пахло дохлятиной и немилосердный сквозняк разносил вонь повсюду. Туннели как будто обдали Валентину своим дыханием, и дыхание это было зловонным. По стенам стекала вода, и, несмотря на то что под сводчатым потолком на равном расстоянии друг от друга висели лампы, здесь было много участков, куда их свет не проникал.

Всего на экскурсию собралось двенадцать человек, включая ее саму. Плюс к этому присоединившиеся к ним четверо представителей руководства проекта: инженер, геодезист, прораб и гидролог, как их представил Йенс. Все они сновали по туннелям, как кроты: не задумываясь пригибались там, где потолок опускался, автоматически поворачивали лица в одном направлении, когда проходили мимо какого-нибудь ответвления, из которого веяло сыростью.

Перед тем как углубиться в туннель, Йенс обратился к гостям с краткой речью. Он рассказал о целях проекта, о том, почему для здравоохранения города так нужна система дренажных и очистительных сооружений. В прошлом году в Петербурге умерло две тысячи человек, в бедных районах свирепствовала холера, и город ежедневно потреблял миллионы галлонов воды. Низкий уровень грунтовых вод был причиной наводнений, потому что Санкт-Петербург был построен на болотах. Возведение нового города потребовало гигантских усилий. Многие миллионы кирпичей обжигали в Москве и привозили сюда. Рабочие трудились по двенадцать часов кряду, днем и ночью. Прямые как стрелы трубы были проложены на север, к Финскому заливу.

Однако еще до того, как он закончил свою речь, Валентина перестала прислушиваться к его словам. Она неотрывно следила за его ртом, за тем, как двигались его губы. У него была широкая, необычно очерченная нижняя челюсть. Голову инженера венчало кожаное кепи, приглаживавшее его буйные волосы, по воде он хлюпал в плотных ботинках на толстой резиновой подошве. Ей нравилось, что все его так внимательно слушали, даже министр Давыдов. Было ей приятно и то, что, договорив, он подошел к ней.

– Интересно? – спросил он.

– Да, очень.

– Вы боитесь?

– Да, очень.

– Что-то я вам не верю.

Она рассмеялась.

– Вы делаете великое дело, – добавила она. – И должны гордиться собой.

Он улыбнулся и кивнул, не сводя взгляда с ее лица.

Двинулись в туннель. Перед ними шли Соня и госпожа Давыдова, женщины с головой ушли в беседу о том, как при помощи камфары можно вывести застоявшиеся запахи в доме. Через какое-то время медсестра повернулась к Йенсу, чтобы предложить использовать этот метод под землей, но в ту же самую секунду оглушительный грохот сотряс стены. Впечатление было такое, будто где-то рядом лопнула земная кора. Валентине показалось, что у нее под ногами покачнулся пол.

Свет погас. Тьма содрогнулась. Раздались крики, но их поглотил грохот обрушивающихся стен и сыплющихся сверху кирпичей и камней. Валентина заметалась, охваченная паникой. Она бы, наверное, упала, но чьи-то сильные руки схватили ее и прижали к стене. Валентина принялась шарить по кирпичной поверхности руками в надежде определить, куда двигаться. Задыхаясь от пыли, она благоразумно не открывала рот.

– Сюда, – раздался рядом с ней хриплый, злой голос Йенса.

Он потянул ее за собой. Валентина не могла ни дышать, ни соображать. У нее заложило уши. Она наклонила голову, когда Йенс увлек ее в какой-то небольшой, ведущий в сторону ход.

– Сюда!

Ничего не понимая, девушка свободной рукой случайно нащупала руку кого-то другого и потащила за собой. Пока они пробирались вперед, туннель наполнился криками. Сердце Валентины выпрыгивало из груди, дыхание перехватило. От смятения и поднявшейся в воздух пыли она перестала понимать, что происходит.

Но Йенс даже в кромешной тьме, похоже, совершенно точно знал, куда идти, и пальцы его были сомкнуты на ее руке, как клещи. Что бы ни случилось, он не отпустит ее. Отдавшись этой мысли, Валентина последовала за ним.

Тишина. Шум в конце концов прекратился, и сделалось тихо. Так тихо, как бывает только под землей. Йенсу эта полная, абсолютная тишина была хорошо знакома. Иногда у него возникала мысль, что так выглядит смерть. Никакого бушующего адского пламени, лишь холодное и полное небытие. Ни жизни, ни звуков, ни воздуха. Он почувствовал мучительную боль в голове, точно мозг его пропускали через мясорубку. Зажег свечку и увидел, что его руки дрожат. Когда ожил крошечный огонек, рядом с ним раздались облегченные вздохи. Он взял за правило никогда не спускаться под землю без свечки и спичек.

– Сколько нас? – Он пересчитал головы. – Восемь.

Восемь из семнадцати. О Боже! Министр Давыдов и его жена были среди спасшихся. Крошкин, молодой геодезист, тоже был здесь. Но ни инженера, ни гидролога Пруца он не увидел. Кто еще? Йенс поднял свечку повыше, отчего на темных стенах задрожали тени.

Валентина была рядом с ним, сидела на полу. От мысли, что она ранена, у него екнуло сердце. Но нет, она просто вместе с Соней помогала Крошкину, который растянулся на мокрой земле. Одна из его штанин была изодрана в клочья, и под ней поблескивала кровь. Тут же стояли еще двое: дрожащий всем телом член Думы и его жена. Она, точно ребенка, прижимала к себе мужа и, поглаживая его бакенбарды, пыталась успокоить супруга, приговаривая:

– Тише, не плачь, Яков. Тише. Вытри слезы.

Неожиданно судорожно всхлипывавший политик воскликнул:

– Мы все умрем здесь!

Валентина подняла голову. Шляпки на ней уже не было, темные волосы потускнели от пыли и грязи. Она повернулась к Йенсу.

– Это правда? – спросила она, внимательно глядя на него. – Мы умрем?

Тут же на него обратились взоры всех остальных. Йенс почувствовал тяжесть, как будто на него надавил слой земли и камня, который был у них над головами.

– Нет. Конечно нет. Посмотрите, где мы находимся. Это так называемая промежуточная камера. Здесь два шлюза, один за другим, чтобы управлять напором воды из открытого колодца вон там. – Он указал куда-то в темноту, куда не проникал свет свечки, и на его пальцы полился горячий расплавленный воск. «Говори, забивай им головы словами, чтобы они не начали паниковать», – твердил он про себя. – Но здесь, – он отошел на шаг от сгрудившихся фигур, – на крючке, специально для непредвиденных случаев, висит вот что.

Жестом фокусника, достающего из цилиндра кролика, он выхватил из темноты масляную лампу. Запалив ее от свечки, Йенс увидел, как ее свет окрасил серые от пыли лица в желтый цвет. Их глаза начинали оживать, взгляды становились более осмысленными.

– Нам нужно дождаться, пока оставшиеся наверху инженеры выяснят, что произошло, – продолжил он. – Все там, сверху, наверняка так же ошеломлены, как и мы внизу. – Он с трудом выдавил из себя улыбку. – Слава Богу, здесь мы в безопасности.

– Откуда вы знаете? Потолок может рухнуть в любую секунду.

«Давыдов. Черт бы его побрал!»

Все подняли головы и стали всматриваться в низко нависающий кирпичный свод, думая увидеть на нем трещины. Йенс буквально почувствовал новый прилив страха.

– В туннеле кладка прочная и надежная.

– Мы уже видели, какая она надежная. – Лицо Давыдова было напряжено.

– Нет.

– Что «нет», Фриис?

– Обвал произошел не из-за непрочности стен.

Валентина поднялась на ноги. В полутьме она казалась совсем маленькой.

– Был взрыв. Я слышала его.

– Не городите чепухи, барышня. Просто слабый потолок не выдержал и…

– Она права, – произнес Йенс.

Какой острый слух. Она сумела распознать отдельные звуки в том, что для всех остальных прозвучало сплошным грохотом.

– Какого черта вы пытаетесь нам тут…

– Андрей! – произнесла госпожа Давыдова, положив ладонь на руку мужа и крепко сжав пальцы. – Не сейчас. Давай лучше подумаем, что мы можем сделать, а обвинения оставь на потом.

Она посмотрела вокруг и улыбнулась. Улыбка у нее вышла не самая жизнеутверждающая, но это помогло разрядить обстановку.

– Вы совершенно правы, сударыня. Нужно сохранять спокойствие. Сейчас самое важное – помочь раненым. – Йенс подошел к лежащему геодезисту. Молодой человек, сдерживая боль, прижимал к груди руки. – Как вы?

Крошкин скривился.

– Ничего. Выживу.

– Мы все выживем.

Медсестра кивнула и добавила обнадеживающе:

– У вас на одной ноге под коленом содрана плоть, но кость, к счастью, не пострадала. – В руках Сони была одна из ее обширных нижних юбок, она крепко прижимала ее к ране.