Текст книги "Любовь творит чудеса"

Глава 4

Жозетта сидела на одном конце плоскодонной лодки, в то время как Алексия стояла на другом ее конце и, ловко орудуя длинным шестом, направляла легкое суденышко по течению руки вглубь болот. Казалось, она была рождена с веслом в руках.

Вдоль поросшего кипарисами берега по мутной поверхности скользнул и исчез под водой крокодил. Еще один высунул голову совсем рядом и сверкнул зелеными глазами. Хищная тварь посмотрела на сидящих в лодке так, словно они были ее потенциальным обедом. Жозетта передернулась, а Алексия не обратила на крокодила внимания и спокойно направила лодку мимо. Она набрала полную грудь воздуха, вздохнула, и ее щеки залил жизнерадостный румянец.

При виде радости Алексии, возвращавшейся на болота, грудь Жозетты сдавило болью. Да так сильно, что она едва не лишилась способности дышать. Сколько она себя помнила, они с Соланж всегда мечтали сбежать из своего дома на болотах. Чего нельзя было сказать об Алексии. Что нужно для того, чтобы заставить ее возжелать другой, лучшей судьбы, прежде чем бабушка окончательно подчинит ее своей воле?

Рано или поздно Кэмерону Андрузу придется взглянуть правде в глаза. Ему придется забрать Алексию, пока не поздно. При мысли о нем низ живота Жозетты обдало жаром. Нет, так совсем не годится.

– Ты больше не будешь ездить сюда одна, Алексия.

– Хочешь сказать, по вечерам? Ведь сейчас белый день. К тому же никто в этих краях не умеет обращаться с лодкой ловчее меня. Ну, разве что Рене и Бастьен. Ведь это они меня обучили.

– О, ради бога, Алексия, перестань разговаривать на диалекте. Меня ты не проведешь. Ты разговариваешь так, чтобы досадить своему отцу, верно? Твой говор действительно сводит его с ума, так что прибереги его для maman и своих дядюшек. С меня тоже хватит. Я слишком много сил потратила на то, чтобы отучить тебя от этого.

Алексия поджала губы, словно пыталась сдержать улыбку. Она ничего не сказала, лишь посмотрела своими проницательными янтарными глазами на мутную поверхность воды и принялась орудовать шестом на широкой излучине.

Вскоре среди сосен показалась покосившаяся хижина с покатой крышей, спускавшейся на широкое крыльцо, растянувшееся почти на всю длину хижины. В кресле-качалке сидел босоногий мужчина, одетый в одни лишь холщовые штаны. В руке он держал бутылку со сваренным Люсьеном самогоном. Прищурившись, он посмотрел на Жозетту, а потом перевел взгляд на девочку в мужской одежде, по спине которой спускалась длинная темная коса. С языка незнакомца слетела какая-то непристойность.

– Ты слышала это, Алексия? Ему нужна ты, а не я.

– Что ж, в таком случае мне придется носить с собой нож. Свой я утопила в море. Попрошу новый у maman или Рене.

– Ни днем ни ночью ты больше не будешь разгуливать по улицам одна. Ты уже достаточно взрослая, и мужчины замечают это. Я буду тебя сопровождать. И никто другой.

– Даже Рене? – Алексия надула губы, однако глаза ее озорно блеснули. – Merde, ma tante. Он же твой родной брат. И не сделает мне ничего дурного. Во всяком случае того, о чем ты подумала.

Будь она проклята, если покажет Алексии, как раздосадована ее нежеланием разговаривать на нормальном английском языке.

– Не говори глупостей, – произнесла Жозетта. – Рене любит тебя как родную дочь, но его благоразумие куда-то улетучивается, когда дело касается твоего благополучия.

– Он отнюдь не глупец, ma tante, и прекрасно обо мне заботится.

Жозетта поправила шляпку и, прищурившись, посмотрела на Алексию.

– Твой дядя и глазом не успеет моргнуть, как ты вляпаешься в какую-нибудь историю. Он знает, что ты взрослеешь, но при этом ошибочно полагает, что ты сможешь за себя постоять. Если тебя окружат десять пьяных мужчин, посягающих на твою добродетель, тебе не спастись. И Рене тоже не сможет помочь. Он лишь в очередной раз извинится и скажет, что недооценил серьезности ситуации. Только вот его извинения не помогут, если тебя убьют или продадут в верховья реки.

Алексия направила лодку к хижине бабки, продолжая всматриваться в окрестности.

– Видишь пузыри?

– Где?

Алексия звонко рассмеялась.

– Пузыри на поверхности указывают место, где прячутся в иле раки.

– Я прекрасно знаю, что означают пузыри, Алексия, поскольку родилась и выросла здесь.

– Oui, но я их вижу, а ты – нет. Когда мы доберемся домой, Рене возьмет меня с собой на реку ловить раков для вечернего рагу, которое собирается готовить maman.

– Откуда ты знаешь, что она собирается готовить рагу?

Алексия вздернула подбородок.

– Знаю.

– Ты останешься со мной или со своим отцом, Алексия. Но не здесь.

На этот раз девочка надула губы по-настоящему.

– И что я буду делать в твоем доме, а? Уж лучше тогда положи меня в могилу рядом с maman Соланж. Нет, ты скажи мне: что я буду делать? Проснусь утром, позавтракаю, почитаю книгу, отправлюсь в твой магазин, где буду вдыхать приятные ароматы, а потом вновь вернусь домой. Там я поужинаю, приму ванну и отправлюсь в постель. Да от этого можно умом тронуться.

– Ты забыла упомянуть об образовании. Тебе же нравится узнавать что-то новое.

Алексия налегла на шест и остановила лодку посреди мутной реки.

– Ты считаешь, что я не получаю хорошего образования? Оглянись вокруг. Здесь нет ни одного дерева, которого я бы не знала. Нет ни одного корня, с целебными свойствами которого я не была бы знакома. Я умею готовить из них снадобья и лечить людей, как учила меня maman. Я умею удить рыбу и охотиться лучше любого Тибодо, и когда maman отправится на небеса, я займу ее место целительницы. – Алексия ткнула себя в грудь пальцем. – А еще Люсьен научил меня делать самогон. Это ли не знания?

– Святые небеса. – Жозетта прикрыла глаза в попытке справиться с шоком. – Когда он начал обучать тебя этому?

– Полгода назад. Еще до того, как я отправилась в Сан-Франциско.

– А Рене знает об этих, с позволения сказать, «уроках»?

Алексия закатила глаза, словно разговаривала с умалишенной.

– Я его об этом не спрашивала.

Жозетта вскочила на ноги, и лодка закачалась.

Алексия глубже воткнула шест в ил, чтобы остановить лодку.

– Осторожнее, иначе обе окажемся в пасти крокодила. – Девочка посерьезнела. – Не стоит так волноваться за меня, ma tante. Я смогу за себя постоять.

– Тогда почему бы тебе не начать разговаривать, как я тебя учила?

– Не возьму в толк, о чем ты.

– Черт возьми, Алексия!

Повисла тишина, и теперь ее нарушали лишь привычные звуки болота. Жозетта закрыла глаза, мысленно прочитала молитву и попыталась успокоиться.

Она вновь опустилась на скамью.

– Ну, почему ты считаешь, что жизнь в моем доме непременно будет скучной? Почему бы тебе не обратить внимание на мой магазин? Ведь так интересно смешивать ингредиенты и получать совершенно новые косметические средства. Мы смогли бы вместе собирать травы и готовить из них снадобья, помогающие женщинам до старости сохранять красоту и свежесть лица. Ты тоже могла бы начать пользоваться некоторыми из моих кремов.

– В том, что ты сказала, меня привлекает лишь сбор трав и кореньев. А что касается остального… По мне даже белку потрошить интереснее, чем варить твои снадобья.

– А как насчет твоего отца и его бизнеса?

Лицо Алексии приобрело каменное выражение.

– А что мой отец? Он и знать-то меня не желает. К тому же он скоро уедет отсюда. Он только и говорил об этом по пути из Сан-Франциско. – Девочка потерла руками лицо. – Делай то, Алексия, и не делай этого, иначе я уплыву, и ты больше никогда меня не увидишь. А я навсегда забуду о твоем существовании. Он бессердечный. Скоро он отправится, куда глаза глядят, и меня с собой не возьмет. Он сам так сказал.

Грудь Жозетты вновь сдавило болью. Значит, Алексии было небезразлично, что о ней думает Кэмерон, и в сердце Жозетты возникла надежда. Если бы ей только удалось наладить отношения между отцом и дочерью, если бы только получилось сделать их неразлучными. Преданность Алексии не знала границ, только вот распространялась она совсем не на тех людей. Время. Жозетте требовалось лишь побольше времени. А его-то как раз у нее и нет, если Кэмерон собирается покинуть Новый Орлеан. Нужно придумать что-то, чтобы задержать его здесь.

– Приехали. – Алексия направила лодку к небольшому дощатому причалу и удерживала ее на месте, пока Жозетта, подобрав юбки, выбиралась на берег. Привязав лодку к деревянному столбу, Алексия, подобно лани, ловко выпрыгнула на причал. – Ты выглядишь так, словно родилась где-то в другом месте, и твоя нога никогда раньше не переступала порог этого дома. – Не дожидаясь ответа, Алексия взбежала по ступеням крыльца. – Maman, ваша Алексия вернулась!

При виде того как на пороге возникла ее мать, готовая принять девочку в свои объятия, Жозетта расправила плечи. Она не одобряла сомнительный образ жизни матери. Но и той никогда не нравился выбор дочери. Ведь супруг Жозетты годился ей в отцы. И дело было не только в этом. Отношения матери и дочери всегда портили недомолвки и взаимные обиды. Сколько себя помнила Жозетта, она всегда ощущала исходящие от матери враждебность и неприязнь, хотя и не могла понять, что тому причиной. Если бы ей только удалось уговорить мать оставить Алексию в покое, равно как и отказаться от гнусных планов сделать из внучки вторую ведьму вуду.

На крыльце появился босой полуголый Рене. Он провел рукой по черным как смоль кудрям и широко улыбнулся при виде племянницы. Его красота поражала, и Жозетте подумалось, что ни один мужчина на свете не имел права быть столь красивым и бесполезным одновременно.

– Pouchette, – произнес Рене, порывисто обнимая Алексию. Он стащил с девочки шляпу и погладил костяшками пальцев по голове.

– Возьмешь меня ловить раков, дядя? Если поймаем целую корзину, то на ужин у нас будет замечательное рагу. Где Бастьен? – Не дождавшись ответа и оставив бабку и Рене смотреть на Жозетту, она вбежала в дом.

Пальцы Одали сжались в кулаки, и она бросила на дочь такой зловещий взгляд, что у той от ужаса зашевелились волосы.

– Отправила мою Алексию на поиски отца, да? Ну, и что ты собираешься делать дальше? Учти, я не отдам ее человеку, убившему мою Соланж. – Развернувшись, Одали вошла в дом, не дожидаясь ответа Жозетты.

Рене же облокотился о косяк, сунул большие пальцы за пояс штанов и теперь лениво наблюдал за сестрой из-под полуопущенных век.

Жозетта тяжело вздохнула, подобрала подол платья и принялась подниматься по ступеням.

– И тебе доброго дня, мама. – Она повернулась к Рене. – Тебе тоже, дорогой братец.

Рене тихо фыркнул, и кончики его губ приподнялись в ухмылке.

– Люблю тебя.

Жозетта чмокнула брата в щеку.

– А вот за что тебя люблю я, понятия не имею. Ты – ночной кошмар сестры и самое большое бедствие для города. Чем ты занимаешься, помимо бесцельных прогулок по городу и заигрывания с женщинами?

Рене оттолкнулся от косяка и вошел в дом.

– Это удел Бастьена. Хотя и я вот-вот устроюсь на работу. Заходи, сестренка.

Однако не успела Жозетта переступить порог, как в помещении, служившем одновременно гостиной и кухней, возник босоногий Бастьен, так же как и брат одетый в одни лишь холщовые штаны.

– Я слышу разговоры о любви? Должно быть, моя сестрица пожаловала в гости, раз уж Алексия здесь. – Бастьен отбросил с лица прядь иссиня-черных волос и с озорной улыбкой поддел Алексию плечом.

Склонившись над горшком, та махала в воздухе рукой, чтобы вдохнуть аромат.

– Гляди-ка, ma tante, рагу. Maman знала, что мы приедем, она ведь ясновидящая, и поэтому приготовила отраду моего сердца. – С этими словами девочка подбежала к бабке и крепко обняла ее.

Женщина прижалась щекой к груди Алексии.

– Уж я-то знаю, что ты любишь, chère[9]9
  Дорогая (фр.).


[Закрыть]. Ну-ка попробуй.

Жозетта посмотрела на мать, восседавшую на выкрашенном яркой краской стуле. Перед ней стояла неизменная чашка с кофе, а сама она помахивала висящей на цепочке кроличьей лапой. Сначала лапа описывала медленные круги, а потом принялась раскачиваться подобно маятнику на часах в гостиной Жозетты. Не обратив внимания на попытку матери указать на собственные уникальные особенности угадывать происходящее, Жозетта опустилась на стул напротив нее.

Вокруг глаз женщины не было ни единой морщинки. Наверное от того, что она крайне редко улыбалась, а может, помогли изготовляемые ею снадобья. Заплетенные в простую косу волосы цвета воронова крыла блестели в лучах проникавшего в окно солнца. Жозетта не знала возраста матери, никогда не рассказывавшей о своем прошлом, но подозревала, что в молодости та слыла невероятной красавицей. Если считать, что мать родила Рене, которому уже исполнилось тридцать два, в возрасте пятнадцати лет, то сейчас ей было примерно сорок семь лет. И тем не менее она с легкостью сошла бы за старшую сестру Жозетты.

Налив в чашки крепкого черного кофе, Бастьен поставил одну перед Жозеттой, а сам опустился на стул рядом с ней. Его голубые глаза, единственное отличие от остальных родственников, по-прежнему глядели сонно. Его губы неспешно растянулись в улыбке, разбившей, по мнению Жозетты, не одно девичье сердце.

Рене тоже налил себе кофе и сел во главе стола. Сделав глоток, Жозетта поставила чашку на идеально чистую вязаную салфетку, лежавшую поверх такой же идеально чистой белой скатерти, в центре которой был вышит букет пестрых цветов. Глава семейства наверняка провела много часов, склонившись над этой скатертью и орудуя спицами. Жозетта огляделась. Каждая вещь в комнате находилась на своем месте. И так было всегда.

Так почему же ее не покидало ощущение, что она не принадлежит этому дому и этой семье? Почему ее никогда не прельщал их образ жизни? Жозетта сделала еще один глоток кофе, желая, чтобы отведенный для визита час пролетел как можно скорее.

При своей бедности мать всегда ухитрялась содержать жилище в чистоте и порядке, хотя Жозетта даже не догадывалась, откуда брался тот или иной предмет мебели или какая-нибудь безделушка, таинственным образом появлявшиеся в доме. Дети никогда не голодали, а вот с обувью все обстояло совсем иначе. Мать упорно не желала принимать этот предмет гардероба, утверждая, что ноги должны постоянно соприкасаться с землей. Ей было непросто растить четверых детей, к которым после смерти ее сестры присоединились еще и Вивьен с Люсьеном. Однако настоящим домом делала эту лачугу на болотах тесная дружба между членами семьи. Исключение составляла лишь Жозетта.

Так стало ли ей лучше после брака с Луи? Сделала ли ее счастливее наполненная одиночеством богатая жизнь в огромном особняке, который она делила лишь с Вивьен и еще одной кузиной? Жозетта не могла думать об этом. Только не теперь, когда ее прожигал насквозь слишком проницательный и все понимающий взгляд матери.

Женщина прищурилась.

– Алексия, принеси-ка мне Бенуа.

Проклятие! Кожа Жозетты покрылась мурашками. Нужно убираться отсюда. И поскорее. Господи, как же она ненавидела этого так называемого любимца матери, которого та использовала для своих ритуалов. Ли Гранд Зомби – ее пресмыкающееся божество. Даже с этим отвратительным существом она обращалась лучше, чем с собственной дочерью.

Алексия побежала в дальний угол хижины и тотчас же вернулась с тяжелой змеей-альбиносом в руках. Она положила змею на плечи бабки, и та, скользнув по ее шее, медленно поползла вниз по руке. На губах Одали заиграла еле заметная улыбка.

Алексия же поспешила к двери, выкрикнув на ходу:

– Поможешь мне снова оседлать Сатану, Бастьен?

Жозетта ошеломленно охнула.

– Снова?

Закатив глаза, Рене поднялся со своего места.

– Не волнуйся, ma chère. Бастьен будет стоять с одной стороны, а я – с другой.

Жозетта поднялась со стула.

– Мне лучше пойти с вами.

– Сядь, – повелительно приказала мать.

Сжав пальцами подол платья, Жозетта вновь опустилась на стул и посмотрела вслед уходящему Рене.

– Очевидно, у тебя имеются веские причины на то, чтобы оставить меня для разговора. Так что я слушаю.

Мать положила голову змеи себе на ладонь, и теперь та глядела на Жозетту своими похожими на красные бусинки глазами и высовывала изо рта мерзкий красный язык. В другой руке Одали держала кроличью лапу на цепочке, наблюдая за тем, как та медленно кружит по часовой стрелке. Потом лапа на мгновение замерла и принялась кружить в противоположную сторону. Судя по всему, мать задавала этому импровизированному маятнику вопросы относительно Жозетты.

Однако в тот самый момент, когда Жозетта попыталась подняться со своего места, поняв, что больше не вынесет молчания, мать подняла голову.

– Собираешься лечь в постель с мужчиной, убившим твою сестру, и произвести на свет еще одного бастарда?

– Ради всего святого, мама, не говори ерунды. Он не имеет никакого отношения к смерти Соланж. И роды тут тоже ни при чем. Она перестала есть, и это ее убило.

– Non, она умерла не поэтому. – Мать поднесла змею к столу и позволила ей ползти в сторону Жозетты. – Предупреждаю тебя. Оставь Алексию мне или пожалеешь.

Жозетта вскочила со стула и попятилась назад, с облегчением услышав звуки шагов на крыльце.

Алексия вбежала в дом первой.

– Сатана совсем не желает слушаться, maman. Стоит на одном месте, и все тут. Ты снова пускала этому никчемному животному кровь?

– Oui, – ответила хозяйка дома, беря змею на руки. – Она была нужна для снадобья.

Жозетта повернулась к Рене.

– Могу я поговорить с тобой наедине?

Взгляд проницательных темных глаз скользнул по лицу Жозетты.

– Oui.

Оказавшись на крыльце, Жозетта опустилась в одно из стоявших кресел-качалок.

– Я очень беспокоюсь за Алексию, Рене.

Усевшись в кресло рядом с сестрой, он что-то пробормотал.

– Придумай что-нибудь новое, потому что это я слышал и раньше.

– Сомневаюсь. Люсьен учит ее варить самогон.

Жозетта почувствовала, как напрягся Рене.

– Это она тебе сказала?

– Полчаса назад. Сказала, что это продолжается уже полгода.

– И ты ей поверила?

– А ты разве не поверил бы, услышав такое?

Рене медленно набрал в грудь воздуха, а потом так же медленно выдохнул.

– Я с этим разберусь.

– Впредь я запрещаю Алексии приезжать сюда, Рене.

Молодой человек вскинул бровь.

– Хочешь разлучить ее с семьей? Не думаю, что это разумное решение, сестренка.

В словах Рене прозвучала скрытая угроза, и Жозетта едва не пошла на попятную.

– Я не шучу, Рене. Я не хочу, чтобы она находилась под влиянием матери.

– Она под моим влиянием.

– Тебе прекрасно известно, что в Новый Орлеан приехал ее отец.

– Oui, но она – Тибодо, и навсегда ею останется. Я за ней присмотрю.

– Рене, прошу тебя. Она должна остаться со мной до тех пор, пока отец не решит забрать ее к себе. Только ты можешь убедить ее изменить свою жизнь. Ну, или, по крайней мере, дать ей возможность осуществить мечту, к которой так стремилась наша сестра. Разве то обстоятельство, что Алексия рискнула пробраться на борт корабля и отправиться на поиски отца, не говорит само за себя?

Повернув голову, Рене посмотрел сестре в глаза, и его взгляд ожесточился.

– Ты хочешь, чтобы она жила с тобой в холодном бездушном доме до тех пор, пока новоявленный папаша не возьмет ее под свое крыло? Что ты задумала, Жозетта? Готова стать жертвой его чар и упасть в его объятия, как твоя сестра?

Начав терять самообладание, Жозетта вскочила с кресла.

– Ты, должно быть, уже слышал разговоры о том, что мать готовит Люсьена к миссии жреца, а Алексию намерена сделать его жрицей? Рене, мы говорим о девочке, которую он должен лишить девственности во время инициации. Тебе же известно о желании матери сделать Алексию своей преемницей – королевой вуду.

Что-то изменилось в холодном взгляде Рене, прежде чем он устремил его поверх плеча Жозетты на мутные воды реки. Он поджал губы, но не произнес ни слова.

– Знаешь, Рене, если ты не в состоянии увидеть, что мать давно вышла за рамки учений Мари Лево[10]10
  Мари Лево – жрица вуду.


[Закрыть], то ты не только слеп, но и глуп. С каждым днем она становится все порочнее. И я не понимаю, как вы с Бастьеном можете жить с ней под одной крышей. Ах, да, я забыла. С Алексией она обращается как с принцессой, в то время как вы – рыцари в блестящих доспехах, которые не причинят ей вреда.

С выражением крайнего отвращения на лице Жозетта направилась к двери.

– Нам пора. Алексия отвезет нас домой.

Однако Рене схватил сестру за запястье.

– Алексия останется здесь до конца дня. Ей сейчас очень нужна семья. Хотя ты никогда этого не понимала.

Губы Рене беззвучно зашевелились, как если бы он хотел сказать что-то еще, но передумал. Немного помолчав, он произнес:

– Я не глупец, сестренка. Тебе никогда не приходило в голову, что мы с Бастьеном продолжаем жить с матерью, чтобы приглядывать за ней? Чтобы помешать ей причинить кому-нибудь зло, и в особенности Алексии?

Жозетта смотрела на брата, и ее глаза защипало от слез.

– Я не хочу, чтобы она здесь ночевала, Рене. И буду бороться за нее до последнего вздоха. Ты думаешь, что можешь проследить за ней? Тогда скажи мне, сколько раз она сбегала к Люсьену, оставляя вас в неведении? Уж поверь: я знаю, что для нее лучше.

Рене долго смотрел на сестру.

– Я привезу ее до наступления ночи. А пока оставь ее здесь.

От брата исходила такая сила, что Жозетта поняла: этот бой она проиграла.

– А кто отвезет домой меня?

– Бастьен. – Уголки губ Рене приподнялись в неспешной улыбке. – У него дела в Новом Орлеане.