Текст книги "Зеленый Марс"

Но дом изменился. Или изменился сам Ниргал. Между попыткой спасти Саймона и поездкой с Койотом он отдалился от остальных, удивительные приключения, которых он так жаждал, в итоге лишь выбросили его из круга друзей. Джеки и Дао вешались друг на друга сильнее, чем раньше, и играли роль щита между ним и всеми остальными юными сансеями. Очень скоро Ниргал понял, что ему на самом деле не хочется отличаться от остальных. Он хотел лишь влиться обратно в тесный круг своей стаи, снова быть единым целым с братьями и сестрами.

Но когда он приходил, они замолкали, и после такой немыслимо неловкой встречи Дао уводил их прочь. Ниргал был вынужден возвращаться к взрослым, которые все чаще оставляли его с собой после полудня, будто это было само собой разумеющимся делом. Возможно, они хотели смягчить тем самым неласковый прием сверстников, но это лишь отдаляло его от них еще больше. И ничего нельзя было исправить. Однажды, гуляя по пляжу в мрачном расположении духа при серых, оловянных сумерках догорающего полудня, он понял, что детство кончилось. Именно таким и было это чувство: он стал кем-то другим – не взрослым, не ребенком, одиноким существом, чужаком в своей стране. В этом грустном осознании была своя особая прелесть.

Однажды после ланча Джеки встала перед ним и Хироко, которая пришла в тот день, чтобы учить их, и потребовала, чтобы ее включили в полуденный урок.

– Почему ты учишь его, а не меня?

– Без причины, – невозмутимо ответила Хироко. – Если хочешь, оставайся. Доставай планшет, открывай «Тепловую инженерию», страница одна тысяча пятьдесят. Для примера мы смоделируем купол Зиготы. Скажите мне, где расположена самая теплая точка под куполом?

Ниргал и Джеки набросились на проблему вместе, и одновременно – соревнуясь. Он был так счастлив, что она была рядом, и с трудом смог вспомнить вопрос, а Джеки подняла руку прежде, чем он хотя бы собрался с мыслями. И она засмеялась над ним, немного презрительно и в то же время – несколько польщенно. Несмотря на все эти невероятные изменения в них обоих, в Джеки осталась способность к заразительному веселью, смеху, которого ему так болезненно не хватало…

– Вот вопрос на следующий раз, – сказала Хироко. – Все названия Марса в ареофании даны ему землянами. Примерно половина из них значит «огненная звезда» на тех языках, из которых они произошли, но все это имена, пришедшие извне. Вопрос: каково именование Марса для самого себя?

Несколько недель спустя Койот снова проезжал мимо, и это заставило Ниргала радоваться и нервничать одновременно. Койот посвятил утро обучению детей, но, к счастью, он относился к Ниргалу как и ко всем прочим.

– Земля в очень плохом состоянии, – говорил он, когда дети работали над вакуумными насосами и полными жидкого натрия баками из Риковера, – и дела будут идти только хуже. Это делает их контроль над Марсом все более опасным для нас. Мы должны будем прятаться, пока не сможем полностью освободиться от них, отойти безопасно в сторону, пока они будут скатываться в безумие и хаос. Запомните мои слова, это пророчество истинное, как сама правда.

– Джон Бун говорил иначе, – заявила Джеки. Она много вечеров проводила, исследуя искин Джона Буна, и теперь вынула коробку из набедренного кармана. Уже через секунду быстрого поиска дружеский голос из коробки произнес: «Марс никогда не будет в полной безопасности, если опасность угрожает Земле».

Койот пронзительно захохотал.

– Да, Джон Бун был таким, не так ли? Но, заметь, он мертв, в то время как я все еще жив.

– Кто угодно может спрятаться, – ответила Джеки резко. – Но Джон Бун вышел вперед и повел остальных. Вот почему я – бунианка!

– Ты Бун и бунианка! – воскликнул Койот, дразня ее. – А бунианская алгебра не сильна в сложении. Но послушай, девочка, ты должна лучше понимать своего деда, если хочешь называть себя бунианкой. Ты не можешь возводить слова Джона Буна в догму и не врать себе по поводу того, кем он был. Я видел, как другие так называемые бунианцы поступали точно так же, и это смешит меня, если не приводит в бешенство. Потому что, если бы Джон Бун встретил тебя и поговорил с тобой хотя бы немного, в конце концов он стал бы джекистом. А если бы они встретились и поговорили с Дао, Бун стал бы даоистом, а может, даже маоистом. Вот таким он был. И, видишь ли, это было хорошо, потому что он тем самым возлагал на нас ответственность за то, что мы думаем. Он заставлял нас делать вклад, потому что без этого Бун не умел действовать. Он настаивал на том, что не просто каждый может делать, что нужно, а каждый должен.

– Включая всех людей Земли, – ответила Джеки.

– Не так сразу! – воскликнул Койот. – О, девочка, почему ты не бросишь своих мальчишек и не выйдешь за меня немедленно, я тебя поцелую крепче, чем вакуумный насос, давай же! – И он махнул насосом в ее сторону, а Джеки отбила его, оттолкнув, и побежала, просто потому что ей нравилась погоня. Теперь она бегала быстрее всех в Зиготе без исключения, даже Ниргал со всей его выдержкой не мог бегать так быстро, как она, и дети засмеялись над Койотом, когда он упустил ее. Он и сам был довольно быстрым для древнего. Он резко развернулся и побежал за ними, пока все не кончилось кучей-малой, под которой он оказался погребен, крича:

– О, моя нога! Вы за это получите, мальчишки, вы просто завидуете мне, потому что я уведу у вас вашу девочку! Ой! Стойте!

Такие шутки смущали Ниргала, и Хироко их тоже не одобряла. Она велела Койоту прекратить, но он лишь рассмеялся.

– Это ты ушла и создала для себя маленький кровосмесительный лагерь, – сказал он. – И что ты теперь собираешься делать, кастрировать их? – Он рассмеялся, увидев мрачное выражение на лице Хироко. – Тебе нужно выслать их поскорее отсюда, а то иного выхода не останется. Кстати, я мог бы забрать нескольких.

Хироко отпустила их с урока, и вскоре после этого Койот опять уехал. В следующий раз, когда Хироко вела урок, она забрала их всех в купальню. Они залезли в ванну после нее и расселись на скользкой плитке мелководья, отмокая в горячей, источающей пар воде, пока Хироко говорила. Ниргал сидел рядом с Джеки – длинноногий обнаженный мальчишка, так хорошо знакомый ему даже после всех драматических событий последнего года, – и понимал, что он не в силах взглянуть на нее.

Его древняя обнаженная мать говорила так:

– Вы знаете, как работает генетика. Я сама учила вас этому. И вы знаете, что многие из вас приходятся друг другу сводными братьями и сестрами, дядьями и племянниками, двоюродными братьями и так далее. Я – мать или бабка многим из вас, так что вы не должны жениться друг на друге и иметь друг от друга детей. Вот такой простой генетический закон. – Она подняла ладонь, будто говоря: «Это наше общее тело». – Но все живущее преисполнено viriditas, – продолжала она, – зеленой силой, рвущейся наружу. И это нормально, что вы любите друг друга, особенно сейчас, когда тела ваши цветут. В этом нет ничего предосудительного, что бы ни говорил Койот. В любом случае, он просто шутит. Но в одном он прав: скоро вы повстречаете других людей вашего возраста, и они станут для вас супругами, партнерами, родителями ваших детей, они будут ближе вам, чем даже кровная родня, те, кого вы знаете и любите как себя. Все мы здесь – частичка вас, а истинная любовь всегда в других.

Ниргал смотрел в глаза матери пустым взглядом, в этот момент он заметил, что Джеки свела ноги вместе – он почувствовал мгновенное изменение температуры и то, как вода закружилась вокруг них. И ему показалось, что его мать в чем-то ошибается. Хотя тело Джеки было прекрасно знакомо ему, во многом она оставалась такой же далекой, как пламенеющая звезда, яркая и царствующая в небе. Она была царицей их маленькой группы, при желании она могла бы сокрушить его простым взглядом, чем и пользовалась частенько, несмотря на то что он всю свою жизнь провел, изучая ее настроения. И ему никто не нужен был, кроме нее. Он любил ее и знал это. Но она не любила его так, как он. «Хотя и Дао она тоже любила иначе», – подумал Ниргал. И это немного успокаивало. Теперь особенным взглядом она смотрела на Питера. Но Питер отсутствовал большую часть времени. Так что никого в Зиготе она не любила так, как Ниргал любил ее. Возможно, для нее все было так, как сказала Хироко: она просто знала Дао, Ниргала и всех остальных слишком хорошо. Они были для нее братьями и сестрами, и с генетикой это не имело ничего общего.

Однажды небеса обрушились по-настоящему. Вся вершина ледяного купола треснула под воздействием углекислого газа, обрушившись сквозь ячейки сети в озеро и рассыпавшись по всему пляжу и близлежащим дюнам. К счастью, это случилось рано утром, когда там никого не было, но в деревне первый треск и грохот прозвучал как гром, все бросились к окнам, наблюдая крушение: ледяные секции падали, словно бомбы, или летели, вращаясь, как брошенные тарелки, а потом вся поверхность озера взорвалась и захлестнула дюны. Обеспокоенные люди покидали комнаты. В шуме и панике Хироко и Майя отвели детей в школу, где была собственная воздушная система. Спустя несколько минут стало ясно, что сам купол устоит. Питер, Мишель и Надя побежали среди обломков, перепрыгивая и огибая разбитые белые пластины вокруг озера, к Риковеру, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Если бы с ним было что-то не так, для них троих это стало бы смертельной прогулкой и смертельной угрозой – для всех прочих. Из окна школы Ниргал видел дальний берег озера, загроможденный айсбергами. Воздух был переполнен кружащимися и орущими чайками. Три фигурки петляли по узкой высокой тропинке прямо у края купола, а потом исчезли внутри Риковера. Джеки со страха грызла костяшки пальцев. Скоро команда отрапортовала: все в порядке. Лед над реактором поддерживался очень плотной сетью, и она выдержала.

Пока они были в безопасности. Но в следующие несколько дней, проведенных в тревожном напряжении, расследование обрушения показало, что вся масса сухого льда над ними слегка просела, продавив слой водного льда и обрушив его сквозь ячейки сети. Очевидно, испарение на поверхности полярной шапки теперь, когда слой атмосферы утолщался и мир нагревался, происходило гораздо быстрее.

Целую неделю айсберги в озере постепенно таяли, но осколки, разбросанные по дюнам, никуда не делись и почти не таяли. Так что детей больше не пускали на пляж – не ясно было, насколько стабилен оставшийся слой льда.

На десятую ночь после обрушения они устроили собрание в столовой. Пришли все двести человек. Ниргал оглядел маленькое племя. Сансеи казались напуганными, нисеи смотрели дерзко, иссеи – потрясенно. Старики жили в Зиготе четырнадцать марсианских лет, и, без сомнения, им было уже сложно вспомнить какую-то другую жизнь. А для детей, которые никогда не бывали в других местах, это было и вовсе невозможно.

Не было нужды говорить, что они не сдались бы миру на поверхности. И все-таки купол приходил в негодность, а их было слишком много, чтобы переехать в какое-либо другое скрытое убежище. Разделение могло бы решить проблему, но это был безрадостный выход.

Им потребовался час, чтобы озвучить все это.

– Мы можем перебраться в Вишняк, – вымолвил Мишель. – Там много места, и они нам обрадуются.

Но это был дом богдановистов, совсем чужой. Эта мысль читалась на лицах старшего поколения. Ниргалу вдруг показалось, что они были напуганы сильнее прочих.

– Мы можем углубиться дальше под лед, – вырвалось у него.

Они уставились на него.

– Ты имеешь в виду, выплавить новый купол, – уточнила Хироко.

Ниргал пожал плечами. Высказав это, он понял, что идея ему не нравится.

Но Надя согласилась.

– Там шапка толще. Пройдет много времени, прежде чем она подтает настолько, чтобы потревожить нас. До тех пор все успеет измениться.

Наступила тишина, потом Хироко произнесла:

– Это хорошая идея. Мы останемся здесь, пока не будет выплавлен новый купол, чтобы можно было переехать. Это займет всего несколько месяцев.

– Шиката га най,[11]11
  Нет иного выбора (японск.).


[Закрыть] – саркастически сказала Майя. У них не было другого выбора. Хотя, конечно, другие выборы были. Но ей нравилась перспектива нового большого проекта, и Надя поддерживала ее в этом. Другие просто радовались тому, что появился вариант, при котором они останутся все вместе и будут по-прежнему спрятаны. Иссеи, как увидел внезапно Ниргал, очень боялись, что их найдут. Он сел на место, удивляясь этому факту и думая о тех открытых городах, в которых побывал вместе с Койотом.

Они использовали паровые брандспойты, работающие от Риковера, чтобы протопить еще один туннель в ангар, а затем следующий в глубь шапки, пока над ними не оказалось триста метров льда. Там они начали вытапливать новую куполообразную пещеру и рыть мелкое дно для нового озера. Большая часть углекислого газа была собрана и охлаждена до температуры на поверхности, а затем высвобождена. Остальное расщепили до кислорода и углерода и отправили на хранение для дальнейшего использования.

Затем они выкопали неглубоко залегшие побеги снежного бамбука, освободили их из земли и перевезли на грузовике в новую пещеру, шурша по дороге листьями. Затем пришел черед демонтированных зданий и всего остального.

Автоматический бульдозер и грузовики сновали туда-сюда денно и нощно, взрывая рыхлый песок старых дюн и перевозя его дальше, в новую пещеру, – в нем было слишком много биомассы, включая Саймона, чтобы оставлять его на прежнем месте. В общем, из Зиготы они забрали все, кроме пустой оболочки. Когда они закончили, от старой пещеры не осталось ничего, только пустой пузырь на вершине полярной шапки: песчаный лед сверху, ледяной песок – снизу, воздух внутри – обычная марсианская атмосфера, 170 миллибар почти чистого CO₂ при температуре 240⁰ по Кельвину. Разреженный яд.

Однажды Ниргал пошел с Питером обратно, чтобы посмотреть на старое место. Было неприятно видеть единственный свой дом опустошенным: лед вверху ломался, песок был весь перекопан, свежие дыры корневищ выглядели как ужасные раны, дно озера выскребли до дна, забрав даже водоросли. Пещера казалась тесной и запущенной, как логово отчаявшегося зверя. По словам Койота, в такой норе запросто схоронился бы какой-нибудь крот, чтобы спрятаться от хищников.

– Пойдем отсюда, – сказал Питер печально, и они вместе побрели по длинному, едва освещенному туннелю к новому куполу, ступая по новой бетонированной дороге, сделанной Надей и уже иссеченной отпечатками колес.

Новый купол они спланировали по другому образцу, в котором деревня лежала в стороне от туннельного шлюза, рядом с аварийным путем, бегущим подо льдом к выходу в верхней части Южного плато. Теплицы разместились ближе к лампам периметра, гребни дюн стали выше, чем раньше, а погодное оборудование поставили прямо рядом с Риковером. Было еще много небольших исправлений того же толка, делавших их новый дом не похожим на старый. И каждый день они были так заняты строительством, что ни у кого не оставалось времени подумать о переменах. После обрушения утренние классы в школе были отменены, дети стали чем-то вроде посменной рабочей бригады, направлявшейся туда, где требовалась помощь в каждый конкретный момент времени. Иногда приглядывающие за ними взрослые пытались превратить работу в урок: Хироко и Надя особенно преуспели в этом – но у них было не так много свободного времени, и оставалось лишь добавлять одно-два поясняющих предложения в инструкции, настолько простые, что едва ли они нуждались в этих дополнительных пояснениях. Дети скрепляли стенные модули гаечными ключами Аллена, носили туда-сюда между теплицами горшки и баки с водорослями и выполняли прочую подобную работу. Это была просто работа, а они – часть рабочей силы, которой не хватало даже для таких простых задач, несмотря на наличие многофункциональных роботов, похожих на ободранные вездеходы. И, бегая повсюду, выполняя поставленные задачи, Ниргал по большей части чувствовал, что он счастлив.

Но однажды, когда он вышел из школы и увидел обеденный зал вместо больших побегов Дома ребенка, он протрезвел. Его старый привычный мир рухнул, исчез навсегда. Так работало время. Острая боль пронзила его, а на глазах выступили слезы, остаток дня он провел в заторможенном и отрешенном состоянии, будто отставая от самого себя на пару шагов, наблюдая за всем происходящим без эмоций, отстраненно, совсем так, как после смерти Саймона, – изгнанный в белый мир всего за шаг до зеленого. И казалось, ничто уже не сможет вывести его из меланхоличного состояния, он был почти уверен в этом. Дни его детства миновали, ушли вместе с Зиготой и уже не вернутся, как пройдет и исчезнет сегодняшний день, а новый купол точно так же растает однажды и обрушится под собственным весом. Ничто не длится вечно. И в чем смысл? Этот вопрос мучил его часами, отнимая вкус к жизни, и даже Хироко заметила, как он подавлен, и поинтересовалась, в чем дело. Тогда он спросил ее прямо. Это была ее сильная сторона: Хироко всегда можно было спросить о чем угодно, даже о вопросах бытия.

– Зачем мы все это делаем, Хироко? Когда, несмотря ни на что, все, в конце концов, становится белым?

Она уставилась на него по-птичьи, склонив голову набок. Ему казалось, что в этом наклоне головы проявляется ее привязанность к нему, но он не был в этом уверен. Чем старше он становился, тем меньше понимал ее, как, впрочем, и всех остальных.

– Печально, что старый купол разрушился, правда? – спросила она. – Но мы должны смотреть вперед. Это тоже viriditas, концентрация не на том, что мы создали, а на том, что мы создадим в будущем. Купол, словно цветок, увял и опал, но в нем заключались семена нового растения, которые проросли, и потом будут новые цветы и новые семена. Прошлое ушло. Думая о нем, ты лишь погружаешься в меланхолию. Когда-то я была японской девушкой с острова Хоккайдо! Да, такой же юной, как и ты! И я не могу передать, как теперь все это далеко от меня. Но вот мы тут, ты и я, окруженные этими растениями и людьми, и если ты уделишь им внимание, ты заставишь их расти и процветать, и тогда все вернется на свои места. Ты почувствуешь себя богом, и это все, что тебе нужно. Настоящий момент – все, что составляет нашу жизнь.

– А прежние времена?

Она рассмеялась.

– Ты растешь. Порой надо вспоминать прошлое. Оно было неплохим, не так ли? У тебя было счастливое детство, это благословение. Но и другие дни будут хорошими. Задержись в текущем моменте и спроси себя, чего тебе не хватает? Койот говорит, он хочет взять тебя и Питера в новое путешествие. Может, тебе стоит поехать, опять выбраться под открытое небо, что скажешь?

Он приготовился к новой поездке с Койотом и продолжил работать над новой Зиготой, неформально переименованной в Гамету. Вечером в перевезенном обеденном зале взрослые долго обсуждали сложившуюся ситуацию. Сакс, Влад и Урсула вместе с некоторыми другими хотели выйти на поверхность. Они не могли должным образом выполнять свою работу в спрятанных убежищах и жаждали вернуться в полный поток медицинской науки, терраформирования, строительства.

– Вы ни за что не сможете скрыться, – говорила Хироко. – Никто не в силах изменить собственный геном.

– Нам не нужно менять геном, только записи, – отвечал Сакс. – Спенсер сделал это. Он вписал свои физические характеристики в новую идентификационную карту.

– Мы сделали ему небольшую косметическую процедуру, – добавил Влад.

– Верно, но она была минимальна из-за нашего возраста. Мы все уже выглядим иначе. В любом случае, если вы сделаете то же, что он, мы все сможем получить новые идентификационные карты.

– А Спенсер действительно подменил все записи? – спросила Майя.

Сакс пожал плечами.

– Он остался в Каире, и у него появилась возможность проникнуть в базы, использовавшиеся в целях безопасности. Этого оказалось достаточно. Я попробую провернуть что-то подобное. Посмотрим, что на этот счет скажет Койот. Его вообще нет ни в каких базах, он должен знать, как у него это получилось.

– Он прятался с самого начала, – ответила Хироко. – Это другой случай.

– Да, но у него могут быть какие-то идеи.

– Мы можем стать «полусветом», – подчеркнула Надя, – и оставаться полностью вне записей. Думаю, нам стоит попробовать.

На следующую ночь они еще раз обговорили все это.

– Ну, небольшие изменения внешности все равно потребуются. Филлис вернулась, мы должны это помнить.

– До сих пор не могу поверить, что она выжила. У нее, должно быть, девять жизней.

– В любом случае нас слишком часто показывают в новостях. Мы должны быть осторожны.

День за днем работа над Гаметой близилась к завершению. Но Ниргалу все казалось неправильным, сколько бы он ни пытался концентрироваться. Его место было не здесь.

Когда один из путешественников сообщил, что Койот скоро вернется, Ниргал почувствовал, как участился его пульс: снова вернуться под звездное небо, ездить по ночам в машине Койота от одного убежища к другому…

Джеки пристально посмотрела на него, когда он заговорил с ней об этом. В тот полдень их распустили с дневной работы, она повела его в новые высокие дюны и поцеловала. Потом он пришел в себя, ответил на поцелуй, и они принялись страстно целоваться, стискивая ладони друг друга и краснея. Они опустились на колени в ложбине между двумя дюнами под тонким, бледным туманом, потом легли в коконе из одежды и целовались, прикасаясь друг к другу, стаскивая друг с друга штаны и создавая маленький конверт из собственного тепла, источая жар и растапливая лед в песке под одеждой. «Так, значит, вот как это бывает», – подумал Ниргал. Под струями черных волос Джеки частицы песка мерцали, как драгоценности, словно в них были спрятаны крошечные ледяные цветы. Сияние во всем.

Когда они закончили, то первым делом выбрались наверх, чтобы бросить взгляд с вершины дюны и убедиться, что никто не идет в их сторону, а потом вернулись к своему гнезду и накинули одежду, чтобы согреться. Тесно прижавшись друг к другу, они сладострастно целовались, уже не спеша. Джеки ткнула его пальцем в грудь и заявила:

– Теперь мы принадлежим друг другу.

Ниргал смог лишь счастливо кивнуть и поцеловать ее длинную шею, зарывшись лицом в ее волосы.

– Теперь ты принадлежишь мне, – сказала она.

Он искренне надеялся, что так оно и было. Он хотел именно этого, сколько себя помнил.

Но тем вечером в купальне Джеки плескалась на другой стороне бассейна, она поймала Дао и обняла его, плотно прижавшись к нему всем телом. Отплыв назад, она посмотрела на Ниргала отсутствующим взглядом, ее темные глаза превратились в две бездонные черные дыры. Ниргал застыл на мелководье, чувствуя, как закаменел его торс, словно приготовившись принять удар. Он все еще ощущал, как болят его яйца после секса с ней, но вот она стоит там, вешаясь на Дао, чего не делала уже несколько месяцев, и глядя на него глазами василиска.

Странное ощущение захлестнуло его: он понял, что запомнит этот момент на всю жизнь, прямо тут, в парной, удобной купальне, под соколиным взглядом величавой Майи, которую Джеки ненавидела лютой ненавистью и которая теперь пристально наблюдала за ними тремя, что-то подозревая. Все было именно так. Джеки и Ниргал, может, и принадлежали друг другу, и он-то уж точно принадлежал ей, но ее понятия о принадлежности не соответствовали его представлениям. Шок от осознания перехватил ему дыхание, он словно воспарил в своем понимании вещей. Он смотрел на нее, оцепеневший, раненый, чувствующий подступающую злость, – она еще сильнее прижималась к Дао, – и тут он все понял. Она собрала их обоих. Да, это логично. Именно так. И Рул, и Стив, и Франц, все они были равно преданы ей, может быть, это было лишь воспоминание о том, как она предводительствовала всей их компанией, а может быть, и нет. Однако она собрала их всех. И, очевидно, теперь, когда Ниргал стал для них своего рода чужаком, ей было комфортнее с Дао. Он оказался изгнанником в своем собственном доме и в сердце своей любимой. Если у нее было сердце!

Он не знал, было ли хоть что-то из этого правдой, но знал, как это выяснить. Хотя и не был уверен, что ему этого хочется. Он выбрался из купальни и ушел в мужскую раздевалку, чувствуя спиной взгляды Джеки и Майи.

В мужской раздевалке в одном из зеркал он поймал отражение незнакомого лица. Он остановился и понял, что это его собственное лицо, искаженное горем.

Он медленно приблизился к зеркалу, снова чувствуя странное ощущение пронзающего его момента. Он уставился на лицо в зеркале, все смотрел и смотрел: до него дошло, что он – не центр вселенной или ее единственное сознание, но точно такая же личность, как и прочие, на которую прочие смотрят со стороны, точно так, как он смотрит на них. И этот странный Ниргал-в-зеркале был завораживающим черноволосым и кареглазым мальчиком, сильным и интересным, почти копия Джеки, с густыми черными бровями и… взглядом. Он не хотел ничего этого знать. Но он чувствовал мощь, горящую в кончиках пальцев. Он вспомнил, как люди смотрели на него, и понял, что для Джеки он может представлять такого же рода опасную силу, какой она представлялась для него, – что объяснило бы ее общение с Дао как попытку держать его подальше, сохранять баланс, утверждать собственную силу. Показать, что они – подходящая пара, и соответствовать. И внезапно напряжение покинуло его тело, он содрогнулся, потом ухмыльнулся криво. Они и впрямь принадлежали друг другу. Но он до сих пор оставался самим собой.

Поэтому, когда Койот появился и пришел к Ниргалу, чтобы позвать его в новое путешествие, тот тотчас же согласился, очень благодарный за такую возможность. Было больно видеть вспышку ярости на лице Джеки, когда она услышала эту новость, но другая часть его радовалась собственной непохожести, способности убежать от нее… или хотя бы уйти на какое-то расстояние. Подходили они друг другу или нет, но ему это было нужно.

Несколько вечеров спустя они с Койотом, Питером и Мишелем поехали прочь от огромной массы полярной шапки в разбитые земли, черные под звездным покрывалом.

Ниргал смотрел назад на сияющий белый утес со смешанными чувствами, но главным среди них оставалось облегчение. Казалось, что там, позади, они зароются еще глубже в лед и станут жить прямо под Южным полюсом, пока красный мирок крутится в космосе, заброшенный среди звезд. Он вдруг понял, что никогда больше не станет жить под куполом, никогда не вернется туда надолго. Это был не вопрос выбора, это был просто факт. Его судьба или предназначение. Он чувствовал это так же ясно, как ощущал бы камень в ладони. С этих пор он будет бездомным, если только вся планета не станет однажды его домом, каждый кратер и каньон будут известны ему, каждый камень и любой человек – все в зеленом мире и белом. Но это – он вспомнил бурю, увиденную с Откосов Прометея, – была задача, требующая не одной жизни. Ему придется учиться.