Текст книги "Городская магия"

– Госпожа Смирнова сейчас в глубочайшей депрессии, – сухо сообщила Елена Владиславовна, – поэтому состояние ее оставляет желать лучшего. К сожалению, помощь психолога она упорно отвергает, поэтому не вполне ясно, откуда такие настроения. Кажется, она считает свою болезнь наказанием за что-то… Впрочем, вам этого знать необязательно. – Докторица вздохнула. – Скажу лишь, что с таким настроением в самый раз не лечиться, а готовиться к похоронам. И если мою пациентку никак не взбодрить и не убедить заняться собой, боюсь, последствия могут оказаться самыми печальными.

– Ну надо же… – протянула я. Так, источник депрессивного состояния Ларисы Романовны мне, кажется, понятен, но я не это хотела выяснить. – То есть она плохо себя чувствует?

– Да уж не хорошо, – снова поджала губы Елена Владиславовна. – Последний месяц она провела в клинике. У нее ведь из близких родственников никого нет, дома за ней ухаживать некому.

Так. Если Лариса Романовная уже месяц лежит в клинике, значит, убить Градову она никак не могла. Нехорошо радоваться такому положению вещей, но хотя бы одним подозреваемым меньше…

– А навестить ее можно? – спросила я.

– Оставьте номер вашего телефон, – велела Елена Владиславовна. – Я перезвоню вам, если она согласится вас принять.

– Хорошо, – кивнула я. – Спасибо большое. До свидания…

Спрашивается, и что? Пойду я к Ларисе Романовне, если она вдруг ни с того ни с сего захочет меня увидеть? То есть не меня – Наину Чернову, а какую-то абстрактную студентку, решившую вдруг проведать преподавательницу. Наверно, надо сходить. Хуже не будет, а, может, я даже узнаю что-нибудь важное…

Как ни удивительно, долго ждать не пришлось, Елена Владиславовна перезвонила мне уже через два дня, сказала, что на мое имя заказан пропуск, и я могу прийти, разумеется, строго в часы, отведенные для посещения.

Я не люблю больницы, но эта клиника больше походила на какой-нибудь солидный исследовательский центр, обычных больничных запахов не ощущалось вообще, все сияло чистотой, а в холлах пышно произрастали всевозможные пальмы и прочая тропическая флора. Вот интересно, почему во всяких учреждениях так хорошо растут комнатные цветы? Такое впечатление, что они отрицательной энергией питаются… Хм… А чем не теория?

Подумав так, я собралась с духом, нашла нужную палату и осторожно постучала в дверь.

– Входите. – негромко послышалось изнутри.

Я вошла и остановилась на пороге, прикрываясь букетом. Впрочем, этот фокус не прошел, Лариса Романовна опознала меня мгновенно.

– Наина? – произнесла она с искренним удивлением в голосе, должно быть, Елена Владиславовна так и не сказала ей, кто именно решил нанести визит. – Ты?

– Добрый день, – сказала я и прикрыла за собой дверь.

Лариса Романовна, признаться, производила удручающее зрелище. Я помнила ее ухоженной статной дамой, назвать которую «пожилой» язык не поворачивался. Сейчас от прежней царственности ничего не осталось, Лариса Романовна похудела, осунулась, когда-то тщательно подкрашенные и уложенные волосы отросли, и видно было, что она почти совсем седая.

– Надо же… – сказала она. – А я ломала голову, кому это взбрело в голову меня навестить… Проходи, не стой в дверях.

Я пристроила букет на подоконнике, присела на краешек стула. С чего начать разговор, я не очень-то представляла.

– А разве к вам больше никто не приходит? – спросила я, наконец.

– Я не распространялась о своем положении, – сухо ответила Лариса Романовна. – Но ты, надо полагать, как обычно, решила докопаться до истины?

– На самом деле, я случайно узнала, – сказала я. – Вот… решила зайти, узнать, как вы…

– Как видишь, не слишком хорошо. – Лариса Романовна не без труда приподнялась и села на кровати. – Впрочем, неважно. Расскажи лучше, что нового в университете, раз уж пришла…

«Видимо, у меня планида такая: навещать своих преподавателей в больнице и пересказывать им новости, – подумала я иронически. – То один, то другая…»

Я добросовестно рассказала обо всем, что, как мне казалось, могло представлять интерес для Ларисы Романовны, о кое-каких новых проектах и тому подобном. Она, кажется, хотела услышать от меня что-то совсем другое, я даже подозревала, что именно, но распространяться на эту тему не желала совершенно.

– Лариса Романовна, а к вам из полиции не приходили? – спросила я под конец, устав ходить вокруг да около.

– Из полиции? – нахмурилась она. – Нет. А что случилось?

– Убили одну нашу студентку, – ответила я. Надо будет на всякий случай уточнить у Елены Владиславовны под тем предлогом, что к ее пациентке могут заявиться грубые полицейские с вопросами, напугать и взволновать, а ей это противопоказано. Если они тут уже были, докторица об этом скажет. – По всему выходит, что это сделал боевой маг, так что мы все под подозрением. Я имею в виду, с моей кафедры. Сперва меня хотели подвести под монастырь, теперь вот Игоря.

Я поняла, что прокололась, и прикусила язык, но было уже поздно.

– Игоря? – приподняла брови Лариса Романовна. – Значит, я все-таки не ошиблась относительно вас двоих…

– Как ни печально, не ошиблись, – вздохнула я. – Но, в общем… Это уже пройденный этап.

– Даже так? – удивилась Лариса Романовна. – Тогда могу тебя поздравить: тебе сказочно повезло, Наина, что ты сумела сорваться с крючка. Если ты не врешь, конечно.

– Да зачем бы мне врать? – усмехнулась я. – Потом выходит себе дороже.

– Осторожнее, Наина, – предостерегла Лариса Романовна. – Знаешь, как говорится, от любви до ненависти один шаг… А потом… получится, как со мной…

Она отвернулась к окну. Я, кажется, поняла, что она хотела этим сказать. Когда-то, очень давно, она, должно быть, по-своему любила Игоря, а после смерти дочери возненавидела его, и все силы положила на то, чтобы сделать его жизнь невыносимой. Только радости ей это никакой не принесло, одни беды, и, не сомневаюсь, Лариса Романовна жалела о столь бездарно потраченном времени, вот только простить бывшего зятя так и не смогла… Но мне-то Игоря ненавидеть вроде бы не за что?

Мы поговорили еще немного о какой-то ерунде, потом Лариса Романовна сказала, что устала и хочет отдохнуть, и я ушла, пообещав наведаться еще разок. Не уверена, что Лариса Романовна этому моему обещанию обрадовалась, но приходить не запретила. Должно быть, одиночество ее совсем доконало…

Домой я вернулась в глубокой задумчивости. Значит, слух все-таки исходил не от Ларисы Романовны: я уточнила у Елены Владиславовны, не приходил ли кто из полиции, и та заверила, что никого не было, а если бы и пришли, она бы не позволила им докучать пациентке. Не верить суровой докторице резона не было.

Выходило, что я осталась на том же месте, с которого начала. Может, и правда, как советовали мои заграничные друзья, «довериться полиции» и подождать, пока они найдут убийцу? А если не найдут? Так и будем всю жизнь коситься друг на друга и думать: а не может ли милейший Николай Ефимович или, скажем, Лолита Станиславовна оказаться убийцей? Ну и что, что бабе Лоле почти сто лет, она любому молодому да раннему фору даст! А если Градову убил кто-то из ее однокурсников? Там хватало сильных магов…

А вдруг в этом все-таки замешана Маргарита? Правда, ее не было в Москве, но у нее никогда не имелось проблем с финансами, она могла кого-нибудь нанять. Зачем? Да мало ли… Может, решила насолить мне! А почему нет? Скажем, позавидовала тому, что я таки выбилась в люди, а ей научная карьера не светит. Кто ее знает, что у нее на уме! Правда, так можно любого заподозрить, а проверять всех – жизни не хватит.

Версией относительно того, что убийцей вовсе не обязательно должен быть боевой маг, я поделилась с Шамониным, и тот, как и следовало ожидать, большого энтузиазма не проявил. На лице его было написано, как именно он относится к дилетантам вроде меня, лезущим, куда не просят. Но, должно быть, он все-таки внял моим словам, потому что вскоре начали трясти не только кафедру боевой и охранной магии, но и все остальные, включая даже и ни сном, ни духом не знавших о Градовой «медиков», «иллюзионистов» и прочих. Работы теперь у полиции был непочатый край, а ведь они занимались не только нашим университетом, хватало в Москве и «частных лавочек», и якобы не практикующих магов, и приезжих… Словом, шансов найти убийцу было не так уж много.

Да что там, даже вычислить распространителя слуха было невозможно. Я, грешным делом, подумала даже на нашего библиотекаря, Эмму Германовну, «ходячую сплетню», по выражению Давлетьярова, но нет, она тоже услышала обо всем от Селезнева. Если бы вредный капитан хотя бы намекнул, кто дал ему такую информацию, может, что-нибудь и прояснилось бы, но он, конечно, делиться сведениями не собирался.

Оставалось только делать вид, будто ничего особенно не происходит, и продолжать относительно спокойно учиться и работать, чем я и занялась.

В один прекрасный день, дожидаясь на кафедре Николая Ефимовича, я сидела за столом, который обычно занимала лаборантка Жанна, и бездумно разглядывала списки студентов-должников. Их было неожиданно много, то ли курс попался такой безалаберный, то ли спрашивать с них стали строже, чем раньше. Хотя куда уж строже, я помню, как с нас по три шкуры драли! Значит, это нынешний пятый курс просто такой расхлябанный. Того и глади, половину высветят… Тем более, – тут я ухмыльнулась про себя, – задолженности в основном имелись по тем дисциплинам, которые вел Давлетьяров. Судя по всему, в последнее время он пребывал в самом скверном расположении духа, а потому на занятиях свирепствовал, как никогда раньше.

Взгляд зацепился за одну фамилию. «Вот бедолага,» – невольно подумала я. У девчонки до сих пор не было зачета по одному из серьезных разделов курса охранной магии, даже удивительно, почему ее до сих пор не выставили. Может, талантливая? Фамилия ее почему-то показалась мне знакомой. Евгения Астахова… Где же я раньше могла слышать эту фамилию? Понятно, на занятиях, когда вела у этих ребят семинары, я даже эту Женю помню, симпатичная такая кудрявая брюнеточка, очень сообразительная, только малость безалаберная. Но отчего-то мне казалось, что с этой фамилией связано еще какое-то событие, и очень важное событие, но какое именно?

«Астахова, Астахова… – мучилась я весь вечер. – Да кто же это такая, почему ко мне прицепилась эта фамилия?!»

Я уже начала засыпать, когда вдруг в памяти всплыла фраза, произнесенная почему-то старческим скрипучим голосом: «Только она уж год, как Астахова.» Я замерла, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть воспоминание. «Она уж год, как Астахова». Кто – она? Не Женя, это точно, про нее мне никто ничего подобного не говорил, за это я могла ручаться. Так кто же эта другая Астахова? Кто? Почему эта фраза кажется мне такой важной?

Внезапно меня подбросило на кровати. Господи, ну и дура же я беспамятная! Астахова, ну конечно! Только не Женя, а Марина, Марина Астахова, в девичестве Рогачева. Но тогда получается…

Я боялась размышлять дальше. Очень боялась, потому что пришедшая мне в голову догадка была слишком уж бредовой, но… Жизнь уже убедила меня, что иногда даже самые бредовые гипотезы оказываются совершенно верными.

Марина Рогачева, она же Астахова… Я уставилась в темный потолок, припоминая. Еще бы я не забыла, это было, кажется, так давно, и с тех пор произошло столько всего, что я и думать забыла об этом крохотном эпизоде. Я была на четвертом курсе, и я разыскивала хоть кого-то, кто мог бы рассказать мне о якобы покойном Давлетьярове. И я ведь ее нашла, эту девушку, которую он когда-то выставил из университета, и которая говорила об Игоре с удивившей меня ненавистью. Судя по всему, она его так и не простила. Но…

«От любви до ненависти один шаг,» – вспомнила я слова Ларисы Романовны. Помнится, я еще подумала, что я сама Давлетьярова не возненавидела, потому что не любила, но разве для того, чтобы ненавидеть, обязательно сначала любить? А кто его знает!

Я поняла, что если не проверю свою догадку, спать спокойно не смогу уже никогда. А как я могла ее проверить? Только пообщавшись с очевидцами событий, а я знала только троих таких: саму Марину, Давлетьярова и Ларису Романовну. К Марине я однажды сунулась, помнится, больше не тянуло, к Игорю с подобным вопросом подходить было просто страшно, оставалась только Лариса Романовна. Тем более, что я ведь все равно обещала навестить ее еще раз…

Кажется, Лариса Романовна была удивлена, увидев меня снова. Но еще больше она удивилась, когда я попросила:

– Лариса Романовна, пожалуйста, расскажите мне о Марине Рогачевой.

– Зачем это тебе? – изумилась она.

– Поверьте, это очень важно, – твердо сказала я. – Мне нужно понять, что она за человек, от этого многое зависит…

Я вспомнила, Игорь когда-то говорил, что Марина обладала замечательным потенциалом, была честолюбива и горда до крайности, но вдобавок очень ранима. Как это могло сочетаться, я понимала плохо, но если Лариса Романовна скажет то же самое, придется поверить.

– Марина… – Лариса Романовна задумалась. – Славная была девочка, чем-то вы с ней похожи, только ты замкнутая, а у нее все эмоции были на виду. И терпением ее тоже природа обделила… – Она вздохнула. – Марина, как я помню, всегда была первой, она не сомневалась, что непременно прославится. Ты, наверно, знаешь, она должна была принять участие в том проекте…

Я кивнула: это было мне известно.

– А еще она по уши влюбилась в Игоря, это было видно невооруженным глазом, – невесело усмехнулась Лариса Романовна. – Из кожи вон лезла, чтобы обратить на себя его внимание, а он то ли правда не замечал, то ли делал вид, что не замечает, ты ведь его знаешь. Знаешь, Наина, я всегда удивлялась, что в нем находят женщины, большего эгоиста и себялюбца я в жизни не встречала. А студентки все равно за ним бегали…

Я промолчала. Я что-то не замечала, чтобы кто-нибудь из моих однокурсниц проявлял сердечную склонность к Давлетьярову, его все поголовно терпеть не могли. Хотя Градова-то вот тоже строила какие-то матримониальные планы…

– Собственно, я полагаю, Марина и на участие в проекте согласилась только ради того, чтобы показаться во всей красе, – добавила Лариса Романовна. – А Игорь вел себя просто отвратительно. Теперь-то я знаю, в чем было дело, но тогда, честно говоря, иногда мне хотелось прилюдно надавать ему пощечин за все те мерзости, что он вытворял.

Да уж, могу себе представить, какие представления устраивал Игорь, если уж даже привычная Лариса Романовна до такой степени выходила из себя!

– Представляешь, это я-то, взрослая женщина! – словно прочитала мои мысли Лариса Романовна. – А каково было Марине? Наина, представь на минуту, что человек, в которого ты влюблена без памяти, при всей аудитории называет тебя бездарью, халтурщицей, советует переучиться на парикмахера, пока не поздно, и это еще самые мягкие выражения!.. Что бы ты почувствовала на ее месте?

– Не знаю, – честно ответила я. – Я никогда не влюблялась без памяти. Но, наверно, я бы обиделась.

– Обиделась… – усмехнулась Лариса Романовна. – Я всегда поражалась твоему терпению, Наина. Обиделась – это не то слово. Марина была оскорблена до такой степени, что ушла из университета.

– От любви до ненависти… – задумчиво протянула я.

– Верно. – Лариса Романовна посмотрела на меня с любопытством. – Всю ее влюбленность как рукой сняло, у Марины трясучка начиналась при одном упоминании об Игоре. Удержать ее в университете так и не смогли, она заявила, что на одном гектаре с ним… хм… Извини, она выразилась крайне грубо.

Да, эту историю я знала достаточно хорошо, Игорь своего добился, не дал запустить проект, а вот об оскорбленных чувствах Марины Рогачевой, конечно, не подумал. Ему вообще дела нет до того, что испытывают окружающие, он этой несчастной Марине душу наизнанку вывернул, ноги об нее вытер и пошел дальше. Из самых благих побуждений, конечно, но факт остается фактом!

– Зачем тебе понадобилось ворошить прошлое? – спросила Лариса Романовна, видя, что я не собираюсь ничего объяснять.

– Да вот как-то все время получается, что все ответы – именно в прошлом, – туманно ответила я и начала прощаться.

Что ж, судя по всему, случайная догадка очень даже может подтвердиться. Только хотелось бы еще кое-что проверить, чтобы знать наверняка: Женя Астахова – просто однофаполица мужа Марины Рогачевой, или между ними есть какая-то связь? Потому что если связь есть, это одно дело, а если нет, совсем другое, и в достаточно логичном, на мой взгляд, построении, возникают безобразные дыры…

Конечно, следить за Женей я вовсе не собиралась, просто заглянула в ее личное дело. Никто мне этого, понятно, не разрешал, но я прекрасно знала, где эти личные дела хранятся, а потому незаметно пошарить в бумагах смогла. Сведения о тех учащихся, которых переводили на наш шестой этаж, собирались по возможности полные, я однажды видела свое личное дело и была очень удивлена, обнаружив там данные не только о своих родителях, но и о более дальних родственниках, которых я и видела-то всего раз или два в жизни. Не было исключением и личное дело Жени Астаховой. Очень скоро я обнаружила, что у Жени имеется троюродный брат, некто Сергей Астахов, имелся тут и его адрес. Если память мне не изменяла, именно тот адрес, по которому я давным-давно разыскивала Марину Рогачеву. Должно быть, муж после свадьбы переехал к ней, такое бывает, и нередко.

«Быть не может, чтобы все оказалось так просто, – подумалось мне. – Хотя почему просто? Если бы я не вспомнила, откуда знаю фамилию Астаховой, я бы в жизни не догадалась!» Оставалось только гордиться своей памятью.

Единственное, что не укладывалось в выстроенную мною картину, был распущенный кем-то слух о наших с Давлетьяровым тесных отношениях. Прицепить его к версии, в которой фигурировала Марина Астахова, не получалось никак. Оставалось допустить, что слух этот к ней отношения не имеет, и взялся из какого-то другого источника…

Мои раздумья прервал телефонный звонок. Звонил Сашка, на которого напала охота пообщаться. Мне, если честно, общаться сейчас не очень хотелось, но не бросать же трубку. А кстати… Вот сейчас я и проверю, окончательным ли бредом выглядит моя версия или все же нет!

– Саш, послушай, я тебе сейчас кое-что расскажу, а ты скажи, может такое быть или нет, – попросила я. – Только не перебивай, ладно?

– Давай, – охотно согласился Сашка. – Рассказывай, я слушаю.

– Значит, жила-была одна девочка, – начала я. – Очень красивая и способная, умница и отличница.

– Это ты про себя, что ли? – фыркнул в трубку Сашка.

– Я же просила не перебивать! – рассердилась я.

– Ладно, ладно, извини, – весело ответил Сашка. – Давай дальше.

– Так вот… – Я продолжила рассказ. – Училась она, училась, скоро должна была окончить университет, и тут вдруг взяла и влюбилась в своего преподавателя, да так, что искры из глаз и шерсть дыбом… А он, представь себе, на эту умницу и красавицу никакого внимания не обращал, отчего она только больше распалялась. – Я перевела дыхание. Сашка внимательно слушал и больше не перебивал. – А потом он на нее внимание обратил, только не такое, как бы ей хотелось. Он ее, представь себе, начал прилюдно унижать и оскорблять. Только тут такое дело: девочку эту должны были задействовать в одном опасном эксперименте, и она согласилась. Только она не знала, чем это может для нее обернуться, а преподаватель тот очень хорошо знал, потому что уже через это прошел и едва живым остался. Так что делал он все это из самых благих побуждений, только девочка об этом, конечно, не подозревала…

– А почему ж он ей прямо не сказал? – удивился Сашка. – Рассказал бы все, как есть, к чему столько проблем?

– Не знаю, Саш, – сказала я. И правда, почему? – Может, опасался, что она не поверит, девочка была очень честолюбивой и мечтала прославиться. Может, не хотел огласки. В общем, он просто вынуждал ее уйти и добился своего, девочка бросила университет, хлопнула дверью и заявила, что ноги ее больше там не будет.

– Жестоко, – прокомментировал Сашка. – Это ж как надо было унижать, чтобы до такого дошло! Морду она ему, случайно, не набила?

– Об этом история умалчивает, – хмыкнула я. – Главное, что возненавидела она свою прежнюю любовь лютой ненавистью, а когда узнала, что он умер, так просто счастлива была…

– А… – начал было Сашка, но я перебила:

– Погоди, это еще не все. На самом деле этот преподаватель вовсе не умер, там другая история, совсем уж детективная, но это сейчас неважно. Главное, некоторое время эта девочка, то есть девушка уже, была уверена, что его больше нет. Еще до этой новости она, наверно, чтобы обо всем поскорее забыть, вышла замуж, родила ребенка, сменила профессию… В общем, жила, как все нормальные люди. – Я вздохнула. – А у ее мужа имелась троюродная сестра, которая, представляешь, совпадение какое, училась в том же университете. С братом и его женой эта студентка, конечно, общалась, и всякие новости рассказывала…

– Ага, то есть, ты хочешь сказать, эта девушка вдруг услышала, что тот преподаватель жив? – сообразил Сашка. – Слушай, поименуй их как-нибудь, а то я уже путаюсь во всех этих девицах!

– Ладно, – согласилась я. – Значит, та девушка – Марина, а кузина ее мужа – Женя. Так вот, Женя новости подробно пересказывает, и Марина с удивлением узнает, что преподаватель мало того, что жив, так еще и процветает. Более того, у него образовалась какая-то невозможная любовь с однокурсницей Жени, тоже очень красивой и способной девицей…

Об этом было очень просто догадаться: Градова, как рассказывала мне Маргарита, охотно делилась с подружками своими планами. А поскольку планы, надо думать, успехом все-таки не увенчались, Градова не захотела ударить в грязь лицом и придумала красивую сказку. Все равно ведь проверить никто бы не смог. Кто, может, и не поверил, но Женя Астахова определенно купилась: в самом деле, разве такая красавица, как Градова, могла не добиться своего? Да надо быть полным идиотом, чтобы отказаться от этакой девушки! Словом, Женя благополучно пересказала выдумку Наташи Градовой кузену и его жене.

Не знаю, как именно рассуждала Марина, могу представить лишь в общих чертах. Должно быть, ее взяло за живое: это какой же волшебной красоте удалось-таки заполучить Давлетьярова?! Похороненная вроде бы обида и злоба снова выползли на свет. Найти Градову, полагаю, было несложно, думаю, Женя Астахова знала, где та живет, курс был дружный, наверняка все бывали друг у друга в гостях. А уж выудить из Жени эти сведения Марине труда не составляло, я помнила, на что она была способна. А вот что было дальше… Наверно, Марина просто хотела взглянуть на счастливую соперницу. А когда увидела…

– А дальше-то что? – поинтересовался Сашка.

– А дальше, Саш, Марина нашла эту студентку, – сказала я. – И, уж не знаю, умышленно или нет, но она ее убила.

– Да ну… – фыркнул Сашка. – Почему же ее, а не его? Раз уж она его так ненавидела?

Этот вопрос меня тоже занимал. Если убийство было случайным, тогда все понятно, а если нет… Тут несколько вариантов: возможно, Марина опасалась не справиться с Давлетьяровым. Возможно, она все еще продолжала любить его и боялась, что не сможет выполнить задуманное. А может быть, поверила в красивую байку о том, что Игорь и правда любит Градову, и решила причинить ему боль не меньшую, чем когда-то испытала сама.

Примерно это я и изложила Сашке.

– Ну, тогда вроде вполне логично, – сказал он. – Слушай, но это как же надо было ненавидеть человека, чтобы решиться отомстить ему подобным образом? И даже о ребенке своем не подумать, я уж не говорю о муже!

– Очень сильно, Саш, – тихо сказала я. А еще – как надо было его любить, чтобы эта любовь смогла перерасти в такую черную ненависть?.. – Очень.

– Да… история… – протянул Сашка. – А что, вполне жизненно. Наин, ты что, детектив решила написать?

– Если бы… – вздохнула я. – Это, Саш, не детектив, а история из жизни. Хочешь – верь, хочешь – нет.

– Но эту Марину в конце концов поймали? – резонно поинтересовался Сашка.

– Пока нет, – хмыкнула я.

– Что значит «пока нет»? – Судя по голосу, Сашка встревожился. – Так, погоди… Наина, это имеет отношение к тому убийству вашей студентки, о котором ты рассказывала?

– Угу… – сказала я. – Это оно и есть.

– И ты в это влезла?! – Сашка был воплощенное негодование. – Ты с ума сошла!

– Да не заводись ты, – сказала я. – Это только мои домыслы, и я о них никому не рассказывала.

– И не вздумай! – Сашка определенно рассердился. – Если только в полиции, ясно тебе? Мало ли…

– Мало ли – что? – поинтересовалась я.

– Ну… – Сашка замялся. – Ты же рассказывала, какие сплетни о тебе и этом мужике ходят. А если эта Марина и о них узнает? Ты соображаешь, во что ввязалась?

– Хм… – сказала я. В Сашкиных словах был резон. Сейчас, когда страсти вокруг убийства немного улеглись, у студентов дойдет дело и до других сплетен, и тогда Марина точно услышит обо мне. А может, уже услышала…

– Может, поживешь пока у меня? – предложил Сашка озабоченно. – Пока все не уладится…

– Саш, вот только тебя не хватало впутывать в эту историю, – вздохнула я. – Не волнуйся, я могу за себя постоять. А если вдруг что… Знаешь, между двумя боевыми магами лучше не становиться, даже если один из них недоучившийся.

Сашка молчал, видимо, только сейчас начал осознавать, что специальность у меня не слишком мирная.

– Я, к тому же, немножко приболела, – осенило меня. В доказательство я покашляла в трубку. – Не хочу тебя заразить, так что лучше пока нам не общаться.

– А, ну тогда конечно, – заметно обрадовался Сашка, очень трепетно относившийся к своему здоровью. – Лечись как следует, я завтра позвоню. И поосторожнее там!

– Ага, – сказала я. – Непременно.

Я бросила мобильник на стол – батарейка почти совсем разрядилась, надо все-таки разориться и купить новый телефон, стыдно уже с такой рухлядью ходить, – легла и привычно уставилась в потолок. Н-да… А ведь Сашка определенно обрадовался тому, что можно не приезжать, а также тому, что эту идею высказала я сама.

«А ты, Чернова, наверно, хотела, чтобы он примчался, прорвался мимо вахтера и начал о тебе заботиться? – поддела я себя. – Или, еще того лучше, забрал к себе, приставил охрану на всякий случай и заботился уже там?»

А что, может быть, и хотела. Только, видно, не настолько у нас были близкие отношения, а постель – еще не повод для знакомства, все верно…

«Да, Чернова, – хмыкнула я. – Похоже, один мужчина тебя никак не удовлетворит, придется завести гарем. Один будет о тебе заботиться, другой развлекать, а третий… хм-м-м…»

Мне внезапно вспомнилось: когда я однажды заболела ангиной и температура скакнула под сорок (а в таком состоянии заниматься самолечением совершенно невозможно), Игорь немедленно засунул меня под одеяло и взялся лечить сам. Медик из него, если честно, как и из любого боевого мага, просто ужасный, а если учесть, что параллельно с лечением он еще битый час читал мне лекцию о вреде неумеренного потребления мороженого и хождения по холоду нараспашку, то удивительно, как я от такой заботы не скончалась. «А ведь он правда о тебе заботился тогда, Чернова, – поняла вдруг я. – Уж как умел, и не его вина, что умел он плохо…»

Думать об этом было неприятно. Да что уж теперь…

Я встала и вытащила из тумбочки пакет с фотографиями, выбросить которые не поднималась рука, хотя и пересматривать их не тянуло. Надо же, какая я была всего год назад, до этой конференции, которая что-то во мне перевернула… Физиономия бледная, не накрашенная, взгляд исподлобья, а еще этот серый свитер, который Игорь почему-то особенно ненавидел и однажды просто выкинул. Хороший был свитер, теплый и уютный… Фотографий Давлетьярова у меня было всего две или три, он фотографироваться очень не любил, а застать его врасплох у меня ни разу не получилось. Вот он курит на балконе, а вот сидит за компьютером, в обоих случаях вид совершенно отсутствующий, о чем думает – непонятно. А снимок, где имелись мы оба, вообще был только один. Кажется, на улице проводилась какая-то рекламная акция, нас щелкнули «полароидом», а потом долго приставали с просьбой заполнить анкету. Игорь тогда быстро дал интервьюерам от ворот поворот, но фотографию я все-таки утащила. Надо же, вот так, со стороны если посмотреть – более неподходящих друг другу людей и представить трудно. Рослый, подтянутый, стильно одетый Игорь и я, вечно в этих дурацких (права была Мирей!) джинсах, которой всегда было наплевать на свой внешний вид. А если учесть, что оба мы были замкнутыми и нелюдимыми, и легкостью нрава не отличались, то вообще сложно понять, как это мы умудрились столько времени провести вместе.

«Если считать, что женщины похожи на цветы, – всплыла вдруг в памяти реплика, произнесенная хорошо знакомым голосом, – то ты больше всего похожа на кактус. Прежде чем дотронуться – десять раз подумаешь, стоит ли.» В общем и целом, это было чистой правдой.

«Сама-то хороша, – сказала я себе. – Только и знаешь жаловаться, что тобой не интересовались, а сама-то ты по-другому поступала, что ли? Вот только не надо прикидываться, будто ты боялась, стеснялась и не находила времени о чем-нибудь спросить! Просто тебе так удобно было, вот и все. Ты и с Сашкой точно так же себя ведешь, и радуешься, что он особенно к тебе не лезет с задушевными разговорами, а значит, и тебе вроде как можно его делами не интересоваться. Хм-м-м… А что это ты, Чернова, вдруг задумалась об этом? – спросила я себя сурово. – Ты же вроде бы решила все раз и навсегда? Решила же? Так что давай, дорогая, выкинь эти фотографии в помойку, а если уж не можешь, то запрячь подальше и выброси из головы дурацкие мысли!»

Заверещал предусмотрительно включенный в зарядное устройство мобильник. Кого это разобрало в такую поздноту? Неужто Сашка решил все-таки проявить благородство и приехать к «больной» подруге? Но номер на дисплее высветился незнакомый…

– Алло? – сказала я.

– Наина! – раздался знакомый голос. – Привет! Не спишь еще?

– Маргарита, ты? – изумилась я. – Что случилось? И откуда у тебя мой номер?

– Ой, ну твой номер просто государственная тайна! – засмеялась Маргарита. На заднем плане слышался какой-то веселый шум. – Я же в группе старостой была, у меня все ваши телефоны есть, а ты свой не меняла! Слушай, я что звоню-то… Вась, ну потише, я ничего не слышу! – закричала она куда-то в сторону и пояснила мне: – Это у нас тут вечеринка, на пляже…

– Ясно, – хмыкнула я. Наверно, Маргарита все еще в Майами.

– Когда этот парень из Интерпола приехал, здоровый такой, и стал вопросы задавать, я так перепугалась, думала, случилось что, – продолжала Маргарита. Да, наверно, Микки произвел на нее неизгладимое впечатление. – Васька вообще перетрухал, потом два дня ворчал, успокоиться не мог… Короче, я этому америкосу все честно рассказала!..