Текст книги "Секреты серой Мыши"

4

  Наконец-то у меня опять есть своя трёхкомнатная квартира. В ней сейчас делают ремонт.

  Больше всего вдохновляет будущая детская. Захожу в неё, совсем пока ещё пустую – только закончили ровнять стены, и замираю мурашками по коже, представляя, как принесу сюда малыша.

  До сих пор не знаю, мальчик это будет, или девчонка – решила, что приду в дом малютки и пойму сердцем, кто моя детка. Посему эту комнату решила оформлять в нейтральных мягких тонах бежевого, серого и капучино. С пушистым ковром на полу и уютными, плюшевыми на ощупь шторами. Коля обещал собрать кроватку. Знаете, такая классная – сама бы в ней спала. Трансформер с поперечным маятником – может быть овальной или вообще круглой – валяйся хоть вдоль, хоть поперёк, хоть звездой. Я её уже тоже купила.

  А ещё купила дачу. Ну, как сказать дачу – это я её так называю. На самом деле – домик на окраине деревни Язово, в сорока пяти километрах от города.

  Рушилка, конечно, подзаброшенная, но ничего – отстрою. Будет там и баня хорошая, со внутренним бассейном, и огромные панорамные окна, и газон для детской площадки – идей много.

  Послезавтра встречаюсь с архитектором – будем фильтровать мои аппетиты. А то я со своей неуёмной фантазией того ещё наворочу. Влюбилась в эту завалюшку с первого взгляда.

  Дело в том, что дом стоит почти в лесу. Сосны, берёзы, песок. Рядом озеро, чуть подальше и река имеется. Грибов здесь, думаю, тьма в сезон. В таких местах растут боровики. Ну это мы чуть позже разберёмся. Красота, тишина – неописуемые.

  Будет куда и с малышом на выходные уехать от городского смога, и племянников привезти. Да и Светка уже довольно потирает руки – сама-то она на заморочки с домом не решается – лениво, а вот перспектива наездами бывать с Маней в экологичном и к тому же комфортном (в ближайшем будущем) месте мою подружайку вдохновляет.

  Вот туда-то, после обязательной и утомительной банкетной программы, мы и отправились всей нашей тёплой компанией по-настоящему отмечать мой юбилей. Знала бы я тогда, чем это всё закончится.

***

  Ясным субботним утром мы собирались "на дачу". Решили, что ехать аж на трёх машинах не рационально, поэтому Лиза с мужем и ребятишками заехали за мной домой. Светлана с Машулей доберутся сами.

– Дай-ка погляжу, чего тебе тут наваяли, – Коля с видом знатока, "уперев руки в боки" пошёл с ревизией по комнатам.

  Надо сказать, что парень он и в самом деле рукастый, поэтому не грех было прислушаться к его мнению. Я бросила собирать вещи и поспешила за ним, на ходу рассказывая, как планирую облагораживать своё новое гнездо.

– Вот здесь будет моя спальня. Как думаешь, заморочиться с нишей, или это уже не модно?

– Я бы не стал – по меньшей мере это не практично. Если, вдруг, надумаешь элементарно поменять обои – проблем не оберёшься. Это выльется в натуральный геморрой.

– Пошли будущую детскую покажу, – я потащила его за рукав, – зацени, как тут всё выровняли.

Коля одобрительно провёл рукой по гладкой, как яйцо, стене.

– Муж, отстань от сестры, – громко заворчала из кухни Лизка, – она так никогда не соберётся. А нам ещё за мясом заезжать.

  Николай молча напучил глаза, качнул головой и развёл руками – мол, командир сказал "люминь" – значит "люминь". И мы послушно двинули завершать процесс сборов.

  Поскольку в домике ещё практически ничего не было, пришлось составлять список всего необходимого, чтобы ничего не забыть. Формуляр получился приличный. Ну и сумок, в которых уже самозабвенно рылись племянники, тоже.

  Сестра, тряхнув рыжеватыми кудрями и сердито зыркнув на ребятню, быстро организовала погрузку в машину. Хотя, мне казалось, что для такого количества вещей придётся заказывать газель. Это, видимо, приходит к женщинам с материнством – умение быстро и рационально заполнить заданное пространство.

– Чемпион по тетрису уровень 90, – улыбнулась я, наблюдая, как ловко и чётко Лизавета руководит утрамбовкой этой горы сумок, сумочек, корзин и кошёлок.

  К величайшему изумлению, всё влезло. "Мой" рынок , на котором я обычно брала мясо для дома, был нам совсем не по пути. Пришлось забежать на наш местечковый ВДНХ.

– Подходи, э-э, красавица, – зазывал к своему прилавку улыбчивый колоритный мужчина восточной наружности в чистом фартуке.

– Говядина, телятина, девушка, чего желаете, – летело со всех сторон оглушающим гомоном.

Я, привыкшая к быстрым покупкам у "своей" продавщицы, молча искала глазами то, что мне нужно. Победил чистый фартук.

– Вах, – обрадовался мужик, – хороший мясо, свежайший! Грудинку? Лопатку?

– Мне нужно крестьянское мясо, – перебила я его.

– Какой нравится? Выбирай! Любой – хороший.

Я поковыряла красивым ногтём шкурку окорока и посмотрела в честные глаза продавца. Ах ты ж хитрован.

– Вот этот давайте, – я указала пальцем на ближайший кусок.

Мужик завесил мясо и радостно огласил стоимость.

– Сонь, – окликнула я крутившуюся рядом племяшку и заговорщически наклонилась к ней, – у тебя деньги есть?

– Есть, – шёпотом ответила малышка и потянулась в сумочку за аккуратным розовым кошелёчком.

– Одолжи, – я сама ей недавно подарила этот самый кошелёк с игрушечными купюрами банка приколов.

Надо было видеть обиженно – растерянное лицо продавца, когда я протянула ему Сонькины фальшивые деньги.

– Ну так, если это – "крестьянка", тогда это – деньги, – невозмутимо заявила я.

  Мужик замер, моргнул, заулыбался и пошёл куда-то в свои закрома, бурча что-то вроде "ай, молодец" и одобрительно качая головой. Через пару минут он вернулся, положив передо мной отличный окорок, шею и антрекоты.

  Ни грамма смущения или неловкости в его глазах даже не мелькнуло, – напротив, этот восточный дядька был страшно доволен, повстречав в моём лице равного знатока.

– Выбирай, – расплывшись в лукавой улыбке сказал он.

– Вот это дело, – оглядев мясо критичным взглядом ответила я, – давайте всё.

– Ай, маладца-а, – ещё раз повторил мужик , завесил мясо и щедрой рукой добросил в пакет шмат божественной корейки.

Я округлила серые очи.

– За удовольствие, – пояснил он, продолжая широченно улыбаться.

– М-м-м, благодарю, – промычала я.

Коля с совершенно ошалевшими глазами подхватил пакеты и, подталкивая меня локтём рванул на выход.

– Да не переживай, назад не отберёт, – уже в голос хохотала я.

– Ну ты, мать, даё-о-ошь, – с изумлением, переходящим в восторг протянул он.

  Так и бежал до самой машины, басовито причитая на ходу что-то про " Нет, ну это ж надо… ну вы видели, а?" А потом ещё почти всю дорогу расписывал для Лизы в красках это наше маленькое приключение.

***

– Можно я теперь на рынок с тобой ходить буду? – Коля никак не мог успокоиться, перетаскивая вещи в домик.

– Да угомонись ты уже, – смеялась я, – лучше глянь, какая красотень вокруг.

  Ребятишки вовсю гоняли по округе, разведывая обстановку. Лиза стояла рядом, медленно, со смаком втягивая носом тёплый, душистый запах леса.

  Почти вслед за нами к дому подъехала Светка. Племяшки с визгом бросились встречать Маню. Подружка, захлопнув красивой круглой попой дверцу машины, с ходу взялась за организацию "банкета", волоча в обеих руках пакеты с кучей готовых салатов в контейнерах.

  Коля разлил по стаканчикам моё любимое красное сухое вино, и мы дружно, со смехом и шутками взялись благоустраиваться. Вот это я люблю – без пафосных шпилек в тесном кругу самых дорогих людей.

– Крис, а как там у вас с этим большим контрактом? – спросила Лиза, нарезая нашу же краковскую колбасу.

– С каким? – оторвалась я от оттирания походного раскладного столика.

– Ну этого, с армией.

– А, на поставки наших сосисок? Ну ты прям скажешь, с армией. В наш Алейский гарнизон. Барабанная дробь – кажется срослось.

– Таки, это повод для тоста! – подал голос Коля.

– Кри-ис! А где у нас полотенца? – крикнула из дома Светка.

– Сейчас найду. Иди закончи со столом, а я разыщу и принесу, – отозвалась я и пошла в избу.

  Тихо ругаясь про себя на организованный нами же в домишке бедлам, я шарилась в поисках нужной сумки. Искомый баул обнаружился под лестницей в углу, ведущей куда-то наверх.

– Оп-па! А это ещё что? – пробормотала я сама себе, осторожно поднимаясь по ступеням и упираясь в тяжёлую крышку, – залезть, или ну его, потом?

  Любопытство взяло верх. Поднатужилась и кое-как откинула ляду, за которой обнаружился пыльный, дико захламлённый чердак.

– Ёлки-палки, – протянула я, оглядывая весь этот старинный хлам, – это ж сколько отсюда вывозить. Ух ты, а это что?

  В дальнем углу виднелся здоровенный сундук. Внешне очень даже неплохо сохранившийся.

– Красота какая, прям почти пиратский, – восхищённо пыхтя, я лезла к находке, преодолевая горы тряпья, скарба и трухлявой мебели.

  Оставался последний рубеж – какая-то узкая, кажется, кровать, стоящая мало того, что поперёк, так ещё и на боку. Её я решила просто перелезть.

  Странный рисунок на полу за перевёрнутой кроватью увидела в самый последний момент. Испуганно ойкнув, разглядев круг, я обеими ногами опустилась в центр вписанной в него слабо замерцавшей звезды. Не смею утверждать наверняка, но, кажется, это была пентаграмма.

5

  Ранним воскресным утром небольшая процессия из четырёх человек чинно выгружалась из коляски, остановившейся на площади перед небольшой церковью в центре деревушки Фуркево.

   Мужчина средних лет с уставшим лицом в видавшем виды, но когда-то безусловно дорогом камзоле, подал руку моложавой женщине. Если бы не сварливое, скорбно-раздражённое выражение лица, добавлявшее ей лет, эту манерную блондинку с аккуратной причёской можно было бы назвать миловидной. Всё портила глубокая складка, прочно утвердившаяся между бровей и никогда не покидавшая это чело, и вечно опущенные уголки губ.

   Женщина сошла с приступки, нарочито поправила красивое и, что было совершенно очевидно, тоже не новое платье. Вслед за ней на землю спрыгнул нарядно одетый кудрявый мальчик лет пяти.

  Последней к церкви направилась совсем ещё молоденькая девушка в аккуратном простом платье. Скупостью движений и всем своим видом она больше походила на тень.

  Скромный наряд в серых тонах абсолютно сливался с густыми волосами какого-то невнятного мышиного оттенка. Такого же цвета брови и ресницы тоже контраста не добавляли. И даже ясные голубые глаза были не в состоянии оживить блёклую туманность её образа. Наверное, из-за застывшей в их глубине тоски.

  Вся эта компания производила странное впечатление. Скорее даже сказать гнетущее.

  Натянутый пафос женщины, явно не тянувшей на заявленный образ богатой титулованной особы, смирение мужчины, безучастность девушки.

  Только беспечному и явно избалованному мальчонке были совершенно безразличны условности и тяготы статуса его родителей. Он носился по площади, с гиканьем разгоняя стайки пухлых голубей.

– Теодор, ведите себя прилично! – попыталась приструнить мальца женщина.

  Но её замечание осталось без внимания – сорванец продолжал упоённо нарезать круги.

  Это было семейство местного барона: отец клана – Рауль дю Белле, его вторая жена – Лаура дю Белле, их сын – Теодор и дочь барона от первого брака – Таис.

  Некогда богатый дворянский род пришёл в полный упадок после смерти отца Рауля. В отличие от своего рачительного родителя, нынешний владелец баронства оказался человеком совершенно доверчивым и непрактичным.

  Обвести его вокруг пальца было проще, чем отобрать у ребёнка конфетку, и этим беззастенчиво пользовались все, кому не лень. Начиная от друзей-баронов, занимавших деньги и "великодушно" прощавших себе эти долги, до его собственных арендаторов, утаивавших налог под предлогом мнимого бедственного положения.

  Потом умерла мать Таис.

  В конце концов дошло до того, что сам Рауль остался при двух небольших деревеньках, доход от которых только и позволял, что сводить концы с концами, не давая окончательно развалиться родовому имению.

  Позднее Барон женился второй раз, полагая, что маленькой Таис необходимо женское внимание и участие. Только в этом вопросе Рауль капитально промахнулся с выбором кандидатуры на сию роль.

  Нет, Лаура не была совсем уж злой мачехой, в духе персонажа из старой сказки про Золушку. Просто Таис была ей совершенно безразлична.

  Стандартная история – молодая амбициозная женщина вышла замуж за титул, ожидая прилагающихся к нему "пряников" и просчиталась. Ситуация ухудшилась окончательно с рождением родного сына – Теодора, названного так в честь дедушки.

  Новоиспечённая баронесса была жутко разочарована финансовой ситуацией, в которую погрузилось баронство. Будучи женщиной красивой, но не очень родовитой, она в отчем доме жила более сыто, чем позволяло их нынешнее благосостояние. И, конечно, Лауру дико раздражала необходимость экономить практически на всём.

  О нарядах и предметах роскоши речь вообще не шла. Управленческая жилка в ней была, но сфера её применения распространялась только на близких и домочадцев. Напрячь ум и использовать собственную хватку более широко на налаживание семейной финансовой ситуации этой не глупой, в общем-то, женщине и в голову не приходило.

  Рауль, устав от бесконечных претензий жены, смирился с собственной беспомощностью. Таис, наряду с двумя оставшимися служанками, выполняла роль прислуги и няньки лучезарному братишке, которого, впрочем, беззаветно любила. Баронесса изо всех сил пыталась сохранить видимость высокого статуса.

  Род дю Белле медленно, но верно скатывался в пучину бедности.

  На площади потихоньку прибавлялся народ, подъезжающий к началу службы. Неожиданно к спокойному гулу людских голосов, разбавляемому весельем маленького барона, добавилось залихвастское гиканье явно нетрезвого всадника, на всём скаку нёсшегося по дороге в сторону церкви. Народ заворчал, выражая недовольство.

– Кто это там вольничает? – раздался строгий мужской голос.

– Да, видать, опять сынок герцогский с гулянки домой возвращается, – высказала предположение пышнотелая булочница.

– Он самый и есть, кому ещё. Больше никто  в наших краях-то так уж и не беспределит, – раскатисто комментировал ситуацию местный кузнец.

– Вот, холера, и чего ему по окраинной дороге не ходится, – досадливо отозвался седой крепкий старик.

– Вишь ли, там длиннее, ленно их светлости в кругаля домой добираться, – раздражённо вступила в разговор худощавая женщина в тёмной юбке и платке.

 Дружно уставившись в сторону всадника, все увлечённо обсуждали молодого непутёвого вельможу. Никто и не заметил, как маленький Теодор, в погоне за белым голубем с красивым кружевным хвостом, побежал в сторону дороги. Птица мелкими перебежками перелетала с места на место, увлекая за собой мальчишку.

  Герцогский отпрыск слишком поздно заметил ребёнка на дороге. Остановить разогнавшегося разгорячённого скакуна не было ни малейшего шанса.

– Тео! – первой среагировала Таис и бросилась в сторону брата.

  Мальчонка, как вкопанный, замер на дороге, оторопело глядя на приближающегося коня. Девушка на последних секундах изо всех сил обеими руками толкнула ребёнка, отпихивая его далеко в кусты, но сама отскочить уже не успела. Гнедая молния налетела на неё, сбивая с ног, подкидывая в воздух как тряпичную куклу.

  Всадник, видимо, всё же был отменным наездником, судя по тому, как ловко на ходу он спрыгнул с потерявшего равновесие коня. Толпа с общим вздохом отхлынула. Затем раздался тонкий визг булочницы, и народ волной ринулся к месту происшествия.

  Кто-то уже поднимал на руки и ощупывал впавшего в шок Тео, передавая его в голос ревущей Лауре. Малыш физически особо не пострадал – несколько ссадин и ушибов. Но широко раскрытые глазёнки с текущими градом слезами выдавали пережитый им ужас.

  А вот с Таис всё было гораздо хуже. Она лежала, распластавшись на гравие дороги, и не подавала признаков жизни. На коленях возле неё стоял отец, толпа окружила их плотным кольцом.

– Пропустите, пропустите, говорю – раздался собранный голос местного доктора, с трудом протискивавшегося сквозь тесно стоящих людей.

– Да пропустите же, – наконец сориентировался кузнец, мощными локтями раздвигая народ, освобождая для него проход.

  Пухленький мужчина с густой, посеребрённой ранней сединой шевелюрой, замерев на несколько секунд, пощупал пульс пострадавшей:

– Подавайте телегу, она жива.

 Человеческий улей опять загудел, выдыхая информацию, передавая её друг другу. Подогнали повозку. И тут кто-то громко вспомнил про виновника.

  Молодой мужчина сидел, скорчившись от ужаса, прямо на земле. Это действительно был Жан Жозеф дю Сен-Марк де Шамбор, старший сын и любимец герцогини Жозефины Мари Габриэль дю Сен-Марк де Шамбор. И он был пьян.

6

– Осторожно. Да осторожно вы, – шипел на людей доктор, пока те в несколько пар рук несли девочку к повозке, – Скидывай мешки, кладите на ровное. Да не тряси там по дороге. Я следом прибуду.

  К нему на подгибающихся ногах подскочил герцог. На Жана было страшно смотреть – его колотило, как в лихорадке. Растрёпанные волосы торчали в разные стороны, по вискам ручьями струился пот, посиневшие губы дрожали. Осознание содеянного его буквально размазало.

– Доктор, пожалуйста, пожалуйста, она будет жить? – свистящим шёпотом, срывающимся на фальцет, больше молил, чем спрашивал он.

  Затем ходящими ходуном руками, с трудом попадая куда нужно, начал выворачивать все подряд карманы, судорожно впихивая в руки доктора деньги. Монеты рассыпались, падали в пыль. Жан, не отрывая от него ставших совершенно белыми глаз, поднимал их вместе с грязью и вырванной травой и пихал, пихал в пухлые его ладони.

– Я сделаю всё, что смогу, но на всё воля божья, – сухо ответил эскулап и, повернувшись к вознице, скомандовал, – трогай.

 Телега поехала. Помятого, взъерошенного, потерянного герцога обступила толпа. Обозлённые десятки глаз смотрели на него, вокруг поднимался гневный ропот. Но страшнее их всех была наступающая на него Лаура. Глаза её горели слепой яростью.

– Вы едва не убили моего сына, – чеканя каждое слово, точно забивая гвозди в крышку гроба, рычала баронесса, – я вас уничтожу. Все узнают, что вы натворили. Вы сгниёте в тюрьме. Я до короля дойду.

  Казалось, дальше уже некуда, но зрачки Жана расширились ещё больше, заполняя радужку целиком. Кровь окончательно покинула онемевшее лицо.

– Баронесса! – он порывисто шагнул ей навстречу, в тысячный уже, наверное, раз схватив свою вихрастую чёлку с такой силой, словно пытался вырвать её.

– Не подходите ко мне, убийца! – взвыла женщина, и, резко развернувшись, почти побежала к коляске, где уже сидел Рауль, прижимая к себе обессиленного от пережитого сына.

– Я помогу… Я оплачу… – вслед ей шептал герцог, – ГОСПОДИ-И-И!!!

  На самом деле, конечно, Жана Жозефа дю Сен-Марк де Шамбор нельзя было назвать таким уж прям отличным парнем, но отпетым негодяем и подонком он тоже не был.

  Выражаясь одним словом, он был раздолбаем. Игроком, кутилой, повесой, красавчиком, избалованным и загубленным слепой материнской любовью. Большим ребёнком, никак не желавшим взрослеть. Стимула не было – ему и так всё само (точнее, с подачи герцогини) валилось в руки.

  Жозефина злилась, ругалась, грозила всеми карами небесными своему любимцу, но, в конечном счёте, всегда сдавалась и прощала всё. Покрывала его "косяки" перед главой семейства, оплачивала карточные долги, щедро одаривала родителей "опороченных" девиц, которые, справедливости ради надо заметить, без особых усилий со стороны "искусителя" вполне себе добровольно валились штабелями к его ногам, задыхаясь от счастья и восторга.

  В общем, он никому никогда в своей жизни не причинил сознательного вреда. Поэтому, этот ужасающий случай напрочь вышиб из него дух.

  Спустя некоторое время, немного продышавшись и придя в себя, Жан осознал, что пускать ситуацию на самотёк в сложившихся обстоятельствах нельзя ни в коем случае. Значит что? Придётся идти сдаваться матушке. Что он и сделал, как и всегда, когда попадал в очередную переделку.

  Герцогоиня была в гневе. Более того, она была в панике. Скрыть от супруга инцидент не представлялось возможным. Его светлось впал в натуральное бешенство и орал так, что содрогались толстые стены крепкого родового замка.

  Досталось всем – и сыну, и Жозефине за в высшей степени провальное воспитание старшего отпрыска, и лакею, имевшему неосторожность попасться на герцогские глаза при попытке ускользнуть в лакейскую, дабы избежать хозяйского гнева,  и даже голубям, не вовремя осевшим на широком подоконнике огромного окна.

  Поэтому, на следующий же день непутёвый сын твёрдою рукой был решительно отправлен в имение барона. Возвращаться без приемлемого варианта решения возникшего конфликта было запрещено под страхом материнской анафемы.

– Денег предложи, деликатно, но твердо. Так, чтобы и мысли о шантаже не возникло, чтобы были благодарны за помощь.

  Герцогиня, внешне проявлявшая полную солидарность с мужем, сунула в карман провинившемуся любимчику тяжелый мешочек золотых.

  В баронском имении царила гробовая тишина. Не слышно было даже вездесущего Тео. Провожаемый тощей замотанной служанкой, Жан шёл по сумрачному коридору, содрогаясь от холода и ползущего изо всех щелей упадка. Шаги его гулким эхом отражались от голого пола. Хотя нет, пол не был голым – просто ковры, формально застилавшие его, настолько обветшали, что уже совершенно перестали выполнять свою функцию.

  Баронесса, прямая, как палка, с каменным лицом и чинно сложенными руками встретила его в большом зале. Жан, будучи мужчиной не робкого десятка, поёжился под её ледяным взглядом. Первый раз в жизни он ощущал такую беспомощность и полную власть над собой другого человека.

  От того, сумеет он договориться с это женщиной или нет, зависела его дальнейшая судьба.

  Лаура тоже отдавала себе отчёт в том, что имеет право требовать многого и вряд ли получит отказ, поэтому, к великому облегчению Жана, не стала ходить вокруг да около, а сразу перешла к делу.

  За ночь она успокоилась и хорошо всё обдумала, справедливо полагая, что, под страхом суда и огласки, молодой герцог прибежит сдаваться на её милость.

– Баронесса, я готов компенсировать все расходы на лечение и содержание вашей дочери… – начал было Жан.

– Конечно, вы компенсируете нам наши затраты, и молите господа, чтобы моя падчерица выжила. А так же услуги доктора для моего сына – мальчик получил сильный испуг. И некоторую сумму за то, что мы не будем поднимать шумиху, позорящую ваш род.

– Согласен, – облегчённо выдохнул он, не ожидав, что вопрос решится так быстро и ограничится просто финансовыми затратами, – о какой сумме идёт речь?

– Не торопитесь, это не всё, – перебила Лаура, заставляя его сердце сжаться в нехорошем предчувствии, – даже если случится такое чудо и Таис выживет, здоровье её будет подорвано. Она не сможет в прежней мере помогать вести хозяйство. И трудно представить, как её в таком состоянии, с испорченной шрамами внешностью возможно будет выдать замуж. Это создаёт определённые трудности для нашего дома. Поэтому вы, дорогой герцог, возьмёте ответственность за решение этой проблемы на себя и озаботитесь тем, чтобы моя падчерица оказалась в вашем поместье в роли фрейлины вашей матушки. Статус Таис позволяет воплотить эту идею вполне безболезненно.

  Жан стоял, раскрывая и закрывая рот, что та рыба, выброшенная на берег, ошалев от такого холодного расчёта и напора, исходивших от хрупкой женщины.

– Я должен переговорить с герцогиней, – он на деревянных ногах развернулся на сто восемьдесят градусов и направился к выходу.

– Я жду вашего решения три дня, – в спину ему добила баронесса.

Жан уже почти дошёл до выхода.

– И всё же, о какой сумме идёт речь? – повернувшись, от самой двери спросил он.

***

  Нравилось герцогине требование баронессы или нет – ей пришлось принять это условие. Тем более, что она как раз накануне выдала одну из своих "засидевшихся в девках" фрейлин – двадцатипятилетнюю нескладную Элизу за шестидесятилетнего вдовца.

  Более всего её заботило, чтобы девушка не оказалась слишком красивой. Герцог был всё ещё очень даже крепок здоровьем и слаб до женских прелестей. Поэтому, Жозефина строго следила за тем, чтобы в их дом не попадали миловидные особи.

  Получив заверение сына в том, что "смотреть там не на что", она дала стребованную баронессой сумму и своё согласие принять Таис на должность личной фрейлины, как только та встанет на ноги.