Текст книги "Введение в африканское языкознание"

4.11. Древнеегипетский язык

Один из древнейших письменных языков мира известен нам по памятникам, охватывающим огромный хронологический период: более трёх тысяч лет. Хотя канонизированный в религиозных целях письменный язык всё это время практически не менялся, историю языка принято делить на четыре периода: староегипетский (3200–2200 гг. до н. э.), среднеегипетский или классический (2200–1600 гг. до н. э.), новоегипетский (1550–700 гг. до н. э.), демотический (700 г. до н. э. – 400 г. н. э.). Пятым периодом считается период существования живого коптского языка (со II в. до н. э. примерно до XVII в.) – прямого потомка древнеегипетского. Иногда из состава староегипетского периода выделяют наиболее ранний, архаический период (примерно до 2600 г. до н. э.).

Научное изучение древнеегипетского языка началось после дешифровки иероглифической письменности в начале XIX в. В середине того же столетия К. Р. Лепсиусом устанавливается родство между древнеегипетским и семитскими, а позже – и другими афразийскими языками. Ученик Лепсиуса Г. Бругш считается отцом научного изучения демотического языка, издав в 1855 г. его грамматику, а следом и словарь. В 1880 г. А. Эрман издаёт грамматику новоегипетского языка, им же были положены основы современного представления о фонологической системе классического языка. Под руководством А. Эрмана в 1926–1931 гг. выходит пятитомный словарь древнеегипетского языка. В настоящее время классические взгляды языковедов постепенно пересматриваются, однако революционных сдвигов в этой области не происходит [Takács 1999–2007].

В России основоположником египтологии стал акад. Б. А. Тураев, под руководством которого опубликовано множество древних текстов, их русские переводы, большое количество работ по исследованию языка. Впоследствии ведущими египтологами Советского Союза стали акад. В. В. Струве, Н. С. Петровский, М. А. Коростовцев.

Прародиной древнеегипетского языка является район долины Нила примерно от дельты на севере до первой излучины на юге. В X–VI тыс. до н. э. в этом районе оседают многочисленные племена различного происхождения, вытесняемые из Сахары прогрессирующим наступлением пустыни. Вероятно, на древнеегипетском говорили представители народа, сумевшего объединить под своей властью различные племена и ставшего в конце IV тыс. до н. э. политической элитой первого государства Африки, просуществовавшего более трёх тысячелетий. Ближайшими родственниками древнеегипетского языка, согласно данным глоттохронологии, являются берберские и чадские языки, однако степень расхождения между ними, по всем подсчётам, никак не менее 8–9 тысяч лет.

Первые надписи на архаичном древнеегипетском языке датируются концом IV тыс. до н. э. Однако они представляют собой лишь отдельные имена, титулы и глоссы. Первое законченное предложение, дошедшее до наших дней, относится примерно к 2690 г. до н. э. и найдено в гробнице одного из фараонов II династии. К временам V–VI династий Древнего Царства (XXIV–XXII вв. до н. э.) относятся религиозные «Тексты пирамид» из Саккары. Их прочтение по сей день сильно затруднено и осложнено толкованиями: тексты написаны чрезвычайно сложным языком и содержат массу отсылок к неизвестным нам мифам, существовавшим в устной форме задолго до строительства первых пирамид. К эпохе начала Среднего Царства относится самое раннее художественное произведение мировой литературы – «Беседа разочарованного со своим ба» (ок. XXII в. до н. э.), за которым последовало большое количество других художественных, дидактических, религиозных и исторических произведений Среднего и Нового Царства. Последние крупные тексты на древнеегипетском языке датируются I в. н. э.: одним из наиболее поздних считается «папирус Инсингера» на демотическом языке.

Сложность иероглифического письма, не учитывающего гласных звуков, сильно осложняет изучение фонетической и грамматической структуры древнеегипетского языка, которое и сегодня вызывает активные споры. Многие выводы сделаны весьма приблизительно и требуют пересмотра. Фонетическая система характеризуется богатым консонантизмом, унаследованным от афразийского праязыкового состояния. Возможно, сохранялось три ряда смычных фонем, однако о фонетической реализации эмфатического ряда можно лишь догадываться. Язык отличался богатым набором фрикативных фонем – включая палатальную ẖ, постальвеолярную ʃ, увулярную ḫ, фарингальную ḥ и глоттальную h. Фонемы l и ʔ в иероглифике не обозначались и были весьма редки.

Таблица 4.1.

Система согласных фонем староегипетского языка [Allen 2013]

В процессе развития консонантизм разговорного языка сильно менялся, что не могло не отразиться и на письме. Так, в среднеегипетском совпали свистящие s и z, фонема j в анлауте и после ударной гласной трансформировалась в глоттальную смычку. Вероятно, в тот же период появляются придыхательные фонемы. В новоегипетский период сокращается количество поствелярных согласных; зубные, палатальные и велярные смычные перестают различать звонкость / глухость, позже палатальные и зубные смычные сливаются в один ряд. Ещё более радикальные изменения консонантизма происходят в коптском языке, результатом чего стала коптская система согласных.

Таблица 4.2.

Система согласных фонем коптского языка

Система вокализма классического языка представляла собой три пары гласных i, a, u, морфонологически противопоставленных по долготе. Позже в языке возникают фонемы e (долгая и краткая), ə, а в коптском языке – также о и ō.

Морфология древнеегипетского языка сохранила афразийский трёх-согласный корень как в имени, так и в глаголе – хотя известны и двух-, и пятисогласные корни. К сожалению, так как гласные на письме стали обозначаться только в коптский период, довольно сложно воссоздать флексию более древних стадий развития языка. Известны именные категории рода (мужской и женский, последний маркировался формантом -t), числа (включая двойственное с показателем -wy/-ty). Некоторые данные указывают на существование двух или трёх падежей, однако позже данная категория была утрачена.

Лицо и число субъекта и объекта глагола маркировались с помощью трёх серий показателей: эмфатических местоимений субъекта, субъектно-объектных («зависимых») местоимений и притяжательных суффиксов. Эта система сохранилась и в коптском языке. В глаголе засвидетельствована система производных основ. Спрягаемые личные формы отражали видовременные и модальные значения с аффиксальными грамматическими показателями. В составе нефинитных форм известны инфинитив, несколько видов причастий и т. н. негативный инфинитив. В то время как для классического древнеегипетского глагола постулируется весьма небольшое количество глагольных значений, коптский язык выработал около двух десятков аспектов, времён и наклонений, обозначаемых при помощи клитик и префиксов [Allen 1999].

Базовым порядком слов в классическом древнеегипетском языке был VSO, однако он деформировался уже в новоегипетский период. Коптский язык придерживается порядка SVO.

Приложение. Текст на языке цамай (кушитская семья)

Белка и заяц [Savà 2005]

Перевод

Однажды Белка купила бычка, а Заяц купил тёлку. Тёлка Зайца забеременела и отелилась. Когда она отелилась, Белка сказала: «Мой бычок родил» – и положила немного плаценты на заднюю часть быка. Заяц собрал народ. Народ собрался в два часа ночи, а Заяц пришёл в четыре. Народ говорит: «Ты нас созвал, а сам куда пропал?» Заяц отвечает: «Камень сломался, я его целый день сшивал». Собравшийся народ сказал Зайцу: «Как это камень может сломаться и как его можно сшить?» Заяц ответил: «А как это бычок может родить и вы можете ради этого тут собраться?» Так что его сделали вождём. Тогда Белка сказала: «Подоите скот для вождя!» Они надоили 10 посудин, все люди доили и принесли молоко туда, где жил вождь. После того, как он выпил одну посуду, Белка дала ему другую и заставила выпить всё молоко, что они туда принесли. Когда вождь закончил пить, осталась одна маленькая капля. Эта капля упала на живот. Но есть табу: вождь не может брать молоко руками. Он согнулся, лизнул молоко с живота и проглотил. Но когда он согнулся, его живот взорвался. Итак, что же случилось с Зайцем? Заяц умер.

Глава 5. Нило-сахарские языки

5.1. Общие сведения

Дж. Гринберг [Greenberg 1963] был первым, кто постулировал родство между собой обширного массива разноструктурных языков, носители которых занимают широкую прерывистую полосу между пустыней Сахара и зоной африканских саванн, протянувшуюся на несколько тысяч километров от Мали в Западной Африке до Эритреи и Танзании в Восточной. Кроме того, нило-сахарская является единственной из трёх макросемей Тропической Африки, чей ареал заходит также на территорию средиземноморских государств Северной Африки – Египта, Ливии и Алжира.

Территорию распространения нило-сахарских языков нельзя назвать компактной: в отличие от остальных трёх макросемей африканских языков, она состоит из нескольких ареалов, не контактирующих друг с другом. В Западной Африке это среднее течение Нигера, в Северной – центральная часть Сахары, в Восточной Африке – междуречье Белого и Голубого Нила с выходом к югу в регион Великих озёр. Помимо этих трёх крупных ареалов, небольшие анклавы, занятые носителями некоторых семей нило-сахарских языков, расположены в Алжире, в среднем течении Нила, в горах на пограничье Эфиопии и Эритреи, в Центральной Африке – в ЦАР и северных районах Демократического Конго (см. карту 4). Весьма вероятно, что сегодняшняя карта нило-сахарской макросемьи сформировалась относительно недавно. Сахара, Сахель и восточноафриканские саванны всегда были зонами активных миграций населения, засвидетельствованных и в исторический период. Известно, например, что распространение макроязыка и народа сон-гаи вдоль среднего течения Нигера относится к периоду с XI по XVI в., миграции нилотских народов на территорию современной Танзании могут относиться к раннему Новому времени.

Однако в формировании карты нило-сахарских языков могли сыграть роль прежде всего доисторические миграционные процессы. Уже по географическим и историческим данным можно предположить, что в течение долгого времени различные семьи нило-сахарских языков развивались изолированно друг от друга. Предки современных нило-сахарских народов могли представлять собой крупный языковой континуум народов влажной саванны, которую до VI–V тысячелетий до н. э. представляла собой Сахара. Эти народы жили охотой и рыболовством в долинах многочисленных рек и озёр, цепь которых протягивалась от Нигера на западе до Нила на востоке. Наступление засушливого климата привело к масштабным миграциям населения из Сахары по всем направлениям: на север к Средиземному морю, на запад к долине Нигера, на восток к Нилу и Великим озёрам, на юг в зону Сахеля и саванны. В этих миграциях участвовали народы различного происхождения, в результате чего на южных границах Сахары образовалась чересполосица различных этносов и языков. Сторонники нило-сахарской гипотезы полагают, что географический разрыв между ареалами сонгаи и сахарских языков был вызван продвижением на юг афразийских народов чадской семьи. Дисперсность нило-сахарского ареала в Восточной Африке также объясняют доисторическими миграциями афразийцев – кушитских и омотских народов – с севера на юг и ассимиляцией более древнего нило-сахарского пласта охотников и собирателей.

Миграции кочевых скотоводческих народов продолжались и в исторический период. Относительной географической стабильностью выделяются языки оседлых нило-сахарских народов Сахеля, создавших в Средние века свои государственные образования. Прежде всего это сонгаи, язык крупнейшего в средневековой Африке одноимённого государства на Нигере (XV–XVI вв.), и канури, язык государств Канем и Борну в центральной части Сахеля, просуществовавших в разных формах целое тысячелетие – с VIII по XIX в. Это также древнену-бийский язык, на котором говорило население средневековых христианских государств на Среднем Ниле – Нобатии, Макурии и Алвы, чей период существования также длился не менее тысячелетия, с IV по XV в. Кроме того, нило-сахарскими по языку были раннегосударственные образования Судана и Чада, такие как священная монархия нилотского народа шиллук с XV по XIX в., исламские султанаты Дар-фур (создан народом фур), Вадаи (народами маба), Багирми (создан одноимённым народом) и Сеннар (возможно, народом коман или берта) с XVI по начало XX в. Протогосударственные образования на короткое время создавались народами мангбету и маба на пограничье саванны и экваториального леса Центральной Африки.

В Новое и Новейшее время миграции нило-сахарских народов продолжаются, хотя и в меньшем масштабе. В результате строительства в Египте Асуанской плотины в середине XX в. с мест своего расселения вынуждены были уйти на север носители нубийских языков долины Нила. Войны в Южном Судане вынудили миллионы людей искать убежища в соседних странах, то же можно сказать о конфликте в суданской области Дарфур.

В общей сложности на сегодня насчитывается от 180 до 200 нило-сахарских языков, вторая цифра учитывает группы диалектов нескольких крупных языков или макроязыков (канури, сонгаи, динка). Эти пучки диалектов часто рассматриваются как подгруппы самостоятельных языков. Общее количество носителей нило-сахарских языков превышает 50 млн человек.

Относительно небольшое количество языков (соседняя макросемья нигер-конго объединяет более 1500 идиомов) компенсируются весьма сложным и запутанным составом языковых семей, групп и языковизолятов. В состав своей нило-сахарской макросемьи образца 1963 г. Гринберг включил языки от 7 до 12 языковых семей, а также по меньшей мере два изолированных языка. Впоследствии к нило-сахарским были также добавлены языки небольшой семьи каду (или кадугликронго). Сегодняшний состав макросемьи с его географическим распределением выглядит следующим образом:

– центральносуданские языки (ок. 60 языков в Центральной Африке: Южном Судане, ДР Конго, ЦАР, Чаде, а также в Уганде);

– восточносуданские языки (до 100 языков в Египте, Судане, Южном Судане, Эфиопии, Эритрее, Кении и Танзании, включая наиболее крупную нилотскую группу языков);

– кулякские языки (Уганда);

– языки фур (Чад и Судан);

– языки каду (Судан);

– языки комуз (Судан и Эфиопия);

– языки маба (Чад);

– изолированный язык берта (Эфиопия);

– изолированный язык кунама (Эритрея);

– сахарские языки (Чад, Судан, Нигер и Нигерия);

– языки или диалекты сонгаи (Мали, Нигер, отдельные эксклавы в Алжире и Бенине).

Крупнейшими языками в составе макросемьи по числу носителей являются луо (восточносуданская семья, 4 млн человек), канури (сахарская семья, 4 млн человек), зарма (макроязык сонгаи, 2,5 млн человек), тесо (восточносуданская семья, 2 млн человек), динка (восточносуданская семья, 1,5 млн человек), маасаи (восточносуданская семья, 1,5 млн человек) и лугбара (центральносуданская семья, ок. 1,5 млн человек), но на большинстве языков макросемьи говорит не более 50 тыс. человек.

Носители нило-сахарских языков, в противоположность другим макросемьям Африки, принадлежат к множеству различных антропологических типов. Носители языков Египта, Судана, Северной Эфиопии и Эритреи, говорящие на нубийских языках, языках нара и кунама, относятся к эфиопскому антропологическому типу, характеризующемуся удлинённым узким лицом, прямой и узкой формой носа, относительно светлой кожей и волнистыми волосами. Среди носителей наиболее северных нубийских языков есть и светлокожие – свидетельство распространённой в этом регионе клинальной негроидно-европеоидной изменчивости. То же можно сказать о тебу (тубу) – народах сахарской семьи языков, кочующих по Сахаре в Чаде и на юге Ливии и имеющих традиционные для берберских народов средиземноморские черты лица. Большинство нило-сахарских языков Восточной Африки используются народами восточноафриканского подтипа негроидов. Их характеризуют высокий рост (доходящий до мировых максимумов – выше 180 см в среднем для мужчин) и чрезвычайно чёрная кожа. Некоторые учёные выделяют этот подтип в особую нилотскую малую расу. В Центральной и Западной Африке нило-сахарцы (сонгаи, большинство носителей сахарских и центральносуданских языков) принадлежат к суданской разновидности негроидного типа. Таким образом, носители нило-сахарских языков относятся как минимум к трём различным антропологическим типам. Кроме того, два центральносуданских языка – асоа и мамву – используются группами охотников экваториального леса, которых в литературе чаще называют ака и эфе соответственно. Эти народности относят к пигмоидному антропологическому типу. Весьма вероятно, что язык они заимствовали у своих соседей – земледельцев мангбету, которые исторически называют себя «патронами» пигмеев и доминируют над ними в культурном отношении.

С точки зрения хозяйственно-культурной типологии сельские носители нило-сахарских языков в основном заняты земледелием. Преимущественно земледельцами являются народы сонгаи, большая часть центральносуданских народов, фур, маба, куляк, нубийцы долины Нила. Скотоводческий тип характерен для сахарских народов и народов восточноафриканских саванн, в основном принадлежащих к нилотской и сурмийской группам восточносуданской семьи. Уже упоминавшиеся ака и эфе, а также ряд небольших охотничьих народов Кении, известных местным жителям как ндоробо (народности омотик и акие-кинаре), являются единственными нило-сахарскими народами, живущими охотой и собирательством.

5.2. История изучения

Генеалогическая классификация нило-сахарских языков является самым сложным вопросом в изучении этой макросемьи. Первые классификации, выдвинутые Гринбергом в конце 1940-х и 1950-х гг., содержали, наряду с койсанской и нигеро-конголезской, до двенадцати независимых семей, которые впоследствии были объединены в единую нило-сахарскую макросемью – весьма возможно, по остаточному принципу. Родство между ними, в окончательном виде предложенное Дж. Гринбергом в 1963 г., явно не было тщательно проработано. В сопоставлениях, указанных автором работы как основания для родства нило-сахарских языков, было обнаружено много ошибок в транскрипции и записи. В результате лингвисты уже с 1970-х гг. начали критиковать нило-сахарскую гипотезу Гринберга как несостоятельную, указывая на отсутствие либо малочисленность изоглосс между её языками, которые могли бы служить основанием для доказательства языкового родства. К 1990-м гг. в мировом языкознании распространилось мнение о нило-сахарской макросемье как о «мусорной корзине Гринберга», куда были помещены все семьи и изолированные языки, не вошедшие в состав более надёжно постулированных макросемей – афразийской и нигеро-конголезской. В последние десятилетия авторитетные лингвисты либо полностью отрицали её (как Р. Диксон [Dixon 1997]), либо вычёркивали из её состава новые и новые семьи (как Г. Диммендаль [Dimmendaal 2011]). Несмотря на то что в большинстве учебников и баз данных, в т. ч. и общепризнанной базе Ethnologue, нило-сахарская макросемья по-прежнему фигурирует, это объединение в глазах большинства учёных служит скорее реферативной цели, объединяя различные семьи языков Суданского пояса в некое ареальное объединение, генетические перспективы которого сомнительны. По словам американского африканиста Т. Чайлдса, метод [Гринберга] не получил широкого признания за границами Африки, однако в Африке он хотя бы привёл вещи в порядок [Childs 2003].

Эта точка зрения имеет все основания. Различные семьи нило-сахарских языков кардинально отличаются друг от друга как по типологическим характеристикам, так и по лексическому составу. Объём грамматических и лексических схождений между ними чрезвычайно скуден. Как указывает Г. С. Старостин [2015], хронологическое расстояние между семьями нило-сахарских языков даже в случае их родства является колоссальным: даже наиболее устойчивые термины из 100-словного списка базовой лексики М. Сводеша, включая ряд существительных, местоимений и базовых числительных, не демонстрируют очевидных признаков родства между языками сонгаи, маба и восточносуданскими (в данном случае западнонилотской группы).

Таблица 5.1.

Сравнение лексики нило-сахарских языков [Старостин 2015]

Весьма вероятно, что глубина распада макросемьи настолько велика, что при существующей методологии убедительных подтверждений её состоятельности в области лексики и грамматики никогда не будет достаточно для того, чтобы нило-сахарская общность выглядела так же надёжно, как афразийская или даже нигеро-конголезская.

Общее критическое отношение к нило-сахарской макросемье как генетическому объединению, установившееся в языкознании на сегодняшний день, парадоксально соседствует с общим недостатком работ в этой области. Сам Дж. Гринберг, использовавший свой метод «массового сравнения» лексики, был весьма осторожен в оценках своей нило-сахарской гипотезы и нередко указывал, что необходимо провести большой объём работ для верификации макросемьи на основе сравнительно-исторического метода. Тем не менее за 50 лет, прошедших со времени выдвижения гипотезы, в этой сфере было сделано чрезвычайно мало. В общей сложности лишь около десятка учёных обращались к проблемам собственно нило-сахарского языкознания. При стремительно растущем объёме полевых данных о различных языках макросемьи – за последние полвека опубликовано не менее 60 языковых описаний – сравнительный анализ этих данных остаётся уделом немногих энтузиастов. Несмотря на то что коллоквиумы и конференции по проблемам нило-сахарских языков проводятся с 1980 г., объём исследований по нило-сахаристике (исключая исследования отдельных семей и групп языков) остаётся незначительным. Серьёзный сравнительный анализ языков макросемьи в их совокупности был проведён только дважды: Л. Бендером (его последний фундаментальный труд [Bender 1996]) и К. Эретом ([Ehret 2001], а также в неопубликованной работе [Ehret 1992]). Исследователи пришли к весьма различным моделям праязыка. Методология первой из двух монографий основывалась прежде всего на выделении морфологических изоглоосс, в то время как вторая базировалась на данных лексики. Однако обе работы сразу же после выхода в свет были подвергнуты серьёзной критике с точки зрения как методологии, так и фактических данных. В частности, Л. Бендер в качестве основных грамматических изоглосс выделил «характерные черты» нило-сахарских языков. Однако, как видно из нижеследующей таблицы, представленные им примеры свидетельствуют о весьма вольном обращении с исходным материалов (в частности, местоимения ay и ka из различных нило-сахарских языков сведены к праформе *ak^wai). Кроме того, аналогичные примеры «характерных черт» нило-сахарских языков легко обнаруживаются и в других макросемьях языков Африки.

Недостаёт нило-сахаристике и качественных сравнительных исследований на более низком уровне – на уровне отдельных семей языков, некоторые из которых сами являются крупными объединениями с неясными генетическими связями. Без этого необходимого компонента метод ступенчатой реконструкции – единственный на сегодня надёжный метод подтверждения дальнего родства языков – не может быть применён, и он действительно фактически игнорируется авторами обеих упомянутых монографий. Исследователи сравнивали между собой первичные глоссы отдельных языков различных семей, обходя своим вниманием вопрос о том, имеется ли возможность для реконструкции праязыков этих семей и как выглядела бы эта реконструкция. Таким образом, в орбиту анализа неизбежно попадают случайные совпадения, заимствования и составные слова, а сам анализ может привести к непредсказуемым результатам реконструкции.

Таблица 5.2.

Грамматические соответствия нило-сахарских языков [Bender 1996]

В 1990-е гг. Л. Бендер высказал точку зрения о том, что нило-сахарские языки следует разделить на «основные», «сателлиты» и «периферийные». В числе первых были указаны семьи языков, представляющих собой, по мнению автора, наиболее надёжные с точки зрения родства компоненты макросемьи. В их числе автор называет восточно-суданские языки, группы языков каду и коман, изолированный язык гумуз. В качестве языков-«сателлитов» фигурируют центральносуданские, маба, фур, кунама и берта. Среди периферийных языков, доставляющих наибольшее число проблем компаративистам, у Л. Бендера оказались сахарские, сонгаи и куляк, чья генетическая принадлежность остаётся во многом дискуссионной.

Диаграмма 5.1.

Классификация нило-сахарских языков [Bender 1996]

Прорывной работой в области сравнительно-исторического анализа лексики нило-сахарских языков стали II–III тома масштабного исследования Г. С. Старостина [2015; 2017]. В них впервые проведено детальное исследование базовой лексики языков различных семей, входящих в состав нило-сахарской макросемьи, в т. ч. на базе публикаций последних десятилетий. Основной вывод, сделанный автором по итогом анализа [2017: 772–773], выглядит в свете всеобщего скепсиса весьма неожиданно: он считает нило-сахарскую гипотезу Дж. Гринберга частично подтверждённой. Модифицированную на основании своего исследования генеалогическую структуру Г. С. Старостин предлагает именовать «макросуданской» и вводит в её состав две основные ветви: макроцентральносуданскую (включает центральносуданские языки, каду и маба) и макровосточносуданскую (восточносуданские, берта и фур). К этой же макросемье автор предположительно относит и группу кунама-илит. Прочие семьи языков, отнесённые Дж. Гринбергом к нило-сахарским – сахарские, кулякские, коман-гумуз, сонгаи, а также изолированный язык шабо Г. С. Старостин не видит основания причислять к нило-сахарской макросемье.

С 1970-х гг. в африканистике время от время высказывались идеи о глубоком родстве между нило-сахарскими и нигеро-конголезскими языками. Впервые эта гипотеза была выдвинута Э. Грегерсеном [Gregersen 1972], который объединял языки обеих макросемей в единую «конго-сахарскую» общность. Однако его работа содержала не более чем небольшой список вероятных морфологических изоглосс и не выдвигала сценариев исторического развития современных языков из общего источника. Тем не менее в последующие годы тема родства определённых нило-сахарских языков и их нигеро-конголезских соседей не раз выдвигалась исследователями тех районов Африки, где языки двух объединений тесно контактируют: прежде всего Центральной Африки. Сопоставление языков двух макросемей шло в основном по линии типологических изоглосс в фонологии и грамматике: выдвигались, в частности, такие аргументы, как наличие гармонии гласных, оппозиция гласных по признаку ±ATR, использование лабиовелярных согласных. Однако легко возразить, что все три изоглоссы не являются общими местами для нило-сахарских языков (как, в общем, и для нигер-конго); их использование ограничено отдельными семьями, само включение которых в состав нило-сахарской общности ещё находится под вопросом. Все три характеристики скорее можно назвать ареально-типологическими. В отдельных нило-сахарских языках пытаются находить аналоги для нигеро-конголезских классных суффиксов, однако и эти попытки не выявили системных соответствий. Сравнение лексем происходит методом выборки на материале современных языков, при этом вновь игнорируются требования метода ступенчатой реконструкции. Всё это делает «конго-сахарскую» или «нигеро-сахарскую» гипотезу чрезвычайно ненадёжной, хотя и небезынтересной для дальнейших исследований.