Текст книги "Баллады о Боре-Робингуде"

101

В кабинете Марка Вульфсона звучит зуммер спутникового телефона. Генерал – может быть, чуть более поспешно, чем привык – снимает трубку:

– Вульфсон здесь!

– Здравствуй, Миша! – доносится приглушенный голос Григория. – Прости, но у нас проблемы…

– Робингуд?..

– Да. Робингуд.

– Черт побери!.. Я ведь вас еще тогда предупреждал – лучше не трогайте Робингуда с Подполковником! Что – трудно было подыскать на эту роль других рашен-мафиозо, поплоше мозгами?

– Миша, ты не представляешь, с какого уровня была дана команда: по ходу «Ассасина» подставлять именно Робингуда… Крепко он, видать, насолил… не буду говорить – кому. И не только в России.

– Ай-яй-яй, Гриша… Ну дети, чисто дети! Интересно, к какому возрасту ребенок должен усваивать смысл выражения «Nothing personal»?

Тут возникает внезапная пауза.

– Почему ты спросил?.. Ну, насчет «Nothing personal»? – каким-то надтреснутым голосом откликается Григорий.

– Потому что когда фигуранта вводят в стратегическую комбинацию в качестве «невозвратимого агента», руководствуясь при этом не соображениями дела, а личной к нему неприязнью, это называется – коррупция. Точно такая же, как – возить жену на лечение в Швейцарию за деньги налогоплательщиков; впрочем у вас, в России, даже и это за коррупцию не считается, нет?.. Ладно, чего теперь говорить. Чем могу помочь, насчет Робингуда?..

– Людьми. Боевиками.

– Боевиками? О чем это ты, Гриша?

– Миша, мне нужны твои Питер-Марицы. Срочно. Иначе весь «Ассасин» запросто накроется медным тазом. Как понял? – прием…

102

КПП американской авиабазы в Эль-Джубайле. Слепящие прожектора пригвоздили к асфальту предзонника («Стой! Приготовь документы!») два тяжелых армейских грузовика. Сержант-мулат внимательно изучает бумаги командира колонны – флегматичного седого великана в видавшем виды камуфляже, «вечного шерифа» Брайана Деннехи.

– Значит, вы – спецназ? Группа «Дельта»?

– В тех бумагах написано все, что тебе положено знать, парень, – у «вечного шерифа» странноватый акцент – вроде техасского… но нет, не то; помнится, Ивлин Во говорил об африкаанс как о «языке, состоящем из сплошных отхаркиваний», – так вот, очень похоже…

– Я должен глянуть – что у вас в кузове, сэр.

– Не «что», а «кто», сержант.

– Вот именно, сэр!

– Действуй.

Сержант, добросовестно сунувши нос под брезент, тут же выбирается обратно.

– Ну как, – хмыкает «вечный шериф», – похожи мои парни на арабских террористов? Концы предъявить не надо?

– Никак нет, сэр! Совсем не похожи. Просто нас никто не предупредил о вашем прибытии…

– Именно так. И мы очень надеемся, что в пункте назначения нас тоже не ждут загодя.

– Я понял, сэр. Удачи вам – там, в пункте назначения!

– Спасибо, сержант.

Грузовики, неспешно миновав периметр, углубляются в лабиринт жилых модулей, оружейных складов и подстанций. Сержант же остается стоять в задумчивости у шлагбаума КПП: какая-то ускользающая мысль явно не дает ему покоя… Тут как раз подруливает на джипе офицер – плотный латинос в роскошных усах:

– У вас порядок, Стив?

И часовой решается:

– Разрешите доложить, господин лейтенант!

– Слушаю вас, сержант Джексон! – латинос мигом выбирается из джипа, сразу становясь серьезным. – Что-то не так?

– Несколько минут назад через наш пост проследовали два грузовика со спецназовцами…

– Что-о?! Какой еще спецназ?

– Какая-то секретная операция, сэр. Документы у них в полном порядке.

– А что ж тогда не так?

– Они сами, сэр! – формулирует наконец суть своих претензий мулат. – Их этническая принадлежность, сэр.

– Что, этнические арабы? – понимающе кивает офицер. – Так на то он и спецназ, чтоб действовать на территории противника…

– Никак нет, сэр! В том-то и загвоздка, что все они – белые!

– Гм… Что вы хотите этим сказать, сержант?

– Их было тридцать человек, сэр. И все белые – ни единого цветного. Ни единого! В нынешней американской армии такого подразделения просто не может быть.

– Ч-черт! Резонно… Молодец, сержант, не зря детективы смотришь, – с этими словами лейтенант извлекает рацию. – Эй-Джи-Кей, Эй-Джи-Кей, ответьте Оу-Си-Кью!.. Дежурный? Лейтенант Альварес на связи. Через КПП только что проследовали два грузовика со спецназовцами… ах, вы в курсе? Но часовой, сержант Джексон, обратил внимание на странный состав того подразделения… Никак нет, документы в полном порядке… так точно, слушаюсь. Есть!..

– Сержант Джексон! – мрачно окликает он часового. – Утром представите по этому эпизоду рапорт.

– Утром?!

– Да, утром… – и, чуть поколебавшись, добавляет с едва уловимой извиняющейся интонацией: – На дежурство по гарнизону только что заступил полковник Пибоди.

– Так точно, сэр! – по мрачному тону сержанта ясно: мнение о тактико-технических характеристиках полковника Пибоди у сержантского и у младшего офицерского состава полностью совпадает.

– Продолжайте несение службы, сержант. А я гляну – что там за спецназ такой…

С этими словами лейтенант усаживается обратно в свой джип – хлопнув за собою дверцей заметно громче, чем положено.

103

Грузовики остановились, приглушив моторы, на полутемной площадке среди ангаров, оконтуривающих летное поле. «Вечный шериф», неспешно выбравшись из кабины, уверенно направляется в сторону одного из ангаров, негромко бросив через плечо:

– Пит!.. Клаас!..

Две тени по-кошачьи бесшумно спрыгивают на бетонку через задний борт грузовика, и вся троица бесследно тает в сумраке. Воцаряется тишина, нарушаемая лишь радиообменом ночных сверчков: «Скрр-Скрр! – Скрр-Скрр!..»

104

Внутри ярко освещенного ангара дюжина техников в синих комбинезонах возится вокруг «Апача» – двухместного бронированного вертолета огневой поддержки: навешивают ракеты, загружают контейнеры с пулеметными лентами и снарядами для автоматической пушки. На троицу спецназовцев в полном боевом поначалу никто не обращает внимания, и они беспрепятственно добираются» до «Апача».

– Майор Витватерсранд, спецкоманда «Хэлоуин», – внушительно козыряет старшему команды механиков «вечный шериф», все так же растягивая звук «х» будто приставший у зубам чуингам. – Вы должны были подготовить вертолет для нашего рейда…

– Вертолет готов, – чуть удивленно оборачивается старший техник, продолжая обтирать ветошью перепачканные смазкой пальцы. – Но только вот про вашу команду мы даже не слыхали, майор Ва… как вас, простите?..

– Неважно, – майор поистине царственным мановением длани отметает это досадное недоразумение. Пару секунд он величаво озирает сценическое пространство – дабы оценить расстановку актеров, а затем вдруг молниеносным движением извлекает пистолет с глушителем и рявкает так, что с гофрированных стенок ангара облетает вся скопившаяся там аравийская пыль:

– Jy was gebore uit jou ma se poephol want haar fokken kont was te besig!

На этом месте, как и положено, по́низу кадра возникает бегущей строкой английский подстрочник: «You were born out of you mother's ass because her fucking cunt was too busy!», а своеобычно-гнусавый закадровый голос выдает свой типа-перевод на русский:

– Мать твою так!..

Пит с Клаасом (теперь, на свету, эту парочку можно разглядеть как следует: Клаас – это вылитый Пит, только как бы «отксеренный» с уменьшением) тем временем тоже успели вскинуть висевшее до того у них через плечо оружие – штучные спецназовские автоматы для бесшумной стрельбы «Хеклер-Кох SMG-2» с толстенными черными стволами-глушителями (на профессиональном сленге их иногда кличут «ослиный член»); засим троица принимается тихонько стрелять во все стороны одиночными и короткими очередями. Все трое буров – явно крутейшие профи, так что когда майор добирается до конца своей матерной тирады, техники в синих комбинезонах уже мертвы – все до единого.

– Пит!.. – повинуясь перстоуказанию «вечного шерифа», один из буров-автоматчиков посещает с краткой инспекцией кабину «Апача» и жестом же отвечает оттуда шефу: все чисто!

– Клаас!.. – второй направляет стопы к выстроившимся у стены ангара штабелям запчастей и… Оп-паньки! – похоже, наше заключение о том, что «техники мертвы все до единого», оказалось несколько поспешным: один парень в синем комбинезоне сумел-таки отсидеться в какой-то щели, и сейчас он во все лопатки рванул к ангарным воротам, хитро петляя между штабелей. Автоматчик Клаас тотчас вскидывает свой «ослиный член» и принимается палить в угон, одиночными – пок! – пок! – пок! Выстрелы бесшумны, и самый громкий звук из раздающихся сейчас под сводами ангара – это взвизги, с которым пули Клааса рикошетят от встречных-попречных железяк: американцу покамест везет; а вот уж и взвизгов больше не слыхать – у Клааса кончились патроны, и он принимается лихорадочно заменять магазин:

– Varkpoes!!

Английская бегущая строка: «Pig cunt!!»

Закадровый типа-перевод на русский:

– Ч-черт!!

«Вечный шериф», майор Витватерсранд, недовольно разворачивается всем своим массивным корпусом на источник шума, не торопясь подымает пистолет с глушителем (движущаяся мишень, кстати говоря, маячит уже где-то метрах в пятидесяти) и одним выстрелом подводит черту под всей той неуместной суетой. Адресовав затем проштрафившемуся Клаасу пару укоризненных словозаменительных телодвижений, майор извлекает рацию и бросает в нее пару отрывистых команд. По прошествии нескольких минут в ангаре появляются еще двое буров; судя по сноровке, с какой они заныривают в кабину «Апача», это вертолетчики.

105

Летное поле авиабазы. Народу здесь даже по ночному времени толчется предостаточно, и сейчас все они в оцепенении наблюдают, как из рухнувших с гулким грохотом циклопических ворот дальнего ангара вылетает, будто проголодавшийся дракон из своей пещеры, вертолет «Апач». Он движется не слишком быстро, с автомобильной скоростью, и «нызэ́нько-нызэ́нько», в точности как тот летающий танк из анекдота; впрочем, чему тут удивляться – всем ведь известно, что «боевые вертолеты – это души погибших танков»…

В числе прочей публики за сценическим выходом «Апача» наблюдает и подруливший уже к тем ангарам на своем джипе лейтенант Альварес: опоздал. В смысле – опоздал геройски приплюсовать свой труп к той дюжине…

«Апач» на миг замирает, как бы в нерешительности; он завис буквально в паре метров над бетонкой, поводя́ из стороны в сторону своим вытянутым по-волчьи радарно-сенсорным носом. Сколько же добычи в этом благословенном краале – просто глаза разбегаются! Жирные бензозаправщики, глупые неповоротливые автопогрузчики с боеприпасами, беспечные самолеты и вертолеты, заснувшие целыми стадами на пажитях рулежных дорожек…

Наконец хищник делает свой выбор: начнем-ка мы, пожалуй, вот с той жирной, аппетитной ярки – большого автo-погрузчика с авиабомбами… Стрелок (он занимает в двухместной конической кабине «Апача» переднее-нижнее кресло) уже поймал его в прицел и как раз выжимает гашетку автоматической пушки с хриплым выдохом:

– Varknaaiers!

Бегущая строка: «Pig fuckers!»

Типа-перевод:

– МОЧИ КОЗЛОВ!!!

106

МОЧИ КОЗЛОВ!!! – под этот рефрен бронированный ангел смерти несется в прожекторном ореоле на своих оперенных НУРСами стальных крылышках, оставляя за собою лишь прах, воздымаемый огненными торнадо. Не размениваясь на второстепенные цели – куда они денутся! – он прежде всего безжалостно расправляется с застигнутой врасплох противовоздушной обороной авиабазы, затем наступает черед радиолокационной станции и командного пункта… Впрочем, сочинять новеллизацию компьютерной игры-леталки мне лениво – кому интересно, зайдите на соответствующие сайты, там наверняка все есть.

Тем временем бурские коммандос под началом майора Витватерсранда столь же успешно и эффективно МОЧАТ КОЗЛОВ на твердой земле. Правда, если кто жаждет, чтоб американы валились целыми шеренгами, да еще при этом перед смертью чуток подлетали в воздух, уморительно дернув при этом лапками (ну, типа как в голливудских фильмах мириадами гибнут, будучи посыпаны американским дустом, разнообразные вредители с автоматами Калашникова), – это хрен вам, ребята! Американы падают под выстрелами буров обильно и живописно, но безо всякого режиссерско – операторского глумежа и с некоторым даже достоинством; ну, типа как падали под американскими выстрелами те сомалийские негры в «Падении „Черного ястреба“»…

Как и положено героям «Черного ястреба», буры, понеся некоторые потери в живой силе, пробиваются-таки – «штыком и гранатой» – сквозь неисчислимые вражеские рати к цели своего квеста (или, правильнее сказать, экшена типа «First-person Shooter»). Кстати, цель эта – опять вертолеты, только на сей раз не сбитые, а как раз исправные. Одна за другой взмывают в воздух захваченные бурами белозвездные машины – еще два «Апача» и два набитых десантниками многоцелевых «Блэк хоука» (ну да, они самые!..). Один из «Блэк хоуков», естественно, тут же получает с земли прямое попадание в хвостовой винт – и вот вам то самое Падение … Но тут сходство заканчивается, напрочь.

Потому что американская авиабаза, пусть даже захваченная врасплох и изрядно потрепанная ракетно-пушечным ударом с воздуха, – не африканский БСТ (бидонвиль столичного типа) Могадишо: американы уже пришли в себя и организовали грамотную плотную оборону. Все попытки буров подобрать с земли уцелевших при падении «Черного ястреба» кончаются ничем; в конце концов, явно подчиняясь категорическому приказу, бурская эскадрилья прекращает свою «карусель» вокруг сбитой машины и берет курс на юго-запад, предоставив ту своей судьбе.

107

Бой на земле подошел к своему предрешенному финалу. Стрельба из недр сбитого «Блэк хоука», подожженного выстрелами американских подствольных гранатометов, уже сошла на нет; не слыхать больше и стонов раненых. Из багрово подсвеченного изнутри бортового люка вываливается наружу последний из защитников вертолета – безоружный, в тлеющих лохмотьях камуфляжа. Хотя в выедающем глаза прожекторном свете правая половина его лица кажется алебастровой посмертной маской, а левая – сплошь черна от спекшейся крови, в нем все же можно узнать автоматчика Клааса. Согнувшись в три погибели и бережно прижимая к животу правую кисть, бур делает несколько неверных шагов и бессильно опускается наземь, никак не реагируя на мегафонные приказы «встать и медленно идти вперед, подняв руки над головой»: похоже, там еще и контузия, минимум средней тяжести.

Мегафон меж тем продолжает «от лица американского командования» сулить раненому «статус военнопленного и гуманное обращение в соответствии с международными нормами»; посулы эти, однако, оказывают на того весьма своеобразное воздействие. Бур, шатаясь, подымается на ноги, и до американской цепи долетает хриплое:

– Gaan kak in jou ma se moer!

Бегущая строка: «Go and shit in your mother's cunt!»

Типа-перевод:

– Да пошел ты!..

– По-какому это он – по-арабски? – поворачивается к соседу по цепи один из джи-ай, упуская на миг недобитка из поля зрения; более бдительный сосед же как раз в этот самый миг вжимается в землю с истошным: «Ложи-ись!..» И очень вовремя: в правой, внезапно распрямившейся руке террориста как раз обнаружилась граната с выдернутой чекой…

…Лейтенант Альварес, прижимая окровавленный марлевый тампон к рассеченной осколком щеке, рапортует по рации:

– Так точно, в вертолете одни трупы, все здорово обгорелые. А тот, последний, подорвал себя ручной гранатой – там вообще ошметья… Он перед тем кричал на каком-то непонятном наречии, вроде немецкого, – может, это какие беглые нацисты? …Никак нет, не могу знать. Есть усилить оцепление… – после чего, еще раз окинув взором поле недавнего боя, выдает краткое резюме, не нуждающееся в типа-переводах:

– Shit!!

108

Настроение у бурских коммандос во втором, уцелевшем «Блэк хоуке» тоже, мягко говоря, так себе – несмотря на несомненную успешность первой фазы операции. На застывшее лицо автоматчика Пита просто страшно смотреть; на Витватерсранда, впрочем, тоже. Майор как раз в эти минуты пытается связаться по радио с другими вертолетами эскадрильи, но тщетно: эфир отчего-то напрочь забит буквально на всех диапазонах песней на непонятном языке. Пару мгновений он отрешенно вслушивается в незнакомые созвучия, а потом осторожно прибавляет громкость до максимума. Странный язык, однако. На итальянский вроде не похож… Румынский?

 
… В этом месте больше не спится,
Только пепел сыплет с ресниц.
Улетайте, глупые птицы,
Хуже нету места для птиц.
 
 
И пусть за ломким абрисом лета
Вас догонит где-то вдали
Ржавый дым горящего вельда,
Горький ветер нашей земли.
 
 
Закрой же глаза, хмурый мой брат, —
Этой круглой луне все равно.
И небо во сне, но птицы не спят.
Эти птицы помнят Трансвааль,
 
 
помнят Трансвааль,
Помнят все и бьются в окно,
бьются в окно,
бьются в окно…
 

…Четыре птицы со свистом рассекают ночной мрак.

Эти птицы помнят Трансвааль и дым горящего вельда. Ох как они его помнят! Не приведи Господь…

Потому и бьются в окно. Одна вот уже и разбилась – насмерть. Что ж, с птицами такое случается…

(Нота Бени: Кстати, тем из российских – да и не только российских – читателей-зрителей, кто на протяжении данного эпизода занимал на трибунах место за воротами бурской команды, упоенно скандируя на три счета: «Аме! – рика! – параша!!! Победа! – будет! – наша!!!», не мешало бы вспомнить, – куда и зачем направляется сейчас эта самая команда крутого майора Витватерсранда.)

109

Около борта «Крестоносца» пляшет на встопорщенной ночным бризом ряби полицейский катер, мотор которого астматически пыхтит на холостых оборотах. В катере – библиофил Аль-Тараби и трое его сослуживцев, таких же, видать, фанатов научпопа, на борту – одинокий Чарльз Эйч Арчер в гавайской рубашке с крокодилами-пальмами – баобабами и с пультом на поясе:

– Джентльмены, капитан спит, очень крепко спит, вы меня понимаете? И вся команда спит тоже: все устали, потом праздновали начало работ… Вы уже прочли все те книжки, что мы вам надавали? Ладно, мы пошарим в нашей корабельной библиотеке – нельзя ли тут чем помочь. Но только – утром. Часиков в девять, о-кей?

– Ни х-хрена не о-кей! Видал, Джафар? – они нам будут указывать, когда куда ходить! В нашей собственной стране! Тут пока еще мы хозяева, понял, ты, сионист грёбаный?! А ну, спускай штормтрап!!

– Простите, лейтенант, это я – сионист?!

– Не, ты не сионист. Ты мудак. А сионисты мудаками не бывают… Спускай штормтрап, мудило, кому сказано! А то у нас тут есть местная достопримечательность – действующий зиндан пятнадцатого века; хошь, устрою тебе экскурсию?

– Нет, лейтенант, совсем не хочу… – качает головою Арчер, и при этих словах в руке его, откуда ни возьмись, появляется автомат «Ингрэм».

Скорострельность у «Ингрэма» совершенно чудовищная …

…Бормоча себе под нос: «У нас алчность входит в семерку смертных грехов, а у этих, похоже, нет…», Арчер лезет в стоящую у ног сумку, нашаривает в ней новый магазин и вставляет его на место расстрелянного.

Когда он выпрямился с автоматом в руке, чтобы осмотреться, один из арабов, трижды раненный в плечо, вдруг сел, тщательно прицелился и выстрелил ему в живот.

Чарли качнулся назад и тяжело сел. Ему показалось, что его ударили в живот дубинкой. Когда араб выстрелил в него еще раз, расщепив шлюпбалку над самой его головой, он пошарил возле себя, нашел автомат, осторожно поднял его и всадил половину магазина в араба, который сидел, наклонившись вперед, и спокойно расстреливал его. Тот бесформенной массой рухнул навзничь, а Чарли положил автомат и лег на палубу.

– Еще не все пропало, – сказал он, губами почти касаясь досок палубы. – Еще нельзя сказать, что все пропало. О, черт! Чтобы одна случайность испортила все дело! Чтобы из-за одной случайности сорвалось! А, будь оно проклято! Будь ты проклят, арабская сволочь! Кто б мог подумать, что я не прикончил его?

Прежде всего следовало убедиться – цел ли пульт. Пульт был в порядке, рубиновая лампочка все так же помаргивала в ритме сердечных сокращений: «тук-тук – тук-тук»; пуля араба прошла буквально в дюйме от него. Ноги не слушались вовсе, но Чарли сумел приподняться на локтях и привалиться спиною к шлюпбалке. Он чувствовал, как все силы вытекают из него в долгом приступе тошноты. Он расстегнул рубашку и ощупал рану, сперва ладонью, потом пальцами. Крови было очень мало. «Вся пошла внутрь, – подумал он. – Лучше не двигаться, тогда она, может быть, остановится».

– Господи! – выговаривает Арчер со странной интонацией: он сейчас заключает со своим Богом то ли Завет, то ли контракт на досрочную форс-мажорную выплату по закладной. – Господи, мне надо дожить до утра, до половины восьмого. Только до утра. Если замысел мой угоден Тебе – Ты это сделаешь. Не угоден – тогда… тогда все это уже неважно. Amen.