Текст книги "Сердце Дракона. Книга 10"

Глава 864

Странно, но, сидя в небольшом шатре абсолютно обнаженный, на ворсистой шкуре (что приносило не самые приятные в жизни ощущения) около столь же миниатюрного костерка, дожидаясь окончания подготовки церемонии Посвящения, Хаджар размышлял не о вечном, а о насущном.

Черный Клинок внутри его души как раз закончил пожирать красный кристалл, оставшийся после смерти демона.

– Анализ, – отдал Хаджар мысленную команду.

Обрабатываю запрос… Запрос обработан. До следующего эволюционного этапа объекта «Черный Клинок» осталось 72.481 %

Значит, ядро демона Безымянной ступени дало мечу всего полтора процента «мощности», в то время как до обретения «Королевства» подобное вещество привнесло бы как минимум все десять процентов.

Неужели Черный Клинок был настолько тесно связан с душой Хаджара, что изменения в нем самом несли изменения и в меч?

Если вдуматься, то подобное казалось настолько невероятным и сказочным, что нарушало все, что знал Хаджар о пути развития.

Вот только за последние восемь лет он столько раз встречался с тем, что опровергало учения семи империй о пути развития, что впору было волноваться не об исключениях из правил, а о самом правиле.

– Проклятье, – выругался Хаджар, когда стрелка волшебного компаса в очередной раз ответила полной безмятежностью.

Где бы ни были Эйнен и остальные, они все еще не могли активировать энергетический маяк. А без него в джунглях Карнака, по размерам равных баронству Лидус, найти их не представлялось возможным.

Так что все, что оставалось Хаджару, – терпеть то, как задницу щекочут ворсинки на мехе, и ждать начала Посвящения. Чему, кому, как и зачем – он понятия не имел.

После того как Анетт вызвалась быть его проводником к Горе Стихий, лагерь племени Шук’Арка превратился в оживленный муравейник.

Хранитель Прошлого, который, видимо, занимал какую-то уникальную позицию в иерархии власти чернокожих, мгновенно выделил один из шатров и приказал отвести туда Хаджара.

Последний даже не стал сопротивляться. Он не чувствовал угрозы от старика. Чутье, развитое за годы жизни в качестве уродца-раба, подсказывало, что Хранителю просто любопытно, а еще немного скучно.

Несколько охотников отвели Хаджара в шатер и сказали тому раздеться. Опять же – Хаджар спорить не стал. Сняв вещи, оставшись в чем мать родила, он так и сидел у костра.

О том, что происходило за пределами тканевых стен, Хаджар мог лишь догадываться по звукам, доносящимся до его ушей.

И то, что знакомый легкий шаг вел столь же знакомый запах в его временные «владения», Хаджар понял заранее. Но стеснительности и тем более стыдливости он не испытывал. После всего, что пережил Хаджар, чураться собственной наготы было бы несусветной глупостью.

– У тебя широкие плечи. – Анетт, отодвинув водопад бусин, заменявший дверь, вошла внутрь. – Одежды скрывали их, и казалось, что у тебя тонкая кость.

Она обогнула Хаджара и встала напротив.

Как и сам Хаджар, чернокожая красавица была полностью обнажена. И все то, что раньше будоражило фантазию мужчины, теперь предстало перед ним в полной красоте.

Стоило признать, это был тот редкий случай, когда реальность оказалась лучше и заманчивее любых фантазий.

Широкие, мощные бедра, переходящие в пышные, но не чрезмерно, ягодицы. Тонкая талия на их фоне казалась еще стройнее и заманчивее.

Две полоски мышц вдоль впадины пупка, а сверху – крепкие, стоячие груди. Каждая размером с полтора кулака Хаджара.

В Даанатане лишь богатейшие из аристократок могли себе позволить специальные алхимические мази, которые бы сделали их груди такими же высокими и упругими.

На Земле же лишь нож лучшего хирурга мог создать подобную роскошь. И в редких случаях – поцелуй самой природы.

Черные волосы Анетт, до этого всего собранные в мелкие косички, теперь пушистым покровом спускались по бедра, а яркие синие глаза сверкали на фоне лица цвета черненой меди.

Анетт была красива. Будто страстная ночь, сошедшая на нежных влюбленных, еще не знающих, но вожделеющих объятий друг друга.

Видят Вечерние Звезды, тысячи мужчин ради одной ночи с таким произведением природного искусства были бы готовы продать князю демонов свою душу.

Тысячи… сотни тысяч… миллионы… но не Хаджар. Оценив девушку по достоинству, нисколько не стесняясь своей природной реакции на нее, он не сделал ни единого движения в сторону Анетт, а его сердце билось так же ровно и спокойно.

Чернокожая, обворожительно скосив взгляд в сторону мужского естества Хаджара, немного зарделась. Алый цвет на черных, пышущих жизнью и молодостью щеках, выглядел дурманяще заманчиво.

– Ты бы создал крепкое потомство, Хаджар Дархан, – прошептала она, отводя взгляд в сторону.

Девственница – сразу определил Хаджар.

Но куда больше половой жизни Анетт его волновала миска белого цвета в ее руках.

– Что это? – спросил Хаджар, указывая на миску.

– Это? – не сразу сориентировалась девушка. Видимо, происходящее было для нее пусть и не в новинку, но не самым рядовым событием. – Краска Шалгуш – ее делают только Говорящие из волшебных пород дерева в час, когда звезды светят ярче всего.

Хаджар не ожидал такого подробного ответа, но, видимо, Анетт действительно нервничала.

– Расскажешь, что будет происходить? – попросил Хаджар.

Анетт еще раз быстро мазнула взглядом по естеству Хаджара, и тому стоило огромных усилий не улыбнуться или не дать как-то еще показать, что он заметил этот взгляд.

Когда же девушка опускалась рядом с ним на колени, он почувствовал абсолютно животный импульс повалить Анетт на спину, развернуть и с силой войти в нее, с жадностью взявшись за то, что только попадется под руку.

И, как и любая женщина, Анетт почувствовала этот импульс Хаджара. Их взгляды пересеклись, и оба замерли.

Хаджар понял, что если он поддастся животному инстинкту, то чернокожая красавица против не будет. Скорее – только за.

Но это были неподходящее время и неподходящая ситуация. Да и зверями никто из них все же и, возможно, к сожалению, не был.

Всего доли секунды Анетт хватило, чтобы осознать, что ничего не произойдет. На миг в ее ясных глазах промелькнул отблеск сожаления об упущенном.

Женщины…

– Я напишу на твоем теле древние символы этой краской. После чего, следуя моим указаниям, тебе нужно будет написать такие же и на моем. После этого мы отправимся на Гору Стихий, где ты попробуешь услышать имя своего природного «я».

Кроме того, что им обоим нужно быть вымазаться в дурно пахнущей субстанции, Хаджар так ничего и не понял. Но решил не уточнять.

– А почему мы голые?

Брови Анетт слегка приподнялись в искреннем, неподдельном удивлении.

– Потому что краска должна быть написана на теле, а не на одежде, – пояснила она.

– Ах, ну да, точно, – согласился Хаджар.

– Ляг на спину, – тон Анетт прозвучал как неоспоримый приказ. Видимо, сказывалась кровь Иблима.

Хаджар подчинился.

Анетт нависла над ним и начала свое мистическое действо. И, видят Вечерние Звезды и Высокое Небо, все же человек – не более чем животное, рожденное с крепким разумом.

Ибо тех усилий, что стоили Хаджару, чтобы не дать себе разойтись, он не применял с тех пор, как боролся с волей своего предка – первого из Дарханов.

Пальцы Анетт скользили по его телу, оставляя за собой символы и знаки, сути которых он не знал. Грудь, лицо, руки, ноги и – о демоны и бездна! – даже мужское естество. Она коснулась всего его тела.

А затем, улегшись рядом, протянула ему миску.

– Следуй моим указаниям, – прошептала она. – И будь нежен.

В ярких глазах сверкала игривость, сопряженная с типичной девичьей насмешкой.

О женщины…

Глава 865

Когда все было готово, а Хаджар, едва не прокусивший губу от усердия (усердия не чтобы начертить узоры на бархатной коже Анетт, при этом проходясь от лица и до самых пяток), отодвинулся в сторону, в шатер вошел не кто иной, как Хранитель Прошлого.

– Хранитель! – Анетт собралась было вскочить на ноги, но не успела.

Старик отрицательно покачал головой и кончиком посоха слегка надавил на живот девушке. Та осталась лежать на спине.

Хаджар же понял, что ситуация, в которой Хранитель Прошлого племен Зеленого Дома участвует в данном ритуале, не самая стандартная.

– Сегодня я произнесу священные слова. – Старик, тяжело опираясь на посох, опустился напротив Хаджара и Анетт. Оказавшись по ту сторону от костра, он отвязал от цветастых одежд пояс со множеством мешочков и кармашков. – Когда мои слова закончатся, вы сможете ступить на путь к Горе Стихий.

– Да, Хранитель, – ответила Анетт.

Белая краска на ее черной коже делала девушку лишь только еще более соблазнительной.

– Ты уже проходила Посвящение, Анетт, и знаешь, что будет впереди.

– Да, Хранитель, – повторила красавица.

– Но на этот раз все может быть иначе. Северный Ветер не рожден в Зеленом Доме, он пришел сюда своей собственной дорогой. Другое солнце светило ему на пути, другие Перворожденные ждут его в своих полях. Его мир – отличный от нас.

– Но вы говорили…

– Я говорил, – видимо, для Хранителя было в порядке вещей перебивать других людей, – что он такой же человек, как и любой из нас. И это так. Но так же, как птица Дулук бывает разной породы, так же и люди – все мы одинаковы, но в то же время, волей Первозданных, абсолютно разные.

Услышав слово «Первозданные», Анетт осенила себя несколькими знаками. То же сделал и Хранитель Прошлого. Хаджар же просто лежал на спине и пытался понять хоть что-то из произнесенного под шатром.

– Теперь ты, Северный Ветер, – старик повернулся к Хаджару.

Они встретились взглядом, и в отличие от остальных древних сущностей, в глазах старика плескалось вовсе не время, а… спокойствие. Спокойствие горы, которая пережила столько штормов, что перестала и вовсе их замечать.

– Когда вы с Анетт отправитесь к Горе Стихий, то будь готов к трем искушениям.

– Всего лишь к трем? – усмехнулся Хаджар. – Я не бахвалюсь, Хранитель, но я уже встречался с подобного рода испытаниями и искушениями.

– Я знаю, – внезапно кивнул старик. – Перья белой птицы в твоих волосах говорят мне о том, что ты встречался со свободным народом Желтой Травы.

– Вы знаете об орках? – удивился Хаджар.

– Когда-то представители их народа сражались с Talesh. Они называли белых угнетателей осквернителями Знания и сподвижниками ложных Первозданных. Те же отвечали взаимностью. И война прекратилась, лишь когда народ Желтой Травы ушел из этих земель далеко на восток и поселился там.

Чтобы потом исчезнуть из-за глупой мести одного юноши… Но это Хаджар оставил при себе.

– И, Северный Ветер, что бы ты ни испытал с народом Желтой Травы, это не сравнится с путем к Горе Стихий. Так что запомни мои слова – поддавшись хоть раз искушению, ты не сможешь забраться на Гору Стихий и навечно останешься блуждать в бескрайнем пространстве.

– Кстати, я не видел никакой горы в джунглях и…

Хаджар скосился на смеси в руках старика, затем на костер, а потом на волшебные знаки на своем теле и теле Анетт.

– Ох, прок…

Договорить Хаджар не успел. Хранитель что-то бросил в костер, а затем, качаясь в глубоком трансе, начал что-то петь. Его губы шевелились, в мире что-то менялось, пламя костра то застывало, то вздымалось к вершине шатра, но Хаджар не мог различить ни единого звука.

А затем что-то произошло. Что-то незримое, но стремительное. И когда Хаджар открыл глаза, то вокруг была ночь.

Светили звезды. Их созвездия были не похожи на те, что видел Хаджар ночами в семи империях и, конечно же, ни одно из них не было указано в старых звездных картах.

Под ступнями Хаджара приминалась мягкая трава. Вокруг поднимались деревья. Над кустами плясали светлячки. Большие и яркие, совсем как звезды.

Присмотревшись, Хаджар вдруг понял, что это действительно звезды, а не светлячки. Но стоило ему потянуться хоть к одной, как они, оглашая окрестности звоном, отдаленно похожим на детский смех, исчезли где-то в густых зарослях джунглей.

Одновременно с этим тропа под ногами Хаджара засияла ласковым, спокойным зеленоватым светом. Пульсируя, тот стремился куда-то в северном направлении.

Проводив пульсар взглядом, Хаджар вдруг понял, что там, во тьме, поднимается к небу гора, теряясь своим широким пиком где-то среди незнакомых звезд.

– Пойдем.

Рядом с ним стояла Анетт. Она выглядела как-то иначе. Нет, все та же молодая красавица, еще не знавшая мужской ласки, но при этом она обладала большей статью, уверенностью и даже гордостью.

Будто из девушки превратилась в умудренную жизненным опытом, знающую цену себе и окружающим женщину.

Знаки на ее теле, нарисованные рукой Хаджара, светились раскаленным серебром. Они жгли глаза, и Хаджар невольно отвернулся.

– Не стой, Хаджар. Иначе тебя заберет тьма. – Голос Анетт доносился как сквозь толщу воды, а мир вдруг начал затягивать туман едкого дыма. Пространство дрожало. Реальность подергивалась волной, которую можно увидеть, если смотреть на мир над племенем жаркого костра. – Бежим! Тьма наступает.

И Хаджар побежал следом за Анетт. В этом океане догоняющего их дыма он мог ориентироваться лишь по тускнеющей светящейся тропе и по сверкающей серебром Анетт.

Она бежала по лесу так быстро и легко, что могла бы дать фору любому охотнику Долины Ручьев. Хаджар старался не отставать, но если Анетт была штормом, сорвавшимся в яростный полет, то Хаджар – весенним бризом, ерошащим волосы моряку.

– Постой, – попытался прокричать Хаджар, но с его губ сорвался лишь едва слышимый шепот.

Хаджар приложил усилие, но вдруг понял, что почти не может сойти с места. Тропа под его ногами стала мягкой и вязкой, как болото, в котором он недавно сражался с демонами.

– Постой, Анетт. Погоди…

Хаджар потянулся к серебряному свету, но Анет уже исчезла во тьме. А потом он вдруг провалился куда-то вниз. Он падал во тьму, а над ним, как за стеклом, остался темный лес. Анет, вернувшаяся к тому месту, где он стоял только что, била кулаком по стеклу-земле и что-то кричала.

Хаджар не слышал.

Он только падал и падал. Все глубже и глубже во мрак.

Пока таинственный лес над его головой не превратился в сверкающую точку – звезду. А к ней не добавилась еще сотня тысяч таких же.

Он лежал на знакомой ему кровати в столь же знакомом помещении. Это была больница на холме, под которым раскинулись огни сияющего города. А за один из огней, горящих в доме, он и принял свет таинственного леса.

– Я ведь уже говорил, что мне доводилось терпеть подобное, – вздохнул Хаджар.

Ему показалось, что он сказал это вслух, но, услышав механический голос, доносящийся из колонки ноутбука, напрягся.

– Что, все действительно так плохо?

Хаджар вздрогнул.

«Не может быть», – подумал он.

В углу его палаты на круглом стульчике сидела девушка. На ее коленях покоилась база акустической гитары, а сама она перебирала пальцами струны.

«Нет… только не она…»

Глава 866

Ее звали Елена. Человек, который забрал его из детского дома и привез в эту больницу, именно он и привел эту девушку. Но об этом Хаджар узнает позже.

Сейчас же он смотрел на черные волосы Елены, на то, как тонкими пальцами она перебирала струны гитары. Как нежно извлекала теплые, приятные звуки музыки. Стройной, как ее тело, и переливчатой, как ее голос.

Она пела.

Пела так, как умели немногие.

Хаджар впервые услышал ее выступление на радиостанции. Ночной эфир в самое непопулярное время. Программа, делавшаяся только для геймеров – людей, живших по непонятному для Хаджара расписанию.

И она пела для них. Песни, которые люди такого типа, может, и понимали, но не принимали.

Ведущие над ней даже посмеивались по этому поводу. Что девушка с такой внешностью должна была пиарить себя на телевидении, а не на радио.

А Елена отшучивалась, что для того, чтобы попасть на радио, ей нужно терпеть изнасилование своих ушей, а на телевидение – чего-то другого.

Она была красива. Настолько, что Хаджар, когда увидел ее у себя в палате, впервые в жизни пожалел, что он не может дотронуться до овала ее лица, запустить пальцы во вьющиеся, длинные, густые волосы.

Не может заглянуть внутрь томных зеленых глаз.

Но он мог писать с ней треки. Один, второй, третий. Электронная музыка с живым голосом не была чем-то новым для мира, но то, что они делали с Еленой, взрывало чарты.

За неполных полгода она превратилась в звезду мирового масштаба. Концерты, турне, участие в съемках вечерних шоу, первая роль в каком-то замшелом Голливудском фильме, но даже этому она была безмерно рада.

Шутила, что теперь не ей придется терпеть домогательства, а тем, кто принесет ей не тот кофе.

Кофе Елена, кстати, терпеть не могла. Предпочитала ему крепкий клубничный чай.

Сначала она проводила с Хаджаром каждый вечер.

Приходила, играла на гитаре и терпела его молчаливое согласие с тем, что он никак не может повлиять на ее присутствие.

Встать и выгнать ее он никак не мог. Да чего уж там – даже левой рукой шевелить был не в состоянии – только правой. Какое там встать.

А она веселилась, шутила, приносила ему еду и напитки, слушала музыку и играла свою.

День за днем действовала ему на нервы. А потом вдруг не пришла.

Первый час он был рад, второй – находился в растерянности, а на третий понял, что должен ее найти. Он использовал всю мощь социальных сетей, чтобы выяснить, что она даже не уходила из больницы.

Так устала, что, выйдя в коридор, села на стулья для «ожидающих» и уснула.

Тогда он написал для нее первую песню.

Через месяц она стала хитом в нескольких крупнейших мировых чартах.

Потом был клип.

Разумеется, в нем участвовала лишь Елена, а вместо Хаджара привычный образ человека с ноутбуком вместо головы.

Ее стали узнавать на улицах, присылать цветы и прочее.

– Не ревнуй, – говорила она и насмешливо, но добро добавляла: – Призрак больницы.

Она, как и он, любила мюзикл «Призрак Оперы».

И в тот день, когда все приключилось, они должна были пойти на него вместе.

– Мне кажется, ты здесь засиделся, – ворвалась она как-то раз в его палату.

Как и всегда – сверкая ярче полуденного солнца, с улыбкой белее снегов на Эльбрусе и с харизмой звезды мирового масштаба. Всегда яркая, всегда отзывчивая, добрая и радушная. Она была тем человеком, к которому остальные тянулись в попытке урвать хоть немного света, чтобы заполнить свою пустоту.

А она перед каждым выстраивала высокую стену отрицания, потому что весь ее свет струился лишь в его бездонную, жадную, ужасную бездну души.

– Как ты себе представляешь, чтобы мы поехали куда-то вместе? – Компьютер не умел демонстрировать голосом сарказм, но Хаджару тогда хватало и этого.

– Точно так же, как посещал всякие мероприятия Стивен Хокинг! На электрическом кресле! Будешь как этот, ну, лысый из Икс-менов.

– Профессор Икс, – напомнил он.

– Вот, точно! – Елена вздернула палец к белоснежному потолку и засмеялась.

– У нас в городе, да и в стране, этот мюзикл не показывают.

– А ты летал на самолетах?

– Самолетах? Я и на машине-то два раза в жизни ездил. Один – в реанимацию. Второй – сюда.

– М-да, – Елена сделала вид, что задумалась. – Ну, благо у самолетов есть такие волшебные штуки, знаешь, чтобы внутрь попадать. Называются трапы.

– Я знаю, что это такое.

– Тогда решено! Через две недели на Бродвее состоится показ «Призрака Оперы». Мы с тобой сядем в чартер, двенадцать часов – и мы уже на той стороне Атлантики. Ты ведь не бывал в Нью-Йорке?

– Конечно же бывал. Каждый день посещаю. Сразу после того, как слетаю на важную встречу в Лондон и Гонконг. Иногда я бываю в этих городах одновременно.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты вообще не умеешь быть саркастичным?

– Что-что? Кажется, звезда-однодневка что-то говорит. Лучше бы поработала над своим перебором. Ты в бочку не попадешь.

– Это такой намек на то, что я толстая? – Елена, смеясь, кружилась на каблуках. Ее фигуре могли позавидовать многие из звезд «Инстаграма».

– Понятия не имею, – отвечал механический голос. – Может, именно потому, что ты такая жирная, ты и не попадаешь в ноты. Я тут слышал, в Японии сделали биокибернетический ручной протез. Поставь себе – глядишь, играть лучше станешь.

– А откуда ты о нем слышал? Что ты собрался делать с этой механический рукой, извращенец?!

– Эй, я совсем другое имел в виду!

– Я должна срочно всем рассказать, что ты извращенец! – Елена достала свой смартфон. – Это будет сенсация.

– Ой, да делай что хочешь, жирная корова!

Вновь засмеявшись, она показала ему свой «Твиттер».

Там было их селфи и подпись – «Ждите на премьере „Призрака Оперы“. Я выведу этого затворника в свет!».

* * *

– Что, все действительно так плохо? – спросила она.

В вечернем платье, с гитарой в руках и электрическим креслом рядом.

– Ну давай, а то мы опаздываем.

Она, несмотря на макияж, укладку волос, высокий каблук и платье стоимостью, как некоторые машины, помогла ему забраться в электрическое кресло. Джойстик вместо ног, планшет с колонками вместо языка.

Он был одет в смокинг. На худом, сморщенном, атрофированном теле он выглядел как мешковина на пугале.

– Я хочу на вертолетную площадку, – сказал тогда он.

– Серьезно? Прямо сейчас?

– Пожалуйста. Я так давно не видел неба…

– Ну хорошо. – И вместе с Еленой, покинув ненавистную палату, он отправился по коридору больницы. Затем лифт, лестничный пандус, предназначенный для каталок, и наконец вертолетная площадка.

Порыв ветра разметал его волосы. Круглая металлическая площадка эхом отзывалась под колесами кресла. Яркие огни сверкали по периметру, а над головой сияли звезды.

Где-то там, у подножия холма, раскинулся город у гранитных берегов черной реки. Всадник из меди указывал путь, и купола храмов поднимались над старыми, таинственными улицами.

Он любил и ненавидел этот город.

Регулируя джойстик, он подъехал к самому краю платформы. Под ним раскинулся океан тьмы и огней. Две сотни метров, не меньше, обещали ему свободу полета, а затем вспышку боли и забытье.

– Эй, ты чего?

Елена, ступая осторожно, будто пава, подошла к нему. Она придерживала руками прическу и смотрела на огни города.

– Красиво, правда? – спросила она.

Он промолчал.

Если бы он мог плакать, то, наверное, плакал бы.

– Знаешь, я давно хотела тебе сказать, – она заглянула ему в глаза. Такая чистая, такая светлая, такая прекрасная. Совсем как город у подножия холма. – Я тебя люблю.

Такая лживая, такая грязная, такая жадная до света. Совсем как город у подножия холма.

– И мне неважно, что скажут люди, мне неважно, какие проблемы будут ждать нас впереди, я хочу быть с тобой. – Она улыбнулась своей привычной, пластмассовой улыбкой, в которой правды было даже меньше, чем в лабиринте кривых зеркал. Хотя, возможно, именно там и осталась вся правда этого мира.

– Во внутреннем кармане, – отчитался механический голос.

– Неужели… – Елена, роняя актерские слезы… Боже, как же хороша она будет на экране кинотеатров… достала конверт.

Он, не дожидаясь, пока она его откроет, развернул кресло и направился обратно к лифту.

Она его развернула.

Ветер заглушил такой банальный и простой крик:

– Ты все не так понял!

Там, в конверте, лежали фотографии ее и человека, который привел Хаджара в эту больницу. А еще фотографии с другими мужчинами. Главами записывающих студий, лейблов, корпораций, известными актерами, спортсменами и музыкантами.

Их было много.

И кто бы их ни прислал, Хаджар был ему благодарен.

Через неделю после этого, в день премьеры «Призрака Оперы», на которую Елена пришла с известным режиссером, Хаджару сделали операцию по внедрению нейросети.

* * *

– Северный Ветер! – донеслось сквозь мглу. – Северный Ветер!

Хаджар открыл глаза. Стоя на сияющей зеленым светом тропе, он, прислонившись к дереву, тяжело дышал.

Анетт, сияя серебром, тянула его в сторону высокой горы.

– Поторопись, Хаджар!

– Да, сейчас, – прохрипел он. – Иди вперед. Я догоню.

Анетт постояла недолго, а затем побежала дальше.

Хаджар сделал шаг и едва не упал.

Было больно.

Машинально схватившись за грудь, он отнял ладонь и посмотрел на нее.

Вся в крови.

В крови от открывшейся старой, уже даже позабытой душевной раны.

Вытер ладонь о ствол дерева, Хаджар посмотрел на темную гору.

– Ты не сломишь меня, кусок камня, – прорычал он и побежал следом за Анетт.