Текст книги "Колдун. Земля которой нет"

Глава 8
Шагая по облакам

– Никогда не понимал, что в этом может быть занимательного. – С явно притворным кряхтением рядом со мной сел малас.

Он выглядел так же, как и в первый день нашего знакомства. Все та же непонятная роба, прикрывающая сморщенное под давлением лет тело. На ногах – неумело сбитые сандалии, перетянутые кожаными ремешками, столь же морщинистыми, как и лицо старца. Тренер гладиаторов не менялся. Впрочем, как и все вокруг.

Каждый день в долине Летающих Островов был точной копией предыдущего. За эти почти полгода, которые я провел среди облаков и пестрых одежд териальцев, в жизни островитян не произошло ровным счетом ничего. Конечно, можно с уверенностью выделить из повседневной рутины праздник Полета. Но, будьте уверены, поживите вы здесь лет десять – и даже он станет обыденным и почти незаметным. Может, для горожан событием были игры, когда на арене в схватке сходились претенденты в воинство Термуна, но с моей позиции это не было особым событием.

Когда бы я ни выходил на горячий песок ристалища, мне всегда приходилось сражаться на пределе сил. Порой и за пределом тоже. Не знаю, сколько крови впитали в себя золотые песчинки, но удивительно, как они до сих пор еще не стали багровыми. В кошмарах, моих верных спутниках, мне часто снилось, как закатное багровое небо рассыпается и дождем обрушивается на землю, сжигая все, чего касаются кровавые капли. Да, кошмары стали часто тревожить мой и без того неспокойный сон.

– Здесь каждый день, даже час, – пожал я плечами, не отрывая взгляд от разлома в стене, – отличается от предыдущего.

Старик немного помолчал, а потом положил свой чудной посох себе на колени. Он выглядел немного озадаченным.

– А вроде одно и то же – просто море из облаков.

Я взглянул на белую долину, неспешно перетекающую волнами, повинуясь потокам ветра. Стоит закрыть глаза, немного подождать – и, подняв веки, увидишь уже что-то иное. Вместо величественных замков – сцены сражения мифических чудовищ, вместо холмов – исполинские горы, а там, где недавно все было затянуто плотной тучей, откроется провал, сквозь который проглядывает зеленое полотно долины.

– Не скажите, – покачал я головой. – Но вы ведь пришли не за тем, чтобы обсуждать облака?

– Может, мне стало интересно, почему единственный выживший гладиатор, вместо того чтобы тренироваться, полсезона сидит на одном месте и пялится на небо.

– Боюсь, я не смогу удовлетворить ваш интерес.

– Почему же? – удивился старик.

Прищурившись, я подмигнул маласу, словно тот был не наставником и тренером, а закадычным приятелем:

– Настоящий волшебник не раскрывает своих секретов.

Старец засмеялся своим сухим, кашляющим смехом и даже хлопнул себя по коленям, отчего посох его подпрыгнул в воздух.

– Волшебник, – протянул он. – Хорошее слово. Во всяком случае звучит лучше, чем «маг».

– Это точно, – кивнул я. – Но все же зачем вы пришли?

– Опять торопишься, – покачал головой мой собеседник. – А куда торопишься? Все время мира – твое, везде успеешь.

– Боюсь, что рассуждай я так – и успею только к тому времени, когда от меня будет вонять на милю вокруг.

Малас прищурился и чуть наклонился:

– Это ты к чему?

– К тому, что я хочу успеть все сделать до того, как стану такой же развалиной, как вы.

И снова этот смех. Когда-то он меня немного пугал, потом раздражал, в какой-то момент начинал бесить, но сейчас лишь вызывал лукавую улыбку. Старший малас действительно был шабутным и любопытным старичком, который порой скрашивал мое одиночество.

– Я пришел потому, что у тебя есть вопросы, – наконец изволил сообщить тренер.

Мы сидели рядом и смотрели на то, как двуглавый лев борется с огненной лошадью. Впрочем, не могу утверждать, что старик видел в этих облаках то же самое, что и я. В конце концов это столь же маловероятно, как и то, что я когда-нибудь пойму его образ мыслей.

– И вы решили на них ответить?

– На него, – поправил меня старик. – Только на один вопрос. Так что подумай хорошенько, перед тем как его задать.

– Что произошло с Элиотом, когда он прыгнул с утеса? – с ходу спросил я, не думая ни секунды.

Старик посверлил меня своим слепым взглядом, а потом отвернулся и прикрыл сморщенные веки. Глубоко, полной грудью вздохнул и подставил лицо ветру. Тот подхватил редкие волосы, белые, как молоко, поиграл с ними, а потом улетел дальше. Туда, где я его уже не мог слышать.

– Он погиб, – спокойно ответил малас.

– Разбился?

Старик растянул свои сухие, почти голубые губы в кривой усмешке и даже не удостоил меня поворотом головы.

– Ах да, – устало вздохнул я, обиженно подпирая подбородок кулаком. – Только один вопрос.

– Именно. Но ты хотя бы задал отчасти правильный вопрос.

– Но, судя по всему, получил не очень правильный ответ.

– А ты чего ожидал? – вновь рассмеялся старик. Порой он часто смеялся, а порой мог декадами хранить сосредоточенность. – Этот мир не бывает честен, так почему же я должен быть?

– Изменение мира начинается с изменения себя! – вздернул я указательный палец, копируя наставительный тон моего самого нелюбимого школьного учителя. До сих пор желаю ему не то чтобы скорой смерти, но хотя бы мучительной старости.

Малас изогнул правую бровь, вернее, изогнул бы, потому как бровей у него давно уже не было. Так что получалось, что он лишь состроил недовольную гримасу.

– Вот ответили бы мне честно, – объяснил я, – и мир сразу стал бы чуточку честнее.

– Что ж… – Собеседник насмешливо пожал плечами, водя пальцем по орнаменту посоха. – Придется ему еще немного побыть лживым и бесчестным.

– А все по вашей вине, – поддержал я игру.

– Каюсь, – в тон мне вздохнул понурившийся старик.

Я уже готов был рассмеяться, но вдруг из атмосферы пропала эта странная, нездоровая веселость. Старик стал серьезен:

– Ты все еще намерен идти до конца?

Промолчав, я повернулся к сцене битвы. Но, увы, вместо двухголового льва я увидел какой-то призрачный холм, а вместо огненной лошади – гордого воробья. Хотя, надо признать, этот воробей был больше похож на скворца… или ласточку. Впрочем, не важно. Так или иначе, я ни разу не смог досмотреть схватку до конца. Порой достаточно было только моргнуть, чтобы все истаяло и превратилось в нечто другое.

– Пожалуй, – вздернул я подбородок. Мне казалось, что это должно было выглядеть храбро. – Сверни я сейчас – и какие легенды тогда сложат о Тиме Ройсе? Мне не очень хочется, чтобы барды и менестрели рифмовали мое имя и прозвище с не самыми благородными животными.

Малас замолчал. Я уже было решил, что он впал в то свое состояние, когда слово из него не вытянет даже темный бог, пришедший ночью с не самыми честными намерениями, но, как выяснилось, оказался неправ.

– Я расскажу тебе историю, – произнес наставник гладиаторов. – Когда-то в одной процветающей стране жил король. Он был могуч и уважаем. Народ его любил и почитал его род. Все было хорошо. Казалось, сами боги благословили этот край. Шли годы. Маги строили башни, объединяя их в волшебные города, столь величественные и невероятные, что ты даже не сможешь вообразить. Пожалуй, только их отражение можно увидеть, если внимательно вглядеться в изменчивое облачное полотно. Порой они появляются там – тени забытого и проклятого прошлого. Все было хорошо… Но однажды король решил отправиться с посольством в дальние страны. Там, в дальних краях, он увидел нищету, голод, войны, насилие, моря крови, пустые поля, леса без дичи, гнилые дома и жалкие землянки. Король предлагал повелителям тех земель свою помощь, любые деньги, любое золото, все что угодно, чтобы помочь людям. И те соглашались. Они принимали его дары, благодарили, кланяясь в пол и обещая помочь своим подданным. Прошли годы, уже седой король вновь отправился в посольскую поездку, но увидел лишь то, что видел и раньше. Повелители же растратили дары на себя и свой двор.

Я всегда любил истории, поэтому слушал внимательно, боясь упустить хоть одно слово. Да что там – я боялся даже вздохнуть, дабы не заглушить малейший отзвук неизвестной мне легенды.

– Король страшно разгневался, – продолжал малас. – Он вернулся в свои земли и собрал могучее войско. Он призвал магов, поставил под копье каждого, кто не был слишком молод или очень стар. Армия только начала свой поход, и вот уже земли тех краев обагрились кровью. Говорят, это была первая война людей. Раньше королевства воевали с эльфами, гномами, орками, троллями, некромантами, вивернами, драконами и прочими тварями, но впервые человек поднял меч на человека. Говорят, тогда был зажжен огонь, превратившийся потом в пожар. Король через кровь, боль и океаны слез объединил земли. Он назвал страну Империей и с гордостью пошел с Темным Жнецом, когда настал его час встать в очередь перерождения.

Словами просто не передать степень моего напряжения. А старик, казалось, даже не рассказывал, а что-то вспоминал. У него было точно такое же выражение лица, какое я видел у бывалых наемников, травивших военные байки у вечернего костра. Маласу не хватало только простецкой чарки, заполненной пахучей крепленой брагой.

– Шли годы, страна процветала. Но кровь первого императора давала о себе знать. В императорах временами просыпалась жажда – жажда большего, лучшего. Не всегда для народа, порой и для себя, но все же… Горели войны. Уже не столь важно было, с кем биться, главное – больше земель, больше богатств, больше знаний. Но в какой-то момент короли, вернее, императоры, поняли, что их армия – это лишь закованные в броню люди. А люди – это не самое лучшее оружие. Скорее самое плохое, какое только можно найти под звездами. Люди быстро тупятся, легко ломаются и слишком быстро устают. Тогда один из императоров обратился к своему старому другу. Друг был волшебником из рода, члены которого знали секрет, как из белого сделать черное. Король попросил дать ему власть, дать ему силу поставить свои знамена по всему миру. Он убеждал друга, что это во благо, что он построит великую Империю, где никто и никогда не будет ни в чем нуждаться. Что это будет Империя равенства, всеобщего богатства, магии и знаний. Но волшебник взглянул в глаза своего товарища и увидел в них лишь неутолимую жажду. Нет, оружие нельзя давать в руки безумца. Да что там, это оружие нельзя давать ни в чьи руки. И волшебник отказал. Он ушел, полагая, что друг поймет его. Но император не стерпел отказа. Он решил силой забрать вожделенное оружие. Войной он пошел на тех, кого называл второй семьей. И пролилась кровь. Треснули небеса, и страшные проклятия опустились на процветающие земли. Волшебники погибли. Возможно, почти все. А некогда процветающая Империя превратилась в край, в который даже ветер не заглядывает. В огромную пустошь, настолько же мертвую и гнилую, как и сердце того правителя.

Я задумался, глядя на то, как среди облаков иногда появляются фигуры детей, облаченных в эти невозможные летательные аппараты. Сам я такой больше никогда не надену, мне и на земле хорошо.

– Если бы волшебник дал императору оружие, – задумчиво протянул я, – император разрушил бы весь мир?

Малас кивнул:

– Нельзя мечом принести то, что должно прорасти из сердца. Император хотел слишком многого, а в итоге чуть не погубил весь материк. Правители той страны забыли, что пусть кровь и лучшее удобрение для земли, но из такой почвы прорастают столь же кровавые и злые ростки. Смерть приносит с собой смерть.

– Хорошая легенда, – кивнул я. – Сойдет для детских ушей.

– Считаешь, она лишь для юношей?

– Может, да, – пожал я плечами. – А может, и нет. Ребенок не станет разбираться: он услышит, что император предал и погубил друга, и будет считать, что тот поступил плохо.

– Ты думаешь, он поступил хорошо?

– Во всяком случае у него был серьезный мотив. Он ведь желал мира во всем мире. Пусть это и было лишь тенью его истинных желаний, но все же.

Мы снова помолчали.

– Скажи мне, ты был когда-нибудь на войне?

– Был, – кивнул я.

– А хочешь еще как-нибудь на нее пойти?

Я не думал ни мгновения:

– Нет.

– А хочешь, чтобы дети твои пошли?

– Нет.

– А император хотел вечной войны. Это и увидел волшебник. Оружием не приносят мир, им его завоевывают.

– В итоге волшебник погубил и свой род, и свою страну.

– Но не мир, – вздохнул малас и стал подниматься, тяжело опираясь на посох.

– Но не мир, – согласился я.

Я смотрел, как старик уходит, оставляя меня в полном одиночестве, разбавляемом лишь обществом обшарпанных стен и унылых тренажеров, безмолвных и бесстрастных. Я, наверное, не должен был задавать следующий вопрос, но все же задал.

– И как поступил бы Элиот?! – крикнул я в спину старику, почти скрывшемуся во тьме прохода.

Он постоял немного, а потом, не поворачиваясь, ответил:

– А это – правильный вопрос.

С этим наставник удалился, а я вернулся к своему занятию – попытке уследить за изменчивыми облаками.

Вполне вероятно, я в последний раз сидел в этой комнате с поднимающейся стеной. Хотя можно даже сказать – не «вполне вероятно», а точно в последний. Дальше у меня есть лишь три выхода. Либо умереть, либо победить и заснуть в кристалле, либо повторить судьбу Элиота, что соприкасается с первым вариантом. Как вы, возможно, догадываетесь, меня не прельщал ни один из имеющихся вариантов, тем не менее встав перед таким выбором, я склонялся к третьему. В конечном счете прыгнуть с утеса – заманчивее, нежели законсервироваться или погибнуть на песке.

В который раз я воспользовался белой субстанцией. Обработав руки, а также все необходимые места, я начал свой малый круг почета. Я не был уверен, что мне доведется совершить большой, поэтому довольствовался тем, что имел.

Я прошел мимо стеллажей с оружием, проводя пальцами по холодным, словно спящим, клинкам. Миновал стойки с броней, где висела самая разнообразная амуниция. Постояв тут немного, вспоминая, кто какую надевал в свой бой, вернулся на скамью. Некогда мне казалось, что она очень маленькая и короткая настолько, что не может вместить полсотни бойцов. Но с каждым новым выходом на ристалище гладиаторов становилось все меньше, а скамейка, напротив, делалась все больше. И вот когда я остался в комнате, освещенной лишь играющим светом чадящих факелов, совсем один, скамья чудилась мне драконьим языком, протянутым из конца в конец. Конечно, ее размеры оставались прежними, но я ничего не мог поделать с разыгравшимся воображением.

В последний раз пропел горн, в последний раз тьма в комнате медленно отступала по мере того, как свет проникал из-под поднимающейся стены. Я покидал комнату твердым, спокойным шагом. На самом выходе я замер, что-то во мне стремилось и желало обернуться. Я дернул головой, но так и не закончил движение, резко ступив на горячий, обжигающий даже сквозь подметки песок арены. За мной с шумом захлопнулась дверь-стена, словно отсекая меня от уже пройденного пути.

Впереди оставалась лишь финишная черта.

Запрокинув голову, я посмотрел на зенитное солнце, обжигавшее кожу горячими, страстными ласками. С неба падали цветы. Их было много. Танцуя в вышине, эти красные лепестки напоминали мне тот самый кошмар, в котором небо вдруг осыпалось кровавым дождем. Но, наверное, это лишь мое воображение.

В последний раз я купался в шуме толпы, галдящей на трибунах. Пожалуй, за это время успел привыкнуть к ней и даже полюбить. Полюбить аплодисменты, ураганом проносящиеся по арене, привыкнуть к крикам, от которых закладывает уши, привыкнуть к топоту ног, заставляющему быстрее биться и без того обезумевшее сердце.

Встав в центре, я положил ладони на рукояти сабель и повернулся к ложе. Встретившись со мной взглядом, наместник поднялся со своего трона. В тот миг, когда он расправил руки, заставив белую тогу дрожать на ветру, на арену опустилась тишина.

– Териальцы! – прогремел наместник. – Сегодня день, которого все мы ждали с нетерпением! Финальное испытание, которое определит, станет ли землянин первым воином Термуна или присоединится к остальным гладиаторам в очереди на перерождение! Открыть ворота!

В противоположной части арены завизжали цепи, наматываемые могучими воротами. Медленно поднималась кованая решетка, за которой виднелась голодная тьма. Сколько раз я уже вглядывался в эту мглу, пытаясь различить очертания очередной напасти. Но, как и всегда, безуспешно. Пока мой противник не ступит на песок, мне его не увидеть. Не знаю, волшебство это или очередные, так и не поддавшиеся мне тайны Териала. За время пребывания на острове я выяснил лишь один вопрос. Тот самый вопрос, который теперь определит мое будущее. Впрочем, оставался еще один.

Наместник сказал – «воин», но я все еще не знаю, что делает из солдата, бойца, гладиатора или легионера – воина. Где проходит эта тонкая грань и в какой момент барды начнут петь не о наемнике Тиме Ройсе, а о воине Тиме Ройсе? Или, может, в этом и заключается суть: воином можно стать только после смерти, когда имя твое войдет в легенды, когда оно будет звучать у костров под сводом звездного неба и у жаровен под золотыми куполами древних дворцов и храмов?

Стал ли я воином на этом летающем острове? Пожалуй, нет, ведь я даже не узнал определения этого слова. А если не знаешь, что подразумевает то или иное слово, как его можно применить к себе? Да, я все еще оставался наемником не самой высшей пробы. Для многих – разбойником и мародером. Для кого-то – даже детоубийцей, а будь о моих «подвигах» известно народу, то стал бы и цареубийцей. Что ж, боюсь, у бардов не выйдет славной баллады со мной в качестве героя.

Наконец решетка окончательно скрылась в каменной кладке, и на арене появился мой последний противник. Сперва я не мог понять, что меня смущает в его коренастой, мускулистой, жилистой фигуре, но потом все встало на свои места и мое сердце совершило небольшой вояж по всему телу.

Это был вовсе не случайный солнечный блик, окрасивший кожу противника в пергаментные тона. Это было не мое воображение, перепутавшее боевой шест со знакомым до боли посохом. И конечно же не стоило пытаться убедить себя в том, что некто натянул на чье-то лицо маску старшего маласа. Нет, не могло быть никакой ошибки в том, что передо мной стоял старик – тренер гладиаторов.

– Да начнется бой! – рявкнул наместник, и в тот же миг сердце дрогнуло под лавиной смешавшихся звуков.

Ворон

Старик, затянутый в кожаную броню, исчез, и в следующее мгновение задрожали стены арены, а по ушам зрителей ударил оглушительный звон. Там, внизу, старший малас всего за долю секунды преодолел невероятное расстояние, а потом нанес столь же невозможный удар, заставивший гладиатора пролететь почти пять метров и буквально влипнуть в стену.

Землянин, упав на песок, тяжело задышал. Его руки дрожали, сжимая черные сабли, сверкавшие на солнце золотой вязью, змейками оплетавшей клинки. На песок падали капли крови, смешанные с выступившим потом. Нетрудно представить, что бы произошло, если бы гладиатор не уклонился в последний момент, одновременно с этим прикрыв торс скрещенными клинками. С другой стороны, сложно поверить, что этот удар был вызван лишь взрывной волной, порожденной невероятным выпадом.

Малас стоял, опершись на свой чудной посох, похожий на обломленное копье. Он терпеливо ждал, когда его противник поднимется на ноги. Трибуны неистовствовали. Еще мгновение назад они осыпали землянина лепестками цветов, красным саваном покрывая песок, а сейчас исторгали самые грязные и насмешливые реплики, от которых уши сворачивались в трубочку. Но гладиатор их словно не слышал. Впрочем, скорее всего так оно и было. Либо он оглушен ударом, либо все, что он мог разобрать, – это стук крови в висках.

Прошло несколько секунд, и под всеобщий ропот сломленный, казалось бы, человек поднялся на ноги. Колени его чуть подрагивали, а руки повисли веревками, но взгляд был спокойным, даже строгим. Прошло ошеломление, исчезло удивление, осталась только решимость в глубине серых стальных глаз.

Малас сделал приглашающий жест. На губах его цвела оскорбительная насмешка. Так матерый волк смотрит на огрызнувшегося щенка, который еще даже не умеет перегрызть сухожилия на лапах убегающей добычи. Наверное, землянин должен был сорваться в выпаде, сумасшедшем рывке, но он стоял. Более того, качнув саблями, он вогнал их в ножны, а потом скрестил руки на груди. Гладиатор стоял неподвижно, лишь изредка вздымалась его могучая грудь, напоминая спящий вулкан.

Зрители смеялись, продолжая сыпать оскорблениями. В этот момент четко различалась грань между «своим» и «землянином». Конечно, они болели за того, кого знали уже многие годы, – за своего соотечественника. А старик, похоже, был обеспокоен. Он вдруг заозирался по сторонам, осматривая красный ковер из лепестков, а потом вдруг принял защитную стойку, выставив посох в качестве щита. Никто не понял, что произошло, но трибуны замолкли в ту секунду, когда на старика обрушилась лавина из крови. Именно так перед зрителями предстали ленты из лепестков, жалящих не хуже арбалетных болтов.

Старик с такой скоростью вращал своим оружием, что танец посоха сливался в диск, поглощающий лучи зенитного солнца. Но сколько бы лепестков он не рассекал, за ними следовали другие. Вскоре на песок закапала и его кровь. Землянин же все это время просто дышал. Зрителям казалось, что он бездействует, управляя потоками одной силой мысли, но это было не так. Гладиатор двигался – он дышал.

В миг, когда победа, казалось, была уже в руках молодого бойца, все изменилось. Старик остановил посох, вытянул правую руку, а потом прижал ее к земле. Тотчас все лепестки неведомой силой придавило к песку, и та же сила заставила землянина покачнуться. По его напряженному лицу, вздутым жилам и комичным, подергивающимся движениям было видно, что он, придавленный силой притяжения, тратит все свои силы, чтобы не упасть на колени.

Малас поднял посох и с силой ударил о землю. Арена задрожала, зрители загомонили, хватаясь за скамьи или за соседей, пытаясь удержаться в сидячем положении и не свалиться на каменные ступени. Из песка поднималось гигантское существо, которое многие видели лишь на картинках в древних манускриптах. Да, это был огромный дракон, созданный стариком из песка, глины и земли. Чудовищный голем взмахнул крыльями и утробно заревел. И пусть это вогнало в дрожь толпу, но землянин был все так же спокоен.

Он обнажил сабли и быстро повторил движение старика, исчезнув во вспышке невообразимой скорости. Взгляд иногда выхватывал его фигуру, но она скорее напоминала блики на водной глади. То тут, то там мелькал силуэт гладиатора, застывающий в нелепых позах. Вот он наносит удар каменному голему, и от его черных сабель отлетают серпы столь же черного ветра, в котором заметны золотые искры. Вот он уворачивается от удара посоха старика, который подключился к бою на немыслимой скорости.

Всего за пару минут глиняно-песчаный исполин был развеян в пыль, а зрители видели лишь кукольные сценки, возникавшие то тут, то там. Не было шанса уследить за сражающимися, но даже без этого ощущались накал и тревога битвы. На песок капала кровь, по ушам бил глухой стук сабель о посох, вспыхивали отблески черного ветра и земляных копий.

Гладкая поверхность арены теперь напоминала площадь осажденного города. Ямы, выбоины, расщелины – все это походило на лицо былого вояки, на котором нет ни точки, где не красовался бы страшный шрам. И вдруг все замерло. Две фигуры возникли из воздуха, остановившись в центре ристалища.

Старик, покрытый ранами, и точно такой же землянин – окровавленный и еле дышащий. Они застыли, в бликах солнца слившись в единую фигуру. Зрители молчали, внимательно следя за происходящим. Малас с трудом приподнял подбородок и дотянулся до уха гладиатора. Никто так и не услышал, что же тот произнес, но барды расскажут, что старик сказал следующее:

– Победа – признак хорошего бойца. А теперь беги, волшебник Тим Ройс.

Гладиатор вытащил клинки, пронзившие тело маласа, и на песок посыпались багряные капли. Со своего кресла поднялся наместник.

– Беги, – вновь, по мнению бардов, прошептал старец.

Но землянин стоял на месте. Наконец он левой рукой поднял ладонь старика, а потом зачем-то сжал ее своей правой ладонью. Никто и никогда не видел этого жеста, никто и никогда не узнает, что же он означает. В следующий миг гладиатор под всеобщие крики, полные изумления, истаял, будто утренний туман на порывистом ветру.

Наместник стал отдавать какие-то приказы, засуетились гвардейцы, впервые получившие боевое распоряжение, но потом всем стало не до этого. Малас высоко над головой поднял посох, ставший черным, как клык бездны, а потом с силой вонзил его в песок. Вспыхнуло пламя – загорелся древний воин. А вместе с ним, словно сухое полено, вспыхнула и вся крепость. Землянин убегал и не видел, как на мгновение, перед тем как все закончилось, пламя стало белее пролитого молока. На месте старика осталась лишь горстка пепла.

Ворон взмахнул исполинскими крыльями, слетел с парапета, стрелой упал на арену и когтями схватил странный черный посох. Вместе с ним он поднимался все выше, наблюдая за тем, как священная крепость трещит, охваченная огнем. На этом его дела в Териале были закончены. Унося с собой посох, ворон скрылся в облаках.

Тим Ройс

Я остановился у края той самой платформы, с которой пару сезонов назад стартовал праздник Полета. За мной гналась целая толпа гвардейцев, но я лишь ощущал, как кожу согревает горячий ветер, дующий со стороны крепости, охваченной страшным пожаром.

– Остановись, Тим Ройс! – крикнул один из бегущих, в котором я не сразу опознал Правого – одного из двух маласов, ведших меня в мой первый день на летающем острове.

Это было несколько символично – меня провожал тот человек, что и встретил на этой земле. Земле, которая некогда была мечтой простого наемника, но в итоге обернулась для него очередным испытанием. Нет, я не мог остановиться, я должен был продолжать бежать. Бежать туда, где, как я надеялся, меня все еще ждали.

Повернувшись лицом к гвардейцам, я закинул сабли в ножны и сделал шаг назад. В ту же секунду край платформы стал с бешеной скоростью удаляться, вскоре превратившись в маленькую черную точку. Вокруг плыли облака. Я закрыл глаза. Дышалось легко и свободно. Я падал, но сердце билось ровно, мерно отбивая свой неспешный, даже ленивый ритм…

Открыв глаза, я увидел то, чего не видел уже очень долгое время. Наверное, вам сложно это представить, но я испытал настоящий приступ счастья при взгляде на колышущиеся занавески. Они слегка трепыхались, волнуясь при каждом порыве ветра, спешившем посетить маленькую комнату, где я себя и обнаружил до пояса укрытым покрывалом. Лежа под балдахином, держа на груди скрещенные сабли, я все думал, куда же это я упал.

– Тим? – прозвучал знакомый голос.

Скосив глаза, я невольно улыбнулся. На меня смотрели заспанные, удивленные глаза. Они были все такими же – безмятежными, глубокими и ярко-зелеными, словно два изумрудных озера. Мия сидела на стуле, но Морфей догнал ее и укутал покрывалом снов, заставив улечься головой на моей кровати.

– Нет, – прохрипел я не своим голосом. – Это колдун из бездны, я захватил тело Рой…

Не успел я договорить, как леди вспорхнула и сомкнула мои губы долгим горячим поцелуем. Признаться, я успел соскучиться по этим горячим, сладковатым губам, привкус которых потом еще долго дурманит сознание. Поцелуй закончился, но объятий дочь визиря так и не разжала.

– Что ты так долго?

– Пробки, – пожал я плечами. – Наш уговор все еще в силе?

На лице моей компаньонки отразилась неслабая мыслительная активность. Видимо, такие вопросы действительно сбивают с толку.

– Какой уговор?

– Про побег.

Мия смерила меня насмешливым взглядом.

– Это говорит мой телохранитель, провалявшийся в постели почти полгода?

– Заслуженный отдых, – пожал я плечами. – Ну так что, бежим?

– Прямо сейчас? – удивилась девушка.

Я кивнул. Наверное, в мире не найдется ни одной дочери визиря, которая в такой момент не побежала бы собирать вещи или не попыталась взять с собой хоть что-то. Ни одной, кроме Лиамии Насалим Гуфар. Она лишь обрадованно хмыкнула и шепнула:

– Отец выставил свою гвардию у каждой щели.

– А мы выйдем через парадную дверь, – с легкой бравадой в голосе заявил я.

Откинув покрывало, я не сразу понял, почему леди зарделась и отвернулась, при этом все еще скашивая взгляд в мою сторону. Почесав затылок, я наконец сообразил, в чем дело, – я был абсолютно наг. Пожалуй, даже младенец не был бы обнаженней меня, потому как уже давно я не помнил себя без надежного волосяного покрова.

Я театрально щелкнул пальцами, и в тот же миг из стоявшего напротив шкафа выплыл мой наряд, привычный для Алиата, а потом сам на меня «налез». На ногах красовались легкие кожаные ботинки, далее шли шаровары, подпоясанные широким красным поясом, обмотанным вокруг талии раз пять, не меньше. Сверху – белая шелковая рубашка, ширина рукавов которой могла бы поспорить с шириной штанин.

– Не помню, чтобы ты раньше такое умел, – заметила Мия.

– Да я еще и не такое могу, – начал распаляться я. – Вот сейчас как дуну, как плюну – и всех гвардейцев перешибу.

– Отец будет недоволен, – хихикнула моя подельница.

Признав правоту леди, я вдруг нашел самый простой выход из ситуации:

– Тогда, о несравненная жемчужина звездного моря, я вас украду!

– Украдешь? – переспросила дочь визиря.

Не отвечая, я как можно быстрее подошел к ней. Один из териальцев сказал как-то, что когда я так двигаюсь, то он видит лишь размытую, туманную фигуру. Судя по удивленному выражению лица смуглянки, тот тип говорил правду. Легко закинув визжащую и хохочущую Мию на плечо (сейчас она казалась мне легче пушинки), я огляделся.

– Поставь меня, варвар! – шутливо потребовала девушка, все еще не подозревая, что я говорил на полном серьезе.

Я посмотрел на дверь, прикинув расстояние, которое необходимо преодолеть для совершения побега. А в это время мне по спине несильно молотили кулаками. Совсем не так, как когда-то в лесу.

Махнув рукой, я решил не отходить от традиций. Развернувшись, с места прыгнул в окно. Вес Мии практически не ощущался, и вот уже спустя удар сердца мы бежали по садовой дорожке. Вернее, бежал я, а леди смеялась, лежа у меня на плече. Миновав куст, цветы которого распускались лишь в полночь, мы наткнулись на четверку стражников. Едва завидев нас, они мигом обнажили свои кривые широкие сабли, чем-то напоминающие ятаганы.

– У нас проблемы, – шепнул я.

Стражники хотели что-то сказать, но с одного вдруг упали штаны. Запутавшись в ногах, он повалил соседа, погребя его под собой. Оставшиеся двое переглянулись, но и им не было суждено помахаться со мной на клинках. У того, который повыше, шлем вдруг съехал на глаза. Он замахал руками в попытке его поправить, но случайно оглушил оставшегося гвардейца. В итоге через пару секунд на земле валялись все четверо.