Текст книги "Колдун. Земля которой нет"

– Проблемы решены, – улыбнулся я, слыша, как вместе со мной смеется ветер.

Мы вновь побежали, но у самых ворот нас остановили.

– Тим Ройс! – грянул гром.

Обернувшись, я увидел, что на ступенях дворца стоит целая толпа солдат, во главе которых находилось все семейство Гуфар. Здесь были и могучий визирь, пылающий от отцовской ярости, и старший брат, готовый растерзать меня голыми руками, и мудрая океания-мать, улыбающаяся краешками губ, и будущий – я в этом не сомневался – величайший воин, мальчик по имени Ахефи, гордо сжимающий подаренный мной нож-кинжал.

– Тим Ройс! – вновь проревел визирь. – Что ты делаешь с моей дочерью?!

– Похищаю ее, мессир, – поклонился я, забыв, что у меня на плече лежит девушка. Пришлось поспешно выпрямляться.

– Задержать! – забрызгал слюной второй после султана.

Гвардейцы, издав громкий боевой клич, с саблями наголо ринулись прямо на нас.

– Эй, ценный груз, с семьей не хочешь попрощаться?

– И как я, по-твоему, должна это сделать? – вопросом на вопрос ответила леди.

– Ах да, – хлопнул я себя по лбу. – Прости.

В итоге я повернулся к визирю задом, а к улице – более кошерной частью тела. Что забавно, в случае Мии все вышло с точностью наоборот.

– Пока, папа! Пока, мама! Пока, старший брат! Пока, Ахефи, не порежься ножиком!

– Стоять! – продолжал трубить визирь.

– Пока, сестренка! – раздался голос маленького, но очень храброго ребенка. – Жди меня, Тим Ройс!

– Буду! – ответил я, не оборачиваясь к зарождавшейся легенде.

С этими словами я взял с места в карьер. И вновь погоня, и вновь за спиной гвардейцы, но в этот раз я уже не один, а уши греет не треск пылающей крепости, а звонкий, добрый смех моей спутницы и компаньона по приключениям.

Мы миновали базарную площадь, и я успел благодарно кивнуть ведьме, которая некогда дала мне дельный совет. Почему-то я не сомневался в том, что она приложила руку к тому, что я выбрался целым и невредимым из этой передряги. Скажу вам больше, когда я оглядел себя, то не обнаружил ни единого шрама. Признаюсь, обзаведясь целой сотней этих «украшений мужчины», я всем сердцем желал избавиться от них. И вот желание сбылось.

Мы проскочили магазин, где были куплены эти самые шаровары, сейчас шуршащие при беге. Оставили за спиной таверну, в которую прибыли после ночной скачки по пустыне. Пролетели мимо загона хизов, где я приметил радостно лающего Вайта. На его спине сидели несколько хизов поменьше. Махнув четвероногому товарищу рукой, я побежал выше – туда, где был утес, под которым простиралось золотое, песчаное полотно – Восточная пустыня.

– Вы в тупике! – кричали запыхавшиеся гвардейцы. – Сдавайтесь!

Игнорируя выкрики стражников, я поставил Мию на ноги.

– Готова? – спросил я.

Она взглянула мне за спину, посмотрела на провал, а потом вложила свою ладошку в мою руку:

– Если мы умрем, я тебя убью.

– Только не смотри вниз, – с улыбкой предупредил я.

И мы побежали. За спиной оставалась столица Алиата, сверкающая белым мрамором и золотом. Так заканчивалось мое путешествие на восток и, наверное, начиналось последнее приключение – в землях, которых нет.

– Тим! – закричали за спиной. – Мы что, бежим по облакам?!

– Ну я же просил не смотреть вниз!

На востоке поднималось солнце, заливая небо багрянцем и золотом. Мы шагали по простой сельской дороге, по краям которой стоял низкий, по колено, ветхий заборчик из некрепко прибитых серых досок. Спускаясь под холм, я глупо улыбался, держа в руке теплую ладошку.

– Мы что, в прошлом? – спросила Мия.

Я оступился и недоуменно уставился на спутницу.

– Полчаса назад солнце стояло в зените, а теперь – только рассвет, – пояснила она.

– Ну, если ты не заметила, мы уже не в Алиате.

– А где мы?

– В Империи.

Я думал, это ошарашит леди, но она лишь упрямо повторила:

– Это не объясняет проблему с солнцем.

– С ним все в порядке. Я тебе потом расскажу, в чем здесь дело.

– Хорошо, – кивнула девушка, на миг ослепляя меня улыбкой.

Мы спускались к деревушке, стоявшей в низине и окруженной высоким лесом. С каждым новым шагом я все сильнее погружался в противоречивые размышления. Порой мне очень хотелось придушить одного сумасшедшего маньяка, а порой я сожалел, что не успел с ним проститься. Впрочем, скорее всего это прощание переросло бы в очередную тренировку, а от одних лишь воспоминаний об этих пытках меня бросало в дрожь. Нет уж, помер – и ладно.

– Что это за деревня? – спросила смуглянка.

– Когда-то мы здесь жили с Добряком. Что? Не думала же ты, что мы действительно пять лет просидели в лесу? – Я даже засмеялся, потому как, судя по выражению лица Мии, именно так она и думала. – Это было бы самоубийством. Нет, пару дней в сезон мы отдыхали в этой деревушке.

Мы прошли через ворота, где на сторожевой вышке я встретился взглядом с когда-то мальчонкой, а теперь уже чьим-то женихом. Задира по имени Тук меня не узнал, хоть и силился это сделать. Время действительно быстро пролетело.

– Уж не Тим ли это? – прозвучал довольный, немного тягучий голос.

– Матушка Розалия, – слегка поклонился я.

У таверны стояла плотная женщина в белом переднике с кружавчиками. Как несложно понять, она была одновременно и хозяйкой этого заведения и главным поваром в нем же. Когда-то я часто сбегал от Добряка, чтобы немного поглазеть на ее дочку – первую красавицу на хуторе. Пожалуй, мне не стоит сейчас с ней видеться – уж больно хорошо Мия фехтует…

– А это кто?

– Мия, – представил я спутницу. – Просто Мия.

– Ну и хорошо, – приветливо заулыбалась хозяйка. – Дорогу-то помнишь к дому родному?

– А то как же забыть-то, – рассмеялся я, дыша полной грудью.

– Ну так ступай, а то негоже – четвертый год на могилу не приходишь.

Я не стал спрашивать, что за могила, потому как уже давно обо всем догадался. Судя по всему, догадалась и дочь визиря, потому как тоже ничего не спросила.

Мы проследовали по дороге до самого конца, пока не увидели дом на отшибе. Он выглядел серьезно обветшавшим. Даже с виду в дом было опасно заходить, потому как он мог развалиться уже буквально под первым шагом. Почему-то я не боялся насмешливости или неуверенности Мии по поводу места, где мы оказались. Что-то мне подсказывало, что все будет хорошо. По крайней мере, пока, а там дальше… Что будет дальше, зависит уже не от меня и не от моего компаньона. Сейчас же мне предстояло дело, которое надо было закончить уже очень давно.

Мы обогнули дом, и Мия отпустила меня. Я был ей за это благодарен. Леди осталась у края полянки, а я решительно подошел к высокой насыпи, уже давно поросшей цветами и травой. В том месте, где должна была находиться голова покойного, высилась каменная пирамидка, на верхнем камне которой кто-то неумело высек: «Добряк».

Присев на корточки, я выдрал те сорняки, которым не посчастливилось попасться мне на глаза.

– Ну здравствуй, – поприветствовал я наконец наставника. – Небось скучал? Теперь буду часто приходить… Во всяком случае, пока все не закончится.

Еще немного посидев, я хлопнул себя по коленям:

– Ну, пора за дело.

Поднявшись, я, на ходу закатывая рукава, пошел к дому – к нашему дому. На востоке поднималось солнце, кровавым саваном окутывая небо Империи. И никто, почти никто, за исключением двух разумных, не знал, что эта кровь – вовсе не игра света, это кровь, которой будет суждено дождем пролиться на процветающие земли.

Глава 9
Дом

Проснувшись еще до восхода солнца, я лениво выбрался из не самых цепких, но все же нежных и приятных объятий. Потянувшись, хрустя позвонками и кряхтя (ну а вы как думали – переселение душ задаром не дается никому), поправил одеяло, сползшее с Мии, и стал одеваться. За окном в это время еще даже не брезжил рассвет и уж точно не кричали петухи. Впрочем, если прислушаться, то можно было расслышать крики питухов. Они, выбравшись прошлым вечером из таверны, все еще не отошли от восьмого вечера и заправского мордобоя. Я, как бы вы ни были удивлены, туда не ходил. Не то чтобы не хотелось, просто дома тоже было чем заняться.

Напялив простецкие холщовые штаны и накинув на плечи рубашку из подкрашенный мешковины, я вышел во двор. Лицо мигом обвеял все еще морозный ветер. Уже почти сезон мы живем на этом хуторе, и пусть в Империи уже разгар весны, но нет-нет, а с севера подует холодный промозглый ветер, приносящий с собой далекое эхо горнов и барабанов – норды шли в походы. Благо наш хутор довольно далеко от Северного моря, поэтому набеги местных «викингов» нам не страшны.

Поежившись, я ополоснулся из бочки ледяной дождевой водой, а потом пошел к конюшне. Вообще это я так называл данное сооружение, а вот Мия его постоянно величала сараем. Было несколько обидно. Особенно было обидно моему молотку, гвоздям, пиле и прочим товарищам, помогавшим мне в возведении этого восьмого чуда света.

Подойдя к воротам, висевшим почему-то под откосом и скрипевшим, как бабки на базаре, я вывел на прогулку боевого коня. Опять же это для меня он был боевым конем, а все та же разлюбезная Мия называла его больным и хромым доходягой. Коню было обидно, но он терпел. В этом мы с ним были солидарны.

– Как спалось, ваше величество? – прошептал я ему на ухо, обтирая сеном и давая напиться.

Конь заржал и ткнул меня в плечо своей огромной вытянутой мордой. Кстати, кличка у этого пятнистого создания весьма говорящая – Конь. Ну да, фантазией я не блещу, но зато не забудешь и не запутаешься. Конь – он и в Алиате хиз…

Когда с утренним моционом было покончено, я почистил зверюге копыта, выбив из-под подков всю грязь и комочки травы, а потом запряг его в телегу. Возможно, стоило бы сказать, что телегой эту конструкцию называю только я, но нет, это действительно была телега. Мне ее подогнал местный плотник, памятуя о том, как мы с Добряком спасли его невесту от шатуна. Вернее, спасал я, а Добряк, словно тренер, после каждого «раунда» объяснял мне тактику и стратегию битвы «нож на десять когтей». В действительности я потом невесту еще и от Добряка спасал, потому как ему вклинилось в голову, будто она – свидетель убийства. В общем, что и говорить, старик редко когда дружил с головой.

Когда с упряжью было покончено, я запрыгнул на козлы, нашарил за поясом три золотых и одну медяшку (медяшку клали на удачу), а потом залихватски свистнул. Точнее, свистнул бы, если бы за спиной в доме не почивала дочь визиря, раньше зорьки предпочитающая не вставать, а посему прослывшая на хуторке самой главной лентяйкой. Боюсь, расскажи я сельчанам, во сколько встают леди в Академии, они бы сперва не поверили, а потом двинулись на обитель магов с вилами и факелами. И не от злобы, а из чистой зависти.

– Пошла! – отрывисто крикнул я, щелкая поводьями.

Конь, устало фыркнув, потянул телегу, и дом стал постепенно исчезать за спиной. Вскоре я очутился в самой деревне. Наш дом хоть и стоял на территории хуторка, но все же слыл отшибным, потому как от нас до стены – читай «забора» – было рукой подать. В прямом смысле слова. Выйдя с черного хода, вы бы через три метра в этот забор и уперлись. Впрочем, хорошо хоть за околицу не выставили, а приняли вполне радушно. Все же как-никак я для здешних был в доску своим. А это, признаться, демонски приятно.

– Тим! – донесся до меня крик.

– Тпру, – натянул я поводья, заставляя копытного замереть.

От небольшого домика с чуть кривым крыльцом ко мне бежала девушка. Румяная, с косой толщиной с мое бедро, с формами… ну, в общем, классическая такая хуторянка, которая и коня на скаку, и в избу горящую, и к императору с челобитной. Разве что девка, а не женщина.

– Чего тебе, Роза? – нахмурился я.

Почему-то весь молодняк, несмотря ни на что, тоже считал нас с Мией «своими» и довольно часто зазывал на гулянья и посиделки. Мы ходили туда всего раз, и хоть это и было весело, но дома все же кровать и все такое, так что ушли мы довольно быстро.

Девушка остановилась и схватилась рукой за козлы, открывая мне великолепный вид на глубокое декольте своего сарафана. Но я же все-таки джентльмен, поэтому тактично упер свои зенки прямо в круп Коню.

– Да вот матушка попросила передать. – С этими словами девушка по имени Роза, одна из первых красавиц на хуторе (деревня большая, красавиц тут немало), поставила мне в повозку крынку с молоком.

– Спасибо, – кивнул я, а потом полез в свой мешок. Немного пошарил там, а потом кинул Розе: – Передай ей в знак благодарности.

Оставив хуторянку в восхищении разглядывать настоящий гребень, я вновь тронул поводья и поспешил к выезду. Семья пышной красавицы держала три коровы и поила молоком всю окрестность, но нам с Мией всегда ставили крыночку «за даром». Опять же, когда-то давно мы с Добряком чем-то им помогли и заслужили уважение. А уважение в деревне – оно как деньги, порой даже дороже. Гребень же этого уважения только прибавит, вроде как стыдно мне уже месяц пить дармовое молоко, так что решил отплатить.

– Н-да, – протянул я, жуя травинку. – И это еще Константин жаловался на интриги. Да тут прямо мадридский двор, а не хутор близ Диканьки.

Наконец я остановил коня напротив дома мясника. Спрыгнув с козел, манерно дернул за веревку колокольчика. Можно было просто перекинуть руку и открыть замок, а потом постучаться прямо в парадную дверь, но так дозволялось поступать только с близкими друзьями. В наш-то с Мией колокольчик таким образом никто не звонил, все предпочитали стучаться на крыльце, а вот я всегда стоял на улице. Держал расстояние – опять же это прибавляло моей персоне некоего веса и статуса.

Из ладного сруба, покрытого добротной черепицей, вышел крепкий мужик. Высокий, с пудовым кулаком и бородой чернее гари. Его звали Пилигрим, что заставляло меня икать при каждом произнесении столь родных слуху звуков.

– Тим, засыпа, решил до города съездить? – спросил меня мясник, пожимая руку.

Я хотел было сказать, что мне за выслугу лет вообще положено спать до третьих, а то и до пятых петухов, но смиренно стерпел «засыпу».

– Решил, – кивнул я. – Стены уже подправил, надо бы крышей заняться. А то как хлынут дожди, а у меня на крыше солома да ветки с глиной.

– Ну ладно, если помощь какая нужна, ты кликни, я своих дерьмоедов тебе на подмогу выдвину.

– Спасибо, Пилигрим, я уж сам как-нибудь.

Мясник засмеялся:

– Да ты всегда сам. Еще, помню, малым здесь носился, тоже все сам да сам, а кого потом из колодца доставали?

– Доставали Добряка, потому что он перепил и не мог за мной угнаться, – с ходу парировал я.

– Тоже верно. Ну слухай сюды. Как до Гальда доедешь, там на базарной площади к пятой палатке подойди. Спросишь Харума – скажешь, что от меня. Он тебе лучшую черепуху-то и подгонит. Скидки какой не обещаю, но, может, сторгуетесь по-божески.

– Спасибо тебе, Пили, – улыбнулся я и вновь полез в мешок. На этот раз я отдал бирюзовую шелковую ленточку: – На вот. Слышал, у твоей именины скоро.

– Да, – отмахнулся мясник, впрочем, ленту забрал и аккуратно убрал такое сокровище за пазуху. Ленты в волосах могли себе позволить только жены самых зажиточных хуторян. – Мясо-то тебе к вечеру нести или пораньше?

Как вы могли догадаться, мясо я тоже получал хоть и не бесплатно, но по сходной цене. Семь медяшек против двадцати за кило свинины или почти серебрушка против почти двух серебряных за говяжий окорок – это уже о чем-то говорит.

– Да пока не надо, я третьего дня из леса с хорошим уловом вышел.

– С хорошем уловом он вышел, – прозвучал знакомый голос, и мы с мясником мигом втянули головы в плечи. Это была жена Пилигрима – Гнелька, всем известная бабища. По-другому не назовешь. Она когда-то лично при мне целого борова над головой подняла – штанговый спорт по ней рыдал горькими слезами. – Вот, Пили, смотри, какой молодец: и с охотой справляется, и торгуется, будто ему демон на язык наложил, – вопреки логике это было вовсе не оскорбление, впрочем, это не мешало моим ушам сворачиваться в трубочку. – И дом сам правит, а жинку-то какую достал – первую красавицу. А что твои? Все по гульбам да к восьмому вечеру – в таверну.

– Они и твои, между прочим, тоже, – насупился мясник.

– Мои, да пошли в тебя. – Глядя на зажатую в руках скалку толщиной с молодую березку, я невольно сделал пару шагов назад. – Тимка, вы бы с Мией пришли к ужину. Я вон рагу сделала, пирожков напекла, посидели бы немного.

– Простите, Гнелья, но мне дела еще делать. Крышу править, сарай ставить, забор поднимать.

– Сарай? – удивилась супруга мясника. – А то, что ты две декады как поставил, – это разве не сарай?

– Эткнюшня, – процедил я, отворачиваясь в сторону.

– Что-что?

– Мне второй нужен, – натянуто улыбнулся я.

– Во! – уважительно кивнула Гнелька. – Смотри, какой молодец вышел, а твои что?!

– А что мои?

Так, переругиваясь, супруги ушли в горницу, а я, развернувшись, поспешил к повозке. Вы не подумайте дурного, у них просто так сложилось. Сколько помню эту пару – всегда собачились, но живут душа в душу, насколько это возможно при бесконечных криках.

Про охоту я не врал. Недавно обнаружил, что в ларце осталось «всего» полторы сотни золотом. В кавычках, потому как для местных это невероятное сокровище, сравнимое с тем, что в легендах дракон стережет. А вот по моим меркам это не такая уж большая сумма, и тратиться на мясо было не с руки. Так что я сладил себе лук, наточил стрел и пошел на дело. Проведя в лесу два дня, я вышел из него с молодым оленем, тремя кроликами и лисой. Лису, конечно, не съешь, но она хотела загрызть моих кроликов, за что и поплатилась. К зиме из ее меха сделаю Мии шапку, ну или продам по осени торговцам. Они всегда в это время по хуторам ездят.

– Пошел! – погнал я Коня.

Тот снова зафырчал, но телегу потянул. Я же, хлопнув себя по лбу, перегнулся через козлы и специальными ремешками закрепил крынку, накинув на ее что-то вроде покрывала, – так не разобьется. А вообще Роза – та еще лисица. Нет чтобы принести мне «дар», когда я из города буду ехать, так нет, хотела ведь убедиться, что я уезжаю. Наверняка сейчас соберет подруг и пойдет к Мии – байки слушать. Лиамия здесь – первая рассказчица для юных леди. Уж не знаю, что она там девкам рассказывает, но те ее слушают, разинув рты, а смуглянка натурально от этого кайфует.

Ну хоть занятие себе нашла. А то в первые декады она то готовить бралась (я тогда подумал, что отравить хочет), то в вопросах стройки мне помогать (благо успел ее из-под падающего бревна вытянуть), то шить (потом все пальцы травкой специальной обматывали), то вообще дрова рубить. То кошмарное утро, когда у меня чуть все волосы сединой не пошли, я не забуду даже в следующей жизни. Единственное, что умела делать Мия, – не капать мне на мозг. Вот это у нее получалось прямо безупречно, так что, по сути, я всем доволен. С рутиной дочь визиря справлялась вполне успешно, и ее лицо не покидала счастливая улыбка. Правда, время от времени, когда у нее плохое настроение, мы тренируемся в фехтовании. Делать это приходится в лесу, чтобы сельчане не видели. И если раньше ее скорость была почти такой же, как у меня, то сейчас смуглянка мне казалась мухой, застрявшей в киселе. Что, в свою очередь, сильно раздражало Мию, в которой теплился неутомимый боевой азарт. В общем, иногда ночи проходили совсем не так, как того бы хотел один бывалый наемник.

– В город, Тим? – спросил меня Тук, которому вновь пришлось стоять в сторожке.

– Ага, – кивнул я, притормаживая копытного. – Тебе что-то надо? Может, девке гостинец?

– А, – отмахнулся парень. – Ей там уже возят… Мне такое не осилить. Да и отец палкой отходит, если узнает, что я не делом занят.

– Хм… – Я задумался, а потом вздернул палец: – Во. Смотри фокус. Трах-тибидох и «Авада Кедавра».

Пыль разметал ураганный порыв ветра, и в моих руках оказался цветок. Впрочем, это был не обычный цветок, а сделанный из разноцветного стекла. Безделушка та еще, в столице их завались, но здесь, на отшибе страны, не встретишь ни одного подобного. Ну или почти ни одного.

– На, – протянул я безделицу онемевшему парню. – Такой ей никто не привезет.

– Сп-пасиб-бо, Тим, – начал заикаться Тук, бережно принимая цветок, словно тот сделан из стекла… Хотя он ведь действительно был стеклянным. – Правду люди говорят, что ты волшебник.

– Люди говорят, а ты не верь, – подмигнул я парню и с криком «хья!» дернул вожжи.

Деревня с названием, которое я просто отказываюсь произносить, осталась позади, и я в очередной раз возвел хвалу всем русским дорогоукладчикам. Если вы считаете, что это в России дороги плохие, то поездите по дорогам Ангадора. Не Императорским, Королевским и Торговым трактами, а по самым обычным дорогам. Если после получаса подобной езды ваша пятая точка не будет напоминать кровавое месиво, то я съем свою шляпу. Эта дикая тряска, бесконечные колдобины и ухабы могли испортить настроение любому. Любому, кроме одного волшебника, который сидел вовсе не на козлах, а на маленьком, незаметном облачке, парившем в паре сантиметров над этими самыми козлами.

Пожевывая горьковатую травинку, скорее просто по привычке, нежели из необходимости, я наслаждался погожим весенним утром. К этому времени ленивое солнце все же решило выбраться из покровов Рассветного моря и залить долину своими согревающими, пока еще нежными лучами.

Ветер колыхал пшеницу на полях, уже золотую, готовую к сбору. Вопреки всем законам мироздания урожай на Ангадоре собирали по весне, а не в середине лета, как можно было бы подумать. Маленькие капельки утренней росы, бегущие по колосьям, танцующим в такт игр веселых ветров, вбирали в себя первые поцелуи утреннего солнца. От этого казалось, будто поля сверкают и на них произрастают вовсе не злаки, а тянут к небу свои маленькие золотые ручки мифические феи.

Задумавшись, я не сразу заметил толпу мужиков, идущих в поле с косами наперевес. Некоторые из них махали мне руками, а я в ответ приветствовал их поднятой шляпой. Крестьяне выстроились в длинные шеренги, а за ними, отстав на размах косы, встали парни помоложе. Хотя так было не везде: порой одну или другую колонну позволялось вести самым удалым молодцам, чья коса пела звонче всех.

Медленно, степенно поднималось солнце на востоке, шустрили лучи, заливая поле, молча стояли мужики, занеся косы. И вдруг они разом замахнулись, и лишь тронул луч пшеницу, как строго запели косы, срезая колосья подчистую. Кто-то завел песню, и вот уже десятки глоток включились в ритмичное пение. Я невольно заслушался, но дорога брала поворот и уходила под откос, так что совсем скоро мужики оказались не просто за спиной, но еще и за холмом.

До города ехать недолго – час, может, два, но когда бы ни доводилось преодолевать этот путь, меня всегда одолевала скука. Порой не хватало общения или просто какого-нибудь дела. Но в таких случаях меня всегда спасал мой собеседник.

Отросшие волосы словно кто-то задергал, заплатанный плащ начал развеваться, скручиваясь и распрямляясь, подобно флагу на крепостном шпиле, а нос стало не очень приятно щекотать.

– Здравствуй, – произнес я.

Ветер успокоился, и мне показалось, что по правую руку от меня кто-то сел. Я будто даже мог видеть очертания его фигуры краем глаза, но стоило повернуть голову – и наваждение истаивало.

– Как слетал?

Ветер стал рассказывать об очередной далекой стране, в которой он побывал. Как я и думал, там уже запылали пожары набегов нордов. Но я не винил этих людей. Когда на твоей земле, кроме мха и льда, ничего нет, то довольно сложно удержаться от разбоя. Вот норды этим разбоем и жили, зато мореходами были отменными. Иметь на своем судне штурмана-норда мечтал каждый уважающий себя капитан. Да и в наемнических ватагах их ждали буквально с распростертыми объятиями.

Ветер, закончив рассказ, начал жаловаться на огонь. У этих двоих всегда были проблемы с нахождением общего языка. То один другого сожжет, то другой первого задует. В общем, жили как кошка с собакой, и порой я был счастлив тому, что не знаю языка пламени.

– Помоги мне, ветер, поищи Рыжего и компанию.

Ветер будто вздохнул, потом словно толкнул меня плечом, и совсем скоро я понял, что вновь остался один. Впрочем, впереди уже виднелись ворота Гальда. Как и любой приграничный город, он скорее походил на крепость. Высокая стена из серого камня с бойницами на парапетах. Через каждые пять-шесть метров виднеются крепления для котлов с кипящим маслом, где-то мелькают скаты под валуны. На башнях даже отсюда заметны отсверки острых жал копий, заведенных в баллисты. А на центральной башне стоит гордый, но одинокий требушет. Гальд был небольшим городом-крепостью и не мог позволить себе второй, потому как стоил тот чуть больше, чем весь наш хутор.

Очереди в такое время почти не было, разве что передо мной заехал почтовый дилижанс, сопровождаемый служащими гильдии Вестников, да протиснулись пешие и конные путники.

– Стой! – резко притормозил меня стражник. – Кто такой?

Я цепким взглядом окинул его форму. Раньше на груди стража носила герб, на котором был изображен золотой грифон, держащий в лапах меч, а в пасти – корону. Теперь же спереди у них изображен оскаленный демон, занесший меч над жалким, трусливым врагом. Мне не нравился этот герб, но народ говорил, что он выглядит более мужественно. Хотя народу нравилось абсолютно все, что делал Константин. Новый император ведь и налоги снизил, и цены на закупку поднял, стабилизировал рынок, разогнал иностранных купцов, захвативших центральные порты. Мол, молодой правитель простой люд уважает, даже реформу в магической Академии провел – детей любит, о будущем их думает. Да и советы распустил, сам теперь правит, без указок аристократов и дворян. Да и вообще хоть и держит страну в ежовых рукавицах, но граждане теперь не стесняются называть себя подданными короны и вообще живут намного лучше, чем до прихода будущего святого. Скоро, глядишь, и дороги выровняют. Впрочем, насчет дорог лично я сильно сомневаюсь.

Даже прозвище новому правителю уже дали – Принц. Довольно забавно, если учесть, что он теперь император. А если вспомнить, как мы его называли в «Пробитом золотом», так и вовсе нельзя удержаться от улыбки. Но подданные так и звали своего правителя – Принц Константин. Тому вроде как даже нравилось. Ведь Принц – он всегда сказочный, добрый, удалой, красивый, умный. Да, собственно, таким Константина и видели.

– Я, это… ну… – мямлил я, надвинув шляпу на глаза так, чтобы был виден только подбородок. – Так ведь… бишь, то бишь… с хуторка я.

– Крестьянин, шоль? – прищурился стражник. – А чего надо в Гальде?

– Так ведь… это… бишь, то бишь… за черепухами я. Крышу надо укреплять, дожди… бишь, то бишь… скоро.

Стражник немного посмотрел на меня, а потом заглянул в повозку. Все это время мои руки спокойно лежали на коленях, держа вожжи. Раньше я, наверное, сжимал бы клинок, но сабли и вовсе висели дома на стене. Впрочем, это не делало меня безоружным. Мой меч, отточенный в темнице Териала, был всегда при мне – как раз под ребрами с левой стороны груди. Бился там мерно, ровно, на зависть самым шикарным отлаженным часам.

– А везешь что? – Стражник ткнул пальцем в покрывало.

– Так это… бишь, то бишь… – продолжал мямлить я, параллельно откидывая в сторону ткань. – Молочко это – купил у торгашки в соседней деревушке.

Обладатель весьма мрачного и даже пугающего герба еще немного посверлил меня взглядом, а потом ударил по крупу Коня.

– Проезжай давай, хуторянин, не задерживай очередь.

– Спасибец-ца, здоровьиц-ца, защитник.

– Колесуй уже, – отмахнулся стражник и стал досматривать следующего.

Процедура досмотра усложнилась втрое, потому как в приграничье Константин отменил пошлины на въезд, а за взятки теперь рубили руки. Причем не по локоть, а в основном по шею. И судье было не важно, медяк государев человек взял или ларец с золотом. Принц сказал – рубить, значит, надо рубить. Народу нравилось – меня передергивало. В воздухе явно пованивало чем-то недобрым, отчего у меня по спине залихватски, стройными рядами маршировали холодные мурашки.

Конь, цокая копытами по мостовой, вывез нас из-под арки ворот, и мне пришлось ниже надвинуть шляпу на глаза. Народу в Гальде чересчур много. Торговцы, купцы, ремесленники, новобранцы армии и легионов, заезжие путешественники, бродячие артисты, горожане, крестьяне из окрестных хуторов – все они сегодня, да и вообще каждый день толпились в Гальде. Когда я говорил, что этот город-крепость весьма невелик, то забыл упомянуть, что на многие мили вокруг это вообще единственный город. Можно сказать, данное место было центром жизни юго-восточного приграничья.

Я свернул на своеобразную проезжую часть, но мне все равно приходилось то и дело кричать на какого-нибудь раззяву, который так и хотел угодить под колеса. Ехал я не спеша, оглядываясь по сторонам. Весна принесла с собой не только долгожданное тепло, но и вино из Рагоса. В тавернах было шумно, слышались смех и визг. Порой в темном переулке, если приглядеться, можно увидеть наемника или стражника, занятого какой-нибудь шлюхой из местного притона. Но, уверяю вас, если вы знаете, что такое «эстетика», то будете держать свой взгляд как можно дальше от этих переулков.

На декоративных балконах трехэтажных домиков, стоявших стройными рядами один впритык к другому, на бельевых веревках сохло непосредственно само белье. Его хлопки на ветру, гуляющем по городу, создавали впечатление порхающих чаек. Однако до ближайшего порта далеко, и эти белые небесные кораблики сюда не залетали.

Я мог бы еще долго рассказывать про Гальд и царившую здесь атмосферу, но на горизонте уже показалась рыночная площадь, а значит, мне следовало спешиваться и искать нужную палатку.

Соскочив с козел, я взял Коня под уздцы и потянул сквозь толпу. Наученный многолетним горьким опытом, я уже давно не носил кошелька, предпочитая ему маленькие кармашки на внутренней стороне пояса. Так что снующая между ног прохожих босота меня не очень напрягала, но наметанный глаз нет-нет да подмечал, как тот или иной горожанин лишался пухлого мешочка, привязанного к поясу. За кражу, как и за взятку, теперь тоже рубили руки, причем обе. Но воришек это не останавливало, они наивно полагали, что не попадутся.

Вот самый главный, тот, что постарше и почумазей, заметил меня и издал какой-то сигнальный свист. Господа воришки тут же мобилизовались и двинулись к моей скромной персоне. У самого подхода они вдруг замерли как вкопанные – мой оценивающий взгляд застал их врасплох. Старший хотел было уже увести свою ораву, но я щелкнул пальцами и на моей ладони появились три волчка. Дети смотрели на эти простецкие игрушки, как на сокровище гномов. Улыбнувшись, я протянул им волчки. Дети стушевались, но вот вперед вышел самый маленький и, видимо, самый смелый из них. Он осторожно приблизился ко мне, боясь, что я схвачу его и поведу к страже.