Текст книги "Бомбардир"

– Первой учительницы Сергея, к сожалению, уже нет в живых. А его классным руководителем с пятого по седьмой класс была Надежда Николаевна Семененко. Она преподавала украинский язык и литературу, теперь на пенсии. Замечательный человек и прекрасный педагог. Запишите номер ее телефона. Я уверена, она не откажется с вами встретиться.

– Отлично!

– Кроме того, вы спрашивали о месте жительства Сергея и его родителей…

Я замер в ожидании.

– Номер телефона в наших документах не указан, но имеется адрес. Можно попробовать наведаться – там до сих пор, кажется, живет кто-то из их семьи. Улица Киевская, дом семь, квартира три. Чтобы добраться туда, надо от нашей школы идти в противоположную от центра сторону.

– Не знаю, как вас и благодарить!

Вваливаться в дом к незнакомым людям в семь вечера – поздновато. Но мне не терпелось хоть отчасти компенсировать все сегодняшние неудачи и сделать что-то из того, что я себе запланировал.

Я расплатился за ужин. В небольшом супермаркете поблизости купил неплохой с виду торт, по пути наткнулся на цветочный киоск, где попросил упаковать несколько роз, и трусцой двинул по указанному адресу. На многое я не рассчитывал. Представиться, установить контакт, вручить презенты и договориться о встрече завтра в любое удобное для них время.

Я уже неплохо ориентировался в городе, поэтому поиски дома не заняли много времени. Квартира футбольной звезды оказалась на первом этаже ветхой двухэтажки. Я уже готов был с ходу нажать кнопку дверного звонка, но вдруг остановился. Моя решимость куда-то испарилась – очевидно, прогулка быстрым шагом слегка остудила мою разгоряченную голову. Поколебавшись, я все-таки позвонил.

В ответ – ни звука. Ни шагов, ни голосов. Тишина.

Я еще раз позвонил, подольше задержав палец на кнопке. Ничего не изменилось. Может, поговорить с соседями? Я развернулся и постучал в дверь напротив, с которой клочьями свисала драная ледериновая обивка. Чего-чего, а жизни за ней было сколько угодно. Не самого, прямо скажем, высшего качества.

Я терпеливо ждал, пока меня услышат сквозь гомон нетрезвых голосов и звон посуды. Наконец за дверью кто-то завозился.

– Кого несет?! – хрипло гаркнул мужской голос.

– Прошу прощения, я тут звоню вашим соседям…

– А я причем?!

– Скажите, Гайдуки там проживают?

Голос за дверью впал в задумчивость. Потом просипел:

– В общем-то, да.

– А вы не знаете, где они?

– Они? Там же только Ирина.

– И все?

– А кого тебе еще?

– Может, откроете, поговорим нормально? – предложил я. – Много времени не отниму.

– Не, не годится.

– Ладно. – Все это время мужчина упорно разглядывал меня в дверной глазок. – То есть там проживает только Ирина Гайдук? А остальные?

– Пацан, сын ее, вроде в Киеве…

– А муж? Он в городе?

Сосед опять выдержал паузу:

– Ну, в городе.

– Не знаете, где его найти?

– Хм… На кладбище.

– Ясно… А когда Ирина бывает дома?

– Послушай, мужик, я и сам не помню, когда ее последний раз видел, – в голосе послышалось раздражение.

– То есть, давно?

– Давно.

– Примерно, сколько?

– Года три.

– Ясно. Извините, что побеспокоил. Удачи!

– Угу, и тебе того же…

Так-то. Что мне оставалось? Только добраться до снятой квартиры и завалиться спать.

Директриса оказалась права – Надежда Николаевна, классный руководитель Сергея Гайдука, охотно откликнулась на мою просьбу о встрече и зазвала к себе в гости.

Честно признаюсь – я так и не выяснил, по каким маршрутам в Марганце ползают местные маршрутки и автобусы. Все адреса, которые мне приходилось посещать, находились на расстоянии короткой пешей прогулки. Бывшая учительница жила в километре от моего временного логова, и утренний моцион взбодрил меня не хуже пары чашек кофе.

Торт и розы пригодились – я прихватил их с собой, и Надежда Николаевна была им рада. Невысокая, подвижная, с копной легких белоснежных волос: что называется – «божий одуванчик». С детски ясным взглядом и характерной хрипотцой в голосе, который из года в год приходилось напрягать в классе. Жила она одна в двухкомнатной квартире, напоминавшей музей давно забытых вещей. Ковры на стенах, чешская стенка с сервизом за стеклом и набором бесполезных фарфоровых рюмок-рыбок, диван и пара кресел под покрывалами с бахромой, между ними журнальный столик. Секретер и книжные полки – классика, словари, энциклопедии и, как ни странно, фантастика и детективы в ярких обложках. Конец двадцатого века представляли телевизор «Panasonic» и кассетный видеомагнитофон той же фирмы, а двадцать первый – ничего. Пахло старостью – пылью и корвалолом.

– Я так рада, что вы будете писать о Сереже, – тепло улыбнулась Надежда Николаевна, когда мы уселись, а на журнальном столике возник солидных размеров расписной чайник и пиалы с вареньем трех сортов. – И хоть в футболе я ничего не понимаю, но Сережиным успехам всегда радовалась.

– Интересно, в детстве он собирался стать футболистом?

– Сережа был мальчиком очень сдержанным. Думаю, такими вещами он ни с кем не делился. По крайней мере, я ничего подобного не слышала.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Лет десять назад, – ответила она и тут же спохватилась: – Нет, погодите-ка! Ведь он ушел из нашей школы после седьмого класса, а сейчас ему двадцать пять. Выходит – двенадцать лет.

– Он ни разу после этого не приезжал в Марганец?

– Не знаю. Возможно. Но ведь вы спросили, когда я видела его в последний раз.

– А по телевизору?

– Еще бы! – воскликнула она. – На одной из встреч выпускников ребята рассказали мне, что он играет за национальную сборную. Я и не ожидала. Потом кто-то посоветовал, на каком канале его можно увидеть. Я, конечно же, сразу… Нет, внешне он сильно изменился, повзрослел, возмужал, но я сразу узнала: его осанка, даже походка та же… – Надежда Николаевна прижала сухие ладони к груди. – Я как увидела его лицо крупным планом, просто замерла и всю игру следила за ним, дышать боялась. А когда он забил второй гол, а потом, не останавливаясь, побежал в сторону трибуны, весь еще страшно напряженный, кулаки сжаты…

– Конечно, – переведя дух, продолжала она, – Сережа радовался, но не так, как другие. Он и в детстве все переживал в себе. Никогда не позволял внешних проявлений чувств. И смеялся нечасто. Был худеньким, но жилистым, очень сильным… Глаза синие, яркие… Ему, бывало, сделаешь замечание, а он поглядит в ответ, да так, что сразу ясно – бесполезно, все равно поступит по-своему. Упрямый, не похожий на сверстников. И с очень обостренным чувством справедливости…

– Что вы имеете в виду? – спросил я.

– Вышел как-то досадный случай, – моя собеседница улыбнулась, припоминая. – Знаете эти раздоры между мальчишками и девчонками, когда им лет по двенадцать-тринадцать? Причина может быть пустячной, но все в классе вверх дном, до учебы никому дела нет, бойкоты, обвинения, интриги – в общем, холодная война. Ну, мои так заигрались, что вышли за всякие рамки. Саша Иванцов стащил из сумочки учительницы истории кошелек – там и денег-то было всего ничего, и подбросил его в ранец Насти Стеценко. Подло, конечно, что тут скажешь… Учительница заметила пропажу. Спросила: кто сделал? Все молчат. Она в слезы, вызвали меня. Я, когда узнала, в чем дело, думала, сгорю со стыда – это в моем-то классе такие вещи! Спрашиваю: чьи штучки? Опять молчат мои партизаны. Пришлось заставить открыть ранцы и портфели – и тут пропажа обнаруживается у Настеньки. Та в истерику. Можете представить, каково ей было?!

Я не мог. При всем желании. Надежда Николаевна продолжала:

– Я-то была уверена, что она ни при чем. Хорошая семья, спокойная, вдумчивая девочка… А остальные как воды в рот набрали. Особенно мальчишки, хотя уже и поняли, что все серьезно… Я заявляю: мол, никого не отпущу домой, созову родителей всего класса, приглашу директора школы – и будет вам позор на весь город! И тут происходит нечто неожиданное: вскакивает Сережа Гайдук, хватает эту оглоблю Иванцова за шиворот, вытаскивает к доске, разворачивает лицом к классу и бросает ему в лицо: «Трус! Давай, признавайся!» Иванцов в растерянности, пытается вырваться, шипит: «Я тебя прикончу, предатель!», но Сергей держит его, как клещами. И добился-таки своего: сознался Иванцов. Перед всем классом.

– Правосудие свершилось!

– Да! Больше того – Сергей заставил его еще и перед Настей извиниться. Ну, такого унижения Иванцов вынести не мог – отношения они выясняли уже за пределами школы…

– Состоялась дуэль? – усмехнулся я.

– В известном смысле. Иванцов был сильнее и почти вдвое тяжелее, чем Сергей. Грубиян, задира, привыкший все вопросы решать кулаками. Да и компания дворовая у него была еще та. Но Сергей не попытался уклониться. Наоборот! Но со своей стороны выдвинул условие.

– И какое же? – мне действительно стало любопытно.

– Водохранилище наше видели?

Я кивнул.

– Так вот, зимой оно замерзает, а в оттепель лед у берега становится тонким и хрупким. Выше по течению в паре сотен метров от берега есть крохотный островок. Просто песчаная отмель, немного выступающая над водой. И Сергей предложил Иванцову отправиться по льду к этому островку и помериться силами там, без свидетелей. Так сказать, на слабо. Иванцов, парень самоуверенный, даже думать не стал – с ходу согласился… В общем, на берегу собралось чуть не полшколы. Мне потом девчонки все рассказали… Сережа пошел первым. Мелкими скользящими шажками, прощупывая лед – осторожно, но уверенно, как канатоходец. Добрался, махнул Иванцову, мол, давай! А тот стоит столбом и ни с места. Кто-то в толпе издевательски засвистел – Иванцов выругался, шагнул не глядя… и лед под ним тут же затрещал. Он поскользнулся, потерял равновесие – и на четвереньках пополз к берегу…

Надежда Николаевна потянулась к чашке, сделала глоток чаю.

– Господи, словно вчера это было… На следующий день я оставила обоих после уроков. К тому времени я уже знала все подробности этой их «дуэли». Сорвалась, повысила голос – и вдруг поймала на себе взгляд Сережи. Холодноватый, спокойный и даже – вы не поверите! – сочувствующий…

Она поднялась, открыла ящик секретера, вынула перетянутую резинкой пачку фотографий и принялась их перебирать. Отложила несколько и протянула мне:

– Взгляните-ка. Вот он, Сережа Гайдук, – невысокий, светленький, с косой челкой. Шестой класс. Рядом – Саша Иванцов, рыжий, вечно взлохмаченный. Та блондиночка с пухлыми щеками – Настенька Стеценко… А Слава Данченко, между прочим, сейчас помощник депутата…

– А что вы помните о семье Гайдуков? – прервал я учительницу, иначе пришлось бы выслушать все о каждом из тех, кто был запечатлен на групповом фото.

– Обычная семья для наших мест. Отец трудился на горно-обогатительном, простой работяга. Мать – Ирина Андреевна – работала воспитательницей в детском саду. Братьев и сестер у Сергея не было.

– Вы ни с кем из Гайдуков не виделись в последнее время? Я был у них дома, но мне сказали, что Гайдук-старший умер, а Ирина Андреевна в этой квартире давно не живет. Я хотел поговорить с ней, но так и не смог выяснить, где она?

Надежда Николаевна покачала головой:

– Я давно ее не видела. Попытайтесь расспросить в детском саду, где она работала. Это рядом с их домом.

– Обязательно. Кстати, а как у Сергея обстояло с учебой?

– Если откровенно, то довольно посредственно, – женщина смущенно улыбнулась. – Наверно, об этом и писать не стоит?

– Не думаю, чтобы это могло повлиять на репутацию футболиста. Для большинства из них то, что происходит на футбольном поле, в детстве имело куда большее значение, чем все учебники и оценки.

– И здесь то же самое! Тройки, четверки, ни шатко, ни валко. Единственная твердая пятерка – по физкультуре. Случалось, и занятия прогуливал… Ну, тут я всегда знала, где его искать – на стадионе. Либо сам гоняет мяч, либо следит, как гоняют его другие…

– А отношения с одноклассниками? У него были друзья?

– Ровные. Не то чтобы душа общества, но и нелюдимым я бы его не назвала. Любопытно, что после той «дуэли» он как-то сблизился с Иванцовым и с Настей Стеценко, они постоянно держались втроем. Похоже, оба были в нее влюблены. Но они такие разные – Саша постоянно пытался продемонстрировать силу и дерзость, а Сергей вечно придумывал что-то необычное, неожиданное, яркое.

– Романтик?

– Ну, это вряд ли. Просто изобретательный парнишка, живой ум. Как в случае с той «дуэлью».

– Как вы думаете, они все еще поддерживают отношения?

– Ничего об этом не знаю… Но у Насти и Саши вы и сами можете спросить.

– Они что – пара?! – удивился я.

Моя реакция явно позабавила Надежду Николаевну.

– Нет, точно нет. Судьба у Саши, насколько мне известно, не слишком благополучная. Там было много всякого, а сейчас он утихомирился и торгует овощами на здешнем рынке. А Настя вышла замуж за славного парня, родила сына. Сейчас работает в парикмахерской – это на центральной площади, вы наверно мимо проходили. Местные модницы к ней за неделю записываются…

– А вы не помните, почему Сергей ушел из школы после седьмого класса?

– Просто перевелся в спортинтернат, всерьез занялся футболом. И добился-таки своего.

– А в какой именно спортинтернат?

– Тут я пас. Память подводит. Знаю одно – это в нашей области. Не то Днепропетровск, не то Павлоград…

На обратном пути я неторопливо рассортировал услышанное. Не так уж много, хотя кое-что можно извлечь из истории с «дуэлью» на льду водохранилища. Для отчета: «…В детстве отличался наблюдательностью, был внимателен… проявлял ситуационное мышление…». Что еще? Отличное владение собственным телом, умение точно распределять мышечные усилия, сохранять равновесие. Казалось бы, ничего общего с футболом, но для любого футболиста такая характеристика, помимо прочего, имеет существенное значение.

По пути я наведался в детский садик, где работала мать Сергея. Делопроизводительница, пышнотелая брюнетка средних лет, раздраженно сообщила мне, что Гайдук Ирина Андреевна написала заявление по собственному желанию еще четыре года назад. Причину увольнения не сообщила. Да и зачем? С таким сыночком, богатенькой знаменитостью, – было сказано мне, – кто же станет гробить здоровье за жалкие копейки! Убыла в неизвестном направлении, забыла подруг, даже номер телефона не оставила. «Конечно, куда нам, простым смертным!.. А вам-то она зачем понадобилась?»

Я не стал распространяться и поспешно ретировался.

Пока я в задумчивости брел по улице к своему логову, вокруг будто кто-то поменял декорации. Я не сразу обратил внимание – но все стало выглядеть иначе. Небо смахнуло с себя грязно-серую мглу, в разрывах облаков пробилась синева, время от времени даже пробивалось солнце.

Правда, теплее от этого не стало – северный ветер, очистив небеса, принес с собой пронзительный холод. Я невольно покосился на свои полуботинки, припомнив солдатскую максиму: «держи ноги в тепле».

Полуботинки, еще относительно приличные, к такой перемене погоды были явно не готовы. К тому же перед отъездом я вытащил из них теплые стельки, чтобы просушить на батарее, а с утра, торопясь на вокзал, начисто о них позабыл.

Пришлось завернуть на рынок и купить две пары теплых носков, а заодно уж и стельки – «чистая шерсть, мамой клянусь!» – заверил продавец.

Шерсть или не шерсть, по крайней мере, будет теплее. Довольный обновками, я решил прогуляться в торговых рядах. Толку от этого не было никакого, но меня позабавил местный «фэншуй» – торговые точки располагались на рынке в самых невобразимых комбинациях, и порой контейнер с мороженой рыбой, явно второй свежести и изрядно припахивающей, соседствовал с «бутиком модной женской и мужской одежды», а напротив холодильной витрины с вполне себе аппетитными колбасами и сырами торчала раскладка с жестяными венками и прочей похоронной атрибутикой.

Едва оказавшись на пятачке, где сгрудились лотки с овощами, я практически мгновенно вычислил среди продавцов Александра Иванцова. Рослый, тощий, как щепка, огненно-рыжий парень с такой же минимум пятидневной щетиной на физиономии, работал бойко, сыпал прибаутками, и торговля у него шла поживее, чем у других.

– Почем картошечка? – спросил я, когда подошла моя очередь.

– Дядя, а ценники для кого нарисованы? – ухмыльнулся продавец.

– Да я вижу, но, может, скидочку?

– Можно и скидочку. Если мешка три возьмешь.

– Э, нет, друг, мне бы пару тройку кило…

– Так какие скидки?! И так торгуем по закупочной цене.

– Считай, что поверил. Тебя Сашей зовут?

Рыжий мгновенно насторожился, острые глазки в поросячьих ресницах забегали.

– Предположим… И че?

– Поговорить надо… Да не волнуйся ты так. О приятеле твоем, Сереге Гайдуке.

– Это он меня, что ли, в приятели записал?

– Учительница ваша, Надежда Николаевна.

Иванцов коротко хохотнул, закашлялся и сплюнул.

– Так что, пообщаемся.

– Я на работе.

– А после?

– После я отдыхаю.

Я понял, что договориться будет непросто:

– Слушай, а если я заплачу?

– Сколько?

– Ну сколько ты в день зарабатываешь?

– Двести, – бойко соврал он.

– Плачу двести за час разговора.

– Так это за торговлю двести, – грязный палец ткнул в прилавок. Иванцов набивал цену. – Дело не пыльное, привычное. А лясы точить выйдет дороже.

Ох, не люблю я таких типов, но что поделаешь. С деланным безразличием я произнес:

– Дам триста. На этом торг закончен.

– Ну и вали отсюда, не задерживай очередь!

Я развернулся и зашагал прочь от его раскладки:

– Эй, дядя, – ожидаемо послышалось позади, – обиделся что ли? Триста будет нормально!

Я остановился.

– Гендос, – кричал он уже кому-то за соседним лотком, – пригляди за товаром, я отойду. Тут с одним пассажиром перетереть надо.

Он живо меня догнал.

– Куда пойдем? – я предоставил ему право выбора. – Есть тут у вас какие-то забегаловки?

– Я тебя умоляю! Два здоровья имеешь, что ли? Давай на детскую площадку.

Мы выбрались за ограду рынка. По пути он купил себе стакан растворимого кофе и шоколадный батончик.

– Слышь, мужик, а ты вообще кто такой? – спросил Иванцов, когда мы уселись на скамейке рядом с пустыми качелями. – На мента вроде не похож…

– Журналист я.

– А-а, вон че. Я и то думаю: лицо какое-то заумное…

Мой собеседник моментально заглотнул свою бурду и закурил. На фалангах его пальцев синели неудобочитаемые наколки. Курил он торопливо, жадно затягиваясь и с шумом выдыхая дым – будто боялся, что отберут бычок. Тут и интуиции не надо – ясно, что малый уже успел отмотать срок.

– Спрашивай, чего тебе…

– Расскажи о Гайдуке.

– На кой оно тебе?

– Для книги.

– Интересно девки пляшут… И я там буду?

– Зависит от того, что расскажешь.

Он примолк. Я не стал торопить. Сидел, ждал, осматривался. Вокруг – двухэтажные облезлые дома, прохожие с сумками и пакетами, клены с поредевшей листвой. Автомобили едва ползут по проезжей части, осторожно перекатываясь через выбоины.

Иванцов тем временем полез во внутренний карман, достал еще одну сигарету – на этот раз самокрутку, чиркнул дешевой зажигалкой. Удушливо пахнуло пряной травой – ганжа, не табак. Пару раз затянувшись, рыжий протянул мне косяк:

– Дернешь?

Я отмахнулся.

– Так че, спрашивать будем? А то у меня товар…

– Вы с ним до сих пор поддерживаете отношения?

Иванцов хмыкнул.

– Отношения… Да мы уже лет сто не контачим. Я его вижу по ящику, а он, скорее всего, уже и думать обо мне забыл.

– Но ведь дружили?

Рыжий хохотнул и закашлялся. Постучал ладонью по груди, унимая приступ, отдышался.

– Ну, типа того. Тусовались вместе… – Он покосился на меня, не убирая с лица ухмылки. Глаза под белесыми ресницами помутнели, налились кровью.

– Чем занимались?

– Когда как. В футбол гоняли…

– И ты тоже?

– Ну, я-то не особо, – он расслабился, говорил врастяжку. – Мне другое в кайф – бокс там, мао-тай, дзюдо… А Серый, да, фанател от футбола… Всю дорогу играл со старшими пацанами. Они его по ногам лупили, а он все терпел… Поднимется, похромает, опять получит, – и так по кругу.

– Хорошо играл?

– Откуда я знаю: хорошо, плохо… Бегал не хуже остальных местных… Иногда забивал… – Он снова затянулся, задержал дым в легких. Потом двумя пальцами загасил остаток косяка и вернул его в карман. – Помню случай… Мать купила ему на рынке футболку «Манчестер Юнайтед». Седьмой номер на спине, надпись – «Бекхэм». Так он чуть не прыгал – тогда это у нас считалось круто, что ты! Под вечер пошли толпой на поле, кое-как поделились на две команды. Мы с ним в одной оказались… Ну, я обычно в защите играл – мне по приколу за мяч потолкаться. Потом пас ему – а Серый уже сам все решал… Ну, короче, такая тема – выбиваю мяч, он выходит один на один с их вратарем, а тут двое дуболомов его догоняют – и в коробочку[6]6
  Запрещенный прием при отборе мяча: два игрока команды противника одновременно толкают атакующего с разных сторон.


[Закрыть]. Серый с копыт, пропахивает брюхом метров пять и лежит, не встает… А поле у нас сам понимаешь, какое – земля, гравий, мусор всякий… Я этих тупорылых растолкал, смотрю – а у него слезы на глазах. Ты че, говорю, Серый? Кости целы? А он показывает – футболку новую разодрал. От плеча до середины груди. Дома влетит…

– Влетело?

– А то! У него батя был строгий. Это я без отца рос: мамка повизжит-повизжит, ну полотенцем мокрым по спине огреет, и все дела. А его папаша, особенно если не в духе – мог.

– Бил?

– Ну, у нас это в порядке вещей. Бил, конечно. Для профилактики.

Рыжий выудил из кармана батончик. Бумажную обертку швырнул на песок, фольгу бережно сложил и спрятал – в свое время ей найдется применение. Набил рот и принялся с наслаждением жевать, не обращая на меня внимания. Я исподтишка следил за ним: обтянутые желтоватой кожей скулы ходят ходуном, глаза бегают, ни на чем не задерживаясь, движения рваные, неточные.

– Чем еще занимались? – я попытался вывести его из ступора.

– Чем? Шлялись по городу, смотрели, где что плохо лежит…

– Воровали?

– Ну че так сразу?! – возмутился Иванцов. – Допустим, где-то железка без присмотра валяется. Уносили по-тихому, сдавали в приемку. Имели по паре монет.

– А тратили на что?

– Да как все. То блок жвачки с наклейками купишь, то чипсы… Еще пойло было дешевое – «Мастерфрут»…

– И все? – усмехнулся я. – Что-то слабо верится. Вам же не по семь лет было.

Рыжий набычился.

– А че? Я нормальный пацан. Всегда умел на кусок хлеба заработать.

– Ну, в тебе-то я не сомневаюсь. Что, и Сергей тоже?

– А что Серый?! Это сейчас он футболист-шмутболист: зелень, телки, красивая жизнь… А раньше, как и все остальные, – плыл по течению. Ну, бегал на стадион, и что с того?! Какой у нас тут футбол?! Я ему помогал понемногу – чтоб не ходил с пустым карманом.

– Это как же?

– Да по-разному… Я ж хватался за все подряд. В шестом классе с корешами плотно занялся металлом…

– В смысле?

– В коромысле… – он хмыкнул и щелчком выбил из пачки сигарету – на этот раз обычную. – Искали заброшенные цеха в промзоне, пилили балки, арматуру, станины и сдавали на лом. Этого добра в Марганце тогда было до хрена… Серый сначала отказывался и меня отговаривал. Но я рано понял, что без бабла – никуда. До него позже дошло – сам попросился в бригаду. Взяли, понятно. Пацан он жилистый, шустрый, а в таком деле это важно. Чем быстрее будешь шевелиться, тем меньше риск нарваться.

– А охрана как же?

Иванцов покосился, будто я сморозил полную дичь.

– Слышь, ты комбинат или рудоремонтный когда-нибудь видел? Там же территория по три десятка гектаров, а на ней – два-три охранника. И те крутятся вокруг цистерн с горючим, гаражей и складских помещений. А то, что осталось от советской власти, ржавеет и гниет, – да хрен с ним. В общем, под вечер, как темнеть начинало, мы по-тихому перебирались через ограду – и пахали до глубокой ночи, как проклятые…

– А как родители на это смотрели?

– Да никак. Кто там у них спрашивал. Нам что, надо было объявлять: я пошел железо тырить, жди под утро, мама дорогая? Каждый выкручивался, как мог. Серый, например, просто в окно вылезал, он же на первом жил, а я вообще ни перед кем не отчитывался… Дальше интересно?

Я кивнул.

– В общем, делаем свое дело, перебрасываем улов через ограду, а пара пацанов уже ждет по ту сторону, чтобы спрятать железки где-нибудь поблизости. Та еще работенка, прикинь: с мелочью возиться неохота, а крупняк – балку там или швеллер – попробуй перекинуть через двухметровый забор, да еще с колючкой поверху! Утром возвращались с тележками, грузили и волокли все в пункт приема. Деньги на руки, кому положено процент отстегнули – и свободны.

– А процент кому? – В сущности, вопрос не имел отношения к делу.

Иванцов поскреб рыжую щетину и уставился в одну точку, вертя между пальцами зажигалку. Торопить его я не стал.

– Кому… – наконец выговорил он. – Есть тут авторитетные люди. И всегда были. В этом городе, если ты получаешь прибыль, тем более легкую, – надо платить. Тогда тебе мешать не станут.

– Ясно. И долго вы так промышляли?

– Не особо… Из-за Серого все и спалилось.

– В самом деле?

– Ну, не буквально. Однажды пошли мы на территорию, а я смотрю – Серый вроде не в себе. Спрашиваю: ты чего? Молчит. Забрались в цех. Обычно он шустрее всех: копает, пилит, выкладывается, весь мокрый, а тут еле шевелится. Кое-как закончили, отдышались. Серый отводит меня в сторону, говорит: «Сань, что мы тут горбатимся, когда есть шанс серьезные деньги поднять, и по-быстрому? Только давай без пацанов, один на один».

Как-то мне сразу вся эта затея не глянулась. Ну ладно, думаю, послушаем, что у тебя на уме.

В общем, где-то он пронюхал, что на территории одного химзаводика, который раньше работал на оборонку, на небольшой глубине лежат несколько сотен метров медного кабеля. Какая-то там линия спецсвязи. А это уже цветной металл, что ты, совсем другие бабки! По сей день не знаю, откуда, но был у него и вычерченный от руки примерный план коммуникаций. Я сперва не поверил, потом все-таки купился. Тем более что он предложил всю эту тему раскрутить вдвоем.

– Получилось?

– Пошли, как всегда, ночью. С собой взяли две лопаты – штыковую и саперную, начали рыть – и почти сразу наткнулись на кабель. Нарыли метров по двадцать, намотали на себя – и по норам… Остаток ночи снимали изоляцию, чтоб чистая медь осталась. С утра сдали – получили столько, что решили: ну все, теперь разбогатеем. Кабеля этого там было до хрена и больше. Серый мечтал спортивный костюм прикупить… – Иванцов издал каркающий смешок. – И еще какой-то особенный мяч… А я по простому: лучше смотаться в Днепр, взять по мобиле, гульнуть… Ну, а с нашими пацанами мы завязали – мол, осточертело барахтаться в грязи и засохшем дерьме. Соскочили, в общем. Так и пошло…

Рыжий, очевидно, не любил вспоминать об этой истории, однако уже завелся, тем более что я проявил неподдельный интерес. Речь шла не о нем, а о том, кто, по его убеждению, был во всем виноват, и, думаю, он не врал, когда рассказывал о том, чем закончился весь этот «старательский бизнес».

– Сдуру мы начисто забыли, что положено делиться, понимаешь?! Походы свои мы держали в тайне, но ведь видно было, что деньги у нас не переводятся. Выходит, мы пацанов своих кинули и никому ничего не отстегнули. Серый сказал: сначала вдвоем, а потом остальных возьмем в долю… Ладно, я был не против, да только пацаны нас выследили. И сдали…

Как-то вечером, перед самым закрытием, приволокли мы в пункт приема несколько килограммов меди. Получили положенное, возвращаемся, довольны… Тут позади машина сигналит. Оборачиваемся – следом ползет джип «Чероки», а он в городе один-единственный. Приплыли… Стекло опустилось, машут: садись мол. А что нам оставалось? Сели. В салоне трое. Я более-менее знал только одного – он рядом с водителем сидел. Совсем молодой, но уже в авторитете. Тот, что с нами на заднем сиденье, – бычара бритоголовый, с «макаровым» в лапе. Стало стремно. Серый открыл было рот, а я его локтем в бок, чтоб заткнулся. А сам говорю старшему: «Вадим, куда едем?» Он даже голову не повернул: «Сейчас узнаешь, Саня…» Уже за город выехали, скорость неслабая…

– Как Сергей держался? – перебил я.

– Подергался сперва, потом притих… Смотрю – свернули с трассы на грунтовку, в сторону леса. Ну, думаю, дрова. Остановились. «Вылезайте!» – командуют. Выползли, куда денешься. «Так ты, сучонок, решил, что самый умный?!» Я в ответ лопочу, типа: «Вадим, ты чего?! Я ж всегда…» И тут мне в лоб, и неслабо. Лежу на земле, в глазах темно, а Серый вдруг голос подает: «А ты кто такой? Отдел кадров?» Храбрец, блин… Ну, и ему тоже обломилось… Я уже решил: все, поубивают. Подполз к Сереге, а тот, бритоголовый, ствол мне в бок тычет. Вадим спрашивает: «Так о чем базарим?» – «Да отдадим мы деньги… – говорю. – Все, что сегодня получили…» – «Эти я и так возьму. Мало!» – «Покажем, где брали металл, и больше туда ни ногой», – у Серого губы разбиты, еле выговорил. «Хрен там! – это уже Вадим. – Отработаете. Будете рыть, пока я не скажу стоп… А теперь – скидывайте тряпки!..» Мы разделись до трусов. Водитель достал из багажника канистру, плеснул на наши штаны, кроссовки и футболки, поджег. Потом сели в джип и отвалили…

Иванцов умолк, прикуривая.

– И как же вы выбрались?

– До утра искали дорогу к трассе. Холод собачий, дождь срывается, грязь, ноги босые, в ссадинах, воды попить ни капли… Ну, вышли все-таки… «Сами виноваты!» – сказал я потом Серому. А он: «Убил бы всех этих… Не задумываясь…»

Рыжий замолчал, и так плотно, что мне стало ясно – больше не скажет ни слова.

– Долго пришлось отрабатывать? – на всякий случай спросил я.

Иванцов дернулся. Взглянул так, будто увидел впервые, рывком поднялся на ноги.

– Хорош лясы точить. Твое время кончилось. Бабки давай!

Он буквально выдернул три сотенные купюры у меня из рук и двинул в сторону рынка…

Так я и не узнал, чем все закончилось.

Больше того: у меня до сих пор не было ответа на самый простой, казалось бы, вопрос – где именно началась футбольная карьера Сергея Гайдука. Я блуждал в его прошлом, пытаясь хоть что-то выяснить, но вместо фактов натыкался на какие-то мутные тинейджерские истории. Какая-нибудь желтая газетенка слепила бы из этого сенсацию, но у меня другой жанр: конфиденциальный отчет перед специалистами влиятельного футбольного клуба. А имеет ли для них значение то, что я сейчас услышал от рыжего Иванцова, или нет, – не моя забота.

По пути я заглянул в уже знакомое кафе «Как дома» – перекусить.

«Правильный пацан» с безостановочно бегающими глазами и заначенным косяком в кармане не шел у меня из головы. Сергей не нуждался в оправданиях – в нищей провинции редкий подросток устоит перед соблазном быстрого и легкого заработка. В поведении местных «авторитетов» тоже не было ничего нового. Точно так же они повсюду ломают и гнут под себя мальчишек, превращая в безответных «исполнителей». Но во всей этой истории вырисовывалось кое-что другое – характер. Упрямый, замкнутый, склонный к самостоятельным и не обязательно верным решениям. Ясно также, что в свои двенадцать-тринадцать Сережа Гайдук еще и не помышлял всерьез заняться футболом. Никто не взял его за руку, не отвел в секцию лет в семь, как это обычно бывает теперь. Но ведь что-то же подтолкнуло его к этому?