Текст книги "Моя душа темнеет"

18

Раду сидел за спиной Лады, расчесывая ее волосы и призывая их к покорности. Лада зашипела на него и шлепнула по рукам.

– Сиди тихо, – сказал Раду, не обращая внимания на шлепок. Они сидели у самого камина, а толстый ковер под ними почти не спасал от пронизывающего холода горы, на которой стояла крепость.

Дверь их смежной комнаты резко распахнулась. На пороге стоял Мехмед, бледный, с округлившимися от ужаса глазами. Раду затрепетал от радости: этой зимой Мехмед их почти не навещал, после того, как Лада так жестоко повела себя тогда ночью на горе. Теперь Лада обучалась одна. Хотя Раду посещал уроки вместе с Мехмедом, их отношения стали формальными. Раду ненавидел дистанцию, возникшую между ними, и ненавидел Ладу за то, что она стала ее причиной.

Но восторг Раду быстро улетучился, когда он понял, что что-то не так. Он положил щетку для волос и бросился к Мехмеду. Проводив его до подушки, Раду налил воды в чашку и протянул ее Мехмеду.

– Что стряслось? В чем дело?

– Мои братья, – сказал Мехмед, рассеянно глядя в чашку. – Мои старшие братья мертвы. Оба. Уже много месяцев. Никто мне не говорил.

– О, Мехмед, мне так жаль! – Раду обнял Мехмеда за плечи и прижал к себе. Мехмед немного расслабился. Эта близость после долгих недель охлаждения наполнила Раду таким восторгом, что его хватило бы, чтобы обогреть всю комнату.

– Ты вообще знал своих братьев? – Лада вызывающе вскинула голову, играя со своими волосами, непривычно аккуратно причесанными.

Мехмед покачал головой.

– Нет, почти не знал. Их матери были важными женами. Их растили, готовя занять престол. – Мать Мехмеда была наложницей, рабыней. Мехмед говорил о ней нечасто, но когда говорил, Раду слушал его с завистью. Он скучал по своей няне. И по образу матери.

Лада села ровно, внезапно почувствовав интерес.

– А теперь?

– Теперь они мертвы. И мой отец, наконец, заключил мир с Хуньяди. Он устал, его сердце на пределе, и ему хочется лишь одного – удалиться в свое имение в Анатолии и провести там остаток дней, забывшись, беседуя и выпивая со своими философами. – Мехмед указал на пачку пергамента, которую сжимал в руке. Лада встала и взяла ее, изучая содержимое. Голова Мехмеда продолжала лежать на плече у Раду. Раду стоял так неподвижно, как только мог, хотя уставшие мышцы умоляли его сменить позу. Но он боялся, что малейшее его движение спугнет Мехмеда, как птичку.

Лада опустилась на ближайшую подушку и перечитала письмо.

– Он отрекся от трона. В твою пользу. Он передает тебе титул султана под знаменем нового мира.

Пол ушел у Раду из-под ног. В комнате царила тишина, но в его ушах засвистел ветер. Мехмед – его Мехмед – получает трон Османской империи, одной из величайших держав мира. Этот титул возлагают на его плечи как драгоценное, священное облачение. Чем это обернется для Раду и Лады? Позволят ли им остаться с Мехмедом?

Или это означает, что Мехмед отправит их обратно в Валахию?

Раду был не уверен, что ему этого хочется.

– Я был третьим в роду. Никто и не предполагал, что я стану наследником. Кроме того, я слишком юн. Мне всего двенадцать! – Рука Мехмеда задрожала. Вода выплеснулась из чашки.

Раду мягко забрал у него чашку и поставил на стол. Затем сжал руки Мехмеда.

– Что ты собираешься делать?

– Ничего я не могу сделать.

Лада встала, швырнула пергамент на пол и растоптала его. Раду было страшно, а Лада была в ярости.

– Очень даже можешь! Ты можешь перестать сидеть здесь, дрожа от страха. Ты можешь встать, почувствовать себя главным, надеть свои лучшие одежды и отправиться в Эдирне, как султан.

Мехмед поднял голову и встретил ее взгляд. В его глазах стояли слезы.

– Ты не понимаешь. Придворные – они никогда меня не примут. Я не должен был стать султаном. Они меня сожрут. У меня нет союзников, ни одного человека на моей стороне.

Лада злобно улыбнулась и произнесла своим самым насмешливым тоном:

– Значит, я все-таки была права. Я-то думала, что вера – твоя величайшая сила.

Лицо Мехмеда стало каменным.

– Моя вера и есть моя сила.

– Значит, на твоей стороне твой бог. Что сможет против этого двор, полный психопатов и соперников? Завернись в броню своей веры. Займи свой трон.

Мехмед оттолкнул руки Раду и встал, расправив плечи и выпрямив спину. Он посмотрел на Ладу сверху вниз. За тощим телом, за лицом, которое только начинало превращаться в мужское, Раду увидел сияние того, кем мог бы стать Мехмед. Он вздрогнул.

– Я буду султаном, – прорычал Мехмед. – Заняв трон, я стану рукой Господа на земле. Я осуществлю предназначение, предсказанное Пророком Мухаммедом, мир праху его, и вы узнаете, что он был прав. – Он снова ссутулился, и огонь в его голосе угас. – Но мне нужно больше времени. Я не хочу просто занять трон. Я хочу распоряжаться им.

– Как, по их мнению, ты должен руководить страной? – спросил Раду и тотчас же добавил, боясь обидеть Мехмеда. – Ты станешь великим правителем. Это правда: рука Бога дарует тебе трон. – Сказав это, Раду понял, что так оно и есть. Он видел, каким Мехмед был и каким мог стать. Мехмед был умным и искренним, талантливым и сильным. Когда они молились вместе, Раду ощущал молитву глубже, чем когда молился в одиночестве, как будто душа Мехмеда была сильнее, чем душа любого вокруг.

Лада барабанила пальцами по подбородку:

– Думаю, мы можем помочь. Твой отец отрекается от трона из-за мира с Хуньяди, да?

Мехмед кивнул, нахмурился и с любопытством посмотрел на Ладу. Раду закрыл лицо руками и застонал. Он слишком хорошо знал свою сестру. Ничего хорошего ее помощь, какой бы они ни была, не предвещала.

– Отлично, султан Мехмед. Пойдем и потребуем твой трон. – На лице Лады заиграла улыбка, которой позавидовал бы волк. – Твой отец чувствовал себя в такой безопасности, что отрекся от трона только из-за мира? Значит, заняв престол, мы развяжем войну.

19

Яношу Хуньяди, воеводе Трансильвании.

Пишу вам во имя нашего общего интереса – разгромить неверных турок и защитить христианскую неприкосновенность Трансильвании, Валахии и самого Константинополя. Я – дочь Влада Дракулы, князя Валахии. Последние несколько лет меня держали при османском дворе в качестве заложницы, обеспечивая верность моего отца.

Живя здесь, я узнала множество тайн. Я жажду искоренения чумы ислама на земле, и вы можете мне в этом помочь. Мурад отказался от трона, передав бразды правления своему младшему сыну, Мехмеду. Мехмед – импульсивный и неопытный, зилот, одержимый взятием Константинополя. Он не пользуется уважением солдат и не имеет власти над своим народом. Нанесите удар сейчас. Нанесите мощный удар. Обезопасьте наши границы, оттесните неверных назад, выдавите их мерзость из всех христианских стран.

Я сделаю все, что в моих силах, чтобы раздуть распри и спровоцировать восстание внутри Мехмедовых границ. Я доверяю вам стать Борцом Христа над ними. Соберите все силы для крестового похода, какого еще не видел мир.

Я с нетерпением жду того дня, когда меня выпустят из этой клетки с гадюками, и я смогу присоединиться к вам, чтобы защитить Валахию, Трансильванию и благословенный Константинополь.

Ладислава Драгвлия, дочь дракона

Лада уперлась коленом в живот Николае, едва не угодив ему в пах. Он отклонился в сторону, и она чуть не потеряла равновесие. Она укрепила свое преимущество, нанося по нему удары своей деревянной тренировочной саблей до тех пор, пока он не выронил свой клинок и, спотыкаясь, не попятился назад. Чтобы борьба не теряла накала, она отшвырнула в сторону и свое оружие.

Она была в ярости, что пришлось вернуться в Эдирну, ненавидела это чувство, будто живет в клетке, ненавидела еще больше с тех пор, как в Амасье ей на мгновение показалось, что она свободна. Свобода в этих землях была ложью, искрящейся фантазией, убаюкивающей, заставляющей принять и забыть.

Она не была здесь свободна и никогда не будет.

Она не видела Халиме и Мару и даже не знала, живут ли они по-прежнему в столице или Мурад забрал жен с собой. Ради Халиме она надеялась, что он их забрал, а ради Мары – что не забрал.

Она не горела желанием ни видеться с ними, ни размышлять над вопросами, которые они подняли.

А пока она и Раду жили в ожидании. Мехмед с облегчением рассмеялся, прочитав письмо Лады к Хуньяди. Раду тоже смеялся, бросая из-за спины Мехмеда перепуганные взгляды на сестру. Он чувствовал, что каждое ее слово – правда.

Но до тех пор, пока они не узнали, заглотнул Хуньяди наживку или нет, нависнет ли над империей угроза войны и отвлечет ли Мурада от раннего отхода от дел – до тех пор Мехмед был султаном. За две недели с тех пор, как они прибыли в Эдирне с новым султаном, Лада не видела его ни разу. Его поглотили придворные дела, он тонул в ядовитом потоке врагов и союзников. Скорее первых, чем последних. Новый юный правитель не был угоден никому.

Лада не сомневалась, что под давлением он даст слабину, но, несмотря на его махинации с целью заманить отца обратно, Мехмед дорос до своего положения. Он ни под кем не прогибался и открыто встречал любой вызов, был готов учиться и получать опыт.

Но теперь все двери к нему были закрыты. Лада иногда скучала по нему, но и ненавидела его за это. Она правильно сделала, что оттолкнула его от себя. Доверяя ему, она бы в конечном итоге себе навредила.

Она опустила кулак на голову Николае. Он вскинул руку, чтобы блокировать удар, и она нанесла смертоносный укол деревянным кинжалом.

Николае рассмеялся, театрально пошатнулся и упал.

– Убит, в который раз, от руки самой уродливой девчонки в истории мироздания. – Тут он резко умолк, его лицо исказила гримаса боли.

Лада ударила его в живот.

– Я не девчонка. Кто следующий?

Другие янычары, собравшиеся свободным кольцом вокруг Лады и Николае, топтались на месте и избегали смотреть ей в глаза. Николае с трудом приподнялся и оперся на локоть.

– Да неужели? Трусы!

– У меня до сих пор синяки с прошлой драки.

– Мне больно сидеть.

– Она использует грязные приемы.

Иван даже не ответил, так и не простив Ладу за то, что она одолела его в день их знакомства. Он отказывался с ней драться и чаще всего игнорировал ее присутствие.

Лада рассмеялась, обнажив острые зубы.

– Если на поле боя честь будет значить для вас так много, вы погибнете с лезвием между ребер, зато спокойные за то, что боролись по правилам. – Она подобрала свою затупленную учебную саблю, лежавшую под ногами янычар, и рассекла ею воздух на уровне их шей.

– Лучше я погибну здесь от твоей руки, чем на поле боя во имя маленького зилота, – сказал Николае. Другие янычары загудели в знак согласия. Они стали все откровеннее роптать на Мехмеда, на свою службу, на свое жалованье. От Лады не ускользнуло и то, что они даже не боялись, что их кто-нибудь услышит. Очевидно, их не пугала ни расправа, ни выговор.

– Что здесь происходит? – На тренировочную площадку широкими шагами вошел невысокий мужчина с пронзительными темными глазами. Одно его ухо представляло собой искалеченный, покрытый рубцами и шрамами обрезок. Янычары встали в строй и замолчали.

– Мы тренировались, господин. – Николае смело смотрел прямо перед собой, как будто, если не смотреть на Ладу, было больше шансов, что командир ее не заметит.

Она встретила взгляд мужчины, не опуская глаз.

– Я тренируюсь с янычарами.

– С каких пор?

– Уже несколько месяцев. Я приехала сюда с ними из Амасьи.

– В Эдирне порядки гораздо строже, чем на окраинах. Вам нужно уйти. – Он отвернулся, показывая, что разговор окончен.

– Нет.

Он поднял голову:

– Нет?

– Нет. Я никому не мешаю, и вы, мужчины, можете спокойно со мной сражаться, разумеется.

Мужчина повернулся к Николае.

– Покажи этой девчонке, что ей не место на поле с янычарами.

Николае поморщился и потер шею.

– Я обязан это сделать, Ильяш?

– Это что, прозвучало как просьба?

– Но я только что с ней боролся. Пусть теперь подерется кто-нибудь другой.

На лице Ильяша отразилось сомнение, и он указал на другого янычара. Это был валашец, так что Ладе он сразу понравился. Обреченно вздохнув, Матей выступил вперед и взял учебную саблю. С ним Лада еще ни разу не сражалась. Янычары из Эдирне держались от нее подальше, смущенные и настороженные, в то время как янычары из Амасьи к ней уже привыкли.

Матей находился в отличной форме. Его точные движения дополняло ладное, сильное тело. Лада обезоружила его и уложила на землю за шесть движений. На следующего янычара ей потребовалось четыре приема. Третий янычар оказался более неуступчивым, и прошла целая минута, прежде чем он тоже был побежден.

– Довольно! – Ильяш достал саблю и вышел в центр учебного круга.

Лада атаковала первой – она всегда атаковала первой. Он ответил, заблокировав ее удар с такой силой, что вполне мог бы переломать ей кости. Он предугадывал все ее движения, считывая ее с такой же легкостью, с какой Раду считывал эмоции людей.

После нескольких ее неудачных атак Ильяш поймал конец сабли Лады и вырвал ее из ее рук. Лада не отступила: с громким криком она навалилась на него, минуя его саблю, достала из ножен на запястье кинжал и прижала его к шее Ильяша.

Он ударил ее головой и опрокинул на землю.

Над ней простиралось яркое синее небо. Ильяш возник в поле ее зрения, протянул ей руку. Она взяла ее, и он подтянул ее вверх. Она изо всех сил старалась не качаться, хотя у нее раскалывалась голова.

Ильяш посмотрел на нее.

– Продолжай. – И ушел.

– Я проиграла, – сказала Лада, прижав руку к голове.

– Нет, – ответил Николае, обхватив рукой ее плечи. – Я уверен: это означает, что ты выиграла.

– Лада!

Она с сердитым видом обернулась и увидела бегущего к ней Раду. Он с трудом переводил дыхание. Она приняла боевую позу, ожидая увидеть за его спиной противника, и готовая убить любого, кто бы за ним ни гнался. Но он подбежал и схватил ее за плечи. В его глазах она прочла то ли панику, то ли восторг, то ли и то, и другое.

– Хуньяди. Папа римский. Они объявили крестовый поход. Они уже выступили.

Лада недоуменно моргнула. Даже когда она писала письмо Хуньяди, она сомневалась, что ее послушают. Должно быть, они уже замышляли нападение, ожидая удобного случая. И вот такой случай представился. Она запрокинула голову и расхохоталась. Получился сдавленный, лающий звук, вроде тех, что издают бездомные собаки, скитающиеся по улицам Тырговиште. – Хуньяди! Крестовый поход!

Матей выкрикнул команду, и янычары ровным строем направлялись к казармам за дальнейшими указаниями. Раду продолжал сильно сжимать плечи Лады. Лада взглянула в его лицо, в котором были и опьянение, и страх.

– Что? Это ведь то, чего мы хотели. Чего хотел Мехмед. Это заставило Мурада снова занять трон.

Раду покачал головой.

– Нет, это еще не все… Наш отец… отправляет войска. Мирча возглавляет контингент валахов.

На короткий, торжественный момент сердце Лады радостно забилось от гордости за отца. Наконец он нашел в себе стержень, выдвинулся на защиту своего народа, против…

Против страны, которая держала их жизни в качестве дополнительной подстраховки.

– Он пожертвовал нами, – прошептал Раду.

Лада сжала рукоять эфеса учебной сабли так, что у нее свело пальцы. Слова Мары о долге перед своей страной были бессмысленны, если твоя страна была безразлична к своему долгу перед тобой.

– Он пожертвовал нами много лет назад. Но будь я проклята, если позволю ему нас убить. – Она бросила саблю, схватила Раду за руку и потянула к главному крыльцу дворца. У нее раскалывалась голова и уже вскочила шишка от удара Ильяша, но думать о боли было некогда.

– Мехмед не позволит им нас убить. Он теперь султан. – Голос Раду звучал так, будто он пытался убедить самого себя.

Лада издевательски фыркнула, усмехнувшись.

– Мы создали эту ситуацию для того, чтобы его отец снова стал султаном. Мехмеду недолго осталось править. Мы убежим. Прямо сейчас. Мы можем скрыться во время путаницы, вызванной передвижением войск.

– Без припасов? Без денег? Даже если мы выберемся из города, нам никак не удастся вернуться в Валахию.

Лада резко остановилась перед входом в их покои во дворце. По ним расхаживал Мехмед, сложив руки за спиной, с озабоченным выражением лица. С ним было несколько стражников и Халил-паша, главный советник, которого он унаследовал от своего отца. Человек, который отвечал за то, чтобы Лада оставалась пленницей. Если Халил-паша был здесь, значит, Мехмед проиграл спор в защиту Лады и Раду. Ее пальцы потянулись к ножнам на запястьях, откуда она никогда не убирала кинжалы.

Мехмед поднял голову, выражение его лица не изменилось. Лада вызывающе задрала подбородок. Если ее и Раду накажут за действия отца, она не сдастся без боя. Первый, кто притронется к Раду, погибнет.

– А, вот и вы! – Мехмед поспешил к Ладе и Раду, рукой подзывая их к себе. – Можете быть свободны, Халил-паша. – Значит, стражники предназначались не Ладе и не Раду. Но Лада не расслаблялась.

Пожилой мужчина прищурился.

– Нам нужно многое обговорить.

– Я же сказал: вы свободны!

Лада с интересом заметила насмешливое выражение, пробежавшее по лицу Халил-паши, и нотки раздражения в голосе Мехмеда. Это не был тон человека, обладающего властью.

Она встретила хитрый и проницательный взгляд Халил-паши. Когда он выходил, она почти видела нити, хвостом следующие за ним и цепляющиеся за все, мимо чего он шел. Мехмед был султаном, но у него не было власти.

Их проводили в новые покои Мехмеда, еще более роскошные и умопомрачительные, чем прежние. Он приказал стражникам оставаться снаружи, закрыл двери и упал на подушку.

– Он не придет.

– Что? – Лада шла по периметру комнаты, вдоль золотых узоров на стенах.

– Мой отец. Он отказался прийти руководить армией. Он говорит, что я теперь султан, и это моя работа. Я сделаю это, если должен, и постараюсь исполнить это как можно лучше. Но я не готов встретиться с Хуньяди!

Раду торопливо заговорил высоким голосом, испытывая облегчение от того, что они по-прежнему в безопасности. Пока.

– Лада расскажет тебе о тактике Хуньяди. Она его изучала.

Глаза Лады пронзили Раду, как нож.

– Да, и я могу рассказать тебе, что у него и его армии есть благословение Бога и рвение возрожденного крестового похода. Что он использует телеги в качестве мобильных баррикад, что он хорошо организован, стремителен и жесток. Что они годами ждали этой возможности объединиться и что они налетят на твои владения как полчища саранчи. И я могу сказать тебе, что твои янычары – солдаты, которые должны повиноваться тебе без вопросов, – обзывают тебя за твоей спиной и жалуются на низкое жалованье и плохое обращение. Думаю, у сипахов ты пользуешься не бо́льшей популярностью. – Сипахам было что терять под началом неудачливого султана. У них была земля и богатство, престиж и влияние. А у янычар не было ничего, кроме их жизней и жалованья.

Мехмед в отчаянии вскинул руки.

– Я знаю, что я не готов дать отпор Хуньяди! Это никогда не входило в мои планы. Мне нужен мой отец!

В конце фразы его голос сорвался, и Лада с болью поняла, что он был брошен на растерзание волкам точно так же, как были брошены она и Раду. Его отец оставил его, принес его в жертву так же уверенно, как это сделал их отец. Если их не проглотит эта война, то проглотят люди вроде Халил-паши.

Лада вздохнула. Она сидела рядом с Мехмедом, откинувшись назад и любуясь великолепием резной геометрии потолка.

– Твой отец говорит, что ты султан.

Мехмед раздраженно щелкнул языком.

– Да, в этом-то и проблема.

– Это и есть решение. Если ты султан, он должен подчиняться твоим приказам. Прикажи ему прийти и возглавить твою армию. А если ты не султан, пусть приходит и сам командует своей армией.

Улыбка расплылась по лицу Мехмеда.

– Лада! По-моему, я тебя люблю.

Она припечатала его плечо кулаком, и он сгорбился, бросив на нее оскорбленный взгляд.

– Как ты осмеливаешься меня бить!

– Очень даже осмеливаюсь. А теперь иди, пиши свое послание. Крестовый поход не ждет, и вам обоим тоже ждать не следует.

Мехмед пошел готовить свои письменные принадлежности, а Раду остановился посреди комнаты, заламывая руки.

– А что насчет нашего отца? Что нам сказать?

– Мы не будем ничего говорить. Не будем ничего делать. Ты же не станешь будить спящего медведя, чтобы спросить у него, чем он займется, когда ты его разбудишь.

– Думаю, у меня есть идея. Как сделать так, чтобы мы остались в безопасности.

Лада пренебрежительно усмехнулась.

– За нашу безопасность отвечаю я. Помнишь, что я сказала тебе в конюшне, когда над тобой издевался Мирча?

Наконец на озабоченном лице Раду проступила улыбка. Она осветила его лицо, сделав его таким прекрасным, что оно вполне могло бы посоперничать с потолком.

– Ты никому не позволишь меня убить.

– Эта честь принадлежит мне и только мне.

Раду расслабился и плюхнулся на подушку, широко раскинув руки. Во многих вопросах он оставался таким ребенком! Ладе хотелось, чтобы так оно и было.

Или чтобы он уже избавился от этого навсегда.

Она не могла решить, что выбрать, и это терзало ее.

Только когда Раду отвернулся и больше на нее не смотрел, Лада перестала улыбаться и задумчиво нахмурилась. Ей нужно обезопасить их от ярости Мурада. Она должна повернуть правление Мехмеда им на пользу, но пока не знала, как.