Текст книги "На грани потопа"

4

Над центром города, раскинувшегося в трех тысячах миль восточнее, моросил мелкий дождичек. Длинный черный лимузин бесшумно скользил по мокрому асфальту. Тонированные стекла скрывали лица пассажиров, а сам автомобиль казался частью призрачной похоронной процессии.

Вашингтон – столица самого могущественного государства планеты – неизменно производит на новичков впечатление своеобразного имперского величия. Особенно заметно эта аура грандиозности и несокрушимой мощи ощущается с наступлением ночи, когда погружаются во мрак кабинеты офисов, умолкают дребезжавшие весь день телефоны, гаснут экраны компьютерных мониторов, пересыхают бурные потоки циркулирующих между правительственными учреждениями документов, а производящие их бюрократы отправляются отдыхать, продолжая обдумывать по дороге домой планы очередной кампании по сбору средств в фонд той или иной политической акции. Уличное движение сокращается до минимума, и город приобретает облик покинутого жителями древнего Вавилона или Персеполиса.

Двое мужчин в салоне черного лимузина не проронили ни слова, пока водитель, отделенный от них прозрачной перегородкой, выруливал на Пенсильвания-авеню. В растекающейся под колесами водяной пленке расплывчато отражались огни уличных фонарей. Адмирал Джеймс Сэндекер рассеянным взором смотрел в окно, глубоко погрузившись в собственные мысли. Облаченный в дорогой спортивный пиджак и слаксы, адмирал, несмотря на поздний час, выглядел свежим и бодрым. В тот момент, когда ему позвонил глава президентской администрации Мортон Лэрд, Сэндекер как раз принимая группу японских океанографов, прибывших с официальным визитом для обмена опытом. Адмирал распорядился накрыть фуршет в банкетном зале, расположенном по соседству с его кабинетом на верхнем этаже штаб-квартиры НУМА в Арлингтоне, штат Виргиния.

Невысокого роста, худощавый и жилистый, Сэндекер успешно боролся с подступающей старостью, регулярно совершая по утрам пятимильные пробежки и ежедневно занимаясь по два часа в тренажерном зале для сотрудников возглавляемого им Национального подводного и морского агентства. Благодаря чему находился в отличной форме и выглядел лет на десять моложе своих шестидесяти пяти. Встав у руля НУМА со дня его основания, адмирал уверенной рукой провел свое детище сквозь все бюрократические рогатки и препоны, в итоге превратив организацию в предмет черной зависти всех морских держав мира. Независимый в суждениях и политических привязанностях, острый на язык и готовый отбрить кого угодно, невзирая на чины и звания, Сэндекер сумел заставить считаться с собой даже самые сливки вашингтонского общества. Увенчанный за тридцать лет безупречной службы во флоте множеством регалий, он без колебаний принял предложение тогдашнего президента встать во главе НУМА, несмотря на то что Конгресс к тому моменту еще не выделил ни цента на финансирование проекта. За пятнадцать лет существования организации адмирал наступил на множество мозолей, приобрел массу врагов и упорно игнорировал завуалированные намеки подать в отставку и уступить свое место другому «в силу сложившейся политической конъюнктуры». Менялись президенты и администрации, но Сэндекер по-прежнему оставался на своем посту. Простой и открытый в общении, он обладал, пожалуй, единственным недостатком, если, конечно, считать недостатком некоторый избыток тщеславия в отношении собственной внешности. Огненно-рыжая шевелюра и щегольская бородка клинышком а-ля Ван Дейк время от времени подвергались подкраске с целью замаскировать пробивающуюся седину.

Его спутник, коммандер Руди Ганн, одетый в слегка помятый деловой костюм, съежился на сиденье, опустив плечи и энергично растирая руки. Апрельские ночи на берегах Потомака частенько бывают холодными, а включить отопление в салоне водитель почему-то не соизволил. Выпускник Военно-морской академии, Ганн долгое время служил на подводных лодках, прежде чем стал адъютантом и правой рукой адмирала Сэндекера. Когда тот ушел из флота, чтобы возглавить НУМА, коммандер последовал примеру шефа и был назначен исполнительным директором. Ганн нерешительно покосился на адмирала сквозь выпуклые стекла очков в старомодной оправе, перевел взгляд на светящийся циферблат своих наручных часов и только после этого позволил себе первым нарушить молчание.

– Неужели у вас до сих пор не появилось никаких догадок, сэр, за каким дьяволом понадобилось президенту вызывать нас обоих в час ночи? – спросил он глухим от усталости и несколько раздраженным голосом.

Сэндекер оторвался от созерцания пролетающих мимо фонарных столбов и повернул голову в сторону своего заместителя.

– Ни единой, – честно признался адмирал. – Но Мортон Лэрд говорил со мной таким тоном, что не стоило и пытаться возражать. Это не приглашение – это приказ. А приказы, как известно, не обсуждаются.

– Я вот уже полчаса ломаю голову, но не нахожу ни малейших признаков надвигающегося кризиса – как внешнего, так и внутреннего, – заметил Руди. – Во всяком случае, такого масштаба, что его разрешение требует чрезвычайных мер, включая экстренные совещания посреди ночи на высшем уровне.

– Я тоже, – вздохнул Сэндекер.

– Сам-то он вообще ложится когда-нибудь, – сердито проворчал Ганн, – или так и бодрствует все ночи напролет, оберегая покой нации?

– Если верить моим источникам в Белом доме, – усмехнулся адмирал, – президент тратит на сон всего три часа в сутки. В четыре утра ложится, а в семь уже снова на ногах. В отличие от троих его предшественников, с которыми у меня сложились дружеские отношения еще в бытность их конгрессменами и сенаторами, этот для меня, что называется, «темная лошадка». Опыта у него маловато. Два срока в кресле губернатора Оклахомы – это не тот политический багаж, который должен иметь за спиной руководитель такого масштаба для адекватного выполнения возложенных на него обязанностей. Не разбей несколько месяцев назад паралич прежнего верховного администратора, не видать бы ему Белого дома как своих ушей. Можно сказать, повезло – как Джонсону в шестьдесят третьем. Между прочим, за все это время он так и не удосужился со мной познакомиться.

– А разве вы не встречались с Дином Купером Уоллесом, когда он был еще только вице-президентом? – удивился Руди.

Сэндекер уныло покачал головой и добавил:

– По доходящим до меня слухам, Уоллес не считает деятельность НУМА приоритетной для интересов государства и неоднократно высказывался по этому поводу в приватных беседах. Причем в довольно энергичной форме.

– Проще говоря, он нас не любит, – подытожил Ганн.

– Вот именно, – кивнул адмирал.

Водитель лимузина снова повернул, проехал несколько десятков ярдов и уперся в шлагбаум, перегораживающий подъезд к северным воротам Белого дома.

– Прибыли, сэр, – сообщил он, выскочив из автомобиля и услужливо распахнув дверцу.

Вышедший из будки подтянутый молодой мужчина в форме Службы охраны президента проверил документы и сверил имена прибывших со списком приглашенных. После чего Сэндекера и Ганна провели в западное крыло и оставили в приемной. Секретарь, миловидная дама лет сорока, с каштановыми волосами, уложенными в строгую деловую прическу, встала из-за стола и приветливо улыбнулась вошедшим. На настольной табличке значилось: «Робин Карр».

– Адмирал Сэндекер, коммандер Ганн, – прощебетала она, – счастлива приветствовать вас обоих в Белом доме.

– Вы всегда так поздно задерживаетесь, леди? – буркнул адмирал.

– Мой рабочий ритм полностью совпадает с президентским, – не без гордости поведала мисс Карр.

– Нельзя ли в таком случае попросить чашечку кофе? – с надеждой в голосе осведомился Руди.

Улыбка на лице секретарши сразу потускнела.

– Прошу прощения, джентльмены, но на кофе у нас нет времени. – Она уселась на место, подняла телефонную трубку и коротко сообщила: – Адмирал прибыл.

Спустя десять секунд в приемной материализовался Мортон Лэрд, сменивший на своем посту Уилбера Хаттона, долгие годы бывшего правой рукой предыдущего президента, прикованного до конца дней к больничной койке с диагнозом «прогрессирующий паралич».

– Спасибо, что приехали, джентльмены, спасибо большое, – приговаривал он, суетливо пожимая руки, – президент с нетерпением ожидает встречи с вами.

Лэрд заслуженно считался типичным представителем старой политической школы и отличался ярко выраженным консерватизмом. Он был единственным высокопоставленным чиновником в Вашингтоне, кто до сих пор носил классическую тройку и золотые часы на цепочке в жилетном кармане. В отличие от большинства своих предшественников, выходцев из Лиги Плюща[12]12
  Неформальное объединение выпускников самых престижных американских университетов, формирующих почти всю политическую и экономическую элиту страны.


[Закрыть], Лэрд до назначения занимал скромную должность рядового профессора в Стэнфордском университете. Высокий, лысеющий, в старомодных очках без оправы, он близоруко щурился на окружающий мир из-под кустистых бровей влажно поблескивающими светло-карими глазами. Несмотря на довольно заурядную внешность, Лэрд обладал завидной способностью с первой встречи очаровать любого человека, благодаря чему сумел завоевать искреннее расположение практически всех, с кем ему доводилось сталкиваться.

– Прошу за мной, – пригласил он, направляясь к дверям, ведущим в Овальный кабинет.

Сэндекер и Ганн в недоумении остановились за порогом. Известное всему миру по фотографиям, фильмам и телерепортажам помещение, стены которого были немыми свидетелями тысяч кризисных ситуаций, скандалов, политических гроз и решений, затрагивающих судьбы миллиардов людей, оказалось пустым.

Мортон поспешил объясниться, предупреждая неизбежные вопросы.

– Прошу прощения, джентльмены, за эту маленькую мистификацию. Как видите, президента здесь нет. Он ждет вас в другом месте. Однако, прежде чем провести вас к нему, я вынужден потребовать от вас обоих дать слово чести сохранить в строжайшей тайне все, что откроется вашим глазам в ближайшие двадцать минут. Вы согласны на такое условие?

– Хотелось бы заметить, мистер Лэрд, – недовольно проворчал адмирал, – что за все время моего пребывания на государственной службе я был допущен к такому количеству секретов, что вы и представить себе не можете. Но если вы настаиваете, я даю слово и готов поручиться за коммандера Ганна.

– Вот и отлично, – с облегчением выдохнул Лэрд. – Вы уж извините, джентльмены, лично я всецело вам доверяю, но таковы правила, изменить которые не в силах ни я, ни даже сам президент. – Он подошел к стене и нажал замаскированную за панелью кнопку. Одна из секций отъехала в сторону, открыв ярко освещенную кабину лифта. – После вас, джентльмены.

Кабинка вмещала не более четырех пассажиров. На боковой стенке, отделанной полированным кедром, находился пульт управления всего с двумя кнопками: «вверх» и «вниз». Лэрд надавил нижнюю. Фальшивая секция бесшумно встала на прежнее место, одновременно с ней закрылись и створки лифта. Кабина пришла в движение. Скорость никак не воспринималась, но по сосущему ощущению в желудке адмирал понял, что движется она невероятно быстро. Не прошло и минуты, как мягкий толчок и остановка возвестили о том, что они прибыли.

– Похоже, президент назначил встречу в Оперативном зале, – пробормотал Сэндекер.

– А вы неплохо осведомлены, адмирал, – с уважением заметил Лэрд. – Или просто догадались?

– Да нет, какие догадки. Случалось бывать там пару-тройку раз в свое время, вот и все.

– Все равно вы весьма проницательны, хотя и не совсем. Этот лифт проходит меньше половины дистанции до соответствующего уровня.

Створки раздвинулись, и Лэрд первым вышел из кабины в освещенный люминесцентными лампами безукоризненной чистоты туннель, на полу и стенах которого самый придирчивый взор не обнаружил бы и пылинки. Рядом с гостеприимно распахнутой дверцей микроавтобуса гостей поджидал агент службы охраны. Обстановка салона автобуса напоминала офисный кабинет: мягкие кожаные кресла, подковообразный письменный стол, мини-бар с богатым выбором напитков на любой вкус и даже компактная туалетная кабинка в дальнем углу. Когда все расселись, агент-водитель поднес к губам микрофон и отрывисто произнес:

– Рыба-меч отплывает. – Затем переключил скорость и мягко тронул машину с места.

– Рыба-меч – это мое кодовое наименование для парней из охраны, – немного смущенно пояснил Лэрд.

– Работает на аккумуляторах? – поинтересовался Сэндекер, имея в виду абсолютно бесшумный характер движения.

– Совершенно верно. Это гораздо проще, удобнее и выгоднее. В противном случае нам пришлось бы устанавливать весьма сложную и дорогую систему вентиляции и очистки воздуха.

Сэндекер покосился на мелькнувшее за окном очередное ответвление от главного коридора, по которому мчался автобус.

– Сдается мне, – заметил он, – что под Вашингтоном скрыто куда больше всякого разного, чем представляется большинству налогоплательщиков.

– Система подземных коммуникаций представляет собой настоящий лабиринт шахт, туннелей, переходов, авто– и метротрасс общей протяженностью более тысячи миль. По понятным соображениям этот факт не афишируется. За исключением схем канализации, вентиляции, теплотрасс, электрических кабелей и очистных сооружений, все остальное засекречено и предназначено для служебного пользования. Между прочим, в дневные часы здесь довольно оживленное движение. Такие же микроавтобусы регулярно циркулируют между Белым домом, Капитолием, зданием Верховного суда, Госдепартаментом, штаб-квартирой ЦРУ в Лэнгли, Пентагоном и еще дюжиной правительственных учреждений и военных баз на территории города и в его окрестностях.

– Ну, прямо парижские катакомбы! – восхитился Ганн.

– Парижские катакомбы – не более чем жалкое подобие здешних, – не без гордости похвастался Лэрд. – Не желаете ли чего-нибудь выпить, джентльмены?

Адмирал отрицательно покачал головой.

– Я тоже воздержусь, – отказался Ганн и с любопытством спросил, обращаясь к начальнику: – А вы раньше знали об этом, сэр?

– Мистер Лэрд, должно быть, забыл, что я провел в Вашингтоне много лет, – усмехнулся Сэндекер. – И по этим подземным трассам немало миль накатал. Могу, кстати, добавить, что секретны они больше на бумаге, чем в действительности. Начнем с того, что большинство туннелей пролегает значительно ниже уровня грунтовых вод и для поддержания их в рабочем состоянии требуется целая армия эксплуатационников. Иначе тут за неделю все зальет и затянет илом. Кроме того, здесь давно обосновались всякого рода деклассированные элементы и другие темные личности: бродяги, нищие, бездомные, наркоманы, а также преступники, использующие подземелья для хранения краденых и контрабандных товаров. Проникают сюда, случается, и юные парочки в поисках романтического уединения, и легкомысленные молодые люди, ищущие острых ощущений, и даже опытные спелеологи, которых каждая неизведанная подземная пустота манит с не меньшей силой, чем альпинистов – непокоренная вершина.

– Да, такую массу непрошеных посетителей контролировать сложно, – согласился коммандер.

– Ничего сложного, – возразил Лэрд. – Все правительственные коммуникации охраняются специальными подразделениями Секретной службы и оснащены инфракрасными сенсорами и видеокамерами, информация с которых круглосуточно поступает на мониторы в центре слежения. Уверяю вас, проникновение посторонних на защищенные участки практически исключено.

– Надо же, как интересно. – Ганн покрутил головой. – Я и представить не мог, сколько здесь всего наворочено.

– Наш уважаемый гид упустил из виду еще одну местную достопримечательность, – вставил адмирал. – Я имею в виду каналы экстренной эвакуации.

Лэрд вздрогнул от неожиданности и чуть не поперхнулся водкой, которую только что нацедил себе в маленькую хрустальную рюмочку.

– Порой ваша информированность меня просто пугает, мистер Сэндекер, – сухо заметил он после паузы.

– Каналы экстренной эвакуации? – механически повторил Ганн.

– Вы позволите? – Адмирал иронически поднял бровь, в упор глядя на главу президентской администрации.

– Валяйте, чего уж там, – обреченно кивнул тот. – У меня такое ошушение, что государственные тайны с каждым годом становятся все более недолговечными.

– Думаю, эту штуку придумал парень, начитавшийся научной фантастики, – начал свои пояснения Сэндекер. – Общественность до сих пор считает, что в случае угрозы ядерного удара президент, члены правительства и высший генералитет должны эвакуироваться вертолетами в некий гипотетический командный пункт где-нибудь глубоко под землей или в горах. Абсолютно бредовая и изначально порочная идея! Какие к дьяволу вертолеты, если выпущенная с подлодки в Атлантике ракета долетает до нашего Восточного побережья в считанные минуты? Только и хватит, чтобы до сортира добежать!

– Совершенно верно, – согласился Лэрд. – Необходимо было найти другой способ.

– И его нашли, – продолжал адмирал. – Проложили сеть узких туннелей круглого сечения, оборудованных системой электромагнитного ускорения. Что-то вроде «русских горок» – принцип один и тот же. Герметичная капсула-цилиндр или целый состав таких капсул с президентом и другими высокопоставленными лицами с огромной скоростью уносится по каналу экстренной эвакуации за пределы столицы на авиабазу Эндрюс, где их ожидает готовый ко взлету стратегический бомбардировщик «В-2».

– Приятно слышать, что в этом аспекте я осведомлен несколько лучше вас, адмирал, – снисходительно улыбнулся Лэрд, не скрывая своего удовольствия.

– Что ж, поправьте меня, если я в чем-то ошибаюсь, – не стал спорить Сэндекер.

– Дело в том, коммандер, – объяснил Лэрд, – что в общественном сознании – в том числе сознании предполагаемого противника – авиабаза Эндрюс прочно связывается с прибытием и отлетом высших государственных деятелей всех стран, включая нашу, вследствие чего сама по себе является одной из главных мишеней. Эвакуированных действительно ожидает «В-2», переоборудованный в воздушный командный пункт, однако находится он совсем в другом месте – потайном подземном ангаре к югу от столицы, в Мэриленде.

– Я не сомневаюсь в ваших словах, сэр, – вежливо заметил Руди, – но звучит все это, согласитесь, несколько, скажем так... неправдоподобно.

Лэрд внушительно откашлялся и заговорил лекторским гоном, свысока взирая на коммандера, как профессор на нерадивого студента:

– Видите ли, молодой человек, если бы американцы имели хоть малейшее представление о том, какие закулисные дела и делишки ежедневно проворачиваются в Вашингтоне якобы «во имя и на благо народа», они все поголовно встали бы на уши. Я знаю, о чем говорю, – сам на них стою с тех самых пор, как впервые появился в коридорах власти.

Автобус замедлил ход и плавно остановился у арочного проема, в конце которого виднелась массивная стальная дверь, оснащенная двумя видеокамерами внешнего наблюдения. По телу Ганна пробежала короткая волна дрожи. На миг он почувствовал себя приговоренным к смерти преступником, которому осталось пройти всего несколько последних шагов до ожидающей его газовой камеры. Подавив волнение, он остался сидеть на своем месте. Водитель ловко выпрыгнул из кабины, обежал машину и распахнул переднюю дверь.

– Прошу прошения за навязчивость, сэр, – торопливо произнес коммандер, – но не разрешите ли вы задать еще один вопрос?

– Спрашивайте, – милостиво кивнул Лэрд.

– Хотелось бы знать, где именно мы встречаемся с президентом?

Глава администрации окинул Ганна долгим задумчивым взглядом, затем перевел его на Сэндекера.

– Что скажете, адмирал?

Тот пожал плечами.

– Должен признаться, что я и сам в затруднении. Могу только предполагать.

– Вообще-то это тоже засекреченная информация, – нехотя заговорил Лэрд, – но ваш послужной список и безукоризненная репутация, джентльмены, дают мне основания включить вас обоих в круг – весьма и весьма ограниченный, заметьте! – посвященных. – Он выдержал театральную паузу и закончил: – Конечный пункт нашего путешествия – Форт-Макнэйр. А конкретно – правительственный бункер, расположенный под зданием бывшего военного госпиталя, законсервированного по окончании Второй мировой войны.

– Но почему Форт-Макнэйр?! – недоуменно воскликнул Руди. – Не проще ли было принять нас прямо в Белом доме?

– В отличие от большинства его предшественников, президент Уоллес почти никогда не остается на ночь в своей официальной резиденции, – сообщил Лэрд таким будничным тоном, будто речь шла о погоде.

– Ничего не понимаю, – сконфуженно пробормотал Ганн.

– Все очень просто, коммандер. Мы живем в мире интриг, которые свели бы с ума самого Макиавелли. Лидеры враждебно настроенных по отношению к США государств и подпольных организаций типа «Хамас» или «Хезбалла» постоянно засылают на нашу территорию группы вооруженных террористов. Да и дома хватает всяких психов, одержимых навязчивой идеей любой ценой проникнуть в Белый дом и нанести максимальный ущерб как самому зданию, так и его обитателям. Многие, кстати, пробовали, а некоторые даже преуспели. Вспомните хотя бы того парня, протаранившего своим автомобилем ворота ограды, придурка, открывшего стрельбу из автомата со стороны Пенсильвания-авеню, или сумасшедшего пилота, посадившего свой самолет на лужайку у южного входа. Да что говорить, если обычный легкоатлет вполне в состоянии добросить с улицы камень до окон Овального кабинета! Увы, джентльмены, но Белый дом в наши дни превратился в слишком легко уязвимую мишень, по которой трудно промахнуться.

– Это точно, – подтвердил Сэндекер. – Между прочим, число предотвращенных службой безопасности еще в зародыше покушений, о которых так и не стало известно широкой публике, до сих пор является одной из самых строго охраняемых государственных тайн.

– Адмирал прав, – подхватил Лэрд. – К примеру, в одной из последних попыток, когда группа профессиональных террористов, вооруженных автоматами и гранатометами, готовила массированную атаку резиденции, всех удалось повязать без всякого шума, что называется, «тепленькими». – Лэрд допил водку и поставил рюмку на стол. – Теперь понятно, надеюсь, почему сам президент и члены его семьи избегают появляться в Белом доме, кроме как на официальных мероприятиях – приемах послов, званых обедах, пресс-конференциях и тому подобных?

Ганн не сразу переварил эту информацию, опрокидывающую с ног на голову все его представления об образе жизни главы государства, складывавшиеся еще с детских лет.

– Другими словами, – заговорил он упавшим голосом, – вы утверждаете, сэр, что нашей страной управляют не из Белого дома, а из какого-то другого места?

– И это место находится ровно в девяноста пяти футах над нашими головами, – без тени улыбки подтвердил Лэрд.

– И давно действует эта дымовая завеса? – поинтересовался Сэндекер.

– Со времен первого срока Клинтона, насколько мне известно, – любезно сообщил Лэрд.

Ганн с отвращением покосился на стальную дверь, мрачно поблескивающую в пронзительном свете люминесцентных ламп под сводом арки.

– Ну что ж, – произнес он со вздохом, – учитывая международную ситуацию и разгул терроризма во всем мире, такое решение, наверное, наиболее целесообразно, и все-таки...

– И все-таки, – закончил его мысль адмирал, – ужасно грустно сознавать, что это прославленное здание, веками служившее домом лидерам американской нации, отныне обречено на жалкую участь рекламного фасада для туристов, зевак и репортеров.