Текст книги "Одиночество Мередит"

День 1294
Суббота, 2 февраля 2019

Сегодня ко мне придет Селеста: мы спонтанно договорились вчера вечером, и я так нервничаю, что ни минуты не могу усидеть на месте. Отменить снова нашу встречу невозможно, иначе я буду выглядеть ненадежным человеком, с которым нельзя иметь дело. Если мама чему-то меня и научила, так это тому, что чужое мнение важнее всего. Я хожу по дому, осматриваю каждый уголок и каждую щель, пытаясь увидеть все ее глазами, заметить то, что сразу даст понять: здесь живет женщина, которая вообще никуда не выходит.

Может быть, именно сегодня я расскажу ей правду.

Она появилась в условленное время, и я распахнула дверь с непринужденной улыбкой. Точнее, я надеюсь, что это была непринужденная улыбка, а не напряженная гримаса на лице человека, который чередует ненужную уборку, глубокое дыхание и маниакальное поедание изюма в попытках успокоить свой разум.

Выяснилось, что можно было не стараться. Вместо нее я увидела букет цветов – прекрасные крупные свежие бутоны в оранжевых, желтых и розовых тонах – и тут уже сама не смогла не улыбнуться совершенно искренне.

– Привет. – Она открыла лицо. Очень милое, в обрамлении гладкого каре, с веснушками на носу и расщелинкой между передними зубами.

– Привет. – Я взяла протянутые мне цветы. – Селеста, спасибо огромное. Очень красивые!

– Я так рада наконец тебя увидеть, – сказала она.

– А я очень рада увидеть тебя.

И это была абсолютная правда, что меня даже немного удивило.

Я поставила цветы в вазу, извлеченную из пыльных глубин кухонного шкафа, и это было непривычно, потому что со времен Гэвина цветов мне никто не дарил. Я не торопилась, наслаждаясь ощущением бархатных лепестков на пальцах. Пока Селеста переключилась на Фреда, я глубоко вдохнула сладкий терпкий запах, с которым не сравнится даже самая дорогая ароматическая свеча. Цветы отправились на почетное место – на подоконник в гостиной, а в это время Селеста провела рукой по корешкам стоящих на полках книг: «Неужели ты все это прочла?»

Я быстренько показала ей дом, и, судя по ее восхищенным возгласам, ей все понравилось. Фред сопровождал нас повсюду. Особенно ее впечатлили винтажные постеры с видами Капри и Сицилии, висящие на верхнем этаже у лестницы. Оказывается, ее дядя – итальянец.

– Правда? Здорово. – Я представила себе, как в детстве маленькая Селеста скачет по мощеным улочкам под палящим летним солнцем.

– Но он всю жизнь живет в Пейсли, – добавила она, будто читая мои мысли. – У него закусочная в центре города.

Мы расхохотались.

– А я пытаюсь учить итальянский, – призналась я.

– Ого, Мередит, ты такая продвинутая!

Вернувшись на кухню, я заварила чай и нарезала ореховый торт, пока Селеста рассматривала лежащий на столе пазл из тысячи фрагментов – картину Сальвадора Дали «Христос Святого Иоанна Креста». Я надеялась закончить его вчера вечером, но сеанс с Дианой так вымотал меня, что после ужина я заснула на диване. Проснулась в полночь, потная и растерянная, с затекшей шеей. Снова заснуть не смогла, поэтому испекла торт.

– Потрясающе. – Селеста все еще разглядывала пазл.

– Мне осталось доделать кусочек неба. А ты видела саму картину? Она здесь, в Глазго.

– Правда?

– Да. Хранится в Келвингроуве с 1952 года. Я, когда ее увидела, была абсолютно потрясена. Такая тоска накрыла.

Селеста сделала глоток чая.

– Стыдно признаться, но я со школы не была в Келвингроуве. Я вообще не особо разбираюсь в искусстве. Не то что ты.

Я отмахнулась от ее комплимента, но почувствовала, как вспыхнули щеки.

– А может, сходим как-нибудь вместе? Устроишь мне экскурсию.

Вот он – шанс сказать правду. Я смотрела на свои руки, в окно, на незаконченный пазл. Куда угодно, только не в ее нетерпеливые глаза. Как глупо демонстрировать картонную версию великого произведения (с огромной зияющей дырой под левой подмышкой Иисуса Христа), когда оригинал находится менее чем в трех милях от твоего дома.

– Я редко куда-нибудь выбираюсь. – Это все, что мне удалось промямлить.

– Так давай выберемся. Бери пальто – пойдем прямо сейчас. Куда захочешь.

Я смотрела в ее воодушевленное лицо, а сама корчила какую-то гримасу. Скажи ей сейчас же, потребовал мой внутренний голос.

– Тебе хватает общения на форуме, чтобы справиться с одиночеством?

«Скажи ей сейчас же».

– Дело не только в этом. – Мне хотелось, чтобы она сама все поняла, сама соединила воедино пока еще разрозненные фрагменты головоломки.

Вместо этого она взяла меня за руку и осторожно сжала:

– У тебя столько потрясающих качеств, Мередит. Жаль, ты не видишь себя со стороны.

– Гэвин тоже так говорил.

– Гэвин?

– Это мой… один мой знакомый.

– Вот, Гэвин был прав. Я серьезно, Мередит. Ты невероятно добрая и милая. И необычная.

Я знала, что она говорит искренне, но мне стало неловко. Я не напрашивалась на комплименты.

– В смысле чокнутая? – пошутила я.

– Вовсе нет! Необычная в хорошем смысле.

– Ну ладно, «необычную» оставляем. А еще не забудь, я отлично собираю пазлы.

– О да, просто великолепно. И ты любишь кошек. Мы, кошатники, должны держаться вместе.

Как по команде в комнату вбежал Фред. Запрыгнул на кухонную скамейку рядом с Селестой, тронул ее лапой. Она засмеялась и взяла его на руки.

– Понимаешь, о чем я? – Она пододвинула ко мне свой телефон. – Сфотографируй меня с этим красавчиком, Мер. А вообще-то, иди сюда. Давай сделаем селфи.

– Я никогда не делала селфи, – призналась я, садясь рядом с ней.

– Что ж, значит, я удостоилась чести оказаться на твоем первом селфи.

Держа телефон на расстоянии вытянутой руки, она наклонила его так, чтобы в кадр помещалась верхняя часть наших тел. Фред попытался саботировать процесс. Он начал облизывать лапу и чистить ухо, так что на получившемся фото на коленях у Селесты был виден лишь пушистый рыжий комочек. Селеста выглядела свежей и сияющей, с белыми зубами и блестящими волосами. Я криво улыбалась и смотрела мимо камеры.

– Мне нравится, – решительно объявила Селеста.

Она обхватила меня за спину и сжала плечо. Непривычные ощущения, но скорее приятные. К счастью, для Селесты это явно была абсолютно нормальная форма общения, и она, похоже, не заметила моей неловкости. Она перекинула ноги через скамейку и легко вскочила, избавляя меня от необходимости придумывать повод высвободиться, потому что я ощущала себя деталью пазла, вставленной не на свое место.

* * *

После ухода Селесты Фред запрыгнул на подоконник, почти касаясь носом стоящей там вазы. Я опасалась за подаренные мне цветы, но он лишь быстро обнюхал их, а потом просто смотрел. В этой сцене было все для натюрморта, хотя она скорее напоминала попавшийся мне однажды сайт, посвященный картинам Ван Гога в новой обработке. На «Подсолнухах», например, появился большой черный кот с хищным взглядом, грызущий один из стеблей. К счастью, у Фреда нет хищных наклонностей, так что цветы останутся целы. Я раздумывала, не погуглить ли, сколько стоят цветы, но в конце концов просто понадеялась, что они простоят долго.

Я лежала на диване и несколько минут любовалась букетом – возможно, стоит купить пазл с цветами. Правда, демонический черный кот, похоже, навсегда испортил мое восприятие «Подсолнухов». Фред сидел на подоконнике, тоскуя по Селесте. Вероятно, она понравилась ему больше, чем я, и мне трудно его винить. Мне самой она тоже больше нравится.

Она уже прислала мне наше селфи, написав в теме письма «счастливый день». Я поставила фото заставкой на телефон, хотя и выгляжу там как испуганный сурикат. Пару минут рассматривала экран, но затем вернула на заставку любимую фотографию маленького Фреда, свернувшегося клубочком на краю кровати.

Телефон сообщил мне, что уже 16:48. В обычную субботу к этому времени я бы уже постирала белье, подготовила продукты для ужина, позанималась итальянским и заказала доставку из «Теско» на следующую неделю. Ничего из перечисленного я не сделала и не испытывала ни малейшего желания начинать.

Я оглядела комнату: сотни книг в алфавитном порядке, аккуратные стопки пазлов. Вспомнила о незаконченной картине Дали на кухонном столе. Окинула взглядом многочисленные коробки. Гранд-каньон на закате. Панорама старого Рима. «Плот Медузы» Теодора Жерико. «Собор в Солсбери, вид с лугов» Джона Констебла. У меня дома целая коллекция с видами прекрасных мест, где я никогда не побываю, и шедевров живописи, которые я никогда не увижу.

1993

– Если бы ты могла отправиться в любую точку мира, что бы ты выбрала?

Сэди взяла меня под руку. Мы шли к ней домой после школы, чтобы накрасить ногти и посмотреть «Чарт-шоу», которое она записала в прошлое воскресенье.

– Художественную галерею Келвингроув, – не задумываясь ответила я.

– Мередит Мэггс! – Она резко остановилась, но мою руку не отпустила, так что я дернулась назад, и рюкзак ударил меня по плечам.

– Что?

– Из всех мест в мире? Ты отправилась бы именно туда?

– Прямо сейчас – да.

– В этот огромный старый музей рядом с университетом?

– Да.

– Не в Париж, Австралию, Нью-Йорк, не в тропические леса Амазонии?

– Не-а.

– Да почему, блин, туда?

– Потому что я уже сто лет прошу, а она никогда меня не берет.

– Твоя мама?

Я кивнула, чуть помедлив. Наша дружба началась совсем недавно, и я старательно оберегала ее от матери и реалий своей домашней жизни.

Сэди посмотрела на часы.

– Пошли. – Она хмыкнула и потянула меня за руку обратно к школе. – С другой стороны парка точно есть остановка автобуса, который идет в город.

– А куда мы поедем? – поинтересовалась я.

– А ты как думаешь? Конечно, блин, в твой Келвингроув.

* * *

С другой стороны парка действительно останавливался автобус, но он шел не в город, по крайней мере, не в ту его часть, куда мы хотели попасть. Пока Сэди расспрашивала водителя, я присела на низкую ограду вокруг большой автостоянки.

– Нам нужен 38-й номер, – сообщила она, бросая рюкзак и присаживаясь рядом со мной на корточки. – Должен прийти через семь минут.

– Тебе хватит денег?

Она похлопала по карману куртки:

– У меня с собой карта. Сниму еще немного, когда мы туда доедем.

– У тебя есть банковская карта?

– А у тебя нет?

– Нет, – призналась я.

Я только начала работать по выходным в местном уличном кафе. Мама забирала половину моей зарплаты, остальное я прятала под кроватью в старой обувной коробке.

– Сходи в банк «Клайдсдейл», – посоветовала мне Сэди. – Когда открываешь счет, тебе дают два бесплатных билета в кино.

Я хотела сказать, как мне повезло быть ее подругой, ведь она вела себя как взрослая и знала все, что должны знать девчонки нашего возраста. Вместо этого я лишь кивнула.

– Билеты в кино. Круто.

* * *

38-й автобус опоздал на семнадцать минут и был уже битком. Нам удалось втиснуться и отвоевать немного места. Мы вцепились в верхний поручень, пытаясь сохранять равновесие, но всякий раз, когда автобус сворачивал за угол или останавливался, положение наших тел непредсказуемо менялось. В какой-то момент Сэди ткнулась носом в подмышку высокого мужчины, скорчила беззвучную гримасу, а я расхохоталась на весь автобус. Мне было так весело, что я почти забыла, куда мы едем. Но волна медленно движущегося городского транспорта наконец донесла нас до места назначения, и моему взору предстал дворец из красного песчаника со шпилями на крыше.

До закрытия оставался всего час, и в музее было тихо. «Смотри!» – Сэди указала на висящий под потолком «Спитфайр». Я вертела головой по сторонам, пытаясь рассмотреть все – огромное витражное окно, гигантское чучело слона, старинные костюмы, гордо выставленные в витринах. Мы разглядывали картины, не понимая, почему одни привлекают нас больше, чем другие.

– Жаль, у нас нет фотоаппарата, – сказала я.

– В следующий раз. Приедем сюда на целый день. Еще и пикник на траве устроим.

Я нащупала ее ладонь и крепко сжала.

Мы заглядывали в каждый зал, исследовали каждый проход, чувствуя себя взрослыми, пока не наткнулись на сокровище, ради которого сюда и пришли, даже не подозревая об этом.

«Христос Святого Иоанна Креста. Сальвадор Дали, 1951 год» – гласила маленькая табличка. Я подняла глаза и обалдела.

День 1299
Четверг, 7 февраля 2019

Я чесалась уже несколько дней не переставая. Пятно на подушечке большого пальца – то, что никогда не исчезает, – теперь расплылось и покрыло всю ладонь.

– Экзема. Она у меня всю жизнь, сколько себя помню, – объяснила я Тому. – Расчесывать нельзя, но удержаться невозможно.

– Тебе нужен врач? Или купить что-нибудь в аптеке?

– Нет, намажу сегодня кремом после ванны. Но… спасибо.

Каким-то образом наши отношения достигли той стадии, когда я позволяю ему что-то для меня делать, например, приносить органическую курицу, когда ее вдруг не оказывается в доставке из «Теско», или крепко держать на коленях Фреда, пока я стригу ему когти. При этом я совершенно не чувствую себя беспомощной.

– Мама обычно грозилась привязать мне руку к ножке стола, чтобы я не чесалась, – сказала я между делом, наливая ему чай и кладя на тарелку фруктовую булочку.

Я больше не спрашивала, хочет ли он попробовать мою выпечку. Он никогда не отказывается и съедает все, что я предлагаю.

– Ты шутишь?

Изумление в его глазах было еще одним напоминанием о том, что мы из разных миров.

– Нисколько. Я так сильно чесалась во сне, что утром на простынях была кровь.

Он поморщился:

– Ох…

* * *

Зуд стал настолько невыносимым, что мнение мамы относительно моей силы воли уже не имело значения, и я стала умолять ее отвести меня к врачу.

– Как ты любишь все драматизировать, – услышала я в ответ. – Выкинь из головы, и само пройдет.

Но чем сильнее я чесалась, тем больше становилось пятно.

Через несколько недель оно покрыло всю тыльную сторону ладони и поползло вверх по запястью. Лежа в ванне, я боялась смотреть вниз, потому что представляла себе, как пятно расползается по рукам, спине, груди. Завладевает всем телом.

Дошло до того, что однажды утром я расплакалась и никак не могла успокоиться.

– Я с тобой скоро с ума сойду! – воскликнула мама, но все же принялась рассматривать мою руку.

– Кажется, это экзема, – неожиданно выдвинула версию Фиона. – Как у мальчишки из нашего класса. Он мажет ее вонючим кремом дважды в день и не может ходить в бассейн, потому что от воды становится хуже.

Тут я начала просто рыдать. Каждый четверг после школы я ходила учиться плавать с тетей Линдой, и для меня это было самым важным событием недели. Она ходила со мной в бассейн и плескалась в мелкой его части, потому что не хотела мочить волосы. Я тренировалась задерживать дыхание под водой, извивалась всем телом, как русалка. После она осторожно расчесывала мои спутанные волосы, пока я ела чипсы из автомата, а еще разрешала мне каждый раз забирать монету из шкафчика. У меня под кроватью стояла старая жестяная коробка из-под печенья, в которой я хранила монеты – это был мой тайник.

– Чепуха. – Мама с отвращением сморщилась и отбросила мою руку. – Никакая это не экзема.

– Не экзема? – У меня появилась слабая надежда, что я все-таки смогу продолжать плавать.

– Точно нет.

– А что тогда? – допытывалась Фиона. – У нее на что-нибудь аллергия?

– У нее дефективные гены, вот и все, – спокойно сказала мама.

Зубами вытащила сигарету из пачки и щелкнула тяжелой серебряной зажигалкой, на боку которой были выгравированы ее инициалы.

– Не понимаю. – За спиной я потирала зудящую ладонь большим пальцем другой руки.

– Ну конечно, не понимаешь.

Мама откинула голову назад и пустила высоко в воздух кольцо дыма. Я смотрела, как оно плывет, рассеивается и бесследно исчезает.

– Ты из плохой породы, Мередит, – произнесла она наконец. – С возрастом твоя кожа будет становиться все хуже, так что смирись с этим сейчас. Однажды ты проснешься покрытая коркой с головы до ног. К тебе никто не захочет подходить. Обидно, конечно, но тут уж кому как повезет.

Я уставилась на нее открыв рот.

– Что значит «из плохой породы»?

– У твоего отца, куколка, была ужасная кожа. Слезала кусками, как со змеи. Думаю, у тебя будет еще хуже. Нам придется купить тебе пылесос и держать его под твоей кроватью. – Она рассмеялась, и вокруг нее вновь образовалось облако дыма.

– А как же Фиона? Почему у нее такого нет?

– Потому что ей досталась моя отличная кожа. Я же сказала, куколка, кому как повезет.

Я бросилась в нашу с сестрой комнату, хлопнула дверью и нырнула под одеяло, затаив дыхание в ожидании, что она побежит за мной. Но она так и не появилась. Я, видимо, заснула, потому что, когда почувствовала, что кто-то сел на кровать, голова у меня горела, и я не сразу поняла, где нахожусь.

– Я запишу тебя к врачу, – прошептала Фиона. – Позвоню завтра, притворюсь, что я – это она. Постараемся попасть на прием сразу после школы и сделать все по-быстрому.

– Спасибо, – хрипло отозвалась я. Воспаленную руку пронзила пульсирующая боль.

– Про отца это неправда.

– Откуда ты знаешь?

– Ты помнишь, чтобы с него слезала кожа, как со змеи?

– Нет, – сказала я.

Но правда заключалась в том, что я ничего про него не помнила. Прошло несколько лет с тех пор, как он ушел, и черты его лица стерлись из моей памяти. Когда я пыталась представить его себе, я словно искала что-то на дне мутного пруда.

Были ли у него мои глаза – то голубые, то зеленые, то серые в зависимости от освещения и того, во что я одета? Был ли он блондином, как Фиона, или темноволосым, как я? Временами, когда у меня хватало сил вытащить его из пруда, его черты роились прямо у него над головой – мне никогда не удавалось их зафиксировать. Даже в моих снах он был безликим, я просто ощущала его присутствие, неуловимое и мимолетное. Но никакой покрытой коркой кожи точно не было. Я была уверена, что запомнила бы такое.

Я вздохнула и натянула одеяло на голову. Понятно, что мама просто пыталась обвести меня вокруг пальца. Это было соревнование, в котором она никогда не позволяла мне победить.

Фиона стащила с меня одеяло, и мы пристально смотрели друг другу в глаза, пока я не моргнула. Сестру я тоже никогда не обыгрывала.

– Ты его помнишь? – спросила я.

– Да.

– Расскажи.

– Я помню, как они ссорились незадолго до его ухода. Был теплый день. Они сидели на кухне… Когда я вошла, мама крикнула, чтобы я шла наверх.

– Как он выглядел? Какого цвета у него волосы?

– Светло-русые.

Мне стало не по себе, в груди что-то давило.

– Почему он не взял нас с собой?

Она пожала плечами:

– Наверное, мы ему не нужны.

Мне не хотелось ей верить. Я почесала ладонь.

– В любом случае главное, что он не покрыт коркой, Мередит. Я помню его кожу. Она гладкая. Гладкая, как у любого нормального человека.

От ее слов мне легче не стало.

– Ну значит, в нашей семье я одна такая дефективная.

Я снова легла, отвернувшись от сестры. Снова натянула одеяло на голову и стала мечтать о том времени, когда смогу куда-нибудь уехать.

* * *

– Я чесалась, пока под ногтями не появлялась кровь, – призналась я Тому.

Иногда я не выдерживаю его слишком доброго взгляда. Забираю наши тарелки, стряхиваю крошки в мусорное ведро, хожу по кухне и делаю то, что делать абсолютно не нужно. А он терпеливо ждет.

1999

Она помогала мне собирать вещи, даже не пытаясь делать вид, что рада за меня.

– Фи…

– Ты это берешь? – Она помахала щипцами для завивки. Никто из нас не пользовался ими уже много лет.

– Можешь оставить их себе. Я хочу уехать налегке. В той квартире не так много места.

Сестра закатила глаза, не пряча эмоций.

– В выходные придешь на ужин?

Я сложила последние книги и обмотала скотчем коробку с выдуманным миром, в который я сбегала от реальности целых двадцать лет.

– Не уверена. Возможно, буду занята. – Она открыла мой шкаф и начала в нем рыться.

– Чем именно?

– У нас с Лукасом планы. И вообще, это не твое дело.

Я закусила губу и постаралась не реагировать. Провоцировать меня она всегда умела.

– Ну так приходи с ним. Возьму готовой еды на ваш вкус. Пиццу? Карри? Жареный рис со специями?

Она пробормотала что-то, чего я даже не расслышала.

Я оставила ее наедине с ее раздражением и начала складывать в пакет одеяло и подушки. Не мешало бы, конечно, купить новые – эти были у меня еще с детства. Но с подобными покупками придется подождать. Я уже год работала в колл-центре, экономила на всем, чтобы денег хватило на залог, арендную плату и счета за первый месяц, а также на непредвиденные расходы. По телевизору говорили, что очень важно иметь «подушку безопасности» на случай непредвиденных расходов. Мне казалось, что я поступаю по-взрослому.

Большинство людей сочли бы мое новое жилье совершенно обычным. Даже примитивным. Но эти люди, вероятно, росли, мечтая о большом доме с садом, шикарной кухней и огромным телевизором. О ванне с ножками в виде львиных лап. О спа-бассейне во дворе. О блестящем автомобиле на подъездной дорожке. А может, и о двух автомобилях на широкой подъездной дорожке. Мои же мечты всегда были гораздо скромнее. И вот я переезжала в крошечную квартирку на первом этаже, в которой нет никакой ванны, только узкая душевая кабина с не до конца закрывающейся дверцей, а в комнате обои отстают от стен. У меня даже телевизора не было. До переезда я намеренно не покупала ничего нового. Мама всегда предупреждала нас, чтобы мы не испытывали судьбу. Она говорила, что знает не понаслышке – жизнь имеет обыкновение идти наперекосяк, когда меньше всего этого ждешь.

– Эй, это моя.

Из сваленного на пол вороха одежды Фиона вытащила синюю толстовку с капюшоном.

Я подняла глаза:

– У нее рукав прожжен сигаретой.

– Все равно она моя.

– Ну так забирай. И вали отсюда со своим паршивым настроением. Я сама справлюсь.

Она посмотрела на меня с вызовом, просунула голову в ворот толстовки, потом руки в рукава. Но уходить не собиралась – уселась и принялась наблюдать за мной. Я обернулась. Лето выдалось жарким: щеки у нее были усыпаны веснушками, а светлые волосы местами выгорели почти до белизны. Я представила ее сидящей здесь лет через десять в той же самой толстовке с прожженным рукавом. Та же толстовка, та же комната, та же жизнь.

– Фи. – Я переползла к ней и потянулась к ее руке.

Она попыталась высвободиться, но я схватила ее пальцы и крепко сжала.

– Мне вообще-то больно.

– Плевать. Поговори со мной.

Я ждала, когда она скажет, что ей не хочется, чтобы я уезжала, чтобы бросала ее одну. Наверное, я даже ждала признания, что она мне завидует. Ведь все эти годы именно она была лидером, принимала решения, но сейчас на свободу пыталась вырваться я.

– Терпеть не могу, когда ты берешь мои вещи без спроса.

И, прежде чем я успела перейти в контратаку, обвинив в том же ее, она сжала в ответ мои пальцы, и мы дружно расхохотались.

– Я знаю, тебе нелегко. Но пора. На самом деле уже давно пора. У нас был уговор, помнишь?

– Мередит, нам тогда и десяти лет не было. Но и когда мне исполнилось шестнадцать, мы никуда не могли уехать.

Я пожала плечами.

– Ладно, я прождала еще шесть лет. И звала тебя с собой. Не забывай об этом. Ты еще можешь согласиться – еще не поздно. Только мы вдвоем.

– Я, может быть, перееду к Лукасу.

Я хотела услышать совсем не это. Лукас по-прежнему крутился поблизости, преследовал нас, как неприятный запах, хотя я все надеялась, что однажды он исчезнет. Он всегда задерживал на мне свой взгляд с прищуром, всегда задевал, проходя мимо, хотя вокруг было полно места. В его присутствии мне становилось не по себе.

Я бросила в пакет очередную охапку одежды.

– Ну, ты же не можешь оставаться здесь вечно.

– Знаю-знаю. А может, она скоро умрет. Слышала, как она кашляет? Тогда я смогу остаться здесь. Начну все сначала.

– Как ты можешь такое говорить! – ужаснулась я.

– Да брось! Не прикидывайся, что сама об этом не думала. О том, как нам было бы хорошо без нее.

– Нам будет здорово вместе, Фи. Ты и я, в самом центре города.

– Это ничего не изменит, прекрасно знаешь.

– Ты же мне обещала, помнишь? – Я старалась не повышать голос. – А я тебе верила. Все это время.

– Я тебя не обманывала! Я и сама в это верила.

– Так что изменилось? Давай, Фи. Мы можем все начать сначала – вместе.

Она вздохнула.

– Мередит, ты переезжаешь в однокомнатную квартиру.

– И что? Разве мы не жили в одной комнате всю жизнь? – У меня затекла нога, и я сменила позу, не отпуская руку сестры. – Если тебя это не устроит, можем найти квартиру побольше. Я выясню насчет задатка.

– Эй, да я жду не дождусь, когда эта комната станет полностью моей, – беззаботно сказала она. – К тому же мне ужасно лень собираться. Переезд вообще одна из самых стрессовых ситуаций в жизни, ты в курсе?

– Но еще больший стресс – оставаться здесь.

Она засмеялась:

– Может быть.

– Тебе почти двадцать два. И у тебя есть работа.

– Ну да, в супермаркете.

– Неважно, это работа. Мать тебя тут не держит. Не понимаю, почему ты хочешь остаться.

Настала моя очередь злиться. Мне хотелось дать ей пощечину, но я ограничилась тем, что вонзила ноготь ей в ладонь. Но она даже не вздрогнула.

– Я не хочу оставаться.

– Тогда почему? – Я никак не могла оставить ее в покое. – Не понимаю.

– Когда-нибудь поймешь. – И сестра отняла руку.

* * *

Вещей у меня было немного, но уместить их в машину Сэди оказалось задачкой не из легких. Нам понадобилось несколько попыток (и несколько перекуров), чтобы запихнуть все на заднее сиденье. Фиона нам не помогала – стояла в сторонке и только посмеивалась.

– Через заднее стекло ни черта не видно, но, думаю, все будет нормально. – Сэди бросила окурок на дорогу. – Ехать не так далеко.

– Мне нужно взять куртку. – Я махнула рукой в сторону дома, где в дверях за нами наблюдала сестра.

– Пойти с тобой?

– Не надо, спасибо. Я на пару минут.

Моя джинсовка висела у Фионы на руке. Когда я за ней потянулась, она прижала ее к животу и прошептала: – Так странно.

– Я не далеко уезжаю. – Я выхватила куртку и тут же надела, пока ее снова не отобрали.

– Знаю, но…

– Я все понимаю.

Мы никогда не разлучались даже на сутки. Ни я, ни она понятия не имели, какой теперь станет наша жизнь. При мысли о будущем мне было одновременно и страшно, и интересно. Что интересного могло ждать сестру, я себе не представляла.

– Бред какой-то. – Фиона посмотрела в небо – она всегда так делала, когда пыталась сдержать слезы. – Мне нужно собираться. В два начинается смена. Иди ко мне, дуреха. – Она крепко обняла меня, затем повернулась и побежала наверх.

– Я позвоню вечером, – крикнула я ей вдогонку.

Она не обернулась, но подняла руку, сложив пальцы в знак V.

Я оглядела коридор: жестянку с монетами на столике рядом с телефоном и пыльную вазочку со всякой мелкой дребеденью – она стояла там целую вечность. Пора. Я глубоко вздохнула и прошла в гостиную.

Она все еще сидела в халате, смотрела шоу «Зачистка супермаркета». Волосы были накручены на бигуди, кожа блестела от крема.

– Мама, я уезжаю.

Она резко обернулась и растянула губы в улыбке:

– Садись, поболтай с матерью, посмотрим телик. Могу это выключить, включу «Таггерт».

– Я терпеть не могу «Таггерт».

– Правда? – Она уставилась на меня словно на чужака, только что вошедшего к ней в дом без приглашения.

Я молчала.

– Произошло у-уби-и-ийство, – прорычала она, пытаясь пошутить, и у меня слегка кольнуло в груди.

– Мне надо идти. Вещи уже в машине, Сэди ждет.

– Сэди-шмеди… Ладно, как знаешь. Зануда.

– Ну да, зануда. Тогда… увидимся. До скорого.

Она закурила сигарету и глубоко затянулась:

– Может, пригласишь нас как-нибудь в гости?

– Конечно… как только устроюсь. Наведу красоту к твоему приходу. Обои там ужасные.

– Я буду по тебе скучать, куколка.

– Что, правда?

Она удивленно посмотрела на меня, и рука с сигаретой застыла в воздухе.

– В смысле? Ты же моя дочь.

Я пыталась разглядеть что-то – хоть что-нибудь – в ее стеклянных глазах.

– Береги себя, хорошо? Не увлекайся всем этим.

– Чем этим? – Она взмахнула сигаретой. – Ты же меня знаешь, куколка. «Я могу противостоять всему…»

– «…кроме соблазна»[6]6
  Оскар Уайльд. Веер леди Уиндермир. Перевод М. Лорие.


[Закрыть], – закончили мы хором.

Я слегка улыбнулась.

Мать с трудом поднялась с дивана. Ей было всего сорок три, но выглядела она на добрый десяток лет старше. Сигареты, конечно, делали свое дело, но возраста ей прибавляли не только тусклая кожа, пожелтевшие зубы и многочисленные морщины. Она давно махнула на себя рукой, и больше всего на свете я боялась последовать ее примеру.

Я была выше нее, но ненамного. Мы стояли посреди гостиной и смотрели друг на друга, а потом она вдруг обняла меня. Я на несколько секунд замерла. Потом осторожно погладила ее по спине – она казалась очень хрупкой.

– Мне надо идти, – сказала я. – Еще куча дел.

Мать отступила и скрестила на груди руки.

– Тогда проваливай. – Спустя секунду она уже снова пялилась в экран.

Я закрыла за собой дверь гостиной. Не успела дойти до выхода, как услышала ее смех.

* * *

– Я тебе весь вечер звоню, где ты была?

Фиона икнула:

– В пабе с мамой.

– Ты же никогда не ходишь с ней в паб.

Я повернулась на бок и натянула одеяло до подбородка, глядя на голые стены. Я не нашла в себе сил что-нибудь на них повесить.

– Ну а сегодня пошла. Все лучше, чем сидеть дома одной и смотреть дурацкий телик.

– А Лукас? Ты говорила, что встречаешься с ним вечером.

– Ему пришлось тащиться на работу. Опять.

Лукас работал на мясокомбинате в ночную смену. Оставаться на хорошем счету у мамы ему удавалось благодаря стейкам, которые, по его словам, он получал бесплатно, но я в этом сильно сомневалась.

– Могла бы прийти ко мне.

– Хм. В другой раз. У тебя даже телевизора еще нет.

Одеяло все еще хранило запахи нашей спальни: духов, ароматических палочек и табачного дыма. Я глубоко вдохнула.

Дыхание Фионы стало тише. Я прислушалась к другим звукам, доносящимся из трубки, услышала, как закрылась дверь, потекла вода.

– Ты что, принимаешь ванну?

Она засмеялась:

– Я делаю кофе.

– Господи, Фи. Зачем пить кофе в такое время? Ты же всю ночь спать не будешь.

– Ой, да плевать. Поболтаешь со мной?

Я пошевелила пальцами ног. Они были еще холодными, но слабенький электронагреватель и одеяло понемногу делали свое дело.

– Где мама?

– Еще в пабе.

Засвистел чайник, я снова услышала звук льющейся воды и стук металла о керамическую поверхность. Я закрыла глаза и представила себе сестру на кухне: она сидит на кухонном столе, вытянув ноги и упираясь пятками в обеденный. В моем воображении она поднесла кружку ко рту, и в тот же миг из трубки раздалось шумное прихлебывание.

– Жаль, что я сейчас не с тобой, – прошептала я.

– Ой, ничего тебе не жаль. Ты уже устроилась в своей шикарной квартире.

– Фи, она ни капли не шикарная.

Помимо того что здесь не было центрального отопления, задвижка на входной двери шаталась, ковер вытерся, а холодильник был размером с обувную коробку. Оказавшись там впервые, я не обратила на это внимания. Я видела только свободу.

Она снова отхлебнула кофе: