Текст книги "Личный мотив"

– Это насчет дела ночных клубов? – Она быстро пробежала глазами самый верхний листок. – Джейкоб Джордан? Это мальчик, который погиб в автокатастрофе в прошлом году?

– Тот самый.

Мэгс выглядела озадаченной.

– Я думала, что расследование давно закрыто.

– Так и есть.

Мэгс присела на подлокотник большого кресла, которое они поставили в кабинет, потому что оно не гармонировало по цвету с ковром в гостиной. На самом деле оно не подходило и к кабинету Рея, однако это было самое удобное кресло, в котором ему когда-либо приходилось сидеть, так что он отказался расставаться с ним.

– Тогда почему ОКР продолжает работать над этим делом?

Рей тягостно вздохнул.

– Отдел и не продолжает, – сказал он. – Дело закрыто, но документы в архив я не сдал. Мы просто просматриваем их еще раз, парой свежих глаз, чтобы убедиться, что ничего там не упустили.

– Мы?

Рей выдержал паузу.

– Наша команда.

Он не мог понять, почему не назвал имя Кейт, но было бы странно заострять на этом внимание сейчас. Лучше держать ее от всего этого подальше – на случай, если начальница все-таки что-то пронюхает. Нечего портить ей послужной список в самом начале карьеры.

– Ох, Рей, – мягко сказала Мэгс, – тебе что, не хватает текущих дел, что ты занимаешься пересмотром закрытого?

– Это дело еще теплое, – возразил Рей. – И я не могу отделаться от ощущения, что мы отложили его слишком поспешно. Если бы мы взялись за него еще раз, то могли бы что-то найти.

Мэгс отозвалась не сразу.

– Знаешь, тогда, с Аннабель, был совсем другой случай.

Рей напряженно сжал кружку с чаем.

– Конечно.

– Нельзя так мучить себя по поводу каждого дела, которое не удалось раскрыть. – Мэгс наклонилась вперед и сжала его колено. – Так можно совсем голову потерять.

Рей отхлебнул чая. Дело Аннабель Сноуден было первым, которое он расследовал в должности детектива-инспектора. Она пропала после школы, и ее родители сходили с ума от горя. По крайней мере, казалось, что они сходят с ума. Через две недели Рей обвинил отца Аннабель в убийстве дочери, после того как тело девочки было найдено в отделении для постельного белья под кроватью в его квартире – она больше недели находилась там еще живой.

– Я знал, что с Терри Сноуденом что-то не так, – наконец ответил он, взглянув на Мэгс. – Мне нужно было тверже настаивать на его аресте сразу после исчезновения Аннабель.

– Не было никаких улик, – возразила Мэгс. – Инстинкт копа – это, конечно, очень хорошо, но нельзя строить расследование на подсказках интуиции. – Она осторожно закрыла папку с делом Джейкоба. – Это совсем другое дело, – сказал она. – Другие люди.

– Он же ребенок, – сказал Рей.

Мэгс взяла его за обе руки.

– Но ведь он уже умер, Рей. Ты можешь тратить на это все свое время, только все равно ничего не изменишь. Отпусти это.

Рей не ответил. Он вернулся к столу и снова открыл папку; Мэгс бесшумно вышла из комнаты и отправилась спать. Снова зайдя в почтовый ящик электронной почты, он обнаружил там новое сообщение от Кейт, отосланное несколько минут назад.

Не спишь еще?

Ответ пришел через несколько секунд.

Смотрю, есть ли мать Джейкоба в Фейсбуке. Просматриваю предложения на аукционе иБэй. А вы?

Смотрю полицейские рапорты о сгоревших машинах в соседних районах. Посижу еще немного.

Классно, вы не даете мне уснуть!

Рей представил себе Кейт, сидящую с ногами на диване: ноутбук с одной стороны, пачка какой-нибудь еды – с другой.

«Бен и Джерри»? [4]4
  Торговая марка американского мороженого.


[Закрыть]

Откуда вы знаете?

Рей ухмыльнулся. Он перетащил окошко почты в угол экрана, чтобы можно было одним глазом следить за ее новыми сообщениями, и начал читать присланные по факсу рапорты из больниц.

Разве вы не обещали Мэгс выходные без работы?

Я и не работаю на уик-энд! Просто выполняю кусочек работы сейчас, когда дети уже спят. Кто-то же должен составить тебе компанию…

Я польщена. Как еще можно лучше провести ночь с субботы на воскресенье?

Рей рассмеялся.

Есть что-нибудь веселенькое в Фейсбуке?

Есть пара возможных вариантов, но в профайлах нет фотографий. Погодите немного, мне звонят. Вернусь через минуту.

Он неохотно закрыл электронную почту и вновь переключил внимание на кипу докладов из больниц. Прошло много месяцев со смерти Джейкоба, и назойливый голос в голове Рея занудливо твердил, что эта дополнительная работа – бесполезное занятие. Обломок корпуса противотуманной фары, как оказалось, принадлежал машине домохозяйки, которая во время гололедицы въехала в одно из деревьев, высаженных по бокам улицы. Многие часы напряженной работы были потрачены напрасно, и все же они продолжали двигаться дальше. Рей играл с огнем, идя против желания начальства, не говоря уже о том, что позволил это делать и Кейт. Но теперь он уже слишком глубоко погрузился во все это и просто не мог остановиться, даже если бы захотел.

12

Позже днем будет теплее, но сейчас воздух все еще прохладный, и я зябко сжимаюсь, поднимая плечи куда-то к ушам.

– Сегодня холодно, – вслух заявляю я.

Я начала разговаривать сама с собой, как старушка, которую встречала в Бристоле на Клифтонском подвесном мосту, нагруженную двумя сумками, набитыми газетами. Интересно, где она сейчас, по-прежнему ли переходит по мосту каждое утро в одну сторону и каждый вечер возвращается по нему обратно? Когда уезжаешь откуда-то, легко может показаться, что жизнь там продолжает течь, как и раньше, хотя на самом деле ничего долго не остается неизменным. Моя жизнь в Бристоле могла бы принадлежать и кому-то другому.

Встрепенувшись и отбросив мысли в сторону, я натягиваю ботинки и повязываю на шею шарф. Затем происходит моя ежедневная битва с замком, который закусывает ключ и не желает его отдавать. В конце концов мне удается запереть дверь, и я с облегчением бросаю ключ в карман. Боу[5]5
  Боу (Beau) – кавалер, бойфренд (англ.).


[Закрыть] семенит за мной по пятам. Он следует позади как тень, ни на секунду не выпуская меня из виду. Когда он впервые попал сюда, то всю ночь проскулил, просясь ко мне в постель. Ненавидя себя за это, я прятала голову под подушку и игнорировала его вопли, зная, что если я позволю себе привязаться к нему, то пожалею об этом. Скулить он перестал только через несколько дней, но и теперь он, когда спит по ночам внизу лестницы, мгновенно просыпается, едва услышав, как скрипнули половицы в моей спальне.

Я пробегаю по списку дел на сегодня – я помню их все, но мне просто нельзя с этим ошибиться. Бетан продолжает рекламировать мои открытки отдыхающим, и я все время занята, хотя и не могу в это поверить. Занятость эта не та, что раньше, – не всякие там выставки и комиссионные, – но тем не менее я занята по-настоящему. Я уже дважды обновляла запас своих открыток в магазине парка трейлеров, а еще тоненький ручеек заказов течет через мой самодельный веб-сайт. Он очень далек от того навороченного сайта, который был у меня раньше, но каждый раз, когда я смотрю на него, меня охватывает чувство гордости за то, что я сделала его своими руками, без чьей-либо помощи. Это не бог весть какое свершение, но постепенно я начинаю думать, что не такая уж я безнадежная, как считала раньше.

На веб-сайте не указано мое имя, там просто галерея фотографий, довольно убогая и примитивная система для получения заказов и название моего нового бизнеса – «Написано на песке». Сочинить это название мне помогла Бетан однажды вечером за бутылочкой вина, когда мы разговаривали о моем новом деле с таким энтузиазмом, что я уже не могла удержаться, чтобы серьезно не заняться этим. «Как ты думаешь?» – постоянно спрашивала она у меня. Моим мнением до этого никто не интересовался уже очень и очень давно.

Август – напряженный месяц в парке трейлеров, и хотя я вижусь с Бетан минимум раз в неделю, я все же скучаю по спокойствию зимы, когда мы с ней могли болтать час или даже больше, прижавшись ногами к масляному обогревателю, стоящему в углу ее магазина. Все пляжи тоже заняты людьми, и, чтобы застать чистую полоску песка, мне приходится вставать на восходе солнца.

На нас кричит чайка, и Боу мечется по песку, лая на птицу, насмехающуюся над ним с безопасного расстояния, паря в небе. Я на ходу пинаю выброшенный морем мусор и подбираю длинную палку. Продолжается отлив, но песок теплый и уже начинает подсыхать. Сегодня буду писать свои послания вплотную к воде. Я вытаскиваю из кармана листок с записями и напоминаю себе первый заказ.

– Джулия… – говорю я. – Ну, это совсем просто.

Боу вопросительно смотрит на меня. Он думает, что я разговариваю с ним. Возможно, так оно и есть, хотя я не должна позволять себе полагаться на него. Я отношусь к нему так, как, по-моему, Йестин относится к своим пастушьим собакам: они – инструмент его ремесла и находятся здесь, чтобы выполнять свои функции. Боу – мой сторожевой пес. Защита мне не нужна, но в принципе может понадобиться.

Наклонившись, я рисую большую букву «Д», а потом отхожу назад, чтобы оценить правильность выбранного размера, прежде чем писать остальную часть имени. Удовлетворившись результатом, я откладываю палку и берусь за свою камеру. Солнце сейчас на нужной высоте, и его низкие лучи оставляют розовый отсвет на песке. Припадая к земле, чтобы смотреть через видоискатель, я делаю с дюжину снимков, пока моя надпись не покрывается белой морской пеной, словно инеем.

Я ищу чистую полоску песка для следующего заказа. Я работаю быстро и из того, что выброшено морем, собираю целую горсть палочек. Когда последний кусочек дерева помещен на свое место, я критическим взором оцениваю свое творение. Пряди все еще блестящих от воды водорослей цепляются за края палочек и камешков, которые я использовала для создания рамки своего послания. Выложенное из них сердце имеет в поперечнике шесть футов: достаточно пространства, чтобы вместить витиевато сделанную надпись «Прости меня, Элис». Я наклоняюсь, чтобы убрать кусочек древесины, когда из моря, возбужденно лая, вылетает Боу.

– Осторожно! – кричу я и выставляю руку, чтобы защитить прижатую к телу камеру, на случай, если он вдруг прыгнет на меня.

Но пес не обращает на меня внимания и, разбрасывая брызги мокрого песка, несется на другой конец пляжа, где принимается скакать вокруг идущего по берегу мужчины. Сначала я думаю, что это человек с собакой, который как-то заговорил со мной здесь, но потом он сует руки в карманы ветровки – и у меня перехватывает дыхание, потому что это движение мне знакомо. Как такое может быть? Я никого здесь не знаю, кроме Бетан и Йестина, и тем не менее этот человек, который сейчас находится в сотне шагов от меня, явно и целенаправленно идет в мою сторону. Я уже вижу его лицо. Я знаю его и в то же время не знаю, и эта неопределенность делает меня уязвимой. Я чувствую, как к горлу подкатывает волна паники, и зову Боу.

– Вы ведь Дженна, верно?

Мне хочется убежать, но ноги словно вросли в землю. Я мысленно лихорадочно перебираю всех, кого знаю в Бристоле, понимая, что уже видела его раньше.

– Простите, я не хотел вас напугать, – говорит мужчина, и тут я соображаю, что дрожу.

Он выглядит искренне раскаивающимся и широко улыбается мне, словно в качестве компенсации.

– Я Патрик Мэтьюз, ветеринар из Порт-Эллиса, – добавляет он.

И я тут же вспоминаю и его самого, и как он засовывает руки в карманы своего голубого халата.

– Извините, пожалуйста, – говорю я, наконец совладав со своим голосом, который звучит тихо и неуверенно. – Я не узнала вас.

Я бросаю взгляд на пустую тропинку вдоль берега. Скоро сюда начнут сходиться отдыхающие, защищенные от любых превратностей погоды щитами от ветра, экранами от солнца и зонтиками. Впервые я радуюсь, что сейчас разгар сезона и в Пенфаче полно людей: этот Патрик сердечно улыбается, но я уже однажды купилась на теплую мужскую улыбку.

Он наклоняется, чтобы почесать Боу за ухом.

– Похоже, вы сделали доброе дело с этим парнем. Как вы его назвали?

– Его зовут Боу.

Я не могу совладать с собой. Но я делаю два едва заметных шажка назад и мгновенно чувствую, как комок в горле размягчается. Я заставляю руки опуститься, но ловлю себя на том, что они сами подтягиваются куда-то на уровень талии.

Патрик приседает и дразнит Боу, который в восторге от столь непривычного для него внимания и сразу ложится на спину, чтобы ему почесали живот.

– Он, похоже, уже совсем не нервничает.

Такая расслабленная манера поведения Боу успокаивает меня.

– Да, с ним вроде все в порядке, – говорю я.

– Так оно и есть.

Патрик встает и отряхивает песок с колен, а я продолжаю стоять на месте.

– Насколько я понимаю, никаких проблем с Йестином не было? – улыбается он.

– Вообще никаких, – киваю я. – Он, похоже, думает, что собака является неотъемлемой частью любого дома.

– Я склонен с ним согласиться. Я бы и сам завел пса, но столько времени провожу на работе, что это было бы несправедливо по отношению к нему. С другой стороны, мне каждый день приходится сталкиваться с достаточным количеством животных, так что грех жаловаться.

Здесь, на берегу моря, он выглядит очень органично, как у себя дома: на сапогах морской песок, а в складках одежды видна выступившая соль. Он кивает в сторону сердца, выложенного на песке.

– Кто такая эта Элис и почему вы хотите, чтобы она вас простила?

– Ох, это не мое. – Он, должно быть, считает меня экстравагантной, если я рисую на песке. – По крайней мере, это не мои сантименты. Я просто делаю снимок для другого человека.

Патрик выглядит смущенным.

– Этим я, собственно, и занимаюсь, – говорю я. – Я фотограф. – Я приподнимаю камеру и показываю ему, как будто иначе он мне просто не поверит. – Люди присылают мне послания, которые они хотели бы написать на песке, а я прихожу сюда, пишу все это и потом высылаю им фотографию.

Я останавливаю себя, но ему, кажется, действительно интересно.

– А что это за послания?

– В основном любовные письма или предложения руки и сердца, но я получаю самые разные. Вот это, понятное дело, с извинениями, а иногда люди просят меня написать известную цитату или выдержку из любимой песни. Каждый раз что-то новое.

Я снова останавливаюсь и густо краснею.

– И этим вы зарабатываете себе на жизнь? Потрясающая работа!

Я вслушиваюсь в его голос в поисках ноток сарказма, но, не обнаружив таковых, позволяю себе немного возгордиться. Это действительно потрясающая работа, и я придумала ее из ничего.

– Я продаю и другие свои фотографии, – говорю я, – в основном этого залива. Он такой красивый, что многие хотят иметь у себя его снимок.

– Правда? Мне здесь тоже очень нравится.

Несколько секунд мы стоим молча, глядя, как волны сначала нарастают, а потом расплываются, набегая на песок. Меня вдруг одолевает беспокойство, и я начинаю придумывать, что бы еще такого сказать.

– А что вас привело на берег? – спрашиваю я. – Очень немногие решаются показаться здесь в это время суток, если, конечно, не прогуливают своих собак.

– Мне нужно было выпустить одну птицу, – объясняет Патрик. – Какая-то женщина принесла мне олушу со сломанным крылом, и до полного выздоровления та находилась в клинике. Она прожила у нас несколько недель, а сегодня утром я принес ее на вершину обрыва, чтобы выпустить на волю. В таких случаях мы стараемся выпускать животных там, где их подобрали, чтобы у них было больше шансов выжить. Когда я сверху увидел ваше послание, то не удержался и спустился: хотелось выяснить, кто это пишет. И только когда оказался на берегу, я вдруг понял, что мы с вами уже встречались.

– А ваша олуша улетела благополучно?

Патрик кивнул.

– С ней все будет нормально. Такое случается довольно часто. Вы ведь не местная, верно? Помню, когда вы принесли ко мне Боу, то говорили, что недавно приехали в Пенфач. А где вы жили до этого?

Прежде чем я успеваю подумать, что ответить, у него звонит телефон – его тоненький сигнал кажется совершенно неуместным здесь, на берегу. Я облегченно вздыхаю, хотя в запасе у меня уже есть хорошо отработанная история, специально подготовленная для Бетан и Йестина, а также случайного прохожего, которому просто захотелось поговорить. Согласно ей, я по профессии художница, но травмировала руку в катастрофе и не могу работать, так что занялась фотографией. В конечном итоге, это не так уж далеко от правды. О детях у меня не спрашивают, и я задумываюсь над тем, неужели ответ на этот вопрос так очевидно написан у меня на лице.

– Простите, – говорит Патрик. Он роется по карманам и достает маленький пейджер вкупе с орешками для пони и соломой, которые падают на песок. – Я должен ставить его на максимальную громкость, иначе не слышу. – Он смотрит на экран. – Боюсь, мне пора бежать. Я еще добровольно работаю спасателем на лодочной станции в Порт-Эллисе. Пару раз в месяц меня вызывают туда, и похоже, что я как раз им понадобился. – Он прячет телефон в карман. – Было очень приятно встретиться с вами опять, Дженна. Правда очень приятно.

Махнув рукой на прощание, он бежит через пляж, потом вверх по песчаной тропе и исчезает из виду, а я так и не успеваю сказать ему, что это взаимно.

Когда мы возвращаемся в коттедж, Боу обессилено бухается в свою корзинку, а я, ожидая, пока закипит чайник, перегружаю сделанные снимки в ноутбук. Они оказываются лучше, чем я предполагала, учитывая, что меня отвлекали: буквы четко выделяются на фоне песка, а сердце, выложенное из топляка, образует очаровательное обрамление. Лучший снимок я оставляю на экране, чтобы потом взглянуть на него еще раз, и забираю свой кофе наверх. Я знаю, что пожалею о том, что собираюсь сделать, но совладать с собой не могу.

Усевшись на пол, я извлекаю шкатулку, к которой не прикасалась с момента приезда в Пенфач. Я сажусь по-турецки, придвигаю шкатулку к себе и поднимаю крышку, вместе с пылью вдыхая запах воспоминаний. Почти сразу же мне становится больно, и умом я понимаю, что нужно закрыть шкатулку и не рыться в ней дальше. Но я уже одержима, как наркоман в поисках дозы.

Я беру маленький альбом для фотографий, который лежит поверх стопки всяких документов. Листая страницы одну за другой, я глажу пальцами снимки из таких далеких времен, что они даже кажутся мне чужими фотографиями. Вот я стою в саду, а здесь опять в кухне, что-то готовлю. Тут я беременна, гордо выставляю вперед свой живот и улыбаюсь в камеру. Комок в горле становится плотнее, и я уже чувствую знакомое покалывание где-то позади глаз. Я часто моргаю и прогоняю это ощущение. Я была так счастлива в то лето, была уверена, что в новой жизни у меня все переменится к лучшему и мы сможем все начать сначала. Я думала, что для нас это будет стартом чего-то совсем нового. Я поглаживаю фотографию, обвожу пальцем очертание своего живота, прикидываю, где у него голова, где скрюченные ручки и ножки с едва сформировавшимися пальчиками.

Осторожно, словно стараясь не потревожить своего неродившегося ребенка, я закрываю альбом и укладываю его обратно в шкатулку. Теперь я должна идти вниз, пока еще не потеряла контроль над собой. Но это все равно что трогать разболевшийся зуб или сдирать корку с только-только зажившей раны. Мои руки продолжают рыться в шкатулке, пока не натыкаются на мягкую ткань игрушечного кролика, с которым я спала каждую ночь, пока была беременна, чтобы у него был мой запах и потом можно было отдать его сыну. Я прижимаю его к лицу и вдыхаю, отчаянно пытаясь уловить следы этого запаха. Я издаю приглушенный вопль и слышу мягкие шаги Боу, который поднимается в мою спальню.

– Иди вниз, – говорю я ему.

Собака игнорирует меня.

– Убирайся отсюда! – пронзительно кричу я – обезумившая женщина, вцепившаяся в детскую игрушку.

Я кричу и не могу остановиться, но вижу теперь уже не Боу, а человека, который забрал у меня моего ребенка; человека, остановившего мою жизнь в тот момент, когда отнял жизнь моего сына.

– Убирайся! Убирайся! Убирайся!

Боу припадает к полу, тельце его напряжено, уши прижаты к голове. Но он не сдается. Медленно, дюйм за дюймом, он приближается, не сводя с меня глаз.

Приступ ярости покидает меня так же быстро, как накатил.

Боу останавливается рядом со мной, все так же припадая к полу, и кладет голову мне на колени. Он закрывает глаза, и я через джинсы чувствую его теплую тяжесть. Моя рука помимо воли тянется погладить его, а из глаз начинают катиться слезы.

13

Рей собрал свою команду на совещание по операции «Брейк». Роль представляющего офицера он поручил Кейт – для человека, пришедшего в команду всего восемнадцать месяцев назад, это было ответственным заданием, но он был уверен, что она справится.

– Конечно, я смогу! – воскликнула она, когда он впервые заговорил об этом. – К тому же я ведь всегда могу обратиться к вам, если у меня появятся какие-то вопросы, верно?

– В любое время, – сказал Рей. – Зайдем выпить после работы?

– Только попробуйте меня отговорить.

Они взяли за правило два-три раза в неделю встречаться после работы по поводу расследования ДТП с наездом на ребенка. Когда свежая информация иссякала, они уже больше говорили не о расследуемом деле, а о своей жизни, не связанной с работой. Рей с удивлением выяснил, что Кейт была таким же страстным болельщиком футбольного клуба «Бристоль Сити», и они провели приятный вечер, дружно скорбя по поводу вылета команды в низшую лигу. Впервые за много лет он чувствовал себя не мужем, не отцом и даже не офицером полиции. Он был просто Реем.

Рей внимательно следил за тем, чтобы не работать над расследованием наезда на Джейкоба в рабочее время. Он непосредственно нарушал прямой приказ начальницы, но, поскольку делалось это во внеурочное время, резонно считал, что у нее не может быть к нему никаких претензий. А если ему все же удастся ухватиться за ниточку, которая приведет к аресту подозреваемого, – что ж, тогда она запоет уже совсем по-другому.

Необходимость скрывать свою работу от остальной части команды ОКР означала, что Рею приходилось встречаться с Кейт в пабе подальше от мест, куда ходят их коллеги. «Лошадь и жокей» было тихим заведением, с кабинками за высокими перегородками, где они могли разбирать документы, не боясь, что их увидят, а хозяин, казалось, никогда не отрывал глаз от своего кроссворда. Это был приятный способ закончить трудовой день и снять стресс перед возвращением домой, и Рей ловил себя на том, что нетерпеливо поглядывает на часы в ожидании момента, когда можно будет покинуть кабинет.

Как нарочно, в пять ему позвонили, и этот звонок задержал его, так что, когда он появился в пабе, Кейт допивала свой первый напиток. По негласному соглашению тот, кто приходил первым, заказывал выпивку на двоих, и на столе его уже ждала пинта «Прайда».

– Все нормально, – сказала Кейт, пододвигая ему кружку. – Есть что-то интересное?

Рей сделал большой глоток пива.

– Имеется кое-какая информация, которая в конечном счете может касаться нас, – сказал он. – В районе Крестон-эстейт есть наркодилер, который использует для своих грязных делишек шестерых или семерых мелких толкачей – такой себе славный небольшой бизнес.

Один особенно крикливый член парламента от лейбористов взял за правило использовать городские проблемы для того, чтобы как можно более публично, напыщенно высказываться об угрозе, которую несут обществу «районы, где царит беззаконие», и Рей знал, что начальница очень хотела бы, чтобы общественность видела: полиция занимает в этом вопросе проактивную позицию. Рей надеялся, что если операция «Брейк» пройдет хорошо, то он окажется на достаточно хорошем счету, чтобы возглавить и это направление тоже.

– Команда, занимающаяся бытовым насилием в семье, – сказал он, – связалась с Доминикой Леттс, подружкой одного из этих дилеров помельче, и сейчас они пытаются убедить ее дать против него показания. Понятно, что мы не хотим спугнуть его, поскольку стараемся накрыть его бизнес, но в то же время обязаны позаботиться о его подружке.

– Так она в опасности?

Рей выдержал паузу, прежде чем ответить.

– Я не знаю. Ребята из команды по домашнему насилию относят ее к высокой группе риска, но она решительно не желает давать против него показания и на данный момент вообще отказывается сотрудничать с полицией.

– Сколько еще времени должно пройти, прежде чем мы сможем что-то предпринять?

– Это могут быть недели, – сказал Рей. – Слишком долго. Нам нужно спрятать ее в каком-то убежище – при условии, что она согласится на это, – а потом сдерживать атаку своих коллег, пока не возьмем его на торговле наркотиками.

– По сути, выбор без выбора, – задумчиво сказала Кейт. – Что важнее: распространение наркотиков или домашнее насилие?

– Тут, однако, не все так просто. А что насчет насилия, обусловленного употреблением наркотиков? Или ограблений, совершенных наркоманами в поисках следующей дозы? Результаты продажи кому-то наркотиков могут быть не такими мгновенными, как результат удара кулаком в лицо, но они бывают не менее болезненными и могут повлечь за собой гораздо более серьезные последствия.

Рей вдруг понял, что говорит громче обычного, и резко умолк.

Кейт успокаивающе накрыла его руку ладонью.

– Эй, я сейчас играю роль адвоката дьявола. Это непростое решение.

Рей смущенно улыбнулся.

– Прости, я забыл, как меня могут заводить подобные вещи.

На самом деле он уже некоторое время об этом вообще не думал. Рей занимался своей работой много лет, и причины, по которым он делал это, давно потонули в ворохе бумаг и личных проблемах. И было приятно вспомнить о том, что является важным в действительности.

На миг их взгляды встретились, и Рей вдруг ощутил тепло ее кожи. Через мгновение она убрала руку и неловко усмехнулась.

– Еще по одной, на посошок? – спросил Рей.

Ко времени, когда он вернулся от стойки к столику, момент был упущен, и теперь он уже сомневался, не почудилось ли ему все это. Он поставил пиво и, открыв пакет чипсов, положил его между ними.

– По делу Джейкоба у меня ничего нового нет.

– У меня тоже, – вздохнула Кейт. – Выходит, нам нужно все-таки сдаться, так?

Он кивнул.

– Похоже на то. Мне очень жаль.

– Спасибо, что разрешили мне так долго заниматься этим делом.

– Ты была права, когда не хотела отступать, – сказал Рей, – и я рад, что мы продолжали работать над ним.

– Даже несмотря на то, что мы так и не продвинулись вперед?

– Да. По крайней мере, теперь появилось ощущение, что остановиться будет уже правильно, ведь так? Мы сделали все, что можно было сделать в данной ситуации.

Кейт медленно кивнула.

– Сейчас и вправду это чувствуется по-другому.

Она оценивающе взглянула на Рея.

– Что?

– Теперь я думаю, что вы все-таки не подпевала у нашей начальницы.

Она усмехнулась, а Рей расхохотался. Он был рад, что его рейтинг в ее глазах повысился.

Они в единодушном молчании доели чипсы, и Рей взглянул на экран телефона, проверяя, не прислала ли Мэгс сообщение.

– Как дела дома?

– Да по-старому, – сказал Рей, засовывая телефон снова в карман. – Том по-прежнему ворчит за столом, а мы с Мэгс по-прежнему спорим, что мы будем со всем этим делать.

Он коротко хохотнул, но Кейт не поддержала его веселье.

– Когда вы в следующий раз встречаетесь с его учительницей?

– Мы еще раз были в школе вчера, – угрюмо сказал Рей. – Прошло меньше шести недель с начала нового учебного года, а Том, похоже, прогуливает уроки. – Он нервно забарабанил пальцами по столу. – Не понимаю этого парня. Летом с ним все было хорошо, но как только мы вернулись, перед нами снова прежний Том: необщительный, надутый, не идущий на контакт…

– Вы по-прежнему считаете, что его там прессуют?

– В школе говорят, что нет, но что они еще могут нам сказать?

Он был не самого высокого мнения о классной руководительнице Тома, которая обвинила Мэгс и Рея в том, что они не выступают «единым фронтом» на школьных собраниях. Мэгс грозила лично прийти в кабинет Рея, чтобы насильно притащить его на это мероприятие. И Рей так боялся забыть об этом, что весь день работал на дому, чтобы можно было поехать на встречу вместе с Мэгс. Хотя разницы в принципе никакой.

– Учительница Тома говорит, что он оказывает плохое влияние на остальной класс, – сказал Рей. – Очевидно, он провокатор. – Он саркастически фыркнул. – Это в его-то возрасте! Это просто смешно. Если они не могут сладить с некоммуникабельными детьми, им не нужно было идти в учителя. Никакой Том не провокатор, он просто вредный и несговорчивый.

– Интересно, в кого это он такой удался? – протянула Кейт, сдерживая улыбку.

– Следите за своим языком, констебль Эванс! Или хотите снова надеть форму и отправиться патрулировать улицы? – ухмыльнулся он.

Кейт засмеялась, но тут же не выдержала и зевнула.

– Простите, я совсем выбилась из сил. Да и поздно уже, совсем ночь. Машина моя в ремонте, так что мне нужно еще свериться, когда там ходят автобусы.

– Я подвезу тебя.

– Вы уверены? Вам не совсем по пути.

– Нет проблем. Пойдем, а заодно покажешь мне, как выглядит фешенебельный район города, в котором ты обитаешь.

Кейт жила в опрятном многоквартирном доме в центре Клифтона, где цены на жилье, с точки зрения Рея, были сильно раздуты.

– С задатком мне помогли родители, – пояснила Кейт. – Иначе я никогда не позволила бы себе такую квартиру. Плюс она крошечная: номинально там две спальни, но это только в том случае, если вы не собираетесь ставить во вторую комнату кровать.

– В другом месте за эти деньги ты могла бы купить что-то более внушительное.

– Возможно, но зато в Клифтоне есть все! – Кейт сделала широкий жест рукой. – Я имею в виду, где еще вы можете поесть фалафель в три часа утра?

Особого преимущества в этом Рей не нашел, потому что единственное, чего лично ему порой хотелось в три утра, это в туалет.

Кейт отстегнула ремень безопасности, но, уже взявшись за ручку дверцы, остановилась.

– Не хотите подняться и посмотреть мою квартиру?

Сказано это было будничным тоном, но в воздухе вдруг повисло волнительное предчувствие, и в тот же миг Рей понял, что переступает черту, существование которой отказывался признавать несколько месяцев.

– С удовольствием, – тихо сказал он.

Квартира Кейт находилась на последнем этаже. Роскошный лифт приехал за ними за считаные секунды. Когда двери его раздвинулись, перед ними оказался вестибюль с ковровым покрытием на полу, а прямо напротив – ее дверь кремового цвета. Рей вслед за Кейт вышел из лифта, и они в молчании стояли друг напротив друга, пока за ними задвигались автоматические двери. Она смотрела ему прямо в глаза, подбородок ее был немного приподнят, а на лоб упала прядь волос. Рей внезапно почувствовал, что уже не торопится отсюда уходить.

– Так и живем, – сказала Кейт, не сводя с него глаз.

Он кивнул и поднял руку, чтобы заправить непокорную прядь ей за ухо. И прежде чем он успел задать себе вопрос, что это с ним происходит, он уже целовал ее.