Текст книги "Я тебя вижу"

Диктор «Скай Ньюс» Рэйчел Лавлок рассказывает об убийстве женщины из Масвелл Хилл. Наверное, Кэти могла бы стать ведущей. Внешность у нее определенно подходящая. Читать новости ей не захотелось бы, но вот, например, вести музыкальную программу или развлекательную передачу вроде «Вольных женщин» или «Шоу-Один» – это вполне для нее. Я снова наливаю воды в стакан и, облокотившись на стол, смотрю в экран телевизора.

Там уже не студия, а репортаж с места событий. Рэйчел Лавлок сменила репортерша в теплом пальто, которая с серьезным выражением лица рассказывает о происшествии. Пока она говорит, на экране появляется фотография жертвы. Ее звали Таня Бекетт, и она выглядела ненамного старше Кэти, хотя, по словам репортерши, убитой было двадцать пять. Она не вернулась с работы, и ее бойфренд поднял тревогу, а вчера ночью тело Тани Бекетт нашли в парке. В ста ярдах от собственного дома.

Возможно, дело в похмелье или в том, что я не до конца проснулась, но я целую минуту смотрю на фотографию на экране, прежде чем в голове что-то щелкает. Темные волосы, улыбчивое лицо, пышная фигура. Цепочка с серебряным крестиком.

И тут до меня доходит.

Это она была во вчерашнем объявлении.

* * *

Как быстро ты бегаешь?

Когда это действительно нужно?

На каблуках, в узкой юбке, с сумкой, которая бьет тебя по бедру. Как быстро?

Когда нужно домой, а ты опаздываешь на поезд и мчишься по платформе, имея в запасе жалкие секунды. Как быстро ты будешь бежать?

И что, если ты бежишь не за поездом, а спасая свою жизнь?

Если ты поздно вышла с работы и вокруг никого? Если твой телефон разрядился и никто не знает, где ты? Если шаги за спиной все ближе и ты знаешь – поскольку проделываешь этот путь каждый день, – что сама по себе, что между платформой и выходом ни души?

Если чувствуешь на шее чужое дыхание, и паника нарастает, и темно, и холодно, и сыро?

Если вас тут лишь двое?

Только ты и тот, кто гонится за тобой. Кто бы за тобой ни гнался.

Как быстро ты тогда побежишь?

Это не важно.

Потому что всегда есть тот, кто бегает быстрее.

8

Келли зажали рот. Она чувствовала на лице чужую ладонь, ощущала вкус пота с пальцев, которые проскальзывали между ее губ. Кто-то тяжелый навалился сверху и коленом заставил раздвинуть ноги. Келли попыталась закричать, но звук застрял в горле, а сердце наполнилось паникой. Она старалась вспомнить полицейскую подготовку – приемы самообороны, которым их учили, – но в голове было пусто, а тело оцепенело.

Рука исчезла, но передышка была недолгой. Вместо ладони к ее губам прижался чей-то рот, чужой язык прорывался внутрь.

Она слышала дыхание – тяжелое, возбужденное – и ритмичный стук.

– Келли.

Стук усилился.

– Келли. Ты в порядке?

Дверь спальни распахнулась. Давление исчезло, и Келли наконец смогла глотнуть воздуха.

– У тебя опять кошмар.

Келли старалась отдышаться. В комнате было темно, и свет из коридора очерчивал силуэт в дверном проеме.

– Сколько времени?

– Половина третьего.

– Боже, прости меня. Я тебя разбудила?

– Нет, я только вернулась со смены. Ты в порядке?

– Да. Спасибо.

Дверь закрылась. Келли лежала в темноте, чувствуя, как по груди струится пот. Десять лет прошло с тех пор, как она сидела, держа Лекси за руку, слушала то, что сестра рассказывала полицейскому, а потом – позже – наблюдала на экране, как показания записывали на видео. Как плакала ее близняшка, описывая каждую мелочь, каждую унизительную и болезненную подробность.

– Я не хочу, чтобы мама с папой всё это услышали, – говорила тогда Лекси.

Однажды, много лет спустя, Келли спросила сестру, бывают ли у той кошмары. Спросила небрежно, словно это только что пришло ей в голову. Словно сама она не просыпалась от ощущения мужского тела, которое давит на грудь, и пальцев, пытающихся забраться ей в рот.

– Было разок, – ответила Лекси. – Через несколько дней после всего этого. Но больше никогда.

Подушка стала мокрой от пота. Келли спихнула ее на пол и положила голову на простыню. Сегодня выходной. Она пойдет к Лекси и, может быть, поужинает с мальчиками. Но сначала кое-что сделает.

Редакция «Лондон Газетт» вместе с еще несколькими располагалась в огромном и невзрачном здании в Шепердс-Буш. Келли показала секретарше удостоверение и села в кресло с прямой спинкой, которое было вовсе не таким удобным, каким казалось. Она старалась не обращать внимания на поселившуюся внутри тревогу: да, взялась за расследование, но ведь в свободное время, а работать сверхурочно – не преступление.

Даже в ее голове это звучало неубедительно. Делом Кейт Тэннинг Келли больше не занималась и, как только появились новые обстоятельства, должна была сообщить о них сержанту из отдела краж.

Именно так она и поступит. Когда выяснит что-нибудь конкретное. У отдела краж такая же нехватка людей, как и у любого другого подразделения. Без явных зацепок дело Кейт может пролежать мертвым грузом много дней. Кто-то же должен сделать его приоритетным.

За три месяца до нападения Лекси приходила в полицию за советом. Возле ее комнаты в общежитии появлялись цветы, а в ячейку для писем кто-то подкидывал записки, где упоминались наряды, в которых она была накануне.

– Похоже, у вас появился поклонник, – сказал дежурный.

Лекси ответила, что ей от этого неуютно. Она была так напугана, что даже шторы не открывала – боялась, что за ней подглядывают.

Полицейские объявились только после того, как из комнаты пропали вещи. Зафиксировали ограбление, начали расспросы. Она уверена, что запирала дверь? Ведь следов взлома нет. Почему она решила, что вором был тот же человек, который оставлял цветы и записки? Ведь никакой явной связи нет.

Неделю спустя Лекси возвращалась с поздней лекции и услышала за спиной шаги. Слишком осторожные. Слишком близкие. Они не могли принадлежать случайному прохожему. Но сообщать об этом она не стала. Какой смысл?

Через неделю все повторилось, и Лекси поняла, что обратиться в полицию все-таки придется. Когда волоски на ее руках встали дыбом, а дыхание перехватило от страха, она сообразила, что ей вовсе не кажется. Ее на самом деле преследуют.

Но было слишком поздно. Она не смогла убежать.

Келли размышляла обо всех инициативах по профилактике преступлений, которые видела за девять лет работы. Постеры, листовки, тревожные кнопки, образовательные программы… Но ведь всё куда проще – нужно лишь прислушиваться к жертвам. И верить им.

– Детектив-констебль Свифт?

Склонив голову набок, к ней приближалась какая-то женщина. Келли не стала ее поправлять. Полицейского в штатском вполне справедливо принять за детектива, а не за патрульного.

– Меня зовут Тамир Баррон, – продолжала женщина, – я возглавляю отдел рекламы. Не хотите ли подняться ко мне?

На стенах шестого этажа в толстых дубовых рамах висели рекламные постеры за последние сто лет. Пока Келли шла вслед за Тамир по устланному ковром коридору, она успела заметить плакат с мылом «Пирс», гелем для волос «Брилкрим», газировкой «Санни Делайт».

– Результаты запроса, который вы присылали, уже готовы, – произнесла Тамир, едва они вошли в кабинет и присели, – хотя я по-прежнему не вижу связи с… Что, говорите, вы расследуете? Ограбление?

Обошлось без насилия, а значит, кража ключей не была ограблением, но Келли решила замять этот факт на случай, если от тяжести преступления зависела степень готовности Тамир к сотрудничеству. Кроме того, если Кейт права и преступник проследил за ней до самого дома, а потом еще и внутрь проникал, то дело гораздо серьезнее. При мысли о человеке, который шнырял по дому Кейт, Келли бросило в дрожь. Что он там делал? Прикасался к косметике? Брал в руки нижнее белье? А что, если он приходил не единожды? Келли представила, как незваный гость глубокой ночью тихонько бродит по кухне Кейт, крадется наверх, стоит у кровати и наблюдает за спящей женщиной.

– В тот момент жертва ехала по Центральной линии, – сказала Келли. – Преступник скрылся с ключами и, мы полагаем, позже воспользовался ими для проникновения в дом. А за два дня до инцидента в рекламном разделе вашей газеты появилась фотография жертвы.

Она надеялась, что Кейт уже сменила замок на двери черного хода. Достаточно ли этого, чтобы почувствовать себя в безопасности? Очень сомнительно.

– Понимаю. Но тут есть небольшая проблема. – Тамир по-прежнему улыбалась, но отвела взгляд и слегка заерзала в кресле. – Существует определенный протокол, которому нужно следовать, принимая подобные объявления: компании обязаны иметь лицензию и предоставлять рекламодателю – в данном случае нам – ее номер. Откровенно говоря, мы не бегаем за подобными клиентами. Вы сами видели, раздел довольно маленький. Я назвала бы их необходимым злом.

– А почему необходимым? – спросила Келли.

Тамир посмотрела на нее так, словно ответ был очевиден.

– Ну, они же хорошо платят. Сейчас большинство услуг такого рода – секс по телефону, эскорт-услуги, агентства знакомств и так далее – рекламируют через интернет, однако у нашей печатной версии по-прежнему большая аудитория, а рекламой всё это оплачивается. Как вы понимается, секс-индустрия открыта для всякого рода злоупотреблений, а наши меры гарантируют, что любая подобная фирма должным образом сертифицирована, а следовательно, и контролируется.

Она снова уставилась на стол.

– Но в данном случае ваши протоколы не были соблюдены?

– Боюсь, что так. Клиент обратился к нам первый раз в конце сентября. Его объявления должны были появляться ежедневно весь октябрь. Незадолго до конца месяца мы получили от него вторую партию объявлений, и то же самое произошло в ноябре. С клиентом работал наш новый сотрудник, Бен Кларк, и он оформил заказ без номера лицензии.

– Это допустимо?

– Ни в коем случае!

– Могу я поговорить с Беном?

– Я узнаю его данные в отделе кадров. Бен пару недель назад уволился. Боюсь, у нас тут довольно высокая текучка.

– Как клиент платил? – спросила Келли.

Тамир сверилась с записями в блокноте.

– Кредитной картой. Мы можем предоставить вам эту информацию и, разумеется, адрес клиента, но с вашей стороны мне нужно разрешение на изъятие данных.

– Конечно.

Черт! Тамир Баррон так охотно согласилась на встречу, Келли даже надеялась, что ей просто отдадут папку. Разрешение на изъятие данных должен подписать инспектор, а тогда придется признаться, что в свободное время ведешь расследование.

– А пока, может быть, вы дадите мне копии объявлений – и тех, что уже напечатаны, и тех, что ждут своей очереди?

Она смотрела в глаза Тамир со всей уверенностью, на которую была способна.

– Разрешение на изъятие данных… – начала та.

– Оно необходимо для изъятия персональных данных – адресов или номеров кредитных карт. Это вполне понятно. Но ведь в самих объявлениях подобных сведений нет? А мы с вами говорим о вероятной серии преступлений.

Сердце Келли стучало так громко, что даже странно, как Тамир этого не услышала. Нужно ли разрешение и на изъятие рекламных объявлений? Келли не могла вспомнить и мысленно скрестила пальцы в надежде, что Тамир тоже не в курсе.

– Серия? Были и другие ограбления?

– Боюсь, большего я не могу вам сказать, – ответила Келли.

Ей хотелось добавить: «Это конфиденциальная информация».

Повисла пауза.

– Я сниму копии и пришлю их в приемную. Вы можете подождать там.

– Спасибо.

– И, разумеется, мы поговорим со всеми сотрудниками о том, что следует строго придерживаться регламента.

– Благодарю. Полагаю, вы отмените публикацию остальных объявлений?

– Отменим?

– Да, тех, что еще не вышли. Вы не можете их печатать. Они способны спровоцировать преступления против женщин.

– Я вам сочувствую, констебль Свифт, но, при всем уважении, защита общественности – это ваша работа, а моя – издание газеты.

– Но вы могли бы отложить публикацию на несколько дней? Не совсем отменить, а…

Келли замолчала, осознав, что ее слова звучат непрофессионально. Нужны были железные доказательства того, что между преступлениями и рекламой существует связь. Да, кража ключей у Кейт Тэннинг явно связана с объявлением в газете, но Зоуи Уокер не стала жертвой преступления. Одних предположений недостаточно.

– Боюсь, отложить нельзя. Клиент заплатил вперед, и, чтобы расторгнуть контракт, мне нужно будет получить разрешение моего начальства. Если, конечно, у вас нет судебного ордера.

Лицо Тамир оставалось спокойным, но во взгляде читалась твердость, и Келли решила не настаивать. С вежливой улыбкой она ответила:

– Судебного ордера у меня нет. Пока нет.

Едва Келли нажала на звонок, как за дверью раздались взволнованные крики племянников. Мальчишки со всех ног бежали встретить тетю. Пятилетний Альфи был в костюме Человека-паука и пластиковом шлеме викинга. На трехлетнем Фергюсе красовалась футболка с миньонами, которых малыш просто обожал.

– А это что такое? – Келли изобразила изумление, глядя на толстые ножки малыша. – Штанишки для больших мальчиков?

Фергюс с улыбкой задрал футболку, вместо памперса на нем были шорты.

– Пока рано говорить, – произнесла Лекси, появляясь следом за мальчиками. Она легко подхватила младшего сына и поцеловала Келли. – Так что смотри под ноги.

Семья Лекси жила в Сент-Олбансе, в районе, полном сексуальных мамочек с колясками. Получив диплом в Дареме, Лекси прошла двухгодичные курсы и нашла работу учительницы истории в местной средней школе. Там она и познакомилась со своим будущим мужем – Стюарт работал заместителем директора. С тех пор они были неразлучны.

– А где Стью?

– На родительском собрании. К счастью, свое я провела вчера. Ладно, вы двое, за пижамами. Вперед.

– Но мы хотим поиграть с тетей Келли! – застонал Альфи.

Келли опустилась на колени и обняла племянника.

– Вот что я скажу: вы идите, быстренько надевайте пижамы, чистите зубы, а потом у нас будет время на щекотку. Договорились?

– Договорились!

Мальчики побежали наверх, а Келли улыбнулась.

– И совсем несложно детей воспитывать.

– Будь ты здесь полчаса назад, так бы не говорила. Нервная система просто плавилась. А теперь мальчики уже поели, так что я подумала: мы их уложим, а когда уснут, сами поужинаем. Я приготовила грибное ризотто.

– Звучит замечательно.

У Келли запищал телефон, она взглянула на экран и нахмурилась.

– Что-то не так?

– Извини, это по работе. Мне нужно ответить.

Она набрала сообщение, затем подняла взгляд и заметила неодобрение на лице сестры.

– Ты привязана к этой штуке. В этом-то и проблема смартфонов: ты словно весь свой офис таскаешь в кармане.

Лекси отказывалась покупать айфон и без конца нахваливала свою «Нокию», которая была размером с кирпич, но заряд держала дня три.

– У меня ненормированный рабочий день. Не то что у тебя – в три заканчиваешь, все лето свободна.

Лекси на это не клюнула. Келли прочитала входящее сообщение и набрала еще один ответ. Она первая прибыла на место происшествия, когда в вестибюле «Ливерпуль-стрит» завязалась драка. И когда нарушители были пойманы, ей поручили собрать сведения о свидетелях. Среди тех, кого втянули в потасовку, была пожилая женина, и чуть позже Келли связалась с ее дочерью, которая хотела сообщить маме, как обстоят дела.

– На самом деле она хочет услышать, что их посадили, – объяснив Лекси ситуацию, добавила Келли. – Дочь говорит, что ее мать очень напугана. Боится, что выйдет на улицу и снова встретит этих парней.

– А их посадили?

Келли покачала головой.

– Это же обычные дети. Им в лучшем случае назначат общественные работы или вынесут предупреждение. Для этой женщины они опасности не представляют, но она этого не понимает.

– Но ведь давать советы ей и ее дочери – это не твоя работа? Для подобных случаев существуют специальные люди, которые и помогают жертвам.

Келли заставила себя сделать глубокий вдох.

– Я же не учу тебя выполнять твои обязанности, Лекс… – начала она, и та сразу подняла руки.

– Ладно, ладно. Не лезу. Но, пожалуйста, хоть раз в жизни выключи телефон и побудь моей сестрой, а не полицейской.

Она глядела с такой мольбой, что Келли почувствовала укол вины.

– Конечно.

Она уже собиралась убрать телефон, когда на экране вспыхнул номер Кейт Тэннинг. Келли посмотрела на Лекси.

– Извини, это…

– По работе. Я все понимаю.

«Ничего она не понимает, – подумала Келли и ушла в гостиную, чтобы ответить на звонок. – И никогда не понимала».

9

Полицейский участок на Кэннон-стрит расположен всего в нескольких шагах от моей работы. Я, наверное, тысячу раз проходила мимо и не замечала его. Не было необходимости.

Утром приняла таблетку, но головная боль не отпускает. Еще и конечности ломит, что не имеет ничего общего с похмельем. Я что-то подхватила и чувствую себя все хуже, как будто, признавшись в болезни, позволила вирусу во мне поселиться.

Ладони прилипают к дверной ручке, и меня накрывает та беспричинная тревога, которую испытывают все законопослушные люди, стоит мимо проехать полицейской машине. За все эти годы Джастин ни разу больше не оступился, но первый звонок из участка я помню с мучительной ясностью.

Не знаю, когда сын начал воровать, но тот случай был уже не первым – это совершенно ясно. Ведь в первый раз крадешь что-то маленькое, верно? Упаковку конфет или компакт-диск. Но не двадцать пять пачек бритвенных лезвий. Особенно если ты слишком молод, чтобы бриться. И не будешь носить куртку с аккуратно распоротой подкладкой, куда так удобно прятать контрабанду.

Об остальных кражах Джастин ни слова не сказал. Признался в этой, но не выдал ни для кого творил подобное, ни что сделал с бритвами. Он отделался предупреждением, от которого отмахнулся, как от нагоняя в школе.

Мэтт пришел в ярость:

– Это навсегда останется в твоем досье!

– На пять лет, – поправила я, пытаясь вспомнить, что мне говорили в органах опеки. – Затем запись исчезнет, и он должен будет о ней сообщать только по прямому требованию работодателя.

Мелисса, конечно же, знала о краже. И о драках, в которые Джастин ввязывался, и о найденном в его комнате пакетике с травкой, который меня очень встревожил. Помню, она налила мне бокал вина и сказала:

– Джастин еще ребенок. Он это перерастет.

Так и произошло. Или он просто научился не попадаться. В любом случае, с тех пор как Джастину исполнилось девятнадцать, полицейские в нашу дверь не стучались. Я представляю, как сын в одном из шикарных фартуков Мелиссы делает сандвичи, беседуя с клиентами, и невольно улыбаюсь.

Дежурный офицер сидит за стеклянной перегородкой вроде тех, которые можно увидеть на почте. Говорить с ним можно через щель, куда пролезут разве что документы или маленькие кусочки потерянного имущества.

– Могу я вам чем-нибудь помочь? – спрашивает полицейский таким тоном, словно помогать мне – последнее, чего ему хочется.

От боли в голове туман, и язык едва слушается.

– У меня есть информация об убийстве.

На лице дежурного офицера появляется легкий интерес.

– Продолжайте.

Я пропихиваю в щель вырезку из газеты. В углу между стойкой и стеной приклеен кусочек затвердевшей жевательной резинки. Кто-то раскрасил ее синей ручкой.

– Это сообщение из сегодняшней «Лондон Газетт» об убийстве в Масвелл-Хилл.

Офицер просматривает первый абзац, его губы слегка шевелятся. На столе рядом с ним потрескивает рация. Особенных подробностей в газете нет. Таня Бекетт работала помощницей учителя в начальной школе на Холлоуэй-роуд. Около пятнадцати тридцати она садилась на поезд Северной линии, ехала от Арчуэй до Хайгейт, затем пересаживалась на сорок третий автобус до Крэнли Гарденс. «Я собирался встретить ее у автобуса, – рассказал ее парень, – но шел дождь, и она сказала, чтобы я оставался дома. Все бы сделал, чтобы вернуть время назад». На фотографии он обнимает Таню, а я не могу избавиться от мысли, что, возможно, смотрю на убийцу. Ведь они все говорят что-то похожее, правда? И чаще всего жертва оказывается знакома с тем, кто на нее напал.

Я просовываю в щель вторую вырезку.

– А это объявление из вчерашней «Газетт».

Перед глазами начинают плясать белые пятна, я моргаю, чтобы избавиться от них. Затем прикладываю ко лбу пальцы, а когда отнимаю, они продолжают гореть от жара.

Дежурный переводит взгляд с одной вырезки на другую. У него бесстрастное лицо человека, который уже все в жизни видел. А вдруг сейчас скажет, что я просто вообразила себе сходство женщин на снимках и темноволосая девушка с распятием на шее вовсе не Таня Беккет?

Но полицейский ничего подобного не говорит. Он берет трубку, нажимает ноль и, не сводя с меня глаз, ждет ответа диспетчера. Затем, по-прежнему глядя на меня, произносит:

– Соедините меня с инспектором Рампелло, пожалуйста.

Пишу Грэхему, что кое-что случилось и на работу я не вернусь. Затем прислоняюсь головой к прохладной стене, пью теплую воду и жду, пока кто-нибудь придет и поговорит со мной.

– Простите, – извиняется дежурный через час. Он сказал, что его зовут Дерик, но называть его по имени – это слишком фамильярно. – Не знаю, что его задержало.

«Его» – это инспектора Ника Рампелло, который должен приехать на Кэннон-стрит из какого-то ОРУ. Дерек сначала назвал эти буквы, а потом извинился за профессиональный жаргон.

– Отдел по расследованию убийств. Подразделение, которому поручено расследовать смерть этой юной леди.

Я не могу справиться с дрожью и продолжаю смотреть на две фотографии Тани. Сначала ее снимок появился в «Газетт», а потом она оказалась задушенной в парке Масвелл-Хилл. Что же произошло между этими событиями?

А если теперь моя очередь?

В прошлую пятницу в «Газетт» была моя фотография. Я сразу это поняла и зря позволила себя разубедить. Если бы немедленно пошла в полицию, то, возможно, смогла бы что-то изменить.

Тут должна быть какая-то связь. Таню Бекетт убили через двадцать четыре часа после того, как было напечатано объявление. У Кейт Тэннинг через восемь часов после публикации ее фото украли ключи. Собственный снимок я увидела пять дней назад. Сколько времени пройдет, прежде чем со мной что-нибудь случится?

Входит мужчина, чтобы предъявить водительские права.

– До чего пустая трата времени, – громко рассуждает он, пока дежурный методично заполняет бланк. – Моего и вашего.

Он смотрит на меня, словно в надежде найти сочувствие, но я молчу. Дерек тоже ничего не говорит, лишь заглядывает в права и очень неторопливо переписывает данные. Подозреваю, что это он нарочно. Дерек мне определенно нравится.

Дело окончено, и мужчина убирает права в бумажник.

– Большое спасибо, – с сарказмом произносит он. – Именно так я и люблю проводить свой обеденный перерыв.

Его сменяет женщина с орущим младенцем, которая ищет дорогу, а затем пожилой мужчина, потерявший кошелек.

– В банке он был при мне. И когда вышел из метро, тоже. Но где-то между этим местом и рекой… – он оглядывается по сторонам, словно кошелек может внезапно появиться в полицейском участке, – пропал.

Я закрываю глаза и принимаюсь сожалеть, что не пришла сюда по такой же прозаичной причине, а значит, не смогу уйти, всего лишь слегка раздраженная.

Дерек записывает личные данные посетителя и описание его пропажи. Я заставляю себя глубоко дышать. Хорошо бы инспектору Рампелло поторопиться.

«Кошелек» уходит, и спустя час раздается наконец звонок телефона. Дерек берет трубку.

– Вы уже едете? Просто она ждет с самого обеда. – Он смотрит на меня с непроницаемым выражением лица. – Верно. Конечно. Я ей передам.

– Он не приедет, да? – Мне до того плохо, что даже нет сил рассердиться из-за напрасно потраченного времени. Ведь все равно делать было нечего.

– Похоже, у него какие-то неотложные дела. Как вы понимаете, отдел происшествий перегружен. Инспектор просил передать свои извинения и сказал, что будет на связи. Я дам ему ваш номер. – Дерек, прищурившись, смотрит на меня. – Вы неважно выглядите, милая.

– Со мной все в порядке, – отвечаю я, хотя это далеко не так.

Твержу себе, что это просто простуда, а никакой не страх, но, когда достаю телефон и начинаю листать список контактов, мои руки трясутся.

– Алло. Ты не рядом с Кэннон-стрит? Мне не очень хорошо. Думаю, как попасть домой.

– Оставайся на месте, Зо, – без колебаний отвечает Мэтт, – я приеду и заберу тебя.

Он говорит, что буквально за углом. Но проходит полчаса, а его все нет. Совершенно ясно, что Мэтт на другом конце города. Я виновато размышляю о том, сколько денег он потеряет, из сострадания рванув ко мне. Тут дверь в полицейский участок распахивается, я вижу знакомое лицо и со смущением понимаю, что по моим щекам текут слезы.

– Вы за своей миссис? – спрашивает Дерек. У меня нет сил поправить его, а Мэтт не утруждается себя подобными вещами. – Дайте ей двойную дозу «Лемсипа» и немного виски. Это все, что нужно. Надеюсь, милая, вам скоро станет лучше.

Мэтт усаживает меня в такси, будто я и в самом деле его клиентка, и включает отопление на полную мощность. Я сосредотачиваюсь на дыхании и пытаюсь унять озноб.

– Когда это у тебя началось?

– Сегодня утром. Сначала подумала, что похмелье. А это странно, ведь вчера я не так уж много выпила. Но потом головная боль стала сильнее, и все тело затрясло.

– Грипп, – без колебаний ставит диагноз Мэтт. Как и большинство таксистов, он – эксперт во всем. Его взгляд устремляется то на дорогу, то на мое отражение в зеркале заднего вида. – Что ты делала в полицейском участке?

– Прошлой ночью произошло убийство. В парке неподалеку от Крэнли Гарденс.

– На Крауч-Энд?

– Да. Девушку задушили.

Я рассказываю ему о рекламе в «Лондон Газетт», о своей фотографии там и о снимке Тани Бекетт.

– Ты уверена, что женщина была одна и та же?

Я киваю, хотя Мэтт не сводит глаз с дороги. Он закусывает губу, затем решительно поворачивает руль влево и срезает путь по улицам с односторонним движением, таким узким, что я могла бы, высунув руку в окно, коснуться кирпичных стен домов.

– Куда мы?

– В объезд. Пробки просто кошмарные. Что сказали в полиции?

Я смотрю в окно, пытаясь сориентироваться, но места мне совсем не знакомы. По улице идут из школы дети: одни сами, других ведут за руку мамы.

– Позвонили инспектору, который ведет это дело, но он не пришел.

– Ясненько.

– Мне страшно, Мэтт.

Он ничего не отвечает. Никогда не умел справляться с эмоциями.

– Если в газете действительно была моя фотография, значит, со мной что-то случится. Что-то нехорошее. – В горле першит, комок мешает глотать.

– Полицейские считают, что между объявлениями и этим убийством есть какая-то связь?

Мы наконец выбираемся из лабиринта крошечных улочек, и я вижу Южную кольцевую. Почти добрались до дома. Глаза так жжет, что больно держать их открытыми. Я быстро моргаю, пытаясь хоть как-то их увлажнить.

– Дежурный офицер, кажется, принял меня всерьез. – Мне трудно сосредоточиться на разговоре. – Но что до инспектора, не знаю. Я еще не рассказала ему о своей фотографии – не было возможности.

– Вот ведь странное дерьмо, Зо.

– Мне это объяснять не нужно. Когда увидела свое фото, решила, что с ума схожу. Думаю, Саймон до сих пор так считает.

Мэтт пристально смотрит на меня.

– Он тебе не верит?

Мне хочется себя пнуть. Как будто Мэтту нужны были дополнительные аргументы против Саймона.

– Он считает, что этому есть рациональное объяснение.

– А что думаешь ты?

Ничего не отвечаю. «Я думаю, что меня убьют».

Мы подъезжаем к дому, и я открываю сумочку.

– Давай заплачу тебе.

– Не нужно.

– Ты не должен ездить бесплатно, Мэтт. Это несправедливо…

– Не нужны мне твои деньги, Зо, – огрызается он. – Убери их. – Его тон смягчается. – Я помогу тебе выбраться.

– Сама справлюсь.

Я встаю, и колени тут же начинают подгибаться. Мэтт подхватывает меня, не давая упасть.

– Справишься, не сомневаюсь.

Он берет мой ключ, открывает входную дверь и в нерешительности замирает на пороге.

– Всё в порядке, – говорю я. – Саймон на работе.

Мне слишком плохо, чтобы чувствовать себя предательницей.

Я вешаю сумку и пальто на перила и позволяю Мэтту помочь мне подняться по лестнице. Он останавливается на последней ступеньке, не зная, куда дальше. Я указываю на дверь рядом с комнатой Кэти.

– Теперь уже сама смогу.

Игнорируя мои слова, Мэтт открывает дверь и, придерживая меня за руку, медленно заводит в спальню. Отбрасывает одеяло с левой стороны кровати. С той стороны, где я спала, пока была замужем за ним. А теперь тут на тумбочке вещи Саймона: его книга, запасные очки для чтения, кожаный подносик для часов и мелочи. Если Мэтт это и заметил, то ничего не сказал.

Я заползаю в постель прямо в одежде.

Меня будит Саймон. На улице темно, и он включает ночник.

– Я вернулся домой, а ты спишь. Приболела? – шепчет он. В его руке мой мобильный. – Звонят из полиции. Что происходит? Что-то случилось?

У меня жар, я вся в поту, голова начинает раскалываться, стоит только оторвать ее от подушки. Тянусь к телефону, но Саймон отводит руку подальше.

– Почему тебе звонят из полиции?

– Позже объясню.

Посередине фразы голос пропадает, и я откашливаюсь. Саймон протягивает мобильник и присаживается на кровать. Меня все еще лихорадит, но после сна стало чуточку получше.

– Алло, – говорю я. – Это Зоуи Уокер.

– Миссис Уокер, это инспектор Рампелло из Северо-Западной следственной группы. Насколько понимаю, вы хотели поговорить со мной.

Его голос звучит отстраненно. То ли от скуки, то ли от усталости. А возможно, и от того и от другого разом.

– Да, – отвечаю. – Я сейчас дома, если вы предпочитаете зайти лично.

– Да что стряслось? – встревает Саймон.

Мотаю головой, раздраженная тем, что он мешает разговору. Дома плохая связь, а я не хочу пропустить ни единого слова инспектора.

– …наверное, все, что мне сейчас нужно.

– Извините, что вы сказали?

– Насколько я понимаю, вы не были знакомы с Таней Бекетт?

– Нет, но…

– Значит, вы не знаете, работала ли она в эскорте или сексе по телефону?

– Нет.

– Хорошо. – Инспектор оживляется и начинает говорить быстрее, как будто я всего лишь одна из длинного списка людей, которым нужно позвонить этим вечером. – Итак, вчера, в понедельник, шестнадцатого ноября, фотография Тани появилась среди рекламных объявлений в «Лондон Газетт». Так?

– Да.

– И вы связались с нами, узнав ее фото в утренних новостях?

– Да.

– Это очень полезная информация. Спасибо, что уделили мне время.

– Но разве вы не хотите поговорить со мной? Взять показания?

– Если нам еще что-нибудь понадобится, мы с вами свяжемся.

Не успеваю я и слово вставить, как он кладет трубку. Саймон теперь выглядит скорее рассерженным, чем растерянным.

– Ты можешь объяснить, в чем дело?

– В той девушке, – отвечаю я, – которую убили. Показывала тебе сегодня ее фотографию.

Утром, едва закончился репортаж с места убийства, я побежала наверх, разбудила Саймона и все ему пересказала. Слова сыпались сами собой.

– А что если все это связано с рекламой, Сай? – срывающимся голосом спрашивала я. – Что если кто-то выкладывает фотографии тех женщин, которых собирается убить, и я стану следующей?