Текст книги "Прикосновение"

Глава 35

В теле Натана Койла я сидела в самом темном углу самого маленького кафе в Вене и ела кусок лимонного торта с вишенкой наверху, а Клеменс потягивал кофе из крошечной чашечки и изо всех сил пытался не смотреть на меня пристальным взглядом, но у него ничего не получалось.

– Как могло случиться, что ты оказалась в нем? – спросил он как можно тише, чтобы не слышали клиенты, расположившиеся рядом на обед. – Как ты стала этим мужчиной?

В каждой морщинке в уголках его глаз читалась неприязнь, а в голосе звучала почти откровенная ненависть. Я пожала плечами, взяв на кончик вилки кусочек торта, и постаралась не воспринимать его отношение как нечто направленное против меня лично.

– Он сам разыскал меня, – ответила я. – Если не ошибаюсь, ты уже с ним встречался?

– Этот тип явился в магазин, расспрашивая о тебе, – проворчал он, по капле отпивая эспрессо. – Причем его интересовали не твое имя и не описание твоего… твоих способностей. Он знал, что у моей жены случались провалы в памяти – несколько дней тогда, еще несколько дней в другое время, – и он спросил, не происходило ли такого же со мной.

– И что ты ему сказал?

– Сказал, что не происходило.

– А что сообщил о своей жене?

Клеменс улыбнулся, но сразу же снова нахмурился – радость и чувство вины поочередно промелькнули в его чертах.

– Я сказал ему, что с ней все в полном порядке, хотя она не помнит, чем занималась, например, вчера. Сказал, что мы с ней несколько раз посещали врача, но он не нашел у нее никаких отклонений от нормы, а потому ее состояние не слишком меня тревожит.

– И его… то есть меня, – усмехнулась я, – удовлетворил такой ответ?

– Ты ничем не выдала своих чувств. Вот твоя партнерша отнеслась к моим словам с явным недоверием.

– Моя партнерша? Элис?

– Да, так она представилась.

– Как она выглядела?

Он сдунул тонкую струйку пара над своей чашечкой и задумался.

– Она говорила по-немецки с берлинским акцентом, ей нравилось командовать. Вела себя по-мужски, очень жестко, очень самодовольно. Много общалась по своему мобильному телефону, делала записи, снимала на фотоаппарат, хотя я просил не делать этого. Короткие светлые волосы. Она хотела быть круче всех, кто находился рядом. А мне показалось, что именно в этом ее слабость – в желании казаться сильной.

– А разве это не взаимоисключающие черты – женственность и жесткость? – спросила я, и, к моему удивлению и тайной радости, Клеменс покраснел. У него была особая манера краснеть, очень меня привлекавшая. Это начиналось с нижней части шеи, а потом румянец поднимался до уровня ушей.

– Нет, – пробормотал он, – вовсе нет… Мне просто показалось, что она слишком старалась выглядеть… выглядеть той, кем ей было не обязательно казаться.

Я снова усмехнулась и едва сдержала желание положить ладонь поверх его руки. Наши глаза встретились, но он тут же отвел взгляд, устремив его в оставшуюся на донышке чашки кофейную гущу.

– Она оставила мне свою визитную карточку. Электронный адрес, номер телефона. Тебе это поможет?

– Да. О боже, да конечно же! Это как раз то, что мне нужно.

– Тогда забирай. Только используй… во благо.

На визитке было всего три строчки – адрес электронной почты, телефонный номер и имя: Элис Майр. Клеменс достал ее из бумажника, где хранил десятки таких же бесполезных для него карточек и членских билетов обществ, куда когда-то вступил, но уже совершенно забыл об этом. Когда он передал мне визитку, наши пальцы соприкоснулись. Мне хотелось продлить мгновение, но он застенчиво отдернул руку.

– Это… так неожиданно, – промямлил он.

– Извини. Я не думала, что мы встретимся подобным образом.

– Ничего… Я же знаю, что это ты. У тебя должны быть свои резоны. Этот мужчина… Этот тип, в которого ты превратилась… Он причинил тебе боль?

– Да.

– Я так и думал, – прошептал он. – Ты никогда не делаешь ничего, не имея на то особых причин.

– Он убил… близкого мне человека.

– Соболезную.

– Но его целью была я сама.

– Почему?

– Так порой происходит, – ответила я. – Каждые несколько десятилетий находится кто-то, кому становится известно о нашем существовании. Они понимают, на что мы способны, и пугаются. Но на этот раз все иначе.

– В чем же разница?

– На этот раз отдали приказ убить не только меня, но и реальную хозяйку моего тела. Такого никогда не случалось прежде. Та женщина была совершенно ни в чем не повинна. Я сделала ей предложение, и она его приняла. Но теперь она мертва, а люди, охотящиеся на меня, нагородили лжи, чтобы оправдать ее убийство.

Он отклонился подальше от меня, сам, видимо, этого не заметив. Мое лицо принадлежало убийце, и он знал, что разговаривает не с ним, но у нормальных людей порой срабатывают чисто инстинктивные реакции.

– Что ты будешь делать?

– Найду убийцу Жозефины. Это тело спустило курок и заслуживает… Но оно всего лишь выполняло приказ. Кто-то другой решил, что она должна умереть. И я хочу узнать почему. Хочу узнать подлинную причину.

– А что потом?

Мы оба замолчали. Я улыбнулась, но моя улыбка не ободрила его.

– Еще кофе?

– Нет, спасибо.

Его взгляд не отрывался от кофейной гущи, по которой он пытался прочесть будущее.

– Как твоя жена?

Он кинул на меня быстрый взгляд, но потом снова отвел глаза в сторону.

– Хорошо. Даже очень. Все время занята. Всегда находит для себя дело.

– А ты… счастлив?

Снова беглый взгляд, секундное замешательство, пропавшее так же быстро, как и появилось.

– Да, – тихо ответил он. – Мы оба вполне счастливы.

– Рада слышать.

– А ты сама? – спросил он. – Ты счастлива?

Я задумалась, а потом невольно рассмеялась:

– Если принять во внимание все обстоятельства… Нет. Совсем нет.

– Жаль… Сочувствую. Кстати, как мне к тебе обращаться?

– Сейчас меня зовут Натан.

– Что ж, постараюсь не забыть. Это твое имя или?.. – Чуть заметный жест в сторону моего тела.

– Нет, оно принадлежит ему, – ответила я. – Свое собственное имя я потеряла очень и очень давно.

Клеменс Эбнер.

Если отвлечься от его усталого вида, поникших плеч и утраченных им иллюзий, его очень легко полюбить. Он так бесхитростно умеет привязаться к человеку, так терпелив и верен тебе, что его действительно легко полюбить, но любовь с его стороны многие воспринимали как должное, ничего не давая ему взамен.

Я впервые пришла к нему в теле его жены. Разумеется, я сначала изучила обстановку, потому что если у меня и есть талант, то это талант «агента по недвижимости», и я знала, с какого места начать жизнь чужого мне человека, как играть в нее, словно играешь в «Монополию», где все ненастоящее, включая даже деньги. В первый же вечер по превращении в Роми Эбнер я предложила пойти куда-нибудь поужинать. Например, в тайский ресторан.

Клеменс Эбнер обожал тайскую кухню, и мы заказали огромное блюдо острой ароматной еды: утку, тушенную с орешками кешью, рис в кокосовом молоке, зажаренные до хруста креветки, рисовую лапшу, тофу, приготовленный на пару с подложкой из чеснока и грибов. Когда мы покончили с ужином, я сказала: пойдем, скоро в зале за углом начнется концерт. Играли Брамса, и под звуки скрипок я держала его за руку.

Дома мы лежали рядом в темноте на скрипучей кровати, а потом занялись любовью, как два подростка, которые только сейчас поняли, на что способна их плоть.

Утром, держа меня в объятиях, он заявил:

– Ты – не моя жена.

– Разумеется, я твоя жена, – воскликнула я, ощутив, как сердце заколотилось в груди. – Не говори глупостей!

– Нет, – возразил он. – Моя жена ненавидит все, что я люблю. Только она достойна любви. А сексом мы занимаемся исключительно для моего удовлетворения, потому что для нее физическая близость – это грязь, секс порочен, и лишь из-за слабости мужчин женщинам приходится идти на такое. Ты – женщина, лежащая сейчас в моих объятиях, – не можешь быть моей женой. Так кто же ты?

И я сама себе поразилась, когда во всем призналась ему.

Я – не Роми Эбнер. Я – не Натан Койл. Я – не Тринх Дью Ма, рыдавшая на плече отца как раз в тот момент, когда я с большим облегчением покидала ее тело. Я – не Жозефина Цебула, труп которой лежит в турецком морге, не аль-Муаллим, потерявшийся где-то на берегах Нила, и не пустоглазая девочка в маленьком городке в Южной Словакии со шрамами на руках и наркотиками в венах: давай займемся чем-нибудь чуть более замысловатым?

Раз в несколько лет я возвращаюсь к Клеменсу Эбнеру и к его жене, которую он никогда не бросит, и пару ночей (желательно в выходные, чтобы у него не было никаких обязательств) он с наслаждением предается адюльтеру в объятиях собственной супруги. И мы совершаем речные прогулки, катаемся на колесе обозрения – то есть ведем себя как типичные туристы, бродим рука об руку, пока мне не приходится исчезнуть, а ему остается лишь любить тело, которое я оставляю после себя.

Если верить моему досье, то я – Кеплер.

Что ж, меня и это устраивает.

Глава 36

Клеменс спросил, не пожелаю ли я задержаться. Он сам не хотел этого, но все равно спросил, следуя правилам хорошего тона.

– Спасибо, но нет.

Когда бы я ни внедрялась в тело его жены, мне удавалось избегать встреч с ней, кроме краткого момента физического контакта, необходимого для перехода. И мне не очень-то хотелось изменять традиции.

– Если у тебя проблемы… ты можешь побыть мной. Пусть недолго. Если есть необходимость. – Он понимает, что перспектива лечь за него в постель не сулит ничего хорошего, но искренен в предложении воспользоваться его личностью.

Мне приходится приложить усилие, чтобы не поцеловать его, когда я ответила:

– Спасибо, но это лишнее.

– Этот человек, в котором ты сейчас. Этот… Натан. Ты собираешься убить его? – Слова даются ему сложно. В них слышатся отвага и страх.

– Может быть, – ответила я. – Может быть.

Он кивнул, осмысливая сказанное мной. Потом произнес:

– Не надо. Жизнь слишком хороша. Не убивай его.

– До свидания, Клеменс Эбнер.

– До свидания, Натан.

Мы обменялись формальным рукопожатием, но, когда я повернулась, чтобы уйти, его пальцы коснулись моей руки – внутренней ее стороны, где кожа особенно нежна. Он был испуган, но его пальцы задержались на мне, едва дотрагиваясь, – он ждал. Потому что если пользоваться моментом, то именно сейчас.

Я ушла, не оглядываясь.

Туристические отели. Если вы жили в одном из них, считайте, что знаете все.

В этом отеле в холле стояли два стареньких компьютера, которыми постояльцы могли пользоваться бесплатно в течение получаса. На все мои многочисленные электронные адреса пришло только одно сообщение, более интересное, чем предложение приобрести кофейный сервиз за 72 процента от его якобы реальной стоимости или крем против целлюлита для современной женщины.

Письмо прислал Йоханнес «Сперматозавр 13» Шварб, и оно пришло с припиской внизу, что «вся информация, содержащаяся в сообщении, является конфиденциальной, а ценность ваших инвестиций может как повыситься, так и понизиться». Он явно забыл удалить эту чушь, прежде чем нажать на кнопку «Отправить».

Письмо было коротким, но важным. Я получила данные о происхождении автомобиля, на котором пара приезжала в словацкий приют. Точнее – информацию о женщине, взявшей машину напрокат в филиале фирмы «Юропкар» в Братиславе. Номер кредитной карты, которой она расплатилась. Одиннадцать мест, где она пользовалась той же кредиткой раньше.

Пять из одиннадцати находились в Стамбуле, а даты предшествовали дню смерти Жозефины Цебулы. Остальные адреса были берлинскими. Внизу значились имя, фамилия и адрес владелицы. Элис Майр.

Рада с вами познакомиться, Элис. Наконец.

Глава 37

«Агент по недвижимости» в нашем понимании выполняет две основные функции.

Первая состоит в подборе собственности для долговременного использования. Мужчина или женщина, человек молодой или уже в годах – нет смысла рисковать и надолго перемещаться в тело, если не знаешь досконально общественное положение объекта своего интереса, имеет ли он криминальное прошлое и каково состояние его здоровья. Я слышала о семерых себе подобных, угодивших в больницу с астмой, стенокардией и диабетом, чего они могли легко избежать, если бы за них проделали необходимую работу. Причем двое даже умерли, потому что удар настиг их так внезапно и быстро, что не осталось возможности хотя бы вцепиться в руку санитара службы «Скорой помощи» и совершить прыжок. Если бы одна из них знала о своем новом теле достаточно, то догадалась бы найти в кармане жакета всегда лежавший там наготове эпинефрин. И осталась бы в живых, но ее погубило невежество и нежелание подробнее изучить содержимое карманов своего гардероба.

Вторая функция агента порой даже более утомительна: поиск объектов для кратковременного пользования и изучение подходов к ним.

Приведу забавный пример.

«Хочу стать Мэрилин Монро!»

В 1959 году Голливуд, конечно же, был, как всегда, полон блеска и славы, заманчиво сверкая огнями киностудий. А вот в тамошней забегаловке под названием «Алая звезда» на Северном Арлен-бульваре в то же время подавали худшую яичницу, какую только могли приготовить по эту сторону от Гринвичского меридиана. Я вяло ковыряла свою порцию вилкой. Напротив меня в отдельной кабинке расположилось тело сорокадвухлетней Энн Мунфилд. И оно заявило:

– Желаю стать ею, пусть всего на несколько дней. В пятницу устраивают прием, где соберется весь цвет города, и я подумала, что должна попасть туда. Сначала на ум пришли Тони Кертис и Грейс Келли. Затем я решила – черт с ним, подойдет тело какого-нибудь политика. На худой конец, официанта. Но потом мною просто овладела навязчивая идея. Мэрилин, и только Мэрилин! Пару дней, пару ночей, быть может. Я отчаянно хочу побыть Мэрилин Монро!

В этот момент я проткнула желток, и из него брызнула струя то ли воды, то ли масла, но чего-то явно лишнего – возможно, зря растраченного материала, из которого со временем в яйце мог вырасти невиданный прежде монстр. Или доисторический динозавр.

– Ну? – спросила моя собеседница, перегнувшись через покрытую литой резиной поверхность стола. – Есть мысли на этот счет?

Я отложила вилку в сторону. Обладательница тела Энн Мунфилд взяла себе псевдоним Аурангзеб, хотя зачем она это сделала, оставалось для меня загадкой. По ее собственному признанию, она приобрела способность к переходам всего тридцать лет назад, а всю предыдущую жизнь воспитывалась где-то на ферме в глуши Иллинойса. Но даже если бы она сама не рассказала мне о своей неопытности, ее поведение выдало бы ее с головой.

– Хорошо, – пробормотала я. – Давай обсудим некоторые аспекты этого дела. Во-первых, почему именно Мэрилин?

– Иисусе Христе, как же ты не понимаешь? – воскликнула она. – Странный вопрос: почему Мэрилин? У кого еще такое соблазнительно гладкое и маленькое тело с восхитительными формами? Но оно не только само совершенство. Оно еще и настоящее, вот ведь в чем штука! Надеюсь, хотя бы это тебе понятно? У нее настоящая попка, сиськи, животик – хотя кое-кто считает его чуть полноватым, – но все это реальное, все свое. Она божественно хороша собой.

– Ходят слухи, что она подсела на спиртное и таблетки.

Аурангзеб от раздражения просто зашлась:

– А кто на них не подсел в этом городе? Обрати внимание хотя бы на некоторые лица, что сидят рядом с нами. Их словно крабы пощипали клешнями. Мне говорили, что ты как раз эксперт по этой части. У тебя отличная репутация. А мое нынешнее тело? Уйма денег, но никакого удовольствия! Я заплачу сколько скажешь. В любой валюте. Могу выписать чек. Только сделай это для меня, пожалуйста! Договорились?

Вполне возможно, что когда-то Энн Мунфилд была достойной дамой среднего возраста, серьезной и интеллигентной. Быть может, даже вегетарианкой. Но сейчас ее лицо исказилось от овладевшего ею каприза, и она смотрела на меня глазами несчастного щенка, который боится получить от хозяина ботинком по голове. Столь детская мольба в глазах никак не шла к лицу, более годившемуся матери добропорядочного семейства.

Из яичницы продолжала сочиться маслянистая жидкость, хотя мой организм в тот момент странным образом более всего требовал обычной капусты. Причем мне никогда в жизни не нравилась капуста, но сейчас желудок жаждал ее, как младенец жаждет молока из груди кормилицы. И, видимо, точно так же Аурангзеб всеми фибрами души, каждой своей мышцей, каждой жилкой стремилась утолить чудаческую потребность в чем-то новом и крайне необычном.

– Если я соглашусь на это, – криво усмехнулась я, – то мне нужна будет стопроцентная уверенность, железное обещание с твоей стороны: одна ночь, две максимум, и ты сваливаешь. В понедельник утром Мэрилин Монро должна проснуться с горьким похмельем, но с чувством, что она не могла пропустить ничего важного. И точка. Больше никаких выкрутасов. Это ясно?

Аурангзеб издала победный клич и радостно прорезала кулачком воздух. А меня вдруг обжег приступ стыда, когда я подумала, что столь привлекательная женщина, какой, вообще говоря, она казалась, стала в моих глазах грубой, вульгарной и уродливой идиоткой.

Изучение образа жизни и привычек Мэрилин особого труда не составило. Она стала одной из первых кинозвезд, которая не только любила внимание прессы, но и обольщала ее, приглашала к себе, намекая на самые интимные откровенности. Она готова была чуть ли не принимать с прессой ванны, пить с прессой молочный коктейль из одного бокала, чтобы потом, когда пресса отнимала его от губ, собственный носовой платок Мэрилин в метафорическом и в самом прямом смысле вытирал полоску молока с усов прессы.

Немного больше усилий пришлось приложить, чтобы добыть столь же важную (а порой и более интересную) информацию о людях, ее окружавших.

Я провела полдня в роли жизнерадостной чернокожей женщины по имени Мэгги, приносившей кофе всем боссам студии «Фокс». Еще три часа я была измотанным продюсером с редеющими волосами и, как мне показалось, пока еще не обнаруженным врачами ишиасом. Ровно три минуты я простояла на посту в шкуре охранника, две минуты работала главным осветителем, семь – костюмершей и уже перед самым уходом на сорок пять секунд перевоплотилась в малоизвестного актера, у которого во рту ощущался привкус аниса и чью фамилию я тут же забыла.

Когда я выбралась на свежий воздух, мое тело – мое любимое тело – дожидалось возле машины.

– Как все прошло? – спросил он.

– Ненавижу этот город, – ответила я. – До сих пор губы болят от вымученных улыбок.

Он пожал плечами:

– Но раз уж без этого не обойтись, то работа требует жертв. Кстати, какие планы на сегодняшний вечер?

– Я как раз думала над этим. А что?

– У «Доджерс» матч. Я подумал, ты захочешь пойти.

Я помолчала. Чего не сделаешь ради своего тела?

– Ладно, пойду. Вот только сменю свою личность на кого-то попроще. – С этими словами я взяла его за протянутую мне руку и переключилась.

«Доджерс» меня не интересуют нисколько. И вообще – бейсбол мне безразличен. Спорт слишком тривиален. Но если вы подозреваете, что перед вами сидит не просто человек, а призрак вроде меня, рекомендую спортивные тривиальности как один из методов проверки. Тело в куртке с эмблемой «Доджерс» должно, по крайней мере, знать счет последней игры. Но какой уважающий себя призрак станет тратить время на подобные пустяки? Вот за знание таких простых трюков и стоит платить «агентам по недвижимости».

Прямые белые улицы, из которых складывается похожая на решетку карта Лос-Анджелеса.

Мое тело молодо и стало заметно сильнее от хорошего питания, слева под мышкой у меня родинка, которую я нахожу необычайно пикантной и должна подавлять в себе желание не слишком явно демонстрировать ее на публике. Кроме того, тело – важнейший помощник для меня как «агента по недвижимости», когда подворачивается работа. Я могу превратить его в аккуратного и исполнительного мальчика на побегушках.

То свое тело я впервые встретила под эстакадой скоростного шоссе номер 101. В месте, где гибнут мечты. Несостоявшиеся актеры, порнозвезды, не успевшие вовремя лечь под нож пластического хирурга. Мастер-декоратор, уволенный после банкротства студии. Сценарист, так и не сумевший написать ничего, что можно было бы продать за хороший гонорар. Наркоторговец, потерявший весь товар в ходе последней полицейской облавы. Подросток, чей отец оказался за решеткой, а мать не могла содержать семью. Это было черное и грязное пятно посреди ночного города, провал в окружении ярко сиявших неоном улиц. Там было опасно разгуливать в одиночестве после наступления темноты. Но зато идеальный уголок, если требуется никому не нужное тело.

На нем были какие-то вонючие серые тряпки, спадавшие с него, как оболочка с окончательно сгнившей мумии. Борода отросла до ключиц. Волосы казались уже поседевшими, но, когда я присела рядом с ним на корточки и сунула двадцатидолларовую купюру под его дырявую черную шляпу, он сообщил мне, что его зовут Уилл и ему всего двадцать два года.

– Ты наркоман? – спросила я.

– О господи! – простонал он сквозь шум пролетавших у нас над головами машин. – К чему такие вопросы?

– К тому, что ответы на них смогут изменить твою жизнь, – ответила я. – И мы говорим не только о деньгах.

Он повернул голову в одну сторону, затем в другую, напоминая движениями лебедя, изучавшего свое оперение.

– Нет, я не сижу на игле. Мне нечем даже за это дерьмо заплатить.

– Тогда как ты оказался здесь?

– Запал на одного парня.

– И что с того?

– А то, что в Техасе не терпят содомии. Если бы мальчишка был хотя бы белый, возможно, мои предки еще смогли бы закрыть на все глаза. Хотя едва ли. На меня столько дерьма обрушилось, что не успел даже поинтересоваться.

– У тебя здесь есть семья или друзья?

– Да приходят тут всякие типы, которых я интересую, – ответил он угрюмо.

– Это… не совсем то, что я имел в виду.

Он посмотрел на меня с прищуром:

– Говори дело. Не ходи вокруг да около.

Я села на землю, положив руки на колени.

– Через пять секунд ты будешь стоять в другом месте, сам не зная, когда успел попасть туда.

– Что за чушь ты не…

Я ухватила его за кисть и переключилась. Через пять секунд он стоял чуть в стороне, не понимая, как там оказался.

– Какого хрена ты со мной сделал? – изумленно спросил он.

Меня чуть качало. Голова слегка кружилась от двух прыжков, совершенных за короткое время.

– Мне надо, чтобы ты внимательно меня выслушал. У каждого в жизни наступает момент – такой быстрый, как вспышка молнии, – когда жизнь в корне меняется. Это могут быть две секунды, которых водителю грузовика не хватит, чтобы нажать на тормоз. Мгновение, и ты говоришь роковую глупость, не успев обдумать свои слова. Это миг, когда копы выламывают твою дверь. Каждый понимает, когда его жизнь оказывается на острие ножа. И вот такой момент пришел для тебя.

– Кто ты такой? – запинаясь, спросил он. – Кто ты, черт возьми, такой?

– Я – призрак. Я живу в коже других людей, ношу чужую плоть. Внедряюсь быстро, безболезненно и не оставляю о себе никаких воспоминаний. Не прошу принимать решение сейчас же. Буду держать дистанцию и дам тебе время все обдумать. Я в этом городе на несколько недель по делам. И мне нужно только частично постоянное тело, с которым я смогу временно расставаться, когда отпадет нужда, но с гарантией, что оно не сбежит от меня, стоит мне его ненадолго покинуть. Ты понимаешь, о чем я?

– Ни хрена я не понимаю! – сказал он, но не кричал, не поднимал шума, и это уже был добрый признак.

– Сделка простая. Я приведу тебя в порядок: новая одежда, прическа, деньги, удостоверение личности и прочее. Сниму на шесть месяцев квартиру в хорошем районе, набью холодильник жратвой, а потом положу пять тысяч долларов в банк на любое имя, какое ты сам предпочтешь. Если у тебя есть кулинарные или сексуальные предпочтения, мы это обсудим и решим. В обмен я на три недели получу твое тело.

Он помотал головой, но в этом жесте не читалось злости или немедленного отказа.

– Ты чокнутый, мать твою! – выдохнул он.

– Я пока прошу вежливо, – подчеркнула я. – Для нас обоих будет лучше, если мы все сделаем на добровольной основе. Если сомневаешься в моих намерениях, скажу: планирую покинуть свое нынешнее тело завтра к обеду. Кожа этого мужчины мне понадобилась только для автобусной поездки до Лос-Анджелеса. Он не поймет, как здесь оказался, откуда на нем такая одежда и даже дополнительная стелька в левом ботинке, которая была ему нужна, но он не задумывался об этом. И уж совсем удивится, когда найдет тысячу долларов потертыми банкнотами на дне своего чемодана. Он, конечно, может запаниковать, куда-то побежать и вообще наделать множество глупостей, которые я, увы, уже не смогу проконтролировать. Хотя ему лучше просто принять подарок и не суетиться. Когда он очнется, его жизнь тоже окажется на том самом острие ножа. Она способна измениться в любую сторону: он может распорядиться ею разумно или снова скатиться на дно. Ему выбирать. Хочешь снова поговорить? Я согласен. Хочешь принять предложение? Тогда приходи завтра на угол Лексингтон и Кауэнги. Сделка выгодная. Не прогадай. – И с этими словами я удалилась.