Текст книги "Магистраль вечности (сборник)"

Глава 17

Он чувствовал себя старым и одиноким. Одиночество он ощутил впервые за много лет, а старым до сей поры не чувствовал себя никогда.

– Даже не знаю, как и сказать, – сообщила огорченная Марта. – Но ты, Джейсон, должен знать. Они все отнеслись вежливо и с пониманием…

– И немного позабавились, – добавил он.

– Вряд ли, – сказала она. – Они были слегка озадачены тем, что ты так расстроился. Конечно, Земля для них не то же самое, что для нас с тобой. Некоторые на ней никогда не бывали. Для них Земля просто старая красивая сказка. Они сказали, что те люди, возможно, вовсе не собираются возвращаться и снова поселяться здесь; просто исследовательская экспедиция, призванная удовлетворить их любопытство.

– Дело в том, – сказал Джейсон, – что у них есть звезды. Земля им не нужна. Говоришь, для них это всего лишь сказка? Я подумал было созвать совещание: пригласить старых, проверенных друзей, кое-кого из молодых, самых близких.

– Это хорошая мысль, – ответила Марта. – Они бы отозвались, я уверена. Они так много всего знают, о чем мы даже и не слыхали.

– Я не слишком рассчитываю на то, что им известно, – проговорил Джон. – С тех пор как они отправились к звездам, сумма их знаний сравнялась со знаниями людей на Земле до Исчезновения или даже превысила их. Но такие знания поверхностны, это лежащие на поверхности факты. Люди знают, что такая-то вещь возможна или что такое-то действие имеет определенный результат, однако они не достигли истинного понимания, не стремились понять, отчего и почему. Поэтому, хотя они и имеют представление о многих странных и неразгаданных вещах, толку от этого мало. Они не могут воспользоваться своим знанием. И к тому же многое вообще выше всякого человеческого понимания. Есть вещи, настолько чуждые человеческому представлению о Вселенной, что их невозможно понять, пока человек не проникнется самим духом инопланетных цивилизаций, не постигнет их способ мышления и…

– Можешь не продолжать, – с горечью прервал Джейсон. – Я и сам это знаю.

– Вам это не нравится, – сказал Джон. – Но если станет совсем плохо, вы с Мартой сможете отправиться к звездам.

– Джон, ты знаешь, что я не смогу, – возразил Джейсон. – И Марта, наверное, тоже. Земля у нас в крови. Мы прожили на ней слишком долго, она часть нашего существа, слишком большая часть.

– Я часто думала о звездах, – сказала Марта. – Я со многими разговаривала. Но не думаю, что смогла бы туда отправиться.

– Ты же видишь, – сказал Джейсон, – мы просто эгоистичные старики.

И это правда, сказал он себе. Эгоизм – держаться за Землю, заявлять на нее, на всю целиком, свои права. Люди имеют полное право вернуться сюда, если хотят. Они покинули Землю не по своей воле. Раз они сумели найти дорогу обратно, никто не имеет права им препятствовать. Хуже всего то, что они непременно захотят разделить с оставшимися на Земле все, что узнали и чего достигли, все свои технические успехи, все новые блестящие концепции, все знания. Они будут исполнены решимости одарить отсталых землян всеми преимуществами своего развития. А что будет с племенами, которым ничего этого не нужно? А с роботами? Хотя как раз роботы, возможно, их возвращению будут только рады. Джейсон мало знал роботов: как они встретят новость?

Через день-два он это узнает. Завтра утром он, Джон и Езекия тронутся вверх по реке. Вместе с Красным Облаком и его людьми.

Глава 18

Из записи в журнале от 9 октября 3935 года:

…Я колебался, не в силах определиться в своем отношении ко всем этим путешествиям к звездам. Я знал, что другие это делают; знал, что это возможно; я видел, как люди исчезают, а через некоторое время возвращаются. И я с ними это обсуждал; мы все подолгу об этом говорили и пытались установить, каким образом это возможно. Порой, хотя теперь уже нечасто, мы даже сомневались в желательности открытого нами свойства. Даже употребление этого слова – «свойство» – чрезвычайно показательно, ибо подчеркивает тот факт, что мы не имеем ни малейшего представления о том, как это делается или как эта способность у нас появилась.

Я сказал, что с моей стороны были некоторые колебания относительно того, принять ли путешествия к звездам, и, я понимаю, это несколько странное утверждение. Но я не уверен, что смогу толком объяснить, как и почему. Я принял их разумом и даже сердцем, будучи чрезвычайно взволнован тем, что осуществилось, казалось бы, невозможное. Но принял я эти путешествия не полностью. Если бы мне показали какое-нибудь невозможное животное или растение (невозможное в силу каких угодно веских и основательных причин), я был бы вынужден признать, что оно в самом деле существует. Но, пойдя прочь, я бы усомнился в свидетельстве собственных глаз. Я сказал бы себе, что в действительности его не видел, и мне пришлось бы вернуться, чтобы опять на него посмотреть. И во второй раз, и в третий, и в четвертый, и в пятый я бы по-прежнему сомневался и был бы вынужден возвращаться опять и опять. Сколько ни тщусь, я не могу решить, полезная ли это вещь для человека и даже приличествует ли она ему. Врожденная осторожность или, быть может, неприятие всего слишком уж непривычного (что нередко встречается у людей одного со мной биологического возраста) преследует меня постоянно, нашептывая, что из-за появившейся у нас способности путешествовать к звездам может грянуть какая-нибудь беда. Присущий мне консерватизм не допускает мысли, что столь великая вещь может быть предоставлена человечеству даром, без взыскания некой огромной платы. И потому, полагаю, я подсознательно пришел к убеждению: пока я открыто не признаю, что это так, платеж может быть отсрочен.

Все это, разумеется, эгоцентризм чистейшей воды и, более того, явная глупость. Иногда я чувствовал, хотя все вокруг старались не подавать виду, что свалял дурака. Ибо путешествия к звездам насчитывают уже несколько лет, и почти все хоть раз, да попробовали, каково это. А я – нет; мои сомнения и оговорки, безусловно, являются психологической защитой, но об этом вообще бессмысленно рассуждать. Мой внук Джейсон и его замечательная Марта – одни из немногих, кто тоже не покидал Землю. И из-за своих предубеждений я очень этому рад. Мне кажется, Джейсон любит землю своих предков так же сильно, как я, и мне думается, что эта любовь вообще не позволит ему когда-либо отправиться к звездам; правда, лично я не вижу в том никакой трагедии. А его брат Джон покинул нас одним из первых и до сих пор не вернулся. Я очень за него беспокоюсь.

Нелепо, конечно, что я упорствую в своем столь нелогичном отношении к путешествиям. Что бы я ни говорил и ни думал. Человек в конце концов совершенно естественным образом порвал свою зависимость от Земли. В этом-то, возможно, и коренится суть всего: я ощущаю неловкость при мысли, что спустя долгие тысячелетия Человек наконец перестал зависеть от своей родной планеты.

Дом полон принесенных со звезд сувениров. Как раз сегодня утром Аманда принесла красивый букет престраннейших цветов – он сейчас у меня на столе, – собранных на планете, название которой вылетело у меня из головы. Хотя оно не имеет значения, поскольку это не настоящее ее название, а имя, которое дали ей двое людей, Аманда и ее приятель Джордж. Планета находится в направлении яркой звезды, название которой я тоже не могу припомнить; планета не собственно этой звезды, а ее меньшего соседа, свет которого настолько слаб, что мы не увидели бы его даже в большой телескоп. В доме полно всяких нездешних предметов – ветки с сушеными ягодами, разноцветные камешки, куски экзотического дерева, причудливые остатки материальной культуры, подобранные в местах, где когда-то обитали разумные существа. К сожалению, у нас нет фотографий; наши фотоаппараты все еще в рабочем состоянии, но у нас нет пленки, чтобы их зарядить. Может быть, однажды снова найдут способ ее производства. Странно, что это заботит меня одного; все прочие снимками не интересуются.

Поначалу мы опасались, что, возвращаясь со звезд, можно угодить в место, где находится какой-нибудь большой твердый предмет или другой человек: это было бы чрезвычайно неприятно. Но думаю, что путешественник, перед тем как нацелиться на следующую точку материализации, заглядывает туда или как-то иначе оценивает ситуацию и условия. Должен признать, что мои описания весьма невнятны; я до сих пор не понимаю, что же, собственно, происходит, – возможно, оттого, что развившаяся у остальных способность к перемещениям у меня самого отсутствует начисто.

Во всяком случае – к этому-то я и вел, – на четвертом этаже мы отвели большой танцевальный зал под место, где материализуются возвращающиеся путешественники и куда всем прочим запрещено входить; зал этот совершенно пуст. Кто-то из молодых назвал помещение Вокзалом, вспомнив о тех поистине доисторических временах, когда автобусы и поезда отходили с вокзалов, и название закрепилось. Поначалу оно вызывало бурное веселье, особенно у молодежи. Должен признаться, мне оно забавным не кажется, хотя я не вижу вреда в том, что наш зал для прибытия странников так называют.

Я серьезно обдумывал причины развития этой способности, и – вопреки некоторым теориям, которые были выдвинуты теми, кто путешествовал и в силу этого полагают, что знают больше моего, – я считаю, что мы имеем дело с нормальным процессом эволюции; по крайней мере, так мне бы хотелось думать. Человек поднялся от скромного примата до разумного существа, стал изготовлять орудия, охотиться, заниматься сельским хозяйством, начал управлять окружающим его миром – словом, многие столетия уверенно двигался вперед, и продвижение это, надо признаться, не всегда шло на пользу ему самому и окружающим. Но главное, он развивался, и эти путешествия к звездам, возможно, – всего лишь очередная веха на пути его дальнейшего развития…

Глава 19

Джейсону никак не удавалось уснуть; он все не мог отделаться от мыслей о Принципе. Почему он стал думать о нем, Джейсон не знал и, чтобы избавиться от навязчивых размышлений, попытался вернуться к начальной их точке, однако не сумел ее вспомнить, и мысли одолевали по-прежнему.

Надо заснуть, твердил он себе. Тэтчер разбудит его рано утром, и вместе с Джоном он отправится в лагерь Горация Красное Облако. Путешествие вверх по реке его весьма прельщало, обещая быть интересным, – он уже давно не бывал далеко от дома; но каким бы захватывающим оно ни оказалось, завтра у него трудный день, и нужно выспаться.

Он пытался считать овец, складывать в уме числа, но овцы не желали прыгать через изгородь, а числа таяли в небытии, откуда он их вызывал, и Джейсон оставался со своими тревожными думами о Принципе.

Если Вселенная находится в стационарном состоянии, если у нее не было начала и не будет конца, если она всегда существовала и никогда не исчезнет, то в какой момент этой вечности появился Принцип? Или он, как и Вселенная, вечен? А если Вселенная находится в процессе эволюции, появившись в определенной точке пространства и времени, то существовал ли Принцип уже тогда или он зародился позднее – и из чего он зародился? И почему выбрана наша Галактика, думал Джейсон, почему Принцип решил поселиться именно в ней, когда существуют миллиарды других, которые могли бы стать его домом? Может, он появился в нашей Галактике и здесь остался, но если так, то какими уникальными особенностями, которые объяснили бы его появление, она обладает? Или же это нечто гораздо большее, чем можно себе представить, и то, что мы наблюдаем в нашей Галактике, – всего лишь скромный аванпост?

Все это бессмысленно. Ответа ему не найти; он не может предложить ни единой мало-мальски обоснованной разгадки того, что же в действительности произошло. У него нет данных; ни у кого нет данных. Единственный, кто может знать, – сам Принцип. Все его размышления, понимал Джейсон, – глупейшее занятие, ему вообще незачем искать ответы. Однако разум его все мучился и мучился вопросами, отчаянно борясь с неразрешимой проблемой.

Он беспокойно ворочался на постели, зарывался головой в подушку.

– Джейсон, – из темноты спросила Марта, – ты спишь?

– Почти, – пробормотал он. – Почти.

Глава 20

Он был гладко отполирован и блестел на утреннем солнце; он сказал, что его зовут Стэнли и что он очень рад их приходу. Из пришедших он узнал троих – Езекию, Джейсона и Красное Облако – и сказал, что молва о них дошла до Проекта. Познакомившись с Джоном, он выразил удовольствие от того, что встретил человека, путешествующего среди звезд. Он был учтив и обходителен, и при каждом движении на нем вспыхивали яркие блики. И еще он сказал, что они поступили по-соседски, нанеся визит, пусть даже по прошествии многих лет, и что он в отчаянии, поскольку не может предложить им угощения, ведь роботы не нуждаются ни в пище, ни в питье.

По всей видимости, за ними наблюдали с той самой минуты, когда цепочка каноэ впервые показалась на реке: когда они, вытащив лодки на берег и оставив при них гребцов, поднялись на вершину утеса, Стэнли их уже ждал.

Над утесом вздымалось само сооружение – громадное, с плавными изгибами, тонкое внизу и расширяющееся кверху, черное, но сияющее на солнце множеством металлических бликов; огромное, цветком поднимающееся к небу здание, больше похожее на фантастический монумент или дремлющую скульптуру. Оно было круглым, но окружность не замыкалась, и с одной стороны зиял пустотой вырезанный во всю высоту сооружения сектор. Понять его назначение казалось немыслимым.

Дальше лежали развалины древнего города, тут и там виднелись остатки разрушенных стен и покосившиеся металлические скелеты зданий, похожие то ли на поднятые стволы каких-то орудий, то ли на застывшие руки мертвецов, зарытых в землю поспешно и неглубоко.

На другом берегу реки тоже виднелись руины, но эта часть города казалась сохранившейся лучше, поскольку кое-где все еще высились огромные строения.

Стэнли перехватил взгляд Джейсона.

– Старый университет, – пояснил он. – Мы приложили немало усилий, чтобы сохранить отдельные здания.

– Вы их используете?

– То, что в них сохранилось. Приборы и библиотеки. Старые мастерские и лаборатории. А чего недоставало, мы со временем перевезли из других учебных центров. Хотя, – добавил он с оттенком печали в голосе, – уже почти нигде ничего не осталось.

– Вы использовали свои знания, чтобы построить это? – спросил Джон, кивнув в сторону сооружения.

– Да, – ответил робот Стэнли. – Вы прибыли, чтобы спросить о нем?

– Отчасти, – сказал Джейсон. – И кое о чем еще.

– У нас есть место, – сказал Стэнли, – где вы будете чувствовать себя гораздо удобнее, чем здесь, среди продуваемой всеми ветрами прерии. Пожалуйста, следуйте за мной.

По утоптанной тропинке они дошли до сооружения; отсюда вниз вел пандус. Оказалось, что над землей видна только часть здания, а нижняя его часть уходит в глубокую шахту. Пандус изгибался огромной спиралью вокруг гладкой черной стены.

– Нам пришлось копать глубоко вниз, чтобы поставить его на скальное основание, – пояснил Стэнли.

– Вы называете это Проектом? – спросил Красное Облако.

Он заговорил впервые. Джейсон видел, как индейский вождь оскорбленно выпрямился при виде сияющего робота, и на мгновение затаил дыхание, опасаясь слов, готовых вырваться у его старого друга. Однако тот промолчал, и Джейсон ощутил прилив нежности и восхищения. Красное Облако бывал в их доме, между ним и Тэтчером установились приятельские и одновременно уважительные отношения, однако Тэтчер был единственным роботом, которого старый вождь во что-то ставил. А вот этот широко шагающий, знающий себе цену, самоуверенный щеголь… При виде его у старика, должно быть, тошнота подступила к горлу.

– Да, сэр, мы его называем Проектом, – отвечал Стэнли. – Это было предварительное название, но оно закрепилось. И оно вполне годится. Других проектов у нас нет.

– А его назначение? Должен же он иметь назначение? – Было очевидно, что Красное Облако в этом сильно сомневается.

– Когда мы дойдем до удобного места, – сказал робот, – я расскажу вам все, что вы пожелаете услышать. У нас здесь нет секретов.

Навстречу им по пандусу поднимались другие роботы, но они не произносили слов приветствия и не останавливались. Вот почему, подумал Джейсон, мы в течение всех прошедших столетий встречали столько спешащих неведомо куда роботов – целеустремленные, поглощенные своей задачей, они расходились по свету в поисках необходимых для строительства материалов.

Наконец они дошли до конца пандуса; здесь окружность сооружения была значительно меньше, чем наверху, и на дне шахты расположилось нечто вроде дома без стен – крыша на толстых колоннах, а под ней столы с креслами, шкафы для хранения документов и какие-то весьма странные механизмы. Вероятно, решил Джейсон, это командный пункт и конструкторский отдел одновременно.

– Джентльмены, – сказал Стэнли, – прошу садиться. Я готов выслушать ваши вопросы и постараюсь ответить на любой из них. Могу пригласить своих помощников…

– Хватит и вас, – резко оборвал Красное Облако.

– Я полагаю, – произнес Джейсон, торопясь загладить неловкость, – нет нужды затруднять кого-либо еще. Насколько я понимаю, ты можешь говорить от имени всех.

– Я уже сказал вам, – напомнил робот, – что у нас нет секретов. И мы все придерживаемся единого мнения, или почти единого. Если понадобится, я смогу позвать других. Я узнал вас всех, за исключением джентльмена, который прибыл со звезд. Ваша слава вас опережает. Вождя мы знаем и восхищаемся им, хотя нам известно о враждебности, которую он и его народ питают к нам. Мы понимаем истоки этого отношения и искренне о нем сожалеем. И делали все возможное, сэр, – обратился он к Красному Облаку, – чтобы никоим образом вам себя не навязывать.

– Говоришь ты уж больно красно, – ответил старый вождь, – но я признаю: вы не стояли у нас на дороге.

– Мистера Джейсона, – продолжал робот, – мы считали большим добрым другом, и мы чрезвычайно гордились Езекией и той работой, которую он проделал.

– Если так, почему же вы ни разу нас не навестили? – спросил Джейсон.

– Мы полагали, что это не вполне прилично. Возможно, вы понимаете, что мы пережили, когда вдруг не стало людей, которым мы служили, когда в мгновение ока мы лишились самой цели нашего существования.

– Но у нас целое море роботов, и мы им весьма благодарны, – сказал Джейсон. – Они очень заботливы.

– Это верно, – ответил Стэнли, – но ведь вам больше не нужно. Мы не хотели вас беспокоить.

– Тогда, – проговорил Джон, – вы, наверное, были бы рады узнать, что люди могут вернуться.

– Люди! – хрипло воскликнул робот, с которого разом слетела его спокойная самоуверенность. – Люди могут вернуться?

– Они жили на других планетах, – ответил Джон. – Теперь они установили местонахождение Земли и послали сюда разведывательный корабль. Не сегодня завтра он может здесь появиться.

Стэнли пытался взять себя в руки, что явно давалось ему с трудом. Но когда он наконец заговорил, он снова стал самим собой.

– Вы в этом уверены? – спросил он.

– Совершенно уверен, – сказал Джон.

– Вы спрашиваете, будем ли мы рады? Едва ли.

– Но ты говорил…

– Это было давно. Пять тысяч лет назад. За это время многое изменилось. Вы называете нас машинами, и, полагаю, это верно. Но за пять веков даже машина может измениться. Не структурно, конечно. Однако вы дали нам разум, а он может претерпевать изменения. Могут меняться точки зрения, появляться новые ценности. Когда-то мы работали для людей; в этом было наше предназначение и наша жизнь. Имея возможность выбирать, мы не стали менять этого положения. Мы получали удовлетворение от рабства; мы были созданы, чтобы получать удовлетворение, живя в рабстве. Верность была той любовью, которую мы дарили человечеству, и мы не ставим этого себе в заслугу, ибо верность была заложена в нас изначально.

– Однако теперь, – сказал Езекия, – вы работаете для себя.

– Ты, Езекия, можешь это понять. Ты со своими товарищами работаешь для себя.

– Нет, – возразил Езекия. – Мы по-прежнему трудимся для Человека.

Робот Стэнли не обратил внимания на его слова.

– Поначалу мы были сбиты с толку и растерянны, – продолжал он. – Каждый из нас, каждый в отдельности. Мы никогда не были единым народом, у нас не существовало понятия «мы»; каждый из нас был сам по себе, каждый выполнял то, для чего был предназначен, и находил в этом счастье. У нас не было своей собственной жизни, и, думаю, именно это нас смутило, когда люди исчезли. Ибо неожиданно не мы, а каждый из нас в отдельности обнаружил, что у него есть-таки собственная жизнь, что он может жить без своего хозяина-человека, по-прежнему может функционировать, если у него есть дело. Многие из нас долго оставались в своих старых домах, занимаясь прежними делами, как если бы наши хозяева просто отправились в путешествие и должны были скоро вернуться. Хотя, полагаю, даже самые глупые понимали, что не только наши хозяева, но все, абсолютно все куда-то делись, и это было в высшей степени странно, ибо не бывало, чтобы люди куда-то уезжали все разом. Я думаю, большинство сразу поняли, что случилось, но продолжали делать вид, что со временем люди вернутся домой, и в соответствии со своим назначением мы продолжали выполнять задачи, которые превратились в бессмысленное движение. Со временем мы оставили притворство; сначала немногие, потом еще и еще и, наконец, все остальные. Мы скитались в поисках новых хозяев, в поисках задач, которые бы имели смысл. Мы не нашли людей, но зато мы нашли самих себя, нашли друг друга. Мы разговаривали между собой; строили свои мелкие, бессмысленные планы, советуясь с другими. Мы искали людей, пока наконец не поняли, что никому не нужны, – ибо у вас, мистер Джейсон, было столько роботов, сколько вам требовалось, а ваш народ, вождь Красное Облако, не желал нас принимать. И еще были люди на Западе, на побережье, которые боялись всего на свете, даже нас, когда мы пытались им помочь…

Красное Облако обратился к Джейсону:

– Это, видимо, племя, из которого пришел твой странник. Чего, по его словам, они боялись? Темного Ходуна, так?

– Они работали на земле, – сказал Джейсон. – Земледельцы, все время работавшие на полях, сея, выращивая, собирая урожай, погрязшие в нищете, кое-как сводившие концы с концами, они были так зависимы от земли, что сами по сути своей стали ею. Роботов, у них, конечно, не было. Если они и видели роботов, то мельком и вдалеке, и толком не понимали, что это такое.

– Они убегали от нас, – сказал Стэнли. – Мы пытались им объяснить, втолковать. Но они убегали. В конце концов мы отстали от них, не желая больше пугать.

– Как ты думаешь, что эти люди видели? – спросил Красное Облако. – Этот их Темный Ходун…

– Скорей всего, ничего они такого не видели, – ответил Джейсон. – У них наверняка древний и богатый фольклор. Множество суеверий и сказок. Для подобных людей сказки были развлечением и, возможно, надеждой…

– Но они могли на самом деле что-то видеть, – настаивал Красное Облако. – Тех, кто забрал людей, – в ночь, когда это случилось. У моего народа в прошлом тоже было много преданий о том, что творилось на Земле, но мы, со своей нынешней умудренностью, слишком охотно сбрасываем древние поверья со счетов. Если жить так близко к сердцу Земли, как живем мы, начинаешь понимать, что в старых сказках могут быть зерна истины. Мы, например, знаем, что инопланетяне теперь посещают Землю, а кто возьмется утверждать, что раньше, до белого человека, их здесь не было?

Джейсон кивнул.

– Может быть, дружище, ты совершенно прав, – сказал он.

– Наконец настало время, – продолжал робот Стэнли, – когда мы окончательно уяснили, что нет людей, которым мы могли бы служить, и мы остались не у дел. Но с течением веков нами овладевала мысль, что если мы не можем работать на человека, то можно работать на себя. Но что в силах робот сделать для себя или для других роботов? Построить цивилизацию? Она для нас не имела бы смысла. Скопить богатство? Но откуда его взять и зачем оно нам? Мы не стремимся к выгоде, не ценим общественное положение. Мы могли бы заняться образованием и получить от этого известное удовольствие, но это был тупик. Помимо сомнительного удовольствия, которое могло бы дать образование, оно нам было ни к чему. Для людей это способ самосовершенствования, способ заработать себе на жизнь, внести вклад в развитие общества, возможность понимать и наслаждаться искусством. Это достойная цель для человека, но как усовершенствоваться роботу? С какой целью и с каким результатом? Ни один робот не в силах сделать себя лучше, чем он есть. Эти ограничения заложены в нем создателями. Его возможности предопределены материалами, из которых он изготовлен, и программой. С точки зрения выполнения тех задач, ради которых он был создан, он служит хорошо. Лучшего не требуется. Однако нам казалось, что можно построить более совершенного робота. Ведь предела роботу нет: всегда можно создать такого, который окажется лучше предыдущего. А что будет, спросили мы себя, если построить бесконечного робота – которого никогда нельзя завершить?

– Ты хочешь сказать, что вы его создали? – спросил Джейсон.

– Именно это я и хотел сказать, – отвечал Стэнли.

– И какова же ваша конечная цель?

– Мы не знаем, – сказал Стэнли.

– Не знаете? Вы его строите…

– Уже нет. Теперь он взял управление на себя. Он сам говорит нам, что делать.

– Какой в нем прок? – спросил Красное Облако. – Он не может двигаться. Он ничего не может делать.

– У него есть цель, – упрямо возразил робот. – Конечно же, у него своя цель…

– Погоди-ка, – прервал Джейсон. – Ты хочешь сказать, что он управляет своим собственным строительством? Что он диктует вам, как его строить?

Стэнли кивнул:

– Это началось лет двадцать или больше назад. Мы с ним говорили.

– Говорили с ним? Как?

– С помощью распечатки. Как с древним компьютером.

– Значит, в сущности, вы построили огромный компьютер.

– Нет, не компьютер. Это робот. Такой же, как мы, с той лишь разницей, что из-за своих размеров он не может двигаться.

– Бессмысленный разговор, – произнес Красное Облако. – Робот – это всего-навсего ходячий компьютер.

– Между ними существует различие, – мягко сказал Джейсон. – Именно это, Гораций, ты всегда отказывался понимать. Ты считал робота машиной, но это биологическое понятие, выраженное механическими средствами…

– Ты играешь словами, – отмахнулся Красное Облако.

– Вряд ли мы к чему-нибудь придем даже в самом добродушном споре, – вмешался Джон. – Мы вообще прибыли сюда не выяснять, что тут строится. Мы хотели услышать, как роботы отнесутся к возможному возвращению миллионов людей на Землю.

– Я могу вам сказать, как мы это воспримем, – ответил Стэнли. – С опаской. Люди заставят нас опять служить себе, или, что еще хуже, мы им вовсе не понадобимся. Некоторые из нас, возможно, были бы рады снова оказаться в услужении, ибо все эти годы мы жили с ощущением, что никому не нужны. Кое-кто приветствовал бы старое рабство, ибо оно никогда не было настоящим рабством. Но с моей точки зрения, большинство все же чувствует, что мы вступили на путь, приближенный к судьбе человечества. По этой причине мы бы не хотели, чтобы люди вернулись. Они стали бы вмешиваться, они просто не могут иначе; разум людей так устроен, что они не могут не вмешаться, даже если дело касается их весьма отдаленно. Но мы не можем принять решение самостоятельно. Решение входит в компетенцию Проекта…

– Ты имеешь в виду монстра, которого вы построили, – проговорил Езекия.

Стэнли, который все это время стоял, медленно опустился в кресло, повернул голову и в упор посмотрел на Езекию.

– Ты не одобряешь? – спросил он. – Ты не понимаешь этого? Я-то думал, что ты поймешь скорее всех.

– Вы совершили святотатство, – сурово ответил Езекия. – Возвели нечто отвратительное. Вы задумали возвыситься над своими создателями. Я провел много страшных часов, в одиночестве размышляя, не совершаем ли мы, я и мои помощники, святотатство, посвящая свое время и все усилия задаче, которой должны были бы посвящать себя люди, но мы, по крайней мере, трудимся на благо человечества…

– Прошу вас, – вмешался Джейсон, – давайте не будем сейчас это обсуждать. Кто вправе судить чьи-либо действия? Стэнли говорит, что решать будет Проект…

– Да, Проект, – подтвердил робот. – Он обладает большим объемом знаний, чем любой из нас. Долгие годы мы собирали данные и вводили их в его память. Мы отдали ему всю информацию, которую нам посчастливилось добыть. Он знает историю, философию, естественные науки, искусство. А теперь он пополняет эти знания самостоятельно. Он беседует с чем-то, находящимся очень далеко в космосе.

Джон резко выпрямился.

– Как далеко? – спросил он.

– Точно нам не известно, – ответил Стэнли. – Мы полагаем, что оно расположено в центре Галактики.