Текст книги "Дело всей жизни…"

ОСОБЕННОСТИ КОМПОЗИЦИОННО– РЕЧЕВОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ТЕКСТА РУССКОЙ ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКИ С ПОЗИЦИЙ СТРУКТУРНО-СЕМИОТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА

(на примере функционирования композиционно-речевых форм в прямой речи персонажей)

О. В. Волощенко (Москва)

Последняя треть XX в. ознаменовалась в науке актуализацией взгляда на фольклор как на аккумулятор и транслятор культурной информации, форму выражения самосознания народа (Б. Н. Путилов, Н. И. Толстой, К. В. Чистов). В этой связи устнопоэтические тексты представляют интерес как источник культурологической информации, одна из форм репрезентации традиционной народной культуры, ее моделирующая система, за которой закреплена функция «утверждения, пропаганды и распространения освященных и предписываемых традицией принципов общественного жизнеустройства»1616
  Жизнь патриархального общества характеризовалась включенностью в циклическую систему природных и производственных процессов, что определило выбор стабильной составляющей повторяющихся циклов в качестве эталона [Артеменко, 2003: 95] и выразилось в ориентации представителей социума на константные, воспроизводимые элементы циклов как на основу жизнедеятельности и жизнеустройства социума, т.е. на традицию. Традиция – с ее ориентированностью на стабильное как на самое важное – явилась формой фиксации социально-исторического опыта патриархального общества [Толстой, 1995: 111]. Это сделало ее основой жизнеустройства и жизнедеятельности указанного общества, механизмом регулирования поведения его членов и критерием их жизненных приоритетов.


[Закрыть] [Артеменко, 2006: 20]. Если содержание традиции пропагандировалось и утверждалось средствами «событийной и сюжетно-образной систем» фольклора, то ее структура (обобщенное, типизированное концептуальное ядро-инвариант – его вариативная реализация в деятельности и поведении членов социума) получила отражение на уровне формальной организации устнопоэтического материала, будучи в «перекодированном виде» воплощена здесь «в базовых принципах и правилах организации фольклорно-творческого процесса» [Артеменко, 2006: 17]. В фольклорных текстах это нашло отражение в типовом употреблении его структурных элементов, композиционно-речевых форм1717
  В работах И. Р. Гальперина обозначенный подход к анализу композиции художественного произведения получил название контекстно-вариативного членения текста. Он предполагает разные формы изложения информации, а именно: повествование, описание, рассуждение, характерные для монологического типа речи, вопрос и побуждение – для диалога [Гальперин, 1982: 52].


[Закрыть] (КРФ): за каждой КРФ закреплена определенная типовая функция в развитии сюжета. Докажем это положение на примере анализа функционирования КРФ в речи персонажей волшебной сказки.

В прямой речи персонажей доминирующую позицию по сравнению с другими КРФ занимает побуждение. Именно оно является своеобразным вектором, «пружиной» развития сюжета, продвижение которого осуществляется за счет того, что одни персонажи своими приказами, советами, сообщениями, обещаниями побуждают (прямо или косвенно) других персонажей к выполнению определенных действий, поэтому прямая речь действующих лиц в большинстве своем имеет побудительный характер: «Не пойду, – говорит царю, – за тебя замуж, пока не велишь ты стрельцу-молодцу в горячей воде искупаться». Царь приказал налить чугунный котел воды, вскипятить как можно горячей да в тот кипяток стрельца бросить». [Афанасьев, № 169].

Ключевая роль КРФ побуждения в развитии сказочного сюжета и ее функциональное доминирование над другими КРФ в языковом плане отражается в появлении стереотипной текстовой структуры сказки, которая предстает как последовательность однотипных циклов: [(прямая речь (ПР) – КРФ побуждения)^1а → (реализация побуждения средствами КРФ повествования сказочника)^1б] → [(ПР – КРФ побуждения)^2а → (реализация побуждения средствами КРФ повествования сказочника)^2б] → … [(ПР – КРФ побуждения)^nа → (реализация побуждения средствами КРФ повествования сказочника)^nб] и т.д.

Таким образом, семантическое и грамматическое доминирование в нарративе КРФ побуждения (побуждение является ведущей речевой формой в прямой речи героев) определяет организацию сказочного в виде стереотипной последовательности двухфазовых однотипных циклов [(прямая речь (ПР) – КРФ побуждения)^1а → (реализация побуждения средствами КРФ повествования сказочника)^1б] и т.д., где доминирующей является первая фаза цикла, репрезентируемая посредством КРФ побуждения.

Специфика функционирования КРФ повествования в прямой речи персонажей заключается в том, что оно здесь всегда (эксплицитно или имплицитно) подчинено побуждению. Это проявляется в том, что повествование всегда «работает» в рамках направленности на побуждение, в одних случаях сочетаясь с ним (эксплицитная подчиненность), в других – употребляясь самостоятельно (имплицитная подчиненность). Основное назначение повествования в речи персонажей – быть содержательной базой побуждения, обосновать его: «Говорит Ивану его добрый конь: «Подождем до вечера! Как только стемнеет – оборочусь я сизокрылым орлом и перенесусь с тобой через стену. В то время прекрасная королевна будет спать на своей мягкой постели: ты войди к ней в спальню, возьми ее потихоньку на руки и неси смело». [Афанасьев, № 185].

КРФ рассуждения в прямой речи персонажей сказки также подчинено КРФ побуждения: рассуждения входят в состав функциональных групп, где побудительные высказывания формулируются на основе свернутых умозаключений-энтимем: «Мои дети уехали: выдана у меня дочь за Ворона Вороневича Семигородевича … Не езди, милой сын, оне непременно кончены, и тебе кончит». [Зеленин, № 27]. В синтаксическом отношении побуждение выносится на первый план и оформляется в виде части сложного предложения (простого побудительного предложения (языковая репрезентация побуждения)), центром которого является глагол (или цепочка глаголов) в императиве: «Не езди, милой сын <…>». Далее следует повествовательное предложение, которое является языковой репрезентацией умозаключения-энтимемы (большой посылки, малой посылки или вывода): «и тебе кончит».

[1. Ворон Вороневич убивает всех, кто к нему приезжает.]

[2. Ты собираешься к нему ехать.]

[3. Он тебя убьет.] → и тебе кончит.

Стремление сделать побуждение более убедительным вызывает необходимость обосновать побуждение, подкрепить его указанием целесообразности действия, что в тексте сказки находит отражение в появлении формы рассуждения. Таким образом, назначение рассуждение в сказочном нарративе – усилить степень воздействия побуждения на собеседника, придать побуждению более весомый, значимый характер.

Отличительной особенностью функционирования КРФ описания в прямой речи персонажей является ее прагматическая направленность на побуждение, жесткая подчиненность побуждению. Это проявляется в том, что в диалогах персонажей все описательные фрагменты выполняют функцию информативного толчка к совершению персонажем (в большинстве случаев героем) физического действия. Так, в речи других персонажей описание царевны является для героя толчком к отправке из дома, ее поискам, завоеванию и обретению в ее лице брачного партнера («Когда царевич был мал, то мамки и няньки его прибаюкивали: «Баю-баю, Иван-царевич! Вырастешь большой, найдешь себе невесту: за тридевять земель, в тридесятом государстве сидит в башне Василиса Кирбитьевна – из косточки в косточку мозжечок переливается». Минуло царевичу пятнадцать лет, стал у отца проситься поехать искать свою невесту». [Афанасьев, № 158]), пейзажные элементы функционируют как маркеры направления предстоящего пути героя и как «компас» по определению местонахождения искомого предмета или лица (чаще всего царевны) ([«Пусть тот, кто меня сюда привез, поедет к синему морю, посреди того моря лежит большой камень, под тем камнем спрятано мое подвенечное платье <…>».]^1а [Долго ли, коротко ли – приехал стрелец-молодец на край света и остановился у самого моря. <…> бросились они в воду и через час времени вытащили со дна моря, из-под великого камня, подвенечное платье Василисы-царевны. Приезжает стрелец– молодец к царю, привозит царевнино платье.]^1б), описание дворца – импульс к его постройке.

Иными словами, в функциональном плане описание является побуждением (имплицитное побуждение) или подчинено ему, что находит отражение в появлении устойчивой текстовой структуры: [речь, содержащая описание → физическая акция героя, осуществляемая на основе описания]. В языковом плане это отражается в появлении в тексте устойчивого языкового соответствия: [(прямая речь (ПР) – КРФ описания) (в функции побуждения или в синтаксически подчиненной побуждению позиции)^1а → (реализация побуждения средствами КРФ повествования сказочника)]^1б.

Таким образом, в сказочном нарративе функционирование КРФ отмечено двумя особенностями: 1) содержательным (зачастую и синтаксическим) доминированием КРФ побуждения в прямой речи персонажей; 2) типизированной функциональной специализацией КРФ. Так, за побуждением закреплена функция развития, продвижения сюжета (одни персонажи своими побудительными высказываниями (приказами, советами, сообщениями, обещаниями), заставляют других совершить некое физическое действие; функция повествования – обоснование побуждения; назначение рассуждения – повышение степени воздействия побуждения на собеседника посредством сильных аргументов; функция описания – служить информативным толчком к совершению персонажем (как правило, героем) физического действия.

© Волощенко О. В., 2009

Список литературы

1. Артеменко Е. Б. Традиция в мифологической и фольклорной репрезентации (Опыт структурно-когнитивного анализа) // Первый Всероссийский конгресс фольклористов. – Т. II. – М.: ГРЦРФ, 2006. – С. 6–23.

2. Артеменко Е. Б. Что такое фольклорная традиция // Русский язык и его место в современной мировой культуре: Материалы международной научн. конф. – Воронеж: ВГУ, 2003. – С. 95–96.

3. Афанасьев А. Н. Народные русские сказки: В 3-х т. – М.: Наука, 1985.

4. Гальперин И. Р. Сменность контекстно-вариативных форм членения текста // Русский язык. Текст как целое и компоненты текста. – М.: Наука, 1982. – С. 18–29.

5. Зеленин Д. К. Великорусские сказки Пермской губернии / Д. К. Зеленин. – СПб: ДБ, 1997. – 584 с.

6. Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. – М.: Лабиринт, 2003. – 144 с.

7. Путилов Б. Н. Фольклор и народная культура. – СПб.: Наука, 1994. – 240 с.

8. Толстой Н. И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. – М.: Индрик, 1995. – 512 с.

9. Чистов К. В. Народные традиции и фольклор / К. В. Чистов. – Л.: Наука, 1986. – 304 с.

УНИКАЛЬНЫЕ АСТРОЛОГО-МЕТЕОРОЛОГИЧЕСКИЕ РЕАЛИИ В ФОЛЬКЛОРНО-ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА

С. И. Доброва (Воронеж)

Исследование фольклорно-языковой картины мира, воплощающей в себе мировидение этноса, эволюцию художественного мышления народа, проводится в русле актуальной проблемы взаимосвязи языка и мышления на разных этапах развития этноса.

Фольклорная картина мира явилась результатом мимезиса – творческой деятельности сознания народа по конструированию «параллельного мира» – ментального подобия действительности [Фрейденберг 1978]. Тем самым параллелистика макро– и микрокосма (мира природы и мира человека) как базовая сущность мира, мощный когнитивный механизм, запускающий процесс познания, ведущая речемыслительная операция человеческого сознания, непосредственно связанная с концептуальной моделью мира как представлением о природном и человеческом универсуме и основанная на фундаментальных (константных) классических принципах эстетики (повторе, симметрии, выражении внутреннего через внешнее, ассоциативности), основополагающий прием поэтического мышления позволяет раскрыть многовариантность и множественность связей различных миров: мира природы, мира человека и внутреннего мира души.

В образных параллелизмах (ОП) русской народной лирической песни (обрядовой и необрядовой) отражен целостный фрагмент фольклорно-языковой картины мира. ОП является той минимальной структурой, которая дает возможность увидеть разнообразие способов соотнесения человека и мира в народных эстетически обработанных текстах. Методически важным является изучение приема поэтического мышления в эволюционно– генетическом аспекте на основе тематического подхода, на материале различных тематических групп: элементы космоса (уникальные астролого-метеорологические реалии); растительный и животный миры; атмосферные природные явления; фундаментальные стихии мироздания; металлы, минералы, драгоценные камни; единицы времени; бытовые реалии (артефакты); части человеческого тела (соматизмы) и др.

Настоящая работа продолжает серию тематических статей в русле указанной проблематики.

Образы тематической группы «Уникальные астролого-метеорологические реалии» достаточно широко представлены в композиционной структуре приема ОП как обрядовой, так и необрядовой лирики.

Набор лексем, представляющих астрологометеорологические объекты, в текстах обрядовой и необрядовой лирики идентичен. Все образы распадаются на две группы: 1) небесные объекты (светила) – солнце, месяц (луна), заря, звезда(-ы); 2) само небо как местонахождение небесных объектов. Опорными (доминантными, наиболее частотными)1818
  Термином «опорный (доминантный, частотный) образ» в данном исследовании обозначаются образы, употребление которых в 3–4 раза превышает количество употреблений малочастотных (периферийных) образов.


[Закрыть] являются образы двух основных светил: солнца и месяца (луны). Данное явление генетически восходит к древней мифологической оппозиции Солнце – Луна (в русском варианте Солнце – Месяц) [МНМ 1997]. Мифологические корни образов природной параллели «высвечивают» ряд образно-символических характеристик лирического героя, дополнительные, формируемые на основе взаимодействия композиционных частей ОП символические «приращения смысла». Лексемы «солнце» и «месяц» образованы от основ *sъlnь– и *mes– (из *mens-) при помощи ласкательных суффиксов. «Форма славянского слова позволяет предположить здесь задабривающее название» [Фасмер 1996: III, 710–711; II, 608– 609]. В «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля очень точно определено то отношение к солнцу, которое веками формировалось в народном сознании и не могло не найти своего отражения в концептах народной культуры, в частности в фольклорной модели мира. «Солнце, солнышко… величайшее, самосветное и срединное тело нашей вселенной, господствующее силою тяготения, светом и теплом над всеми земными мирами, планетами. Как свет и тепло, солнце представитель истины и блага…» [Даль 1995: IV, 265].

Образ месяца в фигуре ОП используется в разных фазах: 1) в фазе новолуния (молодой месяц) и в убывающей фазе; 2) в фазе полнолуния (диск луны).

На материале тематической группы «Элементы космоса» выявлены специфические особенности организации и эволюции исследуемого композиционного приема.

Эволюция структурно-семантических модификаций (ССМ) ОП в обрядовой и необрядовой лирике.

Основу разграничения структурно-семантических модификаций ОП составляет специфика репрезентации в рамках ОП мира природы и мира человека. В текстах русской народной лирики представлены различные разновидности приема, соответствующие, различным этапам и формам поступательной эволюции художественного мышления народа.

Исходная в указанной эволюции структурно– семантическая модификация ОП – это «классический» тип ОП. Его содержательной основой послужил психологический параллелизм – идея единства человека и мира природы [Веселовский 1940: 125–199]. Для этого типа ОП характерна содержательная и структурная самодостаточность природной и «человеческой» параллелей. Картина природы (образ символической параллели репрезентируется в объективно-природной ипостаси) и «человеческий» эпизод изображаются как автономные миры, сопоставленные лишь композиционно как части одной эстетической формы.

 
Солнышко за лес закатилось,
Ясное за темные леса.
Марьюшка со двора съезжает.
Ивановна с отцовского подворья. (В. – 78, 89)
 

«Классический» тип ОП широко представлен в текстах как обрядовой, так и необрядовой лирики и отражает в себе в переосмысленном виде наиболее чистые ранние формы мифопоэтического сознания.

Исходная ССМ ОП в ряде случаев подвергается трансформации, которая связана с эволюцией ОП как самостоятельного композиционного приема. Все трансформации «классического» типа ОП – и на уровне формы, и на уровне содержания – обусловлены действием тенденции к адаптации и сближению двух миров (макро– и микрокосма). Обозначенная тенденция проявляется в том, что в рамках фигуры ОП формируется специфический тип репрезентации мира природы и мира человека, новый вариант их сопоставления, при котором содержательная и структурная автономия обоих миров известным образом нивелируется. Эволюция исходного типа ОП осуществляется при этом по трем основным направлениям.

Тематическая группа «Элементы космоса (уникальные астролого-метеорологические реалии) иллюстрирует первую линию развития ОП, которая связана с трансформацией «классического» типа ОП на уровне формы. Данное направление эволюции выразилось во взаимопроникновении субстанциональных характеристик мира природы и мира человека. Оба мира сохраняют свою концептуальную и структурную обособленность, но один из них наделяется признаками другого мира. Различаются два варианта такого рода трансформаций.

Первый вариант трансформации «классического» типа ОП на уровне формы – антропоморфизация образов природы в символической части ОП – получает свое развитие исключительно в рамках обрядовой песенной лирики. Функционально эта ССМ направлена на представление в образах природы главных участников обрядового действия. Образы природной части ОП видоизменяются: природные объекты наделяются способностью производить действия, свойственные только человеку, и его качествами; образы природы антропоморфизируются («очеловечиваются»). Символические природные объекты говорят, действуют, как живые существа («антропоморфный» способ восприятия мира природы в мифологии и – соответственно – репрезентации «природной» параллели в ОП).

На формальном уровне это представлено в структуре ОП обязательным лексическим тождеством компонентов «типовое действие, функция» лирического героя и природного объекта. Лексическое тождество исключает наличие между функциональными компонентами параллелей непосредственной символической связи, поэтому на базе данной ССМ ОП формируются только персонифицированные образы-символы как тип символической образности.

Соотношение лексически тождественных компонентов «типовое действие, функция» природного объекта и лирического героя имеет различные основания.

1) Соотношение указанных компонентов основано на аналогии действий человека с действиями природных объектов (ближе к «классическому» типу ОП); в основном создается на базе глаголов движения.

Солнце как движущийся объект репрезентируется в терминологии действий, присущих человеку: в структуре ОП ему приписывается способность к хождению.

 
Шло, шло солнышко вдоль по залесью…
Шла, шла девушка вдоль по застолью. (Соб. – II, 270)
 

Природному объекту по аналогии с человеком и, шире, с живыми существами приписывается способность находиться в состоянии внутреннего движения (расти).

 
Как от светлаго месяца /Отросли лучи золоты;
Как у добраго молодца /Отросли кудри черныя. (К., 292)
 

2) Соотношение лексически тождественных компонентов основано на чисто условном переносе действий и функций лирического героя на природный объект при полном отсутствии аналогии: природный объект в действительности не способен выполнять приписываемые ему в рамках ОП действия.

 
Благословлялся светел месяч
Около яснаго солнушка,
Благословлялась княгинюшка
У государя батюшки… (К., 137)
 

 
«Не заря ли тебя, молодец спородила?
Не часты ли мелки звезды убаюкивали?
Не светел ли тебя месяц вспоил, вскормил?»…
Что на свет меня родила родна матушка,
Вспоил, вскормил родной батюшка,
Убаюкивала нянька мамушка… (К., 1044; 842)
 

Анализируемая ССМ отличается двумя важными особенностями.

Первая из них – это явная, нарочитая условность отождествления действий природного объекта и лирического героя в рамках фигуры ОП. Обозначенная особенность репрезентируется обязательным наличием «сигналов» (показателей) условного характера отождествления, подчеркивающих несходство мира природы и мира человека, исключающих возможность мифологического отождествления образов природной и «человеческой» параллелей.

«Сигналом» условности отождествления действий природного объекта и лирического героя может стать различие в пространственной локализации образов параллелей ОП, нетождественная форма объектных членов при функциональном компоненте или форма отрицательного параллелизма.

В отличие от мифа, в структуре ОП для объектов природы и человека нехарактерна смежность в пространстве, несмотря на взаимопроникновение субстанциональных характеристик мира природы и мира человека. Демифологизация места действия проявляется в очевидном переходе к локализации каждого из объектов в свойственной исключительно ему среде обитания (оппозиция «чужое пространство» (лес) – «свое пространство» (терем, застолье). В мифологической системе лес воспринимается как враждебная человеку часть пространства: «…за лесом помещается страна солнца» [МНМ 1997: II, 49–50, 52].

Сигнализировать об условном характере отождествления функций человека и природного объекта в ОП может различие форм объектных членов при функциональном компоненте и, соответственно, различие в их семантике (оппозиция «одушевленное – неодушевленное»). Например, см. текст К., 292: отрасти от месяца (объектно-комплетивное значение; отделение от объекта – медиативная функция солнечных лучей, лунного света) и отрасти у молодца (объектное и собственно характеризующее значение; принадлежность, волосы – объект обладания человека) и см. текст К., 137: благословляться около солнушка (локальное и объектное значение; воздавать хвалу) и благословляться у батюшки (объектное значение; брать благословение).

Фактом, акцентирующим несходство двух миров, может являться и форма отрицательного параллелизма, которая предполагает «устранение» одной параллели (природной, в силу ее очевидной условности) и утверждение той, на которую «не простерлось отрицание» [Веселовский 1940: 185] (см. тексты К., 1044, 842).

Вторая особенность состоит в том, что, с одной стороны, лексическое тождество функциональных компонентов, а с другой стороны, нарочитая условность такого отождествления формируют «раскрытый», «проявленный» характер символических обозначений в структуре ОП. Наличие в ОП двух картин репрезентирует не просто наделение природного образа способностью производить человеческие действия, но еще и тот факт, что природный объект производит именно те действия, которые характеризуют лирического героя, что в свою очередь приводит к «обнажению» в структуре ОП семантики символического кода. Скрытые, закодированные в «классическом» типе ОП символические значения в такой конструкции становятся явными, очевидными.

В эволюционно-ментальном аспекте детальная антропоморфизация природных объектов, очевидно, представляет собой более поздний этап фольклорно-песенного творчества и свидетельствует об ослаблении символического начала, упадке мифологического мышления, его перерождении в условно-поэтический прием (см. также: [МНМ 1997: II, 253–254]).

Второй вариант трансформации «классического» типа ОП на уровне формы – пластическое видоизменение образов (пластика образов) «природной» или «человеческой» параллелей ОП – получает свое развитие в необрядовой лирической песне. Фукционально эта ССМ ОП направлена на раскрытие эмоционального состояния лирических персонажей. Формирование пластики образов обусловлено стремлением сблизить, воссоединить гармонию природы и мира человеческих чувств и тем самым гармонизировать человеческие эмоции и отношения. Пластическое видоизменение образов параллелей ОП свидетельствует о том, что за изображением природных объектов стоит нечто иное – нематериальная духовная субстанция, эмоциональный спектр человеческой души.

1) Смысл пластического преобразования образов природы заключается в том, что природные закономерности воспринимаются через призму субъективного мироощущения человека. В результате человек выстраивает природные процессы в соответствии со своими чувствами и переживаниями (конструкции с семантикой волеизъявления). Важно подчеркнуть, что преобразование не выходит за рамки объективных, реальных свойств образов природы и ее закономерностей (отсутствуют черты условной антропоморфизации природных объектов).

 
Полно, солнышко, из-за лесу светить,
Полно, девушка, по милому тужить. (К., 2240)
 

 
Да взойди, взойди-ка ясное солнце!
Да приди, приди, завдалой молодчик! (Соб. – I, 153)
 

2) Сущность пластики образов «человеческой» параллели ОП состоит в том, что закономерности человеческой жизни сопоставляются с вечными и незыблемыми законами природы и сами приобретают в результате такого сопоставление статус неизбежной и неизменной, как законы природы, закономерности («дотягиваются» до уровня закона природы), исключающей и отвергающей иные варианты развития чувств лирических персонажей.

 
Не светить месяцу летом против зимнего,
Не любить тебе меня пуще прежнего! (К., 2549)
 

 
Не греть солнушку /Против летнява, —
Не любить дружка /Против прежнява! (К., 2270)
 

Данные ССМ в целом свидетельствуют о значительном переосмыслении, трансформации мифологических основ символики ОП.

Субстанциональная специфика небесных светил, их удаленность от мира человека объясняет отсутствие в рамках данной тематической группы содержательной трансформации «классического» типа ОП, для которой характерно введение человека в обе части ОП и изображение его во взаимодействии с объектами природы (вторая линия развития ОП). Глубокие традиционные мифологические корни и весомость образов тематической группы «Элементы космоса» в структуре фольклорной модели мира и народной культуры в целом обусловливает тот факт, что данные образы не подвергаются формализации (третья линия развития ОП).

Первую линию развития отличает особая динамика формирования семантики различных типов символической образности ОП.

Эволюция типов симв олической образности (ТСО) ОП в обрядовой и необрядовой лирике

Особая роль образов небесных объектов как конституирующих субстанциональных компонентов фольклорной модели мира обусловливает наличие в ОП исключительно символического типа соотношения актантных членов частей ОП: образы-символы и символические картины. Символическое действие «в чистом виде» без символизации самих образов небесных светил не отмечено [Доброва 2004: 19–38].

В обрядовой лирике в структуре ОП преобладают образы-символы как особый ТСО. Образы небесных светил в рамках ОП выступают в качестве персонифицированных образов-символов лирических персонажей песни (солнце – девица, месяц – молодец).

Персонификация природных образов во многом идет от дофольклорных мифологических воззрений (системы мифологических верований славян). По мнению Г.И.Мальцева, одной из ведущих закономерностей мировоззренческого субстрата устно-поэтического канона является стремление к гомеостасису – тождеству различных состояний [Мальцев 1989:39]. В традиционных мифологических системах солнце (как и луна (месяц) может воплощать и мужское, и женское начало [МНМ 1997: II, 78–79]. Изначально для народной песенной лирики было характерно механическое восприятие канона и использование его в художественных целях в процессе создания композиционной фигуры ОП, которую отличает обобщенный характер отношений между образами обеих картин ОП.

По количеству и специфике актантных членов (субъект и объект) параллелей ОП выделяются две структурные разновидности персонифицированных образов-символов: одиночный и парный образы-символы.

Одиночным мы называем такой персонифицированный образ-символ, когда в структуре ОП один актантный член «человеческой» картины (субъект, реже – объект) соотносится с одним актантным членом «природной» параллели, в результате такого сопоставления лирический персонаж получает символическое соответствие в образе природы.

Солнце, как правило, соотносится с женским началом (аналогично архаическим солярным мифам [МНМ 1997: II, 461]) и является персонифицированным образом-символом девицы.

 
Катилося ясное солнышко
Вдоль по залесью.
Шла-прошла наша Марьюшка
Вдоль по селу… (В. – 74, 88)
 

Месяц соотносится с мужским началом, как и в наиболее ранних лунарных мифах, и является персонифицированным образом-символом молодца1919
  По-видимому, в русской песенной традиции параллели «месяц – молодец», «солнце – девица» утвердились также благодаря влиянию грамматического рода (месяц – мужской род, солнце – средний род, в южнорусском регионе – женский).


[Закрыть].

 
Катился месяц ясной
По лазоревому небу…
Ходил Федул господин…
В зеленом саду по заре… (К., 947)
 

Обрядовые тексты отражают этап наиболее древних мифологических представлений, еще не выработавших различия в ценностных характеристиках двух основных светил: они воспринимаются как равнозначимые, равновеликие. Сходная цветовая и световая гамма образов двух небесных светил свидетельствует об их одинаково высокой оценке в системе ценностей фольклорной модели мира (сравн. месяц (луна) – светлый, ясный, красный, золотые (рога), молодой (фаза); солнце – ясное, красное, золотые, яркие (лучи). Включение солнца в пантеон в качестве главного божества, нарастание роли солярных мифов (в частности, по сравнению с лунарными и астральными) относится не к архаическим, а к позднейшим этапам мифологии [МНМ 1997: II, 461]. Доминантность, положительная оценка и более высокий ранг солнца в оппозиции солнце – месяц (луна), в частности, в рамках фигуры ОП – черта более поздних необрядовых песенных текстов.

Одиночные персонифицированные образы-символы ОП в обрядовой лирике в ряде случаев подвергаются детализации. Назначение таких конструкций состоит в том, чтобы детализировать образ главного участника обряда, показать его молодость и красоту. Большей детализации подвергается образ молодца как активного участника обряда. Если образ молодца раскрывается в его внешних чертах, то образ девицы, как правило, – в его внутреннем эмоциональном проявлении.

1) Образ небесного светила символизирует неотчуждаемый объект обладания человека (соматизмы).

Голова человека в структуре ОП сопоставляется с месяцем в фазе полнолуния (диск луны) и солнцем (марево = шар), в результате формируется особое символическое «приращение смысла»: голова – верхний мир, связь с верхним миром: мысли, возвышенное, духовное, нематериальное (сравн. марево – «греза, мечта, обман чувств» [Даль 1995: II, 298]), космическое, неземное. В фольклорной картине мира глаза имеет только месяц в фазе полнолуния.

Луна, солнце (марево = шар) – форма, внешний вид – голова (молодца)

 
У светлого месяца золота б ыла луна,
Что у краснаго солнца теплые марева2020
  Марево – «солнце стоит мутным багровым шаром…» [Даль 1995: II, 298]. Марево – от мара, мар…// Родственно греч. «блистать, сверкать, гореть, как жар»; др.-инд. «луч»… [Фасмер 1996: II, 571].


[Закрыть], (2)
Что у света, у Ивана, кудревата голова, (2)
Сына Прокопьевича да кудри шелковые (2). (М., 160)
 

2) Объект обладания небесного светила символизирует объект обладания человека.

Объектом обладания солнца являются его лучи, марева (= в значении «луч»). Для месяца в фазе новолуния или убывающей фазе релевантным признаком представляется наличие рогов как объекта его обладания.

Лучи (солнца, месяца) – глаза (персонажа)

 
Катилося солнце красное
По синю своду небесному,
Бросало лучи яркие
На леса густые…
Ходила Маланьюшка,
Гуляла свет Лазаревна,
По высокому по терему,
Возводила очи ясныя,
Все иззаплаканныя
На подружек голубушек,
На красных девушек.
 

(К., 946)

 

Катился месяц ясной
По лазоревому небу,
Кидал лучи светлые
На реки на быстрыя…
Ходил Федул господин,
Федул сударь Елизарьевич
В зеленом саду по заре,
Взводил очи ясныя,
На кусточки частые,
На цветочки алые,
На цветочки лазоревые.
 

(К., 947)

Для восприятия звезд в системе фольклорной картины мира существенно то, что их неисчислимо много. Релевантный признак звезд – их множество, неисчислимость. Объект обладания лирического персонажа (волосы, кудри) получает детальную символическую характеристику: цвет (атрибуты – золотой, ясный, чистый); длина (лучи, марева (= луч); густота (звезды, их неисчислимость, атрибут – частые).