Текст книги "Полный курс уголовного права. Том III. Преступления в сфере экономики"

§ 4. Формы хищения

Под формами хищения понимаются те юридически значимые способы (приемы), посредством которых изымается имущество. В этом отношении все составы преступлений, объединенные понятием «хищение», отличаются друг от друга прежде всего по способу изъятия имущества.

Действующий УК различает шесть конкретных форм хищения: кража (ст. 158), мошенничество (ст. 159), присвоение, растрата (ст. 160), грабеж (ст. 161) и разбой (ст. 162). Этими способами ограничено и хищение предметов, имеющих особую ценность (ст. 164).

Указанные формы хищения можно подразделить на те, в которых изъятие имущества происходит помимо воли собственника, и те, в которых оно осуществляется против его воли. К первой группе относятся кража, мошенничество, присвоение и растрата,[147]147
  См., напр.: БВС РФ. 1991. № 11. С. 3–4; 1992. № 3. С. 10; 1993. № 10. С. 4–5.


[Закрыть] а ко второй – грабеж и разбой.

На них и остановимся далее. Но прежде заметим, что в определениях каждой из перечисленных форм, содержащихся в ст. 158–162 УК, фигурирует термин «хищение». Тем самым подчеркивается, что кража, грабеж и все остальные способы изъятия имущества являются формами хищения и в качестве таковых несут в себе все его рассмотренные выше признаки. Поэтому сосредоточимся лишь на том, что специфично для каждой из указанных форм и что позволяет отграничивать их друг от друга. На практике установление этой специфики можно проиллюстрировать следующими данными (см. табл.).

Таблица

Кража есть тайное хищение чужого имущества (ч. 1 ст. 158 УК). Ее характеристический признак лежит в скрытном способе деятельности. Именно это обстоятельство дает основание считать кражу наименее опасной из всех форм хищения.[148]148
  В зависимости от обстоятельств дела такие действия при наличии к тому оснований подлежат квалификации по ст. 330 УК или другим статьям УК (см.: п. 7 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое»).


[Закрыть]

Хищение является тайным, если оно совершено: 1) в отсутствие кого бы то ни было; 2) в присутствии потерпевшего или посторонних лиц, но незаметно для них; 3) в присутствии указанных лиц, наблюдающих изъятие имущества, но не понимающих характера совершаемых действий; 4) в присутствии каких-либо лиц, наблюдающих действия похитителя, понимающих и правильно оценивающих их характер, но не обнаруживающих себя, благодаря чему последний остается в убеждении, что действует тайно; 5) в присутствии каких-либо лиц, наблюдающих действия преступника, понимающих и правильно оценивающих их характер и не скрывающих своего присутствия, но не являющихся посторонними в том смысле, который позволял бы говорить об открытости действий.[149]149
  Исключение составляет лишь состав разбоя, в котором говорится не о корыстной цели, а о цели хищения чужого имущества. Однако при более пристальном взгляде на данный состав обнаруживается, что корыстная цель также является его неотъемлемым признаком. Ю. В. Лубшев справедливо отмечал, что «насильственное деяние имеет сложное целевое содержание» (Лубшев Ю. В. Установление виновности по делам о насильственных преступлениях // Вестник Моск. ун-та. 1975. № 1. С. 28).


[Закрыть]

Полное отсутствие очевидцев наиболее ярко характеризует существо кражи как тайного хищения, при котором вор стремится в процессе изъятия имущества избежать визуального контакта с кем бы то ни было, включая не только собственника или иного владельца имущества, но и посторонних лиц, могущих воспрепятствовать преступлению или изобличить преступника в качестве очевидцев содеянного.

При этом посторонними считаются не все лица, оказавшиеся на месте преступления, а лишь те, от которых преступник не может ожидать не только содействия, но хотя бы пассивного попустительства хищению. В этом смысле к числу посторонних нельзя отнести соучастников похитителя (иначе любое групповое хищение было бы открытым), а также тех лиц, с которыми он связан такими родственными, приятельскими и другими близкими либо доверительными отношениями, которые дают ему реальное основание полагать, что эти лица не будут по меньшей мере противодействовать изъятию имущества, а по большому счету – способствовать изобличению его впоследствии. С этой точки зрения хищение не перестает быть тайным, когда виновный действует на глазах родственников или знакомых, рассчитывая на их молчаливое согласие или даже одобрение. Если же перечисленные лица принимали меры к пресечению хищения (например, требовали прекратить эти противоправные действия), то ответственность виновного за содеянное наступает по ст. 161 УК.[150]150
  Нельзя согласиться с разъяснением Верховного Суда, что присвоение и растрата состоят в противоправных действиях, осуществляемых «против воли собственника» (см.: п. 19 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2007 г. «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате»).


[Закрыть]

Примером обоснованной переквалификации содеянного с грабежа на кражу является дело Захарищева, который был признан виновным в том, что вместе со своей знакомой Макеевой пришел в комнату, где ранее бывал с разрешения знакомой Ляпиной, и похитил стереомагнитолу с четырьмя кассетами, принадлежащими матери Ляпиной. Исходя из того, что он совершил указанные действия в присутствии Макеевой, органы следствия и суд квалифицировали их как открытое хищение.

Удовлетворяя протест о переквалификации, Верховный Суд исходил из того, что Макеева – знакомая Захарищева. Договорившись между собой, они пришли в комнату, где раньше бывал Захарищев, с целью распить спиртное и остались там ночевать. Захарищев, увидев под кроватью магнитолу, предложил Макеевой совершить кражу, но она отказалась и впоследствии безразлично отнеслась к его преступным действиям. Таким образом, к свидетелю Макеевой не относится понятие «постороннего или другого лица», в присутствии которого совершена кража. Захарищев сознавал, что Макеева для него близкий человек, и был уверен в сохранении тайны похищения.[151]151
  См.: п. 7 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое».


[Закрыть]

Второй вариант тайности, связанный с похищением хотя и в присутствии каких-либо лиц, но скрытно от них, объективно требует от вора больших усилий, поскольку лишение присутствующих возможности наблюдать изъятие имущества, находящегося при них или в месте их присутствия, нередко достижимо лишь благодаря особому мастерству, каковым обладают, например, карманные воры, умеющие незаметно извлекать бумажники, снимать наручные часы, опустошать содержимое сумок, ручной клади и т. п. В определенных случаях помимо «ловкости рук» от такого вора требуется еще и умение неслышно подойти и удалиться с захваченным имуществом.

Третий вариант имеет место тогда, когда какие-либо лица наблюдают изъятие имущества, но не осознают его неправомерности, в силу чего тайной является не физическая сторона этих действий (как это имеет место в предыдущих вариантах), а их подлинный смысл. При этом в одних случаях преступник просто пользуется тем, что по причине малолетства, умственной неполноценности, опьянения или иных обстоятельств присутствующие объективно не способны понимать значение происходящего; в других – неосведомленностью окружающих о принадлежности имущества (например, при хищении вещей на вокзалах); в третьих – похитителю приходится создавать иллюзию правомерности изъятия имущества, прибегая к различного рода обманным уловкам и даже разыгрывая талантливо поставленные инсценировки, благодаря которым у окружающих складывается впечатление, что он является владельцем этог о имущества либо лицом, действующим по ег о поручению. Наблюдая изъятие предмета хищения, присутствующие при этом лица не осознают противоправного характера поведения виновного, полагая, что данное имущество завладевается лицом, обладающим на то соответствующими правомочиями.

Наконец, еще одной причиной, в силу которой изъятие имущества остается тайным, может стать бессознательное состояние или смерть потерпевшего – как естественная, так и насильственная. В последнем случае содеянное (образно, но некорректно называемое иногда «ограблением трупа») может квалифицироваться как кража лишь тогда, когда корыстное намерение воспользоваться смертью потерпевшего для завладения находящимся при нем имуществом возникло после наступления смерти, причиненной по иным (некорыстным) мотивам.

Таким образом, тайность хищения оценивается, исходя из двух критериев: объективного, т. е. внешнего по отношению к преступнику (отсутствие очевидцев или наличие обстоятельств, при которых присутствующие не осознают либо заведомо не имеют возможности осознавать преступный характер действий, на что похититель и рассчитывает), и субъективного, т. е. внутреннего, основанного на определенных объективных предпосылках убеждения лица в том, что совершаемое им незаметно или непонятно для окружающих. При этом решающим для установления тайности является субъективный критерий – представление виновного о том, что имущество изымается им незаметно. Отсюда стремление лица завладеть имуществом тайно, даже если его действия оказались заметными для других, не дает оснований квалифицировать содеянное как открытое хищение, если похититель, исходя из окружающей обстановки, не осознавал факта его обнаружения, считая, что действует скрытно.[152]152
  Однако такая оценка, характерная для Нового времени, не всегда была господствующей. Как отмечалось, в феодальную эпоху тайный способ был признаком низости деятеля и, как следствие, – его большей опасности. Коварство, приписываемое действующему таким образом субъекту, предопределяло и то, что к краже приравнивали многие деяния, ничего общего с хищением имущества не имеющие, если они совершались тайно (например, головная татьба или похищение людей) либо с использованием лжи (некоторые случаи подлогов и присвоения имущества) (см.:Фойницкий И. Я. Курс уголовного права. Часть Особенная: Посягательства личные и имущественные. С. 187).


[Закрыть] И наоборот, тайное похищение отсутствует тогда, когда преступник был убежден, что его действия очевидны для владельца имущества или посторонних лиц, хотя в действительности они остались незамеченными.

Вместе с тем приоритетность субъективного критерия не означает, что объективный критерий не представляет никакого интереса. Ведь субъективная убежденность виновного в тайном характере своих действий должна основываться на определенных объективных предпосылках. Следовательно, вывод о наличии субъективного критерия должен основываться на установлении этих предпосылок, а не на голословном заявлении преступника. В связи с этим немаловажно знать, что тайность изъятия либо возникает в силу объективно сложившейся обстановки, либо создается и обеспечивается усилиями самого субъекта преступления или его соучастников. Поскольку же тайный способ является обязательным признаком объективной стороны состава кражи, постольку лица, обеспечивающие тайность изъятия (например, стоящие на страже), должны признаваться соисполнителями совершенного преступления.

На практике возможны и такие ситуации, когда лицо, пытавшееся тайно совершить хищение, оказывается застигнутым на месте преступления, не успев завершить изъятие имущества. Причиной тому может быть неожиданное появление посторонних или хозяев, которые возвратились за чем-то забытым, а обнаружили в квартире вора, и т. д. Как квалифицировать содеянное в таком случае?

Поясним ответ на примере. Предположим, некто, воспользовавшись временным отсутствием гардеробщицы, проник в гардероб с тем, чтобы завладеть меховой шубой, но не успел выйти с ней, как вернулась гардеробщица. Квалификация его действий будет зависеть от того, как он поведет себя в дальнейшем. А дальнейшее развитие событий может развиваться по нескольким сценариям:

1) действия преступника, который, осознав, что он обнаружен, прекращает хищение и пытается скрыться, бросив имущество, образуют покушение на кражу;

2) в том же случае, когда преступник, будучи замеченным, несмотря на это продолжает действия по изъятию имущества, похищение, начавшееся как тайное, перерастает в открытое, т. е. в грабеж (ч. 1 ст. 161 УК);

3) если же виновный, столкнувшись с сопротивлением, применяет еще и насилие к лицу, пытавшемуся воспрепятствовать окончательному завладению имуществом или его удержанию непосредственно после изъятия, то его действия должны квалифицироваться, в зависимости от характера примененного насилия, как насильственный грабеж (ч. 2 ст. 161) или разбой (ст. 162 УК);[153]153
  См.: п. 4 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое».


[Закрыть]

4) напротив, насильственные действия, совершенные с целью скрыться или избежать задержания, не могут рассматриваться как грабеж или разбой и подлежат самостоятельной оценке по соответствующей статье УК в зависимости от характера насилия и наступивших последствий.

Таким образом, учиненное лицом насилие может быть связано с совершенной им кражей или покушением на нее, но никоим образом не может являться средством завладения имуществом. В этом отношении В. А. Владимиров правильно отмечает, что «не может изменить способа похищения применение к потерпевшему насилия, если оно не выступало как средство изъятия имущества».[154]154
  См.: п. 2, 4 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» (БВС РФ. 2003. № 2).


[Закрыть]

Мошенничество есть завладение чужим имуществом или приобретение права на него путем обмана или злоупотребления доверием (ч. 1 ст. 159 УК).

Данное определение во-первых, позволяет выделить две разновидности мошенничества по объекту (именно по объекту, а не по предмету!) – завладение чужим имуществом, посягающее на отношения собственности, и приобретение права на чужое имущество, посягающее на иные вещные отношения (ограниченные вещные права), а во-вторых, содержит указание на два конкретных способа такого завладения – обман и злоупотребление доверием. Начнем с объекта.

Различие между мошенническими посягательствами на указанные объекты состоит в том, что хищение путем обмана может осуществляться и посредством фактического завладения чужим имуществом, обеспечивающего возможность пользоваться и распоряжаться им, юридически опосредуемую презумпцией законности владения, тогда как получение права на чужое имущество по определению может быть осуществлено лишь посредством юридического завладения этим имуществом, т. е. за счет склонения потерпевшего посредством обмана к совершению определенных юридически значимых действий, в результате которых виновный утверждается в статусе субъекта ограниченного вещного праваобеспечивающего легальную возможность владеть чужим имуществом, но не распоряжаться им.

Так, отмечая, что особенностью мошенничества является возможность завладеть не только имуществом, но и правом на него, П. С. Яни апеллирует к следующему примеру.

С. предложил страдающему алкоголизмом Ю., зарегистрированному (прописанному) в двухкомнатной неприватизированной квартире, обменять ее на такую же квартиру за городом с доплатой. Воспользовавшись тем, что Ю. постоянно находился в нетрезвом состоянии, С. оформил обмен не на квартиру, а на комнату в старой коммунальной квартире, получив таким образом возможность обладания квартирой на праве найма.

Считая правильным осуждение С. за совершение мошенничества в виде получения права пользования жилым помещением, П. С. Яни обосновывает это тем, что в данном случае городские власти, которым принадлежит квартира, не понесли ущерба, а потерпевшим стал Ю., у которого путем обмана отобрано право пользования указанной квартирой.

Мошенническое же завладение государственным имуществом усматривается в обманной приватизации квартиры ненадлежащим лицом. Так, К. после смерти Г. с помощью сотрудников жилищного органа подделал ряд необходимых документов и незаконно получил право на приватизацию жилища, приватизировал его, а затем продал.

В ходе судебного заседания адвокат заявил ходатайство о прекращении дела, мотивировав просьбу тем, что раз государство принципиально выразило свою волю об отторжении квартиры в собственность какого-либо лица, то, стало быть, ущерба оно не понесло.

Однако суд отклонил ходатайство, приняв во внимание, что государство безвозмездно отдает квартиру не всякому желающему, а при условии, что она достанется тому, кто в ней законно проживает. Под другим условием передача не состоялась бы. Поэтому завладение квартирой в ходе приватизации не имеющим на это права лицом является противоправным, безвозмездным, корыстным изъятием имущества, совершенным путем обмана собственника квартиры – местных властей. Ущерб же в данном случае рассчитывается исходя из фактической стоимости квартиры[155]155
  См.: п. 2 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое».


[Закрыть].

Таким образом, предметом мошенничества может быть как имущество, принадлежащее потерпевшему на праве собственности, так и имущество, которым потерпевший владеет в качестве субъекта ограниченного вещного права.

Что касается иных объектов гражданских прав, то включение в число предметов мошенничества работ, услуг, обязательственных и любых иных имущественных прав возможно лишь при широкой трактовке мошенничества. Но действующее законодательство не дает оснований для такой трактовки. С тех пор как состав мошенничества встал в общий ряд с хищениями его объектом могут признаваться только вещные отношения, а предметом – вещи.

Объективную сторону данного состава образуют два взаимосвязанных акта: изъятие имущества или приобретение права на него (основное действие) и обман или злоупотребление доверием (вспомогательное действие, обеспечивающее выполнение основного).

Прибегая к обману или злоупотреблению доверием с целью безвозмездного обращения в свою пользу чужого имущества, мошенник фальсифицирует сознание и волю его владельца таким образом, что тот, будучи введенным в заблуждение, как бы «добровольно» отчуждает в пользу преступника собственное имущество либо передает имеющееся у него ограниченное вещное право на чужое имущество. Причем акт внешне добровольной передачи имущества означает не просто фактический переход его в руки виновного, но и получение им определенных возможностей по использованию имущества или распоряжению им, ибо мошенник действует так, как если бы правообладание на имущество перешло к нему на законных основаниях.

В этом и заключается своеобразие мошенничества. В отличие от вора, надеющегося, что его действия останутся незамеченными, а также в отличие от грабителя или разбойника, полагающихся на внезапность, дерзость и угрожающий характер своих действий, мошенник делает ставку на то, что под влиянием дезинформации потерпевший сам отдаст свое имущество. На это обстоятельство специально обращал внимание Верховный Суд СССР, подчеркивая, что «признаком мошенничества является добровольная передача потерпевшим имущества или права на имущество виновному под влиянием обмана или злоупотребления доверием».[156]156
  См.: Там же. П. 5.


[Закрыть]

Другой разновидностью мошенничества служат случаи, когда под воздействием обмана или злоупотребления доверием владелец имущества или иное лицо либо уполномоченный орган власти «не препятствуют изъятию этого имущества или приобретению права на него другими лицами».[157]157
  См.: Яни П. С. Мошенничество и иные преступления против собственности: уголовная ответственность. С. 56–57.


[Закрыть]

Таким образом, специфичность развития причинной связи при мошенничестве состоит в том, что в акте перехода имущества принимает непосредственное участие сам потерпевший, действующий (или бездействующий) под влиянием заблуждения. При этом в любом случае должно быть установлено, что заблуждение имело место в результате предшествующего по времени обмана со стороны виновного или хотя и возникло вначале помимо действий виновного (при пассивном обмане), но было использовано им. Поскольку обман при мошенничестве служит получению чужого имущества или прав на него, постольку полученная имущественная выгода должна быть следствием именно обмана потерпевшего, посредством которого формируется (или хотя бы укрепляется) намерение последнего на передачу имущества. Следовательно, причинная связь имеет место лишь при условии, когда обман произошел до передачи имущества.

Если же причина неадекватного восприятия потерпевшим соответствующей ситуации кроется в его болезненном состоянии, чем пользуется похититель, содеянное более соответствует краже. При мошенничестве имущество должно передавать дееспособное лицо, чьи действия по распоряжению им являются юридически значимыми. «Если путем обмана или злоупотребления доверием завладевают имуществом недееспособного в силу возраста или психического расстройства лица, то поведение преступника образует кражу, а не мошенничество, поскольку воля таких лиц юридически ничтожна».[158]158
  Пункт 12 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 5 сентября 1986 г. (с изменениями, внесенными постановлением Пленума от 30 ноября 1990 г.) «О судебной практике по делам о преступлениях против личной собственности» (Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам. М., 1997). // Образно, но не менее доходчиво эта мысль выражена в известной песенке из кинофильма «Приключения Буратино»: «На дурака не нужен нож. Ему с три короба наврешь и делай с ним, что хошь». Только лиса Алиса и кот Базилио, уговаривающие Буратино зарыть монетки и замереть в ожидании всходов, – мелкие жулики по сравнению с нынешними мошенниками. Обдурить деревянного мальчика может каждый. Их последователи, не сказочные, а реальные, действуют с куда большим размахом и изобретательностью. В частности, по данным на 1 ноября 1996 г., в России насчитывалось около 86 млн обманутых вкладчиков, ущерб которым со стороны около 880 компаний составлял как минимум 40 трлн рублей (Комсомольская правда. 1996. 29 окт.). Мошенническая деятельность ряда инвестиционных фондов в России того времени приобрела настолько грандиозные масштабы, что эта проблема из разряда уголовных превратилась в политическую. Наиболее же ярким примером того, как устранение государства от принятия мер по противостоянию финансовому мошенничеству и оздоровлению ситуации привелоксерьезной политической дестабилизации, вылившейся в погромы и мародерство, являются события в Албании. Развивайся российские события по тому же сценарию, пришлось бы вводить чрезвычайное положение, способное повлечь куда большее ограничение прав и свобод граждан, но уже не в целях защиты кредиторов, а в целях защиты конституционного строя и безопасности государства.


[Закрыть]

Различные обманные приемы или доверительные отношения могут использоваться и при воровстве, в связи с чем мошенничество (как хищение путем обмана или злоупотребления доверием) необходимо отличать от кражи (как тайного похищения с элементами обмана или злоупотребления доверием). При совершении кражи обман используется для облегчения доступа к имуществу (например, для проникновения в помещение или жилище), который является лишь условием его дальнейшего изъятия не только без участия потерпевшего, но и помимо его воли. Совершенно иную роль играет обман при совершении мошенничества, где он служит непосредственной причиной перехода имущества к преступнику от владельца, который под влиянием обмана «по своей воле» расстается с имуществом.

Итак, при краже обман – всего лишь средство получения доступа к имуществу, которым еще предстоит завладеть, а при мошенничестве – средство завладения имуществом с получением соответствующих «правомочий» на него. Поэтому ухищрения, направленные не на то, чтобы склонить потерпевшего к внешне добровольной передаче имущества, а лишь на создание условий для последующего его тайного изъятия, не могут составить признаков мошенничества. В частности, не содержит признаков мошенничества проникновение в квартиру потерпевшего под видом работника газовых сетей, сотрудника милиции или под иным вымышленным предлогом, чтобы затем, воспользовавшись оплошностью хозяина, в удобный момент незаметно завладеть его имуществом.

Так О., придя к В. домой, представился сантехником и попросил впустить в квартиру с целью проверки водопроводной системы. Войдя в квартиру, он начал осматривать трубы в ванной, а затем сказал, что для проверки нужно, чтобы соседи сверху включили воду в ванной. Когда потерпевшая ушла к соседям, О. похитил деньги из секретера и скрылся. В данном случае хотя и присутствовал обман, но он не был причиной передачи имущества, а лишь облегчил доступ к имуществу.

Отграничение мошенничества от кражи следует проводить с учетом того, что мошенничество включает в себя взаимодействие преступника и потерпевшего, без которого обман невозможен. Именно манипуляции виновного по вовлечению потерпевшего в передачу имущества составляют центральное звено механизма совершения мошенничества. Отсюда задача мошенника заключается в том, чтобы привлечь внимание потенциальной жертвы к возможности распорядиться своим имуществом, тогда как при краже, совершаемой в присутствии потерпевшего, задача вора состоит в том, чтобы отвлечь его внимание, дабы обеспечить тайность завладения имуществом.

Не является мошенничеством хищение имущества, которое было не передано, а доверено виновному, например для временного присмотра. Так действуют вокзальные воры, которые, войдя в доверие к ожидающим пассажирам, соглашаются «присмотреть» за их вещами и во время отлучки хозяев скрываются с ними. Кражей являются также завладение предметами одежды и обуви в магазине, выданными лицу не в пользование или в собственность, а для примерки.

Признание мошенничества оконченным во многом определяется признаком подвижности имущества, а также нормативно установленным моментом перехода права собственности на него. Если при хищении движимого имущества вполне применим старый и незатейливый способ – получить его в свои руки и скрыться, – то при мошеннических операциях с недвижимостью он вряд ли будет эффективным, так как право собственности и другие вещные права на недвижимые вещи, их возникновение, переход подлежат на основании п. 1 ст. 131 и п. 2 ст. 223 ГК государственной регистрации, с момента каковой указанные права возникают и у приобретателя.

По особенностям способа закон выделяет две разновидности мошенничества – завладение имуществом путем обмана и путем злоупотребления доверием, не раскрывая эти понятия.

Первое легальное определение обмана содержалось в УК РСФСР 1922 г., где говорилось: «Обманом считается как сообщение ложных сведений, так и заведомое сокрытие обстоятельств, сообщение о которых было обязательно» (прим. к ст. 187).

В последующих УК данная формулировка не воспроизводилась, но практика продолжала придерживаться приведенного определения. Так, Президиум Куйбышевского (ныне – Самарского) областного суда в постановлении по делу Ч. сформулировал: обман есть умышленное искажение или сокрытие истины с целью ввести в заблуждение лицо, в ведении которого находится имущество, и таким образом добиться от него добровольной передачи имущества, а также сообщение с этой целью заведомо ложных сведений.[159]159
  См.: п. 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2007 г. «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате».


[Закрыть]

В науке обман также связывается с посягательством на истину, определяемым как «всякое искажение истины или умолчание об истине, где под истиной понимается правильное отражение действительности в мысли, сознании человека»,[160]160
  Уголовное право. Особенная часть. Учебник для вузов / Отв. ред. И. Я. Козаченко, З. А. Незнамова, Г. П. Новоселов. М., 1997. С. 217.


[Закрыть] «сокрытие фактов или обстоятельств, которые лицо обязано было сообщить контрагенту»,[161]161
  БВС РФ. 1995. № 2. С. 6.


[Закрыть] «сознательное искажение истины или умолчание о ней»,[162]162
  В случае мошеннического завладения долей в праве общей собственности необходимо исходить из того, что момент перехода указанной доли увязываетсяв ст. 251 ГК с моментом заключения договора, если соглашением сторон не предусмотрено иное, амомент перехода доли по договору, подлежащему государственной регистрации, определяется в соответствии с п. 2 ст. 223 ГК.


[Закрыть] «умышленное искажение или сокрытие истины с целью введения в заблуждение»,[163]163
  См: п. 6 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое».


[Закрыть] «сообщение ложных сведений либо сокрытие, умолчание о тех или иных обстоятельствах, сообщение о которых обязательно».[164]164
  Там же. 1990. № 6. С. 15.


[Закрыть]

Однако, памятуя об относительности истины, нельзя не согласиться с мнением, что более удачным представляется определение обмана как особого вида информационного воздействия на человеческую психику, которое состоит во введении в заблуждение другого лица или поддержании уже имеющегося заблуждения путем сообщения ложных сведений либо несообщения о сведениях, которые лицо должно было сообщить, с целью побуждения потерпевшего к соответствующему распоряжению имуществом.[165]165
  Там же. 1991. № 10. С. 3.


[Закрыть]

Итак, обман – это сообщение заведомо ложных сведений либо несообщение о сведениях, которые лицо должно было сообщить, с целью введения в заблуждение лица, в собственности или владении которого находится имущество, чтобы побудить его к «добровольной» передаче имущества в пользу обманщика или других лиц.

Все эти определения, подчеркивая наиболее важные признаки обмана, характеризуют его лишь в общем. Для уяснения же социально-психологической природы обмана как способа совершения мошенничества необходимо рассмотреть его объективные и субъективные признаки. Объективные признаки обмана анализируются при посредстве таких категорий, как «содержание», «формы» «приемы» и «средства обмана».

Содержание обмана составляют разнообразные обстоятельства, относительно которых преступник вводит в заблуждение потерпевшего, либо факты, сообщение о которых удержало бы лицо от передачи имущества.

Ответственность за мошенничество наступает независимо от того, обманывается ли потерпевший в отношении фактических обстоятельств или юридической стороны дела. Главное в том, что, по крайней мере, одно из обстоятельств, в отношении которых лжет виновный, служит основанием (разумеется, мнимым) для передачи ему имущества.

В связи с этим нельзя не заметить, что с криминологических позиций само существование обмана, равно как и качество конкретных его разновидностей, во многом связаны со степенью критичности потерпевшего, объективно способствующего своим поведением преступнику.

Вопрос об оценке действий обманщиков и предосудительности поведения их жертв долгое время был предметом теоретических дискуссий и неоднозначных практических решений в отношении лжепосредников и несостоявшихся по их вине взяткодателей. Сомнения вызывала сама возможность признания жертв преступления одновременно преступниками, хотя и не доведшими преступление до конца. Еще большие разногласия существовали относительно оценки поведения лиц, по вине которых они не только не завершили преступление, но сами оказались его жертвами.

В последнее время и в литературе, и в судебной практике высказываются рекомендации оценивать подобные действия в качестве мошенничества. Так, в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 10 февраля 2000 г. (в ред. от 6 февраля 2007 г.) «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе» четко зафиксировано: «Если лицо получает от кого-либо деньги или иные ценности якобы для передачи должностному лицу или лицу, выполняющему управленческие функции в коммерческой или иной организации, в качестве взятки либо предмета коммерческого подкупа и, не намереваясь этого делать, присваивает их, содеянное им следует квалифицировать как мошенничество. Действия владельца ценностей в таких случаях подлежат квалификации как покушение на дачу взятки или коммерческий подкуп» (п. 21)[166]166
  БВС РСФСР. 1982. № 2. С. 14.


[Закрыть]. При этом, как подчеркивает Б. В. Волженкин, признание в действиях мнимого посредника состава мошенничества не означает, что субъект, пытавшийся с его помощью передать взятку, должен быть освобожден от ответственности как жертва обмана, а материальные ценности возвращены ему как потерпевшему от мошенничества. Независимо от намерений мнимого посредника по умыслу взяткодателя они являлись предметом взятки, который в случаях как оконченного, так и неоконченного преступления подлежит обращению в доход государства[167]167
  Владимиров В. А. Квалификация похищений личного имущества. М., 1974. С. 50.


[Закрыть].

Соглашаясь с этим, стоит все же подчеркнуть, что лицо, пытавшееся дать взятку через посредника, но обманутое им, действительно становится жертвой обмана, т. е. потерпевшим от мошенничества. В противном случае придется согласиться с В. В. Векленко, который, также заметив парадоксальность того, что виновный, пытавшийся направить принадлежащее ему имущество на совершение преступления, одновременно становится потерпевшим и попадает под защиту государства, приходит к выводу, что в данном контексте «достаточно спорным выглядит утверждение, что уголовный закон здесь становится на защиту собственности. Считаем, – заключает автор, – что закон лишь пресекает неправомерное завладение имуществом со стороны ложного посредника в виде дачи взятки и не берет под охрану интересы собственника».[168]168
  Борзенков Г. Н. Ответственность за мошенничество. М., 1971. С 30.


[Закрыть]

При такой постановке вопроса придется вернуться к прежней формуле квалификации мнимого посредничества, в которой не было места мошенничеству. И не только мнимого посредничества. Поскольку, задаваясь вопросом о том, до какой степени собственник или обладатель имущества может рассчитывать на уголовно-правовую защиту своих имущественных прав, В. В. Векленко ставит под сомнение приведенную выше оценку действий ложного посредника не только во взяточничестве, но и в коммерческом подкупе (ст. 184, 204), торговле несовершеннолетними (ст. 152), сбыте имущества, добытого заведомо преступным путем (ст. 175), сбыте оружия, наркотических средств (ст. 222, 228 УК) и т. д. Принимая во внимание особые нравственно-правовые вопросы оценки поведения «недобросовестных лиц», возникающие при совершении ими действий, связанных с получением вознаграждения в качестве оплаты за тяжкие и особо тяжкие преступления, автор задается вопросом: «Насколько правомерно и целесообразно привлечение к ответственности за хищение лица, присвоившего деньги, полученные в оплату за убийство, но не выполнившего взятого на себя “обязательства”»?

На наш взгляд, то обстоятельство, что лицо, намереваясь совершить преступление, не доводит его до конца, оказываясь жертвой другого преступника, не исключает его ответственности за покушение, коль скоро оно не просто обнаруживает намерение, но и совершают определенные действия, непосредственно направленные на совершение преступления. Однако это обстоятельство не лишает это лицо статуса потерпевшего от действий того преступника, жертвой которого оно оказалось.

Как всякое явление обман характеризуется не только содержанием, но и формами его выражения. В зависимости от способов манипулирования информацией, в результате которого у потерпевшего создается ложная модель окружающей действительности, принято выделять активный (искажение истины) и пассивный (умолчание об истине) обман, соответствующие двум основным видам человеческой деятельности – активному (действие) и пассивному (бездействие). Кроме того, искажение истины может быть выражено посредством либо слова, либо дела (в форме определенных действий), в связи с чем можно выделить словесный обман и обман действием.