Текст книги "Беларусь. Памятное лето 1944 года (сборник)"

Г.И. Близнец (Гомель)

Изучение истории Великой Отечественной войны продолжает оставаться и сегодня, в канун 70-летия Великой Победы, одним из актуальных направлений в исторической науке. Война СССР 1941–1945 гг. вошла в историю как небывалое по ожесточенности, трагизму и героизму, историческим последствиям для судеб мира сражение многонационального советского народа, других народов Земли против фашизма. По этой теме написано больше, чем по любому другому хронологическому периоду. В советский период за прошедшие после войны годы был накоплен огромный багаж исследовательской и мемуарной литературы, посвященной событиям Великой Отечественной войны, начиная от предыстории и конкретики боевых операций, до ее итогов. Длительный и сложный, противоречивый путь изучения советскими историками Великой Отечественной войны можно условно разделить на три этапа: 1) в ходе самой войны и до середины 1950-х гг.; 2) после XX съезда КПСС и до середины 1960-х гг.; 3) с приходом к власти Л. Брежнева и до середины 1980-х гг. [1, с. 4].

Сбор военных материалов начался практически с первых ее месяцев. В январе 1942 г. в Академии наук СССР была создана Комиссия по истории Великой Отечественной войны с задачей сбора и публикации материалов о действующих боевых частях, партизанских соединениях, героическом труде советских людей на фронте и в тылу [2, с. 118–132].

В мае 1942 г. возникла комиссия при ЦК ВЛКСМ, собиравшая материалы об участии комсомольцев и молодежи в Отечественной войне. Комиссии по сбору материалов были также созданы в ВЦСПС, при наркоматах и ведомствах, в Белорусской и Украинской ССР и других местах. Поддержка госорганов, с одной стороны, облегчала им доступ к различным объектам исследования, с другой стороны, обусловливала идеологическую и политическую ангажированность их деятельности.

Для учета последствий нацистской оккупации на части советской территории в ноябре 1942 г. была учреждена Чрезвычайная Государственная Комиссия (ЧГК) по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба. В республиках и областях создали аналогичные структуры, действовавшие в тесном сотрудничестве и под руководством ЧГК. За время своей работы ЧГК рассмотрела и изучила 54 тыс. актов и свыше 250 тыс. протоколов опроса свидетелей и заявлений о злодеяниях фашистов, опубликовала 27 сообщений и два тома документов, которые стали важными доказательствами обвинения на Нюрнбергском процессе [3].

В послевоенные годы триумф Победы наложил отпечаток на всю научную и художественную литературу о войне: прославление и пропаганда боевых и трудовых подвигов составили ее содержание. Победа в общественном сознании делала неуместным критико-аналитический подход, объективное рассмотрение причин тяжелых потерь и поражений, ошибок и просчетов. Власть, в свою очередь, используя феномен Победы, стремилась убедить народ в универсальности существовавшей политической системы, ее актуальности в неизменном виде не только в чрезвычайных обстоятельствах войны, но и во все времена.

В теоретическом отношении работы военного и ближайшего послевоенного времени следовали оценкам войны, сформулированным И. В. Сталиным, отличались непримиримостью к любым отклонениям от официальной точки зрения, апологетикой действий советского руководства, его успехов и достижений без учета их цены [4, с. 5–6]. Концептуальным фундаментом и источником упрощенных, зачастую неверных суждений об истории Второй мировой и Великой Отечественной войн стал сборник речей, приказов и ответов корреспондентам Сталина «О Великой Отечественной войне Советского Союза» (впервые издан в 1942 г.), многократно переизданный и дополненный другими выступлениями Сталина [5].

Военная историческая литература 1946–1956 гг. носила преимущественно научно-популярный характер и не давала ответа на коренные вопросы минувшей войны. Как и в военное время, негативное влияние на нее оказывал культ личности Сталина. Для публикуемых работ были характерны субъективистские оценки событий и явлений войны, метод комментирования и цитатничества, иллюстративность изложения. Многие события замалчивались или искажались. Исследования не имели необходимой Источниковой базы, невелика была научная ценность публиковавшихся документов и материалов. Они, как правило, использовались для иллюстрации господствовавших в историографии схем и положений [6, с. 45].

Таким образом, послевоенное десятилетие явилось периодом формирования советской историографии Великой Отечественной войны. Опыт этого десятилетия показал, что историческая мысль при ограниченности действия научных принципов историзма, недостаточности документальной основы не может быть плодотворной, но полностью процесс исторического познания нельзя остановить. Современники событий Отечественной войны понимали необходимость сохранить их в памяти народа. В пределах возможного велась работа по сбору и обработке архивных материалов, на ограниченной базе источников издавались сборники документов о зверствах фашистов, выходили книги о героизме воинов Красной Армии, партизанском движении, публиковались первые воспоминания и дневники участников войны [4, с. 5].

По мере усиления противостояния двух мировых систем история войны становилась фронтом острой идеологической борьбы. Основное внимание в работах о войне уделялось показу преимуществ социалистической системы, акцентировалось внимание только на успешных операциях советских войск, достижениях советского военного искусства и военной экономики. При сопоставлении сил сторон советские авторы стремились преувеличить численность войск и количество вооружений противника и, соответственно, преуменьшить свои силы. Тенденциозным являлся и подход советской историографии к трактовке потерь воюющих сторон [7, с. 8–9].

Определенные изменения в формировании советской историографии Великой Отечественной войны произошли в связи с осуждением на XX съезде КПСС культа личности И. Сталина. С 1956 г. расширился доступ исследователей к архивам, в 1960 г. Главное архивное управление передали в ведение Совета Министров СССР.

Историкам и публицистам дали возможность критиковать ошибки Сталина, допущенные накануне и в ходе войны, в определенной мере высказывать собственное мнение. Произошли заметные количественные и качественные сдвиги в организации научной работы в центре и на местах, значительно расширилась источниковедческая база, более всесторонним стало изучение первоисточников, возрос опыт исследовательских кадров [6, с. 46].

В последующем начали появляться капитальные труды, посвященные важнейшим битвам и операциям советских вооруженных сил. В 1960–1965 гг. был издан шеститомный труд «История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 гг.». Это было время после XX съезда КПСС, когда открыто заговорили о вреде культа личности Сталина, об ошибках военно-политического руководства в предвоенные и военные годы, катастрофических последствиях уничтожения десятков тысяч командиров Красной Армии. Все это нашло отражение в упомянутом исследовании, авторы которого предприняли попытку аналитического изучения истории войны. При этом они не решились упоминать имя Г. К. Жукова, находившегося в то время в опале, чрезмерное внимание уделили роли Н. С. Хрущева в период войны, допустили и иные конъюнктурные переборы и упущения. Несмотря на это, данный труд явился шагом вперед в исторических исследованиях о войне и оказал благоприятное влияние на историческую науку, ибо нанес удар по упрощенной схеме изложения войны, когда все успехи приписывались «мудрому руководству» И. Сталина «как величайшего полководца всех времен и народов» [8, с. 3–4].

На втором этапе в более широких масштабах, чем раньше, стали публиковаться документы и материалы о борьбе советского народа в тылу фашистских оккупантов. Эта тематика стала наиболее актуальна для белорусских исследователей, учитывая, что партизанская борьба, подпольное движение, а также массовое сопротивление мирного населения Беларуси превратились в один из весомых факторов разгрома фашистского нашествия. Белорусские историки всесторонне проанализировали процесс зарождения и развития партизанского движения и подполья, деятельность партизанских, партийных, комсомольских органов в тылу врага. Более 40 монографий и 100 книг мемуарного характера, посвященных проблемам партизанского движения и подпольной борьбы в Беларуси, появились в 1950-1980-е гг. [9].

Второй этап ознаменовался также выходом ряда значительных публикаций по вопросам истории советского тыла в годы войны. В них рассматривались закономерности развития советской военной экономики, функционирование ее отдельных отраслей и регионов, истоки самоотверженности и героизма тружеников тыла, деятельность местных партийных организаций и органов власти [6, с. 49].

Третий период советской доперестроечной историографии Великой Отечественной войны трудно оценить однозначно. С одной стороны, продолжался процесс приращения исторических знаний. Особую ценность представляли публикации документов и материалов [10]. Существенный вклад в историографию Великой Отечественной войны внесли авторы книг серии «Вторая мировая война в исследованиях, воспоминаниях, документах» (М., 1964–1974). Историю войны писали не только историки, но и политические, государственные и военные деятели, тысячи активных борцов с фашизмом, писатели, журналисты, рядовые участники баталий. Большой интерес вызывает военно-мемуарная литература, особенно воспоминания Г. К. Жукова, А. М. Василевского, К. К. Рокоссовского и других военачальников, участвовавших в планировании, организации военных кампаний, фронтовых и армейских операциях, а также в стратегическом руководстве вооруженной борьбой [11]. Военно-исторические труды этого периода стали более объективно отражать ход военных действий, что позволило сделать более глубокие и аргументированные выводы.

Таким образом, все это составило огромный пласт знаний о войне, который не следует предавать забвению, ведь главное – народный подвиг получил в них правдивое отражение [12].

С другой стороны, к концу 1960-х гг. в результате сложившейся практики субъективизма и волюнтаризма нарушались принципы историзма и объективности, что приводило к серьезным издержкам в деле создания единой концепции Великой Отечественной войны. Правдивому анализу многих военных событий мешали рецидивы культа личности, появившиеся запреты на использование источников и документов, конъюнктурные соображения, не имевшие ничего общего с исторической наукой. Дифирамбы в адрес Л. И. Брежнева приобрели почти карикатурные формы, поскольку его незначительная роль в ходе войны была очевидна.

В официальной картине истории Великой Отечественной войны не нашлось места ни трагедиям окружения и плена миллионов советских солдат, ни массовому сотрудничеству советских граждан с противником, ни депортациям отдельных народов. В советской историографии не учитывались многочисленные трудности и лишения в жизни общества, замалчивались просчеты и неудачи советского руководства, участие коллаборационистов в репрессиях против своих сограждан, что противоречило бы выводам о «морально-политическом единстве» и «дружбе народов» как главных источниках Победы. Война нередко рассматривалась как полоса сплошных побед, достигнутых усилиями всей страны под руководством Коммунистической партии. Белорусские исследователи в основном повторяли выводы авторов, сделанные на общесоюзном материале, в лучшем случае указывая на отдельные специфические черты, трактовавшиеся как исключение из правил.

В 1973–1982 гг. вышла в свет двенадцатитомная «История Второй мировой войны 1939–1945 гг.», в которой Великой Отечественной войне отвели значительное место. К тому времени был накоплен огромный историографический материал: с 1945 по 1973 гг. вышло 14,5 тыс. книг и брошюр по истории Отечественной войны общим тиражом около 600 млн экземпляров.

В этом фундаментальном труде сделан определенный шаг вперед в освещении ряда вопросов противоборства СССР с фашизмом, особенно вооруженной борьбы. Вместе с тем данный многотомник несет на себе печать своего времени и груз господствовавших тогда идеологических схем и догм: реанимация культа личности И. Сталина, неумеренное восхваление Л. Брежнева, односторонне позитивная трактовка советско-германского договора 1939 г., замалчивание многих негативных явлений и фактов и т. п.

Значительный интерес представляет энциклопедия Великой Отечественной войны [13], в которой примерно в 3300 статьях освещаются все стороны жизни советского государства в военный период. В Беларуси подобная энциклопедия увидела свет в 1990 г. [14].

Давая оценку доперестроечной историографии Великой Отечественной войны, автор согласен с точкой зрения академика РАН Ю. А. Полякова: главная заслуга историографии о войне 40 – 80-х гг. XX в. состоит в том, что в ней показаны люди-бойцы, труженики тыла, рядовые граждане, а главный недостаток – «неизбывное влияние политики, которая, как малярная кисть, закрашивала неугодные ей имена и факты» [7, с. 7].

Сегодня обстановка в мире коренным образом изменилась в связи с фундаментальными социально-политическими преобразованиями в постсоветских странах, нарастает процесс формирования иных взглядов на военное прошлое.

В историографии последних двух десятилетий можно выделить две существенные тенденции. Первая – это стремление ряда историков к радикальному переосмыслению (ревизии) всех основных концептуальных положений советской историографии: умаление побед, раздувание поражений и ошибок, недостатков командования на фронте и руководства в тылу, дегероизация участников войны, оправдание предателей, очернение полководцев [7, с. 12–14]. Представители ревизионистского направления фактически ставят под сомнение отечественный характер войны. Вторая – значительное число историков не видит оснований для отказа от всего наработанного советской военной историографией. Это не означает догматического следования прежним подходам и игнорирования новых документов и материалов.

На наш взгляд, прав немецкий историк Мартин Брозцат, говоря, что «моральную чувствительность к собственной истории, приобретенную в годину бед», следует рассматривать как великое культурное достижение. Если мы, как нация утратим такую чувствительность, у наших детей и внуков будет другая история войны. Наша задача воссоздать подлинную историю Великой Отечественной войны – народной трагедии и народного подвига.

Источники и литература

1. Золотарев, В. А. Проблемы изучения истории Великой Отечественной войны / В. А. Золотарев // Новая и новейшая история. – 2000. – № 2. – С. 3–12.

2. Курносов, Л. А. Воспоминания-интервью о фонде Комиссии по истории Великой Отечественной войны Академии наук СССР / Л. А. Курносов // Археографический ежегодник за 1973 год. – М., 1974.

3. Сборник Сообщений Чрезвычайной Государственной Комиссии о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков. – М., 1946.

4. Томан, Б. А. Новое фундаментальное издание по истории Великой Отечественной войны / Б. А. Томан // Новая и новейшая история. – 2000. – № 6. – С. 3–16.

5. Сталин, И. В. О Великой Отечественной войне Советского Союза / И. В. Сталин. – 3-е изд. – М., 1943.

6. Плетушков, М. С. Особенности отечественной историографии Великой Отечественной войны / М. С. Плетушков, А. С. Якушевский. – М., 2008.

7. Поляков, Ю. А. Великая война: дискуссии продолжаются / Ю. Поляков // Свободная мысль. – 2000. – № 5. – С. 7–14.

8. Падерин, А. А. Народ-победитель должен знать правду о войне / А. А. Падерин // Отечественная история. – 2000. – № 3. – С. 40–47.

9. В лесах Белоруссии: воспоминания советских партизан и немецких антифашистов / ред. И. М. Игнатенко, А. В. Семенова. – Минск, 1977; В непокоренном Минске: документы и материалы о подпольной борьбе советских патриотов в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 – июль 1944) / ред. кол.: Р. П. Платонов (пред.); сост. Л. В. Аржаева, П. П. Липило. – Минск, 1987; Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны: документы и материалы / гл. редкол. А. Т. Кузьмин (пред.) [и др.]. – Минск, 1983–1985. – Т. 1–3.; Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 – июль 1944): документы и материалы. – Минск, 1967–1982. – Т. 1–3.

10. Анатомия войны: новые документы о роли германского монополистического капитала в подготовке и ведении Второй мировой войны. – М., 1971; Анатомия агрессии: новые документы о военных целях фашистского германского империализма во второй мировой войне. – М., 1975; Банкротство стратегии германского фашизма. 1933–1945 гг. – М., 1973. – Т. 1–2; Документы внешней политики СССР. – М., 1973. – Т. 18; Документы внешней политики СССР. – М., 1974. -Т. 19; Документы внешней политики СССР. – М., 1976. – Т. 20; Документы и материалы кануна второй мировой войны / М-во иностр. дел СССР; редкол.: И. Н. Земсков [и др.]. – М., 1981. – Т. 1; Документы и материалы кануна второй мировой войны. – М., 1981. – Т. 2; Документы по истории мюнхенского сговора. 1937 – 1939. – М., 1979; Преступления немецко-фашистских оккупантов в Белоруссии. 1941 – 1944. Документы и материалы / предисл. И. П. Ховратович, Г. Н. Шевела. – 2-е изд., испр. и доп. – Минск, 1965; Преступные цели – преступные средства. Документы об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР (1941–1944 гг.) – 2-е изд., доп. – М., 1968; «Совершенно секретно! Только для командования!». Стратегия фашистской Германии в войне против СССР: документы и материалы / сост. В. И. Дашичев. – М., 1967 и др.

11. Баграмян, И. X. Так начиналась война / И. X. Баграмян. – М., 1971; Батов, П. И. В походах и боях / П. И. Батов. – М., 1974; Василевский, А. М. Дело всей жизни / А. М. Василевский. – М., 1973; Галицкий, К. Н. Годы суровых испытаний 1941–1944: записки командарма / К. Н. Галицкий. – М., 1973; Жуков, Г. К. Воспоминания и размышления / Г. К. Жуков. – М., 1971; Конев, И. С. Записки командующего фронтом. 1943–1944 / И. С. Конев. – М., 1972; Малиновский, Р. Я. Величие победы / Р. Я. Малиновский. – М., 1965; Мерецков, К. А. На службе народу: страницы воспоминаний / К. А. Мерецков. – М., 1968; Москаленко, К. С. На юго-западном направлении. Воспоминания командарма: в 2 кн. / К. С. Москаленко. – М., 1979; Рокоссовский, К. К. Солдатский долг / К. К. Рокоссовский. – М., 1968; Ротмистров, П. А. Стальная гвардия / П. А. Ротмистров. – М., 1984; Штеменко, С. М. Генеральный штаб в годы войны / С. М. Штеменко. – М., 1968 и др.

12. Анфилов, В. А. Бессмертный подвиг: исследование кануна и первого этапа Великой Отечественной войны / В. А. Анфилов. – М., 1971; 9 мая 1945 года / ред. А. М. Самсонов. – М., 1972; Колтунов, Г. А. Курская битва / Г. А. Колтунов, Б. Г. Соловьев. – М., 1970; Освобождение Белоруссии. 1944. – М., 1970; Самсонов, А. М. Крах фашистской агрессии 1939–1945: истор. очерк / А. М. Самсонов. – 2-е изд., испр. и доп. – М., 1980; Сталинградская эпопея, 1968 и др.

13. Великая Отечественная война, 1941–1945: энцикл. – М., 1985.

14. Беларусь у Вялікай Айчыннай вайне, 1941–1945: энцыкл. / рэдкал.: I. П. Шамякін [і інш.]. -Мінск, 1990.

С. Я. Новікаў (Мінск)

Становішча айчыннай гістарыяграфіі ў пачатку XXI ст. сведчыць аб важнасці даследавання гісторыі баявых дзеянняў на тэрыторыі Беларусі летам 1941 г. на аснове не столькі значнага пашырэння базы дакументальных крыніц [1–7], у тым ліку нямецкіх, колькі неабходнасці ўсебаковага вывучэння ходу абарончых баёў Чырвонай Арміі ў першыя два месяцы вайны на аснове выкарыстання адэкватных метадаў гістарычнага даследавання [8-10].

У гэтым сэнсе не з’яўляецца выпадковым і зроблены акцэнт у назве нашага артыкула, у якім аўтар звяртае ўвагу навуковай грамадскасці на актуальнасць звароту менавіта да сучасных метадаў навуковага пошуку, якія б стваралі для гісторыкаў больш спрыяльныя ўмовы не толькі для паглыблення гістарычных ведаў аб ужо вядомых падзеях баявой гісторыі, колькі адкрывалі б перспектыву для прынцыпова новай характарыстыкі ходу баявых падзей на тэрыторыі Беларусі ў першыя месяцы Вялікай Айчыннай вайны. На наш погляд, адным з хрэстаматыйных момантаў такога падыходу з’яўляецца прыцягненне новых дакументальных матэрыялаў, якімі ў нашым выпадку з’яўляюцца нямецкія архіўныя крыніцы. Між тым, простае пашырэнне базы крыніц становіцца адметнай прыкметай шматлікіх гістарычных даследаванняў. Аднак такі падыход не заўсёды прыводзіць да якасных зменаў у традыцыйных поглядах, ацэнках і высновах. Як пераконвае вопыт, больш эфектыўна гэтаму садзейнічае выкарыстанне адпаведных сучаснаму ўзроўню развіцця метадаў даследавання, якім у нашым выпадку мы бачым метад гістарыяграфічнай і крыніцазнаўчай кампаратыеістыкі.

Аўтар артыкула зыходзіць з таго, што на цяперашні час для паспяховай навуковай дзейнасці нельга замыкацца ў коле традыцыйных даследчых практык. Імкненне ж асвоіць новыя прыёмы ў канчатковым выніку стане вырашальным у пашырэнні рамак магчымага даследавання і атрыманні ў ім новых навуковых вынікаў А без іх немагчыма ісці ў нагу з сусветнай гістарычнай навукай, дзе толькі ў апошнія два дзесяцігоддзі адбыліся якасныя змены ў даследаванні малавядомых старонак ваеннай гісторыі Беларусі.

Для замежных аўтараў з’яўляецца аксіёмай факт пастаяннага развіцця гістарычнай навукі шляхам пашырэння не толькі базы крыніц, але і выкарыстання адэкватнага метадычнага арсенала, перш за ўсё за кошт уключэння метадаў сумежных навук. Інтэграцыя гуманітарных навук у тэарэтычным І метадычным плане – тэта найбольш відавочны працэс, які істотна змяняе гістарычную навуку, фарміруе новыя яе напрамкі, больш адэкватныя галіны гістарычнага пазнання, прад’яўляючы пры гэтым новыя патрабаванні да самога суб’екта пазнання – гісторыка. Не сакрэт, што ўсё тэта накіравана на аб’ектывізацыю і павышэнне верагоднасці гістарычных уяўленняў і ведаў, на пошук малавядомай інфармацыі шляхам выкарыстання новых навуковых падыходаў Адзін з іх, правераны ў шматлікіх публікацыях аўтара, метад гістарыяграфічнай і крыніцазнаўчай кампаратывістыкі пераканаўча сведчыць аб тым, наколькі строга неабходна падыходзіць да працэдуры збору, сістэматызацыі і аналізу гістарычных крыніц рознага паходжання, у нашым выпадку айчынных і замежных дакументаў і гістарыяграфічных фактаў

Аднаўленне карціны баявых дзеянняў праз увядзенне ў шырокі зварот новага масіву малавядомых айчынных і замежных (нямецкіх) дакументаў пакуль дазволіла зрабіць толькі першы крок у напрамку да аб’ектыўнага вывучэння пачатковага перыяду вайны, аднак не прывяло да атрымання новых якасных ведаў і напісання цэласнай карціны баявых дзеянняў Чырвонай Арміі ў Беларусі ў пачатковы перыяд вайны. У сувязі з гэтым важна мець на ўвазе, што па цяперашні час застаюцца недастаткова вывучанымі, маладаследаванымі гістарычныя падзеі лета 1941 г., калі войскі Заходняга фронту вялі ўпартыя баі на тэрыторыі Беларусі, вынікам якіх стала не толькі спыненне разгортвання вераломнага ўдару трупы армій «Цэнтр», колькі яе пераходу фактычна ўпершыню да абароны на цэнтральным напрамку наступления на Маскву. Тэта азначае, што баявыя дзеянні Заходняга і Цэнтральнага (створанага 24 ліпеня 1941 г.) франтоў якраз у Беларусі зламалі рытм правядзення маланкавай вайны супраць СССР.

Такая выснова стала магчымай у выніку як шматгадовага збору, сістэматызацыі, аналізу і сінтэзу дакументальных матэрыялаў рознага паходжання, так і іх вывучэння з апорай на метад гістарыяграфічнай і крыніцазнаўчай кампаратывістыкі. Без звароту да такога падыходу на цяперашнім этапе развіцця гістарычнай навукі немагчыма не толькі паглыбіць гістарычныя веды, але і падняць іх на новы якасны ўзровень ў дачыненні да аднаго з самым трагічных, супярэчлівых і дыскусійных перыядаў гісторыі Вялікай Айчынай вайны.

Спынімся толькі на асобных момантах гісторыі баявых дзеянняў на тэрыторыі Беларусі летам 1941 г., прапануючы чытачу пазнаёміцца з новымі дакументальнымі крыніцамі, тэхналогіяй аўтарскага пошуку ў ходзе навуковага даследавання на аснове выкарыстання метаду гістарыяграфічнай і крыніца-знаўчай кампаратывістыкі. Аўтар ужывае яго ў якасці асобнага метаду па причине таго, што ён значна пашырае творчыя магчымасці для працы гісторыка, таму не разглядаецца ў якасці адэкватнага гісторыка-параўнаўчаму метаду.

Новым пры даследаванні гісторыі абароны Брэсцкай крэпасці летам 1941 г. неабходна лічыць увядзенне ў навуковы зварот масіву дакументальных крыніц нямецкага паходжання [1; 11], з апорай на якія неабходна праводзіць аналіз фактычных вынікаў двухбаковых баявых дзеянняў: з аднаго боку, васьмідзённага штурму савецкага ўмацаванага рубяжа 45-й нямецкай пяхотнай дывізіяй, а з другога – яго абароны сіламі 6-й і 42-й стралковых дывізій і іншых савецкіх падраздзяленняў Паводле нямецкага данясення аб ходзе баявых дзеянняў пры ўзяцці крэпасці Брэст-Літоўск [11, с. 109–117], арганізаваны штурм крэпасці завяршыўся ўзяццем апошняга ачага арганізаванай абароны – Усходня-га форту 29 чэрвеня 1941 г. Пры гэтым у нямецкім данясенні адзначаецца, што «падраздзяленні рускіх змагаліся выключна ўпарта і стойка, паказалі адметную падрыхтоўку пяхоты і шматлікімі прыкладамі даказалі высокі баявы дух». У тым жа данясенні пачала пісацца адна з самых трагічных старонак гісторыі вайны ў Беларусі, лёсу радавых, сяржантаў, камандзіраў і камісараў Чырвонай Арміі, хто ў першыя дні вайны апынуўся ў нямецкім палоне. Калі ў савецкай гістарыяграфіі пра тэта нельга было знайсці дакументальных звестак, дык нямецкае данясенне ўтрымлівае дакладныя лічбы: на канец штурму ў палоне апынуліся 7223 чырвонаармейцы, у тым ліку 101 афіцэр Чырвонай Арміі [11, с. 116–117].

Аднак ці знойдзем мы сёння на тэрыторыі Мемарыяльнага комплексу «Брэсцкая крэпасць-герой» помнік тым, хто тут патрапіў у нямецкіх палон? Чаму ў некропалі згадваецца лічба ў 850 пахаваных, тады як насамрэч вядомы імёны толькі 224 байцоў? Але ці параўнальна тэта з лічбай тых, хто апынуўся ў нямецкім палоне? Ці маем мы права забываць імёны ўсіх, хто на момант пачатку нямецкага штурму складаў гарнізон абаронцаў крэпасці? Калі там з’явіцца помнік самай вялікай колькасці абаронцаў, пакуль не названых паіменна – савецкім ваеннапалонным? У сувязі з тым, што колькасныя падлікі палонных немцамі былі блізкімі да рэчаіснасці, адразу ж узнікае прынцыпова важнае пытанне аб агульнай колькасці ўдзельнікаў абароны крэпасці на момант яе штурму 22 чэрвеня 1941 г. Паколькі традыцыйная лічба ў 3,5 тыс. абаронцаў, якая з савецкіх часоў пануе ў айчыннай гістарыяграфіі, у гэтым выпадку ніякім чынам не адпавядае колькасці чырвонаармейцаў, якія апынуліся ў нямецкім палоне ў канцы месяца. Не менш важным у святле новых дакументальных звестак з’яўляецца і факт рэальнай працягласці арганізаваных баявых дзеянняў, якія вялі, з аднаго боку, абаронцы крэпасці (калі мець на ўвазе загад № 1 ад 24 чэрвеня, у якім згадваецца думка аб «неадкладным выхадзе» з акружанай крэпасці), а з другой, паводле дакументаў немцы ў час штурму ўмацаванняў крэпасці не неслі страт у жывой сіле фактычна пачынаючы з 26 чэрвеня і г. д

Новым у даследаванні баявых падзей на Віцебшчыне ў першыя тыдні вайны нам бачыцца шырокае выкарыстанне нямецкіх дакументальных крыніц для аб’ектыўнага паказу ходу баявых дзеянняў пад Сянно ў пачатку ліпеня 1941 г., якія апошнім часам атрымалі назву самай буйной танкавай бітвы Другой сусветнай вайны. Аналіз тых падзей метадам параўнання савецкіх (Цэнтральнага архіва Міністэрства абароны РФ) і замежных дакументальных крыніц (Федэральнага ваеннага архіва Германіі) прыводзіць да высноў, якія ставяць пад сумненне факт маштабных танкавых баталій пад Сянно, для паказу якога не знайшлося месца ў фундаментальнай энцыклапедыі савецкага часу «Великая Отечественная война 1941–1945» (М., 1985) і найноўшай расійскай энцыклапедыі «Великая Отечественная война» (М., 2010)». Зварот да дакументаў камандавання 20-й армй Заходняга фронту паказвае, што з мэтай спынення наступления падраздзяленняў 3-й танкавай трупы на Полацк і Віцебск камандавание Заходняга фронту праводзіла сіламі двух механізаваных (5-га і 7-га) карпусоў Лепельскую аперацыю, вынікам якой стала не толькі страта 2/3 баявых адзінак танкавай тэхнікі на працягу 6-11 ліпеня, але і прарыў нямецкімі сіламі рубяжа абароны ў раёне Віцебска 9 ліпеня 1941 г. Адной з актуальных задач беларускай ваенна-гістарычнай навукі з’яўляецца правядзенне спецыяльнага даследавання аб гэтай аперацыі, у аснову якога неабходна пакласці прынцып супастаўлення дакументальных крыніц айчыннага і замежнага паходжання. Толькі так можна абнавіць рэальную карціну тых гістарычных падзей пачатковага перыяду Вялікай Айчыннай вайны [11, с. 55]. Карціну, якая рэальна склалася ўходзе правядзення «Лепельскай аперацыі», вынікам якой стала страта амаль 75 % танкавага парку 5-га і 7-га механізаваных карпусоў, прычым толькі трэць ад іх у ходзе танкавых баёў ці дзейнасці процітанкавай артылерыі праціўніка. Пры гэтым неабходна паказваць рэальны ход падзей, калі ў раёне Толпіна (пад Сянно) адзін матарызаваны і два танкавыя палкі вымушаны былі выконваць загад аб неадкладным уступлены ў бой, але рабілі тэта без артылерыйскай падрыхтоўкі, без узаемадзеяння паміж сабой, без належнай разведкі мясцовасці, без выкарыстання пяхоты, і да таго ж не ў поўным складзе, з парушэннем кіравання і не ў поўнай баявой гатоўнасці [11, с. 54], калі многія военачальнікі і камандзіры мелі схільнасць да дзеянняў метадам «лабавых удараў», «коннай лавай», «навалам», вядомых з часоў Грамадзянскай вайны.

Новым у айчыннай гістарыяграфіі пры даследаванні баявых падзей на Дняпроўскім рубяжы пад Магілёвам летам 1941 г. з’яўляюцца гістарычныя ацэнкі, якія вынікаюць з нямецкіх дакументальных крыніц, напрыклад: Магілёўская бітва! Бастыён на Дняпры! Крэпасць-Магілёў! Кожнае з іх мае дакументальнае пацверджанне і сведчыць пра тое, што пад Магілёвам войскі германскага Вермахта не здолелі адразу ўзяць умацаваны абарончы рубеж Чырвонай арміі, а вымушаны былі падцягваць новыя сілы, у тым ліку выкарыстоўваць палявыя падраздзяленні з рэзерву сухапутных войск Вермахта. Паводле нямецкіх дакументаў, размова ідзе не аб звычайнай абароне, а аб унікальнай абарончай аперацыі пад Магілёвам, фактычна першай удала арганізаванай без дырэктыў зверху і памайстэрску праведзенай у неверагодна складаных умовах абарончай бітве, якую высока ацаніла камандаванне 7-га армейскага пяхотнага корпуса. 3 нямецкіх дакументаў вынікае, што абарону Магілёўскага плацдарма вялі не толькі дзве штатныя дывізіі (110-я і 172-я), якія раней не былі задзейнічаны ў баявых дзеяннях, але і тры выматаныя, між тым баяздольныя дывізіі (148-я, 161-я і 210-я матарызаваныя), а таксама рэшткі 24-й, 50-й, 100-й стралковых і іншых дывізій. Дзякуючы звесткам з нямецкіх дакументаў удаецца ўпершыню ўнесці істотныя ўдакладненні ў колькасныя даныя аб савецкіх ваеннапалонных, лічба якіх пад Магілёвам пераўзыходзіла 35 тыс. чалавек [11, с. 83, 181]. Зразумела, што звесткі, выяўленыя ў нямецкіх дакументальных крыніцах, патрабуюць узважанага аналізу, крытычнага падыходу і грунтоўнага вывучэння.