Текст книги "История России. XX век. Деградация тоталитарного государства и движение к новой России (1953—2008). Том III"

Смерть Сталина положила начало разложению его империи, построенной на пепелище войны, страхе, насилии и магическом культе вождя-победителя. Если в России советская власть приобрела некоторую «легитимность» в сознании части людей в результате победы над нацизмом, то в странах Восточной Европы режимы были явно навязаны силой извне и не могли завоевать сколько-нибудь широкую поддержку среди населения. В последние годы жизни Сталина террор в восточноевропейских странах достиг апогея: в одной маленькой Венгрии с населением около 9 млн человек, было полмиллиона арестов (некоторых людей арестовывали по нескольку раз).

В мае-июне 1953 г. Берия и Маленков, информированные о степени недовольства в восточноевропейских странах, начали менять там кадры и политику. В частности, в Венгрии Матьяш Ракоши был заменен на опального и поэтому популярного в народе Имрэ Надя (позднее выяснилось, что он был агентом НКВД в 1930-е гг.). Повсеместно в Восточной Европе прекратился террор госбезопасности.

Но волнения в «подсоветской» Европе предотвратить не удалось. Сперва в Чехословакии в начале июня 1953 г. вспыхнули забастовки и демонстрации рабочих в Пльзене и Моравской Остраве. Начавшись на экономической почве, они быстро обратились против правительства чешских сталинистов, но со временем утихли без кровопролития.

Через несколько дней в Восточной Германии – там, где его меньше всего ожидали, – произошло первое в сталинской империи народное антикоммунистическое восстание. Этому способствовали особые обстоятельства, прежде всего, открытая граница с Западом и хозяйственный кризис, вызванный в ГДР политикой подготовки к войне. Наличие открытой границы объяснялось двойственностью советской стратегии в «германском вопросе» – укрепляя ГДР, московские власти пытались в то же время поддерживать у немцев иллюзию, что не советский режим, а западные державы виновны в расколе Германии. Берлин, в результате, оставался уникальным местом, где ежедневно десятки тысяч людей могли свободно переходить из «социалистического» восточного сектора в «капиталистический» западный. Под влиянием ухудшения жизни и слухов о войне многие уходили на Запад и не возвращались.

В марте 1953 г. лидер ГДР Вальтер Ульбрихт предложил советскому руководству закрыть границу с Западным Берлином, но получил отказ. 6 мая 1953 г. Берия информировал Президиум, что с начала 1952 г. 220 тысяч человек перешло из ГДР на Запад. Виновниками этого Берия считал Ульбрихта и Отто Гротеволя, коммунистических лидеров ГДР. Молотов, политический советник в ГДР В. Семенов и руководители советской военной администрации в Германии И. Чуйков и В. Соколовский были согласны в том, что без коренных реформ ГДР обречена. Из нее все просто уйдут на Запад. Останутся только агенты госбезопасности.

Однако вместо реформ Ульбрихт провозгласил, к ужасу Москвы, в ГДР «диктатуру пролетариата». Кремлевское руководство тайно вызвало Ульбрихта и Гротеволя в Москву и дало им указания отказаться от левацкой политики и перейти к «ленинскому НЭПу». Это означало – прекратить массовые аресты, отменить «коллективизацию» бауэров, вернуть собственность, отнятую у церкви и мелких предпринимателей, отказаться от сверхэксплуатации рабочих в промышленности, снизить нормы выработки, разрешить негосударственную торговлю, закрыть «фильтрационные лагеря» для немцев, вернувшихся из Западной Германии, и т.  п.

Приказ Москвы деморализовал коммунистический режим ГДР. Хотя Совет министров ГДР под председательством Гротеволя формально одобрил «Новый курс» Политбюро, но статья, напечатанная 16 июня в органе профсоюзов – «Трибюн», – вызвала возмущение рабочих. В ней предостерегали от «разногласий» в вопросе норм и подчеркивалось, что «постановления, касающиеся повышения норм, в целом абсолютно правильны».

Ознакомившись с этой статьей, 80 строительных рабочих из Блока 40 на аллее Сталина в Восточном Берлине в полдень 16 июня 1953 г. прекратили работу и решили организовать демонстративное шествие к «Министерскому Центру». За короткое время более 10 000 человек присоединились к двигавшейся в полном порядке колонне демонстрантов. Люди требовали снижения норм выработки и цен в государственных магазинах, повышение которых лично объявили Ульбрихт и Гротеволь. Не добившись положительного ответа, демонстранты двинулись к центру города. По дороге они обращались к прохожим, крича им: «Присоединяйтесь к нам! Не будьте трусами! С нас хватит! Завтра будет общая забастовка!» К жителям Восточного Берлина присоединились люди из Западного Берлина. Демонстранты требовали восстановления гражданских свобод, отставки Ульбрихта и Гротеволя. Лидеры ГДР, объятые страхом, укрылись в берлинском районе Карлсхорст, где находилась штаб-квартира Группы советских войск в Германии.

Кроме того, делегация восточноберлинских рабочих обратилась к главному редактору американской радиостанции РИАС в Западном Берлине Эгону Бару с настоятельной просьбой проинформировать население ГДР о намечаемой общей забастовке. Бар наотрез отказался. Западные державы, в ситуации наметившейся после смерти Сталина «разрядки», боялись даже тени вмешательства в восстание.

Ранним утром 17 июня началось новое шествие демонстрантов, которое привело к первым столкновениям с Народной полицией. Демонстрации превратились в восстание по всей территории ГДР. 200 тысяч рабочих бастовали. Демонстранты на улицах говорили о том, что «коммунисты разделили Германию и превратили народ в рабов». Скандировали: «Долой партию! Долой Ульбрихта!» Восставшие штурмовали здания судов и тюрем, освобождали политических заключенных, жгли партийные помещения. Рабочие требовали не только повышения зарплаты и снижения норм выработки, но и свободы слова, свободных выборов по всей Германии, отмены внутринемецкой границы, вывода оккупационных войск, упразднения военизированной полиции, освобождения политзаключенных и военнопленных. Коммунистический режим рухнул. Советские военные по указанию из Москвы объявили военное положение. Около часа дня на улицы Восточного Берлина и других городов ГДР вышли первые советские танки. Советским войскам был отдан приказ огнем рассеять толпу. В Берлине, Магдебурге, Лейпциге и других городах сотни людей были убиты и ранены. 19–20 июня восстание прекратилось, забастовки пошли на спад. «Фашистская провокация не удалась» – таков был титульный заголовок коммунистической газеты «Нойес Дойчланд» от 18 июня, вышедшей всего лишь на одной странице.

Несмотря на неустойчивость своего положения на Западе, Русское Зарубежье не оставалось безучастным к таким событиям. Еще в 1951 г. в Берлине был основан русскими и немецкими антикоммунистами Свободный Союз русско-немецкой дружбы. Целью Союза было сближение и дружба немецкого и русского народов в борьбе против общего врага – коммунизма. Членами Союза, как с немецкой, так и с русской стороны, были люди, принадлежавшие к самым различным социальным слоям и профессиям.

В дни июньского восстания, когда на его подавление были двинуты танки, Союз обратился к советским солдатам и офицерам по радио и в листовках, призывая не стрелять в немецких трудящихся, а помогать им в борьбе с коммунистической тиранией. И этот призыв был услышан, он нашел отклик в сердцах русских людей, одетых в советскую форму. Немецкие демонстранты видели, что не все советские солдаты повинуются своим командирам и открывают огонь на поражение. Многие стреляли в воздух, другие отказывались применять оружие. Но они не знали в дни восстания, чего стоило солдатам это непослушание.

Через своих доверенных лиц Народно-Трудовой Союз выяснил, что в воскресенье 28 июня, рано утром, в летнем военном городке 73-го стрелкового полка, расположенного в районе местечка Бидеритц, были расстреляны 18 военнослужащих из сводной команды автоматчиков дивизии, в которую входил этот стрелковый полк. Расстрел производился в лесу на поляне, перед строем всей сводной команды автоматчиков, приведенной к месту расстрела безоружной. Расстреливали партиями по три человека, у края вырытой братской могилы. Производила расстрел специальная команда особой части. Установить, кем был подписан приказ о расстреле, и точное название особой части пока не удалось. В числе восемнадцати были расстреляны ефрейтор Александр Щербина, младший сержант Николай Тюляков и рядовой Василий Дятковский. Фамилии других расстрелянных установить не удалось. 23 советских военнослужащих были расстреляны особистами в Берлине. Имена этих советских солдат, отказавшихся открыть огонь по мирной демонстрации, пока неизвестны.

17 июня было провозглашено в Западной Германии днем памяти. В этот день вспоминали погибших, чтили их память, произносили речи, возлагали венки. В Западном Берлине на Потсдамском шоссе немцы установили памятный камень и тем русским воинам, которые отказались стрелять в немецких рабочих и заплатили за этот свой нравственный выбор жизнью…

Через два месяца после восстания Российский Комитет помощи русским беженцам в Берлине и берлинская редакция «Посева» организовали открытое собрание на тему «Революционная борьба против коммунизма». На собрании, под огромным полотнищем национального русского трехцветного флага, выступили председатель Российского Комитета помощи русским беженцам (в западном секторе Германии) Александр Трушнович; ушедший на Запад в апреле 1953 г. майор Советской армии Леонид Ронжин; главный редактор еженедельника «Посев» Евгений Романов и руководитель Института изучения СССР при НТС Роман Редлих. Собрание происходило в помещении Дома студентов Берлинского университета. В основном зале и в боковых крыльях здания, оборудованных громкоговорителями, присутствовало более полутора тысяч человек. В их числе было немало жителей Восточного Берлина и советской зоны оккупации.

Открывая собрание, Трушнович подчеркнул, что обещаниям коммунистов верить нельзя. Если в духовных основах какого-либо движения или партии заложены отрицательные ценности, воля к мировому господству, если человек служит только средством для достижения цели, если господствуют чувства ненависти и властолюбия, то никакого изменения основных принципов ожидать невозможно. Его слова о том, что народы должны сами решать свою судьбу в борьбе против коммунистического рабства, вызвали дружные аплодисменты присутствующих. На собрании присутствовало большое число представителей берлинской и западногерманской прессы.

Большие или меньшие собрания русских эмигрантов прошли также в Париже, Лондоне и Нью-Йорке. 15 июля в Мюнхене состоялся большой митинг, организованный Координационным Центром Антибольшевистской Борьбы (КЦАБ). Митинг, проходивший под председательством Г. И. Антонова (СБОНР), был открыт вступительным словом Александра Керенского (РНД). В. Д. Поремский (НТС) прочел большой доклад о последних событиях в СССР. Небывалая для русского Мюнхена аудитория в 600–700 человек проявила горячую симпатию и сочувствие к выступлениям ораторов.

Народное восстание в Восточной Германии, по словам советского дипломата Александрова-Агентова, «явилось настоящим шоком для руководства в Москве, ибо показало, сколь непрочной может оказаться социальная основа режимов в странах народной демократии». Официальная комиссия в составе В. Соколовского, В. Семенова и П. Юдина, назначенная для расследования событий, расценила восстание как заговор «фашистских и других организаций», руководимых американской разведкой. Вместе с тем, комиссия рекомендовала продолжать «новый курс» и устранить от власти Ульбрихта.

Но обстановка в Кремле после ареста Берии изменилась. В июле 1953 г. на пленуме ЦК КПСС Хрущёв обвинил Берию в намерении «отдать 18 миллионов немцев» под власть США и заявил, что это означало бы, что народные жертвы и победа над Германией встанут под вопрос. Молотов заявил, что «трезвомыслящий марксист» не может «верить в буржуазную, мирную Германию». «Новый курс» стал казаться слишком радикальным отходом от «социализма». Было решено руководство ГДР не менять, а, напротив, укрепить власть Ульбрихта подачками. В Москве прошли правительственные переговоры между СССР и ГДР. С января 1954 г. СССР прекратил взимание репараций, передал ГДР 33 крупных предприятия, и сократил платежи ГДР на содержание оккупационных советских войск на ее территории.

Литература:

Christian F. Ostermann (ed.). Uprising in East Germany, 1953: The Cold War, the German Question, and the First Major Upheaval behind the Iron Curtain. Budapest: Central European University Press, 2001.

Неспокойно было и в России. Апрельские разоблачения незаконных приемов госбезопасности встретили горячий отклик среди населения. Стихийно возникло движение против произвола властей, не только госбезопасности, но и милиции, и любых чиновников. В редакции газет, в прокуратуру и в партийные органы посыпалось множество жалоб, а также прошений о пересмотре дел. Под таким натиском многие начальники пришли в растерянность, сделались вежливыми и доступными.

По амнистии, объявленной 27 марта 1953 г., из мест заключения было отпущено 1,2 млн заключенных, отбывавших сравнительно небольшие сроки – в том числе за грабежи и разбои. Этот элемент хлынул в города. Освобождение примерно 40 % всех заключенных не предотвратило забастовок и восстаний оставшихся.

Через два с лишним месяца после смерти Сталина, 26 мая 1953 г. вспыхнуло восстание в норильском Горлаге. Более тысячи прибывших сюда ранее из Караганды заключенных – украинцев и балтийцев – создали подпольную организацию, и, когда охрана убила одного из них, часть заключенных объявила забастовку. Вскоре охрана снова открыла стрельбу, ранив нескольких человек. Заключенные сломали забор штрафного барака, освободили сидевших там 24 человека и взяли в заложники одного из начальников. На работу отказались выходить все 16 тысяч заключенных. После неудачной попытки переговоров лагерь был оцеплен войсками, получившими приказ его очистить. Несколько сотен сопротивлявшихся было убито.

Про восстание в Восточной Германии из западных радиопередач узнали заключенные Речлага в воркутинском угольном бассейне и решили следовать примеру немецких рабочих. Опыт забастовок у них уже был в 1951 и 1952 гг. 30 июня заключенные шахты Капитальная распространяли листовки «Прекратить подачу угля», а на стене шахты появилась надпись: «Угля не будет, пока не будет амнистии». За Капитальной последовала шахта № 7 и другие. К 29 июля 1953 г. бастовало 15 тысяч заключенных. Управление лагерями взяли на себя организованные заключенными стачкомы. Подавление забастовки шло по примеру Норильска.

Летом 1953 г. последовали забастовки в Караганде и на Колыме. В апреле 1954 г. в Кенгире (Казахстан) вспыхнуло самое большое восстание, длившееся 42 дня. В нем участвовало 9 тысяч мужчин и 4 тысячи женщин. Они проломили стену между мужским и женским лагерем, разрушили штрафной изолятор, освободив оттуда 252 человека, захватили кухню, склады и мастерские, где изготовляли холодное оружие. Прибывшая из Москвы комиссия вела переговоры о пересмотре приговоров, смягчении режима, ограничении рабочего дня, снятии номеров с одежды, расследовании незаконных расстрелов. Когда выяснилось, что переговоры ведутся для отвода глаз, пока будут стянуты войска, забастовка стала всеобщей. Избранный ее возглавлять заключенный подполковник Капитон Иванович Кузнецов выдвинул лозунг «Да здравствует советская конституция». В неравном 4-часовом бою 26 июня 1954 г. восстание подавили 1,7 тыс. солдат с пятью танками. Затем каратели отправились в Джезказган, где 20 тысяч заключенных неделей ранее объявили забастовку солидарности. Но они не подготовились к сопротивлению и сдались. В том же 1954 г. произошли волнения заключенных в лагерях Ревда (Свердловская область), Карабаш, Тайшет, Решоты, Джезказган, Балхаш и на Сахалине. В 1955 г. была повторная забастовка на Воркуте.

Под напором восстаний ЦК КПСС 10 июля 1954 г. постановил существенно облегчить лагерный режим: ограничить рабочий день, разрешить переписку, дать возможность покупать товары в лагерных ларьках. Была создана система комиссий по пересмотру политических приговоров. Заключенных, чей срок близился к концу, стали отпускать и без пересмотра. В 1955 г. была объявлена амнистия лицам, осужденным за сотрудничество с немцами во время оккупации. В связи с дипломатическим признанием ФРГ и визитом канцлера Аденауэра в СССР освобождены были и все немецкие граждане, остававшиеся еще в советском плену или в заключении.

«Реабилитация» осужденных по политическим статьям и роспуск лагерей очень ускорились после XX съезда КПСС в феврале 1956 г. До конца года было «реабилитировано» 617 тыс. заключенных. ГУЛАГ как ведомство был упразднен, его предприятия – такие как Норильск, Воркута, Дальстрой – были переданы гражданским министерствам, оставшиеся заключенные, преимущественно уголовники, размещены по тюрьмам и колониям, перешедшим в ведение Министерства юстиции.

Возвращение политзаключенных стало большим событием в жизни страны и встречи их, как с родными, так и с теми, кто донёс на них, были порой драматическими.

В феврале 1957 г. было разрешено вернуться из ссылки депортированным в 1944–1945 гг. чеченцам, ингушам, балкарцам, карачаевцам и калмыкам. Многие, запретам вопреки, стали возвращаться самовольно еще в 1956 г., после того, как Хрущёв осудил депортации с трибуны XX съезда. Правительство лишь узаконило реальное положение дел. На немцев Поволжья, месхетинских турок и крымских татар это решение не распространялось, хотя режим спецпоселенцев был отменен и для них. Первые стали впоследствии выезжать в Германию, вторые вернулись в Крым при Горбачеве. Возвращение репрессированных на родину сопровождалось межэтническими столкновениями, как в 1958 г. в Грозном.

25 декабря 1958 г. Верховный Совет принял новые Основы уголовного законодательства, которые окончательно отменяли сталинские процессуальные нормы и понятия вроде «враг народа», требовали обязательного присутствия обвиняемого на процессе и его защиты знающим его дело адвокатом.

Арест Берии был первой и неожиданной для многих заявкой Никиты Сергеевича Хрущёва на лидерство. Хрущёв был известен до этого как малообразованный, но фантастически энергичный выдвиженец Сталина, который стал в 1938 г. партийным лидером Украины, а в 1949-м был поставлен вождём во главе Московского городского комитета партии, чтобы «укрепить» его после ареста членов ленинградской группы (см. 4.3.15).

В день смерти Сталина Хрущёв не получил никакого правительственного поста, однако был назначен главой похоронной комиссии и вошел в состав Секретариата ЦК КПСС. Берия и Маленков недооценили Хрущёва и неосторожно отдали в его руки партийно-кадровые рычаги. В годы войны Хрущёв получил «фронтовую закалку», в том числе участвуя в Сталинградской битве, и по характеру был готов пойти на смертельный риск. Связи с маршалом Жуковым, генералом Москаленко и другими военными помогли ему организовать арест Берии и нейтрализовать силы МГБ, в том числе кремлевскую охрану. Успех заговора придал Хрущёву уверенности, расковал его недюжинную инициативу. В июле на Пленуме ЦК он раскритиковал Маленкова за его близость с Берией и вынудил главу правительства присягнуть принципам «коллективного руководства». Следующий Пленум ЦК в сентябре 1953 г. утвердил Хрущёва Первым секретарем. В Президиуме ЦК Хрущёва поддерживали Молотов, а также Анастас Иванович Микоян – два наиболее опытных и авторитетных члена партийной верхушки.

Историческая справка

Георгий Максимилианович Маленков родился 26 декабря 1901 в Оренбурге в дворянской семье. Маленковы – выходцы из Македонии. Дед Г. М. Маленкова был полковником Императорской армии, брат деда – контр-адмиралом. Отец служил «по железнодорожному департаменту». Мать – Анастасия Георгиевна Шемякина – дочь кузнеца. По официальным данным, Маленков ушел добровольцем на фронт, в 1920 г. вступил в РКП (б) и служил политработником эскадрона, полка, бригады. С мая 1920 г. женат на Валентине Алексеевне Голубцовой, сотруднике аппарата ЦК РКП (б). Политработник Политуправления Восточного и Туркестанского фронтов. По другим данным, он не воевал, а был писарем в политотделе и хорошо вел делопроизводство. После окончания Гражданской войны Маленков приехал в Москву и поступил в Высшее техническое училище. Будучи студентом, проявил активность в выявлении среди однокашников сторонников Троцкого. Оставил институт в 1924 г. ради получения освободившегося места технического секретаря Оргбюро ЦК РКП (б). В 1930 г. Л. М. Каганович выдвинул Маленкова на должность заведующего орготделом Московского комитета ВКП (б). В 1934 г. Сталин при перестройке аппарата ЦК ВКП (б) после XVII съезда назначил Маленкова зав. отделом руководящих парт. органов ЦК. Маленков стал близким другом Н. И. Ежова, под руководством которого активно участвовал в проверке партийных документов в 1936 г., что фактически явилось еще одной чисткой ВКП (б). Формально не входя ни в какие государственные органы, Маленков в репрессиях играл важную роль. По его инициативе, одобренной Сталиным и всем Политбюро, был начат Большой Террор 1937–1938 гг., особенно репрессии против верующих и Церкви. В 1937 г. вместе с Ежовым он выезжал в Белоруссию, где был учинен настоящий разгром партийной организации республики. Вместе с работниками НКВД Маленков выезжал для организации репрессий против партийного актива в Саратовскую, Тамбовскую и ряд других областей. С конца 1938 г. Маленков стал тесно сотрудничать с новым главой НКВД Берией. Было немало случаев, когда он лично присутствовал на допросах и пытках арестованных партийных руководителей. Именно таким путем Маленков вместе с Берией сфабриковали дело о контрреволюционной организации в Армении.

В 1939 г. Маленков был избран членом ЦК ВКП (б), членом Оргбюро ЦК, продолжая возглавлять Управление кадрами ЦК ВКП (б). В 1941 г. Маленков стал кандидатом в члены Политбюро. С началом советско-нацистской войны Маленков был в составе Государственного Комитета Обороны (ГКО) и выезжал на фронт: был в Ленинграде (авг. 1941), под Москвой (осень 1941), в Сталинграде (авг. 1942). В 1943 г. был удостоен звания Героя Социалистического Труда. Осенью 1944-го, выполняя директиву Сталина о постепенном вытеснении евреев с руководящих должностей в государственных и партийных органах, обосновал необходимость «повышения бдительности» к еврейским кадрам. В директивном письме («маленковский циркуляр»), подписанном Маленковым, были перечислены должности, на которые не нужно назначать евреев. После войны Маленков стал членом Политбюро. Он сыграл важную роль при создании «Ленинградского дела», лично руководя следствием и принимая участие в допросах, на которых применялись пытки. Маленков участвовал в создании «дела Еврейского антифашистского комитета». В 1950–1952 гг. Маленков стал вторым по значению человеком в Коммунистической партии. Ему было поручено руководство сельским хозяйством, вмешивался Маленков в дела промышленности, являлся одним из кураторов «идеологического фронта». После смерти Сталина Маленков занял пост Председателя Совета Министров СССР. Он отказался от поддержки Л. П. Берии и выступил против «политики культа личности». Летом 1953 г. Маленков предложил значительно снизить налоги с крестьян и аннулировать все прошлые колхозные долги, увеличить производство товаров потребления за счет уменьшения производства средств производства. Уже тогда в народе ходили слухи, что «Маленков не такой, как другие вожди, – он в Бога верит». Посол США Чарльз Болен находил Маленкова симпатичным: «он отличался от других советских лидеров тем, что не очень много пил». Однако в борьбе за власть Маленков проигрывает Хрущёву, и в 1955-м он освобожден от поста главы правительства, но оставался одним из руководителей страны до 1957 г. 29 июня 1957 г. Маленков был снят с работы, выведен из Президиума ЦК и из ЦК КПСС за принадлежность к «антипартийной группе». С 1957 г. директор ГЭС в Усть-Каменогорске, затем ТЭЦ в Экибастузе. После XXII съезда КПСС, в 1961 г. Маленкова исключили из КПСС. В 1968-м, после выхода на пенсию, Маленкову позволили вернуться в Москву. Он жил с женой на Фрунзенской набережной, отоваривался в спецмагазине для партийных функционеров и ездил электричкой на свою дачу в Кратово. Там его видели в деревенской церкви. Встречали чету Маленковых и в Елоховском соборе. И Маленков, и его жена постепенно стали глубоко верующими православными людьми. По воспоминаниям священнослужителей церкви Рождества Иоанна Крестителя на Пресне, Маленков в последние годы жизни всю церковную службу простаивал на коленях, не сдерживая рыданий. Маленков скончался 14 января 1988 г., был отпет по православному обряду и погребен без каких-либо государственных почестей на Кунцевском кладбище Москвы. Его предсмертным желанием было, чтобы о его смерти нигде не сообщалось.

На одном из первых мест в повестке кремлевского руководство была реформа органов госбезопасности. Главной целью ее было обезопасить партийных олигархов и исключить возможность возвращения к массовому террору. МГБ был вновь разделен на два ведомства. Все функции охраны внутреннего порядка, милиция и ГУЛАГ отошли в Министерство внутренних дел (МВД). 8 февраля 1954 г. Президиум ЦК принял постановление об образовании Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР (КГБ). В ведении этой организации оказались все функции разведки и контрразведки, включая агентурную работу за границей, охрану партийных и государственных органов и высших советских руководителей. С 1957 г. в ведение КГБ перешли из МВД пограничные войска.

МВД и КГБ уже не были двумя карательными монстрами, конкурирующими между собой, чья грызня и взаимная слежка обеспечивала личную безопасность их хозяину – Сталину. Были упразднены «особые совещания» с их беззаконными приговорами, арестами и пытками. Сокращалась штатная численность оперативных управлений, отделов и отделений госбезопасности. Отделения МГБ (теперь КГБ) были упразднены в большинстве административных районов страны, за исключением Прибалтики, Западной Украины и военно-промышленных объектов. Штатный аппарат КГБ и МВД сократился на 20 %, или на 26 тысяч человек.

Из рядов КГБ было уволено около тысячи ветеранов террора. В 1954 г. были расстреляны Абакумов и Рюмин, а в 1956 г. были расстреляны следователь-садист Б. Родос и бериевский ставленник в Азербайджане М. Багиров, который, кстати, в последнем слове сказал, что он расстрелял действительно много людей в Азербайджане, «но не больше, чем Хрущёв на Украине». Организаторы политических покушений, включая убийство Троцкого (П. Судоплатов и Н. Эйтингон) оказались за решеткой. Была закрыта лаборатория, изготавливавшая специальные яды для террористических акций. Многих чекистов переводили с понижением жалованья в милицию или отправляли на пенсию без льгот. Первоначально кремлевское руководство «укрепляло» КГБ проверенными партийными кадрами, избегая набора туда молодых (свежа была память о том, как с помощью молодых чекистов Сталин уничтожал кадры старой партийной гвардии). Постепенно, однако, в КГБ была призвана по линии комсомола молодежь с высшим юридическим или инженерным образованием. Вместо костоломов и убийц 1930–1940-х гг. на Лубянке появились предупредительные и образованные бюрократы.

КГБ, как уже упоминалось, не мог следить за членами ЦК и арестовывать их без санкции ЦК. Он даже не имел права вызывать для «профилактической беседы» членов семей номенклатурных работников без согласия последних. Заработная плата и льготы местных начальников КГБ и МВД были урезаны, они были подчинены первым секретарям областных, районных и городских комитетов компартии. Партийная элита могла чувствовать себя в безопасности. Кроме того, началось радикальное сокращение агентуры, как платных, так и добровольных, завербованных из населения доносчиков-сексотов (секретных сотрудников), сыщиков-«филеров». Наконец, КГБ уже не мог без суда и следствия пытать, уничтожать и запрятывать в тюрьмы. Арестованных чекисты должны были передавать в органы суда, где осуществлялись, по крайней мере формально, процедуры «социалистической законности», действовала адвокатура.

Вместе с тем КГБ остался гигантской организацией с разветвленной структурой и с агентурой, которая продолжала пронизывать все поры советского общества. Его подчиненность Совету Министров была фикцией. На деле руководство КГБ назначалось Первым секретарем и докладывало по наиболее серьезным вопросам лично ему. Остался засекреченным бюджет «органов» (так, без дальнейших разъяснений, с 1920-х гг. именовали в народе ОГПУ – НКВД и при этом едко шутили – если есть члены [партии], то должны быть и органы). Не был соблюден и принцип четкого разделения между органами внешней и внутренней безопасности, принятый в демократических странах. КГБ по-прежнему оставался «карающим мечом» советского режима, и его деятельность не имела четких конституционных ограничений. Представители КГБ по-прежнему сидели в «первых отделах» предприятий и учреждений, в аппаратах всех «творческих союзов», в академических и учебных институтах. По сути, советское общество оставалось пронизанным структурами тайной полиции, как больной организм – метастазами.

Историческая справка

Личности первых начальников КГБ и МВД красноречиво говорят о сталинском наследии в «органах». Иван Серов и Сергей Круглов оба были крупными чинами НКВД. Серов в 1940 г. руководил кровавыми депортациями из Западной Украины после ее аннексии Советским Союзом. В 1944 г. участвовал в выселении чеченцев, ингушей, калмыков, крымских татар. В начале 1945 г. он был направлен в Польшу, где руководил арестами командиров польской Армии Крайовой. В 1945–1946 гг. был руководителем НКВД в Германии. Круглов «отличился» во время выселения чеченцев и ингушей, убивая больных, стариков и женщин с детьми. В январе 1946 г. он заменил Берию во главе МВД и руководил ГУЛАГом. Серов и Круглов избегли участи Берии только потому, что вовремя переметнулись на сторону заговорщиков.

Иван Серов был старым знакомым Хрущёва. В роли Председателя КГБ он немало потрудился, помогая его возвышению. Именно люди Серова «навели порядок» в архивах, уничтожив там сведения о причастности Хрущёва к преступлениям сталинского времени. Там же они подобрали компромат на других членов Президиума ЦК, прежде всего на главу правительства – Маленкова.