Текст книги "История России. XX век. Деградация тоталитарного государства и движение к новой России (1953—2008). Том III"

Кризисы 1956 г. дорого обошлись СССР. Кремлевское руководство пыталось, помимо «кнута» интервенции, использовать «пряник» – Польша и Венгрия получили многомиллиардную экономическую помощь, продовольствие и кредиты. В Президиуме ЦК КПСС Молотов, Каганович, Ворошилов и Маленков считали, что Хрущёв своими непродуманными действиями и шараханьями поставил мировой коммунизм и Варшавский договор на грань развала. В январе 1957 г., во время визита китайских коммунистов в Москву, Хрущёв заявил, что Сталин должен быть примером для коммунистов и «дай Бог, чтобы каждый коммунист умел так бороться, как боролся Сталин». Это разительное отступление от доклада на XX съезде только усугубило разброд и сумятицу среди коммунистов и в общественном мнении и еще больше подорвало репутацию Первого секретаря.

Соперники Хрущёва решили этим воспользоваться. На заседании Президиума ЦК 18–21 июня 1957 г. подавляющее большинство членов Президиума, включая бывших сторонников Хрущёва – Булганина, Первухина, Шепилова, Сабурова – приняло решение ликвидировать должность Первого секретаря, т.  е. отстранить Хрущёва от власти. Он, однако, не сдался. На стороне Хрущёва были Секретариат ЦК, армия и КГБ. Маршал Жуков пригрозил большинству Президиума, что армия за ними не пойдет и «ни один танк не тронется с места» без его команды.

Серов обеспечил созыв внеочередного Пленума ЦК 22–26 июня. На нем Хрущёв и его сторонники, используя секретные архивы, предали гласности причастность Молотова, Кагановича и Маленкова к расстрелам и пыткам членов ЦК в 1930-е гг. Чувствуя, что бой проигран, Булганин, Первухин и Сабуров публично раскаялись. В то же время Каганович, Маленков, Молотов и Шепилов не сдались. Каганович, взывая к партийному аппарату, состоящему в основном все еще из сталинских кадров, осуждал развенчание вождя: «Я воспринимаю с большой болью… Я любил Сталина». Молотов критиковал Хрущёва за нарушение принципов коллективного руководства и грубые манеры. «Ноги на стол тов. Хрущёв положил», – резюмировал он. Большинство членов ЦК, однако, сочло, что противники Хрущёва представляют больше опасности для них, чем сам Хрущёв. В итоге Молотов, Каганович, Маленков «и примкнувший к ним Шепилов» были объявлены заговорщиками и «антипартийной группой». Хрущёв не решился арестовать поверженных противников и даже не исключил их из партии. Первый секретарь сделал вид, что «простил» Булганина и Ворошилова, чтобы не признавать того, что против него было большинство членов Президиума. В течение нескольких лет, однако, он отправил их на пенсию. В Президиум пришли «верные» Хрущёву члены Секретариата, среди них Л. И. Брежнев, Ф. Р. Козлов, М. А. Суслов, Е. А. Фурцева и Г. К. Жуков.

В октябре 1957 г., опасаясь Жукова, которого уважали в армии и народе, Хрущёв внезапно сместил его с поста министра обороны. Микоян рассказал Хрущёву о том, что Жуков создал, без согласования с ЦК, школу спецназа. В частности, в одну из задач бригад спецназа ГРУ входила ликвидация ракетных баз стратегического назначения предполагаемого противника. Подобные подразделения создавались и в войсках НАТО. На срочно созванном Пленуме аппарат и коллеги Жукова, маршалы Соколовский, Конев, Рокоссовский, Малиновский с готовностью помогали Хрущёву обливать Жукова грязью, обвиняя его в «бонапартизме», хамстве и произволе. Родион Яковлевич Малиновский (1898–1967), ветеран двух мировых войн и Гражданской войны, стал новым министром обороны. В феврале 1958 г. Хрущёв, убрав Булганина, занял пост Председателя Совета Министров, сохранив при этом за собой высший партийный пост. В стране опять утвердилась власть одного лица, не имевшая сдержек и противовесов. Президиум ЦК утратил характер коллективного органа, где обсуждались и критиковались политические решения. За редкими исключениями, члены Президиума соглашались со всем, что предлагал Хрущёв. Но ценой победы Хрущёва стала его зависимость от партийного аппарата, который поддерживал его до той поры, пока это соответствовало его собственным интересам.

Литература:

Георгий Жуков: Стенограмма октябрьского (1957) пленума ЦК КПСС и другие документы / Под ред. В. П. Наумова, М. Ю. Прозуменщикова и др. М.: Международный фонд «Демократия», 2001.

Молотов, Маленков, Каганович, 1957: Стенографический отчет об июньском пленуме ЦК КПСС и другие документы / Под ред. Н. А. Ковалевой, С. Короткова, С. Мельчина и др. М.: Международный фонд «Демократия», 1998.

У. Таубман. Хрущёв. М.: Молодая гвардия, 2005.

После смерти Сталина «железный занавес» между Россией и окружающим миром начал приоткрываться. Особенно заметные перемены начались в 1955 г. Они были связаны с практикой «народной дипломатии», которая должна была, по мнению советского руководства, усилить новую внешнеполитическую стратегию, снизив страх перед коммунизмом в мире. Была дозволена переписка людей с родственниками за границей, прерванная в годы террора. Возобновился туризм, прекращенный в 1930-е гг. Была создана государственная компания «Интурист» с сетью отелей и гостиниц, отведенных исключительно для проживания иностранных туристов. В Москве, Ленинграде и других крупных городах России впервые с 1945 г. появились живые иностранцы. В качестве туристов впервые в Россию приехали русские эмигранты, уехавшие после революции и Гражданской войны.

В то же время советские граждане смогли поехать за границу в качестве туристов: в 1956 г. съездили полмиллиона, в 1957 г. уже 700 тысяч. Лишь 20 % из них выезжали в «капиталистические страны», большинство ехали в страны Восточной Европы. Выехать можно было, по-прежнему, только самым благонадежным, по рекомендации партийных и профсоюзных органов, и с разрешения КГБ. В первых рядах туристов была партийная номенклатура и члены их семей, а также привилегированные члены «творческой интеллигенции». Летом 1956 г. советский теплоход «Победа» (взятый по репарациям в Германии) совершил несколько круизов вокруг Европы. На нижних палубах ехали рабочие и служащие по профсоюзным путевкам. В каютах люкс ехала номенклатура, советские писатели и деятели искусств.

Правда, туристы отправлялись за рубеж под надзором «нянек» из КГБ, следивших за тем, чтобы не было недозволенных контактов. Перед отъездом с ними проводили инструктаж. Призывали игнорировать антисоветские провокации, избегать контактов с иностранцами, тем более пить с ними, заводить романы, ходить к ним домой без сопровождающего «товарища» и паче всего сторониться русских эмигрантов-«белогвардейцев». В советских посольствах в то время бытовала шутка – если хочешь быстро попасть на родину – пройдись перед посольством с русским эмигрантом.

Начался интенсивный «культурный обмен» с западными странами. В России начиная с 1955 г. гастролировали британские, американские, французские и итальянские театральные, оперные и танцевальные коллективы. Начались первые за десятилетия гастроли на Западе выдающихся русских исполнителей – Эмиля Гилельса, Мстислава Ростроповича, Галины Вишневской, Владимира Ашкенази, артистов Большого и Мариинского театров, танцевальных ансамблей. Когда Хрущёв ехал за границу, вместе с ним ехали балерины, певцы и музыканты, чтобы создать ему «культурный фон». Русская культура, уже не в первый раз, оказалась в услужении советской внешней политики.

Табу, наложенное Сталиным в 1947 г. на научные и общественные контакты с внешним миром, рухнуло. Ученые получили возможность для профессиональных стажировок и работы за рубежом. Поехали за границу представители советских «общественных организаций» (профсоюзы, общества дружбы), ученые и инженеры, включая даже «невыездных» физиков-ядерщиков. Начались контакты между учеными-обществоведами. Журналисты и писатели получили возможность съездить в «творческие командировки» в Париж, Рим и Нью-Йорк. В учебных заведениях Москвы и Ленинграда появились молодые иностранные исследователи. Программы помощи для «братских» стран привели к тому, что десятки тысяч советских инженеров и других специалистов работали во второй половине 1950-х гг. в Китае, Египте, Индии и других странах.

Советское руководство считало, что «народная дипломатия», расширение контактов между общественными организациями и гражданами, поможет размягчить антикоммунистические настроения на Западе. Отчасти это было так. Но приоткрытие «железного занавеса» еще больше меняло российское общество.

Свидетельство очевидца

Федор Бурлацкий, молодой работник журнала «Коммунист», вспоминал позже о своей поездке вокруг Европы на теплоходе «Победа»: «Я даю вам честное слово, что я этой поездкой был потрясен больше, чем XX съездом партии. Я увидел такую культуру, такой образ жизни, который нам не мог и во сне присниться. То, что Хрущёв приоткрыл нам Запад, – это было колоссальное событие для всей страны». – Л. Лурье, И. Малярова. 1956 год. С. 111.

Выражая настроения части образованной молодежи, Евгений Евтушенко писал в 1955 г.: «Границы мне мешают. Мне неловко / Не знать Буэнос-Айреса, Нью-Йорка. / Хочу шататься, сколько надо, Лондоном, / Со всеми говорить, пускай на ломаном».

Разрушались пропагандистские мифы о том, что жизнь людей за рубежом, особенно в развитых капиталистических странах, ужасна и опасна. Напротив, становилось ясно, в какой нищете и убогости десятилетиями жили граждане «первого государства рабочих и крестьян». Вместо этого росло ощущение, что «там лучше». Коммунистическая номенклатура усвоила это в первую очередь. Ксенофобия, внедряемая Сталиным, обернулась у многих огромным любопытством перед всем «заграничным», а у некоторых – комплексом неполноценности. Вокруг иностранных туристов возник новый вид черного рынка – фарцовка, перепродажа иностранной одежды и товаров, которых не было в советской торговле.

Событием, изменившим лицо Москвы, стал всемирный фестиваль молодежи, проходивший в июле-августе 1957 г. Это была кульминация «народной дипломатии», задуманной Кремлем. Подготовкой фестиваля руководил комсомол, были задействованы громадные людские и материальные ресурсы. В Москву приехали 30 000 молодых иностранцев со всего мира. Огромное любопытство и радушие москвичей поразили их. Фестиваль превратился в народный «карнавал», в котором участвовало до трех миллионов людей. Рухнули или были отменены многие табу. Город украсился множеством флагов всех наций – от флага Соединенных Штатов до флага Самоа, а не только красными. Символом фестиваля был «голубь мира» Пабло Пикассо, а не серп и молот со звездой, на выставках можно было увидеть невиданные дотоле абстрактные картины, на концертах услышать давно забытую «буржуазно-упадническую» эстрадную музыку.

Впервые со дня Победы молодежь свободно танцевала на Красной площади и даже в Кремле. На площадях и улицах играли недавно запрещенный американский джаз, танцевали танцы, которые советская печать считала «развратными» и «буржуазными». Несмотря на комсомольский актив и КГБ, иностранцы «пошли по рукам», всем хотелось узнать из первых рук, какова жизнь за рубежом. Позже в Москве даже появились «дети фестиваля», плоды непродолжительных знакомств русских девушек с симпатичными иностранцами. Это было только начало нашествия иностранцев: в 1964 г. в СССР уже приехало 1 миллион 33 тысячи интуристов.

Суждение мыслителя

Сдвиги в сознании русских людей в конце 1950-х гг. проявили себя в романе-эпопее Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», написанном в 1956–1960 гг. Талантливый писатель, опубликовавший в 1952 г. «идеологически выдержанный» роман о войне «За правое дело», после XX съезда КПСС создал произведение, в котором с беспощадной честностью и исключительной художественной силой была описана жизнь, подвиг и трагедия русских людей в военное и довоенное время. Устами своих героев и своей прямой авторской речью Василий Гроссман делал глубокие аналитические выводы, немыслимые в системе советской пропаганды. Так, командир танкового корпуса, полковник Новиков размышляет: «Человеческие объединения, их смысл определены лишь одной главной целью – завоевать людям право быть разными, особыми, по-своему, по-отдельному чувствовать, думать, жить на свете. Чтобы завоевать это право, или отстоять его, или расширить, люди объединяются. И тут рождается ужасный, но могучий предрассудок, что в таком объединении во имя расы, Бога, партии, государства – смысл жизни, а не средство. Нет, нет, нет! В человеке, в его скромной особенности, в его праве на эту особенность – единственный, истинный и вечный смысл борьбы за жизнь» (В. Гроссман. Жизнь и судьба. М.: ЭКСМО, 2010. С. 232). От себя В. Гроссман несколько выше пишет: «Претерпевает ли природа человека изменение, становится ли она другой в котле тоталитарного насилия? Теряет ли человек присущее ему стремление быть свободным? В ответе этом – судьба человека и судьба тоталитарного государства. Изменение природы человека сулит всемирное и вечное торжество диктатуре государства, в неизменности человеческого стремления к свободе – приговор тоталитарному государству… Человек, обращенный в рабство, становится рабом по судьбе, а не по природе своей. Природное стремление человека к свободе неистребимо, его можно подавить, но его нельзя уничтожить. Тоталитаризм не может отказаться от насилия. Отказавшись от насилия, тоталитаризм гибнет. Вечное, непрекращающееся, прямое или замаскированное, сверхнасилие есть основа тоталитаризма. Человек добровольно не откажется от свободы. В этом выводе свет нашего времени, свет будущего» (там же, с.219). Для читателя не было никакого сомнения, что Гроссман говорит и о нацистском, и о коммунистическом государстве. Он приводил примеры восстания и в нацистских лагерях смерти, и в советских лагерях, и в восточноевропейских странах – 1953 г. в ГДР, 1956 г. – в Венгрии. В декабре 1960 г. Гроссман отдал свой новый роман для публикации в журнал «Знамя».

Литература:

А. Козлов. Козел на саксе.: М.: Вагриус, 1998.

Фестиваль продемонстрировал относительную гуманизацию советского строя. Под флагом «восстановления социалистической законности» продолжалась реабилитация. Были реабилитированы расстрелянные в 1937 г. четыреста крупных военачальников, в том числе М. Н. Тухачевский, И. Якир, Я. Гамарник. Вместе с тем, Хрущёв побоялся реабилитировать лидеров «оппозиций» – Н. И. Бухарина, А. И. Рыкова и других «правых», не говоря уж о Каменеве, Зиновьеве и Троцком.

В Кремле понимали, что становится все труднее оправдывать массовую бедность и нищету в СССР. Об этом говорили тысячи писем, часть которых доходила до партийных властей.

Свидетельство очевидца

Рабочие Тарханов и Корнеев из г. Мурома писали Хрущёву в 1955 г.: «Рабочему классу, который проживает в гор. Муроме и его районах, с каждым днем становится жить все труднее… Мы помним, что после войны мы досыта могли кушать черный хлеб. А что происходит теперь? Для того, чтобы получить 2 кг хлеба, необходимо простоять в очереди 3 часа и то при условии, что очередь надо занимать в 7 часов утра. Становится странным, судя по печати и по словам. Мы сейчас вырабатываем продукции больше, чем после войны. Но куда же все девается, что ничего невозможно достать. Надо прямо сказать, что если Вы, как наши правители, не в состоянии обеспечить рабочих хлебом, то введите карточки…»

Из Ростова-на-Дону в анонимном письме говорилось: «Прошло десять лет после окончания войны, но в дни войны нашему народу жилось лучше, чем сейчас. Около каждого продуктового магазина в очереди за эти несчастные полкило сахара или масла стоят по тысяче и более человек».

Голубев А.А, рабочий-монтажник из Челябинской области писал: «Почему мы (рабочие и крестьяне) в СССР живем в материальном смысле намного хуже, чем живет народ во многих народно-демократических странах и некоторых капиталистических странах. Наверное, виноваты во многом Вы лично, весь Центральный Комитет и Совет Министров – Вы плохо руководите и управляете страной, Вы почти за сорок лет не сумели обеспечить народу хорошей жизни».

В. Ф. Мячин из Кировской области писал в январе 1957 г.: «Когда это все кончится. В сороковой год Советской власти пьем чай без сахара. Обидно до слез, наши отцы отдали жизнь за революцию».

Письма с мест возымели свое действие. Социальные программы, которые при Сталине обслуживали лишь «элиту», получили при Хрущёве массовый характер. Хрущёву хотелось, чтобы люди стали жить лучше и веселее на самом деле, а не только на плакате, и вновь поверили бы в коммунистический «рай на земле». Началось крупномасштабное строительство жилья – дешевых крупноблочных пятиэтажных домов. При Сталине дома строились только для номенклатуры и «знатных» людей (стахановцев, героев-летчиков, чинов госбезопасности, «народных» артистов, художников, выдающихся ученых и т. п.). Остальные ютились в коммуналках, жили в одной комнате по три семьи за ширмами – как придется. Хрущёвские пятиэтажки были третьесортным жильем и были быстро прозваны «хрущобами». Тем не менее, они сделали возможным переселение миллионов семей из коммуналок и бараков в отдельные квартиры с элементарными современными удобствами.

Резко улучшилась санитарная ситуация в больших городах, где раньше повсеместно были трущобы, грязь, и инфекция. За десять лет, начиная с 1956 г., около 109 миллионов людей вселились в новые дома с канализацией, центральным отоплением и водоснабжением. Это было «бесплатное» жилье (фактически компенсация за годы сверхэксплуатации и высоких налогов), которое распределялось по месту работы или в порядке ликвидации городских трущоб. Сознавая, что массовое строительство более комфортных домов ему не по карману, государство разрешило в ограниченных пределах рост «кооперативного строительства» на деньги пайщиков. Вокруг крупных городов строились десятки тысяч дач.

Государственное планирование по-прежнему отдавало приоритет военным нуждам и тяжелой промышленности перед конкретными человеческими нуждами. Тем не менее советские лидеры, прежде всего Хрущёв, пытались развивать сектора гражданской экономики, транспорт, коммуникации. Считая личные автомобили роскошью, Хрущёв и кремлевское руководство развивали общественный транспорт – метро, автобусы, троллейбусы. Электрифицировались железные дороги. Быстро развивалась гражданская авиация. Вместе с тем начались попытки улучшить массовый быт, облегчить домашний труд женщин (в значительной мере вынужденная мера в связи с тем, что женщины все больше заменяли нехватку мужского труда в различных отраслях экономики).

Впервые с 1941 г. началось массовое производство бытовых товаров: холодильников, стиральных машин, радиоприемников, телевизоров, посуды и десятков других изделий, которых нельзя было раньше сыскать днем с огнем. Появились первые супермаркеты без продавцов, кафе и столовые самообслуживания – эти признаки современной цивилизации пропагандировались как «ростки коммунизма». В массовой продаже появилась сравнительно удобная и даже элегантная одежда и обувь, произведенная по импортным образцам в СССР и в странах «народной демократии». Последняя ценилась особенно высоко.

Военизированные и казарменно-невольнические аспекты сталинского общества начали ослабевать. Одновременно с демонтажем ГУЛАГа была демонтирована система тотальной трудовой мобилизации. Первой это почувствовала номенклатура: вместо «ночных бдений» сталинского времени руководители и чиновники были обязаны покидать рабочие места к 17–18 часам. В 1955–1956 гг. были отменены сталинские законы, принудительно удерживающие рабочих на предприятиях, принуждающие рабочих к труду. К этому моменту уже стало очевидно, что людей можно было удержать на производстве только материальными стимулами, обещанием жилья. В трудовом законодательстве исчезли репрессивно-принудительные статьи и начали появляться другие пункты, которые хотя бы в теории защищали права рабочих и служащих.

Хрущёв и другие новые советские руководители торопились перейти от принуждения к новой системе всеобщей занятости, построенной на снижении рабочего дня, стабильном росте заработной платы и различных социальных привилегиях. В 1957–1960 гг. произошел переход рабочих и служащих на 7-часовой рабочий день, на шестидневную рабочую неделю с «короткой субботой». Сокращался рабочий день для подростков. Был установлен гарантированный минимум заработной платы. Начали расти доходы малооплачиваемых групп трудящегося населения. Эти реформы были одобрены уже в январе 1956 г.

Был отменен запрет на свободу передвижения внутри СССР. Вся страна, кроме специально выделенных запретных зон (связанных с военными заводами и базами), стала вновь доступной для поездок и путешествий. Обязательная регистрация приезжих отменялась. Эти новые послабления и появление свободного времени и минимального достатка привели к всплеску туризма внутри СССР. Дешевый и доступный железнодорожный транспорт позволил многим молодым людям из городов, с рюкзаками и палатками, открывать пространства России от Алтая, Тянь-Шаня, Кавказа и Крыма до Карелии, Урала и Сибири. Туризм давал чувство свободы – куда хочу – туда и пойду, где хочу, там заночую. С туризмом было связано появление множества туристских песен, полных романтики дальних дорог, лирических и совершенно свободных от идеологического коммунистического содержания.

При Хрущёве государство начало заботиться о массе пожилых людей, главном «человеческом материале» первых пятилеток, а также об инвалидах войны. Число пенсионеров, составлявшее 6,2 миллиона в январе 1941 г., выросло к 1956 г. до 13,4 миллиона. С мая 1956 г. вводились пенсии для всех горожан: для мужчин с 60 лет и для женщин с 55 лет, при наличии у них трудового стажа не менее 20–25 лет (Президиум ЦК КПСС. Т. 2. С. 273–279).

Пенсии и нормированный труд еще не распространялись на крестьянство. Вместе с тем доходы крестьян от приусадебных участков, продажи мяса и молочных продуктов от личного скота и «трудодней» росли быстрее, чем доходы других групп населения. Колхозникам был облегчен режим получения паспортов для передвижения по стране и поездок в города. Их прикрепление к земле было фактически ликвидировано. Наступил второй 1861 г. – закончилось крепостное право большевиков. Правда, до 1970-х гг. крестьянам еще не выдавались постоянные паспорта, а только временные, на случай поездки.

В 1955 г., с целью уменьшить громадное число жертв от нелегальных абортов, был отменен запрет на аборты. До того полицейскими мерами удалось предупредить 1,9 миллиона абортов. Но многие женщины, не имея возможности планировать семью, найти мужа или даже пользоваться противозачаточными средствами, продолжали обращаться к подпольным акушеркам, нередко лишаясь жизни и здоровья. Результаты легализации абортов, однако, были сомнительными. В 1956 г. число зарегистрированных абортов составило 4,7 миллиона, а в 1965 г. достигло 8,5 миллиона. Число разводов в семьях неуклонно ползло вверх, а число новорожденных, напротив, падало.

Реагируя на эту проблему, государство стало развивать программы здравоохранения, ухода за детьми и помощи многодетным семьям. Развернулось впервые за советские десятилетия массовое строительство яслей, детских садов, больниц и медицинских комплексов. Резко упала детская смертность: с 18 детей на 1000 рожденных в 1940 г. до 7 в 1965 г. Комбинированный показатель смертности достиг в конце 1950-х – начале 1960-х гг. самой низкой отметки за всю советскую историю. Государство развивало массовый спорт. В несколько раз увеличилось количество спортивных сооружений. Но ассигнований на социальные нужды было недостаточно. Провинциальные города, как правило, оставались за пределом этого «прогресса». Даже в этом деле, однако, коммунистическая идеология являла свои гримасы. Главный общедоступный бассейн Москвы был построен, по приказу Хрущёва, на месте взорванного храма Христа Спасителя, в котловане так и не воздвигнутого гигантского Дворца Советов (сейчас на этом месте стоит восстановленный собор).

Гуманизация второй половины 1950-х гг. была относительной. Милитаризация общества и принуждение к труду утратили тотальный характер, но продолжали существовать в новых формах. Десятки городов и районов СССР были закрыты для иностранцев. Многие бывшие репрессированные не могли вернуться в Москву, Ленинград и другие крупные города. Хотя КГБ не был заинтересован «накручивать вал» арестов и был обязан прежде «профилактировать» подозреваемых (т. е. вызывать их на беседу-допрос и отпускать домой с «отеческим» напутствием), с 1958 г. опять начала расти численность заключенных в лагерях (ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 2. Д. 505. Л. 304). Многим из спецпоселенцев не разрешали вернуться на родину (в 1957–1958 гг. чеченцы и другие кавказцы нарушили этот запрет, преодолев сопротивление властей). Были вынуждены остаться в Казахстане немцы Поволжья, крымские татары, а также греки и турки-месхетинцы, депортированные из Крыма и с Черноморского побережья в 1940-е гг. Многие «бандеровцы» и другие, осужденные за «контрреволюцию» и «бандитизм», оставались в спецпоселениях вплоть до 1964 г.

Больше половины населения, включая большинство колхозников, оставалось на пороге бедности, люди не могли купить новое пальто, экономили на еде. Резкое сокращение армии привело к тому, что сотни тысяч офицеров и кадровых военнослужащих сержантско-старшинского состава были уволены практически без средств к существованию, пособий по безработице и программ переквалификации.

Наконец, общество оставалось глубоко больным духовно, искалеченным десятилетиями крови, насилия, разрушения норм человеческого общежития, веры в Бога. В результате послевоенной нехватки мужчин и государственного законодательства, создававшего категорию «матерей-одиночек» (мужчины-сожители освобождались от какой-либо ответственности, юридической и материальной) для преодоления демографической катастрофы, в 1945–1955 гг. в СССР родилось 8,7 млн детей без отцов. Росшие в нищете и горькой безотцовщине, некоторые из этих «униженных и оскорбленных» детей, становясь взрослыми, мстили обществу и легко перенимали нравы уголовного мира.

В 1950-х гг. произошел резкий всплеск хулиганства, алкоголизма и бытового насилия. Значительная часть хулиганов была безработными и бомжами (БОМЖ – Без определенного места жительства – милицейская аббревиатура) – т. е. теми, наличие которых отрицала советская пропаганда.

ДОКУМЕНТ

МВД СССР сообщало в ЦК КПСС: «Большое количество совершаемых молодежью и подростками преступлений объясняется тем, что многие из них не работают и не учатся. Эти лица, как правило, праздно коротают время в парках, садах, у кинотеатров и клубов, на вокзалах и рынках, нередко допускают хулиганские действия и совершают карманные кражи и другие преступления». – В. А. Козлов. Массовые беспорядки в СССР. М.: Сибирский хронограф, 1999. С. 187.

Но бандитами и хулиганами становились также дети «порядочных родителей», в том числе комсомольцы. Прекращение террора и увеличение свободного времени – без адекватного доступа к культурным и духовным ценностям, при прекращении религиозного воспитания в большинстве семей – еще больше способствовало разгулу хулиганства. В конце 1950-х гг. в стране было 2,2 млн человек «на учете» в органах МВД, от репрессированных до преступников и проституток (ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 2. Д. 505. Л. 204–205).

Из ГУЛАГа в общество, в молодежь шли криминальные волны. В городах и поселках действовала «шпана», молодежь сбивалась в шайки. Поскольку МВД и милиция не справлялись, были сформированы из студенческой и рабочей молодежи «бригады содействия милиции» (бригадмилы) для борьбы с хулиганством. 10 марта 1959 г. по решению ЦК на предприятиях и в учреждениях были образованы «товарищеские суды», которые напоминали органы «революционного правосудия» в первые годы большевицкого режима. «Товарищеские суды» должны были бороться с массовым хулиганством, падением трудовой дисциплины, бытовыми преступлениями и «аморалкой» (например, супружескими изменами). В то же время эти органы придавали вид «народного волеизъявления» репрессивным решениям советских и партийных органов.

Литература:

А. К. Соколов. Принуждение к труду в советской промышленности и его кризис (конец 1930-х – середина 1950-х гг.) // Экономическая история / Ред. Л. И. Бородкин и Ю. А. Петров. Ежегодник. М.: РОССПЭН, 2003.

Н. Б. Лебина, А. Н. Чистиков. Обыватель и реформа. Картины повседневной жизни горожан. СПб., 2003.

Ph. Hanson. The Rise and Fall of the Soviet Economy. An Economic History of the USSR from 1945. N. Y.: Pearson Education Ltd, 2003.