Текст книги "Зеленый луч"

После полуночи часы на Малой Садовой засыпали. Укладывался на спину желтый пузатый будильник в комнате Марика, заползали под подушку наручные часы Павла, склонялись на бочок серые настенные квадратные часы на кухне у Веры, медленно, маленькими шажками, словно клюя носом, сползали стрелки со старинных часов в доме бабы Дуси, глухо тикали новые часы над головой у Степана, тикали так, что казалось, будто время уходит, шаркая и покашливая…

После полуночи Ангел прилетел в Парк и стал бродить между верхней частью его и нижней, выбирая самые крутые подъемы и самые отвесные спуски, самые непролазные места и самую густую тьму.

Ближе к утру, Ангел пришел к Мальчику у Фонтана, сел на край бассейна, опустил ноги в воду и сказал:

– Лучше бы я раскрашивал крылья бабочкам… Лучше бы я лепил облака… Или сочинял музыку для ветра… Мальчик спустился с постамента, сел рядом с Ангелом, и обнял его.

– Я смирился с тем, что моих снов они не понимают. Ладно! Я смирился с тем, что мои сны им не нравятся. Пускай! Но ведь они еще и забывают мои сны! Вот! – он сунул Мальчику под нос свой блокнот, – кому это нужно? Ну, кому? Я отвечу тебе. Никому. – Он зашвырнул блокнот в кусты.

Мальчик сбегал к кустам и принес его обратно. Сел на то же место, положил блокнот на колени, полистал его, ласково разглаживая его примятые листы, и попросил:

– Ты все равно пиши. Для меня.

Ангел покачал головой:

– Я устал.

– Спеть тебе?

Ангел кивнул. Мальчик запел.

– Ты пой, – прошептал Ангел, – а я пойду. Прости, но мне так хочется спать.

Пролетая над Малой Садовой, он заглядывал в окна спален и смотрел, как ворочается с боку на бок Степан, как улыбается во сне Вера, слушал как, свернувшись калачиком, сопит Лушка, как храпит, приоткрыв рот, баба Дуся, и что-то невнятно бормочет сквозь сон Павел…

Марик проснулся, услышав мамин плач. Сгребая ногами полосатые половицы, спотыкаясь, он выбежал на кухню, согнал Тимку с маминых коленей и сам туда уселся.

– Мамочка, мам, не плачь. Вы с папой никогда не разойдетесь.

Нина удивленно посмотрела на Марика и сказала:

– Я не из-за папы плачу.

– А из-за кого?

– Просто мне грустно. – Нина пожала плечами и вытерлась скомканным полотенцем. – Конечно, мы с папой не разойдемся. С чего ты взял? Мы всегда будем вместе: ты, я и папа.

– И Тимка, – добавил Марик. – Знаешь, откуда я знаю, что вы никогда не разойдетесь? Потому что мне однажды приснился Ангел, и он пообещал мне, что вы с папой всегда будете вместе. Мы стояли на самом верху какой-то странной башни, а внизу было так красиво, там танцевали люди в пестрых…

Ангел отпрянул от окна и закачался, ноги не держали его, крылья ослабли. Он опустился на траву, рядом со спящей Куклой, потрепал ее за ухом и шепнул ей:

– Получилось.

Кукла встрепенулась и залаяла.

– Тс-с-с, – Ангел приложил палец к губам. – Тихо.

И полетел на Бештау, где на ковре из цветов, укрывшись их сладким запахом, можно было спать и видеть самые яркие сны… Откуда был виден спящий под тяжелой листвой город, самый красивый и самый любимый. Город, которого было нестерпимо жаль, поскольку совсем скоро он станет медленно разрушаться, и на улицах его встанут руины, и опустеет парк, не останется ни Мальчика у Фонтана, ни Мальчика Вытаскивающего Занозу… Но пока еще город безмятежно спал в целости и сохранности. И у Ангела еще было время хорошенько его запомнить, чтобы потом, все оставшееся Ангелу время, возводить его развалившиеся дома на улицах разных городов и впускать его исчезнувшие статуи в ваши сны…

Вадим Матвеев

«Я угол дома славлю на века…»

 
Я угол дома славлю на века!
Ветра чесали об него бока.
Собачка ногу поднимала тут.
И человек здесь находил приют.
 
 
Дарил нам угол дома и любовь.
И кто-то пьяный тут расквасил бровь.
Но больше угол дома славлю я
За то, что он не раз спасал меня.
 
 
Нырнул за угол, и тебя уж нет —
Исчез из поля зрения планет.
 

«Перекинься со мною словечком…»

 
Перекинься со мною словечком…
Понимаю: проблемы, семья…
Посидеть бы с тобой на крылечке,
Под босыми ногами – земля…
 
 
Чтобы ты свои русые косы
К моему прислонила плечу.
Где-то там наша поздняя осень
И от счастья сижу и молчу…
 

«Назову тебя Таня…»

 
Назову тебя Таня —
Так короче и проще…
Надоели скитанья
через грязную площадь…
 
 
Мы пойдем по аллее,
За пугливым закатом.
Если я заболею,
Будь мне ласковым братом…
 
 
А в минуты печали
Лед повсюду растает.
И тогда я случайно
Назову тебя Тая
 

«Я время пытался за хвост удержать…»

 
Я время пытался за хвост удержать,
Что ловко следы заметало…
Теперь подо мною стальная кровать,
На мне – пестрота одеяла…
 
 
И стало понятно, что время ушло…
Увы, но его не стреножить…
Все то же кино, где идет эшелон,
В степи обгоняющий лошадь…
 
 
Но свергнув константы людские давно,
Природа в нас примет участье…
Ведь время по кругу бежит все равно,
И можно с ним вновь повстречаться.
 

«Кинохроника. Лица солдат…»

 
Кинохроника. Лица солдат.
Не холеные – лица как лица…
Помоложе – в петлице квадрат.
А постарше – пустая петлица.
 
 
Возле уха винтовочный штык.
А на ухе та шапка-ушанка,
Что спасала в осеннюю стынь.
До последнего вдоха под танком….
 
 
До последнего крика: «Вперед!»
Неживого уже пехотинца.
Сорок первый, истерзанный, год.
Кинохроника. Родины лица.
 

«Ушел он рано на рассвете…»

 
Ушел он рано на рассвете…
Когда проснулась канарейка.
Та, что так нравилась соседям,
Да изводила всех, злодейка…
 
 
И щебет поминальной песней
Под восходящее светило
Не сделал смерть его прелестней —
И света солнца бы хватило.
 
 
Но в этих звуках было что-то,
Что говорило: «В жизни сила!»
Пусть этим утром умер кто-то,
Но жизнь здесь все же победила.
 

«Тарелка квашеной капусты…»

 
Тарелка квашеной капусты
Белее снега за окном.
Грибы засолены с искусством.
Графин с рубиновым вином.
 
 
Да, не дворяне. Без витийства.
Приказ короткий: «Наливай!»
За пятигорское убийство
И за угробленный трамвай…
 

«Запах у пойманной рыбы весьма неприятный…»

 
Запах у пойманной рыбы весьма неприятный.
Воздух не способствует
долгому хранению улова.
И как сказал мой старый приятель:
– Пора выбираться из этой
природной столовой…
Мы сматывали удочки, зачехляли спиннинги.
В глазах плясала рябь от созерцания речки.
И как повествовали комментаторы в девятом иннинге:
– Игра сегодняшняя не была скоротечна.
 
 
Потом улицы окутали нас выхлопными газами,
Что повисли вторым небом над суетливым городом.
Дома жена расписала третье небо алмазами,
Стоя с ножом над рыбьим брюхом вспоротым…
 

«Легато моста…»

 
Легато моста.
Стаккато колес.
На глади листа
Желтеющий плес.
 
 
Свинцовость реки.
Журчание вод.
Всему вопреки
Плывет пароход.
 
 
Перила. Стою
О них опершись.
В обычном краю
Обычная жизнь.
 
 
И будто чужой.
Вокруг красота.
Вот кто-то прошел.
Шагаю с моста.
 

«Разговоры по душам…»

 
Разговоры по душам…
По ночам, когда не слышат
Стены, люди, звери, крыши…
И когда на плечи ближних
Брошен млечно-звездный шарф.
Разговоры за столом —
За фужером или чашкой…
О любви, о доли тяжкой —
Об уснувшем, о былом.
 
 
Разговоры, где для лжи,
Не осталось даже места.
И в руке (как в старой пьесе)
Папироса чуть дрожит.
 

Сергей Масловский

Ибн-Баттута

 
Ну что влекло тебя туда —
Египет, Сирия и Йемен,
Дешт-и-Кипчак, затем Орда —
В такое непростое время?
 
 
Ах, любопытный пилигрим,
О чём мечтал ты там, в Танжере?
Париж, Афины или Рим
Не привлекли тебя ужели?
 
 
Тебя тянуло на Восток,
На край земли тебя манило,
Где нрав правителей жесток,
Где солнце землю опалило.
 
 
Беги арба, пыли арба,
Скрипи от Кафы и до Крыма —
В Хаджи – Тархан влечёт судьба,
Через простор необозримый.
 
 
Тебя приветил хан Узбек —
Ему ты стал своим и близким.
Что ты неглупый человек,
Подметил и султан делийский.
 
 
Ты белый свет объехал весь —
Хорезм и Дели, и Мальдивы,
Чтоб впечатлений разных смесь
Потомкам изложить не лживо.
 
 
Поныне благодарны мы
Тебе, за все твои маршруты.
Не сгинули во мраке тьмы
Твои старанья, Ибн Баттута.
 
 
Исчезнут страны и века,
Но сохранит навечно память,
Когда и где, зачем и как,
И что в те годы было с нами…
 
 
Давай, мой друг, и ты дерзай!
Не трать впустую ни минуты!
Найдёт тебя твой Ибн Джузай[1]1
  Ибн Джузай – ученый шейх из Гранады, записавший в г. Фесе (Марокко) в 1354–1355 гг. под диктовку Ибн Баттуты воспоминания о его путешествиях.


[Закрыть],
Опишет путь твой – Стань «Баттутой»!
 

«У меня такая вот история…»

 
У меня такая вот история:
С виду я – нормальный человек,
Но внутри меня «лаборатория»
Изучает мыслей моих бег.
 
 
Всё, вокруг меня происходящее,
Тест на соответствие пройдёт —
Мне она оставит подходящее,
А не подходящее вернёт.
 
 
Кореш предложил вчера – покурим, мол,
А она мне: «Вреден никотин!»
Другу отвечаю я: «В натуре, мол,
Воздержусь. Ты «посмоли» один».
 
 
Накачу пойду я лучше водочки.
А она: «Так пьют лишь алкаши!»
Нет бы, промолчать, хоть разик, сволочи,
Я ж немного – чисто для души.
 
 
И на все соображенья мои новые
Ставит, сволота, своё табу —
Говорит – я, мол, за жизнь здоровую
С головой твоей веду борьбу.
 
 
Для неё я – что-то вроде кролика,
Опыты ведёт она на мне,
Говорит, мол, я из алкоголика
Вылеплю культурное вполне…
 
 
У меня такая вот история,
Я живу не так, хоть волком вой,
Вот пишу вам, а «лаборатория»
Бьёт меня о стену головой.
 

«Средою окружающей обижен…»

 
Средою окружающей обижен,
Я подлый антураж её отверг.
Тьфу на неё! Дороже мне и ближе
Отныне окружающий четверг.
А с четвергом не ладя, не заплачу —
И вновь к среде я не вернусь, ни-ни,
Я «окружающею» пятницу назначу,
Имея про запас другие дни.
Метаморфозой среду озаботив,
Скажу ей – окружай, но эффективно,
Я, в глубине души, совсем не против,
Когда ты адекватно креативна.
Обидно мне, когда ты суггестивно
Детерминируешь деменции приметы…
Прости меня, читатель мой наивный, —
У нас тут, я и Главный врач – поэты.
 

«Знаете, Саша, какая фигня…»

А. Сахнову

 
Знаете, Саша, какая фигня —
Честно признаюсь, чего уж крутить,
Муза, в вагоне, подначив меня,
Следует дальше, а мне – выходить.
 
 
Время – дорога, а дальше – «облом»,
Только кайлою приступишь махать,
Глядь, получается… «баба с веслом»,
И не поправишь, блин, надо бежать.
 
 
Надо б доделать – ан нет – отлегло,
И затерялась былая мысля,
Ржа поедает и тупит кайло.
Думаешь: «Ладно, вернусь опосля».
 
 
А опосля – дел иных непокой,
И что-то новое, с новой строки,
Заняты правая с левой рукой —
Вот и фигачишь со «средней руки».
 
 
Но – не халявщик я, труд мне – не в лом,
Чтоб не угас вдохновенности пыл,
Езжу я в транспорте с новым кайлом…
Даже напильник, на случай, купил.
 

Сергей Смирнов

Пародия на стихи Степана Подоляко

 
Я не вижу зеленые кроны,
Не тревожен дыханьем весны,
Не внимаю восторгам вороны
На гнезде у верхушки сосны;
Память – горькая сладость, похоже,
Память сердца – еще погорчей:
Помнит стан, помнит нежную кожу,
Карий отблеск коварных очей…
Не свети, солнце, утром, в окошко,
Май, дружище, дождись на дворе.
Не жилец я сегодня немножко,
Я душою пока в декабре.
 
 
Распустились зеленые кроны —
Жизнь внимает дыханью весны,
Неосознанно свили вороны
Вновь гнездо на верхушке сосны.
Но меня не волнует, похоже,
Ни сосна, ни гнездо, ни ручей,
Я хочу, чтоб до трепетной дрожи
Поцелуй твой пылал горячей.
И у нашей любви, как на сцене,
Был разыгран счастливый конец.
Только зритель ее не оценит —
Я весною, увы, – не жилец…
 

Пародии на стихи Сергея Масловского

 
Лев Николаевич, простите, дорогой,
Я так и не прочёл «Войну и мир»,
Вы мой несостоявшийся кумир,
А состоявшийся, увы, – совсем другой.
 
 
Он, как никто, мне разглядеть помог
Натуры человечьей изворот,
Открыл в себе я то, что не «Игрок»,
Но в чём-то, несомненно, «Идиот».
 
 
Я не был никогда рабом страстей,
Хотя эмоций всплеск знаком и мне,
Но время наше проще и постней,
Былые страсти нынче не в цене.
 
 
Я не прочёл роман, простите, граф,
Глядел кино, не чувствуя вины,
Виною только кинематограф,
Что на душе ни мира, ни войны…
 

Ответ от имени духа Л.Н. Толстого:

 
Ты не прочел роман «Война и мир»,
Но знаешь Степанцовых и Орлуш,
А некто Шаов – вовсе твой кумир, —
Таков теперь пиит – властитель душ.
 
 
И женщины, увы, из-за тебя
Не выйдут, будто Анна, к поездам,
Лишь твой доход отчаянно любя
И кое-что еще, – ты знаешь сам…
 
 
Пусть ты не скряга, баловень и мот,
Ни в преферанс, ни в покер не игрок,
Но в чем-то, несомненно, «Идиот»,
Ведь Мышкина в себе увидеть смог.
 
 
К чему обиды? – как-никак я граф,
Тем паче, отошед в небытие…
Смотри-ка лучше кинематограф,
Как там меня сыграет Депардье!
 
 
Не надо, друзья, не ругайте газету
За то, что фривольно белила и сажу
В события вносит, – ей платят за это,
И мир она видит таким, как прикажут.
 
 
Оно и понятно, ведь главное – выжить,
Все кушать хотят – журналист и редактор,
Рубашка своя к телу всё-таки ближе,
При этом ну как не пожертвовать фактом?
 
 
Признаюсь, мне тоже бывает досадно,
Что правды порой не узнаешь в газете.
Я гнев, как и вы, выражаю приватно,
Когда нахожу её в ватерклозете.
 

Ответ-пародия:

 
Не надо, друзья, не ругайте поэта
За то, что бездумно, легко и фривольно
С газетами ходит до ватерклозету, —
Поэты ведь чем-то всю жизнь недовольны.
 
 
Оно и понятно – нет правды на свете,
А кто и напишет – зарежет редактор.
И что остается? – читать в той газете:
«Меняю кобылу на импортный трактор»…
 
 
Но прежде чем «избу-читальню» покинуть,
Поэт, надо всё-таки быть аккуратным:
Газеты кидай не в стульчак, а в корзину,
Чтоб всё это вдруг не попёрло обратно!
 

Пародия на стихотворение Ирины Левитан «О приметах»

 
Сегодня с самого утра мне повезло:
Взяла билет – «счастливое число»,
И этот номер оказался – трижды семь!
Билет особый – я его, пожалуй, съем.
 
 
Я знаю, всё должно быть хорошо!
Мне белый кот дорогу перешел.
Казалось бы – всего-то – белый кот,
Но ведь не черный – значит, повезёт.
 
 
И даже пёс приветствовал хвостом,
И добрый знак заметила я в том.
Мне точно не могло не повезти —
Ворона промолчала на пути.
 
 
Вдруг ветерок поднялся и утих,
И сам собой родился этот стих.
Теперь я знаю: именно поэты
Придумывают знаки и приметы
 

Поэты и приметы

 
Не повезло мне с самого утра:
В руках у встречной дамы два ведра —
Пластмассово-безжизненно-пустых!
А вслед за дамой черные коты,
 
 
Дорогу мне стремглав перебежав,
Остановились возле гаража.
Умчал соседский пес, поджавши хвост.
Орут вороны из ближайших гнезд.
 
 
Кондуктор дал билет – ноль-шесть-шесть-шесть, —
Жить расхотелось мне – не то что есть!
Произошло все это на беду
В две тысячи тринадцатом году!
 
 
Гул в голове поднялся и утих,
И вместе с ним закончился мой стих…
Судьбы не избежать, – и на поэтов
Неотвратимо действуют приметы!
 

Элеонора Татаринцева

Нинель Мордовина

Тихо вспомню ваше имя,

В уголочке погрущу.

Все, что памятью хранимо,

На свободу отпущу.

Вместе строили обитель

Дружбы, чтоб рука к руке…

Как живется вам, Учитель,

В вашем дальнем далеке?

Ваше имя окликая,

Вашей улицей пройдусь —

Звездный свет пересекает

Лики окон, впавших в

грусть.

Ваших строчек откровенья

Принимаю, как наказ.

Просто в разных измереньях

Пребываем мы сейчас…

Э.Татаринцева

Четверть века активной творческой деятельности во благо Астраханской земли – думаю, это достойный повод, чтобы быть отмеченным как историческая личность в памяти потомков. Имя Нинель Александровны Мордовиной до сих пор вспоминают с добром те, кто был с ней знаком при жизни и те, кто соприкоснулся с ее творчеством.

Так какая же она – Нинель? Человек, проживший очень насыщенный драматический период жизни своей страны, и каждый этап параллельно отражался по судьбе легендой ее собственной жизни. Так вышло, что даже имя свое она получила согласно новаторским правилам того времени: – «Ленин – наоборот», как, смеясь, рассказывала сама. И в то же время, тайно крещеная, одной из бабушек, невольно обрела Божье покровительство, которое впоследствии привело ее к неожиданным открытиям в себе самой и наложило отпечаток на позднее творчество.

Ее судьба синхронна с судьбой всего поколения, на чью долю выпала и Великая Отечественная война, и сталинские репрессии, и хрущевская оттепель, и брежневский застой. Смутные времена… Яркие времена!

Нинель Александровна родилась 12 июля 1927 г. в г. Харбине. Родной отец Трофим Третьяк был комсомольским работником на Дальнем Востоке. Репрессирован в 1934 г. как «японский шпион». Была удочерена офицером-пограничником А.И.Таяновским и жила с родителями на Камчатке, в Хабаровске, Владивостоке, а перед самой войной – на белорусской границе. С началом войны под бомбежками семья ушла от немцев и в войну жила у родственников матери в г. Самаре (Куйбышев). Отец воевал, погиб в 1944 г., похоронен в г. Кишеневе.

Памяти тех времен принадлежат стихи «Эвакуация», «Характер» и др. Но, это уже потом, а сначала, после пережитого ужаса эвакуации она замолчала, на несколько месяцев потеряв дар речи. Позже, будучи еще совсем юной, она пишет стихотворение «Извещение». Когда пришла похоронка на отца, мать не могла найти себе места от горя:

– Ты накликала беду! – упрекнет она дочь. Так на долгие годы Нинель Александровна замолчит как поэт. Семья была большая: трое братьев и сестра, поэтому надо было выживать и помогать поднимать младших. В 14 лет Нинель встает к станку, освоив профессию токаря-универсала, а позже приходит работать в Узел Связи Наркомата Флота, связисткой. Быть может, подсознательное уважение к воинскому званию наложили свой отпечаток на ее судьбу. В конце 1945 года она выходит замуж за военного летчика Мордовина Владимира Юрьевича и уезжает с ним по месту службы. В роду Мордовиных было много военных, эта линия продолжилась и в детях – старшие сыновья Александр и Владимир окончили суворовское училище и стали со временем генералами. А позже и внуки пошли этой дорогой.

Нинель Александровна непосредственно не была на войне, хотя бы просто потому, что была ребенком в эти годы, но впоследствии написанный цикл стихотворений, посвященный этой теме – исповедь человека, пережившего войну как судьбу. Наверное, это дар истинного таланта…

Писать она начала поздно, в возрасте «хорошо за 30» и в 1965 году впервые принесла свои стихи в редакцию Ахтубинской районной газеты, а позже собрав рукопись, по собственной инициативе смело пришла к директору волгоградского книжного издательства и заявила:

– По-моему здесь есть книга!

Этот неординарный поступок привел издателя в шок, но познакомившись со стихами, он согласился с автором. Так родилась первая книжка «Синяя птица». Потом были другие: «Земное небо», «Ахтуба», «Испытание», «Иволга», «Степная пристань», «Пристань радости», «Быть добру», «Иволга над Волгой», «Свет любви», «Нежность», «Надежда»… Нинель Александровна продолжала удивлять своих волгоградских собратьев по перу и работоспособностью и плодотворностью. Это при наличии уже пятерых детей (четверо сыновей и одна приемная дочь)! Она работает в клубе, занимается журналистикой, снимает фильмы для Волгоградской студии телевидения, а так же ведет литературный кружок.

Дойдя до многих знаний сама, она со всей щедростью души старается помогать молодым начинающим литераторам уверенно вставать на ноги в творчестве. Именно это ее качество приводит поэтессу к нам в Астрахань. В 1975 году по приглашению астраханской писательской организации, под руководством Адихана Измайловича Шадрина, Мордовина приезжает в наш город вместе с младшим сыном Алешей и возглавляет литературную студию «Моряна» при газете «Комсомолец Каспия». Это время возникновения новых талантливых имен на астраханском поэтическом горизонте и я считаю, что немалая заслуга в этом принадлежит Нинели Александровне.

Да и для ее собственного творчества астраханский период стал наиболее благоприятным. Он придал новую глубину и силу ее строке. Этап философского взросления, переосмысления всей жизни с позиций зрелости, любви, а позже и Божественного промысла – подарок судьбы ее творчеству, а так же нам, читателям.

«Читайте поэзию Мордовиной. В ее судьбе – судьба страны, ее история и ее мир. В ее стихах – пророчество Добра и Веры, которые спасут: «Нам Россия дороже жизни». Все творчество Нинели Александровны Мордовиной исполнено высокого служения поэзии, в ее поэтических сборниках, которые она оставила нам, – «Синяя птица», «Пристань радости», «Иволга», «Степная пристань», «Быть добру», «Надежда» и других – жизнеутверждающий заряд любви и счастья, которым она стремится наделить всех. Она и в жизни следовала избранному ею постулату: БЫТЬ ДОБРУ! Для астраханской поэтической поросли появление Мордовиной в Астрахани было тем лучом света, что озарил на взлете многие судьбы ее учеников. Она не идеализировала своих лит студийцев, но могла заметить в ворохе их первых строк одно единственное слово, яркий образ, неожиданное сравнение и удивиться, восхититься, порадоваться. И ее радость, как в сообщающихся сосудах, поднимала робких, начинающих поэтов в их собственных глазах. Пожалуй, вся ее астраханская биография уместится в два слова; Учитель и Ученики».

Нина Куликова (Торопицина,) Заслуженный работник культуры России

«Всем своим творчеством несет она людям Надежду. А еще Веру и Любовь – те великие чувства, которые дают простому человеческому счастью духовную наполненность. До конца дней с сыновней благодарностью буду помнить те уроки словесности и уроки жизни, которая давала нам, членам литературного кружка, тогда в начале шестидесятых, Нинель Александровна!»

Анатолий Петрович Гужвин.

Поэзии Нинели Александровны Мордовиной еще предстоит быть изученной и раскрытой до самых глубин как нами, современниками, так и будущим поколениям. Дар предвидения, прозрения и некое переосмысление значения человека в пространстве времени – это, на мой взгляд, наиболее сильные моменты ее позднего творчества. Она много подарила Астрахани своей любви, выраженной в строчках, так же как и астраханская земля была щедрой на доброту к своей приемной дочери.

Эта женщина жила легендами, верила в предначертание судьбы и сама создавала легенды всей своей жизнью. Рассказывала, как однажды в юности приснился ей белый город с колокольнями, сияющий под солнцем и в обрамлении зелени. Непроизвольно устремилась в этот сон и во встреченных городах искала сходства. Однажды, когда уже не первый раз, она посетила Астрахань, этот сон слился с действительностью. Впервые город открылся ей со стороны Волги, с теплохода, и она узнала его! – Это мой город! Я буду в нем жить! – воскликнула Нинель. И с тех пор и до последних дней Астрахань стала для нее родной «пристанью радости».

 
Каждый свое обретает на свете…
Город мой солнечный, благодарю!
Ты добротою на песню ответил,
Лотос твой цвел моему сентябрю.
Ты поделился и хлебом, и делом —
Сердца коснулась живая вода…
Астрахань, Астрахань, город мой белый,
Пристанью радости ты – навсегда.
 

Так же легендарно ее личное знакомство с генералом Степаном Микояном, летчиками-космонавтами Береговым, Поповичем. И об этом тоже все в ее произведениях, как в летописи своего времени. Стихи ее лиричные, песенные легко ложились на музыку и становились песнями. Две из них в обработке Г.Пономаренко вошли в репертуар Л.Зыкиной. А позже волгоградские композиторы Петров, Ковнер-Полтавский и наши астраханские А.Гладченко, А.Бочкарев, В.Никитин дали музыкальное звучание ее строчкам. Новую окраску ее творчеству придали уже в наши дни О.Смирнова, А.Костина и С. Жилинская. И если раньше это были романсы или песни, написанные в народном ключе, то сегодняшнее звучание стихов Н.А.Мордовиной вдохновляет исполнителей авторской песни. Эти песни – философские монологи, остро подчеркивают глубинное содержание поэзии Мордовиной и составляют особый музыкальный цикл.

Чем отплатил ей город? Любовью? Да, несомненно! Она была частым гостем в школах, на предприятиях. И выступления перед разными аудиториями являлись частью жизни писателя, творческим отчетом и проверкой на правдивость перед слушателями. Нинель выступала и на городских площадках по праздникам (существовала раньше такая городская традиция).

Надо было видеть, как восторженно встречала ее молодежь! Особой любовью пользовалось ее стихотворение «Астраханочка», «Как в Астрахани ночи хороши!».

Пребывание Нинель Александровны в нашем городе совпало с активизацией молодых поэтов Астрахани, чему она немало способствовала, собирая под свое крыло в литературную студию «Моряна» талантливую молодежь. Имена, которыми Нинель Александровна гордилась и радовалась их успехам: И.Серотюк, О.Куликов и Д.Немировская, А.Сахнов и Н.Колесникова, ну и, конечно, А.Белянин. Время всем определило свои места в этой жизни. Кто-то, оттолкнувшись, пошел своей дорогой, кто-то предал то доброе, которое она старалась приживить в молодых душах, а кто-то и до сих пор хранит ее имя в сердце, как самую главную драгоценность.

Помимо творческой деятельности Мордовина в качестве журналиста публиковалась в местной прессе, с 1972 года была председателем Астраханского областного Фонда мира, 1978-82 годах председатель городского общества книголюбов. Награждена знаком Министерства культуры «Отличник культурного шефства над Вооруженными силами СССР», удостоена серебряной медали «Защита мира». Песни и стихи Н.А.Мордовиной в свое время звучали на всех праздниках, на всех площадках города. Но, будучи очень скромным человеком, она никогда не претендовала на особые награды.

В городе есть школа, которая носит ее имя, школа № 33, где в свое время Нинель Александровна вела уроки поэзии со старшеклассниками. На базе этой школы организован музей и проводятся конференции и литературные чтения. Творческое наследие поэта пополняется исследовательскими работами ее читателей.

Повтор ее доброты и щедрости душевной в тех, кто в свою очередь считает Нинель Мордовину учителем. И не один из ныне здравствующих поэтов в свое время прошел школу мастерства Мордовиной! Именно поэтому в ее честь названа была литературная премия, помогающая получить признание новому поколению пишущих.

И так же по эстафете до следующих поколений, теперь уже под знаком ее имени получающих литературную премию – первую книжечку своих произведений. Работа с молодыми авторами была частью ее жизни. Мы живы, пока нас помнят! – И хранить эту память право каждого из нас:

 
«Не телу, а душе дарован
В незнаемое светлый путь…»
 

Нинель Мордовина

 
Земными заняты делами,
Почти увязнув в суете,
Уже не думаем, что с нами? —
Забыв мечты о высоте.
Где то, что душу укрепляло
Основою из всех основ?
Увы! – мы и под одеялом
Теперь не видим прежних снов.
Нам тела жалкая усталость
Мешает хоть во сне – парить…
А так казалось… Так казалось,
Что можно по-иному жить!
Но узел жизни туже… туже…
Как ни крутись, как не спеши.
Что призрак нищеты? – нет хуже,
Чем обнищание души.
Уже мы не спешим с друзьями
Делиться малостью любой,
Уже тоскуют за дверями
Былые – дружба и любовь.
Земными заняты делами
Живем, в самих себя уйдя…
Божественное гаснет пламя
В нас продолженья не найдя.
 

Молитва

 
Ночью воют волки на луну —
Темный час свершений и сомнений…
Ангел мой, добра и света гений,
Только не оставь меня одну…
Тянут силы темные ко дну
Разума и чувства раздвоений…
Мой хранитель, не спасай мгновений,
Только не оставь меня – одну.
В самый черный омут загляну,
И душа застонет от видений…
Ангел мой, среди ночных смятений
Только не оставь меня одну.
Цепи наваждений разомкну —
Веры свет разгонит злые тени…
Но, среди надежд и вдохновений,
Только не оставь меня – одну!
 

Снова весна

 
Ветки сакуры, нарциссы и сирень, —
Майский день порадовал изрядно:
Комната уютна и нарядна,
Но колышет шторы чья-то тень…
Бесполезно – зажигать свечу
И крестить углы, ища спасенья:
Это вновь со мной тот день весенний,
Вспоминать который не хочу!
Но напрасно… Потеряв покой
И ныряя в черный омут страсти,
Обнаружу вдруг такое счастье,
Что потом – хоть задохнись тоской!
Странно шутит с нами жизнь порой:
Самые прекрасные мгновенья
Обрывает воля Провиденья,
Обернувшись черною дырой.
И потом уже не будет дна
В чаше горечи и сожалений…
Сакура… нарциссы и сирени…
Колыханье шторы у окна…