Текст книги "Психология кризисных и экстремальных ситуаций: психическая травматизация и ее последствия. Учебник"

Компульсивное повторное переживание травматических событий – поведенческий паттерн, который часто наблюдается у людей, перенесших психическую травму, и который не нашел отражения в диагностических критериях ПТСР. Проявляется это в том, что неосознанно индивид стремится к участию в ситуациях, которые сходны с начальным травматическим событием в целом или каким-то его аспектом. Этот феномен наблюдается практически при всех видах травматизации. Например, ветераны становятся наемниками или служат в полиции; женщины, подвергшиеся насилию, вступают в болезненные для них отношения с мужчиной, который с ними плохо обращается; индивиды, перенесшие в детстве ситуацию сексуального соблазнения, повзрослев, занимаются проституцией. Понимание этого, на первый взгляд, парадоксального феномена может помочь прояснить некоторые аспекты девиантного поведения в социальной и интерперсональной сферах. Субъект, демонстрирующий подобные паттерны поведения повторного переживания травмы может выступать как в роли жертвы, так и агрессора.

Повторное отыгрывание травмы является одной из основных причин распространения насилия в обществе. Многочисленные исследования, проведенные в США, показали, что большинство преступников, совершивших серьезные преступления, в детстве пережили ситуацию физического или сексуального насилия. Также показана высокая достоверная связь между детским сексуальным насилием и различными формами самодеструкции, вплоть до попытки самоубийства, которые могут возникнуть в уже взрослом возрасте. В литературе описывается феномен ревиктимизации: травмированные индивиды вновь и вновь попадают в ситуации, где они оказываются жертвами (Groth A. N., 1979; Seghhorn Т. К. et al, 1987).

Преследуемые навязчивыми воспоминаниями и мыслями о травме травмированные индивиды начинают организовывать свою жизнь таким образом, чтобы избежать эмоций, которые провоцируются этими вторжениями. Избегание может принимать много разных форм, такие как дистанцирование от напоминаний о событии, злоупотребление наркотиками или алкоголем для того, чтобы заглушить осознание дистресса, использование диссоциативных процессов для того, чтобы вывести болезненные переживания из сферы сознания. Все это ослабляет и нарушает взаимосвязи с другими людьми, и как следствие приводит к снижению адаптивных возможностей (Kardiner А., 1941; Titchener J. L., 1986; Krystal Н., 1968).

Семейный и интерперсональный контекст. ПТСР, как и многие другие психические расстройства, вызывает нарушения в социальном функционировании: в семейных, межличностных и профессиональных отношениях. Социальные последствия травматического воздействия, возможно, лучше всего были проиллюстрированы в исследованиях, описывающих выживших жертв концентрационных лагерей (Etinger L., Strom А., 1973). Они имели менее стабильный трудовой стаж, чем контрольная группа, с более частыми сменами работы, места жительства и рода занятий. Они переходили в менее квалифицированные и менее оплачиваемые слои в 25 % случаев, по сравнению с 4 % случаев в контрольной группе. Бывшие заключенные из более низких социально-экономических классов с трудом компенсировали свое подорванное здоровье, в отличие от более профессиональных групп.

Наличие симптомов ПТСР у одного из членов семьи оказывает влияние на ее функционирование. Индивиды с ПТСР, страдая от симптомов заболевания, могут также заявлять о болезненном чувстве вины по поводу того, что они остались живы, в то время как другие погибли, или по поводу того, что они вынуждены были сделать для того, чтобы выжить. Фобическое избегание ситуаций или действий, которые имеют сходство с основной травмой или символизируют ее, может влиять на межличностные взаимосвязи и вести к супружеским конфликтам, разводу или потере работы. В некоторых случаях (при стихийных бедствиях, автомобильных катастрофах, убийстве члена семьи) пары или целые семьи переживают одну и ту же травму. В этих ситуациях высока вероятность возникновения нарушений в семейной системе; у наиболее уязвимых членов семьи развивается ПТСР. Поддержка семьи и друзей также играет важную роль в реакциях жертв изнасилования после травмы (Foa Е. В., Riggs D. S., 1993). При этом наличие понимающей женской и мужской поддержки было обратно пропорционально связано с попытками уединиться после нападения; опосредующая роль социальной поддержки выявлена при различных видах психопатологии.

Дж. Девидсон с соавт. проводил эпидемиологическое обследование 2985 жителей Пьемонта (США) с целью изучения вероятности развития ПТСР. Было выявлено значимое влияние на формирование ПТСР семейной и личной истории: частой смены работы испытуемым, существования в семье психических расстройств, низкого финансового статуса семьи, наличия по отношению к себе злоупотреблений в детстве, отделения от семьи в возрасте до 10 лет (Davidson J. et al., 1991).

Необходимо отметить, что для некоторых людей опыт травматического переживания становится источником мотивации к позитивному личностному росту. Известен случай, когда человек, страдавший от навязчивых воспоминаний войны, стал президентом США. Этот человек – Джон Кеннеди. Это наименее изученный вопрос в области исследования психологических последствий психотравматизации. Гипотетически можно предположить, что определение факторов, способствующих позитивному личностному росту – это одна из важнейших теоретико-эмпирических задач изучения посттравматического стресса. Не менее важным является анализ влияния профессиональной деятельности на посттравматическую адаптацию. Для некоторых лиц работа становится средством ухода от прошлого. При этом их карьера может быть очень успешной, однако этот успех, возможно, достигнут за счет их семьи или межличностных связей. Продолжая страдать от навязчивости прошлого и будучи неспособными концентрироваться на настоящем, эти люди становятся психическими калеками, неспособными к самостоятельному существованию. Установлено, что нарушения социального взаимодействия индивида с семьей, друзьями и коллегами чаще обнаруживались у индивидов с ПТСР, нежели у индивидов без ПТСР (Solomon Z., 1989).

Таким образом, травматическое событие и его последствия оказывают сильное влияние на партнеров и семьи людей, переживших травму, однако семья, «семейная стабильность» выступают в качестве мощной социальной поддержки, включающей когнитивную, эмоциональную и инструментальную помощь, оказывая компенсирующее влияние на больного члена семьи.

1. Каковы теоретико-эмпирические предпосылки выделения ПТСР в отдельную нозологическую единицу? Какие социальные ситуации послужили толчком к введению ПТСР (PTSD) в психиатрические классификационные стандарты? Как появление ПТСР связано с успехами психологии и медицины?

2. Как соотносятся понятия «психическая травма», «стресс», «травматический и посттравматический стресс»?

3. Каковы этиологические причины развития ПТСР? Какова распространенность ПТСР среди населения и в группах жертв антропогенных и техногенных катастроф? Какие расстройства коморбидны ПТСР?

4. Какие ситуации относятся к регистру травматических? Каковы диагностические критерии в МКБ-10 и DSM-IV? В чем их различие и чем это можно объяснить? Какие клинические и психологические методы используются для диагностики ПТСР?

5. Что собой представляют теоретические модели этиологии и развития ПТСР, в чем их специфика? Можно ли считать, что современные биопсихосоциальные модели психической нормы и патологии дают исчерпывающее объяснение этиологии и динамики ПТСР?

6. Есть ли социокультурная обусловленность развития ПТСР, и в чем она выражается? Существуют ли возрастные и половые различия в распространенности и протекании ПТСР? Какова роль личностной уязвимости в этиологии ПТСР?

Основная

Брайт Д., Джонс Ф. Стресс. Теории, исследования, мифы. СПб., 2003.

Знаков В. В. Психологическое исследование стереотипов понимания личности участников войны в Афганистане // Вопросы психологии. 1990. № 4. С. 108–116.

Идрисов К. А., Краснов В. Н. Состояние психического здоровья населения Чеченской Республики в условиях длительной чрезвычайной ситуации // Социальная и клиническая психиатрия. 2004. № 2. С. 5–10.

Идрисов К. А., Краснов В. Н. Состояние психического здоровья населения Чеченской Республики в условиях длительной чрезвычайной ситуации. Сообщения II: Сравнение двух этапов популяционного исследования с интервалом в два года // Социальная и клиническая психиатрия. 2005. № 3. С. 5–11.

Калмыкова Е. С., Падун М. А. Ранняя привязанность и ее влияние на устойчивость к психической травме (сообщение 1) // Психологический журнал. 2002. № 5. С. 88–105.

Клиническая психология / под ред. М. Перре, У Бауман. СПб., 2000. С. 358–388.

Психология посттравматического стресса: практическое руководство / под ред. Н. В. Тарабриной. М., 2007.

Тарабрина Н. В. Психология посттравматического стресса. М., 2009.

Холмогорова А. Б. Биопсихосоциальная модель как методологическая основа исследований в области психического здоровья // Социальная и клиническая психиатрия. 2002. № 3. С. 97–104.

Дополнительная

Абабков В. А., Перре М. Адаптация к стрессу. Основы теории, диагностики, терапии. СПб., 2004.

Колодзин Б. Как жить после психической травмы. М., 1992.

Исследовательские диагностические критерии. Женева; СПб., 1995.

Тарабрина Н. В. Психологические последствия войны // Психологическое обозрение. 1996. № 1(2). С. 26–29.

Шавердин Г. М. Травматический стресс: психические расстройства и развитие личности. Ереван, 1998.

3.3. Последствия боевого стресса

Основными особенностями современных военных действий являются, во-первых, широкое использование новейших технологий и высокоточного оружия (лазерного, акустического, кинетического, электромагнитного и др.), позволяющих не видеть противника «лицом к лицу» на поле боя, во-вторых то, что в последние десятилетия боевые действия в жизни многих стран, в том числе и России, носят преимущественно локальный характер («горячие точки») или имеют вид контртеррористических операций, в которые вовлечены не только армейские, но и другие силовые структуры, в частности, сотрудники Министерства внутренних дел (МВД). Стоящие перед ними служебно-боевые задачи характеризуются разноплановым психотравмирующим воздействием, что влечет за собой постановку новых исследовательских проблем. К таким проблемам относятся психологическое сопровождение военных и сотрудников силовых структур, направляемых в «горячие точки» на систематической основе, необходимость прогностической оценки состояния их здоровья и работоспособности, проведение реабилитационных мероприятий после воздействия боевого стресса.

Боевой стресс – это комплексное понятие, обусловливающее все варианты изменения функционирования личности в ходе выполнения служебно-боевых задач и включающее в себя три группы психотравмирующих факторов: 1) специфически-профессиональные; 2) ситуационно-психогенные (физические и социально-психологические); 3) личностные (физиологические и индивидуально-психологические).

Совокупность длительно действующих психотравмирующих факторов боевого стресса приводит к их суммированию и взаимному потенцированию, вызывает истощение компенсаторных ресурсов организма, расходует адаптационный потенциал личности, снижает устойчивость иммунной системы, приводя к перенапряжению механизмов физиологической и психологической защиты, увеличению показателей соматической и психоневрологической заболеваемости. Обобщенные результаты многочисленных зарубежных и отечественных исследований причин возникновения психогенных расстройств в зонах военных действий (Green В. L., Grase М. С., Lindy J. D., Gleser G. C., 1990; Breslau N., Davis G. C., 1992; Съедин СИ., Абурахманов P. А., 1992; Kessler R. C., Sonnega A., 1995; Стрельников A. A., 1998; Ursano R. J., 1999; Соловьев И. В., 2000 и др.) приведены в табл. 3.3.

Анализ всех психотравмирующих факторов позволяет выделить условные типы служебно-боевой деятельности по особенностям их влияния на личность. Для первого типа деятельности характерна интенсивная, но кратковременная психотравматизация – от нескольких часов до нескольких суток (активные штурмовые действия, проведение спецопераций по ликвидации террористов и др.) в условиях воздействия полимодальных факторов и опасной активности личности вопреки инстинкту самосохранения.

Таблица 3.3. Характеристика основных психотравмирующих факторов боевого стресса

В исследованиях П. Т. Лысикова (2000) выявлено, что критическим сроком пребывания в боевых условиях для военнослужащих по призыву являются 3 месяца, а для военнослужащих по контракту (офицеров, прапорщиков) 45–50 суток. По данным И. В. Соловьева, критический срок пребывания в условиях пролонгированного воздействия факторов боевой среды составляет 90–100 суток, после чего наблюдаются выраженные явления дезадаптации (Соловьев И. В., 2000).

Для второго типа деятельности (несение службы на блокпостах, контрольно-пропускных пунктах «горячих точек» и т. п.) характерна пролонгированная (от нескольких месяцев до нескольких лет), перманентная психотравматизация различными по интенсивности факторами с учетом периодов изменения оперативной обстановки, ведения переговоров, объявленными мораториями, а также в связи с временным возвращением комбатантов на Родину по окончании срока командировки (спустя 3 и 6 месяцев).

Ю. Ю. Стрельниковой установлено, что выраженность негативных психологических последствий у сотрудников ОМОН, принимавших участие в вооруженных конфликтах на территории Чеченской Республики, резко увеличивается при достижении суммарной длительности пребывания в боевых условиях от 200 до 350 суток (Стрельникова Ю. Ю., 2005).

Третий, наиболее распространенный тип служебно-боевой деятельности сочетает в себе перечисленные выше с комплексной психотравматизацией ситуационно-психогенными и специфически-профессиональными факторами различной интенсивности в условиях перехода от блокирующих действий войск к проведению спецопераций по ликвидации вооруженных формирований. Комплексная психотравматизация приводит к различным (по выраженности и качеству) последствиям, которые могут носить как острый, так и отсроченный характер или оставаться в виде «комбатантных» изменений личности на всю оставшуюся жизнь.

В целом изменения функционирования личности в условиях боевых действий исследуются в контексте трех проблем: 1) подготовка профессионального контингента к боевой обстановке; 2) изменения личности в условиях военных действий; 3) повторная реадаптация личности к мирным условиям жизни. Необходимо отметить, что в литературе психогенные расстройства комбатантов рассматриваются отдельно от населения, так как профессиональный контингент не имеет права уклониться от угрозы смерти, а гражданские лица на законных основаниях могут покинуть опасный район. В боевой обстановке возникают противоречия между морально-личностными установками и необходимостью убивать; между долгом и желанием выжить. Этим природа психологических изменений у участников боевых действий существенно отличается от жертв техногенных аварий, катастроф и стихийных бедствий.

Комбатанты (фр. combattant – сражающийся, воин, боец) – члены персонала частей и соединений сухопутных, морских и воздушных сил, внутренних войск (включая полицию), формирований службы госбезопасности (участвующие в боевых операциях), участники военного ополчения, отрядов добровольцев, личный состав организованного движения сопротивления (партизан) и население, стихийно взявшее в руки оружие для борьбы с вторгшимися войсками неприятельского государства (п. 2 ст. 43 Дополнительного протокола I 1977 г. к Женевским конвенциям о защите жертв войны 1949 г.)

С позиции биопсихосоциального подхода, изменение функционирования личности в условиях военных действий затрагивает биологический, психосоциальный и социокультурный уровни, может протекать как по регрессивному, так и по прогрессивному направлениям и рассматриваться с позиций психологии, патопсихологии, психопатологии и соматической медицины (терапии, хирургии, неврологии, травматологии и т. д.). Основное внимание зарубежных и отечественных исследователей долгое время уделялось изучению лишь негативного влияния военных действий на психосоматическое здоровье. Однако экстремальность – это объективно-субъективное явление, поэтому ошибочно считать, что факторы боевого стресса действуют на личность всегда отрицательно, ибо люди, например, с сильным типом высшей нервной деятельности, физически выносливые и психологически подготовленные («воины от рождения») имеют положительную адаптацию к травме, используют опыт ее переживания как источник мотивации личностного роста. Тем не менее, в литературе встречаются лишь единичные работы, в которых упоминается о частично позитивном влиянии боевого стресса на отдельных участников вооруженных конфликтов (Лыткин В. М. с соавт., 1999; Стрельникова Ю. Ю., 2005).

С точки зрения психической нормы, целесообразно выделять: позитивные изменения, компенсирующе-защитные (адаптационные) и непатологические (пограничные) реакции и состояния. В идеале боевой стресс должен приводить к формированию позитивных и адаптивных стрессовых реакций у подготовленного профессионального контингента в условиях эффективного руководства подразделением и адекватных взаимоотношений в коллективе. При этом психологам известно, что чем лучше происходит адаптация индивида к боевым условиям, тем выше риск последующей дезадаптации в мирных условиях. Поэтому довольно трудно разграничить, какие именно реакции психики в условиях боевой обстановки следует считать адаптивными. Эффективное участие в бою предполагает пренебрежение опасностью и нанесение поражения противнику даже в ущерб своему здоровью, однако с точки зрения нормальной психики и вопреки воинскому долгу человек пытается выжить и сохранить субъективный контроль над окружающим миром. Вероятно, поэтому к позитивным изменениям следует относить те приобретенные на войне качества, которые будут полезны и в мирной жизни. Обобщенные результаты исследований (Александровского Ю. А., 2000; Лыткина В. М. с соавт., 1999; Стрельниковой Ю. Ю., 2005) изменения функционирования личности в условиях боевых действий с точки зрения психической нормы (2005) представлены в табл. 3.4.

Для характеристики патопсихологических и психопатологических изменений личности необходимо дать понятие боевой психической травмы. Концепция «боевой психической травмы» разработана в отечественной военной психиатрии С. В. Литвинцевым (1994), Е. В. Снедковым (1997) и другими авторами на основе анализа психолого-психиатрических последствий современных локальных войн и вооруженных конфликтов. Е. В. Снедков указывает, что боевая психическая травма – это многоуровневый процесс адаптационной активности организма в условиях боевой обстановки в ответ на сочетанное воздействие множества острых однократных психотравм на фоне мощного хронического психотравмирующего стресса, сопровождаемого напряжением механизмов реактивной саморегуляции и закреплением специфических приспособительных психофизиологических изменений (Снедков Е. В., 1997). А. Б. Белевитин (2010) считает, что сущность боевой психической травмы состоит во включении патофизиологических механизмов регуляции гомеостаза, накоплении и закреплении морфологических изменений в структурах ЦНС, нарастании специфической личностной дисгармонии и готовности к психопатологическому синдромообразованию.

Патопсихологические изменения, связанные с боевой психической травмой, включают широкий спектр состояний дезинтеграции психической деятельности: острые и отсроченные стрессовые реакции, динамически-ситуативную «комбатантную акцентуацию», отдельные симптомы ОСР и ПТСР, не достигшие уровня нозологических расстройств, а также девиантное и криминальное стрессовое поведение комбатонтов. С. В. Литвинцев, Е. В. Снедков, A. M.Резник (2005) установили, что для начального периода боевых действий характерны вегетативно-сосудистые симптомы, эмоциональная лабильность, гиперестезия, тревожная настороженность, депрессивно-апатичное настроение и отдельные симптомы OCR Однако длительное пребывание в смертельно-опасных условиях формирует стойкое восприятие обстановки как потенциально враждебной, как готовность к импульсивному и агрессивному реагированию на угрожающие стимулы. При этом снижается ценность человеческой жизни и снимается психологический барьер перед убийством человека, поскольку отсутствует личная ответственность за социальные последствия совершаемых действий. На этом фоне может проявиться регресс поведения с увеличением частоты патохарактерологических реакций (табл. 3.5). Формирование девиантного и криминального поведения в боевой обстановке обусловливается факторами отягощенной наследственности, неправильным типом семейного воспитания и аддиктивными расстройствами, сформировавшимися в довоенном периоде.

Таблица 3.4. Изменение функционирования личности в условиях боевых действий с точки зрения психической нормы

* Все изменения наблюдаются на фоне сохранения критической оценки происходящего и способности к целенаправленной деятельности.

В. М. Лыткин и соавт. (1999) предлагают понимать под динамически-ситуативной «комбатантной акцентуацией» совокупность приобретенных и ранее существовавших личностно-характерологических особенностей, динамика которых определяется спецификой боевых и мирных условий существования, а проявление – различными вариантами взаимодействия комбатантных и изначально присущих характерологических черт, обусловливающих их различную социальную адаптацию. Зоной наибольшей уязвимости в структуре комбатантной акцентуации оказывается индивидуальный и личностно перерабатываемый комплекс боевых переживаний, играющий ведущую роль в ее становлении и отражающий особенности вхождения комбатанта в мирную жизнь. А. Б. Белевитин (2010) считает, что комбатантная акцентуация является ситуативным субклиническим вариантом ПТСР, на фоне которого может происходить дальнейшая психопатизация личности и развитие коморбидных (сопутствующих) психических расстройств. Комбатантные акцентуации подразделяются: 1) в зависимости от темперамента – на стенический, астенический и дисстенический варианты; 2) по особенностям социальной адаптации – на конструктивные (функциональные, адаптивные) и деструктивные (дисфункциональные, дезадаптивные) разновидности в зависимости от особенностей взаимодействия социальной и наследственно-конституциональной составляющих.

Таблица 3.5. Патопсихологические изменения функционирования личности в условиях боевых действий

Психопатологические последствия чаще развиваются у индивидов, недостаточно профессионально и психологически подготовленных, не имеющих боевого опыта, и включают устойчивые, нозологически оформленные болезненные расстройства непсихотического и психотического уровней (табл. 3.6). Эмоциональная напряженность сопровождается тревожно-эйфорическим аффективным подъемом, непоследовательными решениями и бесцельной немотивированной деятельностью.

Таблица 3.6. Психопатологические последствия боевой травматизации

Следует отметить, что невротические расстройства в боевых условиях носят универсальный характер и не зависят от типа военных действий, поскольку на любой войне неизменным остается ее основной принцип – «убей сам или будь убитым». По мнению Е. Джонс (Jones Е., 2002), признание данного факта в качестве основной причины формирования невротических расстройств военного времени способствовало выделению боевой психической патологии в отдельную группу психических нарушений.

Перманентно-пролонгированный характер воздействия боевых стресс-факторов трансформирует их в психогенные и является причиной развития посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), частота которого по результатам многочисленных исследований составляет у комбатантов около 40 %. Боевой стресс, приводящий к формированию ПТСР, по мнению В. Г. Василевского, Г. А. Фастовцова (2005), более полиморфен, длителен и носит кумулятивный характер по сравнению с ПТСР другой этиологии (при катастрофах, стихийных бедствиях и т. д.). Боевые ПТСР являются более разрушительными как по своим социальным (профессиональным, межличностным, семейным, мировоззренческим), так и психическим (в том числе психосоматическим) последствиям.

При сравнении боевых действий в Афганистане и Чечне последние расценивались как более негативные для участников и общества в целом. В работе А. Г. Маклакова и С. В. Чермянина сказано, что среди ветеранов Афганистана ПТСР выявлялись у 10–15 % комбатантов, частичные симптомы диагностировались еще у 20–30 %, а среди ветеранов Чечни эти показатели были в 1,5–2 раза выше.

Е. О. Александров (2001) указывает, что у большинства комбатантов (около 60 %) симптомы ПТСР появились сразу после возвращения на Родину, у 15 % – в течение 2–6 месяцев после возвращения, а у 25 % – через 4,5–5,5 лет.

Концептуально-модельный подход в исследовании боевого ПТСР, предложенный А. Фонтана, Р. Розенхек (Fontana A., Rosenheck R., 1994), основывался на том, что генез расстройства определяется сочетанием предвоенных травм и факторов риска, социокультуральными условиями и уровнем защищенности ветеранов после возвращения домой. По результатам исследователей, вероятными факторами риска развития ПТСР и стойкого посттравматического расстройства личности у комбатантов являются: 1) интенсивность, длительность психотравматизации независимо от рассматриваемой войны; 2) индивидуальные психологические особенности (в том числе психофизиологический статус, адаптационные возможности, зависящие от генетической наследственности, возраста, пола, уровня образования, интеллекта, травматического опыта, психических расстройств в анамнезе и т. д.); 3) наличие диссоциативной реакции на травму в начальном периоде боевых действий; 4) степень физической и психологической подготовленности к действиям в боевой обстановке; 5) личностно-смысловое отношение к целям и задачам своего участия в боевых действиях: «За что воюем и идем на смерть?»; 6) недостаток семейной и дружеской поддержки ветеранов после войны; 7) этнические особенности и вероисповедание комбатанта и др.

Анализ результатов эпидемиологических исследований показывает, что подверженность личности ПТСР коррелирует с психическими нарушениями, которые присутствовали прежде: невроз тревоги, депрессивный синдром, панические расстройства, агорафобия, социофобия, враждебность, социальное отчуждение, склонность к суицидальным мыслям или попыткам; медикаментозная, алкогольная или наркозависимость; психосоматические заболевания. Эти факторы служат пусковым механизмом, «раскручивающим» преморбидно существующий индивидуальный конгломерат биологических и социально-психологических взаимодействий. В. Г. Василевский и Г. А. Фастовцов (2005) считают, что для клинической картины боевого ПТСР специфично наличие максимально или минимально выраженных симптомов, перемещающихся между полюсами невротического и психотического регистра. При этом наблюдаются переходы от эпизодической гипотимии до стойкой депрессии; от навязчивых боевых воспоминаний до мучительных эйдетических эхомнезий; от тревоги до диффузного страха; от настороженности до подозрительности; от сверхценных опасений до параноидной настроенности и т. д.

По мнению Н. В. Тарабриной и Е. А. Миско (1998), для ветеранов характерен феномен «укорочения жизненной перспективы», который встречается тем чаще, чем выраженнее симптомы ПТСР. При этом наиболее изменен эмоциональный компонент «восприятия будущего», поскольку планирование предполагает возможную травму и вызывает чувства одиночества, безнадежности, несчастья. Результатом этого процесса становится реакция избегания не только негативных, но и позитивных чувств («чувственное онемение») (Тарабрина Н. В., 2003).

Симптом «вторгающиеся воспоминания» у комбатантов трансформируется в обсессивно-фобические состояния с навязчивым страхом за безопасность своих близких. А. Б. Белевитин (2010) указывает, что эхомнезии сопровождаются повторным переживанием угрозы жизни, выраженными тревожно-вегетативными проявлениями («при внезапном ярком свете возникает сцена пылающей машины и бегущих из нее горящих, как факелы, людей», «во вспышках салюта видятся сцены ночного боя», «от звука хлопушек и петард впадаю в бешенство», «на луч лазерной указки реагирую как на свет прицела») (Медико-психологическая коррекция…, 2010). Симптомы «избегания» обладают амбивалентными чертами. Так, многие комбатанты избегают смотреть фильмы о войне и репортажи из района боевых действий, однако выбирают гражданские профессии, связанные с риском, а также охотно при возникновении такой возможности возвращаются в боевую обстановку, поскольку считают свое боевое прошлое «лучшими годами жизни». Данный феномен, по мнению Н. В. Тарабриной (2001), связан с тем, что индивид неосознанно стремится к участию в ситуациях, сходных с травматическим событием, так как компенсация состояния наступает в условиях, где был выработан механизм долговременной адаптации (Практикум по психологии посттравматического стресса…, 2001). К специфическим особенностям боевых ПТСР также относят «вину выжившего» («за совершенное» или «за то, что остался жив, а товарищи погибли») и нарушения кратковременной памяти.

Перестройка психологических, нейрогуморальных и психофизиологических процессов, направленная на долгосрочное приспосабливание к экстремальным условиям боевой обстановки, затрагивает не только эмоционально-аффективный уровень психики, но и онтогенетически более поздний – когнитивный уровень, систему мировоззренческих установок, мотиваций, межличностные отношения, т. е. структуру личности.

Е. О. Александров указывает, что уровень инстинктивной агрессии у ветеранов Афганистана почти такой же, как у не воевавших людей, но регулируемость агрессивности у комбатантов на 50 % хуже (Александров Е. О., 2001).

Различные авторы по-разному называют произошедшее стойкое посттравматическое расстройство личности. Е. В. Снедков (1997) предлагает термин «дефензивно-эпилептоидное изменение личности» и рассматривает его в качестве базы психопатологических проявлений боевой психической травмы. Составляющими компонентами характерологических деформаций являются настороженно-враждебное восприятие действительности, изменения аффективности с постоянной тревогой и импульсивностью, подозрительность, ранимость, нарушение социальной коммуникации вследствие возникновения агрессивных вспышек, категоричности и полярности суждений. Типичны сочетания гиперчувствительности и беспомощности, тревожности и ригидности, демонстративности и агрессивности, которые дополняя и усиливая друг друга, делают поведение менее адекватным. Эмоции являются реакцией на когнитивный конфликт, мотивами защитного и совладающего поведения, поэтому агрессия у ветеранов – это один из психологических способов восстановления контроля над окружающим миром. При этом у них встречается гетероагрессия (чрезмерная защита себя и близких, сверхбдительность) и аутоагрессия («вина выжившего», усвоенная беспомощность, злоупотребление психоактивными веществами, суицид). Нарушение регуляции эмоций, чувство одиночества и отчуждения, которое возникает, по данным исследователей, в 70–100 % случаев, приводит к конфликтам в семье, моральному и физическому насилию, трудностям в сексуальных отношениях.