Текст книги "Свобода договора"

– в договоре закреплялись различные модификации видов неустойки, например, за определенное время просрочки, скажем, месяц, – взыскание пени, а сверх этого срока – штрафа (суду здесь также надлежало руководствоваться общими пределами договорной свободы по допустимости договариваться о таком симбиозе ответственности).

Рассмотренные в настоящей статье различные аспекты договорной свободы, конечно, не претендуют на всеохватность – можно предложить и иные направления для исследований. Тем не менее и проанализированные здесь аспекты свидетельствуют о многоплановости проблематики и связи этого вопроса с различными сферами правового регулирования.

В.А. Белов
Перспективы развития общего понятия договора и принципа свободы договора в российском частном праве

Сферы проявления принципа свободы договора, описанные в ст. 421 ГК РФ, охватывают, как кажется, все мыслимые его проявления. Но практикующим юристам хорошо известно, что это впечатление обманчиво: оно способно ввести в заблуждение лишь тех, кто совершенно незнаком с российской судебной практикой разрешения споров, связанных с заключением и исполнением договоров. Права из договора, хоть сколько-нибудь отклоняющегося от нормативно предусмотренного типа, рискуют не встретить ни судебной защиты, ни даже понимания российского суда. О причинах такого положения вещей и о том, следует ли его пытаться изменять, а если да, то каким именно образом, рассуждает автор настоящей статьи.

Определение п. 1 и 2 ст. 420 ГК РФ договора как «соглашения двух или нескольких лиц об установлении, изменении или прекращении гражданских прав и обязанностей», к которым применяются по общему правилу нормы о двух– и многосторонних сделках, предусмотренные гл. 9 ГК РФ, является традиционным для отечественного правоведения и ориентирует нас на то, чтобы считать понятие о договоре частным случаем понятия о сделке. Столь же традиционное определение сделок как «действий граждан и юридических лиц, направленных на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей» (ст. 153 ГК РФ) указывает нам два качества, которые обусловливают и объясняют «сделочную» принадлежность договоров. Эти качества: 1) субъекты совершения и 2) юридическая направленность. Всякая сделка есть акт выражения вовне индивидуальной воли одного или нескольких частных лиц; договор также есть акт выражения вовне индивидуальной воли нескольких частных лиц; следовательно, договор – частный случай сделки. Всякая сделка направляется совершившим ее лицом или лицами на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей; всякий договор также направляется совершившими его лицами на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей; следовательно, и с этой точки зрения всякий договор – это сделка.

Еще М.М. Агарков писал, что «[п]онятие сделки – одно из основных понятий гражданского права», а его анализ «необходим как для понимания действующего советского гражданского права, так и для подготовки кодификации советского гражданского права»[169]169
  Агарков М.М. Понятие сделки по советскому гражданскому праву // Советское государство и право. 1946. № 3–4. С. 41.


[Закрыть]. Продолжая это высказывание, нельзя не указать, что без уяснения понятия о сделке вообще и о договоре в частности невозможно постичь самого существа гражданского и в целом частного права. Почему так? Потому что сделки (в том числе договоры) – это та внешняя форма, в которую облекается и в которой проявляет себя начало автономии воли – один из ключевых принципов построения отношений, составляющих предмет гражданского (и в целом частного) права. Это обстоятельство нашло прямое закрепление в отечественном Гражданском кодексе, постановившем, что предметом регулирования гражданского законодательства являются общественные «имущественные и личные неимущественные отношения, основанные на [юридическом] равенстве, автономии воли и имущественной самостоятельности участников» (абзац первый п. 1 ст. 2). Оно конкретизируется также в п. 1 ст. 1 ГК РФ, упоминающем о начале свободы договора, и, наконец, в п. 1 ст. 9, согласно которому частные лица осуществляют принадлежащие им гражданские права по своему усмотрению, т. е. руководствуясь принципом автономии воли. Никто не может указать частному лицу, следует ли ему приобретать известное субъективное гражданское право, и если следует, то когда, где и для какой цели; никто не может обязать частное лицо к изменению или прекращению приобретенного им права, равно как и к распоряжению им; наконец, никто не вправе «замещать» собой частное лицо в делах осуществления, охраны или защиты права, предуказывая ему, когда, где и как все это следует (или не следует) делать.

Ни одна юридическая возможность (если она только возможность), в том числе ни один элемент правоспособности, ни одно субъективное или секундарное право не могут быть навязаны ни в своем существовании, ни в свое осуществлении. Поскольку актами, направленными на приобретение, изменение и прекращение субъективных частных прав, а также на распоряжение этими правами (актами реализации автономной частной воли), являются сделки (в том числе договоры); не будет преувеличения в утверждении, согласно которому понятия сделки и договора являются центральными понятиями всего гражданского (частного) права – его центром тяжести, средоточием, квинтэссенцией; понятиями, вне которых гражданское право себя никак не проявляет и вообще не живет; понятиями, которые собственно и делают право гражданским, частным[170]170
  Подборку взглядов классиков буржуазной цивилистики на этот счет см.: Агарков М.М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М.: Юрид. изд-во НКЮ СССР, 1940. С. 87, 104–106; взгляды самого М.М. Агаркова см. в его более ранней статье: Агарков М.М. Ценность частного права // Сб. трудов профессоров и преподавателей Гос. Иркут. ун-та. Вып. 1. Иркутск, 1920. С. 141–171.


[Закрыть]. Гражданское (частное) право является гражданским (частным) ровно настолько, насколько оно считается с частными устремлениями и защищает частные интересы участников сделок и договоров[171]171
  В этом смысле современное гражданское право – даже российское – выглядит куда более гражданским и частным, чем римское jus civile – право, которому начало свободы договора было незнакомо. Это, впрочем, и неудивительно: достаточно вспомнить, что римское частное право было правом рабовладельческого общества – социума, проникнутого частными началами далеко не повсеместно и весьма избирательно. Куда больше частного встречаем в римском jus gentium – праве народов, рассчитанном на применение к отношениям в первую очередь торговым, а значит, неизбежно отношениям частным. Сказанное само по себе весьма красноречиво характеризует ситуацию в современной континентальной цивилистике, позиционирующей себя в качестве науки частного права, но отталкивающейся в ее построении от догмы римского jus civile и совершенно не занимающейся проблематикой jus gentium.


[Закрыть]. Очевидно, что сообразным именно этому значению должно быть и то внимание, которое уделяет данным понятиям цивилистическая наука.

Ответ на поставленный выше вопрос – насколько гражданское (частное) право считается с частными устремлениями и защищает частные интересы участников сделок и договоров – применительно к конкретно-историческим условиям предполагает выявление и исследование тех пределов, в которых положительное право интересующей державы признает реальную юридическую силу за сделками и договорами, т. е. тех пределов, в которых оно принимает во внимание направленность юридических актов частных лиц на возникновение, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей. Строго говоря, само приведенное здесь (и в цитированных ранее определениях сделки и договора из ГК РФ) описание уже ориентирует на эти самые пределы, а именно на «возникновение, изменение и прекращение гражданских прав и обязанностей». В отношении этой характеристики закономерно поставить следующие, в частности, вопросы: а могут ли сделки (договоры) иметь какую-нибудь другую направленность, например могут ли они быть направлены на осуществление гражданских прав и обязанностей? На распоряжение ими? На их обременение в смысле установления, например, каких-нибудь «хитрых» условий их приобретения, изменения, прекращения, реализации, охраны или защиты, а также распоряжения ими? На саму охрану или защиту? К тому же очевидно, что предмет возможных юридических последствий договора куда шире одних только прав (традиционно сводимых к одним только субъективным правам) и обязанностей; следовательно, закономерен вопрос: допустимы ли сделки (договоры), влияющие не на субъективные права и юридические обязанности, а на другие правовые формы и состояния, например на правоспособность, на дееспособность, на секундарные права, состояния неправа, правонеспособности или связанности? Наконец, само понятие о субъективных правах тоже неоднородно, следовательно, уместно спросить: а на всякие ли субъективные права можно влиять с помощью сделок (договоров), и если да, то всякие ли сделки (договоры) тут уместны? К примеру, можно ли при помощи сделок (договоров) влиять на права не только относительные, но и абсолютные, не только наличествующие, но и будущие, не только на регулятивные, но и охранительные?

Попытка получить ответы на поставленные и другие подобного рода вопросы приводит нас, разумеется, в первую очередь к цитированным уже определениям сделок и договоров (ст. 153, п. 1 ст. 420 ГК РФ), а затем еще и к ст. 421 с громким и очень символичным названием «Свобода договора». Первые не содержат на сей счет никаких ограничений (и, стало быть, вроде как все спрошенное выше допускают, ну или, во всяком случае, не запрещают), а согласно положениям последней статьи начало свободы договора проявляет себя: 1) в сфере заключения и отказа от заключения договора с определенным лицом; 2) в вопросе выбора того типа, по модели которого будет заключаться конкретный договор, включая инициативное (творческое) создание такого типа с нуля и объединение (синтез) нескольких типов в рамках единого договора; наконец, 3) в области определения содержания (условий) договора. Поскольку раскрытие существа каждого из этих аспектов проявления принципа свободы договора не является необходимым условием выполнения задачи, поставленной в настоящей статье, – определения потенциала в развитии свободы договора по российскому праву, нам будет вполне достаточно ограничиться краткой общепризнанной характеристикой каждого из этих аспектов.

1. Свобода в решении вопроса о том, заключать или не заключать договор с определенным субъектом в той или иной конкретной ситуации, практически сводится к принципу недопустимости понуждения кого бы то ни было к заключению договора с другим, ему подобным (т. е. частным же) лицом (п. 1 ст. 421 ГК РФ). Частные лица – они на то и частные, что являются юридически равными по отношению друг к другу, т. е. ни одно из них не имеет юридической власти над другим. Попытка проявления такой власти – подчинения одним частным лицом воли другого частного же лица своему господству – натолкнется на совершенно резонное и основательное противодействие, достойное тем большего понимания и покровительства со стороны права, чем более настойчивой и сильной будет проявленная попытка подчинения. Но если ни одно частное лицо не вправе односторонним образом «подчинить» своему господству другое частное лицо в каком бы то ни было отношении вообще, то очевидно, что оно не вправе и заставить кого бы то ни было заключить какой-либо договор в частности. Исключения могут быть, конечно, предусмотрены ГК РФ, законом или «добровольно принятым на себя обязательством».

Затем, поскольку заключение договора – это один из способов реализации частной гражданской правосубъектности, а таковая может быть только свободной, то, следовательно, и органы публичной власти тоже не вправе заставлять частных лиц (хотя бы и с помощью данных им законом полномочий) заключать какие бы то ни было договоры с кем бы то ни было[172]172
  В особенности об этом не мешает помнить Федеральной антимонопольной службе РФ, руководство которой искренне полагает, что вправе своими предписаниями заставить хозяйствующих субъектов, занимающих доминирующее положение на рынке того или иного товара, заключать договоры с покупателями такого товара, и притом на определенных (ценовых и т. д.) условиях.


[Закрыть]. Автономия воли – второе (после юридического равенства) начало построения отношений, регулируемых частным правом, – тоже, стало быть, может использоваться для обоснования рассматриваемого аспекта свободы договора. Действительно, в сочетании (и даже соседстве) слов «заставить» и «договор» есть что-то противоестественное, ибо если «договор», то как же можно заставлять, а если «заставлять», то разве ж это будет договор? Договор – продукт автономии частной воли.

Наконец, начало свободы договора может быть выведено и из принципа имущественной самостоятельности участников частных отношений. Ведь что означает имущественная самостоятельность? Не просто физическое и учетное обособление реальных (телесных) вещей, но и исключительное приражение (приурочение) всех приносимых имуществом благ и преимуществ, как и всех связанных с имуществом тягот и невзгод, к определенному частному лицу. Каково же основание такого приражения? Оно – в самостоятельности принятия частными лицами всех решений о любом акте приобретения, эксплуатации, обременения и отчуждения своего имущества. Каждый сам, сообразуясь с собственными интересами и возможностями, действиями окружающих и вообще фактическими обстоятельствами, принимает решения о совершении действий с имущественно-правовыми последствиями: вот это я куплю, это – продам, этим – стану пользоваться сам, это – сдам в аренду, это – заложу, а вот это – просто выброшу и т. д. Правильны эти решения (адекватны ситуации, обстановке), – пожалуйста, уважаемое частное лицо, не стесняйся, пожинай плоды и доходы со своего имущества (от своей имущественной самостоятельности); неправильны (неадекватны) – будь любезен, прими неблагоприятные последствия своих решений опять же на себя, т. е. на свое собственное имущество. Возможно ли было бы выдвинуть два последних тезиса в отсутствие свободы договора? Ни в коем случае, ибо благоприятные имущественные последствия принудительного договора следовало бы приписать не только контрагенту, но и лицу, понудившему контрагента к его заключению, а неблагоприятные контрагент вообще мог бы отказаться на себя принимать: с какой, дескать, стати, раз меня заставили договариваться?

2. Свобода в определении (в выборе) типа договора выражается в том, что всякое частное лицо вправе заключать любые договоры, не противоречащие законам и иным нормативным актам, независимо от того, предусмотрен такой договор нормативным актом или нет (п. 2 ст. 421 ГК РФ), в том числе так называемые смешанные договоры, т. е. договоры, содержащие элементы различных договоров, предусмотренных законом или иными правовыми актами (п. 3 указанной статьи).

Этот аспект договорной свободы можно было бы назвать свободой договорного творчества. В отличие от первого аспекта – свободы решения вопроса о том, заключать или не заключать договор в определенных обстоятельствах с известным лицом, он не имеет самостоятельного значения. Ведь в самом деле, чем определяется договорный тип, если не содержанием договора? Следовательно, и говорить следует о свободе в определении содержания договора: рассмотрев свободу содержания, мы неизбежно рассмотрим и вопрос о свободе выбора договорного типа.

3. Свобода в определении содержания договора – это возможность частных лиц – участников общественных отношений самостоятельно определить условия договора, а говоря более предметно, свобода подвергнуть частное отношение с собственным участием своему же автономному, инициативному (если угодно – творческому) правовому регулированию, свобода проявить фантазию в том, каким же нормам и правилам (наряду с законодательными, подзаконными, судебными, административными и обычными) будут подчиняться эти отношения. Источником такого регулирования и будет заключенный ими договор, содержание (условия) которого частные лица определят по своему усмотрению исходя из содержания и целей сложившихся между ними отношений, из собственных интересов, потребностей и возможностей (п. 4 ст. 421 ГК РФ).

Этот аспект является наиважнейшим внутри общего начала договорной свободы не только потому, что в итоге в рамках именно его реализации определяется правовой тип конкретного договора, но прежде всего потому, что его законодательное закрепление означает не что иное, как признание «за частными лицами права создавать нормы за счет расширения содержания классического понятия автономии до независимой от государства социальной власти»[173]173
  Вилкин С.С. О нормативной теории решения органа юридического лица // Вестник гражданского права. 2008. Т. 8. № 2. С. 53. Здесь и далее во всех цитатах, если не оговорено иное, курсив наш.


[Закрыть]. Может быть, признавать такое право следует не всегда и не везде – только в определенных исторических условиях и сферах, наиболее бесспорной из которых во все времена (включая между прочим еще и сильно «прежде-римские») была коммерция или торговля. «Торговый оборот, деятельность по продвижению товарной массы от изготовителей к потребителям, регулируется не только законодательством, но и – что еще более значимо – договорами, заключаемыми хозяйствующими субъектами». «… Определение содержания договора происходит не на основе избрания сторонами приемлемых норм права [ну или, во всяком случае, не только и не столько на этой основе. – В.Б.], а в результате самостоятельной выработки конкретных правил взаимосвязанной деятельности и придания им значения взаимных прав и обязанностей». «Заключаемый договор обеспечивает правовую регламентацию действий, подлежащих выполнению участниками обязательства, придает им значение субъективных прав и обязанностей. Сформулированные в таком виде условия договора приобретают характер правового алгоритма, юридически выраженной и обязательной программы взаимосвязанных действий лиц»[174]174
  Пугинский Б.И. Коммерческое право: Учебник. 5-е изд. М., 2013. С. 132–135.


[Закрыть]. Запомним эту оговорку: далее она нам пригодится.

Характеристика принципа свободы договора, взятого, если можно так выразиться, в целом, означает, что никто не обязан давать кому бы то ни было отчет в тех соображениях, которыми он руководствовался в своих действиях, в том числе в заключении известного договора, в отказе от его заключения, в определении его контрагента и условий (содержания и типа). Никто никому не обязан объяснять, почему он заключил известный договор (или, наоборот, отказался от этого), в том числе: 1) почему он заключил его именно с данным конкретным (а не иным) лицом; 2) почему он согласился именно на такие (а не на иные) его условия и тем самым 3) остановил свой выбор именно на данном (а не на каком-либо другом) договорном типе. Реализация всякого аспекта договорной свободы составляет частное дело частных же лиц, осуществляемое ими от своего имени, на свой счет, страх и риск.

Социально-экономическое значение этих начал невозможно переоценить. Как уже говорилось, именно свобода договора позволяет частным лицам, с одной стороны, основательно присваивать (приобретать) все имущественные и личные выгоды, полученные в ходе исполнения договорных обязательств, в их пользу установленных, т. е. увеличивать свою имущественную и улучшать личную частноправовую сферу. Затем, именно свобода договора позволяет каждому его участнику рассчитывать на то, что его контрагент, допустивший ошибку в расчете на известный договор, уже не сможет ни отказаться от него, ни потребовать его признания недействительным, отмены или изменения в суде, но будет вынужден принять эту ошибку и ее вредные последствия на свой имущественный счет. И наконец, именно трактовка договора как акта, происходящего из свободной воли юридически равных частных лиц, позволяет всякому его участнику требовать соблюдения его условий от контрагента, применяя к последнему меры гражданско-правовой ответственности в случае нарушения.

Так понимается и работает (ну или, во всяком случае, должно работать) начало свободы договора. Теперь, прежде чем приступить к раскрытию темы настоящей статьи (выявлению перспектив развития начала свободы договора в современном российском праве), нам нужно постараться ответить еще на один предварительный и весьма любопытный вопрос. Нельзя не обратить внимание на то, что ни определение понятия договора, ни определение родового по отношению к нему понятия сделки из ГК РФ не выдвигают каких-либо требований насчет тех содержательных условий (критериев), соблюдение которых является необходимым для достижения ими намеченного юридического эффекта. Они ограничиваются только общим указанием на частное волевое происхождение сделок и договоров и, следовательно, на свободно сформированную, правильно выраженную и адекватно усвоенную частную волю к юридическим последствиям. «Первым[175]175
  Так в тексте. Любопытно, что к вопросу ни о втором, ни о третьем, ни о каких бы то ни было последующих условиях признания за сделкой (договором) юридической силы Иосиф Алексеевич так и не вернулся.


[Закрыть] условием для юридической силы всякого – даже имущественного – договора является наличность у договаривающихся воли придать своему соглашению юридический характер (animus obligandi); ведь сплошь и рядом даже обещания имущественного характера даются без намерения связать себя юридически… Во всех тех случаях, где такого юридического намерения нет, разумеется, ни о каком обязательстве, ни о каком иске не может быть и речи»[176]176
  Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. Пг., 1917. С. 116–117.


[Закрыть]. Статья 420 ГК РФ, называя договор соглашением, ориентирует науку еще и на такой признак, как совпадающий, а вернее сказать, согласованный характер частной воли, выраженной в договоре. «…Интересы и воля одной стороны, благодаря встречности, соответствуют интересам и воле другой, [благодаря чему] они приходят к соглашению, в результате чего возникает общий волевой акт»[177]177
  Гавзе Ф.И. Социалистический гражданско-правовой договор. М.: Юрид. лит., 1972. С. 85.


[Закрыть]. «Необходимыми признаками договора, нашедшими закрепление в законе, служат наличие согласованной сторонами общей цели их взаимосвязанной деятельности и достижение соглашения по всем существенным условиям договора»[178]178
  Пугинский Б.И. Указ. соч. С. 134 (курсив автора).


[Закрыть].

Итак, если налицо какой бы то ни было акт выражения вовне согласованной частной воли, направленной вроде как на возникновение, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей, то перед нами договор в юридическом смысле этого слова. Никаких других требований и ограничений – внутренних содержательных условий, которым должен соответствовать такой акт, чтобы стать договором, законом, кажется, и не выдвигается. Статья 421 ГК РФ, можно сказать, добавляет масла в огонь: заключайте, дескать, любые договоры (с любыми лицами, любого содержания и типа), не нарушая, разумеется, императивных норм закона (п. 1 ст. 422 ГК РФ). Казалось бы, вот оно – настоящее раздолье для частной юридической деятельности, частного гражданского правотворчества: договаривайся – не хочу! Но это, если не видеть ничего, кроме ст. 153, 420, 421 и 422 ГК РФ. А если видеть? А если видеть, то сразу «вылезает» весьма неудобный вопрос: если все так замечательно и прекрасно, то для чего же отечественному Гражданскому кодексу нужно такое огромное количество норм об отдельных видах договоров? Их наличие можно было бы понять, если бы начало свободы договора не было бы известно нашему законодательству или если бы оно выдвигало какие-то внутренние содержательные условия допустимости и действительности гражданско-правовых договоров. Но ведь ничего же этого нет! И, несмотря на это, «договорная» часть традиционно является самой обширной в нашем ГК, а как следствие, и в нашем гражданском правоведении. Кстати, не только «нашем»: как тут не вспомнить известное высказывание «француза» А. Фуллье, согласно которому договору (который уже и так занимает 9/10действующих кодексов) когда-нибудь будут посвящены в кодексах все статьи от первой до последней![179]179
  См.: Агарков М.М. Обязательство по советскому гражданскому праву. С. 105.


[Закрыть] Философу и социологу это «предсказание» можно простить – проблема в том, что его охотно берут на вооружение цивилисты, в большинстве своем даже не замечая того, что для них оно губительно! Почему? Да потому, что когда гражданский кодекс сведется к кодексу, составленному из предписаний об отдельных видах договоров[180]180
  Кстати, примеры подобных актов уже известны мировой практике – просто называются они не гражданскими кодексами, а законами (кодексами) об обязательствах – обязательственными законами. С точки зрения «старшинства» на первое место должен быть поставлен, конечно, индийский Закон о договорах 1872 г., а с точки зрения известности, бесспорно, ШОЗ (сначала 1881 г., а затем 1911 г.). Далее следуют, конечно же, памятные именно российским юристам «советской закалки» Акт об обязательствах и договорах Болгарии 1950 г. и Закон об обязательствах Социалистической Федеративной Республики Югославия 1978 г. Менее известны кодексы (законы) об обязательствах и договорах Марокко (1913 г.), Исландии (1936 г.), Малайзии (1950 г.), Гибралтара (1960 г.), Сенегала (1963 г.), Израиля (1973 г.), Дании (1986 г.), Камбоджи (1988 г.), Мавритании и Мартиники (оба – 1989 г.), Лаоса (1990 г.). Из новейших актов необходимо отметить законы о договорах Китая и Финляндии (оба – 1999 г.), а также Непала (2000 г.), обязательственные кодексы Туниса (2005 г.) и Турции (2011 г.), обязательственные законы Словении и Эстонии (оба – 2001 г.), Хорватии (2005 г.) и Черногории (2011 г.). Ныне действующий Гражданский и торговый кодекс Таиланда 1925 г. представляет собой «переросший» самого себя проект Обязательственного закона 1914 г., а единственной частью проекта Гражданского уложения Российской империи, принятой и (теоретически) успевшей вступить в силу, стала, как мы помним, часть, посвященная именно обязательственному праву.


[Закрыть], гражданское право… перестанет быть частным, ибо подобный «кодекс» de facto закроет частным лицам доступ в важнейшую область проявления их юридического равенства, автономии воли и имущественной самостоятельности. Номинально этого, быть может, и не произойдет, но реально нормы о свободе договора просто не будут работать (что, собственно говоря, мы уже и наблюдаем).

В чем же причина такого странного положения вещей? Наличие в гражданских кодексах и уложениях большого числа норм об отдельных видах договоров принято объяснять следующим образом: дескать, гражданские кодификации трактуют не о договорах в смысле юридических фактов (соглашений о правах и обязанностях), а о договорах в смысле правоотношений (еще более конкретно – обязательственных правоотношений), число которых не просто велико, а чрезвычайно велико. Но этот ответ, кстати, обычно подразумеваемый по умолчанию, прямо редко формулируемый, не выдерживает критической проверки. Ознакомление с нормами отечественного (да и любого другого) Гражданского кодекса показывает, что речь в его (их) соответствующих статьях идет в первую очередь именно о договорах – юридических фактах: об особенностях их заключения, изменения и расторжения, о тех субъектах, которые обладают способностью к их заключению, и предметах, по поводу которых договоры того или иного типа могут или не могут быть заключены, об обстоятельствах, допускающих или не допускающих их заключение, об их существенных и необходимых условиях (содержании), а также их форме. В этом смысле материал обязательственного права у нас оказывается в значительной мере подмененным материалом права договорного; наименование «Отдельные виды договоров» куда больше подходило бы для разд. IV ГК РФ, чем существующее («Отдельные виды обязательств»).

И второй момент. Попытка выделения из норм Гражданского кодекса материала, касающегося собственно обязательств, приводит к выводу о том, что (вопреки господствующему убеждению) их видов-то, строго говоря, не так уж и много: 1) передать вещь, 2) выполнить работу и 3) оказать услугу. Даже римская типизация обязательств («дам, чтобы ты дал», «дам, чтобы ты сделал», «сделаю, чтобы ты дал» и «сделаю, чтобы ты сделал») оказывается более детальной и научной, чем наша, «современная». Ну а пресловутые «сложные» обязательства, порождающие иллюзию их неисчерпаемой множественности, на деле представляют собой не что иное, как системы, состоящие из более или менее многочисленных, связанных друг с другом (иногда и весьма причудливо), но все же простых, классических, элементарных обязательств, каждое из которых без каких-либо затруднений может быть сведено к одному из всего лишь трех названных выше типов: к 1) передаче вещи, 2) выполнению работы или 3) оказанию услуги[181]181
  См. подробнее нашу статью «К вопросу о соотношении понятий обязательства и договора» (Вестник гражданского права. 2007. Т. 7. № 4. С. 239–258). Попытку изложить собственно обязательственное право в соответствии с систематикой именно обязательств (а не тех договоров, из которых они возникают) см.: Белов В.А. Гражданское право. Т. IV. Особенная часть. Относительные гражданско-правовые формы: Учебник для бакалавриата и магистратуры. М.: Юрайт, 2015. Гл. 36–41.


[Закрыть]. Исходя из особенностей правового регулирования, можно и нужно поступиться формально-логической последовательностью классификации и выделить в качестве обязательств особого рода те, что заключаются в 4) уплате денег, 5) транспортировке, 6) хранении и 7) ведении чужих дел; но даже с ними число видов обязательств вырастет всего лишь до семи, что совсем не соответствует количеству тех типов договоров, что описываются современными гражданскими кодексами: даже при самом снисходительном подсчете в одном только разд. IV ГК РФ можно насчитать более 40[182]182
  Во внимание при этом, конечно, надлежит принимать не название, а особенности правовой регламентации. Получим договоры, оформляющие такие отношения, как: 1) купля-продажа (в том числе розничная); 2) поставка; 3) контрактация; 4) энергоснабжение; 5) продажа недвижимости; 6) мена; 7) дарение; 8) рента; 9) пожизненное содержание с иждивением; 10) аренда; 11) прокат; 12) аренда транспортных средств (тайм-чартер и бэрбоут-чартер); 13) лизинг; 14) наем жилого помещения; 15) ссуда; 16) подряд; 17) бытовой подряд; 18) строительный подряд; 19) подряд на выполнение проектных и изыскательских работ; 20) выполнение НИР и ОК(Т)Р; 21) возмездное оказание услуг; 22) перевозка грузов; 23) перевозка пассажиров; 24) транспортная экспедиция; 25) заем; 26) кредит; 27) финансирование под уступку денежных требований; 28) банковский вклад; 29) банковский счет; 30) аккредитивные расчеты; 31) инкассовые расчеты; 32) организация и обслуживание чекового обращения; 33) хранение; 34) складское хранение; 35) страхование имущественное; 36) страхование личное; 37) поручение; 38) комиссия; 39) агентирование; 40) доверительное управление; 41) коммерческая концессия; 42) простое товарищество; 43) игры и пари. Если к этому списку присовокупить договорные типы из других частей ГК РФ (такие, например, как соглашения об установлении сервитута, о неустойке, залоге, банковской гарантии или задатке, договоры поручительства, уступки и перевода требований и долгов, договоры об отчуждении исключительных прав, лицензионные договоры и т. д.), то число договорных типов превысит полсотни. Ну а если продолжить перечень договорами особого рода, о которых упоминают другие законодательные акты (аренды земельного участка, на эксплуатацию подъездных путей, на подачу и уборку вагонов, на оказание услуг локомотивной тяги и других, не поддающихся никакому перечислению типов услуг, договоры собственно чартера (в трамповом и линейном судоходстве), буксировки, ледовой и лоцманской проводки, на централизованный завоз и вывоз грузов (в том числе между транспортными организациями), об управлении имуществом и делами юридических лиц (в том числе в порядке исполнения функций арбитражного управляющего), об управлении имущественными комплексами (ПИФами, ипотечными покрытиями) и т. д.), то вряд ли будет удивительным, если нумерация финальных его позиций окажется трехзначной. Сотню видов обязательств вряд ли возможно будет выдумать (даже при самой неуемной фантазии и совсем незамутненном воображении).


[Закрыть] (!) видов договоров против 7 видов обязательств. Неужели подобное несоответствие совсем не режет глаз? А если режет, то возможно ли разд. IV ГК РФ называть «Отдельные виды обязательств»?

Итак, многочисленность договорных типов по ГК РФ объясняется вовсе не мифической многочисленностью обязательств, якобы из договоров возникающих. Чем же тогда? Неужели римскими традициями? Возможно, но явно не только ими, ибо никакие традиции, установившиеся в рабовладельческом (!) обществе, незнакомом с принципом свободы не то что договора, но и свободы вообще в современном смысле этого слова, никак не смогли бы удерживаться до сих пор, да еще и сами по себе, в отсутствие для этого серьезных содержательных предпосылок. Я предложил бы читателям следующий ответ: скрупулезное внимание российского (да и вообще, европейского континентального) гражданского законодательства к договорным типам объясняется отсутствием в законодательстве и правоведении общепринятого взгляда на то, что делает договор договором – что придает договору юридическое значение. Вот, например, соглашение о покупке и продаже наделяется юридическим значением, а соглашение о свидании – нет. Почему? Где тот критерий (система критериев), пользуясь которым (которой) можно было бы ответить на вопрос о юридическом значении (юридической или, как раньше говорили, исковой силе) договора? «Каким образом, в силу чего юридические факты влекут за собою начало и конец юридических отношений, в силу ли некоей внутренней необходимости или в силу какого-нибудь внешнего авторитета?»[183]183
  Гримм Д.Д. Основы учения о юридической сделке в современной немецкой доктрине пандектного права. Пролегомены к общей теории гражданского права. Т. I. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1900. С. 12–13.


[Закрыть] – спрашивает русский дореволюционный пандектист. Существуй такой взгляд хотя бы в теории – и систему узаконений об отдельных видах договоров можно было бы выбросить из Кодекса, совершенно не опасаясь неблагоприятных практических[184]184
  Именно практических последствий, потому что неблагоприятные последствия для юристов-«ученых» все-таки бы наступили, поскольку более чем вполовину сократился бы материал, для них жизненно необходимый, – материал для переписывания и пересказа – действий, ныне по какой-то нелепой случайности называемых умным словом «комментирование».


[Закрыть] последствий; в нем было бы вполне достаточно сохранить одни только общие положения договорного права. Нормативно-правовое регулирование договоров свелось бы исключительно к отдельным особенностям, лежащим в сфере более публичного, нежели частного права, и соответственно сделалось бы достоянием специального законодательства.

Кстати сказать, позволим себе небольшое отступление от основной темы (благо оно будет совершенно нелишним) – именно так выстроено английское договорное право, где в основе понятия о договоре лежит доктрина о так называемом consideration, или встречном удовлетворении. Да простят меня читатели за длинную цитату, но она – право слово! – стоит того, поскольку, во-первых, из такого источника, который в настоящее время является библиографической редкостью, а во-вторых, мне нигде не приходилось встречать лучшего – более толкового, четкого и ясного – русскоязычного объяснения интересующего нас чужеродного юридического феномена[185]185
  См. еще другие объяснения consideration в русскоязычной литературе (в том числе переводной): Ансон В.Р. Основы договорного права: Пер. с 18-го англ. изд. / Под ред. Д.Ф. Рамзайцева. М.: Междунар. кн., 1947. С. 47–54, 83–115; Он же. Договорное право: Пер. с 25-го англ. изд. / Под ред. О.Н. Садикова. М.: Юрид. лит., 1984. С. 53–93; Май С.К. Очерк общей части буржуазного обязательственного права. М.: Внешторгиздат, 1953. С. 50–53; Самонд Дж., Вильямс Д. Основы договорного права: Пер. с англ. / Под ред. Е.А. Флейшиц. М.: Иностр. лит., 1955. С. 129–166; Свод английского гражданского права / Под ред. Э. Дженкса; Пер. с англ. Л.А. Лунца. М.: Юрид. изд-во НКЮ СССР, 1941. С. 81–87; Халфина Р.О. Договор в английском гражданском праве / Отв. ред. П.Е. Орловский. М.: Изд-во АН СССР, 1959. С. 138–176. Самое известное специальное исследование этой доктрины, к сожалению, не переведенное на русский язык, принадлежит уже упомянутому Эдварду Дженксу (см.: Jenks E. The History of the Doctrine of Consideration in English Law. C.J. Clay and Sons, 1892 (доступно в Интернете по адресу: https://archive.org/details/cu31924022497485); 2^nd ed. (reprint). Lawbook Exchange, 2004). Проблематике consideration уделяется самое пристальное внимание во всех без исключения классических курсах договорного права, написанных английскими, американскими, индийскими и австралийскими авторами, в том числе такими, как: C.G. Addison, W.R. Anson, C.D. Ashley, P.S. Atiyah, S. Atkinson, W.E. Ball, H.W. Ballantine, J.P. Bishop, W.T. Brantly, M. Charman, J. Chitty, Wm.L. Clark, S. Comyn, M. Davis, E.A. Harriman, C.C. Langdell, J.D. Lawson, S.M. Leake, W. Macpherson, G.E. Maggs, D. Oughton, W.H. Page, Th. Parsons, F. Pollock, J.J. Powell, J.W. Salmond, J.W. Smith, R. Stone, J. Story, W.W. Story, P.R. Tepper, I.A. Washburne, F.A. Wharton, J. Williams, H.E. Willis, S. Williston, A.M. Wilshere.


[Закрыть]. Итак: «Особенностью англо-американского права, имеющей весьма важное значение, является требование в качестве непременного условия, необходимого для признания юридической силы за договорным обязательством, наличия встречного удовлетворения (consideration)… Всякое договорное обязательство (или отказ от права) действительно лишь в том случае, если та сторона, в отношении которой оно принято, со своей стороны пошла на некоторую жертву в пользу обязавшейся стороны. В решении по делу Currie v. Misa (1875), которое является руководящим, указывается, что встречное удовлетворение может заключаться в каком-либо праве, интересе, выгоде или прибыли, получаемых одной стороной, или же в каком-либо воздержании, вреде, убытке или ответственности, принятом на себя другой стороной. Таким образом, та жертва, которую приносит кредитор и которая может составить consideration, понимается весьма широко. Не требуется, чтобы она была эквивалентна обязательству, принятому другой стороной. Но необходимо все же, чтобы в глазах сторон она имела серьезное значение, а не являлась бы фиктивной. Однако следует отметить, что в американской судебной практике есть тенденция ослабить значение consideration и признавать достаточным уплату, напр., одного доллара, одного цента. Consideration не может заключаться в действии противоправном или безнравственном. Consideration должно быть связано с обязательством. Оно должно быть встречным удовлетворением. Какое-либо удовлетворение, предоставленное кредитором ранее и независимо от обязательства, принимаемого должником (past consideration), не является достаточным. Оно может быть сделано в момент заключения договора (в случае реального договора – например займа) или подлежать исполнению в будущем (встречное обязательство в двустороннем договоре). В русском языке нет установившегося способа переводить термин consideration. Как видно из изложенного, совершенно неточно переводить его «вознаграждение» или «эквивалент». Его иногда переводят словом «основание» (causa), перенося на английское право понятия римского и континентального европейского права. Это тоже неточно, так как понятие «основание» шире. Основанием является и так наз. animus donandi, – намерение одарить, что никаким образом не подходит под понятие consideration. Всего точнее можно передать термин consideration выражением «встречное удовлетворение», которое обобщает все случаи, подводимые под это понятие»[186]186
  Агарков М.М., Вольф В.Ю. Источники иностранного торгового права. Вып. I. Законы о купле-продаже товаров. М.: Внешторгиздат, 1933. С. 167.


[Закрыть].