Текст книги "20 лет Гражданскому кодексу Российской Федерации: итоги, тенденции и перспективы развития. Материалы Международной научно-практической конференции"

Заключение договора банковского счета является основанием для открытия счета соответствующего вида.

Открытие счета завершается, а счет является открытым с внесением записи об открытии соответствующего лицевого счета в Книгу регистрации открытых счетов.²²¹

В случае открытия клиенту счета в рамках одного договора, предусматривающего возможность открытия нескольких счетов на основании дополнительного обращения клиента об открытии счета, запись об открытии соответствующего лицевого счета вносится в Книгу регистрации открытых счетов не позднее рабочего дня, следующего за днем получения банком обращения клиента об открытии счета. При изменении сведений, подлежащих установлению, клиенты обязаны представлять в банк необходимые документы (их копии), подтверждающие изменение данных сведений (Инструкция ЦБ РФ от 30.05.2014 № 153-И). На этом основании, банк обязан систематически обновлять информацию о клиентах, подлежащую установлению при открытии счета, а также о лицах, личности которых необходимо установить при открытии счета, в порядке, установленном банковскими правилами.

ГК РФ не возлагает на стороны договора банковского счета каких-либо обязанностей по уведомлению соответствующих органов об открытии банковского счета (внесении изменений в его реквизиты). Однако во исполнение Федеральных законов «О страховых взносах в Пенсионный фонд Российской Федерации, Фонд социального страхования Российской Федерации, Федеральный фонд обязательного медицинского страхования и территориальные фонды обязательного медицинского страхования»²²² и «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)»²²³ банки должны сообщать в электронном виде об открытии или о закрытии счета, об изменении реквизитов счета, на который зачисляются и с которого могут расходоваться денежные средства организации, индивидуального предпринимателя, органу контроля (информационный центр персонифицированного учета) за уплатой страховых взносов по месту своего нахождения.²²⁴

Доставка электронного сообщения банка осуществляется через территориальное учреждение ЦБ РФ, осуществляющее надзор за деятельностью банка (территориальное учреждение), и через Центр информационных технологий ЦБ РФ (ЦИТ).

Количество отрываемых счетов, по общему правилу, не ограничено, за некоторым исключением.

Так, согласно п. 1 ст. 133 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ о банкротстве, конкурсный управляющий обязан использовать только один счет должника в банке или иной кредитной организации (основной счет должника), а при его отсутствии или невозможности осуществления операций по имеющимся счетам обязан открыть в ходе конкурсного производства такой счет, за исключением случаев, предусмотренных Федеральным законом.²²⁵ Другие, обнаруженные в ходе конкурсного производства счета должника в кредитных организациях, кроме счетов, открытых для расчетов по доверительному управлению, специальных брокерских счетов профессионального участника рынка ценных бумаг, специальных депозитарных счетов, клиринговых счетов и залоговых счетов, подлежат закрытию конкурсным управляющим по мере их обнаружения. Остатки денежных средств должника с указанных счетов перечисляются на основной счет должника.

Ограничения по количеству счетов установлено ФЗ о политических партиях (ст. 29); в соответствии с которым политическая партия, ее региональные отделения и иные зарегистрированные структурные подразделения вправе иметь только по одному расчетному счету.²²⁶

Порядок работы счета и специфика сделок по счету предопределены его названием и закрепленными за ним операциями.

Непосредственно классификации счетов определены Инструкцией ЦБ РФ № 153-И. Так, по принадлежности валют выделяются счета в иностранных валютах и в валюте РФ. Счета в национальной валюте, в зависимости от субъектного состава и целевого использования денежных средств, делят на: текущие, расчетные, бюджетные, корреспондентские счета; корреспондентские субсчета; счета доверительного управления; депозитные счета судов, подразделений службы судебных приставов, правоохранительных органов, нотариусов; счета по вкладам (депозитам); специальные банковские счета.

Норма вышеназванной Инструкции носит отсылочный характер и указывает, что специальные банковские счета регулируются в порядке, установленном законодательством Российской Федерации для осуществления предусмотренных им операций соответствующего вида.

Правовое регулирование закреплено следующими нормами:

• Федеральный закон от 27.06.2011 № 161-ФЗ (ред. от 22.10.2014) «О национальной платежной системе» регулирует счета банковского платежного агента, банковского платежного субагента, платежного агента, счет гарантийного фонда платежной системы;

• Федеральный закон от 07.02.2011 № 7-ФЗ (ред. от 12.03.2014) «О клиринге и клиринговой деятельности» предусматривает торговый банковский счет, клиринговый банковский счет;

• Федеральный закон от 26.10.2002 № 127-ФЗ (ред. от 12.03.2014) «О несостоятельности (банкротстве)» – специальный банковский счет должника.

Среди специальных банковских счетов законодатель закрепил в Гражданском кодексе лишь три вида: договор залогового счета, договор номинального счета, договор счета эскроу; остановимся на их особенностях.

Договор залогового счета в ГК РФ назван как «договор об открытии залогового счета». Юридические факты «открыть залоговый счет» и «заключить договор об открытии залогового счета» – не являются тождественными. С практической точки зрения при заключении договора банковского счета, условие об открытии определенного вида банковского счета (валютного, корреспондентского, текущего и др.) входит в содержание договора, и полагаем, более корректным было название договор залогового счета, а не договор об открытии залогового счета.²²⁷

Банк по договору залогового счета может быть непосредственно залогодержателем. Если залогодержателем выступает другое лицо, то функция банка сводится, в основном, к учету денежных средств, находящихся на залоговом счете. Кроме того, заключенный договор банковского (залогового) счета становится договором в пользу третьего лица – залогодержателя, без согласия которого стороны договора (банк и клиент – он же залогодатель по договору залога прав) не вправе вносить в него изменения, а также совершать действия, влекущие прекращение такого договора (ст. 358.13 ГК РФ).

Диспозитивной нормой предусмотрено зачисление на залоговый счет денежных сумм, поступивших залогодателю от третьих лиц (страховое возмещение за утрату или повреждение заложенного имущества, доходы от использования заложенного имущества, денежные суммы, подлежащие уплате залогодателю в счет исполнения обязательства и др.). Таким образом, можно сделать вывод, что по залоговому счету возможно выполнение приходных и расходных операций, при этом последние должны быть предусмотрены договором (ст. 358.12 ГК РФ). Наряду с этим правилом, законодатель устанавливает лимит суммы на залоговом счете, равной размеру обеспеченного обязательства, указанного в договоре залога при уведомлении залогодержателем о неисполнении или ненадлежащем исполнении должником обеспеченного залогом обязательства.

В соответствии ст. 860.1 ГК РФ, владелец номинального счета совершает операции в интересах и/или по поручению другого лица – бенефициара (доверителя, комитента, принципала, подопечного и др.), кому принадлежат права на денежные средства.

Права на денежные средства, поступающие на номинальный счет, в том числе в результате их внесения владельцем счета, принадлежат бенефициару.

В силу императивности нормы, форма такого договора – письменная путем составления единого документа, подписанного сторонами. Несоблюдение формы влечет недействительность договора.

Существенным условием договора номинального счета является указание бенефициара либо порядка получения информации от владельца счета о бенефициаре или бенефициарах, а также основание их участия в отношениях по договору номинального счета.

Законом или договором номинального счета с участием бенефициара на банк может быть возложена обязанность контролировать использование владельцем счета денежных средств в интересах бенефициара в пределах и в порядке, которые предусмотрены законом или договором.

С учетом принадлежности денежных средств, находящихся на номинальном счете, ответственность этим имуществом несет их владелец, т. е. бенефициар. По общему правилу, списание (а также арест) денежных средств, находящихся на номинальном счете, по обязательствам владельца счета, не допускается.

При расторжении договора номинального счета остаток денежных средств перечисляется на другой номинальный счет владельца или выдается бенефициару либо, если иное не предусмотрено законом или договором номинального счета либо не вытекает из существа отношений, по указанию бенефициара перечисляется на другой счет.

По договору счета эскроу банк (эскроу-агент) открывает специальный счет эскроу для учета и блокирования денежных средств, полученных им от владельца счета (депонента) в целях их передачи другому лицу (бенефициару) при возникновении оснований, предусмотренных договором между банком, депонентом и бенефициаром.

Рассматриваемый договор получил название «условного депонирования» и потому, по общему правилу, зачисление на счет эскроу иных денежных средств депонента, помимо депонируемой суммы, не допускается.

Обязательство по счету эскроу на практике использовалось и до закрепления его гражданским законодательством в сделках по покупке вторичного жилья на кредитные (заемные) средства. Подобная схема расчетов позволяла гарантировать интересы покупателя по получению денежных средств, интересы банка – по целевому использованию заемных денежных средств, и права и обязанности заемщика, одновременно являющегося и покупателем. После регистрации перехода права собственности на жилое помещение покупателем (заемщиком), продавец мог получить в срок, установленный договором, депонированные денежные средства от банка.

По общему правилу, ни депонент, ни бенефициар не вправе распоряжаться денежными средствами, находящимися на счете эскроу.

В связи с закреплением в законодательстве правил по договору счета эскроу, стороны получили дополнительные гарантии их прав при реализации и защите.

Наряду с видами специальных банковских счетов ГК РФ внес и некие коррективы по расторжению договора банковского счета. Предусмотрено, что банк вправе расторгнуть договор банковского счета в случаях, установленных законом, с обязательным письменным уведомлением об этом клиента. Договор банковского счета считается расторгнутым по истечении 60 дней со дня направления банком клиенту уведомления о расторжении договора банковского счета.

С момента расторжения договора банковского счета банк не вправе, за некоторыми исключениями, осуществлять операции по банковскому счету клиента.

Если клиент не явится за получением остатка денежных средств на счете в течение 60 дней со дня направления банком клиенту уведомления о расторжении договора банковского счета либо если банк в течение этого же срока не получит указания клиента о переводе суммы остатка денежных средств на другой счет, банк обязан зачислить денежные средства на специальный счет в Банке России.

Поваров Юрий Сергеевич, кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры гражданского и предпринимательского права Самарского государственного университета

К ВОПРОСУ О СУЩНОСТИ ГРАЖДАНСКОПРАВОВОГО ДОГОВОРА (ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ НАУЧНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ)

Характеристика гражданско-правового договора как уникального юридического феномена в ракурсе отражения его природы и функционального предназначения (и, как следствие, определения места в ряду правовых явлений) за последние двести лет претерпела довольно существенные «подвижки» и до сих пор не приобрела общепризнанный «онтологический» статус (консенсус по данной проблематике в научном мире не достигнут).

Как известно, изначально и весьма длительный период договор (в смысле соглашения²²⁸) по преимуществу рассматривался в «системе координат» юридико-фактических предпосылок движения правоотношений. «По общему правилу, – в порядке констатации научной традиции отмечает М. Н. Марченко, – индивидуальные договоры, в силу … издавна сложившегося и устоявшегося о них представления, несмотря на многозначность отражающего их термина и понятия … рассматриваются, прежде всего, как юридические факты».²²⁹ Линия на обозначенную трактовку договора восходит к идеям Ф. К. фон Савиньи, с именем которого «… связаны изменения, которые без преувеличения определили облик современного понятия договора…», в том числе «выведение договора из понятия юридического факта…, т. е. обстоятельств, вследствие которых происходит возникновение либо прекращение правоотношений…»²³⁰; не прервалась данная линия и в отечественной дореволюционной цивилистике.²³¹

Доминирующей «юридико-фактическая парадигма» долгое время являлась и в советской науке гражданского права. При этом теоретически она опиралась, во-первых, на «жесткое» размежевание нормативного и юридического фактов, и, во-вторых, на отрицание за сделками, включая договоры, качеств нормативности (главным образом, по мотиву отсутствия определенности субъектного состава соглашений и негосударственного характера договорного волеобразования). Так, почти каноническими стали выводы М. М. Агаркова о том, что «юридическим фактом является факт, с которым закон связывает возникновение, изменение или прекращение правоотношений. В противоположность этому, нормативный факт (издание закона, указа, образование обычая и т. д.) устанавливает, изменяет или отменяет нормы права. Учение о юридических фактах, в частности о сделках, составляет часть учения о правоотношении. Учение же о нормативных фактах, в частности о нормативных актах, составляет часть учения об объективном праве, о нормах права. Такова сущность классического в науке права противопоставления юридических фактов нормативным».²³² С. Ф. Кечекьян, критикуя учение ряда зарубежных авторов об индивидуальных сделочных нормах, полагал, что оно «… подрывает представление о строгом соответствии правоотношений нормам права, колеблет предпосылки осуществления буржуазной законности. Если сделка «создает» право, устанавливает «индивидуальные» нормы, – замечал ученый, – то в чем же должно найти свое выражение с о б л ю д е н и е норм права, и с п о л н е н и е норм, п р и м е н е н и е норм права? [разрядка автора. – Ю.П.]».²³³ Сообразно сказанному, договор в качестве разновидности сделки «прочно» занял нишу одного из видов юридических фактов.

Для господства разбираемого подхода в советские годы имелись и предпосылки внешнего порядка: «… в механизме правового регулирования общественных отношений, – подчеркивает М. Н. Сибилев, – договору была отведена роль лишь юридического факта», что неслучайно, ибо, – продолжает ученый, – «в правовой сфере, где господствующее место занимало государство…, единым регулятором общественных отношений признавались нормы актов законодательства, которые имели преимущественно императивный характер. Роль же договора как регулятора общественных отношений … была занижена за счет повышения роли административных (властных) актов, в том числе актов планирования»²³⁴ (вследствие чего глубокое исследование регулятивного аспекта договора являлось слабо востребованным).

Вместе с тем, интерпретация договора исключительно как юридического факта не охватывает важнейшее свойство гражданско-правового соглашения – моделировать (регламентировать) поведение его сторон. Указанное свойство не могло остаться незамеченным и, в силу своей очевидности (особенно в условиях расширения договорной свободы), быть проигнорированным (даже при выведении договора за пределы нормативных актов, поскольку регламентационное значение договора само по себе не означает его нормативности – естественно, при сохранении установки видеть в нормах лишь предписания общего характера).

Шагом в направлении учета регулирующего воздействия договора стал подход (Р. О. Халфина и др.), в соответствии с которым в соглашении (а равно некоторых иных фактах, к примеру, определенных административных актах) стали видеть особый (назовем условно – «регулятивный») юридический факт, который «… не только служит основанием для применения … нормы, но и выражает волю сторон в определении их взаимных прав и обязанностей»; «… договор не только дает основание для применения той или иной нормы права к данному правоотношению, для его возникновения и развития, но и непосредственно регулирует поведение сторон, определяет права и обязанности участников порождаемого им отношения».²³⁵ Обособление регулятивной составляющей договора от правоустановительной не повлекло, однако, как нетрудно заметить, отказа от его сущностного рассмотрения именно в качестве юридического факта.

Однако, «узость» рамок юридико-фактического обстоятельства для всесторонней характеристики договора («ошибочно, – по справедливым словам Б. И. Пугинского, – сводить договор до уровня юридических фактов»²³⁶) подвигла многих ученых на отход от «юридико-фактической парадигмы», вплоть до ее замены на концепт «договор – регулятор общественных отношений», когда определяющей, краеугольной в плане отражения природы договора как правового образования становится его регулятивная ипостась.

Гипотетическим крайним вариантом такой квалификации является полное нивелирование юридико-фактической роли договора. Данное «революционное» понимание не получило какого-либо распространения в литературе. Правда, М. Н. Марченко ссылается на В. Б. Исакова как сторонника видения «… вообще не считать договор юридическим фактом, а рассматривать его в качестве акта индивидуального правового регулирования, основное назначение которого заключается в конкретизации … прав и обязанностей».²³⁷ Но приведенная оценка взглядов В. Б. Исакова представляется не совсем корректной, принимая в расчет то, что ученый, хотя и рассматривает договор как индивидуальный правовой акт, все же заявляет, что «… индивидуальные акты могут выполнять функцию юридического факта и элемента фактического состава» и прямо упоминает договор в ряду правомерных юридических действий (юридических фактов).²³⁸

Ряд авторов, в корне не отвергая юридико-фактическое значение договора, отводит ему вспомогательный (второстепенный), в сравнении с регулятивной ролью, характер. Одним из первых ученых, для кого именно регламентационное «наполнение» оказалось решающей (но не единственной) чертой договора, стал Б. И. Пугинский. По его мнению, «способы работы с договором [который «позволяет … в известных пределах самим регулировать отношения путем установления взаимных прав и обязанностей»] не вписываются в традиционную схему «норма – юридический факт – правоотношение». Поэтому договор должен быть отнесен к числу особых юридических образований – правовых средств»; при этом «главное свойство договора как юридического средства – возможность решения на его основе, т. е. правовым способом, широкого круга вопросов, возникающих во взаимоотношениях контрагентов. … Указанное свойство может быть определено как регулятивные возможности договора в организации взаимосвязанной деятельности субъектов [курсив наш. – Ю.П.]».²³⁹ Также в качестве основной объявляет С. А. Тюрина функцию любого гражданско-правового договора по регулированию общественных отношений в гражданском обороте.²⁴⁰

Еще более однозначно отдает пальму первенства регулятивному началу (причем в «онтологическом» аспекте) М. Ф. Казанцев. «… Будучи вторичными, – пишет автор, – юридико-фактические свойства не отражают первичную юридическую природу договора», которая есть «сущность правового акта»; при этом «важен юридический смысл, идея отнесения договора к категории правовых актов. А смысл этот состоит в том, что, будучи по своей правовой природе правовым актом, гражданско-правовой договор является регулятором общественных отношений (поведения) и в этом своем качестве стоит в одном ряду с законом, иными нормативными и ненормативными правовыми актами [курсив наш. – Ю.П.]».²⁴¹

Тем не менее, абстрактное (внеситуационное) противопоставление регулятивной и правоустановительной «силы» договора, «принижение» одного из разбираемых моментов за счет другого кажутся не вполне продуктивными. Явлению, обозначаемому термином «договор», «некомфортно находиться» и в сугубо юридико-фактической, и в только регулятивной ипостаси; поэтому полноценное раскрытие феномена договора становится невозможным без осмысления как правоустановительного, так и его регламентационного значения. Теоретически это ведет к «удвоению сущности» договора, когда, по словам С. С. Алексеева, «гражданскоправовые договоры являются не только юридическим фактом, но и средством автономного индивидуального регулирования».²⁴² Данный, вполне рациональный, подход приобретает все большую «популярность» в доктрине²⁴³: так, В. А. Белов указывает, что договор выступает «… основанием динамики гражданских правоотношений и в то же время источником правил, юридически обязательных для соблюдения лицами, от имени и в пользу которых он заключен…»²⁴⁴; «в современном коммерческом обороте, – обращает внимание В. Ф. Попондопуло, – роль договора не сводится только к юридическому факту…», «в условиях рыночной экономики договор приобретает функцию средства правового регулирования отношений, способа свободного распределения прав и обязанностей между сторонами по их усмотрению…»²⁴⁵; с точки зрения А. А. Серветника, «… договор, выполняя функцию осуществления права, одновременно является вместе с правовыми нормами юридической основой для правоприменительной деятельности»²⁴⁶; М. Н. Сибилев пишет о договоре как о «регуляторе общественных отношений и источнике прав и обязанностей».²⁴⁷

Вместе с тем, указанное «удвоение» особо актуализирует вопрос о том, как субстанционально отражается на договоре его многофункциональность (идет ли речь об одном явлении, призванном быть и юридическим фактом, и регулятором общественных отношений либо правоустановительный и регулятивный «смыслы» воплощаются в разных явлениях, хотя и именуемых одинаковым термином «договор»²⁴⁸). Теоретическое разрешение поставленной проблемы приобретает важнейшее значение в ракурсе установления сущности договора.

Морозов Сергей Юрьевич, доктор юридических наук, профессор, декан юридического факультета Ульяновского государственного университета, заведующий кафедрой гражданского права и процесса

ЗАКРЕПЛЕНИЕ НА ВОЗДУШНОМ СУДНЕ ПАССАЖИРСКОГО МЕСТА И ПРОВОЗНОЙ ЕМКОСТИ ДЛЯ ПЕРЕВОЗКИ ПАССАЖИРА, БАГАЖА: ПРАВОВАЯ ПРИРОДА

В соответствие с п. 8. Приказа Минтранса России от 28.06.2007 № 82 «Об утверждении Федеральных авиационных правил «Общие правила воздушных перевозок пассажиров, багажа, грузов и требования к обслуживанию пассажиров, грузоотправителей, грузополучателей»,²⁴⁹ закрепление на воздушном судне пассажирского места и провозной емкости для перевозки пассажира, багажа, груза на определенный рейс и дату (далее – бронирование) является обязательным условием перевозки воздушным транспортом пассажира, багажа, груза.

Бронирование, как правило, осуществляется через автоматизированные системы бронирования. Из п. 11 приказа следует, что оно предполагает перевозку пассажира конкретным рейсом и по конкретному маршруту. К тому же, при бронировании может не закрепляться за пассажиром конкретное пассажирское место в салоне воздушного судна. В этом случае номер пассажирского места, выделяемого пассажиру, указывается при регистрации пассажира. Допускается бронирование по билету, оформленному с открытой датой отправления. Бронирование аннулируется без предупреждения пассажира, в случае, если пассажиром не произведена оплата перевозки в установленный перевозчиком срок и ему не оформлен билет.

В науке гражданского права высказывались различные точки зрения относительно правовой квалификации договора о бронировании. М. А. Тарасов предлагал отнести бронирование к бытовым услугам,²⁵⁰ что не помешало ему сделать вывод о том, что в основе бронирования самолетов и автобусов лежит договор имущественного найма.²⁵¹ При этом, по мнению автора, услуги по бронированию могут быть оформлены юридически самостоятельным договором или войти составной частью в заключенный договор перевозки.²⁵² На наш взгляд, признать договор бронирования в качестве услуги нельзя. Любая услуга должна отвечать, по крайней мере, двум признакам. Во-первых, это должно быть действие, не сводимое к льготам и преимуществам. Так, А. Е. Шерстобитов, рассуждая о договоре возмездного оказания услуг, пишет: «Таким образом, в качестве предмета исполнения по рассматриваемому договору выступает полученный заказчиком полезный эффект от совершения исполнителем определенных действий либо определенной деятельности».²⁵³ По мнению В. В. Витрянского, «ни одна из статей ГК РФ, использующих понятие «услуга», не имеет в виду сделать это в отрыве от действия, сводя все именно к «льготам и преимуществам».²⁵⁴ Во-вторых, данное действие должно быть полезным лицу, отличному от исполнителя услуг. Представляется, что бронирование действием не является. Договор о бронировании порождает скорее обязанность перевозчика воздержаться от действий по предоставлению вместимости судна кому-либо другому. Действия перевозчика по оформлению бронирования не в счет, поскольку они лежат за пределами договора и предшествуют ему. То же самое можно сказать о действиях, совершаемых пассажиром, бронирующим вместимость воздушного судна. Кроме того, благо, по поводу которого стороны вступают в договорные правоотношения по бронированию, содержит в себе в качестве составляющей возможность заключить в будущем договор перевозки. А отношения по заключению договора никак нельзя отнести к сфере услуг. В противном случае, т. е. в случае, когда действия по направлению оферты или по совершению акцепта квалифицируются как услуга, ни о какой свободе договора нельзя вести речи.

Не может рассматриваться бронирование транспортного средства и как договор имущественного найма, поскольку он не порождает прав по владению и пользованию транспортным средством. Под правомочием пользования, понимают извлечение полезных свойств из вещи для удовлетворения потребностей. При заключении договора бронирования, как, впрочем, и при заключении договора перевозки (фрахтования), пассажир (фрахтователь) не получает хозяйственного господства над соответствующей частью транспортного средства.

При определении правовой природы бронирования вместимости воздушного судна пассажиром следует обратиться к дискуссиям ученых, которые относятся к квалификации сходных отношений на иных видах транспорта, в частности на морском. Так, А. Г. Калпин считает соглашение о бронировании, заключенное на основании букинг-нота одним из подвидов договора перевозки груза.²⁵⁵ Противоположную точку зрения высказал В. В. Витрянский, по обоснованному мнению которого букинговый договор не может признаваться договором морской перевозки груза по коносаменту, поскольку он при отсутствии оформленного коносамента еще не порождает непосредственную обязанность перевозчика доставить соответствующий груз в порт назначения и выдать его получателю. Из букингового договора следует лишь обязанность перевозчика заключить договор перевозки груза по коносаменту в отношении которого забронировано место на судне.²⁵⁶ С данным выводом мы солидарны. Далее автор отмечает самостоятельность букингового договора, называет в качестве его предмета бронирование места на судне и обращает внимание на схожесть указанного договора с предварительным договором морской перевозки груза.²⁵⁷ Сказанное справедливо и в отношении воздушных перевозок. Полагаем, что договором перевозки соглашение о бронировании признать нельзя, поскольку на момент бронирования договор перевозки еще не заключен. Предварительным договором соглашение о бронировании также трудно назвать, поскольку для пассажира не возникает обязанности в будущем заключить договор перевозки.

В одной из своих работ, мы в результате анализа правовой природы рассматриваемого договора, под бронированием понимали предоставление кому-либо преимущественного права требования перед другими лицами на использование вместимости транспортного средства, помещения либо их части.²⁵⁸ Вместе с тем появился повод данную позицию уточнить. Таким поводом явилось появление в законопроекте № 47538–6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации»²⁵⁹ новой специальной договорной конструкции, опционного договора, которая предусматривает предоставление права на заключение договора в будущем. Причем предусматривается, что из опционного договора возникают правоотношения имущественного характера. Как отмечает В. В. Витрянский, уже «… на стадии подготовки законопроекта обнаружилась необходимость предусмотреть в ГК законодательную модель еще одной специальной договорной конструкции, также типичной для развитого имущественного оборота: речь идет об опционном договоре».²⁶⁰ В результате в законопроекте появилась ст. 429² «Опционный договор». Согласно п. 1 названной статьи по опционному договору (опциону) одна сторона посредством безотзывной оферты предоставляет другой стороне безусловное право заключить договор на условиях, предусмотренных опционом. Опцион предоставляется за плату или иное встречное предоставление либо безвозмездно, если выдача опциона обусловлена иным охраняемым законом интересом, вытекающим из отношений сторон. В течение всего срока действия опциона другая сторона вправе заключить договор путем акцепта такой оферты в порядке и на условиях, предусмотренных опционом.

Кроме того, специальная конструкция опциона предусматривает следующие нововведения. Опционный договор должен содержать существенные условия договора, подлежащего заключению. Опционный договор заключается в форме, установленной для договора, подлежащего заключению. Права по опционному договору могут быть уступлены другому лицу, если иное не предусмотрено опционным договором или не вытекает из его существа. Соглашение об опционе может быть включено в другой договор, если иное не вытекает из существа этого договора.

В практике делового оборота выделяют три договорные модели опционного договора: поставочный, расчетный и опционный договор на заключение срочной сделки. Нетрудно заметить, что в законопроекте изменений в ГК РФ опционный договор нашел отражение только в третьем его значении.