Текст книги "Зачем нужна свобода. Твоя жизнь, твой выбор, твое будущее"

Итак… Почему надо быть либертарианцам?

Почему надо быть либертарианцем? Может, это звучит несерьезно, но разумный ответ: «А почему не надо?» Поскольку бремя доказательства лежит на том, кто обвиняет другого в преступлении, а не на том, кого обвиняют, то бремя доказательства лежит и на том, кто хотел бы воспрепятствовать свободе другого человека, а не на том, кто желает свободу осуществить. Тот, кому хочется спеть песню или испечь торт, не должен начинать с того, чтобы испрашивать у всех людей в мире разрешение на то, чтобы ему позволили попеть или попечь. Никто не должен стараться опровергнуть все возможные возражения против пения или занятия выпечкой. Если кому-нибудь запрещают петь или печь, то тот, кто пытается это запретить, должен представить вескую причину, по которой это не может быть позволено. Бремя доказательства лежит на том, кто запрещает. И его аргументы, может быть, будут встречены с пониманием – если, например, предполагается, что пение будет столь громким, что другим из-за него невозможно будет уснуть, а процесс выпечки вызовет так много искр, что могут загореться дома соседей. Это были бы веские причины для запрещения петь или печь. Тем не менее презумпция существует для свободы, а не для использования силы с целью ограничить свободу.

Либертарианец – это тот, кто верит в презумпцию свободы. И с этой простой презумпцией, если она реализована на практике, наступает мир, в котором разные люди могут по-своему осуществлять свои собственные формы счастья, мир, в котором люди могут свободно и ко взаимной выгоде торговать и в котором разногласия разрешаются с помощью слов, а не с помощью дубинок. Может быть, это несовершенный мир, но это мир, стоящий того, чтобы за него бороться.

2. Не нужно принимать закон
Джон Стоссел

Сталкиваясь с проблемой, люди часто стремятся к самому легкому решению: принять какой-то закон. Это решение не всегда оказывается удачным, потому что сила редко улучшает положение вещей, а такие «законы» в действительности не что иное, как применение силы. Джон Стоссел начал карьеру журналиста как обозреватель отдела потребительских товаров, работал на «Эй-би-си Ньюс», был одним из двух ведущих телевизионного шоу «20/20» и в настоящее время ведет «Шоу Стоссела» на «Фокс Бизнес ньюс». «Шоу Стоссела» дважды снималось на международных конференциях организации «Студенты за свободу», где аудитория состояла из членов этой организации.

Я либертарианец отчасти потому, что мне ясна ложность выбора, предлагаемого левыми и правыми политиками: либо государственное регулирование экономики, либо государственное регулирование нашей частной жизни.

Люди из обоих лагерей считают себя приверженцами свободы. Левые полагают, что правительство способно уменьшить неравенство доходов. Правые думают, что правительство способно сделать американцев более добродетельными. Я утверждаю, что для нас было бы лучше, если бы ни одна сторона не пыталась осуществить свою программу с помощью правительства.

Позвольте обеим сторонам спорить о таких вещах, как употребление наркотиков и бедность, но не позволяйте, чтобы правительство принуждало кого бы то ни было, если только он ничего не похищает и ни на кого не нападает. Помимо небольшой суммы, необходимой для финансирования сильно ограниченного правительства, не позволяйте никому принудительно изымать деньги у других. В случае сомнения оставьте все как есть – или, лучше, оставьте это рынку и другим добровольным институтам.

Однако большинство людей мыслят иначе. Большинству людей мир видится полным проблем, которые могут быть решены законами. Они полагают, что только лень, тупость или равнодушие политиков не дают им решить наши проблемы. Но правительство – это грубая сила, причем неэффективная.

И потому лучше, чтобы правительство не пыталось искать решение большинства жизненных проблем.

Люди склонны верить: «Правительство способно!». Когда возникают проблемы, они говорят: «Нужен специальный закон!»

Даже крах СССР, вызванный ужасающими результатами централизованного планирования, не заставил мир отказаться от большого правительства. В Европе начали говорить о неком «рыночном социализме». В США политики мечтали о «третьем пути» между капитализмом и социализмом и об «управляемом капитализме» – при котором политики часто заменяют «невидимую руку».

Баллотируясь в президенты, Джордж Буш-мл. обещал «экономное» правительство, а сам решил ввести систему льготных цен на рецептурные лекарства, стоящую 50 млрд долл. в год, и создал новую бюрократию, работающую под девизом «Не оставим без заботы ни одного ребенка!». При Буше-мл. республиканцы удвоили дискреционные расходы (это самый большой рост со времен Линдона Джонсона), еще шире развернули войну с наркотиками¹⁴ и набрали в регулирующие органы 90 000 новых сотрудников.

Усиление государственного регулирования при Буше не смягчило исходящего от СМИ требования еще большего ужесточения.

Потом президентом стал Барак Обама; государственные расходы достигли величин, способных сделать банкротами всех наших детей. Это вызвало к жизни «Движение чаепития»¹⁵ и накалило страсти на выборах 2010 г.

«Чайная партия» вселила в меня надежду, но я снова оказался одурачен. Через несколько месяцев новые, «консервативные в отношении бюджета» конгрессмены-республиканцы проголосовали за сохранение субсидирования фермеров, торжественно пообещали «защищать» Медикэр¹⁶ и раболепно кивали, когда намечаемый Ромни в вице-президенты республиканец Пол Райан предложил свой план минимального дефицита.

К сожалению, Соединенные Штаты, государственность которых основывается в определенной степени на принципах либертарианства, не могут признать, что правительство стало слишком большим. Восточноазиатские страны приняли рынок и превратились в процветающие государства. Швеция и Германия либерализовали свой рынок труда, и положение в экономике там улучшилось.

Мы же все время утверждаем новые меры государственного регулирования.

Человеческая интуиция здесь работает против нас. Пользуясь поразительными щедротами рынка, немудрено счесть его преимущества чем-то само собой разумеющимся. Оказавшись в другой стране, я могу вставить в банкомат пластиковую карточку и получить наличные деньги. Я могу протянуть ту же пластиковую карточку незнакомцу, даже не говорящему на моем языке, и он на неделю сдаст мне в аренду автомобиль. По возвращении домой Visa или MasterCard вышлют мне отчет – точный до единого пенни. Для нас это нечто само собой разумеющееся.

А вот правительство не в состоянии даже точно подсчитать голоса.

Но тем не менее, когда возникают проблемы, люди обращаются к правительству. Несмотря на длинную летопись провалов централизованного планирования, немногим из нас хотелось бы думать, что стоящее над нами правительство, приписывающее себе все достижения, в действительности, быть может, совершенно деградировало.

Выдающийся либертарианец XX в. Г. Л. Менкен сетовал: «Правительство, в сущности, всего лишь группа людей, и на поверку большинство из них – люди посредственные. Однако этим ничтожествам, из-за свойственной людям вообще умственной лени… все, как правило, подчиняются в силу обязанности. полагая, будто они обладают особой мудростью, превосходящей обыкновенный ум».

Правительство не способно сделать ничего такого, чего мы не могли бы сделать лучше как свободные индивидуумы – и как группы индивидуумов, свободно работающих сообща.

Без большого правительства наши возможности безграничны.

3. Либертарианство как радикальный центризм
Кларк Рупер

За долгие годы стало привычным представление о непрерывном спектре политической мысли, от левых до правых. Укладывается ли в этот традиционный спектр либертарианство? Вице-президент организации «Студенты за свободу» Кларк Рупер излагает новый подход к осмыслению отношения между соперничающими политическими понятиями и показывает, что либертарианство задает отправную точку для многих современных обсуждений и споров. Рупер получил ученую степень по истории в Мичиганском университете в Анн Арборе.

Стандартным введением в политическую мысль является политический спектр «левые – правые»: если вы убеждены в X, то вы находитесь слева, а если в Y, то справа. Что обозначают X и Y, зависит от того, с кем вы разговариваете; обращение к такому спектру побуждает людей находить себе место где-то в его пределах, даже если ни одна часть этого спектра не соответствует их взглядам. Понятие о нем становится особенно абсурдным, когда нам говорят, что «крайности

сходятся, превращая спектр в круг», с конкурирующими формами насильственного коллективизма на обоих концах. Итак, если вы впервые слышите о классическом либерализме или либертарианстве, вы можете задаться вопросом: на каком полюсе спектра располагается эта доктрина? Ни на каком.

В самих представлениях о свободе содержится отрицание стандартного спектра «левые – правые». Либертарианство – это идеология, которая ставит под сомнение и оспаривает применение политической власти. Вместо того чтобы выбирать между вмешательством государства в ту или в другую сферу, либертарианство рассматривает политику как борьбу свободы против власти. Либертарианцы со всей серьезностью воспринимают урок историка лорда Актона: «Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно»¹⁷. Либертарианство не располагается ни на одном полюсе спектра, у него нет ничего общего с защитниками одного или другого рода принуждающей власти, находящимися на обоих полюсах.

Традиционный спектр «левые – правые» обнаруживает на одном полюсе коммунизм, на другом – фашизм, на одном полюсе запрет табакокурения, на другом – запрет курения марихуаны, на одном полюсе – ограничения свободы слова… на другом – то же самое. Так что же ясно и последовательно и что нечетко и запутанно: либертарианство или спектр «левые – правые»? Решайте сами.

В некотором смысле, если уж настаивать на линейном спектре, можно было бы сказать, что либертарианцы занимают радикальный центр политического дискурса. Мы, либертарианцы, радикальны в своем анализе – мы смотрим в корень (по-латыни radix) проблем – и верим в принципы свободы. Нас можно было бы назвать центристами в том смысле, что мы проецируем наши идеи из центра вовне и воодушевляем политические партии и идеологии, невзирая на спектр. В результате либертарианские идеи пронизывают и левоцентризм, и правоцентризм, придавая им их наиболее привлекательные качества. Более того, во многих странах растет доля граждан, которых надо рассматривать как либертарианцев, а не как левых или правых¹⁸.

Либертарианство – это политическая философия, ставящая во главу угла важность свободы личности. Либертарианец может быть «социально консервативным» или «социально прогрессивным», жить в городе или в сельской местности, быть религиозным или нет, трезвенником или пьющим, состоящим в браке или холостым… от вас не ускользнет главное. Либертарианцев объединяет твердая приверженность презумпции свободы в человеческих делах, убеждение в том, что, выражаясь словами Дэвида Боуза из Института Катона, «оправдания требует осуществление власти, а не осуществление свободы»¹⁹. Либертарианцы – последовательные защитники принципа свободы, и они способны совместно с самыми разными людьми и группами работать над проблемами, затрагивающими свободу личности, мирное сосуществование и ограниченное правительство.

Либертарианский радикальный центр сформировал в современном мире многое. Журналист Фарид Закариа заметил: «Классический либерализм, как мы сказали, сошел со сцены. Если так, то эпитафия ему будет подобна эпитафии сэру Кристоферу Рену, высеченной на его памятнике в соборе Св. Павла: “Si monumentum requires, circumspice”. “Если ты ищешь памятник, оглядись кругом”²⁰. Посмотрите на мир, в котором мы живем, – секуляризованный, активно развивающий науку, демократический, с обширным средним классом. Нравится вам это или нет, этот мир создан либерализмом. За последние два столетия либерализм (вместе со своим могущественным союзником капитализмом) разрушил порядок, доминировавший в человеческом обществе на протяжении двух тысячелетий, – господство авторитаризма, религии, обычая, земельной собственности, королей. Родившись в Европе, либерализм распространился на Соединенные Штаты и сейчас энергично преобразовывает большую часть Азии²¹.

Либертарианство (современное название классического либерализма) уже оказало глубокое влияние на современный мир. В значительной части мира уже было дано и во многих местах выиграно множество сражений:

• отделение церкви от государства;

• ограничение власти конституциями;

• свобода слова;

• развенчание меркантилизма и замена его свободной торговлей;

• уничтожение рабства;

• свобода личности и предписываемая законом толерантность к меньшинствам, будь то религиозным, этническим, языковым или сексуальным;

• защита собственности;

• успешная борьба с фашизмом, с расовой дискриминацией, апартеидом, национал-социализмом и коммунизмом.

Не перечесть всех интеллектуалов и активистов, благодаря которым эти победы стали возможными, но они сделали мир лучше – более справедливым, более нетерпимым к войнам и более свободным. Они превратили либертарианскую позицию в этих и во многих других вопросах в отправную точку разумного политического дискурса. Но мы не собираемся почивать на лаврах. Как всегда, старые сражения часто приходится возобновлять. И нынешней молодежи, как это было и с предыдущими поколениями, предстоит сразиться во многих битвах и завоевать много свобод.

Каким же образом либертарианцы оказали такое влияние, действуя в значительной мере вне партийной структуры? Иногда мы создаем собственные партии, – это различные современные либеральные партии в странах Европы и других регионов. Иногда работаем внутри второстепенных партий, например в США в Либертарианской партии, чей кандидат в президенты на выборах 2012 г., губернатор Гари Джонсон, просветил миллионы людей относительно вреда, причиненного войной с наркотиками и другими правительственными программами. Иногда мы действуем внутри существующих партийных структур, что демонстрировали в 2008 и 2012 гг. президентские избирательные кампании кандидата от Республиканской партии Рона Пола. Он сумел выдвинуть многие либертарианские принципы, используя импровизированную трибуну политической кампании для того, чтобы убедить тысячи молодых людей, не только в США, но и по всему миру. В то время как наша политическая активность принимает разные формы, зависящие от конкретной страны и конкретной обстановки, наши идеи питают политический спектр.

Возьмем Америку 1960-х годов, рассматриваемых как золотой век радикального студенческого активизма в США. Справа располагались консервативные «Молодые американцы за свободу» (YAF). В их учредительном документе, Шаронском заявлении, принятом в 1960 г., провозглашалось: «Свобода неделима, и политическая свобода не может долго существовать без свободы экономической; цель государственного устройства – защищать эти свободы через сохранение внутреннего порядка, обеспечение национальной обороны и отправление правосудия; когда государство осмеливается выйти за пределы этих правомерных функций, оно аккумулирует власть, которая стремится к уменьшению порядка и свободы»²². Герой «Молодых американцев за свободу» сенатор Барри Голдуотер в своем обращении к нации заявлял: «Я хотел бы напомнить вам, что экстремизм в защите свободы не порок. И позвольте еще напомнить вам, что умеренность в стремлении к справедливости не добродетель»²³.

Одновременно слева возникла организация «Студенты за демократическое общество» (SDS), сформировавшаяся из лидеров антивоенного движения. В своем Порт-Гуронском заявлении, принятом в 1962 г., они провозглашали: «Мы признаем людей обладающими бесконечной ценностью и наделенными нереализованными способностями к разуму, свободе и любви. Конец утопии и угасание надежды – фактически одна из определяющих черт сегодняшней жизни общества. Этому есть разные причины: мечты старшего поколения левых были извращены сталинизмом и уже не возрождались… ужасы XX в., символизируемые газовыми камерами, концлагерями и атомными бомбами, подорвали оптимизм. Кто настроен идеалистически, того непременно считают пессимистом, считают обманутым»²⁴.

Бывший президент SDS Карл Оглсби напомнил в своей автобиографии «Вороны в бурю»: «Либертарианство – позиция, позволяющая находить общий язык как с левыми, так и с правыми, что я всегда и пытался делать. Зачем обсуждать эту тему с правыми, когда есть кого выбрать из множества левых? Ведь вы приведете самые веские доводы против войны, если сумеете показать, что ее не приемлют и правые, и левые»²⁵. Больше того: «Я рано пришел к мысли, что можно говорить о “радикальном центре” и “воинствующей умеренности”. Это означает, что мы должны быть радикалами в своем анализе, но центристами, когда обращаемся к консерваторам»²⁶.

Хотя приоритеты двух названных молодежных организаций различались – YAF делала упор на экономической свободе и оппозиции социализму, SDS – на гражданских правах и мире, – в совокупности их можно рассматривать как пионеров либертарианского активизма в современную эпоху. Лидеры этих движений в конце концов стали учителями, журналистами, профессорами, политиками и т. д. – теми, кто сегодня участвует в публичном дискурсе. Они заявляли о своей приверженности левой или правой идеологии, но их лучшие рациональные аргументы и сама их энергия порождались глубинными либертарианскими побуждениями.

Война с наркотиками все чаще и чаще признается бедствием. Такие средоточия либертарианской мысли, как Институт Катона, на протяжении десятилетий ведут учет убийственных издержек войны с наркотиками и преимуществ личной ответственности и личной свободы. Либертарианские экономисты, в особенности Милтон Фридмен, разъяснили противоположные стимулы, создаваемые запретом²⁷. Представители моральной философии утверждают, что общество свободных и ответственных индивидуумов устранит запреты на преступления без потерпевшего; при этом философы апеллируют к изданному в 1875 г. памфлету Лисандра Спунера «Пороки – не преступления: оправдание моральной свободы»²⁸. Так как либертарианцы проложили путь, показав пагубное влияние запрета – на мораль, на правосудие, на уровень преступности, на семью, на общественный порядок, – все больше и больше политических лидеров говорят о разрушительных последствиях войны с наркотиками, не боясь получить клеймо «сторонников наркотиков». К ним относятся президенты Мексики, Гватемалы, Колумбии и Бразилии – стран, пострадавших от преступности, насилия и коррупции, принесенных запретом, а также губернаторы, бывшие государственные секретари, судьи, начальники полиции²⁹.

Отличительная особенность либертарианцев в том, что если другие могут быть сторонниками свободы в каких-то частных случаях или из конъюнктурных соображений, то либертарианцы отстаивают их из принципа. Либертарианство не доктрина правых или левых. Оно представляет собой радикальный центр, прибежище для тех, кто хочет жить и не мешать жить другим, кто оберегает и свою собственную свободу, и свободу других, кто отвергает устарелые клише и ложные обещания коллективизма, как слева, так и справа.

Где располагается либертарианство в спектре «левые – правые»? Оно находится над спектром.

4. История и структура либертарианской теории
Том Палмер

История может показать, как появляются идеи и как они соотносятся друг с другом. Идея свободы исследуется исторически и концептуально, с тем чтобы показать, как либертарианская мысль представляет логически связанное понимание окружающего мира и как люди должны относиться друг к другу.

Хотя элементы свободомыслия прослеживаются на протяжении всей истории человечества, либертарианство как политическая философия появилось в современном мире. Это современная философия свободы личности, а не рабства или подобострастия; правовых систем, основанных на обладании правами, а не на осуществлении произвольной власти; взаимного процветания через свободный труд, добровольное сотрудничество и обмен, а не принудительного труда, принуждения и эксплуатации завоевателями; толерантности и взаимного сосуществования религий, образов жизни, этнических групп и других форм человеческого существования, а не религиозной, племенной или этнической войны. Это философия современного мира, и она быстро распространяется среди молодых людей по всему земному шару.

Чтобы понять причины роста международного либертарианского движения, нужно понять идеи, которые составляют политическую философию либертарианства. К пониманию разных течений политической философии можно подходить различными путями. Можно изучать их исторически, чтобы посмотреть, как они одновременно возникают в ответ на комплекс проблем. Идеи до некоторой степени подобны инструментам – это умственные инструменты, которые помогают нам взаимодействовать друг с другом и с миром. Более глубокое понимание этих инструментов помогает узнать проблемы, по отношению к которым эти инструменты представляют собой решения. Историческое исследование помогает понять идеи. Можно также понять их логические отношения, т. е. пути, которыми различные понятия или идеи – такие как справедливость, права, закон, свобода и порядок – взаимодействуют и придают смысл друг другу³⁰. Это короткое эссе предлагает краткое введение в оба способа понимания либертарианства.