Текст книги "Анастас Иванович Микоян: человек и политик"

Таким образом, весной 1956 г. под влиянием импульсов, исходивших из Москвы, в Венгрии активизировалось движение за либерализацию коммунистического режима. Формировавшаяся внутрипартийная оппозиция сделала главной мишенью своих нападок первого секретаря ЦР ВПТ М. Ракоши. В этих условиях часть руководства ВПТ, осознавая крайнюю непопулярность Ракоши и его очевидную политическую обреченность, в интересах укрепления собственных позиций предприняла за его спиной первые, пока еще очень робкие шаги к тому, чтобы через посла Ю. В. Андропова повлиять на Москву в целях признания ею необходимости кадровых перемен в верхушке ВПТ.

В Кремле продолжали делать ставку на Ракоши. Ситуация в Венгрии в марте-апреле 1956 г., судя по всему, пока не вызывала слишком большого беспокойства, и вопрос о каких-либо существенных кадровых переменах в верхах ВПТ еще не встал в повестку дня. Руководствуясь, как и подобало советскому послу, официальной линией Москвы, Андропов стоял на платформе безусловной поддержки Ракоши. Тот в свою очередь, начав терять опору в лице своих ближайших соратников, теперь видел главного союзника именно в советском посольстве и в своем стремлении к восстановлению пошатнувшегося положения рассчитывал почти исключительно на поддержку Москвы. «Ракоши чувствовал надвигавшуюся опасность, судорожно искал выход, пытался советоваться с Москвой…, неоднократно обращался за помощью к нашему послу в Будапеште Ю. В. Андропову, интересовался его личным мнением», – вспоминает В. А. Крючков, будущий председатель КГБ, а в 1956 г. секретарь посольства СССР в Венгрии[250]250
  Крючков В. А. Личное дело. Часть первая. М., 1996. С. 45~4б-


[Закрыть]. 6 мая Ракоши высказал Андропову о приезде одного из членов Президиума ЦК КПСС на предстоящий пленум ЦР ВПТ[251]251
  Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. С. 70.


[Закрыть]. И этот приезд не заставил себя долго ждать.

Усиление внутриполитической напряженности в Венгрии, о котором посольство систематически информировало ЦК КПСС и МИД СССР[252]252
  О деятельности Ю. В. Андропова см.: Советский дипломат перед национал-коммунистическим вызовом. Ю. В. Андропов в Венгрии (1953–1957) // Стыкалин А. С. Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе. М., 2016. С. 33–78.


[Закрыть], не могло не вызвать обеспокоенности в Москве. Для того, чтобы на месте изучить положение дел и дать рекомендации венгерским коллегам, 7 июня в Будапешт прибыл член Президиума ЦК КПСС М. А. Суслов. В сравнении с донесениями посольства его докладная, переданная в ЦК КПСС накануне отъезда, 13 июня, отличается большей сдержанностью в оценке масштабов «правой» опасности[253]253
  Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. С. 85–87.


[Закрыть]. Признав, что «допущенные в 1949–1952 гг. действительно серьезные нарушения законности», «медлительность в исправлении… ошибок» дают основания для критики в адрес партийного руководства, Суслов счел неправильным относить «всех недовольных… к враждебным или к правооппортунистическим элементам». Вместе с тем визит Суслова продемонстрировал, что принципиальная линия Москвы на поддержку Ракоши оставалась в силе. Это вызвало разочарование части партийного актива, связывавшего с приездом Суслова определенные надежды на изменение позиции Кремля в этом вопросе.

Дни пребывания Суслова в Будапеште совпали по времени с новым подъемом выступлений с требованиями коренных перемен. Главным форумом формировавшейся в партийных низах антисталинистской оппозиции стал Кружок Петефи, дискуссионный клуб студенчества и молодой интеллигенции, функционировавший как орган политпросвещения в системе Союза трудящейся молодежи, венгерского аналога комсомола. Происходившие на заседаниях кружка дискуссии по актуальным проблемам экономики, политических реформ, гуманитарных наук, литературы и искусства привлекали все большее внимание широкой публики, собирали значительную аудиторию. Большинство их участников заявляло о своей приверженности марксизму, доминировала идея очищения социализма о сталинских «искажений», антисоциалистическая тенденция не находила сколько-нибудь заметного проявления. Тем не менее эти дискуссии вызывали серьезную озабоченность не только партийно-государственного руководства Венгрии, но и советского посольства[254]254
  См.: Стыкалин А. С. Советский дипломат перед национал-коммунистическим вызовом. Ю. В. Андропов в Венгрии (1953–1957)


[Закрыть]. В них виделся один из симптомов того, что процессы, происходящие в обществе, начинают выходить из-под контроля властей.

Формировавшаяся демократическая оппозиция была почти исключительно внутрипартийной. Даже исключенный из ВПТ Имре Надь в принципе не отрицал руководящей роли правящей партии. Легальные форумы типа Кружка Петефи также изначально были лишь элементом в коммунистической системе общественных организаций, а их активисты – преимущественно носителями марксистской идеологии. Члены ВПТ преобладали среди участников оппозиционного движения в Союзе писателей. «Открытое выражение политических взглядов было возможно только в рамках партии, таким образом, партийная оппозиция в те времена была выразителем протеста всего общества», – справедливо отмечают венгерские историки Ч. Бекеш и Я. М. Райнер[255]255
  Бекеш Ч., Райнер Я. М. Венгерская революция 1956 года // Факты о Венгрии. Издание МИД Венгрии. Будапешт, 1996. № 6. С. 2.


[Закрыть]. Вместе с тем в начале лета уже проявляются самые первые признаки формирования внепартийной оппозиции, выходят из небытия фигуры, игравшие заметную роль в общественной и духовной жизни Венгрии до 1948 г. и вытесненные после установления диктатуры ВПТ. Некоторые из них заявляют о себе и на дискуссиях Кружка Петефи[256]256
  См, например, выступление крупного историка Д. Кошари на дискуссии по проблемам исторической науки на Кружке Петефи (1956 г.). Приложение к статье Ф. Глаца «Вспоминая Домокоша Кошари (к 100-летию со дня рождения историка)» // Славяноведение, 2014. № 3. С. 90–93-


[Закрыть].

Большой общественный резонанс возымела дискуссия о перспективах развития марксистской философии в Кружке Петефи 14–15 июня. Собравшаяся тысячная толпа с энтузиазмом встретила Дьердя Лукача, философа с мировым именем, одного из главных представителей марксистской мысли XX в. Подвергнутый разносной критике с ортодоксально-догматических позиций в ходе идеологической кампании 1949–1950 гг., имевшей широкий международный отклик, Лукач теперь снова включался в активную общественную жизнь. 18 июня на заседании Кружка Петефи собрались ветераны подпольного антифашистского движения. Многие из этих людей оказались не у дел после установления в Венгрии сталинистской диктатуры, некоторые прошли через тюрьмы и лагеря. Всеобщее потрясение вызвало очень эмоциональное выступление вдовы Ласло Райка, призвавшей всех присутствующих осознать, какой чудовищной несправедливостью были предъявленные ее мужу обвинения, а еще более то, что многие тысячи людей заставили поверить в его виновность. Все эти события, разумеется, находили отклик в донесениях советского посольства[257]257
  См.: Стыкалин А. С. Советский дипломат перед национал-коммунистическим вызовом. Ю. В. Андропов в Венгрии (1953^_1957)


[Закрыть].

21 июня Ракоши отбыл в Москву для участия в рабочем совещании представителей компартий советского блока. Как раз перед этим советские лидеры впервые после восстановления нормальных отношений принимали у себя дома И. Броза Тито. Визит югославского маршала в Советский Союз, длившийся более 20 дней (с 1 по 23 июня), был организован с большой помпой. Достаточно вспомнить о многотысячном митинге советско-югославской дружбы на стадионе «Динамо» 19 июня, призванном символизировать полное преодоление взаимного недоверия. Московская июньская встреча (как и состоявшаяся годом ранее, в конце мая – начале июня 1955 г. белградская встреча) ознаменовала собой важную веху в сближении советского блока со страной, после 1948 г. на протяжении ряда лет находившейся на положении отщепенца. И вместе с тем сверхзадача переговоров так и не была решена. Осознавая экономическую выгоду сотрудничества с СССР, Югославия в то же время нисколько не хотела поступаться своим суверенитетом и продолжала сохранять некоторую дистанцию от советского лагеря, не проявив, в частности, никакого желания вступать в ОВД и СЭВ. Подписанная советско-югославская декларация[258]258
  Правда. 1956 г. 20 июня.


[Закрыть] носила со стороны СССР явно компромиссный характер, ведь в ней ничего не было сказано ни об идеологическом единстве КПСС и КПК, ни о принадлежности Югославии к блоку государств, возглавляемому СССР. В Кремле не были довольны текстом декларации[259]259
  Об итогах советско-югославских переговоров см.: ЕдемскийА. Б. От конфликта к нормализации.


[Закрыть], но прекрасно понимали, что отсутствие обнародованного по итогам длительных переговоров документа будет воспринято во всем мире как знак провала состоявшейся встречи.

Беседу по широкому кругу вопросов, лидеры СССР и Югославии не могли не коснуться и положения в Венгрии. Учитывая особую роль Ракоши в ходе антиюгославской кампании Сталина, Тито, чтобы не встречаться с ненавистным ему венгерским деятелем, демонстративно ехал в СССР и из СССР не через Венгрию, а более дальним путем, через Румынию, а в Москве дал понять советским руководителям, что покау власти в Венгрии находится Ракоши, принципиальное улучшение венгерско-югославских отношений невозможно[260]260
  Материалы встречи лидеров двух стран в июне 1956 г.: Встречи и переговоры на высшем уровне руководителей СССР и Югославии в 1946–1980 гг. Том первый. 1946–1964. М., 2014.


[Закрыть]. Однако и после этого в Москве, как показало последующее развитие событий, некоторое время продолжали склоняться к мнению, что альтернативы Ракоши в Венгрии нет. Как можно судить по выступлению Ракоши на своем политбюро сразу же по возвращении, первый секретарь вернулся из Москвы в Будапешт не разуверенный в поддержке своей персоны со стороны советского руководства в момент, когда он особенно нуждался в этой поддержке[261]261
  См.: Tarsadalmi Szemle, 1993. № 2. С. 83–94.


[Закрыть]. На заседании политбюро он рассказывал соратникам о том, что Хрущев, явно обеспокоенный размахом оппозиционных проявлений в своей стране и раздосадованный публикацией в американской прессе[262]262
  Текст секретного доклада Н. С. Хрущева (вариант, подготовленный для зачтения перед советской общественностью) попал из Польши в США и был опубликован в ведущих газетах “New York Times” и “Washington Post” 4 июня.


[Закрыть]своего секретного доклада, призывал лидеров «народных демократий» к более жесткой реакции на оппозиционные выступления, оживившиеся в их странах после XX съезда КПСС. «Нельзя забывать, что к врагам мы должны применять власть. Нельзя властью злоупотреблять, как это делал Сталин, но употреблять ее надо. Вражеским устремлениям нужно противопоставить госбезопасность, суды, репрессивные органы», – говорил он[263]263
  Tarsadalmi Szemle. Budapest, 1993. № 2. 94. о.


[Закрыть]. Мнение Москвы стало для Ракоши тем более ценным козырем, что в период его отсутствия в Венгрии, 24 июня, дома произошло событие, вызвавшее немалое раздражение первого секретаря ЦР ВПТ: главная газета партии “Szabad Nep”, все более попадавшая под влияние реформаторски настроенной части партаппарата, опубликовала статью в поддержку Кружка Петефи и развернувшихся на его заседаниях дискуссий.

Хотя в Москве Ракоши и получил не только заверения в поддержке, но и напутствия в борьбе с усилившейся оппозицией, развитие событий в последующие дни внесло заметные коррективы в его согласованные с Москвой планы урегулирования внутриполитических проблем. Более того, заставило лидеров КПСС изменить свое отношение к «проблеме Ракоши». Прежде всего, 28 июня в польском городе Познани демонстрация рабочих, выступивших за улучшение условий труда, вылилась в вооруженные беспорядки, подавленные с помощью армии. Более 70 человек погибло, более 300 получили ранения [264]264
  Подробнее см.: Орехов А. М. Советский Союз и Польша в годы «оттепели»: из истории советско-польских отношений. М., 2005.


[Закрыть]. Познаньские волнения, ставшие первым серьезным испытанием на прочность заявленной с трибуны XX съезда КПСС готовности к преодолению сталинского наследия, наглядно продемонстрировали всему мировому сообществу, что на подобные эксцессы в советском лагере будут и впредь реагировать только силой.

В Венгрии в те же дни происходят события, которые перепуганные партийные функционеры тут же окрестили «идеологической Познанью». Дискуссия по проблемам свободы печати и информации на собрании Кружка Петефи 27 июня превзошла все предшествующие как по количеству участников, так и по накалу страстей. Советское посольство расценило это событие как свидетельство дальнейшего усиления тенденций, ведущих к подрыву диктатуры ВПТ. В донесении Андропова выводы вполне определенны: органы государственной безопасности Венгрии «не проявляют должной решительности в борьбе против контрреволюционных элементов, которые стали вести себя недопустимо нагло»[265]265
  Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. С. 122.


[Закрыть].

Напутствия, полученные в Москве, придали Ракоши уверенности в борьбе с оппозицией. Происходят исключения из партии. Инициируется шумная кампания в прессе. Но курс на ужесточение вызывал сильное противодействие, даже в партаппарате. В конце июня на внеочередном пленуме едва ли не половина членов ЦК колебалась при обсуждении резолюции, осуждающей Кружок Петёфи, некоторые влиятельные партийцы открыто высказывались против. На ряде предприятий рабочие угрожали забастовкой.

В начале июля Андропов был ознакомлен с письмом из тюрьмы бывшего шефа венгерской госбезопасности Габора Петера, арестованного еще в 1953 г., с явным компроматом на Ракоши, который непосредственно руководил выбиванием показаний из политических заключенных, редактировал текст обвинительного заключения по делу Райка. Учитывая настроения партактива, растущее убеждение многих партийцев в необходимости оглашения письма Петера на ближайшем очередном пленуме, назначенном на середину июля, такая перспектива стала достаточно реальной. Этого не хотело узкое руководство партии, резонно опасаясь, что на пленуме возникнет неконтролируемая обстановка вплоть до выдвижения требований полной смены состава руководящих органов ВПТ. Э. Герё и некоторые другие влиятельные члены руководства к этому времени в беседах с советским послом осторожно, но все более определенно выражали сомнения в целесообразности прежней ставки Кремля на Ракоши. Движимые инстинктом самосохранения, они, хотя и с оглядкой на Москву, но упорно и последовательно подготавливали уход первого секретаря, стараясь придать ему, по возможности, форму наименее болезненную для себя. По сути дела они пытались спустить назревавший внутри партии конфликт на тормозах, чтобы избежать на пленуме открытого «бунта на корабле» со всеми непредвиденными последствиями.

Андропов осознавал, что письмо Петера было инициировано именно с прицелом на оглашение его перед партактивом для полной компрометации Ракоши, уже лишившегося к тому времени поддержки большинства своих соратников[266]266
  «У меня создалось впечатление, – резюмировал посол в своем донесении в Москву, – что упомянутое письмо Петера написано с целью обострить и без того сложную обстановку в ВПТ» (Там же. С. 145). «Комиссия тов. Ковача, которая почти вся состоит из лиц, недовольных нынешним руководством партии и лично тов. Ракоши, вероятно, будет пытаться использовать это письмо на очередном пленуме ЦК ВПТ», – предвидел посол 11 июля (Там же).


[Закрыть]. Как и подобало послу, он по-прежнему руководствовался рекомендациями вышестоящего лица, в данном случае Суслова, незадолго до этого посетившего Будапешт. Поэтому, подробно информируя Москву о содержании своих бесед с венгерскими функционерами, он не только не решался выступать с какими-либо собственными предложениями по вопросу, далеко выходившему за рамки его полномочий, но лишь повторял свой уже звучавший в его прежних донесениях вывод о том, что венгерские товарищи идут к пленуму «без должной ясности и уверенности в успеха», что «наши друзья до сих пор слабо реализуют данные им советы… о проведении твердой линии в отношении враждебных элементов и демагогов»[267]267
  См. телеграмму Ю. В. Андропова в Москву от 9 июля на основании беседы с Э. Герё 6 июля: Там же. С. 141.


[Закрыть]. «В связи с этим, – резюмировал посол, склонный к драматизации сложившегося положения, – было бы крайне необходимо до пленума ЦК… в удобной форме еще раз высказать венгерским друзьям наши опасения относительно создавшейся внутриполитической обстановки, которая опасна не потому, что враги являются очень сильными, а главным образом тем, что Политбюро ЦК ВПТ, оказавшись перед фактом известного вражеского нажима, не проявляет должной уверенности и решительности в руководстве партией и страной»[268]268
  Там же. С. 143–147.


[Закрыть].

Итак, к началу июля фигура Ракоши, вызывая острое раздражение в обществе, становится серьезной обузой для самого венгерского коммунистического руководства. Усилия его недавних соратников, предпринятые с тем, чтобы избавиться от этого балласта, были видны и в Москве – под влиянием все новых и новых сообщений от Андропова беспокойство советских лидеров нарастало как снежный ком. В момент, когда, готовясь к пленуму, Герё и ряд его коллег все с большим нетерпением ждали из Кремля добро на отставку Ракоши, в Будапешт прибыл для прояснения ситуации член Президиума ЦК КПСС А. И. Микоян.

Длившаяся чуть более недели (с 13 по 21 июля 1956 г.) миссия Микояна в Будапешт не афишировалась в прессе тех дней. В «Правде» краткое сообщение ТАСС о пребывании А. И. Микояна «проездом» в Венгрии без указания точных дат приезда и отъезда было опубликовано лишь 24 июля. В Венгрии столь же лаконичная информация о визите Микояна появилась в прессе чуть раньше, дав иностранным наблюдателям обильную пищу для толкований. Лондонская “Times” 23 июля писала о «таинственной роли» Микояна в событиях, произошедших в Будапеште на предшествующей неделе. Обстоятельства смещения Ракоши действительно хорошо показывают, сколь значительным было влияние высокопоставленного посланца КПСС на принятие руководством «братской партии» ключевых решений, выносимых в срочном, можно даже сказать, пожарном порядке. Однако конкретная роль Микояна может быть реконструирована только на основе большого комплекса архивных документов.

Вплоть до публикации в 1990-е годы донесений Микояна, при отсутствии документальных подтверждений историкам приходилось строить версии событий тех дней на предположениях и догадках, в основе которых лежали, как правило, определенные стереотипные представления о стиле работы Президиума ЦК КПСС, механизме принятия им ответственных решений. «Едва ли приходится сомневаться в том, что Микоян в июле 1956 г. прибыл в Будапешт вовсе не для сбора информации и обмена мнениями и не для внесения “предложений”, а с однозначным решением советского Политбюро», вынесенным скорее всего по настоянию Тито, «о смещении Ракоши и даже удалении его из страны», – писал, например, в 1992 г. известный историк Д. Литван[269]269
  Литван Д. Первая ласточка // Мост. Будапешт, 1992. № 1–2. С. 7.


[Закрыть]. На эту версию, надо сказать, «работали» сам факт посещения Микояном Югославии после недельного пребывания в Венгрии и его встреча с Тито – хотя ее содержание совсем не афишировалось, ее венгерский контекст был совершенно очевиден, создавая впечатление о советско-югославском сговоре в деле отстранения Ракоши и давая западной прессе повод называть его отставку «новой победой сильного человека на Балканах». Судя по комментариям югославской прессы, Тито, ненавидевший Ракоши, и в самом деле был доволен итогами поездки советского эмиссара в Будапешт.

Ту же версию подтверждали и некоторые свидетельства мемуаристов. Так, тогдашний премьер-министр ВНР А. Хегедюш отметил, что Микоян уже в день прилета в машине по пути из аэропорта в город, ссылаясь на мнение Президиума ЦК КПСС, предложил Ракоши подумать об отставке[270]270
  Hegediis A. A tortenelem es a hatalom igezeteben. Budapest, 1988. 2660.


[Закрыть]. Если даже предположить, что Анастас Иванович действительно мог уже в ходе первой встречи подготовить Ракоши к мысли о возможном скором уходе, следует подчеркнуть, что архивные документы показывают более сложную картину.

Решение о поездке Микояна в Венгрию было принято на заседании Президиума ЦК КПСС, состоявшемся в два захода – 9 и 12 июля. О ходе обсуждения известно из кратких рабочих записей, которые делал зав. Общим отделом ЦК КПСС В. Н. Малин[271]271
  Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Т. 1. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. М., 2003. С. 149.


[Закрыть]. На основе информации, поступавшей из советского посольства в Будапеште[272]272
  См.: Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы. Раздел 1.


[Закрыть], рассматривалось положение в Венгрии. Обострение ситуации в Венгрии, равно как и познаньские события в Польше, были расценены как следствие подрывной деятельности империалистов, стремящихся «ослабить интернациональные связи, под флагом самостоятельности пути… разобщить и поодиночке разбить» социалистические страны. Н. С. Хрущев, Г. М. Маленков, К. Е. Ворошилов заговорили о том, что необходимо «облегчить положение Ракоши». А. И. Микояну, командированному в Будапешт, было поручено «твердо поговорить», в частности, с Ковачем, стоявшим во главе во главе комиссии по делу Фаркаша, о недопустимости вынесения компромата на Ракоши на обсуждение партийного пленума. Однако на следующий день, 13 июля, ЦК КПСС направляет в Рим телеграмму в адрес П. Тольятти: «Положение в Венгрии изменилось, так как руководство партии признало, что сохранить Ракоши генеральным секретарем ЦК, вероятно, будет невозможно. Товарищ Микоян, находящийся в Будапеште, считает, что сейчас, очевидно, другого выхода нет… Прямая поддержка Ракоши, очевидно, в силу изменившихся условий в последние два дня была бы несвоевременна»[273]273
  Там же. С. 151–152.


[Закрыть]. Дело в том, что 11 июля советское руководство через посетившую Москву делегацию ИКП во главе с Д. Пайеттой обратилось к Тольятти с просьбой еще до пленума ЦР ВПТ высказаться по поводу ситуации в Венгрии. Ожидалось, что лидер итальянских коммунистов даст интервью ra3ere”Szabad Nep”, в котором напомнит о значении пролетарского интернационализма, укажет на недопустимость каких-либо выступлений внутри коммунистического движения под флагом независимости от Москвы. Попытка склонить к такому выступлению именно Тольятти была неплохо продуманным тактическим ходом – лидер итальянской компартии, пошедший гораздо дальше Хрущева в критике сталинизма, был весьма популярен среди венгерских сторонников реформ, а потому предостережение против любого рода «правонационалистической» угрозы в мировом коммунистическом движении прозвучало бы в его устах убедительнее, чем в чьих бы то ни было (не считая разве что маршала Тито). Однако в течение двух дней ситуация изменилась: уже 13 июля возникла необходимость скорректировать предполагаемое интервью Тольятти с учетом бесперспективности дальнейшей поддержки Ракоши. Что же происходило в те дни в Будапеште?

Самолет с высокопоставленным советским визитером приземлился утром 13 июля и сразу же после прилета состоялась встреча Микояна с группой руководящих работников ВПТ, включая Ракоши, Герё, Хегедюша[274]274
  См. сделанную Ю. В. Андроповым запись этой беседы: Исторический архив. 1993. № 4. С. 110–112.


[Закрыть]. Вопреки полученным в Москве от Президиума ЦК рекомендациям о заявлении в ходе переговоров твердой позиции, Анастас Иванович предпочел выслушивать собеседников и разбираться в ситуации, а не диктовать определенную линию. Вообще его тактика в ходе пребывания в Будапеште с первых часов отнюдь не свидетельствовала о его связанности установкой во что бы то ни стало сохранить Ракоши во главе венгерского руководства. Можно сделать предположение, что в Президиуме ЦК КПСС не было единства мнений (а также полной ясности) в вопросе о дальнейшей поддержке Ракоши и, хотя в записи Малина эта задача была зафиксирована, не исключалось, по всей видимости, и альтернативное решение: Микоян получил (во всяком случае лично от Хрущева) необходимые полномочия на то, чтобы самому разобраться на месте в обстановке и определить, целесообразно ли и дальше делать ставку на Ракоши или же интересы сохранения советского влияния в Венгрии требуют пойти здесь на уступку силам, добивающимся удаления с политической сцены этого деятеля, не только полностью скомпрометированного организацией незаконных репрессий, но и (что было важнее для Москвы) неспособного вывести страну из кризисного состояния. В течение своей недельной миссии Микоян подробно информировал Москву о ходе переговоров с венгерскими лидерами[275]275
  Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы. Раздел 1.


[Закрыть], однако ведущая роль в принятии решения о Ракоши принадлежала, как вытекает из источников, ему самому. С учетом посланной уже 13 июля в Рим вышеупомянутой телеграммы для Тольятти можно предположить, что еще до направления в Москву первой подробной записи о ходе бесед с венгерскими лидерами, Микоян имел телефонную беседу с Хрущевым из советского посольства, в ходе которой высказал мнение о нецелесообразности сохранения Ракоши на первом посту в своей стране.

В первой же беседе Микояна с венгерскими лидерами речь зашла о чрезвычайном усилении активности оппозиционных сил, при котором возможны открытые антиправительственные выступления, подобные тому, что произошло в Познани. Микоян в соответствии с принятыми в Москве (не без влияния донесений Андропова) установками напомнил о необходимости более твердого руководства перед лицом нажима разного рода оппозиционных элементов. Но даже Ракоши, более других склонный именно к силовым методам, подал на это реплику, что положение настолько осложнилось и напряжение так усилилось, что даже аресты не помогут[276]276
  Исторический архив. 1993. № 4. С. ill.


[Закрыть].

Человек, на редкость искушенный в знании механизмов аппаратной борьбы, Микоян сразу же понял в ходе беседы, происходившей в присутствии Ракоши, что в руководстве ВПТ давно назрела мысль о необходимости замены первого секретаря, однако сторонники подобного решения боялись открыто ставить этот вопрос без предварительного согласования с Москвой. «Все они ожидают постановки вопроса о Ракоши с нашей стороны», – сообщал Микоян в тот же день в Кремль[277]277
  Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. С. 154.


[Закрыть]. Выслушав в ходе первой беседы сообщения венгерских партийцев о политической ситуации и признав ее «очень сложной и острой», А. И. Микоян откровенно высказал свое мнение: «Пока т. Ракоши возглавляет руководство партии, ЦК не сможет защитить себя от обвинений в необоснованных репрессиях… против честных коммунистов»[278]278
  Исторический архив. 1993. № 4. С. ill.


[Закрыть], преодолеть недоверие со стороны многих рядовых коммунистов, а значит, не будет и единства партии. Вопрос, таким образом, упирается в пребывание Ракоши на посту первого секретаря ЦР ВПТ. Придя к подобному выводу, Микоян решил пойти навстречу очевидным ожиданиям части своих венгерских собеседников, предложив Ракоши «в интересах партии… самому подать в отставку, чтобы облегчить партии сохранить свое руководство и разгромить оппозицию и враждебные элементы»[279]279
  Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. С. 154.


[Закрыть]. Герё и Хегедюш, участвовавшие в беседе, согласно донесению, поступившему в Москву из посольства СССР, были «обрадованы такой постановкой вопроса, вздохнули свободно» [280]280
  Там же.


[Закрыть]. На состоявшемся в тот же день заседании политбюро ЦР ВПТ, как доносил в Москву Ю. Андропов, «ни один из присутствующих товарищей не высказался против предложения об об отставке т. Ракоши с поста первого секретаря ЦК», некоторые прямо говорили, что в сложившейся ситуации без этого «добиться разрядки напряжения не удастся». Не только потому, что Ракоши несет немалую ответственность за признанные необоснованными репрессии, но и ввиду того, что после XX съезда КПСС он «продолжал руководить старыми порочными методами, вызывавшие серьезные возражения со стороны партийных масс»[281]281
  Исторический архив. 1993. № 4. С. 114–115.


[Закрыть].

На заседании Политбюро, состоявшемся 13 июля с участием Микояна, Ракоши согласился со своей отставкой нехотя, «вынужденный к этому силой обстоятельств. Видимо, он добивался остаться в руководстве венгерской партии, в составе Политбюро, чтобы тем самым сохранить фактически свое руководство в партии»[282]282
  См. телеграмму А. И. Микояна в ЦК КПСС от 16 июля: Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. С. 173.


[Закрыть]. Это подтвердило через несколько дней и его поведение на партийном пленуме, где Ракоши попытался дать «последний бой», мобилизовав ряд своих сторонников на выступления в свою защиту и тем самым переломить ход пленума в свою пользу. В этих условиях Микоян, не планировавший первоначально выступать, чтобы не создавать впечатления давления Москвы на принимаемые в Будапеште решения, счел целесообразным вмешаться в ход событий, попросив слово и изложив свои представления о путях восстановления доверия масс к руководству ВПТ[283]283
  См. его донесение от 18 июля: Там же. С. 176–181.


[Закрыть].

Вслед за первой проблемой предстояло решить и вторую – о преемнике Ракоши. Вопреки высказывавшимся некоторыми венгерскими историками суждениям о том, что выдвижение кандидатуры Гере на пост первого секретаря ЦР ВПТ не могло не быть предопределено соответствующим решением Президиума ЦК КПСС, Микоян, как явствует из выше приведенных документов, первоначально (надо сказать, весьма не настойчиво) предлагал членам политбюро ЦР ВПТ сделать выбор в пользу А. Хегедюша. Впрочем, он быстро отказался от этой идеи, увидев реакцию своих венгерских собеседник. Что и понятно, ведь речь шла о совсем еще молодом (34 года) и не обладавшем авторитетом в партийных кругах человеке. При обсуждении конкретных кандидатур, как и за месяц до этого, в ходе визита Суслова[284]284
  Там же. С. 85–87.


[Закрыть], всплыл вопрос о желательности исправления того не совсем здорового «перекоса», который издавна сложился в руководстве ВПТ и питает в венгерском обществе ненужные настроения. Речь шла о том, что среди лидеров партии почти нет «лиц венгерской национальности» или, если с привычного партийного жаргона перейти на все более слышный язык улицы, в руководстве страной наблюдается «еврейское засилье». Никак не будучи в названном смысле «лицом венгерской национальности», Гере сразу же отвел свою кандидатуру (выдвинутую А. Хегедюшем) и предложил в первые секретари Яноша Кадара[285]285
  Там же. С. 169.


[Закрыть], которого на предстоящем пленуме надо было не только заново избрать в политбюро, где он состоял до своего ареста в мае 1951 г., но перед этим кооптировать в ЦР. Помимо всего прочего, это мотивировалось тем, что на пленуме едва ли удастся миновать обсуждение кандидатуры Кадара, учитывая его немалый вес среди ветеранов партии.

Один из лидеров венгерского коммунистического подполья в годы Второй мировой войны, Я. Кадар в послевоенные годы был заместителем Ракоши как генерального секретаря ЦК ВКП (с 1948 г. ЦР ВПТ), занимал также правительственные должности, в частности, в 1948–1950 гг. был министром внутренних дел, неся свою, хотя и не главную долю ответственности за фабрикацию дела Райка. Как и некоторые другие видные коммунисты (и бывшие социал-демократы), до 1945 г. работавшие «дома», в Венгрии, Кадар плохо вписывался в ракошистское руководство ВПТ, где все более задавали тон старые коминтерновцы, которых неизменно поддерживали молодые партийцы послевоенного призыва. Видя в Я. Кадаре, как и в Л. Райке, опасного конкурента, Ракоши задумал его устранение. Арестованный весной 1951 г., Кадар был обвинен в сотрудничестве с хортистской охранкой и приговорен к пожизненному заключению на закрытом судебном процессе в 1952 г. Освобожденный и реабилитированный под давлением партактива среди первых, уже летом 1954 г., Кадар сначала возглавил райком ВПТ в одном из рабочих районов Будапешта, а затем Пештский обком, в ведении которого находилась не столица, а ее окрестности. Пользуясь немалым авторитетом среди ветеранов коммунистического движения, да и в более широких кругах ориентированной на коммунистов части будапештского пролетариата, и обладая незаурядными данными политического деятеля, Кадар мог вполне рассчитывать на продолжение своей карьеры. Весной 1956 г. часть партийного актива, склонявшаяся к ограниченным реформам в духе XX съезда, но не разделявшая более радикальной программы Имре Надя и его сторонников (не представленных в высших органах партии), начала усиленно проталкивать Кадара в высшие эшелоны партии. Требования о кооптации его в ЦР и восстановлении в составе политбюро неоднократно звучали с марта 1956 г. на заводских и районных партсобраниях. Для того чтобы несколько «попридержать» потенциального соперника, Ракоши задумал принять меры по ознакомлению членов ЦР, а при необходимости и более широких партийных кругов с содержанием материалов, свидетельствовавших о неблаговидной роли Кадара, в то время министра внутренних дел, в фабрикации «дела Райка» 1949 г. Только собственная, еще более прямая причастность к расправе над Райком и осужденными вместе с ним коммунистами заставляла Ракоши подходить к этому делу с предельной осторожностью, без излишней спешки. Андропов, руководствуясь сохранявшейся в силе линией официальной Москвы на поддержку Ракоши, с настороженностью воспринял усиление политической активности Кадара и расценил его предполагаемое восстановление в политбюро как «серьезную уступку правым и демагогическим элементам», угрожающую единству ВПТ и потому крайне нежелательную для дела построения социализма в Венгрии[286]286
  См. телеграмму Ю. В. Андропова из Будапешта в МИД СССР от 29 апреля 1956 г.: Там же. С. 63–66.


[Закрыть]. Вопрос о кооптации Кадара на ближайшем очередном пленуме в ЦР и его последующем избрании в политбюро был решен на заседании политбюро большинством голосов в конце апреля по инициативе Э. Герё и И. Ковача и вопреки настойчивым предостережениям Ракоши. Принятое решение мотивировалось тем, что пленум все равно потребует его ввода в политбюро. О своих опасениях в связи с предстоящим восстановлением Кадара (как и бывшего идеолога партии Й. Реваи) в политбюро Андропов сообщил в Москву. О том, сколь серьезно было воспринято в Кремле это сообщение, свидетельствует хотя бы тот факт, что телеграмма Андропова явилась предметом обсуждения на заседании Президиума ЦК КПСС з мая, поручившем М. А. Суслову углубленно изучить положение дел в Венгрии [287]287
  Там же. С. 66.


[Закрыть].