Текст книги "Политическая наука №3 / 2013. Между империей и современным государством: Трансформация политического порядка на постимперских пространствах"

Цивилизационные и имперские формулы

Чем отличается универсальная форма империи / цивилизации от цивилизационных и имперских формул? Прежде всего тем, что форма относится к идеальной ситуации ничем не ограничиваемого и не сдерживаемого экспорта блага в лишенную этого блага варварскую среду, а формулы ориентированы на жизненные ограничения и возможности реализации требований формы в конкретных исторических и геополитических условиях. Иными словами, благо мыслится уже не как безусловно избыточное, но подлежащее производству. Потребность в благе во внешней варварской среде также не безусловна, а ограничена спросом. Соответственно сама открытость также становится не безусловной, а варьируется относительно разных секторов среды. Равным образом монизм и концентричность иерархического устройства трансформируются в системы непрямого правления относительно как уже интегрированных в империю / цивилизацию прежних варварских сред, так и подлежащих интегрированию все еще чуждых, т.е. враждебных сред.

Начать рассмотрение цивилизационных и имперских формул разумно с Древнего Рима. В силу исторических обстоятельств именно римская цивилизация и империя сохранили свою образцовость для западного мира и созданной им современной науки. На этой базе возник и привычный для нас язык самоописания универсальной идеи империи.

В римской версии идеи как империи, так и цивилизации – вспомним Виргилия – связаны с навязыванием образцов и правил их воссоздания, а также распространения во внешней варварской среде. Соответствующие ключевые обозначения империи (imperium) и цивилизации-цивилизованости (civilitas) в этом отношении вполне прозрачны и понятны. Что до термина цивилизация – уже не римского, а новоевропейского, – то он удачно соединяет обозначение и процесса, и результата процесса навязывания образцов и правил их воссоздания в варварской среде. Либо внешней, неевропейской, незападной, немодерной, либо внутренней, немодерной и непросвещенной.

Однако империя в ее исходном древнеримском понимании включает в себя множество отдельных элементов, более частных порядков, а также подкрепляющих принципов. Начнем с последних. Это идея сообщества граждан (civitas) и их общего достояния (res publica). Рискну заметить, что данная особенность, возможно, универсальна и связана с тем, что практически повсюду проявляется в формах патримониализма1111
  Существует громадный разнобой в трактовке патримониализма. Отчасти это можно объяснить смешением морфологической формы, конкретизирующих ее формул и фактических порядков, отчасти сваливанием в рубрику патримониализм всего, что не укладывается в дихотомию «демократия – авторитаризм». Что же касается формы патримониализма, то она предполагает формирование политического порядка вообще и конкретных порядков в частности на основе общего патримониума, наследия, как бы оно ни определялось в том или ином контексте. Отсюда вытекают важные структурные аспекты формулы патримониализма, например слияние или нераздельность власти и собственности, поскольку они являются сторонами неразрывно целостного патримониума.


[Закрыть]. Это, однако, требует тщательного исследования и обсуждения. Пока же сосредоточимся на чисто римском, западноевропейском и вообще условно западном материале.

Идея сообщества граждан укоренена в крайне архаичном представлении о сотовариществе, дружестве. Римский гражданин (civis) – это исходно близкий человек, которому можно безоговорочно доверять [Бенвенист, 1995, с. 220–222]. Однако родовые параллели, которые дает нам этимология, не вполне подходят. В римском случае исходное сообщество было создано искусственно тем, кто собрался под эгиду (и даже буквально за эгиду-щит) Ромула и Рема. В этом смысле civitas – это вполне сознательно сконструированное сообщество заинтересованных cives, которые сознательно и рационально учреждают данный институт. Это, естественно, имело важные политические последствия, которые рассмотрены в соответствующей литературе, что избавляет от необходимости пересказывать их в данной короткой статье.

Еще более рационализовано понятие республики. Оно достаточно подробно проанализировано в мировой и отечественной политологии. Существует и большая литература о республиканской традиции на Западе, о ее разновидностях и этапах трансформации. Соответствующий материал доступен благодаря в высшей степени плодотворным усилиям О.В. Хархордина и его коллег.

Что касается частных порядков, образующих империю и ее цивилизацию, то упомяну лишь малые республики (rei publicae)1212
  В классической традиции под республикой понимается политическое «тело» любого масштаба и сложности. Так, средневековый итальянский юрист Бартоло ди Сассоферато четко разделял республики разных масштабов: «Республика необходимо принимает (debet accipi) четыре модуса. Первый относится к целому (pro toto), например, к Империи; второй – к Республике Римлян, третий – к республике любого сообщества (cuiuslibet civitatis), четвертый – к республике любого поселения (cuiuslibet municipii)». Подробнее см.: Geschichtliche Grundbe-griffe. Historisches Lexikon zur politisch-sozialen Sprache in Deutschland / von O. Brunner, W. Conze, R. Koselleck (hrsg.) – Stuttgart: Klett–Cotta, 1979. 8931 S.


[Закрыть], которые на свой лад воспроизводят республиканский алгоритм, а также союзников (foederati, socii), провинции (provinciae), колонии (coloniae) и т.п. Некоторые из них будут рассмотрены в разделе о политических порядках.

Латынь и производные от латинской номенклатуры термина дают нам привычный и естественный для нас язык описания имперских и цивилизационных форм. Однако это не единственно возможный язык. Потенциально их столько же, сколько возникало империй и цивилизаций, поскольку каждая империя создавала и создает свою уникальную идею цивилизационной формы.

При всем индивидуальном своеобразии отдельных концептуализаций в них просматриваются некоторые общие черты. Так или иначе в самих названиях империй выражаются претензии на универсализм и всеобщность.

Типичны концептуализации типа «четыре стороны света» (шумеры, Ахемениды, инки, китайцы). Ксеркс говорил о шести странах, а Чингисхан претендовал на статус океанического императора, ограниченного только океаном [Duverger, 1980, p. 16–17]. Существует мнение, что само имя Чингисхана, т.е. дословно «великого хана», имеет именно этот смысл [Roux, 2003, p. 25]. В монгольской и тибетской традициях титулатура и наименование высших властителей предполагает использование метафоры «величие = океан». Так, в именах Далай-лам (дословно Великий лама, Лама-океан) обязательно присутствует тибетское слово Gyatso, обозначающее океан. А наследники Чингисхана, начиная с Гуюк-хана, титуловались Далай-хан [Saunders, 2001, p. 225].

Весьма показательно название империи Инки на языке кечуа – Tawantinsuyu. Оно образовано корнем tawa «четыре» с суффиксом обобщения ntin и вторым корнем suyu – «сторона, направление» – как и в русском языке «страна» [Тупак Юпанки, 2008– 2010, с. 69]. Так что, возможно, близко к оригиналу перевести название Тауантинсуйу можно как «четыре-вместе-страны».

Сходная концептуализация появляется в Китае в эпоху Чжоу, т.е. уже в Х в. до н.э. Империя именуется Четыре четверти (四方). Однако в китайской традиции концептуализация оказалась исключительно богатой и включает несколько вариантов. Помимо Четырех четвертей это также Поднебесная и Срединное государство [Han-je Park, 2012, p. 37].

Пожалуй, самый яркий способ универсалистской концептуализации дает китайское название империи и всего Pax Chinica – Поднебесная (Тянься, 天下). Этот термин появился уже в Иньскую эпоху, т.е. три с половиной тысячелетия назад. Однако только спустя еще тысячелетие, уже во времена Чжоу он приобрел окончательную значимость и нынешний цивилизационный смысл.

Название Срединное государство (Чжунго, 中國/中国) появляется уже в эпоху Чжоу. Первый иероглиф 中 обозначает «центр», или «середину». Второй элемент 國 (или 国) означает «государство». Только в так называемый период «Весны и Осени» (722–481 до н.э.) словом чжунго стали обозначать коренные земли, связанные традицией с Западным Чжоу и противостоящие «варварским» княжествам. Впоследствии, однако, атрибуция, расположение и размеры ядра изменялись. В настоящее время они отождествляются со всей официальной территорией Китая.

Наконец, еще одно название и одновременно характеристика Китая (точнее, самих китайцев в противоположность варварам) – это хуася (華夏). Понять и перевести это название можно различными способами, однако самое авторитетное восходит еще к «Цзо чжуань», знаменитому памятнику V в. до н.э. Это толкование интерпретирует хуа (華) как «изощренный, узорный», а ся (夏) как «великий, превосходный». Данное понятие обозначает качество цивилизованности, или «великолепное узорочье», а не только самих носителей этого качества.

Таким образом, в китайской цивилизационной логике сложенное четырьмя четвертями Срединное государство становится ядром Поднебесной, которая пространственно равнозначна всему кругу земному, но качественно сосредоточена в «великолепном узорочье».

Возращения в индоевропейский культурно-лингвистический ареал требует хотя бы эскизное освещение эллинской и славянской цивилизационных формул.

Эллинская наглядность, пластика и тяготение к гештальту выдвигают на первый план образ домохозяйства, ойкоса, οἶκος. Этот образ может концентрироваться на конкретном и повседневном синойкизме, συνοικισμóς, «сожительстве» или даже «сохозяйствованиии», а может расшириться вплоть до ойкумены, οἰκουμένη, вселенной, «сверхдомохозяйства».

Важна для эллинского цивилизационного самовосприятия также идея общи, койне, κοινὴ. Именно этим словом называли древние греки общий, наддиалектный вариант своего языка и связанных с ним культурных стандартов.

Организационный принцип выражает Ἀμφικτίων, амфиктиония, «окружное, обвластное жительство».

Славянская идея света и мира является смысловым эквивалентом цивилизационного пространства. Основным благом этого Светомирья, Светорусья является правда. Структурно Светомирье делится на стороны-страны, на коны и концы, на краины и края. Дальше, уже вплотную к варварскому, немецкому пространству находятся пределы, окраины и украины.

Беглый обзор цивилизационных и имперских формул показывает, что они лишь в самом общем виде характеризуют открытость соответствующих систем, а также допускают или даже фиксируют наличие различных порядков, как внутри, так и снаружи, в варварской среде. Богатство и разнообразие этих порядков как раз и придает империям и цивилизациям их своеобразие. Однако при всем своем разнообразии политические порядки отчетливо разделяются на несколько характерных типов, рассмотрению которых посвящен следующий раздел статьи.

Политические порядки

Общий структурный принцип открытости определяет морфологическую специфику империй и цивилизаций. Однако это не единственный принцип организации, поскольку принципиальная открытость систем легко уживается, во-первых, с его ограниченным и частичным использованием, во-вторых, с одновременным использованием иных способов системной организации, а именно закрытости или ограничений открытости.

Было бы иллюзией считать, что постепенно возникшая, многообразная и изменяющаяся система может руководствоваться одним-единственным принципом открытости или любым иным. Действительно, некий организационный принцип может лежать в основе общего институционального плана системы как целого и алгоритмов ее поддержания и изменения, однако отдельные части этой системы или аспекты ее функционирования требуют своих оснований и отвечают своей собственной (суб) системной логике. Это и понятно. Субсистема – это иная система, со своим собственным составом, структурой, целостностью и средой.

Можно выделить относительно автономные образования внутри больших имперских и цивилизационных систем. Каждое такое образование имеет свои системные характеристики, институциональные конфигурациии и деятельностные установки. Их устойчивый комплекс можно назвать порядком. Тогда каждая империя и цивилизация в меру своей сложности и гетерогенности будет включать некоторое число своеобразных порядков.

Порядок – это очень полезная категория, как в единственном числе (принцип сбалансированности и четкости организации), так и во множественном (различные феномены относительно отчетливой организации). В последнее время она переживает своего рода ренессанс. Дуглас Норт и его коллеги сделали порядок (и порядки – для них различение множественного и единственного числа несущественно) буквально базовой категорией, призванной описывать и объяснять общесистемные свойства целых эволюционных поколений общесоциальных1313
  Под общесоциальными системами в отличие от собственно социальных систем понимаются целостные и аналитически нерасчлененные социально-политически-экономическо-культурно-разномерные образования.


[Закрыть] систем [North, Wallis, Weingast, 2009; Норт, Уоллис, Вайнгаст, 2009]. В частности, они выделяют порядки отрытого (open access orders) и ограниченного доступа (limited access orders), что предполагает и нерассматриваемую ими возможность порядков закрытого доступа (closed access orders). Конечно, редукция открытости как таковой к открытости доступа1414
  Данная редукция фактически исключает все другие аспекты открытости, а именно баланс обменов со средой. В случае с империями важен не столько доступ, например варваров, к благам цивилизации, сколько экспорт этих благ, а с ними коммуникативных, политических, хозяйственных и прочих порядков, имперских форм и самой имперской формы. В случае с современными системами количество параметров обмена со средой радикально возрастает, что тем более делает проблематичным выделение одного лишь доступа.


[Закрыть] как будто конкретизирует используемую ими категорию. Это должно было бы уменьшить угрозу избыточной абстрактности. Однако на деле происходит нечто напоминающее концептную натяжку. Фактическое рассмотрение эффектов общеморфологической открытости осуществляется лишь с учетом доступа, но трактуемого по необходимости крайне расплывчато.

Предложенная в данной статье номенклатура подразумевает ясное и последовательное использование термина порядки во множественном числе для обозначения частных в пространстве и во времени даже по отношению к историческим империям и цивилизациям с их специфическими формулами. Такой подход оправдывается тем, что империи и цивилизации унаследовали эволюционно более старые варварские порядки, которые актуально присутствуют в снятом виде как вкрапления различных более мелких масштабов в уже цивилизованную имперскую плоть.

Оставаясь открытыми в принципе системами, империи и цивилизации сохраняют закрытые и «полуоткрытые» порядки внутри своего цивилизованного порядка-мира (pax), как уже вчиненного (im-perata), так и подлежащего вчинению (im-peratura). В силу своей открытости они обречены на безостановочное воспроизводство своеобразной открытой формы. Только в этом сизифовом формотворчестве внешнего «бесформенного» и варварского мира осуществляется имперская миссия процесса цивилизации, а сама империя обретает свою форму, и возникает цивилизация-результат.

Внутри империй и цивилизаций существуют порядки разного рода, которые могут характеризоваться различным качеством параметра открытости / закрытости1515
  Данный параметр лежит в основе авторской концепции хронополитики [Ильин, 1995]. Помимо собственно закрытости и открытости первого порядка, вычленяются также открытость второго порядка как способность регулировать аспекты открытости и закрытости [Ильин, Цымбурский, 1997], а также эволюционные эпохи (эоны) парадоксальных совмещений черт открытости и закрытости перед и после эона исторических империй и цивилизаций


[Закрыть].

Более ранние по происхождению образования сохраняют принципиальную закрытость как таковую и в том числе закрытый доступ. Это племенные, семейные и прочие естественные «тела», восходящие не только к варварству, но и к дикости. Некоторые из них могут выжить в своем первозданном и даже первобытном виде. Большинство, однако, преобразуется, образуя касты, варны, кланы, культовые секты, общности наследственных занятий типа японских бэ, традиционные жреческие воинские и прочие корпорации и т.п.

Эволюционно более поздними, сложными и масштабными являются «полуоткрытые» искусственные «тела». Это полисные, корпоративные и прочие искусственные порядки или, если пользоваться римскими примерами, автономные «общие достояния» – rei publicae. В их число входят демо-территориальные образования: провинции – provinciae, колонии – coloniae, союзники – foederati, близкие союзники – socii, сделанные созниками – Latini laeti, а также разного рода доминиумы и царства, интегрированные в состав империи.

Наиболее важным доимперским по происхождению порядком является полис. Он критически важен по двум обстоятельствам. Во-первых, именно полисы становятся локусами структурных связей внутри империи, своего рода «узелками», связывающими имперские иерархии1616
  Это безусловно верно для оседлых империй разного рода (потамических, континентальных, приморских, средиземноморских и т.п.), но справедливо также для кочевых экзополитарных империй, которые в конечном счете «пасут» и связывают оседлые популяции, формирующиеся вокруг полисов.


[Закрыть]. Во-вторых, именно Вечный город превращает свой полисный культурный потенциал в основной ресурс имперского цивилизовывания, а прочие свои ресурсы (людские, хозяйственные, коммуникативные и т.п.) – в средства имперского строительства.

Полисные системы как сгустки закрытых, племенных по происхождению систем, в которых происходит их «вскрывание», не просто становятся парадоксальным образом «приоткрытыми». Они обретают новое эволюционно и морфологически важное качество – способность выступать концентраторами благ разного рода.

Полисные порядки ограниченного, выражаясь языком Норта и его коллег, а чаще полузакрытого доступа вполне органично сочетаются с общей открытой формой (порядком в единственном числе) империи и цивилизации. При этом сами полисные порядки ранжируются от муниципий до Вечного города с региональными столицами или особыми имперского подчинения поселениями.

* * *

Предложенный в данной статье терминологический аппарат и его морфологическая интерпретация не являются, разумеется, единственно возможными. Возможны и даже желательны альтернативные способы концептуализации. При всей самостоятельности они должны будут так или иначе откликнуться на представленную здесь систему концептуализации, либо трансформировав ее в иных терминах, либо развив и усовершенствовав. Однако при любом варианте различение обобщающих морфологических принципов, аналитических моделей и исторических явлений, отягощенных фактурой – пусть даже именуемых одним и тем же образом, например империя, – должно сохраниться. В этом и заключается одна из основных целей предложенной вниманию читателей концепции.

Литература

Theories of Empire, 1450–1800 / Armitage D. (ed.). – Aldershot; Brookfield, VT: Ashgate, 1998. – 388 p.

Banuls A. Les mots culture et civilisation en français et en allemand // Études germanique. – P.,1969. – Avril – Juin. – P. 171–180.

Battistella D. La notion d’empire en théorie des relations internationales // Questions internationales. – P., 2007. – N 26. – P. 27–32.

Béneton Ph. Histoire de mots: culture et civilisation. – P.: Presses de la Fondation nationale des sciences politiques, 1975. – 164 p.

Benveniste E. Civilisation – contribution à l'histoire du mot // Problèmes de linguistique générale. – P. : Gallimard, 1966. – P. 47–54.

Dampierre E. de. Note sur «culture» et «civilisation» // Comparative studies in society and history. – L., 1961. – Vol. 3, N 4. – P. 328–340.

Duverger M. Le concept d'Empire. – P.: PUF, 1980. – 488 p.

Han-je Park. From barbarians to the Middle Kingdom: the rise of the title «Emperor, Heavenly Qaghan» and its significance // Journal of Central Eurasian studies. – Seoul, 2012. – Vol. 3, N 10. – P. 23–68.

Lochore R.A. History of the idea of civilization in France, 1830–1870. – Bonn: Röhrscheid, 1935. – 245 p.

Ménissier T. L’idée d'Empire – Dans la pensée politique, historique, juridique et philosophique. – P.: Editions L'Harmattan, 2006. – 279 p.

Moras J. Ursprung und Entwicklung des Begriffs der Zivilisation in Frankreich, 1756– 1830. – Hamburg: Seminar für Romanische Sprachen und Kultur, 1930. – 87 S.

North D.C., Wallis J.J., Weingast B.R. Violence and social orders: a conceptual framework for interpreting recorded human history. – N.Y.: Cambridge univ. press, 2009. – 308 p.

Pokorny J. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch. – Bern; München, 1947– 1966. – 300 p.

Richardson J.S. Imperium Romanum. Empire and the language of power // Theories of Empire, 1450–1800 / Armitage D. (ed.). – Variorum: Ashgate, 1998. – P. 1–9.

Roux J.P. Gengis Khan et l'Empire mongol. – P.: Gallimard, 2002. – 144 p.

Saunders J.J. The history of the Mongol conquests. – Philadelphia, Pen.: Univ. of Pennsylvania press, 2001. – 296 p.

Wagenvoort H. Roman dynamism. Studies in ancient Roman thought, language and custom. – Oxford: Alden Press, 1947. – 214 p.

Walde A. Lateinisches etymologisches Wörterbuch. – Heidelberg: C. Winter, 1938. – 271 S.

Бенвенист Э. Общая лингвистика. – M.: Прогресс, 1974. – 448 c.

Бенвенист. Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. – М.: Прогресс, 1995. – 1124 c.

Грачёв Н.И. Империя как форма государства // Вестник Волгоградского государственного ун-та. Сер. 5. Юриспруденция. – Волгоград, 2012. – № 2 (17). – С. 18–28.

Даль Р. Демократия и ее критики. – М.: РОССПЭН, 2003. – 576 с.

Дамирчиев Эмин Исахан оглы. Империя как политический феномен: теоретико-методологические аспекты исследования. – М.: Моск. гос. ун-т им. М.В. Ломоносова, 2010. – 173 с.

Ильин М.В. Очерки хронополитической типологии. Проблемы и возможности типологического анализа эволюционных форм политических систем. Часть 1: Основания хронополитики. – М.: МГИМО, 1995. – 112 с.

Ильин М.В. Очерки хронополитической типологии. Проблемы и возможности типологического анализа эволюционных форм политических систем. Часть 2: Хронополитическая перспектива. Часть 3: Отечественная хронополитика. – М.: МГИМО, 1995. – 140 с.

Ильин М.В., Цымбурский В.Л. Общества «открытые» и «закрытые» (миф и его рационализация) // Космополис: Альманах. – М., 1997. – С. 192–216.

Ильин М.В. Слова и смыслы. Опыт описания ключевых политических понятий. – М.: РОССПЭН, 1997. – 432 с.

Матвеев В.Е. Концепт «империя» в современной научной литературе. – Омск: Томский гос. ун-т, 2008. – 239 с.

Норт Д., Уоллис Д., Вайнгаст Б. Насилие и социальные порядки. Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества. – М.: Изд. Ин-та Гайдара, 2011. – 480 с.

Ткачёв С.В. Империя как современная полития. – Владивосток: Дальневосточный гос. ун-т, 2005. – 217 с.

Тупак Юпанки Д. Учебник языка кечуа – языка потомков инков. – Киев, 2010. – Режим доступа: http://kuprienko.info/demetrio-tupac-yupanqui-el-curso-quechua-alruso/ (Дата посещения: 20.05.2013.)

Старобинский Ж. Слово «цивилизация» // Старобинский Ж. Поэзия и знание. История литературы и культуры. – М.: Языки славянской культуры, 2002. – С. 110–149.

Феоктистов Г.Г. Империя как тип структурного деления мира (опыт классификации) // Общественные науки и современность. – М., 2000. – № 2. – С. 103–110.

Филиппов А.Ф. Наблюдатель империи (империя как социологическая категория и социальная проблема). – М.: ИНДЕМ, 1991. – 69 c.

Филиппов А.Ф. Наблюдатель империи (империя как социологическая категория и социальная проблема) // Вопросы социологии. – М., 1992. – № 1. – С. 89–120.

Шогенов Ш.Х. Роль концепта «империя» в познании глобализирующегося мира. – М.: Рос. акад. гос. службы при Президенте РФ, 2007. – 32 с.

Цымбурский В.Л. Форма и дхарма // Материалы чтений, посвященных памяти И.М. Тронского. – СПб., 2000. – Вып. 4. – С. 117–123.

Цымбурский В.Л. Латинский трилистник // Acta linguistica petropolitana: Труды ин-та лингвистических исследований РАН // Классическая филология и индоевропейское языкознание / Под ред. Н.Н. Казанского. – СПб., 2008. – Т. 4, часть 1: Colloquia classica et indogermanica. – С. 169–220.

Цымбурский В.Л. Scripta minora: Язык и древность. Гомер и Троя / Сб. ст. под ред. В.Ф. Шевченко. – М.: Европа, 2011. – С. 95–147.

Цымбурский В.Л. Из «Латинского трилистника». МЕТОД: Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин / РАН. ИНИОН. – М., 2011. – Вып. 2. – С. 368–389.

Чунь цю Цзо чжуань. Комментарий Цзо к «Чунь цю». – М.: Вост. лит., 2011. – 335 с.