Электронная библиотека » Коллектив авторов » » онлайн чтение - страница 8


  • Текст добавлен: 27 мая 2022, 10:55


Автор книги: Коллектив авторов


Жанр: Социология, Наука и Образование


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 8 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Мы получили общество, которое по-прежнему состоит из массовизированных индивидов, но оказавшихся в разных условиях социального выживания. То есть это и есть основная структура, стратификация постсоветского общества. Поскольку появились социальные сферы и виды деятельности, к которым власть потеряла свой интерес, но возникли и те, которые находятся под ее неусыпным вниманием, то и невозможен социальный протест типа перестроечного. Невозможен и протест со стороны отпущенных властью. В условиях протеста они потеряют то, чем обладают. Невозможен протест подконтрольных – они кормятся с руки власти. Но как бы Путин ни укреплял свою властную вертикаль, как бы ни наступал на общество, по своей природе власть, которую он олицетворяет, не нуждается в тотальном контроле над обществом.

Поэтому нынешняя путинская власть не хочет быть сталинской – даже в мягком варианте. А потому и общенациональный протест маловероятен. Но и раздробленное по своим возможностям общество, состоящее, напомню, из наследственно социально безразличных индивидов, не способно к протесту современного типа. То есть, повторим, социально организованных групп.

Какой же выход? Здесь, парадоксальным образом, обратимся к идеям главного убийцы русского общества – В.И. Ленина. В работе «Что делать?» он писал о необходимости внесения в сознание пролетарских масс идеи революционного преобразования. Само это сознание, полагал Ильич, не может выработать революционная идеология. Задачи сегодняшних российских интеллектуалов, ориентированных на идеи права, свободы, социальной справедливости т.д., состоят в следующем:

1) всеми возможными средствами заниматься просвещением и распространением этих идей;

2) всеми возможными средствами соучаствовать в самоорганизации тех отдельных уже складывающихся социальных групп, которые в наибольшей степени страдают в сложившейся ситуации.

Это сегодня единственная возможность для восстановления русского гражданского общества, единственная возможность оппонирования власти.

Парадоксальным образом власть может ускорить этот процесс. Если вдруг еще более усилит наступление на население.

Что делать?

Заканчивается Четырнадцатый. Близкие мне люди, я сам задаемся вопросами. Как же нам быть? Как быть людям, когда-то полагавшим, что преодоление коммунизма, его конец будут означать переход в нормальное (свободное, справедливое, безопасное etc.) состояние?

Где найти нравственную (тема добра и зла) и одновременно историческую (бытийственную, явленную в качестве деяния) точку опоры для утверждения иной, не чекистско-полицейской, не грабительски-передельной, не фальшиво-патриотической России. Но – России нормальной (и «великой под знаком понесенных утрат»). Один раз я видел такой мою Родину (с 19 по 22 августа 1991 г.). И никогда не забуду той полноты счастья – «ты русский», восторженной гордости, спокойствия и совершенно, казалось, оправданных надежд…

Так что ж теперь? Ведь все это не исполнилось. – Может быть, с некоторым преувеличением нынешнее мое (да и многих-многих других) состояние определяется словом «отчаяние». Ну, социальное отчаяние (хотя в России личное практически всегда завязано на социальное; у нас privacy так и не стало монадой человеческой экзистенции), вплоть до «оставь свой край глухой и грешный, / оставь Россию навсегда». Конечно, это не надо понимать прямо. Более того, прошу запомнить: мы не побежим («мы» – это многие; «нас» следует квалифицировать как тех, кого ненавидит газета «Завтра»). А «оставь» – в том смысле, что опять не получилось. Отчаяние… И вдруг на ум снова приходит ахматовское: не будем терять отчаяния. Раньше я не понимал этой мысли. Как это нельзя терять отчаяние? В чем его благо? В чем спасительность (напомню: христианство относится к религиям спасения)?

«…Отзвуки на смерть Сталина, на арест Берии, на кампанию в печати в защиту законности прокатились по всей стране и достигли миллионов заключенных, томившихся в концентрационных лагерях. И они начали бастовать и восставать повсюду: в лагерях Коми АССР, Урала, Сибири, Средней Азии и Казахстана. Наиболее важным было восстание в Кенгире весной-летом 1954 г. В восстании приняли участие 9 тыс. заключенных мужчин и 4 тыс. женщин.

Попытка администрации лагеря спровоцировать уголовников на расправу с политическими заключенными обернулась неожиданно всеобщей стачкой и восстанием заключенных. Восстание продолжалось 42 дня. В ходе его заключенные выставили требования политического и социального характера. Среди них: пересмотр приговоров и амнистия, введение 8-часового рабочего дня, превращение лагерей особого режима в обыкновенные, удаление с одежды заключенных номеров, улучшение условий заключения. Восставшие потребовали также приезда из Москвы представителя ЦК КПСС. Восстание проходило под лозунгом: “Да здравствует Советская Конституция!”. Через несколько лет под тем же лозунгом уважения к Конституции сформируется правозащитное движение в СССР…

По приказу из Москвы против заключенных Кенгира были пущены танки и 3 тыс. солдат. Неравный бой, начавшийся на рассвете 26 июня 1954 г., продолжался 4 часа. Восставшие оказывали отчаянное сопротивление, забрасывая танки бутылками с горючей смесью… Однако сила взяла верх.

Уцелевшие были арестованы, судимы и отправлены на Колыму.

В ходе восстания стачка солидарности с взбунтовавшимся Кенгиром была объявлена 10 июня в лагере Джезказган. После 26 июня каратели появились с танками у Джезказгана. 20 тыс. заключенных здесь не были подготовлены к сражению и капитулировали.

Однако 42 дня восстания в Кенгире не пропали даром. Произошли изменения в жизни заключенных: теперь они начинали работу не в 6 утра, а в 8 и работали до 5. Решетки с окон бараков, снятые во время восстания, не были восстановлены. Номера были удалены с одежды. Инвалиды и малолетние заключенные были частью освобождены, другим был уменьшен срок наказания.

Начальство решило ввести в лагерях “культуру”. Начали приезжать театральные труппы и оркестры…

За два года до революции в Венгрии советские заключенные восстали в лагерях. Их подвиг остался тогда незамеченным, но они совершили историческое дело, частично сломив терроризм и эксплуатацию заключенных и их бесправие, процветавшие в лагерях десятилетиями. Знаменитый ХХ съезд КПСС стал возможным также и благодаря движению Сопротивления заключенных советских концентрационных лагерей»5353
  Геллер М., Некрич А. Утопия у власти: История Советского Союза с 1917 года до наших дней. – Лондон: Overseas Publications Interchange Etd., 1989. – С. 577–578.


[Закрыть]
.

В этом вся моя надежда, мое упование, мои «столп и утверждение истины». Тоталитарное советское прошлое не должно возродиться. Не теряя отчаяния, как отцы и деды, мы должны продолжить «движение Сопротивления». Если новые советчики пытаются восстановить свой порядок, переписать историю, да нас же еще – «поленом по лицу» – фальсификацией, в ответ им: 1946 – Колыма; 1947 – Усть-Вим (Коми АССР), Джезказган (Караганда); 1948 – Салехард; 1950 – Салехард, Тайшет; 1951 – Джезказган, Сахалин; 1952 – Вожель (Коми АССР), Молотов (Пермь), Красноярский край; 1953 – Воркута, Норильск, Караганда, Колыма; 1954 – Ревда (Екатеринбург), Карабаш (Урал), Тайшет, Ренготы, Джезказган, Кенгир, Шерубай, Нура, Балхаш, Сахалин; 1955 – Воркута, Соликамск, Потьма.

Вот – главная хронология для нового учебника русской истории – хотя и неполная – у нас еще много страниц бессмертной славы в ХХ в. И мы не имеем права в этот раз сдать страну наследникам Дзержинского. «В последние годы жизни Сталина Особые лагеря, учрежденные в 1948 г., превращались в очаги политического сопротивления. Здесь были собраны осужденные по 58 ст. УК, т.е. за «антисоветскую» или «контрреволюционную» деятельность. Засилью уголовников скоро пришел конец. Постепенно рождалась мысль о необходимости объединения ради сопротивления и завоевания попранных прав. В скором времени заключенные договорились об уничтожении осведомителей, затем начали вставать на защиту товарищей.., дальше – больше»5454
  Геллер М., Некрич А. Утопия у власти: История Советского Союза с 1917 года до наших дней. – Лондон: Overseas Publications Interchange Etd., 1989. – С. 549.


[Закрыть]
. А.И. Солженицын пишет: «И мы, освобожденные от скверны, избавленные от присмотра и прослушивания, обернулись и увидели во все глаза, что тысячи нас! Что мы – политические! Что мы уже можем сопротивляться5555
  Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. 1918–1956: Опыт художественного исследования. – Т. 3: – М.: Центр «Новый мир», 1990. – С. 54.


[Закрыть]

Я повторяю вслед за этим удивительным человеком: мы уже можем сопротивляться. Мы обязаны сопротивляться. Иначе все эти бесчисленные жертвы, это ни с чем не сравнимое мужество отчаяния окажутся лишь памятью, но не животворящим источником настоящего и будущего. Тем более что мы – я обращаюсь к своему поколению, родившемуся в поздние сталинские годы и сразу же после его смерти – должны помнить о своем историческом долге, еще не оплаченном:

«Когда у роковой черты / Я обживал углы подвалов, / И зону вечной мерзлоты, / И малярийный зной каналов, / Когда, угрюмый нежилец, / Я только верою и выжил / И в мир вернулся наконец, – / Я словом погребенных вышел. / Я – прах, и если говорю, / То говорю по праву мертвых, / На мясо списанных зверью, / В цементный порошок истертых. / Я – пыль заводов и полей, / Просеянная сквозь решёта / Статей, этапов, лагерей, / Бараков и могил без счета – / Я – персть земли, и если персть / Глаза неплакавшие колет, / Не говорите: это месть, / Скажите: мертвые глаголят! / И не стращайте! Что конвой, / Кому сама земля охрана! / Я – вдох один, но выдох мой – / От Соловков до Магадана!» (Олег Чухонцев)5656
  Чухонцев О. Когда у роковой черты // Мемориал: Стихи. – Режим доступа: rvles.ieie.nsc.ru›~parinov/svecha/stichi.htm


[Закрыть]
.

Вот наш Манифест, вот наше право («по праву мертвых») – говорить и действовать. Вот мой историческим оптимизм.

* * *

…Казалось бы, наконец поставлена точка. И то, что хотелось сказать, сказано (в меру умения…). Но еще о нашем Четырнадцатом. Он все смешал и одновременно расставил по местам. Стало ясно: завершился какой-то период истории. Какой? – Хронологически, видимо, четвертьвековой. От весны 1989-го (I съезд народных депутатов СССР), когда мы впервые ощутимо вдохнули воздух свободы, и до весны 2014-го, вернувшей Крым Российской Федерации и закрывшей для русских (надеюсь, все же на время; вопрос в том: на месяцы, годы или..?) тему «свобода». Когда-то по Брестскому миру Ленин отдал часть территории России, чтобы сохранить себе власть. Он разменял пространство на время-для-себя. Сегодня руководство страны прирастило земли, с тем (в том числе) чтобы укрепить свою власть. То есть прямо противоположная конфигурация. Увеличение времени-для-себя на основе расширения пространства.

Но нынешняя операция тоже требует определенных жертв. Это – сокращение нашей свободы, нашего времени (кстати, типологически схоже с большевистским вариантом). Иными словами, при всем внешне разительном различии операций двух Владимиров сущностно они близки. И в первом и во втором случаях за все должно платить общество («кто не с нами, тот против нас», «классовый враг», «социально чуждый элемент», «пятая колонна», «национал-предатели», «иностранные резиденты»).

Еще один Владимир, Набоков (писатель), говорил, что у России две истории – (тайной) свободы и (тайной) полиции. Скобки ставлю уже я. Сегодня и свобода у нас не тайная, худо-бедно в Конституции закрепленная и поведением-сознанием людей подтвержденная, да и полиция совершенно ясная. Думаю, мартовские события стали переходом к новому историческому периоду (необязательно по длительности сопоставимому с ушедшим), по набоковской классификации, – полицейскому.

О статье Леонида Люкса

Этот текст был написан известным немецким историком около 20 лет назад и опубликован в широко известном научном журнале «Вопросы философии». Тем не менее по прошествии двух десятилетий мы решили вновь напечатать его. Время показало, что эта статья сохраняет свое высокое качество и политическую актуальность.

Тогда, в середине 1990-х, в эпоху, когда к нам возвращались отечественные и зарубежные мыслители, когда началось более или менее массовое (для интеллигенции, разумеется) знакомство с западной мыслью ХХ столетия, работа Люкса прочитывалась в определенном контексте. Сегодня – в ином. Правда, уже в те годы мы находились в ситуации, которая в наши дни, если можно так выразиться, стала еще более очевидной.

Леонид Люкс, рассказывая нам о евразийцах и германских революционных консерваторах 1920-х годов, подчеркивал, что их мысль развивалась в эпоху Веймарской Германии. Это время существования первой немецкой республики между 1919 и 1933 гг., время, основным содержанием которого, как выяснится впоследствии, было вызревание национал-социалистической диктатуры. Разгромленный, униженный и оскорбленный немецкий народ не сумел удержаться от соблазнов мести и реванша, не смог принять на себя ответственность за случившееся с ним. Этим ловко воспользовались демагоги и негодяи.

Люкс убедительно показывает, как плеяда блестящих германских умов прокладывала дорогу к власти, может быть, самому чудовищному в новейшей истории террористическому режиму. Трагизм ситуации заключается в том, что это были действительно выдающиеся мыслители, несомненно, желавшие своему народу добра, но по разным причинам впавшие в самые безответственные утопии, мифы, соблазны. Главная из этих причин – отказ от нормальных и нормативных для существования человеческого общества этических ценностей. Расизм, признание за насилием онтологического качества, отход от устоев христианской цивилизации, апелляция к худшему в природе человека – таковы общие для этой группы мыслителей приметы.

В работе также прослеживается внутреннее родство русских евразийцев и немецких революционных консерваторов. Действительно, на самом глубинном уровне они схожи. А главное, что их объединяют: будущее своих стран они видели на путях отрицания основ современной европейской истории, настаивая на необходимости для них «Sonderweg», что автоматически предполагало изоляционизм по отношению к Западу. И вот в середине 10-х годов XXI в. Россия по-прежнему, как мы уже говорили, но еще в бóльшей мере, оправдывает квалификацию, данную ей когда-то Александром Яновым: Веймарская Россия. Очень шаткая социальная ситуация, усиливающиеся авторитарно-полицейские тенденции, подъем националистически-реваншистских настроений, ухудшающееся экономическое положение.

Но есть и серьезные отличия от середины 1990-х. Евразийская идеология, пусть и в усеченно-упрощенном виде (читайте, например, работы А. Дугина), стала популярной не только среди радикально настроенных интеллектуалов, но и в правящих группах. Их идеологическую потребность в антивестернизме, антилиберализме, изоляционизме не в последнюю очередь обеспечивают евразийские источники. События на Украине и их сегодняшние следствия усиливают данную тенденцию.

Именно это и подвигло нас к тому, чтобы вновь опубликовать замечательный текст Леонида Люкса, который содержит не только глубокий анализ того, что было, но и предостережение против того, что может случиться.

Ю.С. Пивоваров
Евразийство и консервативная революция : соблазн антизападничества в России и Германии 5757
  Впервые опубл.: Вопросы философии. – М., 1996. – № 3. – Печатается с разрешения автора.


[Закрыть]
Л. ЛЮКС
I

Первая мировая война завершилась крахом авторитарно управляемых империй и убедительной победой западных демократий. Следствием этой победы было, однако, восстание против Запада, протест против присущих Западу ценностных ориентаций, заявленный с небывалым для подобных движений радикализмом.

Примечательно, что во главе этого движения оказались выдающиеся умы. Уже в 1927 г. Жюльен Бенда заговорил о «предательстве интеллектуалов». Антизападный дискурс с особым упорством вели представители немецкой и русской духовной элиты, продолжая тем самым глубоко укорененную в обеих странах традицию противостояния западному пути развития. Свои упреки они адресовали не только Западу, но и собственным правительствам, ослепленным, как им казалось, чужими приманками. Веймарская парламентская система представлялась противникам Запада в Германии чем-то вроде западного оккупационного режима, навязанного стране державами-победительницами. Впрочем, и в России воинствующие антизападники считали большевизм импортированным из-за границы феноменом; по их мнению, это было новое издание петровского плана европеизации России.

Действительно, большевики вовсе не были склонны отвергать Запад как таковой. Тезис о предстоящем «закате Европы» их не убеждал. Европейская буржуазия – вот кто был обречен, а отнюдь не весь Запад. Предчувствие близящегося конца у правящих классов, утверждали большевики, лишь подтверждает коммунистический прогноз – крушение капитализма, которое стоит уже на пороге. Модная на Западе пессимистическая философия Освальда Шпенглера – верное классовое предчувствие буржуазии, не замечающей, однако, пролетариата, который должен ее заменить, писал Троцкий в 1922 г.5858
  Троцкий Л. Пять лет Коминтерна. М., 1924. С. 549.


[Закрыть]
5959
  См. примечания.


[Закрыть]

Ленин еще в начале века считал нелепостью пророчества о гибели Запада. Они стимулировались победой Японии над царской Россией в 1903 г. Триумф Японии развеял миф о непобедимости Европы. Ленин приветствовал победу японцев. Для этого у него было две причины: во-первых, поражение царского режима ускоряло революционный процесс в стране; во-вторых, как думал Ленин, поражение России было свидетельством непрочности всего мирового порядка. Россия принадлежала к кругу европейских великих держав, поделивших мир между собой. Теперь пробуждающаяся Азия нанесла удар по мировому владычеству европейской буржуазии. Такое потрясение геополитических основ было Ленину, разумеется, на руку. Но это вовсе не означало, что он верил в некий особый азиатский путь, отличный от пути Европы. Вот что писал Ленин накануне Первой мировой войны о борьбе Азии за освобождение, усилившейся после русско-японской войны: «Не значит ли это, что сгнил материалистический Запад и что свет светит только с мистического, религиозного Востока? Нет, как раз наоборот. Это значит, что Восток окончательно встал на дорожку Запада, что новые сотни и сотни миллионов людей примут отныне участие в борьбе за идеалы, до которых доработался Запад. Сгнила западная буржуазия, перед которой стоит уже ее могильщик-пролетариат»6060
  Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 21. С. 402.


[Закрыть]
.

Все это свидетельствует о том, что большевиков лишь с большими оговорками можно считать противниками Запада. В традиционном русском споре западников и славянофилов большевики занимали скорее западническую, радикальную позицию. Веру в особый путь России они не разделяли. Если у России и было своеобразие, то оно сводилось, по мнению большевиков, к ее отсталости. Подобно другим русским западникам от Петра I до Сергея Витте, они только и мечтали о том, чтобы догнать высокоразвитые страны Запада.

После Октябрьской революции большевики устранили всех своих идеологических противников; непогрешимость партии исключала всякую критику провозглашенных ею догм. Продолжение дискуссии между приверженцами особого русского пути и теми, кто его отрицал, отныне стало возможным лишь в эмиграции. Здесь безусловную инициативу захватили радикальные критики Запада.

Хотя во многом они опирались на традиционное славянофильство, их критика содержала и ряд существенно новых положений. Революционный катаклизм 1917–1920 гг. взорвал старые идеологические схемы. Качественно новая точка зрения нашла свое выражение уже в появившейся в 1920 г. работе лингвиста Николая Трубецкого «Европа и человечество». Доводы Трубецкого принципиально отличались от аргументации его предшественников – славянофилов и панславистов. Коренное противоречие эпохи, по Трубецкому, – не в противостоянии славян и западноевропейцев, а в конфликте между Европой и остальным человечеством. Европа считала себя венцом создания и даже не давала себе труда задуматься над собственным беспримерным эгоцентризмом, утверждает Трубецкой. Все европейское автоматически считалось универсальным, обязательным для всех. Самодовольство европейцев, не знающее границ, деморализует другие народы, продолжает Трубецкой. Они начинают стыдиться своих идеалов, ибо идеалы эти не совпадают с европейскими. Автор «Европы и человечества» не рассматривает Россию как европейскую державу, для него она – часть остального мира, духовно и материально порабощенного Европой. России предстоит присоединиться к всемирному восстанию неевропейцев против засилья старого континента. Но бунт против Европы должен быть нацелен не только на Европу – в первую очередь он должен происходить внутри: неевропейцы обязаны преодолеть внушенное Западом предубеждение против мнимой неполноценности их собственной культуры, они должны разоблачить эгоизм, который скрывается за хваленым универсализмом европейцев.

Довольно скоро у Трубецкого нашлись единомышленники, исходившие, как и он, из непримиримого противоречия между Востоком и Западом. В 1921 г. вышла книга группы авторов с программным названием «Исход к Востоку». Так возникло движение, получившее название евразийства.

Чаяния славянофилов, их надежды на особую роль славянства не оправдались6161
  Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев. София, 1921. С. VII.


[Закрыть]
, писали издатели книги. Вот почему евразийцы обратили свой взор на Восток, к народам, населяющим Российскую империю. Ни одно европейское государство не может сравниться с Россией, говорится далее в книге «Исход к Востоку», ибо Россия – не нация в обычном смысле слова, но целый континент – Евразия: «Русские люди и люди народов “Российского мира” не суть ни европейцы, ни азиаты. Сливаясь с родною и окружающей нас стихией культуры… мы не стыдимся признать себя – евразийцам»6262
  Там же.


[Закрыть]
.

По убеждению евразийцев, европейские формы жизни неприменимы к России. Они для нас слишком узки. Как писал Н. Трубецкой, русский панславизм представлял собой не более чем карикатуру на пангерманизм и был нежизнеспособен6363
  Трубецкой Н. Об истинном и ложном национализме. В кн.: Исход к Востоку… С. 84.


[Закрыть]
.

На евразийском континенте сложился симбиоз культур, по сути дела не имеющий себе равных. Особо подчеркивают евразийцы легкость, с которой русские усвоили многие элементы восточных культур. Ничего подобного не произошло во взаимоотношениях России с Западом. Западные ценности не удалось соединить с русскими, они не вошли в плоть и кровь народа. Лучшее доказательство этому – неудача Петровской реформы. Никакой завоеватель не сумел разрушить русскую национальную культуру так, как это сделал Петр, пишет Трубецкой. И революция 1917 г. – таково убеждение евразийцев – была не чем иным, как возмущением народа против дела Петра Великого, она была следствием раскола нации, в котором повинен царь-преобразователь6464
  Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока. Берлин, 1925. С. 35–39; Флоровский Георгий. О патриотизме праведном и греховном. В кн.: На путях. Утверждение евразийцев. Книга вторая, М. – Берлин, 1922. С. 230–293; Alexejew N. Das russische Westlertum. Der russische Gedanke 1 (1929/1930). S. 149–162.


[Закрыть]
.

В разработке концепции евразийства приняли участие этнологи, географы, языковеды, историки, правоведы и пр. Это разительно отличает евразийство от большинства идеологий, возникших в Европе между двумя мировыми войнами. Тут за дело взялись не дилетанты и политические доктринеры, а люди, прошедшие научную школу, владевшие искусством изощренного анализа. Вот почему воздвигнутое евразийцами построение не так просто было повалить, хотя большинство русских эмигрантов было изрядно шокировано их откровениями. Так, совершенно по-новому оценивалась евразийцами эпоха господства татар на Руси. До сих пор татаро-монгольское иго считалось самой трагической страницей русской истории. Евразийцы, напротив, его прославляли. Не Киевская Русь, доказывали они, была прямой предшественницей русского царства, а держава Чингисхана. Киевская Русь занимала всего лишь одну двадцатую часть нынешней российской территории. Империя монголов территориально почти совпадала с современной Россией. Чингисхан стоит у истоков грандиозной идеи единства Евразии; в ХVI столетии Москва перенимает от татар эту идею.

Катаклизмы XX в. привели к тому, что в Евразии возникла альтернатива доселе господствовавшей в мире европейской цивилизации. Евразиец Петр Савицкий патетически вопрошал: «Не уходит ли к Востоку богиня культуры, чья палатка столько веков была раскинута среди долин и холмов Европейского Запада..? Не уходит ли к голодным, холодным и страждущим..?»6565
  Савицкий Петр. Поворот к востоку. В кн.: Исход к Востоку… С. 3.


[Закрыть]
-6666
  Там же.


[Закрыть]
.

На первый взгляд этот вопрос повторяет слова Достоевского, призывавшего русских отвернуться от неблагодарного Запада и обратить взгляд на Азию. На самом деле речь идет о другом. Достоевский не подвергал сомнению европейский характер русской культуры. Наоборот, русские с их способностью вчувствования в тончайшие нюансы европеизма для Достоевского – больше европейцы, чем сами жители Европы. Но так как надменные европейцы не желают признать за русскими это преимущество, нам следует устремить наш цивилизаторский порыв в сторону Азии: «В Европе мы были приживальщики и рабы, а в Азию явимся господами. В Европе мы были татарами, а в Азии мы европейцы».

С рассуждениями евразийцев эта мысль мало согласуется. Если уж искать духовных предков евразийства, то скорее придется признать сходство с Константином Леонтьевым, которому тоже хотелось отгородить Россию от Запада глухой стеной. Леонтьев указывал на туранский компонент национального характера русских: «Только из более восточной, из наиболее, так сказать, азиатской – Туранской, нации в среде славянских наций может выйти нечто от Европы духовно независимое»6767
  Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство. СПб., 1885-1886. Т. 1. С. 285.


[Закрыть]
. Вместе с тем между взглядами Леонтьева и евразийством существуют принципиальные различия. Леонтьев – в противоположность евразийцам – не отвергал западную культуру как таковую. Его критика была в первую очередь направлена на буржуазный и демократический дух, который восторжествовал, как казалось Леонтьеву, в этой культуре в результате Французской революции. Все симпатии Константина Леонтьева принадлежали старой, феодально-аристократической Европе.

Таким образом, отыскать прямых предшественников евразийства среди русских мыслителей прошлого нелегко. Радикально порывая со всеми феноменами западноевропейской культуры, выдвигая в истории русской государственности на передний план татаро-монгольское наследие и призывая чуть ли не весь мир подняться против господства Европы (тут у евразийцев были очевидные точки соприкосновения с большевиками), идеологи евразийства по существу встали на новый путь. Взвинченная риторика, странноватый комплекс идей евразийства отвечали революционному характеру эпохи, породившей их концепцию.

II

Но с такими же крикливыми декларациями, с не менее причудливыми идеями выступали в те годы и некоторые властители дум в Германии. И они тоже грезили о преодолении гегемонии Запада, а заодно – о разрушении традиционных принципов цивилизации.

Не «восстание масс» (X. Ортега-и-Гассет), а бунт интеллектуальных элит – вот что нанесло гуманизму самый ощутимый удар, писал об этом в 1939 г. русский историк и публицист Георгий Федотов6868
  Федотов Г. К смерти или к славе. В кн.: Новый Град 14 (1939). С. 102.


[Закрыть]
. Наглядным подтверждением этих слов может служить так называемая консервативная революция в Веймарской республике. Подобно евразийству, консервативная революция насчитывала в своих рядах немало рафинированных умов и блестящих стилистов. В отличие от нацистских демагогов они подкапывались не только под политический, но и под духовный фундамент первой немецкой демократии. Хотя у «консервативных революционеров» были кое-какие предтечи (непрямые предшественники были и у евразийцев), как особое явление консервативная революция приобрела отчетливые черты лишь в связи с событиями 1918–1919 гг. Без «переживания войны», без Версаля и без Веймара подобный идеологический феномен едва ли был возможен.

Само по себе обозначение «консервативная революция», оксюморон, составленный из несовместимых понятий, говорит о необычности, парадоксальности того, что под ним подразумевалось. «Национальная спесь, не желающая… смириться с военным поражением, – пишет в этой связи политолог Ганс Бухгейм, – пока что еще не могла двинуться на своего врага и потому ополчилась против собственного государства, как если бы ликвидация этого государства была первым условием национального возрождения»6969
  Buchheim Hans. Das Dritte Reich. Grundlagen und politische Entwicklung. München, 1958. S. 54.


[Закрыть]
.

В то же время – и это резко отличало их от большевиков – сторонники консервативной революции отрицали настоящее не во имя «светлого будущего», а ради торжества старой, восходящей к Средневековью имперской идеи. И здесь параллели с евразийством особенно бросаются в глаза. Радикальная новизна, говорил Н. Трубецкой, есть не что иное, как обновленная далекая старина; всякое радикальное обновление апеллирует к древнему, а не к недавнему прошлому. Трубецкой имел в виду отталкивание евразийцев от послепетровской России во имя Святой Руси. В свою очередь немецкие «консервативные революционеры» отвергали эпоху Вильгельма II и прославляли средневековый рейх.

Для них тяжелые условия Версальского договора (впрочем, не более тяжелые, чем условия, продиктованные Германией большевистскому правительству в Брест-Литовске) были достаточным основанием для того, чтобы разнести в щепы существующий европейский порядок. Уязвленное национальное самолюбие – вот что стало господствующим мотивом их умонастроения и основой их тактики; утолить эту боль не могли никакие ссылки на общее европейское и христианское наследие.

«Мы – народ в узах, – писал в 1923 г. Артур Мёллер ван ден Брук, один из зачинателей консервативной революции. – Тесное пространство, в котором мы зажаты, чревато опасностью, масштабы которой непредсказуемы. Такова угроза, которую представляем мы, – и не следует ли нам претворить эту угрозу в нашу политику?»7070
  См. Moeller van den Bruck Arthur. Das Dritte Reich. Hamburg, 1931; Moeller van den Bruck A. Der politische Mensch. Breslau 1933. S. 32–43, 69–71, 110–111, 121–122.


[Закрыть]
.

Отвращение к Западу и либерализму у немецких антизападников приняло, пожалуй, еще более решительные формы, чем у евразийцев. Несомненно, это было вызвано тем, что в Германии радикальные идеологи обратили свою критику прежде всего против внутриполитического противника, то есть против политического строя, установившегося после 1918–1919 гг. Евразийцы же рассматривали своего политического контрагента внутри страны – большевизм – при всех оговорках все-таки как альтернативу западной демократии7171
  См. Luks Leonid. Die Ideologie der Eurasier im zeitgeschichtlichen Zusammenhang. B.: Jahrbücher für Geschichte Osteuropas 34 (1986). S. 374–395.


[Закрыть]
.

Многое из того, что присуще было советскому режиму – террор и в особенности культурную политику советской власти, – евразийцы не принимали. Пропагандируемая большевиками так называемая пролетарская культура, говорили они, на самом деле – лишь примитивное подражание все той же западной культуре. Вместе с тем евразийцы считали особой заслугой большевиков то, что те сумели в значительной мере восстановить распавшуюся в 1917 г. Российскую империю. С сочувствием отнеслись евразийцы и к солидаризации советского государства с колониальными народами в их борьбе против европейских метрополий7272
  См. Трубецкой Н. Мы и другие. В: Евразийский временник. Книга четвертая. Берлин, 1925. С. 77.


[Закрыть]
.

Что касается «консервативных революционеров», то их отношение к собственному государству было непримиримым. Заимствованный у Запада либерализм был объявлен смертельным врагом немцев – да и всего человечества. Для Мёллера ван ден Брука либерализм – «моральный недуг народов»: он являет собой свободу от убеждений и выдает ее за убеждение7373
  Moeller van den Bruck Arthur. Das Dritte Reich.


[Закрыть]
. Здесь отчетливо слышится характерная для певцов консервативной революции наставительная, морализаторская нота. Гуманизм для авторов, находящихся под впечатлением несправедливого Версальского договора и потому готовых разрушить весь мир, – это «слюни», предмет насмешек, что не мешает им, не моргнув глазом, обвинить либералов и либерализм в нравственном индифферентизме.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации