Текст книги "Ислам и модерн"

Секуляризм

Словарь Вебстера дает следующее определение: «Секуляризм – это убеждение в том, что человеку следует дистанцироваться от религии, игнорируя религиозные предписания. Поэтому нравственные ценности и деятельность социума определяются мирскими целями и не имеют отношения к религии (Webster’s Collegiate Dictionary, 2004: 1123). В Оксфордском словаре секуляризм определяется как «убежденность в том, что законы, касающиеся образования и социальной сферы, должны опираться не на религию, а на научные знания» (Oxford Advanced Learner’s Dictionary, 2005: 1155).

«Секуляризм» – это лексическое обозначение целой совокупности традиций, институтов, дискурсов и теорий, имеющих место в различных странах Европы (Асад Ализаде, 1381 (2002): 101) и, как и многие другие «измы» Нового времени, начавшихся с движения за религиозную реформу (Лариджани Али, 1382 (2004): 113). Под секуляризмом подразумевают иррелигиозность, неприятие религиозных норм и заповедей, приверженность мирским и светским принципам, отход от религии, стремление к отделению религиозных институтов от государства и т. д. (Ариянпур Кашани, 1369 (1990): 4953). Макс Вебер трактует секуляризм именно в последнем смысле: государство не имеет какого-либо права осуществлять власть в религиозных вопросах, а церковь не обладает правом вмешиваться в политические дела (Ноурузи: 24).

Связь между модернизацией и секуляризмом

Выше мы установили, что на Западе модернизм прочно увязывается с секуляризмом. Но так ли однозначна эта связь?

Обширные и долгосрочные исторические процессы, подготовившие в Европе почву для резкого сокращения влияния религии и распространения рационализма на все сферы общественной жизни, не имели такой силы и продолжительности на Ближнем Востоке и в Азии, однако и здесь успехи индустриализации и развитие технологий привели к аналогичным результатам (Элиаде, 1374 (1995): 142). И все же не следует забывать, что модерн означает модернизацию каждой отдельной региональной традиции, а значит, он не может иметь единой формы. Иллюзия единообразия возникла оттого, что один конкретный феномен модерна, а именно западный модерн, стал толковаться настолько расширительно, начиная с Ренессанса и эпохи Реформации, что приобрел статус универсального. Но является ли этот феномен глобальным и станет ли он повсеместным именно в таком виде? Будет ли он похож на модерн исламского мира или такой страны, как Япония, или же здесь он окажется несколько иным? Например, придя в Японию, модерн не уничтожил ее самобытной культуры, неотделимой от религии с тысячами ее божеств и не признающей идеи единого Бога. Кроме того, это означает, что отношение к сакральному японца, исповедующего синтоизм или буддизм, принципиально отличается от отношения мусульманина или христианина. Поскольку у японцев отсутствует единое понятие, дающее общее описание сущего, а их боги не требуют отречения от одних в пользу других, ментальность настраивается на плюралистичность: японец не нуждается в изменении своих представлений, для того чтобы принять модерн с присущими ему новыми понятиями. Таким образом, сочетание технологий, которые являются важнейшим символом модерна, с японской культурой происходило легче и гармоничнее, чем с культурой ислама. На сегодняшний день японцы продолжают широко практиковать разного рода магические действия, такие как целительство, гадание, заговоры и проч., хотя они, казалось бы, плохо сочетаются с рационализмом, проникающим во все сферы жизни, и с самым высоким уровнем научных исследований.

Из плюрализма традиционных религиозно-магических верований Японии напрямую следует, что эта страна была способна без больших потрясений проделать путь к отделению религии от общественной и политической жизни: вот уже очень долгое время император этой страны не является сакральным лицом, а большинство японцев, хотя и чтут традиции, регулярно посещая буддийские святилища и синтоистские храмы, относятся к этому совершенно формально (Там же, 144–145). В результате японский случай вызвал появление диаметрально противоположных истолкований: социологи, вроде Рональда Инглхарта, видят в Японии секулярное общество, а религиоведы, вроде Питера Бергера, категорически не согласны с таким взглядом и предпочитают говорить об особой форме религиозности, в которой отсутствуют вероучительные принципы или церковь вроде той, что имеется у христиан. Так или иначе, можно сказать, что в Японии имеет место альтернативная модель модерна, ибо ее жители проявляют себя одновременно религиозными и секуляризованными (Гофтегу-йе Мэтьюс Чальс Ти ба Питер Бергер 1387 (2008): 50–51).

Так верно ли отождествление модерна и секуляризации?

Хастгях Морад Сагафи полагает: «Тезис о том, что между модернизацией и секуляризмом имеется прямая зависимость, проистекает из нашего подхода к развитию». Существуют страны (прежде всего, ранее относившиеся к социалистическому лагерю), которые, будучи развитыми, но тоталитарными, не стали секулярными. При этом «мы не найдем ни одного несекулярного демократического режима, поскольку секуляризм является предпосылкой, базисом и основанием демократии. Демократия в свою очередь связана с устойчивым развитием, потому мы тесно связываем секуляризм с устойчивым развитием» (Сагафи, 1381 (2003): 20–21).

На это рассуждение можно, во-первых, возразить, что, в нем имеет место неверное истолкование секуляризма: так, указывая на СССР как на развитую страну с тоталитарным несекулярным режимом, автор совершенно напрасно ставит знак равенства между религией и марксистской идеологией. Во-вторых, здесь присутствует определенная смысловая подмена: под секуляризмом в данном случае понимается либерализм, тогда как не только он, но и любая вне–  и нерелигиозная идеология, будь то нацизм, фашизм или коммунизм, является секулярной. Советский Союз секулярен в той же мере, в какой секулярны США, а Восточная Европа столь же секулярна, как и Западная. Мало того, в коммунистических движениях присутствует еще более артикулированный и последовательный секуляризм: в либеральных обществах никто и никогда не боролся с религией в ее частной форме, тогда как в коммунистических странах ее искореняли даже на этом уровне. Учитывая все эти замечания, мы считаем, что и Японию, и СССР лучше вынести за рамки нашего обсуждения. В Японии просто-напросто никогда не было религии, которую модернизму предстояло преодолевать, а пример СССР в данном случае и вовсе некорректен: коммунистические режимы выступают против религии по фундаментальным идейным соображениям, а не потому, что считают ее помехой модернизации.

Об отсутствии жесткой сцепки между секуляризмом и модернизацией свидетельствует и опыт секулярного устройства общества в ряде латиноамериканских стран, так и не пришедших к демократии, которая, по мнению уважаемого Сагафи, как раз и порождает развитие и секуляризацию. На наш взгляд, связь между секуляризмом и модернизмом, включая его корреляты, представляет собой соотношение общего и частного «по одному аспекту» («умум ва хусус мин ваджх»)[43]43
  В отличие от строгого соподчинения («умум ва хусус мутлак»). Примером первого случая является соотношение птицы и белой птицы, что ограничено определенным аспектом (белый цвет). Примером второго является отношение между человеком и животным, когда вид (человек) является подклассом рода (животное) (прим. пер.).


[Закрыть]: далеко не каждая секулярная страна является современной и демократичной, и далеко не каждый демократический режим является секулярным. Существует ли довод в пользу того, что любая религия неизбежно влечет за собой деспотию? Было ли правление Достопочтенного Пророка (с) деспотичным? Разумеется, религиозное правление не наделяет легитимностью всё, за что отдают или могут отдать свой голос люди. Но точно так же не позволяют это делать и секулярные власти США. Что же тогда мешает ограничивать мнение народа рамками шариата, как это делается в настоящее время в Иране?

Кроме того, следует напомнить, что исключение из общественно-политической жизни религии никогда не носило абсолютного характера, и даже в наиболее секуляризованных обществах заповеди и понятия, пришедшие из религии, по-прежнему играют огромную роль.

Критика одной точки зрения

Идея того, что секуляризм является неизбежным следствием модерна, будучи порождением прогресса человечества в сфере науки, промышленности и культуры, втречается и у таких авторов, как, например, Абдолкарим Соруш. Для него важнейшее различие между модерном и традиционным обществом прослеживается на антропологическом уровне: человек модерна отличается от человека прошлых эпох тем, что последний рассматривает и мироздание, и социум как данность и тайну, не подлежащую изменению, – она принимается с благоговением и смирением, а интеллектуальное отношение к ней выражает позиция созерцания. Иное дело – человек модерна: он признает за собой право распоряжаться природой и обществом и менять их по своему усмотрению, ему свойственны критицизм, любознательность, активизм, уверенность в себе, стремление к переменам и всему новому, своего рода «дух революции», и проч. А поскольку религия призывает человека к смирению перед творением, умеренности и созерцательности, человек Нового времени избирает секулярный образ мысли: «…вследствие своего нового мировоззрения человек модерна оказался в новых отношениях с религией» (Соруш, Ма’на ва мабна-йе секуларисм: 5). В результате не только природа, но и общество и, разумеется, политическая власть утратили статус священного и раз и навсегда данного. Политическая система, таким образом, тоже является результатом тех или иных конкретных обстоятельств, поэтому религиозный или светский характер власти зависит от культурных и религиозных условий общества: коль скоро общество является религиозным, то и власть в нем обретает религиозный характер, а если общество не является религиозным, то и власть в нем не религиозная (Там же: 4–6).

Данная точка зрения страдает неточностью и схематизмом: нельзя людей, живших до Ренессанса, считать всех поголовно глубоко религиозными, смиренными, пассивными и покорными, как нельзя всех живущих в Новое время видеть скептичными, жизнелюбивыми, уверенными в себе, увлеченными жизнью и не думающими о смерти. Верным будет только то, что в прошлом превалировал фидеизм, а в нынешнее время – скептицизм.

То же касается и других характеристик – нельзя согласиться с их жестким «распределением» по эпохам: выявленные черты того или иного времени – отнюдь не уникальные, свойственные только своему времени, а описание эпохи никак не исчерпывается предложенным набором характеристик. При ответе на интересующий нас вопрос мы должны опираться на незыблемые и надежные данные статистики и результаты полевых исследований, а не на абстрактные схемы и субъективные суждения.

Шаткость критикуемой позиции проявляется во многих пунктах. Так, отнеся к особенностям не–  (или до-) модерного человека способность удивляться и ощущать причастность к тайне мироздания, в противоположность ясности и незаинтересованности каузального мышления ученого – этого человека Нового времени в «чистом виде», – наш автор вступил в противоречие с признаниями научных гениев эпохи модерна, которые говорили об охватывающем их в процессе исследования чувстве изумления и прикосновения к великой тайне.

То же относится и к тезису о якобы распространенном в древности представлению о незыблемости данных Богом законов и отказе от этого представления в нововременную эпоху. Убедительным опровержением данного тезиса является разработка в XVII–XVIII вв. теории естественного права, считающейся «символом» Нового времени, которая представляла собой не что иное, как осмысление все тех же данных Богом законов – в отличие от позитивных, т. е. введенных самим человеком, установлений (Джон Локк строил свою политическую философию именно на основе теории естественного права).

Неверным представляется и высказывание о том, что «религия учила человека благоговеть перед творением». Религия побуждает человека быть покорным Творцу, а не творению. Что же касается творения, то коль скоро оно движимо определенными законами, то подчиняются им все: как верующие и религиозные люди, так и неверующие материалисты. Поэтому и открытие законов природы, и подчинение им касается всех без исключения.

Наконец, объяснение секуляризма развитием науки также не имеет под собой оснований – наука не предписывает отказа от религии, не означает ее устранения, и, с точки зрения разума, нет никакого противоречия в том, чтобы общество было научным и в то же самое время следовало предписаниям религии. В распространенном аргументе – мол, развитые в научном плане страны Запада двигались в направлении секуляризма, а значит, наука и есть причина секуляризма – содержится логическая ошибка: смешение простого сочетания двух вещей (такарун) с необходимой взаимосвязью между ними (талазум). Совпадение двух явлений во времени или в пространстве не означает, что между ними имеется причинно-следственная связь. Наука не является источником и причиной секуляризма на Западе. А если и является, то только в качестве предпосылки, а не полновесной причины (Раббани Гольпайгани, 1382 (2003): 427–436).

Следует иметь в виду, что некоторые особенности и корреляты модерна не обязательно сопровождаются секуляризмом, соответственно, и модернизация автоматически не влечет за собой секуляризма. Кроме того, те качества, которые мы воспринимаем как присущие именно модерну, далеко не всегда оказываются его исключительными, системообразующими чертами, но проявляются на протяжении всей истории человечества, разве что приобретают в Новое время более явственные и резкие формы. Поэтому не следует относить все заблуждения, аномалии и преступления, имевшие место в эту эпоху, на счет науки и технологий (Там же: 442). Весь вопрос в том, какие из этого делать выводы.

Истоком несчастий и проблем является невежество, а преодолевает их наука. Она дает человеку силу. Но дает ее лишь перед лицом природы. С помощью науки можно решить проблему болезней, однако ее возможностей недостаточно для борьбы с несправедливостью. С помощью науки можно развивать экономику, но не излечить тревогу и беспокойство за судьбу близких. Не совладает она и с алчностью – наука сама может стать заложницей жадных и беспринципных людей. И получается, что наука неотделима от веры. А разрешение многих проблем состоит в том, чтобы, вместо подчинения морали науке, экономике и политике, – к чему стремятся секулярные культуры, – подчинить науку, политику и экономику нравственности, ибо она воспитывает, развивает и возвышает человека. Мораль же, в ее наивысшем выражении, немыслима без веры в Бога и Судный день, без следования религиозным заповедям и предписаниям (Гольпайгани, 1382 (2003): 243).

Заключение

На основе всего сказанного мы можем вполне обоснованно утверждать, что секуляризм не является сущностным атрибутом модернизма и, в частности, современной науки: разрабатывать и использовать современные технологии в религиозном обществе можно, не прибегая к радикальным его преобразованиям, не подвергая религию элиминации.

Бросим еще раз беглый взгляд на общепризнанные характеристики модерна:

– придание особого значения эмпирическим методам в науке;

– беспрецедентное развитие технологий (прикладных наук) и индустрии (материального воплощения технологий);

– повышение уровня жизни, материального благосостояния и распространение урбанистической культуры;

– гуманизм;

– рационализм и опора на инструментальный разум и рассудок;

– индивидуализм;

– либерализм;

– демократия;

– капиталистический строй и свободная рыночная экономика;

– секуляризм -

и зададимся вопросом: в каком из этих пунктов модерн несовместим с исламом и его культурой? Первые три, касающиеся научно-технического развития, не противоречат установлениям ислама, ибо в какой из его заповедей запрещено придавать значение эмпирическим наукам, индустриальному развитию и материальному благосостоянию? Выходит, распространение технологий возможно без принесения в жертву религиозных ценностей. Что касается гуманизма, рационализма, либерализма и демократии, то и они в своих позитивных проявлениях совместимы с исламом. Наконец, ислам побуждает чтить право собственности, а также справедливый товарообмен и свободный рынок.

Конечно же, определенные стороны модерна и модернизации в их западном варианте подразумевают сужение пространства религии, однако, как уже было сказано, у нас нет аргументов в пользу того, чтобы считать такую версию модернизации единственно возможной и видеть в секуляризации сущностный атрибут модерна. Вероятно, на раннем этапе модернизма эти идеи способствовали его зарождению и распространению, однако на сегодняшний день не имеется никаких оснований для того, чтобы обращение к модернизации требовало выполнения именно того рецепта, который прописан Западом.

Источники и литература

Ариянпур Кашани, Аббас. Фарханг-е камел-е энглиси-йе фарси (Полный английско-персидский словарь). Т. 5. Тегеран: Моассесе-йе энтешарат-е Амир Кабир, 1369 (1990).

Асад Ализаде, Акбар. Секуларисм ва эслам (Секуляризм и ислам) // Мобаллеган 1381 (2002). № 30. С. 101–117.

Байат, Абдоррасул и др. Фарханг-е важеха (Толковый словарь). Кум: Моассесе-йе андише ва фарханг-е дини, 1386 (2007).

Батени, Мохаммад-Реза. Азармехр, Фатеме. Фарханг-е энглиси-йе фарси-йе моасер (Современный англо-персидский словарь). Тегеран: Фарханг-е моасер, 1375 (1996).

Брюс, Стив. Модел-е секулар шодан-е Гарб (Западная модель секуляризации) / Пер. Мохаммада Мас’уда Саиди. Тегеран: Хедамат-е гам-е ноу, 1387 (2008).

Ваэзи, Ахмад. Хокумат-е дини: таамоли дар андише-йе сияси-йе эслам (Религиозное правление: размышление о политической мысли в исламе). Кум: Мерсад, 1378 (1999).

Гадрдан Гарамалеки. Мохаммад-Хасан. Секуларисм дар масихийат ва эслам (Секуляризм в христианстве и исламе). Кум: Дафтар-е эслами-йе хоузе-йе эльмийе-йе Гом, Марказ-е энтешарат, 1379 (2000).

Гофтегу-йе Чарльс Мэтьюс ба Питер Бергер назарийе-пардаз-е мохем-е секуларисм ва джамеэшенас-е дин «Донйа-йе дин дар джахан-е секуларисм» (Беседа Чарльза Мэтьюса с Питером Бергером, выдающимся теоретиком секуляризма и социологом религии «Мир религии в пространстве секуляризма») / Пер. Хамида Пуранга // Ахбар-е адйан. 1387 (2008). № 1–2 (весна – лето). С. 50–52.

Джафари, Мохаммад-Таги. Фальсафе-йе дин (Философия религии) / Под ред. Абдоллы Насри. Кум: Пежухешгях-е фарханг ва андише-йе эслами, 1378 (1999).

Джаханбеглу, Рамин. Модернха. Тегеран: Нашр-е Марказ, 1376 (1997).

Раббани Гольпайгани, Али. Нагд-е мабани-йе секуларисм. Кум: Вахед-е энтешарат, 1382 (2003).

Сагафи, Морад. Хастгях ва мабани-йе секуларисм (Истоки и основания секуляризма) / Базтаб-е андише дар матбуат-е руз-е Иран (Отражение идей в современной иранской прессе). 1381 (2003). № 36 (январь). С. 19–24.

Соруш, Абдолькарим. Ма’на ва мабна-йе секуларисм (Смысл и основание секуляризма) // Киян. [б.г.] № 26 (мордад-шахривар), С. 4–11.

Коэн, Лоренс. Матнхайи баргозиде аз модернисм та постмодернисм (Избранные тексты от модернизма до постмодернизма) // Под ред. Абдолькарима Рашидияна. Тегеран: Нашр-е Ней, 1385 (2006).

Лариджани, Али. Мардомсалари-йе дини ва секуларисм (Религиозная демократия и секуляризм) // Данешгях-е эслами. 1382 (2004). № 20 (зима).

Лариджани, Мохаммад-Джавад. Нагд-е диндари (мадж-муэ-йе магалат), ба тадждид-е назар ва эзафат. Тегеран: Эттелаат, 1376 (1997).

Миз-е герд-е «Таджаддод ва секуларисм» (Модернизация и секуляризм) // Наме-йе фарханг. 1383 (2005). № 54 (зима).

Набавиян, Махмуд. Джостархайи дар баб-е дин ва донйа-йе модерн (Изучение религии и современного мира). Кум: Партов-е велаят, 1387 (2008).

Ноурузи, Мохаммад-Джавад. Мабани-йе фекри-йе секуларисм (Интеллектуальные основания секуляризма) // Ма’рефат. [б.г.] № 22. С. 22–36.

Эйто, Джон. Фарханг-е ришешенаси-йе энглиси (Этимологический словарь английского языка) / Пер. Хамида Кашанияна. Тегеран: Фарханг-е нашр-еМо’ин, 1386(2007).

Элиаде, Мирча. Фарханг ва дин. Баргозиде-йе магалат-е дайерат оль-маареф-е дин (Культура и религия. Избранные статьи «Энциклопедии религии») / Пер. Бахаоддина Хоррамшахи. Тегеран: Тарх-е ноу, 1374 (1995).

Oxford Advanced Learner’s Dictionary of Current English. 2005.

Webster’s Collegiate Dictionary. English Language Dictionary. An Encyclopedia Britannica Company, 2004.

Аббас Йаздани
Отношения между религией и модерном: конфликт или совместимость?[44]44
  Оригинал статьи опубликован в журнале «Элахийат-е татбиги» 1389 (2010). № 3. С. 103–120.


[Закрыть]

Введение

За последние два десятилетия в Иране получила серьезное критическое осмысление проблема модерна. Основной вопрос в рамках данной дискуссии состоял в том, каковы отношения между модерном и религией? Сочетается ли религия с модерном? И совместима ли с модерном исламская религия? Носят ли противоречия между религией и модерном неразрешимый, сущностный характер?

Чтобы подойти к разрешению поставленных вопросов, необходимо адекватное понимание религии в целом и, конкретно, ислама. Разумеется, не обойтись и без верного понимания самого модерна, ибо многие примеры горячей приверженности модерну, а также суровых нападок на него связаны именно с отсутствием адекватного его осмысления. В результате одни полагают, что Иран уже взял курс на модернизацию и никто и ничто не сможет противостоять этому процессу, другие, напротив, приходят к заключению, что в стране отсутствуют какие-либо признаки модерна, и мы являемся лишь потребителями новых технологий. В данной статье мы выскажем некоторые суждения о смысле и значении религии, о модерне и его основных принципах, а затем о соотношении религии и модерна или, более конкретно, ислама и модерна.