Текст книги "Фобология"

Ноги вывели её к Финскому заливу, на длинный городской пляж, весь заваленный стёклами и осколками битого кирпича.

Бездумно переставляя ноги, ощущая всё происходящее каким-то нереальным и отстранённым, девушка брела в предрассветном мраке всё дальше и дальше. От детской площадки возле новостроек иногда долетали крики и взрывы пьяного хохота.

Тут у тёмного валуна шевельнулась тень. Как-то странно дёрнулась. Раздалось рычание.

Марина замерла, медленно сделала пару шагов назад. Но противник явно заинтересовался ею всерьёз. Из глубокого полумрака под камнем навстречу поздней гостье поднялась огромная бродячая собака. Шерсть на ней висела клочьями. Один бок был то ли обварен, то ли поражён какой-то болезнью и являл взгляду грязно-серую кожу, всю в царапинах и струпьях.

Короткая морда твари придавала оскаленным клыкам неправдоподобные размеры. Глаза псины почти полностью залеплял гной.

«Бешеная!» – мелькнула в голове у девушки паническая мысль. Она отступила ещё немного, стараясь не делать резких движений, но животное неотрывно следовало за ней, продолжая рычать.

До детской площадки так далеко! Да и бросится ли пьяная компания на её защиту? Ещё и соскальзывающие с ног резиновые тапки на три размера больше…

Она всё-таки побежала. Не к домам, а в ту сторону, где виднелось меньше буераков и риск сломать ногу был хоть чуточку ниже.

Обувь почти моментально слетела. Марина помчалась быстрее, то и дело вскрикивая, когда острые осколки впивались в ноги.

Ей сказочно повезло. Видимо, собака была уже на последнем издыхании и не смогла долго продолжать погоню.

Успокоившись, беглянка остановилась, тяжело дыша и упираясь руками в колени. Закрыла глаза, пытаясь прийти в себя. До её сознания не сразу дошёл странный шелестящий звук.

Прибрежный грунт, смешанный с гравием и поломанными стеблями принесённой прибоем травы, медленно перетекал, скользил, охватывал окровавленные ступни.

«Зыбучий песок? Здесь?» – успела поразиться Марина. Она дёрнулась в сторону пологого подъёма, заросшего травой, но камни резким неестественным движением провернулись у неё под ногами, моментально охватив тело по самые бёдра.

Говорят, что перед смертью перед глазами проходит целая жизнь.

Но в голове у девушки билось только одно: «Это не голливудское кино, где в последнюю минуту тебя выхватят за руку из лап смерти».

Впрочем, руки она вскинуть всё-таки успела. И, скрываясь под землёй, повторяла, как заклинание: «Пожалуйста, пусть это просто сон!»

* * *

В следующую секунду Марина открыла глаза дома. Было темно и тихо, но очертания знакомых предметов легко угадывались в комнате, где она прожила почти полжизни.

«Сон! – мягкой волной накатило облегчение. – Я жива. Андрей жив. Всё хорошо!»

Захотелось встать и включить свет, чтобы окончательно отогнать наваждение.

Девушка поднялась, щёлкнула выключателем. Никакого эффекта. Это было неприятно, комната сразу перестала казаться такой уютной.

Выбравшись в коридор, она дотянулась до выключателя за вешалками. Лампочка засветилась тусклым дрожащим светом, достаточным ровно для того, чтобы понять, что в доме что-то не так. И это «не так» во мраке со всех сторон двинулось к ней.

Марина открыла глаза. Она лежала в своей постели и точно знала, что в комнате есть кто-то ещё. Можно было даже услышать его дыхание, почувствовать враждебный взгляд в спину. Но ни двинуться, ни закричать не удавалось.

Она попыталась хотя бы позвать кота в надежде, что тот спугнёт потустороннюю сущность, но даже на простое «кис-кис» губы оказались неспособны. Задёргалась изо всех сил, пытаясь разбить оковы сонного паралича, но без толку. Даже палец не шевельнулся.

Девушка открыла глаза. Вспомнила, что зацикленные сны у неё уже не в первый раз. Они сопровождали любой особо нервный период жизни. Ничего, с этим можно жить. Главное – проснуться взаправду.

Осторожно встала, цепляясь взглядом за привычные мелочи: кошачья игрушка, мягкая текстура халата. Да, точно, на этот раз проснулась!

Сонно моргая, Марина прошлёпала на кухню. Потянулась к выключателю…

Темнота.

Темнота, подползающая со всех сторон.

Она даже не запомнила, сколько раз ещё «просыпалась». Иногда просто бессильно дёргалась в липкой паутине недосна, исходя беззвучным криком и пытаясь увидеть Того-Кто-За-Спиной. Иногда удавалось встать и пройтись по квартире, ровно до того момента, пока какая-то неправильность окружающего мира не давала понять, что всё это – тоже иллюзия.

* * *

– Ну как вы тут? – Демон-менеджер сидел на краю кровати, внимательно глядя на свою подопечную.

– Хоть вы – настоящий? – Она резко села, непроизвольно тронула его за локоть и тут же смущённо отдёрнула руку.

– Более чем, – заверил тот. – Продолжим?

– Неужели это ещё не все мои страхи? И… Стоп, слушайте! Подождите! Страх смерти точно мелькал больше одного раза!

Посланник ада взглянул ей в глаза. Непривычно холодно, совсем не так, как вначале.

– А в контракте ничего и не сказано о том, что вы будете переживать свои страхи только по одному разу.

– Что? – Марина похолодела, сердце заколотилось. – И… по сколько…

Хотя она уже знала ответ.

– А вы уже хотите выбрать альтернативный способ оплаты?

Девушка отчаянно замотала головой. Руки тряслись.

– Тогда давайте продолжим. И не надо рыдать. Это ведь был очень короткий контракт, неужели сложно было прочитать его внимательно?

Тишина.

Темнота.

Следующий сон.

Анастасия Вулич
Самара
Медовая свадьба

Восковые свечи дрожали от стройного монотонного пения прихожан. Хор голосов сливался с непрерывным жужжанием пчёл. Насекомые облепили потемневшую от времени обшивку старой церкви. Ленивыми пьяными зигзагами они летали между женщинами. Садились на покрытые платками головы, ползали по лицам и сложенным в молитвенном жесте рукам. Щетинистые лапки насекомых вызывали щекочущее ощущение, лёгкое покалывание и инстинктивное желание смахнуть, прогнать их. Но ни одна женщина не смела так поступить. Прогнать пчелу – сродни богохульству, плевку в лицо Медоносной Матери.

Помещение полнилось тяжёлым цветочным ароматом.

У кафедры священника стояла купель, наполненная до краёв тягучим мёдом. Преподобная Евгения – крупная высокая женщина – обладала подходящим статусу станом и неторопливостью движений. Она облачена в просторные одежды золотого цвета. Её длинные чёрные волосы, похожие на конскую гриву, уложены в толстую косу с вплетённой жёлтой лентой. Преподобная Евгения держала на руках младенца. Нараспев читая молитву, восхваляющую Медоносную Мать, она опустила ребёнка в купель. Мёд вышел из краёв и неспешной волной пополз по стене, тягучими каплями пролился на пол. Преподобная подняла младенца над собой. Ребёнок неистово кричал, обтекая маслянистой жидкостью.

– Благослови своего трутня Ивана, о Медоносная Мать, дай ему здоровья, чтобы мог он служить Тебе и восхвалять Тебя, чтобы жизнь его была сладкой и чистой, как медовый ручей.

Молящиеся женщины разом встали на колени. Они закрыли глаза и открыли рты, вытянув влажные языки. На каждый язык села пчела.

– Вкусите тело Медоносной Матери, сёстры мои, да получите благословение её.

Женщины закрыли рты и проглотили насекомых. Пчёлы приняли смерть безропотно, что говорило о благосклонности Матери. Лишь одну женщину – Оксану – пчела ужалила в язык. Боль была невыносимой, но Оксана стерпела её. Плотно сомкнув губы, обливаясь молчаливыми слезами, она чувствовала, как язык полыхает огнём и разбухает. Увеличивается в размерах, не умещается во рту. Тем не менее Оксана терпела. Она знала, за что была наказана.

Вчера её сыну Кире исполнилось шестнадцать, он стал женихом.

Всю прошлую ночь Оксана проплакала. Пряча горячее мокрое лицо меж грудей своей подруги Марины, она прошептала, что увезёт Кирю отсюда. Зимой, когда Медоносная Мать и её бесчисленные подданные будут спать.

Жало пчелы пульсировало в языке, разливалось жарким огнём. От Матери не скрылась слабость. Поэтому Оксана терпела, смиренно принимая наказание.

* * *

Село Медовое вольготно расположилось в бескрайних равнинах степей Поволжского края. Поля, некогда вспаханные и опустошённые урожаями пшеницы, ныне восстановились и заросли дикими цветами. Густой валежник жёлтого донника наполнял летом воздух тяжёлым сладким запахом. Тонконогие незабудки и желторотый львиный зев причудливо смотрелись среди паутины вьюнка. Изнеженные васильки ранним утром мигали синими глазками, прячась в зарослях гречихи. Бесчисленное множество цветущих трав заполонило поля, и над всем этим богатством в замысловатом танце кружились неустанные пчёлы.

Как пчела находит цветок, так и Медовое находило, притягивало к себе отчаявшихся людей. Так Оксана приехала сюда пятнадцать лет назад с умирающим ребёнком и уставшим мужем. Она и сама безгранично устала, потеряла надежду, но где-то в глубине мудрой материнской души всё же надеялась. Её сын – Кирюша – умирал от быстро прогрессирующей спинальной мышечной дистрофии. Никакие денежные сборы не помогали, времени просто не оставалось.

Оксана не помнила, кто и когда рассказал об этом затерянном на картах поселении и о чудесных свойствах местного мёда. Как в тумане прожила те дни, полные боли и отчаяния.

Здесь она познакомилась с Мариной. Здесь же потеряла мужа, но спасла сына.

По крайней мере на пятнадцать лет.

* * *

Солнце в зените. Из-за непрерывного гула пчёл казалось, что солнце перегрелось, раскалилось и сейчас взорвётся огненным шаром, спалив крохотную деревеньку дотла. Оксана чувствовала жар. Ведомая Мариной, она шла домой. Мимо играющих детей, самодовольных кур и непрестанно жующих коров. Другие женщины обгоняли их, возвращаясь к ежедневной суете. Оксана бросила взгляд на дом деда Максима – единственного мужчины в поселенье старше шестнадцати лет.

«Теперь не единственного. Теперь Киря стал вторым», – мысленно поправила она себя. Дед Максим побывал в Чернобыле. Сейчас он выкуривает три пачки крепких сигарет в день, пьёт дешёвое вино из коробки и имеет отменное здоровье. И он единственный, кто не стал женихом. Дед Максим выходил из дома только в то время, когда Медоносная Мать была в спячке. Он мог покинуть деревню, но это грозило смертью.

Мёд, дарующий здоровье и долголетие, раздавала на еженедельной службе преподобная Евгения. Она давала прихожанам ровно столько, чтобы хватило на семь дней, не больше.

Оксана понимала, что сказала о побеге сгоряча. Она уже пробовала прошлой зимой. Оставила Марину, дом и хозяйство, забрала лишь Кирю и уехала. Вернулась через две недели, когда скудные запасы мёда иссякли и Киря упал в обморок. Врачи снова поставили СМА. Вот так за несколько дней жизни без мёда болезнь вернулась в том же смертельном величии.

У Оксаны не оставалось выбора: увезти Кирю означало убить его. Остаться здесь равносильно ожиданию не просто смерти. Сводящее с ума ожидание, когда Медоносная Мать истощит запасы семени предыдущего жениха, испустит особые феромоны, от которых мужчины просто сходят с ума и идут к ней, как ягнята на заклание.

«А придя к ней… Нет, об этом лучше не думать», – решила Оксана. И непослушные мысли отправились к тем женщинам, которые старались удержать мужей и сыновей дома, к тем, кто пытался оборудовать дома так, чтобы ни одна крохотная букашка не пробралась внутрь. Чтобы до мужчин не дошли губительные флюиды. Но тщетно. Единственный дом, который не трогали пчёлы, принадлежал деду Максиму. Оксана подозревала, что это связанно с его «особым» положением любовника преподобной Евгении.

Бесконечный цикл уходящих мужей и сыновей, отцов и братьев. Бесконечные кольца женских рук, пытающихся удержать их. Оксана смутно помнила сама, как пыталась удержать мужа. Ведомый феромонами, он направился в церковь. Оксана держала его за руки. Плакала, обнимала, царапала и била. Била в бессильной ярости и отчаянии, чтобы он очнулся, пришёл в себя, остался. Облако пчёл в нетерпении кружило над их головами, а женщины выстроились вдоль дороги, молчаливо наблюдая за этим зрелищем. Они видели не раз. Они не рисковали вмешаться.

Лишь Марина, пришедшая нянчиться с Кирей, не осталась равнодушна. Она передала ребёнка стоявшей рядом женщине и бросилась к Оксане. Но не чтобы помочь остановить мужа, а чтобы остановить её саму. Она отцепляла руки, шептала, что нужно отпустить, что всё будет хорошо.

В конце концов она влепила громкую, сокрушающую пощечину. Рука у Марины была тяжёлая. Оксана упала на колени и завыла. Обнимая себя, раскачиваясь вперёд-назад, Оксана выла побитой собакой. Осознание того, что произошло, накрыло её грязной, тошнотворной правдой. Ей казалось, что она больше не сможет встать и идти куда-то. Ей казалось, что такое простое действие, как маленький вдох, невозможно.

Марина присела рядом и обняла её за содрогающиеся от рыданий плечи.

– Живи, – прошептала она. – Живи ради сына.

Позже Оксана немного оправилась. Когда затянулись раны в разорванной и сшитой заново картине мира, она стала жить с Мариной. Ещё позже она сама стала свидетелем нескольких свадеб. И помогала отпускать.

Предпоследний жених чуть не унёс с собой дочь. Кроха повисла на его шее, готовая скорее умереть, чем разжать руки. Осторожно, пальчик за пальчиком женщины оторвали её от отца. Потому что тот, кто посмеет помешать жениху на пути к невесте, будет уничтожен. Было и такое. Все помнили Лену, как она приковала наручниками своего возлюбленного к батарее.

Тогда пчёлы пробрались в дом. Они зажалили девушку насмерть. А её любимому обглодали кисть до кости, чтобы он мог освободиться. Оксана до сих пор с ужасом вспоминает эту картину, как он идёт по пыльной дороге. Баюкает на груди обглоданную кисть и улыбается. Блаженная, идиотская улыбка на лице. Капелька слюны в углу рта. Безучастный, мечтательный взгляд и сокрушающий небо сладкий звон колоколов, возвещающий о начале свадьбы.

* * *

Дома Марина вытащила жало из языка подруги и положила на ранку крохотную капельку мёда. Оксана с облегчением почувствовала, как жар и пульсация спадают.

Вечером они вместе с Кирей пошли поприветствовать новеньких – молодую пару, которая обустраивала дом покойной Клавдии, их дальней родственницы. Миловидная девушка, стройная, как тростинка, с немыслимо огромным для её размеров животом, встретила их у калитки. Следом подошёл симпатичный парень. Они представились как Таня и Дима. Поведали, что хотят сделать из домика летнюю дачу. Оксана с удовлетворением выслушала, как их посетила преподобная Евгения, которую Таня прозвала монашкой. Евгения угостила их мёдом, вкуснее которого они в жизни не пробовали. Даже Дима, страдающий аллергией, соблазнился на ложечку, и, о чудо, эта ложечка не вызвала привычного зуда и покраснения. Молодые сказали, что останутся на неделю, и Оксана мысленно взмолилась Медоносной, чтобы свадьба случилась в ближайшее время. Пока Дима здесь, у неё был шанс.

Последующие дни она провела, наблюдая за домом деда Максима, пока не получила знак, которого так ждала.

* * *

Дед Максим стоял у окна. К лицу прижимал кислородную маску.

Это означало, что ритуал перед свадьбой начался. Медоносная Мать испускала феромоны. Об этом знала преподобная Евгения, значит, она предупредила деда Максима. А он – нарочно или нет – предупреждал Оксану.

* * *

Прошедшей зимой у соседей взбесился племенной бык. Он разнёс сарай и ворвался во двор, загнав хозяев на крышу построек. Лоснящаяся чёрная шкура блестела от пота в слепящих лучах морозного солнца. Бык буянил, рыл копытом снег, который взлетал в воздух грязными комьями. Налитые кровью глаза слепо таращились на снег. После долгого нахождения в полутьме солнце полосовало зрачки лезвием, что причиняло животному боль. Из расширенных ноздрей шёл густой пар.

Зеваки криками и палками попытались отогнать быка, но животное не подпускало к себе никого. Потоптавшись на месте, кто-то наконец сообразил вызвать ветеринара. Ближайший врач был в районе, приехал спустя час. Быка усыпили лишь третьим выстрелом.

Практически всё село было свидетелем этой маленькой трагедии. Там же была и Оксана. Она незаметно подобрала дротик со снотворным, который бык смахнул хвостом.

Сейчас, доставая лекарство, спрятанное в декоративном чайничке, Оксана набиралась мужества. Что если лекарство не подействует? Что если подействует и дозировка убьёт сына? Что будет дальше? На кону стояла его жизнь.

Если она осмелится покинуть деревню во второй раз, назад дороги не будет. Медоносная Мать простила один проступок, за второй будет наказание. Оксана не была уверена, что их выпустят сейчас, накануне свадьбы. Нет, нужно решаться.

Марина зашла в комнату, держа в руках запечатанную упаковку для капельницы. Киря вернулся с огорода, зашёл на кухню и загремел кружкой, черпая из кадки ледяную воду. Оксана сжала в руке шприц, в который вобрала половину транквилизатора, и вошла на кухню. Спросила сына о чём-то, она сама не понимала о чём. Происходящее казалось ей тоскливым кошмаром. Киря начал что-то оживлённо рассказывать, взмахивая кружкой. Капли воды упали на его футболку. Оксана кивала. Всем своим существом она сосредоточилась на простом действии.

Воткнуть иглу.

Выжать поршень.

Быстро.

Киря не успел отреагировать. Не успел понять, что произошло, когда осел на пол. Оксана попыталась удержать его, но не смогла. Он упал, мелодраматично раскинув руки и расплескав воду. Марина присела рядом. Пощупала пульс – в норме. Она засунула прозрачные трубки для капельницы в нос Кире и закрепила их на лице липкой лентой, сделав несколько оборотов вокруг головы, – должно хватить на какое-то время. Оксана взяла сына под мышки, Марина – за ноги. Вдвоём они отволокли его на улицу к большой старой бочке. Летом в ней хранилась вода для полива. Когда Киря был помладше, в особо жаркие дни он купался в пропахшей железом воде. Или ловил головастиков, неизменно вылуплявшихся в бочке, и приносил показать маме.

Женщины осторожно опустили подростка в бочку, закрепили трубки так, чтобы они не соскользнули в воду. Оксана прижала сына ко дну сплетёнными верёвкой гирями.

Светлые волосы мягким облаком покачивались в тёплой воде. Крохотные пузырьки воздуха образовались у корешков едва пробивающихся бесцветных усов. Киря выглядел таким юным и таким беззащитным. У Оксаны сжалось сердце от тоски. Но что ей оставалось делать? Это даст ей время, драгоценное время, пока не пройдёт свадьба.

Пчела села на край бочки и поползла к отверстию трубки. Засунула внутрь голову, перекрывая доступ кислорода. Оксана ухватила её за мохнатое тельце и вытащила. Насекомое упиралось, извиваясь щетинистым телом. Отвратительное ощущение. Женщина поспешила отбросить пчелу.

– Присмотришь за ним? – спросила Оксана. Она впервые заметила бледность подруги и чуть дрожащие от страха губы.

– Ты уходишь?

– Хочу убедиться, что Дима отправился к Медоносной. Я быстро, – ответила Оксана, хоть и не совсем была в этом уверена.

* * *

Дом казался пустым. Оксана позвала хозяев, но ответа не последовало. Она зашла внутрь, в коридоре под ноги бросился котёнок, криком прося еды. Таня сидела на кухне. Она плакала, сморкаясь в вафельное полотенце и им же утирая слёзы.

– Дима пропал, – сказала она бесцветным тоном, поднимая на гостью глаза.

– Вернётся, – соврала Оксана.

– Что тут происходит? У вас какая-то секта, да?

Оксана сглотнула ком, подступивший к горлу. Секта. Можно и так назвать.

– Я же вижу, – продолжила Таня. Кажется, она начала успокаиваться. – Вижу, что вы тут все помешаны. Здесь совсем нет мужчин. А ваша монашка чуть ли не силой впихивала в нас мёд.

– Мёд – это причастие, – Оксана сама не понимала, зачем сказала это. Ей было жаль девушку, она напоминала её саму пятнадцать лет назад. Растерянную и напуганную. Да, было жаль, но не настолько, чтобы обменять сына на мужа Тани.

В этот момент чеканный звон колоколов разбил тишину.

– Где он? – спросила Таня, вздёрнув подбородок. Она считала, что имела право знать.

– Будет только хуже.

– Где он?

– Лучше не надо, – Оксана покачала головой. – Ты всё поймёшь позже.

– Хорошо. – Таня поднялась, доставая из-под стола старый обрез, принадлежавший, скорее всего, её деду. Направила дуло на Оксану. – Отведи меня к нему. Или, клянусь Богом, я выстрелю.

– Как скажешь, – на Оксану внезапно навалилась полнейшая апатия.

Ей оставалось лишь одно – отвести глупую туда, куда она просит.

Женщины бросали дела и выходили из домов, чтобы посмотреть.

Оксана шла впереди, опустив голову, не сводя глаз с дороги. Позади неё в лёгком летнем сарафане, туго обтягивающем огромный живот, шла Таня. Приклад ружья упирался в плечо.

Красные, опухшие от слёз глаза сияли решимостью. И, словно конвой, над ними кружил небольшой рой пчёл. А следом похоронной процессией потянулись и сами женщины.

Ворота церкви распахнуты.

Гул колоколов нарастал, доходя до высшей точки, которую едва выдерживал человеческий слух. Оксана провела беременную девушку по залу, мимо кафедры, к двери, ведущей в подвал. Они спустились вдвоём, остальные женщины остались наверху, скованные священным ужасом. Даже под страхом смерти они не спустились бы, не помешали свадьбе.

На лестнице Таня споткнулась и на секунду потеряла равновесие. Оксана могла в этот момент выбить у неё ружьё, но не сделала этого. В глубине души она сама хотела узнать, что происходит на свадьбе. Хотела заглянуть под подол медовой богине.

С потолка по стенам лавой стекал засахаренный мёд. Он прятал под собой миллионы сот, где созревали личинки нового поколения подданных Матери. Оксана почувствовала под ногами что-то мягкое, податливое и увидела, что весь пол залит янтарным мёдом, в котором, будто древние окаменелости вымершей цивилизации, лежали кости. Черепа, челюсти, фаланги пальцев, рёбра, позвонки. Одного взгляда хватало, чтобы понять: количество женихов Медоносной Матери давно перевалило за сотню. С болью в сердце Оксана увидела остановившиеся наручные часы – их она дарила мужу на первую годовщину. Золотые цепочки, ключи от дома, устаревшие гаджеты, истлевшая одежда. Всё это хранило в себе память о каждом ушедшем человеке и об утрате, которую он оставил после себя. Косточки мелких грызунов и птиц хрустнули под ногами. Волна от шага Оксаны подняла на поверхность целый скелет змеи, похожий на большую многоножку.

Пчёлы игнорировали незваных гостей. Они занимались рутинными делами: уборкой, кормёжкой личинок. Водоносы деловито сновали туда-сюда. Оксана не сразу заметила, что гул колоколов как-то рвано, неестественно стал спадать, будто тот, кто приводил их в движение, бросил это дело, не завершив мелодию.

Она заворожённо смотрела вперёд. Она забыла обо всём мире. О своём сыне. О себе самой. Она смотрела на Медоносную Мать и её жениха.

Богиня, которой поклонялись все жители деревни, была девушкой. Прекрасной нагой девушкой. Её тело истекало мёдом, от чего казалось, что кожа покрыта чеканным золотом. Длинные чёрные волосы прилипли к раскрасневшимся щекам, ниспадали вдоль спины до самых пят. Дима обнимал её со страстью юного любовника. Они извивались в меду, окружённые прилипающими к их телам неповоротливыми пчёлами. Жужжание насекомых, пыхтение Димы, гул последнего колокола и немыслимое зрелище – всё смешалось в восприятии Оксаны. Она теряла связь с реальностью и могла лишь смотреть.

Медоносная Мать открыла рот с острыми, как у щуки, зубами и вцепилась в плечо Димы, вырывая клок неестественно яркого в золотом свете подвала красного мяса. Кровь потекла по его спине, и пчёлы одна за другой подлетали и слизывали её, будто неземное лакомство. Дима застонал, изливаясь острой болью и наслаждением, заливая Медоносную Мать спермой, которую она бережно сохранит в себе. На два, три, а может, и пять лет. Годы спустя после своей смерти Дима будет отцом её бесчисленного потомства.

Смотреть, пока глаза не вылезут из орбит или Оксана не задохнётся от этого зрелища. Утопая в нём, как муха тонет в меду.

Таня кричала.

Оксана с трудом сфокусировалась на её крике. Сознание всплывало на поверхность медленно, нехотя, будто утопленник.

Таня что-то кричала.

Она пыталась прицелиться, кричала Диме, чтобы он отпустил эту тварь. Тварь! Да как смела она называть Медоносную Мать тварью?! Оксана собиралась спросить её об этом. Ей казалось очень важным задать этот вопрос, когда на Таню огромной тенью навалилась преподобная Евгения и сбила девушку с ног. Они обе кувырком покатились на пол, переплетаясь, склеиваясь намертво, как самые пылкие любовники. Это длилось несколько секунд, но Оксане казалось, что прошли часы, прежде чем раздался выстрел. Преподобная обмякла, а Таня, ополоумевшая Таня, со звериным криком подняла обрез и выстрелила в королеву.

Рой загудел. Теперь закричала Оксана.

В глазах мелькали тысячи и тысячи пчелиных тел, сливаясь в бесконечную рябь. Вибрирующий звук их полёта проникал в уши. Оксана упала на пол и закрыла голову руками, но это не помогло. Она чувствовала, как миллионы щетинистых лапок царапают её кожу, путаются в волосах. Пчёлы были в бешенстве, и Оксана приготовилась к мучительной смерти. Один укус. Второй, третий…

Оксана открыла рот, чтобы закричать, но тут же насекомые забились внутрь, корябая язык колючими щетинами, щекоча нёбо крыльями. Отплёвываясь, чихая, кашляя, давясь рыданиями и умирая от страха, она ощутила, как меж ног расплылось тёплое мокрое пятно. И наконец на пике ужаса, погружённая в сводящий с ума зуд жужжания и касания пчёл, она свалилась в спасительную тьму.

* * *

Болело ухо. Оно распухло, перекрывая ушной канал. Сквозь крохотное отверстие, упираясь лапками, выбиралась пчела. Оксана подняла голову и с омерзением стряхнула насекомое. Пчёлы потеряли к ней интерес.

Она увидела, как слаженными движениями рой строит восковой кокон вокруг беременной девушки. Пчелиный яд ввёл Таню в кому, сделав из неё живой инкубатор для нерождённого ребёнка.

Не менее слаженно пчёлы разбирали по кусочкам драгоценное тело Медоносной Матери. С ювелирной тонкостью они подбирали каждую каплю крови. Ведь, чтобы выкормить новую королеву, понадобится тело старой.

Оксана, не смея подняться на ноги, медленно привстала на четвереньки и задом двинулась к выходу. Она едва подавила всхлип, когда упёрлась в холодное тело преподобной. Но даже если бы она закричала, пчёлы не обратили бы на неё внимания. У них очень много работы.

* * *

Оксана в одежде цвета золота, с вплетённой в волосы жёлтой лентой была единственной удостоенной увидеть рождение новой Медоносной Матери. Пчёлы в предвкушении нарезали нетерпеливые круги вокруг потрескавшегося воскового кокона. Оксана напряжённо ждала. Месяц без Медоносной был тяжёлым. Им едва хватило мёда. Спасали обширные запасы, найденные в погребе покойной Евгении. Дед Максим скоропостижно скончался, освободив свой дом для Кири. Сын долго приходил в себя после действия транквилизатора. Ещё дольше он принимал свою новую жизнь в летнем заточении. Когда-нибудь он смирится. Не сейчас, но позже.

Оксана оставила мысли о побеге. Можно запастись мёдом на год или два, но нельзя на всю жизнь. Они с Мариной решили, что раз в несколько лет смогут найти жениха. Пусть не местного, но какая разница? Если для того, чтобы жизнь сына продолжалась, Оксана должна жертвовать жизнью других, пусть будет так. Она готова пройти и через это.

Кокон покрылся трещинами. Что-то изнутри настойчиво толкало тонкие стены и хотело выбраться наружу. Оксана встала на колени. Её охватил благоговейный трепет, а губы сами собой зашептали молитву, восхваляющую Медоносную Мать.

Кокон распахнулся, открывая взору скелет Тани с полусгнившими, недоеденными ошмётками плоти. В гроздьях вздутых кишок сидела девочка. Она широко смотрела на мир жёлтыми, как осы, глазами и улыбалась.

Пчёлы-няньки принялись за работу. А Марина наверху забила в колокола, возвещая о рождении новой королевы.