Текст книги "Фобология"

Елена Григорьева
Уфа
Изнанка желаний

В хмурый осенний понедельник я сидел на работе, листая объявления. После мучительного развода в нашей квартире оставаться не хотелось, нужно было искать что-то другое. Тем я и занимался, бесстыдно тратя рабочее время. Иногда звонил телефон, но я набирал короткий номер, и трубку снимал коллега, поглядывая на меня с пониманием.

Объявления были однотипными, предлагая неописуемые удобства за соответствующую плату. Но менять четыре стены на другие такие же я не собирался. У меня была идея получше. Наконец я нашёл, что искал.

«Сдаётся дом. Десять километров от города. Два этажа. Четыре комнаты. Раздельный санузел. Подъездная дорога – асфальт. Зимой чистится трактором. Без хозяев. Возможно с хозяевами за неполную плату».

«Вряд ли цена обрадует», – подумал я, но заинтересовался и тут же позвонил. Мне ответил приятный женский голос.

– Хотите посмотреть? Да, можно хоть сегодня. Вечером, часов в семь.

– Хорошо, до связи! – я сразу повеселел.

После работы поехал прямо туда. Добрался за полчаса: без пробок, по прямой. Минут пятнадцать по зелёнке, и узнал нужный съезд.

Припарковался у крыльца. Меня уже ждали. Только взошёл по ступенькам – дверь бесшумно откатилась внутрь. В розовых лучах заката на меня глянула темноволосая женщина, и мне показалось, что красивее её я не видел в жизни.

– Здравствуйте! Вы ведь Александр? Меня зовут Гали́на. Можно Галя.

– Очень рад! – промямлил я, зачем-то протянув руку.

Галя смущённо улыбнулась и слегка пожала её.

– Проходите!

Моё оцепенение немного спало, пока девушка показывала апартаменты, которые и правда впечатляли: всё отделано в слегка старомодном, но уютном стиле и вылизано до блеска, краны в ванной сияют непорочным хромом, воздух пахнет чистотой…

Через десять минут мы уже пили чай на кухне.

– Так вас устраивает плата?

– Да-да! – охотно закивал я, не в силах оторвать взгляд от прекрасного, чуть смуглого лица. – Но можно и с хозяевами… С хозяйкой!.. Зачем вам уезжать?! Вы мне ничуть не помешаете!

– Ну что ж… – задумчиво протянула Галя. – Сейчас мне уезжать и правда неудобно… Но вы должны знать, что всё честно! Вот, посмотрите документы…

С застенчивой улыбкой она протянула мне через стол папку, хоть я и так заверил её, что на всё согласен.

Выписка из Росреестра, техпаспорт, копия удостоверения личности… Я уже собирался вернуть папку, но задержался на дате рождения. Тысяча девятьсот…

«Девяносто пять, – с трудом разобрал я цифры ксерокопии. – Совсем молоденькая! А выглядит такой взрослой… И чуть-чуть усталой».

– Всё в порядке? – спросила она, беспокойно на меня глянув.

– Да! Простите… Вот, посмотрите и вы мои!

Я слазил в карман за правами.

– Александр Сергеевич Доброев… Вам, наверно, неудобно меня регистрировать… Да мне и не надо, могу подождать!

Она снова улыбнулась. Теперь слегка лукаво, и у меня подкатил ком к горлу – смесь радости и возбуждения.

* * *

На следующий день я приехал к ней с вещами. Галя встретила меня на пороге. Несмотря на мои протесты, кинулась помогать с чемоданом. К моему изумлению, на первом этаже в зале был накрыт ужин. На двоих. И при свечах!

– Так… Галя… – неуклюже забормотал я. – Позвольте спросить, чем обязан?.. Мне, признаться, очень неловко… Вы ждали кого-то другого, а я поломал вам планы?

– Нет, что́ вы! – вдруг прыснула она, потупившись. – Просто у меня сегодня день рождения.

«Чёрт! Точно! Третье октября. Как я мог забыть?!»

– Г-галя… – пробубнил я, запинаясь. – Вы п-простите! Не подумал… Мне так стыдно! Я должен вас поздравить! П-подождите… Я сейчас…

Пулей я выскочил из дома. Скрипнули половицы. Галя закрыла рот руками, рассмеявшись.

Я промчался по осенним листьям, плюхнулся в машину и тут же тронулся, не дав двигателю прогреться, – рванул в магазин.

В каком-то лихорадочном трансе, прыгающими руками я набирал продукты. Конфеты, нарезка, торт. Бутылка хорошего шампанского. Самые крупные розы в отделе цветов… Кое-как расплатившись, запихал продукты в пакет, вывалился на улицу и забежал в аптеку.

«Наглость, но мало ли!»

На тесной парковке меня ждал неприятный сюрприз. Выезд с неё был перекрыт мусоровозом. Его железная клешня схватила бак и мучительно медленно стала поднимать над асфальтом, роняя вокруг отходы.

Я не мог ждать. Меня колотило. Выжав сцепление, я вдавил педаль газа в пол и рванул вперёд. Раздался скрежет. Я проскочил под баком, зацепив его крышей машины, и с визгом покрышек вылетел на дорогу, оставив за собой след палёной резины.

Галя ждала меня в зале. Шторы были задёрнуты, свет – приглушён. Её плюшевые тапочки чудесным образом превратились в туфельки, а домашний наряд стал вечерним платьем.

Я открыл шампанское, произнёс неуклюжий тост. Мы выпили, поели, даже потанцевали под какой-то медляк. А вскоре она уже была моею. Я отнёс её в спальню наверху и опустил на прохладные простыни.

В голове шумело от алкоголя, и я боялся, что всё делаю неправильно. Но вскоре Галя мелко задрожала, откинувшись на подушку. Она обвила меня руками, притянув к себе, словно приглашая закончить начатое. И я с облегчением принял предложение.

* * *

Когда проснулся, комнату заливала предрассветная голубая дымка. Я повернул голову, уже предвкушая то, что увижу.

Галя лежала рядом, зарывшись в мягкую подушку. Холодный свет падал ей на лицо, неестественно выбелив кожу, придав смуглому бархату оттенок стали. Но черты остались идеальными: сложно было оторвать взгляд от прямого носа, высоких скул и сочных губ.

Я осторожно встал и прокрался на кухню, собираясь удивить даму свежеприготовленным завтраком.

Галя с удовольствием съела яичницу и выпила кофе, сваренный в турке. Сидя у окна, она мило щурилась в золоте рассвета.

– Ну, пора на работу?..

– Угу, – кивнула она, одарив меня широкой улыбкой.

Времени оставалось мало, так что душ принимали раздельно. Я поднялся в спальню и стал остервенело рыться в сумках в поисках чистого белья, приглушая невольную ругань, ведь Галя была через стенку.

Когда управился, хозяйка уже стояла в прихожей – снова в простом, но очень идущем ей платье. Она накинула на плечи белый шарф, надела берет. Я подал ей светлое пальто.

Эффект получился потрясающим. Вся эта белизна подчёркивала цвет её волос. Казалось, за ночь они стали ещё темнее и налились голубым глянцем. Лицо посвежело, не осталось и следа усталости, которую я видел раньше. А глаза… В утренних лучах они прямо-таки сияли, и на фоне густо-коричневого поблёскивали зелёные искорки.

Я застыл перед Галей, глупо улыбаясь, за что был одарён поцелуем. Опасаясь, что он слишком сильно на меня подействует, я рванул наружу, кое-как сунув ноги в ботинки. Галя осталась в прихожей, присев на пуфик, чтобы без спешки застегнуть лаковые сапоги.

Когда я вышел на крыльцо, мой взгляд привлёк маленький кусочек мусора на коврике.

«Мало ли, что принёс ветер за ночь?»

Я хотел пнуть его, но что-то меня потянуло наклониться.

Ничего особенного, просто мятая бумажка – какая-то обёртка или лист блокнота. Он лежал на половике аккуратным белым шариком. Мои пальцы уже почти коснулись его. Тут краем глаза я уловил движение.

Я вскочил, весь напрягшись. Показалось, кто-то стоит в полуметре от меня.

Но осенний двор был пуст, и я закрутился из стороны в сторону. Между деревьями что-то мелькнуло. Маленький серый силуэт вдали продирался сквозь кусты. Но вот вопрос: как он мог так быстро там оказаться?

– Эй!.. – крикнул я.

В дверях появилась взволнованная Галя.

– Что такое?..

– Нет-нет, всё норм… – отозвался я, чувствуя жар на щеках. – Показалось, кого-то увидел.

– А, ничего… Бывает. Ходят тут всякие…

– Ох… – начал я, испугавшись. – И как… ты тут живёшь одна?!

– Ну, теперь же есть ты…

Волнения были начисто стёрты её улыбкой и новым поцелуем. Спускаясь с крыльца, я держал Галю за руку и смотрел на её ножки в сапогах. Зацепил взглядом и коврик.

Бумажки не было.

«Видно, пнул ногой, вертясь в поисках угрозы. Ну и чёрт с ней!»

* * *

Галя отказалась от того, чтобы я её подвёз. Сказала, ей на другой конец города. А из гаража вдруг выкатила старенькая, но сверкающая новой краской «пятёрка».

На работу я приехал вовремя. Первым, кого увидел, был мой друг и коллега Славик. Я хлопнул его по ладони, поймав её затем в рукопожатии.

– С добрым! – весело сказал он. – Как дела? Да ты, смотрю, не выспался!

– Всё отлично! – бросил я, не понимая, как он узнал и на что это намекает.

По пути к столу я глянул в большое зеркало у входа и остановился. Да, лицо моё выглядело ненормально. Всё как-то осунулось, пожелтело, и серо-бурые круги темнели под глазами. И правда, будто бы не спал… А чувствовал себя прекрасно!

Я пошёл умыться и тщательно проэкзаменовал своё отражение в зеркале.

«Да ничего, нормально…»

От ледяной воды бодрости прибавилось.

Но к середине дня я начал засыпать. Плотный обед дело поправил, но ненадолго, и к трём часам я уже клевал носом, чего со мною не бывало лет пятнадцать. Сотрудники заметили, но промолчали. Только Славик обеспокоенно спросил:

– Так плохо на новом месте?

– Нет, что ты! Отличный дом, отличные хозяева.

Я пока не стал ему рассказывать.

«Кто знает, как пойдёт? Не сглазить бы!»

* * *

Домой я мчался как на крыльях, даже проскочил на красный. Галя опять открыла, не успел я подняться на крыльцо. На ней было домашнее, но отнюдь не скромное платье: короткий подол уже не прятал колени, а декольте ненавязчиво прикрывал кружевной передник. Мы поцеловались, и я еле удержался от того, чтобы не сорвать с неё и фартук, и платье прямо в прихожей.

– Прости, на ужин остатки вчерашнего. Не успела ничего приготовить… – сказала она с лёгким тремором, выдавая похожие чувства.

Мы наскоро поужинали, и вечер вновь закончился в постели, со стонами ещё громче, чем в тот раз.

Я проснулся среди ночи. В окна заглядывала луна, и спальню заливал жемчужный свет. Белые простыни так сияли в темноте, что аж резало глаза, и я не сразу посмотрел на Галю. А когда взглянул, во мне всё перевернулось.

На подушке рядом лежал голый череп. Свет луны играл на его гранях. Две чёрные глазницы, провал носа, а зубастую ухмылку скрыло одеяло.

Я грохнулся с кровати и пополз задом наперёд, не в силах оторвать глаза от зрелища.

Под одеялом что-то зашевелилось.

– Саша? Саш… – раздался хриплый голос.

Края одеяла поднялись, безжалостно сползая набок и являя… Серебряный луч скользнул по гладкой коже. На меня глянуло припухшее ото сна лицо.

– Чего ты на полу?

«Понятно… Предательская игра света и теней! А завиток волос, упавший на лицо, сошёл за мертвецкую ухмылку. Эх, кошмары…»

* * *

Утро обрушилось на меня лучами зари. Я очнулся и цапнул телефон.

«Фу-у-ух, семь ноль пять… Время ещё есть…»

Гали рядом не было. Наверное, ушла умываться.

Спустившись вниз, я нашёл на кухне завтрак. Ничего такого: кофе и бутерброды. Но я всё равно был на седьмом небе от счастья, уплетая их.

Галя появилась на пороге в халате и полотенце на мокрых волосах. Капельки влаги освежали её лицо, покрывая кожу роскошным глянцем. У меня перехватывало дыхание.

Но нельзя было забывать и о времени. Поэтому я ограничился всего лишь пуританским поцелуем.

После еды и судорожного поиска одежды я выкатился в прихожую. Галя уже была там. На крыльце я заметил, что она хромает.

– Галя, ты натёрла ногу?!

– Нет, Саш, – ответила она, одарив меня улыбкой. – У меня такое бывает, когда холодно… Старая травма.

– Вот как?! Ну, теперь-то я буду следить, чтобы ты спала под тёплым одеялом!

Я подался вперёд и отчаянно её обнял. Галя стрельнула в меня глазами, прищуренными от улыбки.

Мой «Ровер» стоял теперь в чистом просторном гараже рядом с её маленькой машинкой. Мне было даже стыдно садиться за руль, и я уже подумывал о том, чтобы оформить открытую страховку.

Мои мысли грубо прервали. Потом я не мог поверить, что так расслабился и потерял бдительность.

Из кустов выскочила маленькая фигурка и с силой толкнула меня в бок. Я раскинул руки, пытаясь сохранить равновесие, и ощутил запах: смесь пота, помоев и мочи. Мне в руку вцепился щупленький старик. Жуя челюстями, он умоляюще глянул на меня влажными глазками, затуманенными катарактой.

– Галя… Верни! Верни мне!.. Пусть она вернёт! – замямлил дед.

Я попытался высвободиться. Галя отшатнулась и спряталась мне за спину.

– Чего вам?! – рявкнул я, заслонив подругу.

Лицо Гали скривилось от слёз.

– Господи, да что ж такое?! – запричитала она. – Жилец у меня был. Играть любил… Не знаю уж там, в карты или в домино… На деньги. Обобрал местных пенсионеров да и съехал. А они теперь ко мне все, ко мне…

У меня волосы зашевелились от возмущения.

«Жилец! До меня! И такие проблемы! И ведь она, бедняжка, честная! Наверное, им отдавала!..»

В отчаянии я рванул на груди куртку, достал бумажник, выковырял оттуда две купюры. Подумав, добавил третью и стал совать их старику. Но тот лишь глянул на меня с отчаянием, и деньги упали нам под ноги.

– Эх… – отмахнулся он и, сгорбившись, заковылял прочь.

Я остался стоять ошеломлённый. На помощь пришла Галя:

– Не обращай внимания. Может, из ума выжил. Часто сюда приходит, хотя другие уже отстали.

Она наклонилась, подняла смятые бумажки и вложила их в мою ладонь. В её глазах стояли слёзы.

– Ты прости меня! – вдруг выпалила она. – Из-за меня такое приходится терпеть!

– Нет, что ты! – горячо запротестовал я, притянул Галю к себе и крепко обнял. – Ты-то в чём виновата?! Всё хорошо! Бывает и такое… Разберёмся!

* * *

На работу я опоздал минут на пять. Все уже сидели за компами. Менеджер Лариса брезгливо оглядела меня и бросила:

– Здравствуй… А тебя уже начальник искал.

Крутанувшись на пятках, я полетел к нему в кабинет.

– Пётр Михайлович! Доброе утро! Простите, пожалуйста, за опоздание!

– Здравствуй, Саш! Да что ты, какое опоздание? Я тебя по другому поводу искал, – начал он, а потом недоверчиво посмотрел на меня и указал на стул. – А ты садись… Выглядишь неважно. Я-то хотел попросить тебя кое-куда съездить… А ты совсем уставший… Ну, ничего, тогда сам поеду. А ты сегодня работай в офисе.

– Хорошо, Пётр Михайлович! Спасибо вам за беспокойство! – С тенью досады я развернулся и вышел.

Из коридора бросился в сортир. Там остановился перед зеркалом, тяжело опёршись о раковину. Да, мне нужна была опора, ведь отражение было не моим. На меня смотрел не тридцатидевятилетний Сашка Доброев, а скорее пятидесятилетний Александр Сергеевич, сильно потрёпанный жизнью. Круги под глазами углубились, лицо осунулось, кожа обвисла и собралась складками на подбородке. Особенно портил дело странно посеревший и опухший нос.

«Да уж… Они, наверное, считают меня алкоголиком…»

День прошёл ещё хуже, чем вчерашний. В сон потянуло почти сразу, а после обеда заболела спина. Я решил, это из-за падения с кровати. Впрочем, долго сокрушаться не пришлось, ведь вскоре вместо боли я почувствовал кое-что другое. Часа за два до конца рабочего дня на меня обрушилось резкое желание. Стоит ли говорить, как я помчался к Гале?

* * *

Она стояла в проёме приоткрытой двери, и на ней не было ничего, кроме чулок и кружевного фартука. Взлетая по ступеням, я споткнулся и чуть не ахнул вниз с крыльца. Рывок в поисках равновесия отдался болью во всём теле, но я не обратил внимания. Через миг Галя была в моих руках, и я нёс её в спальню.

То, что последовало дальше, можно сравнить со взрывом протонной бомбы… Когда яростные стоны смолкли и приятные судороги сошли на нет, я провалился в мертвенное забытьё. А ночью меня снова что-то разбудило.

Я уже не боялся очертаний тела, не верил блеску того, что могло быть как шёлком волос, так и черепной костью, не вглядывался в провалы погребальной маски, покоившейся на подушке. Меня привлекло другое.

Лучик лунного света проник в окно и осветил туалетный столик. Настоящий антиквариат, блестящий лаком, с затейливыми завитушками на раме овального зеркала. Я осторожно встал с кровати, морщась от боли, и пошёл на зов луны, играющей в серебристой глади.

На цыпочках я приблизился к столу, стараясь обойти его справа (почему-то пока не решаясь глянуть в зеркало). Когда был в полушаге от тумбы, заставленной парфюмом, всё-таки подался влево. То, что открылось мне в лучах луны, клеймом впечаталось в сознание.

Передо мной стоял иссохший труп. Тело столетнего старика, покрытое струпьями язв. А может, остов давно голодающего человека. Его пергаменная кожа так туго обтянула выпирающие рёбра, что в зеркале отражался полуживой скелет.

Сзади раздался скрип кровати. Дальше – грохот и, кажется, Галин крик. Но я ничего не понял, так как бухнулся в обморок.

* * *

Проснулся я в Галиной постели. Солнце светило безобразно ярко: видимо, был полдень. Я метнулся к телефону, но мышцы подвели меня, и я бессильно плюхнулся на пол, чуть не разбив голову об тумбу. На ней нашёл записку: «Не смогла тебя разбудить. Убежала на работу. Галя».

«Как это не смогла разбудить? Такого ещё не было! И как она не подумала о моей работе?!»

Крамольные мысли развеял тренькнувший будильник.

«Всё-таки она его поставила!»

С трудом взяв телефон, я нажал на вызов.

– Слав, привет! Не отрываю?

– Нет. Я в офисе. Начальник пока не приехал. А ты что, заболел?!

– Нет, всё норм, – ответил я, игнорируя ломоту в костях. – Прикинь, проспал! Скоро буду!

Я кое-как поднялся, но опять потерял равновесие и со стуком воткнулся коленями в пол. Перед глазами дрожала зелень, а в ушах звенело. Я постоял на четвереньках, и в голове стало проясняться. Выровняв дыхание, я изо всех сил оттолкнулся от пола и встал.

Мне даже без эксцессов дались первые шаги. Потом я рухнул как подкошенный. Сознание пронзила страшная догадка: «Отнялись ноги!» Но нет, просто сильно отлежал их. Вскоре чувствительность вернулась, и от ступней вверх побежали щекочущие иглы. Я истерично хохотнул, скривившись.

На кухне на плите нашлись остатки каши: не то перловки, не то овсянки.

«Галя себе варила и мне чуток оставила!»

Я соскрёб с кастрюли склизкую массу и проглотил её прямо холодной. Одевшись во что попало, вышел во двор. Но замер на крыльце, уставившись на кучу листьев. Мне показалось, что там лежит шарик из бумаги.

«Ерунда!»

Всё же огляделся: не прячется ли кто между деревьями? Никого там не было, и я уехал на работу.

* * *

– Здоро́во! Жутко выглядишь… – встретил меня Славик. – У тебя всё норм?

– Да, – поспешно буркнул я. – Ну что сегодня?

Он быстро ввёл меня в курс дела, и я сел за комп. Всё тело ныло, и голова гудела, как с похмелья. Но день я всё же вытерпел, а вечером подошёл к Славе и застенчиво спросил:

– Слушай, тут такое дело… Можно я у тебя переночую? Сильно не помешаю. Завтра пятница и…

– Да не вопрос! Поехали! На моей машине или на твоей?

Подумав, я предложил ехать на разных: видно, уже всё для себя решил, но боялся в этом признаться. Пока добирались, на улице стемнело. Славик, как настоящий друг, ни о чём не спрашивал, а сам я не хотел рассказывать. По сути, и говорить-то было не о чем: какие-то ночные бредни.

«Плохое самочувствие. Может, заболеваю… Не заразить бы Славку!»

Вместе мы замутили холостяцкий ужин из пельмешков, и вскоре я отправился на боковую. Славик постелил мне в зале, и я сразу уснул. Мне снова снились сны.

Обрывки знакомых образов: одинокий дом на краю леса, силуэт в пальто на фоне голых деревьев, зеркало во тьме. Но вижу в нём я не себя, а столетнюю старуху. У неё дряблый живот, кожа сморщилась, на выпирающие рёбра легли два приплюснутых куля, бывшие когда-то грудью. Черты лица собрались в предсмертную маску: чётко выступили костные бугры и впадины, нос ввалился, став щелью посреди складок кожи. Из неё сочится что-то вязкое, поблёскивая в свете луны.

Венцом моих кошмаров стала Галя. Она спустилась ко мне каплей расплавленного свечного воска: в роскошном красном кружеве и маске, скрывающей глаза. Её кожа была ненормально белой. Сквозь неё проступала паутина чёрно-лиловых вен, гротескно сочетаясь с кружевным бельём.

Вздрогнув как от боли, я проснулся.

В квартире было тихо – Славик давно спал. Я судорожно нашарил брюки и оделся, не стесняясь шума и грядущих объяснений.

В лесном доме стояла темнота, не горела даже лампочка у входа. Я пробирался по крыльцу наощупь, не догадавшись включить фонарик. Осторожно открыв дверь, скинул обувь и стал подниматься на второй этаж, часто останавливаясь от одышки.

Галя лежала поверх одеяла, и на ней не было распутного белья, которое я ожидал увидеть. Лунный свет падал ей на лицо, вновь исказив черты, но мне было плевать. Я разделся, всё же стараясь не шуметь, чтобы не разбудить её. Но как только мой зад коснулся простыни, вокруг моих плеч обвились выбеленные ночным светом руки.

* * *

Я еле разлепил глаза, сопротивляясь солнечным лучам, и понял, что опять проспал. С трудом поднял тяжёлую дрожащую руку и стал шарить на столе.

Записки не было. А телефон – на месте. Но будильник не звонил.

«Обиделась! Она меня ждала… Может, и ужин приготовила, а я явился среди ночи… Ранил её чувства!»

Я кое-как разогнул ноги. Всё болело. Меня тошнило. Еле добрёл до ванной. Но рвотный спазм застрял в горле, когда я глянул в зеркало.

Да, всё плохо. Отёкшие веки пульсируют, налившись краснотой. Тёмные мешки под ними наползли на впалые щёки. В волосах и в ночной щетине прибавилось седины.

В спальне зазвонил телефон, и я хромой припрыжкой бросился к нему.

– Сань, ты где? Сегодня Петя здесь. Тебя все потеряли!

– Ох, прости… – прохрипел я. – Уже лечу!

– Окей! А куда вчера-то смылся?

– Потом объясню. Пока!

Я стал собираться. Было не до завтрака, но стоило выпить кофе. Я пошёл на кухню, тяжело опустился на стул, открыл банку с растворимым. Потом решил проверить холодильник.

Ничего страшного я там не нашёл: никаких несъеденных домашних ростбифов или бисквитов. Но всё равно я утопал в чувстве вины. И передумал насчёт кофе.

Выйдя из дома, я и насчёт работы передумал, ничуть этому не удивившись. Я направился к куче листьев у крыльца. С трудом опустившись на колени, не обращая внимания на боль в пояснице, стал рыться в ней дрожащими мёрзнущими пальцами. Почти сразу нашёл комок бумаги, влажный от росы, и кое-как развернул его.

Это был чек. Длинный чек на приличную сумму из местного магазина. И меня ничуть не удивил набор деликатесов, зарегистрированных кассовым аппаратом. Я уже хотел выбросить бумажку, но зачем-то перевернул её. Простым карандашом там было начирикано: «Ещё не поздно! Беги!»

Я выбросил никчёмную бумажку.

«Вот именно, ещё не поздно! – судорожно думал я, садясь за руль, несмотря на то что область моего бокового зрения закрасилась молочно-розоватым. – Ещё не поздно порадовать Гали́ну и вымолить прощение!»

Отрубив к чёрту телефон, я рванул прямо в магазин. Взял тележку и стал с ходу набивать её всякими вкусностями.

Большой ароматный балык, замороженная пицца всех сортов, креветки. Сыры «Ламбер», «Дорблю», «Маасдам». В хлебном – багет и два огромных торта. Не забыл овощи для салата и консервированные ананасы.

В алкогольном отделе долго выбирал вино, а потом плюнул и решил взять виски с колой.

«Гулять так гулять! Я ей такой ужин закачу!..»

Кассирша на меня смотрела как-то странно. Я понял, в чём дело, когда сел за руль и глянул в зеркало заднего обзора. Оказывается, у меня обвисла левая щека.

«Ничего, выпивка всё поправит!»

Криво ухмыльнувшись, не чувствуя половины лица, я погнал обратно.

* * *

Я готов был вершить кулинарные подвиги, забыв об усталости и боли, а зрение вновь прояснилось. Вытащив из машины разом все пакеты, я понёс их в дом. Вдруг голова закружилась, и левую сторону сильно укололо. Я пошатнулся, но выправился, изо всех сил стараясь не уронить поклажу.

А у дверей меня ждал незваный гость. Тот самый дед в бесформенном пальто, которое могло бы быть и чьей-то большой курткой. Тот самый, что не давал проходу мне и Гале.

Он робко сгорбился сбоку от крыльца, точь-в-точь над кучей листьев, где я нашёл записку. Я хотел просто пройти мимо, как предложила Галя, и шагнул вперёд, с натугой поднимая ногу на ступеньку. Старик тихо, но отчётливо сказал:

– Ты посмотри, как она тебя измучила. Совсем скоро жизнь выпьет! Уходи… Пока ещё есть шанс. Если кто-то поможет, ты сможешь уйти!

Я упрямо лез по ступеням вверх, пыхтя под тяжестью пакетов. Но у двери что-то заставило меня обернуться.

– О чём ты? – бросил я, сам удивляясь неразборчивости своих слов.

– Да о том самом… Пьёт она наши жизни, как воду! – Дед уставился на меня, жуя челюстями.

«Совсем сбрендил старый…»

Я вставил ключ в замок, прижав к себе пакеты и неосознанно пытаясь скрыть от деда утомление.

Когда закрывал дверь, выглянул наружу. Странно: деда уже не было, но раздался хруст сухих веток вдалеке. Высунувшись на крыльцо, я вроде разглядел между деревьями серую фигурку.

* * *

К приходу Гали стол был уже накрыт. Исходили паром варёные креветки и свежезапечённая пицца. Ещё я сделал «Цезарь», а также «Леон» с ананасами.

Как только вернулся в дом, мне полегчало: боль прошла, и взгляд в зеркало дал позитивный результат, явив хоть измождённое, но вполне симметричное лицо.

Повеселев, я накатил рюмашку «виски-колы». Во время готовки за воротник пролетело ещё две, потом и третья. Вскоре я обнаружил, что прикончил первую бутылку.

Особого опьянения я не ощущал, лишь лёгкое головокружение и бешеную эйфорию. Услышав звук ключа в замке, выбежал навстречу, поднял Галю, закружил её в объятьях и с облегчением услышал её смех.

Я понял, что обиды нет, и снял с неё пальто. Лихо присел на корточки, чтобы расстегнуть высокие сапоги. Я бы пошёл и дальше, но вовремя вспомнил про ужин и понёс Галю прямиком за стол.

Не знаю, как чинная трапеза перешла в попойку. Салаты были перепробованы, а пицца съедена, и вино сменилось вискарём, а вместо вальса Шуберта, включённого для медленного танца, из колонок грянул рок.

От скромной утончённой Гали не осталось и следа. Она щеголяла по дому в классном чёрном белье, смутно возрождая в памяти образ из сна.

Несмотря на моё не совсем стойкое состояние, пир и шальные пляски вылились в жаркое соитие. Я ещё сообразил задёрнуть шторы, прежде чем окунуться в хищный Галин взгляд.

* * *

Проснулся я посреди ночи на диване в углу зала. Было очень темно: лунный свет почти не пробивался сквозь портьеры. Я вытянул руку, тут же покрывшуюся мурашками, и пошарил рядом. Гали не было. На границе слуха я уловил тоненькие жалобные звуки. С трудом поднялся и, шатаясь, пошёл на них.

В густой тьме я различил тусклый блик под дверью. Я был уверен, что знаю все выходы на первом этаже, но теперь увидел подсвеченный прямоугольник в стене зала и пошёл к нему, спотыкаясь о бутылки.

Я подумал, что дверь заперта, но случайно дёрнул её в нужном направлении. Она бесшумно отъехала вбок. За ней была узкая крутая лестница, ведущая вниз к полоске света.

Я спускался по ступеням, выверяя каждое движение, чтобы не споткнуться. После десяти шагов оказался на площадке с новой дверью – теперь уже на обычных петлях. Из-за неё лились приглушённые стоны.

Осторожно приблизившись, я слегка потянул дверь на себя, замерев в ожидании скрипа. Но дверь беззвучно открылась ещё шире.

Стоны усилились. Я бы назвал их сладострастными… Галиными стонами. Только я чуть-чуть ошибся: это была она, но ничего такого не происходило.

В комнате царил полумрак. Его слегка разгоняло пламя свечи, оплывающей прямо на стол. Рядом стояла обнажённая Галя. Верх её лица скрывала маска.

Она была в каком-то трансе: раскачивалась из стороны в сторону и что-то мычала. Её стоны походили на колдовские песнопения. Рядом со свечой стояла плетёная корзина. Похоже, это из неё шёл звук, который я услышал ещё в зале: тихие жалобные повизгивания.

Волосы у меня вставали дыбом, затылок обдало холодом. Словно почувствовав что-то, Галя смолкла, и я съёжился у двери, не в силах шелохнуться.

Нет, она не повернулась ко мне, а лишь наклонилась и небрежно вынула из корзины что-то живое, жестоко сжав его за горло. Визг усилился, и маленькие конечности забились в воздухе. Пять конечностей.

От сердца немного отлегло: нет, не ребёнок. Толстый маленький щенок с коротким хвостиком и острыми ушами. Но ледяной ком подкатил мне к горлу, когда в другой руке Гали что-то блеснуло.

Я зажмурился, но открытыми остались мои уши, и я услышал истошный визг. Тут я отрубился.

* * *

Очнулся я на диване, под пледом, в ярких солнечных лучах. Рядом нашёл записку: «Ушла в кино с подругой. Отдыхай!» Уголок листа был припечатан чем-то красным, что я очень хотел бы принять за помаду.

Я стал шарить взглядом по комнате, и голову пронзил острый укол боли. Когда я вновь сумел открыть глаза, то не увидел и намёка на откатную дверь и ни следа вчерашнего бедлама. Со стола было убрано, ни одной бутылки на полу, и всё выглядело так же, как когда я познакомился с моей хозяйкой… Всего пять дней назад. Я понял, что сейчас суббота.

Сползши с дивана, я откинул плед и обнаружил, что совершенно голый. Найти трусы оказалось сложно: они были заткнуты за подлокотник. Ещё труднее было их надеть, не потеряв равновесия и не корчась от боли в стонущих суставах. В конце концов я справился и побрёл в ванную.

В зеркале меня приветствовал даже не пятидесятилетний Александр Сергеевич, а дядя Саша, лет десять как на пенсии. Седые волосы не курчавились, как раньше, а свисали вниз жидкими сосульками. Лицо покрылось коричневыми пятнами и сетью морщин. Рёбра выпирали из-под жёлтой кожи. Мослы чётко проступали на плечах, где не осталось и намёка на мышцы.

Прямо в трусах я поплёлся в коридор, не в силах броситься туда бегом. Выбравшись на крыльцо, заковылял вниз по ступеням, дрожа от утреннего морозца. Вместо того чтобы повернуть направо – к гаражу, я голыми коленями уткнулся в кучу листьев и стал в ней копошиться в поисках записки. Вскоре нашёл её. Слова там были те же, но времени, я знал, больше не осталось.

Совсем бесшумно ко мне подошёл дед в бесформенном пальто. Он уже не казался сумасшедшим.

– Замёрзнешь. Иди в дом!

Я глянул на него. По сравнению со мной он был тот ещё живчик. Я даже заметил, что на нём не так уж сильно провисает его странный наряд.

Я всё смотрел на него с немым вопросом, и дед прошамкал:

– Ну что ж… Ведьма взяла своё.

Я выпучил глаза и с горечью закрыл лицо руками. По ним катились слёзы. У меня уже зуб на́ зуб не попадал, но я так и сидел на куче листьев, жалкий и безвольный. Потом я поднял голову, уверенный, что старик исчез, как бывало раньше. Но он всё так же изучал меня голубовато-серыми глазками. Я открыл было рот, но дед опередил меня:

– Да ты не горюй, не горюй!..

Его рука неожиданно ловко юркнула в карман. Оттуда он вынул засаленный, сложенный вчетверо листок.

– Вот, смотри!

Я взял бумажку и кое-как развернул. Там был начерчен круг, пересечённый линиями. Внутри его испещряли непонятные символы. А сверху красовалась надпись покрупнее, которую можно было прочитать, забыв о делении букв алфавита на кириллицу и латиницу: «Хo мoнeo vos et ми vи dиmиttere».