Текст книги "Социологическая школа права в контексте современной юриспруденции"

Под политикой принято рассматривать деятельность, направленную на участие в управлении государством. Сторонники реалистического направления в политике рассматривают силу как основной источник власти и доминирования. Влияние высоко развитых государств на мировое сообщество очевидно; несмотря на формально равные права в международных отношениях, малые государства вынуждены учитывать мнения крупных государств, которые оказывают заметное воздействие на характер международных отношений. Являясь по существу рациональными и однородными политическими образованиями, каждое государство, тем не менее, имеет особенности своего правопорядка, которые зависят, в первую очередь, от исторических путей развития этносов, населяющих территорию.

Поскольку интересы государств на мировой арене не всегда совпадают, то перманентны угрозы возникновения конфликтов. Обеспечение собственной безопасности и сохранение суверенной власти становится основной целью субъектов публичной власти. Способность создавать и участвовать в союзах, поддерживающих интересы конкретного государства, повышают не только его безопасность, но и престиж на международном уровне, что может быть успешно монетизировано бенефециарами сложившейся системы государственного управления.

Политический реализм в качестве научного направления исследует закономерности функционирования государств как субъектов международных отношений. Каждая завершенная правовая доктрина содержит раздел об особенностях взаимодействия государства и права, в зависимости от типа правопонимания актуализируя примат одного из этих феноменов. Мы помним названия профильных кафедр в советских вузах: «теории государства и права», однако некоторые из них теперь переименованы в кафедры «теории права и государства» или «теории и истории права и государства».

Соотношение права и политики носит неодинаковый характер во всех обществах, отношение к праву изменяется в зависимости от эпохи. Сторонники политического реализма утверждают, что право является инструментом политики, что его содержание можно изменять в интересах субъектов публичной власти, которые действуют от имени населения. Вопрос о том, кто уполномочен менять содержание права, не имеет однозначного ответа. Очевидно, что воздействовать на источники права способны акторы силы; в классическом правопонимании – это прерогатива правотворцев. Современный, широкий подход к формам права предполагает увеличение классов субъектов, оказывающих воздействие на правопорядок, в первую очередь ими становятся сами правоприменители: сотрудники административных органов, оперативные уполномоченные, следователи, прокуроры, судьи и т. д.

Примат политики над правом позволяет создавать и использовать репрессивное законодательство не только для взаимоотношений с другими государствами, но и для управления подотчетным населением. В зависимости от целей и задач правоприменителей определяется количество и качество репрессий по отношению к тем, кто критикует решения интерсубъективного суверена. Насилие у всех времен и народов считалось эффективным инструментом как внутригосударственного, так и международного управления. Но развитие международного права в период после Второй мировой войны, формирование наднациональных судов и деятельность Организации объединенных наций позволяет в некоторой степени регулировать поведение государств на международной арене.

В изменившихся геополитических и юридических реалиях мир становится многополярным, утверждается многосторонний подход к пониманию природы и содержания прав и свобод личности. Политические элиты отстаивают собственное понимание демократии и международных правил; сегодня, например, северокорейский тип отношений правителя со «своим» народом для многих постсоветских государств становится образцом подражания. Просвещенный Читатель согласится с тем, что право и правосознание – это элементы культуры этноса и его типического представителя, что тип правопонимания и представления о демократии у юристов Эфиопии, Северной Кореи и Шотландии не всегда будут совпадать. Более того, представления о праве и его соотношении с политикой у выпускников юридического факультета любого университета могут различаться. Эпоха постправды порождает паттерны «новой нормальности», где идеи «внутреннего реализма» способны создать внутринациональные модели прав и свобод личности, не совпадающие по содержанию с моделями соседних государств.

Особенно обостряются различия типов правовопонимания в напряженных для народов исторические периоды, например, во время войны. С одной стороны, идеи и состояния войны способствуют мобилизации всех видов человеческих проявлений, в том числе самых негативных, а с другой, – война с внешними оппонентами позволяет устранить внутреннюю оппозицию, переключить внимание населения с внутригосударственных трудностей на личное физическое и юридическое выживание. Для выработки иррационального страха обывателя перед неопределенностью будущего в стремительно изменяющихся условиях современного мира, – идеологи войны стандартно вводят значительное количество юридических ограничений, которые инсталлируют каждого человека в интеллектуально-юридическое «минное поле» пространства борьбы всех со всеми, где он в любом случае совершит ошибку. Великодушный суверен в этой реалистичной игре наделяет обывателя «несколькими жизнями»: за маленькую ошибку тот получит штраф, за большую ошибку – административный арест, а в случае продолжаемого «ошибочного поведения» – на очень много лет будет отправлен в места лишения свободы. Для дополнительного усложнения существования человека и усиления плотности «минного поля» искушенный суверен может ввести запреты на устное и печатное провозглашение некоторых слов в некоторых сочетаниях, например: «мир» и «война». При этом Верховный Суд может воздерживаться от официального толкования одобренных и нежелательных комбинаций запрещенных слов. Чтобы увеличить правовую неопределенность и усилить иррациональный страх населения, некоторые полицейские могут задерживать пикетчиков за стояние с запрещенными словами (например, «война» и «мир»), а судьи – наказывать задержанных. Другие же судьи не станут усматривать в отдельных словах и цитатах нарушений. Такая избирательность правосудия становится еще непонятнее, если не подразумевать в случаях не-наказания коррупционные причины. Чтобы демократически ориентированное население страшилось высказывать критику в отношении субъектов публичной власти, могут вводиться дополнительные стигматизирующие индивидов и сообщества статусы: «буржуазный», «капиталистический», «враг», «национал-предатель», «либерал», «склонный к измене», «иноагент», «нежелательный», «нерукопожатый», etc. Чем выше правовая неопределенность критериев присвоения негативно ассоциируемых статусов, тем легче манипулировать дискриминирующими людей списками.

Примат интересов государства и политической деятельности над правом в концепциях политического реализма основывается, в том числе, на идеях Никколо Макиавелли и Томаса Гоббса. Н. Макиавелли, например, отмечал, что «власть государя должна покоиться на крепкой основе, иначе она рухнет. Основой же власти во всех государствах… служат хорошие законы и хорошее войско. Но хороших законов не бывает там, где нет хорошего войска, и наоборот, где есть хорошее войско, там хороши и законы…»[69]69
  Макиавелли Н. Государь (сборник). М., 2008. С. 28.


[Закрыть]. По мнению же Т. Гоббса, «подданные не могут осуждать действия суверена… всё, что бы последний ни делал, не может быть неправомерным актом по отношению к кому-либо из его подданных, и он не должен быть кем-либо из них обвинен в несправедливости»[70]70
  Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского. М., 2001. С. 241–242.


[Закрыть].

Сторонник идей политического реализма Ганс Моргентау рассматривал борьбу за власть основным содержанием международной политики: обладание политической властью позволяет контролировать деятельность населения, а в сфере международных отношений – добиваться превосходства над другими нациями и государствами. Его обоснование политического реализма («цели внешней политики должны определяться в терминах национального интереса и поддерживаться соответствующей силой») и фундаментальные принципы этого подхода к реализму широко цитируются:

1. Политика, как и общество в целом, управляется объективными законами, укорененными в неизменной и далеко не совершенной природе человека, попытки изменения которых всегда обречены на неудачу; можно создать теорию, более или менее отражающую эти законы.

2. Политический реализм учитывает значимость политического действия с моральной точки зрения. Он также учитывает неизбежное противоречие между моральным предписанием и требованиями политического действия.

3. Основной признак политического реализма – концепция интереса, определяемого в терминах власти/ силы, которая рационально упорядочивает предмет политики, тем самым делая возможным ее теоретическое понимание.

4. Интерес, определяемый как власть/ сила, – объективная, универсально обоснованная категория, но не потому, что она якобы установлена раз и навсегда; содержание и способ властвования обусловлены политическим и культурным контекстом.

5. Отказ от отождествления моральных устремлений конкретного государства с универсальными моральными законами, т. е. ни одно государство не обладает монопольным правом на добродетель, на установление того, «что хорошо, а что плохо» с моральной точки зрения; именно концепция интереса предотвращает злоупотребления такого рода.

6. Политическая сфера является автономной; для политика определение интереса в качестве власти/ силы – то же самое, что для экономиста определение интереса в качестве богатства[71]71
  Morgenthau Н. Politics Among Nations. The Struggle for Power and Peace. 2nd ed. N. Y., 1955.


[Закрыть].

К сторонникам политического реализма можно отнести и Раймона Арона, по мнению которого отношения между государствами состоят из чередования войны и мира с выделением трех типов мира (равновесие, гегемония и империя) и трех типов войн: межгосударственные, надгосударственные (имперские) и субгосударственные (субимперские)[72]72
  См. подробнее: Арон P. Мир и война между народами/ пер. с фр., под общ. ред. В. И. Даниленко. М., 2000. С. 206–211.


[Закрыть]. Неизбежность конфликта между государствами обязывают их постоянно заботиться об увеличении своей мощи как через поддержку вооруженных сил, так и посредством вступления в союзы государств. В целом же Р. Арон является представителем социологического направления мировой политики и международных отношений: самого себя он причисляет к «школе либеральных социологов Монтескьё, Токвиля… [а также – прим. Е. Т.] Эли Алеви»[73]73
  Арон Р. Этапы развития социологической мысли/ Общ. ред. и предисл. П. С. Гуревича. М., 1993. С. 30.


[Закрыть].

Несмотря на эволюцию международных отношений в части целесообразности применения вооруженных сил для разрешения политических конфликтов, до настоящего времени доминирует оценка политико-правовой ситуации узким кругом лиц. Решения подобного характера не всегда могут выступать предметом общественного обсуждения и приниматься публично. Важным фактором принятия решений становится интуитивное право, личностный фактор, субъективные обоснования государственных интересов.

Примат международного права над национальным остается универсальной закономерностью политического реализма. Международное право является неоспоримым источников права, в этом дискурсе идеи политического реализма важны для понимания правового реализма. Сторонники концепции политического реализма видят природу человека и культивируемый им миропорядок несовершенным, наполненным противоречивыми интересами и конфликтами. Системы внутригосударственных сдержек и противовесов не всегда способны контролировать баланс интересов населения и воинственно настроенных политических лидеров. Следует отметить, что содержание международной политики определяют, в первую очередь, крупные государства, которые, руководствуясь своими национальными интересами, могут оказывать воздействие на другие государства. Сторонники идей политического реализма не исключают всего спектра способов разрешения международных споров, но основным рассматривают вооруженный конфликт. Мир, по их мнению, носит временный характер, а война является постоянной формой взаимодействия государств. Исходя из этого подхода, международное сотрудничество реализуется в форме военно-политических союзов, а базовым средством обеспечения мира становится баланс вооруженных сил между цивилизациями.

Очевидно, что идеи политического реализма доминировали в правовой доктрине советского социалистического государства с 1917 года. В период между Второй мировой войной и распадом СССР, характеризующийся активным цивилизационным противостоянием между капитализмом и социализмом, именно политическими целями детерминировалось развитие национального права.

Внутренний реализм, присущий каждому человеку, отражает субъективное понимание правовой действительности в методологических конструкциях корпоративной этики. Формирование индивидуальной нормативной системы испытывает на себе влияние неравенства интеллектуальных способностей и антропологических свойств человеческих организмов, не говоря уже о социальных особенностях классов, территориальных и образовательных градациях, субъективных амбициях и корпоративных интересах.

Идеи внутреннего реализма в определенный период творчества отстаивал Хилари Патнэм, утверждая, что исследователь распространяет свою теорию на внешний мир, познавая реальность в терминах своего опыта, своего языка, своей системы знаний. Для него реалистичным будет согласованность внешнего мира с внутренними представлениями о разумности и рациональности. По мнению X. Патнэма, какое-либо представление в сознании субъекта (например, представление о стульях и что люди обычно с ними делают) остается лишь «картинкой», если «не сопровождается практикой действия определенным образом или способностью действовать соответствующим образом, тогда как действие в соответствии с картинкой само по себе является способностью, которой человек может как обладать, так и не обладать [в рассмотренном X. Патнэмом примере со стульями человек может по разным причинам не выполнить обращенную к нему просьбу указать на стул – Е. Т.]»[74]74
  Putnam Н. Mind, Language and Reality. Philosophical Papers. Volume 2. Cambridge, 1997. P. 5.


[Закрыть].

К теоретическим положениям необходимо добавлять примеры из юридической практики. Например, следователь не испытывает желания приобщать к материалам дела доказательства невиновности обвиняемого, ибо сведения о «неудобных» юридических фактах могут обесценить многолетний оплаченный труд правоохранителя. Стандартный поведенческий паттерн инквизиционного судопроизводства препятствует реализации целей уголовного закона. Следует помнить, что согласно ч. 2 ст. 6 УПК РФ уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания в той же мере отвечают назначению уголовного судопроизводства, что и отказ от уголовного преследования невиновных, освобождение их от наказания, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию.

Специфическое (а в некоторых случаях – ложное) понимание своих обязанностей становится результатом не только личностной профессиональной деформации, но элементом конвенционального соглашения между юридическими конфессиями. Для следователя, находящегося в стадии профессионального выгорания, независимо от фактических обстоятельств дела, значительно проще генерировать метафизическую версию реальности, соответствующую согласованной с начальником фабуле обвинения, навязать ее надзирающему прокурору и судье, способному без независимой проверки доказательств трансформировать обвинительное заключение в обвинительный приговор. Исследование доказательств может быть произведено в дискурсе обвинительного уклона, отсутствие внятных стандартов доказывания и широта пределов судейского усмотрения позволяют оценить юридические факты и правоотношения с любым запрограммированным результатом.

Метафизический реализм проявляется в авторитарных юридических практиках, которые позволяют воображаемые намерения и предполагаемые действия индивидов инкриминировать им в качестве оконченных деяний – якобы уже состоявшихся и доказанных фактов субъект-объектной действительности. Правоприменители целенаправленно и последовательно снижают критерии доказывания (доказанности), а по некоторым составам преступлений метафизически конструируют так называемую субъективную сторону преступления, включающую цель, мотив, умысел, форму вины. Вопреки требованиям уголовно-процессуального законодательства[75]75
  Например, согласно п. п. 1,2 ч. 1 ст. 73 УПК РФ, при производстве по уголовному делу подлежат доказыванию, в том числе, время, место, способ совершения преступления, виновность лица в совершении преступления, форма его вины и мотивы.


[Закрыть] фактически в правопорядке уже сформирован институт презумпции вины.

Практикуемая в реальных правоотношениях презумпция вины опровергает «книжные» положения презумпции невиновности, о которой правоприменители, в том числе судьи, говорят с усмешкой. Особенно явно презумпция вины проявляется в административных правоотношениях, где для задержания человека и привлечения его к административной ответственности от силовых ведомств требуется минимум усилий в форме рапортов и протоколов. Соответствие созданного полицейским текста реальной картине произошедшего проверяют весьма редкие судьи, обращая внимание, в первую очередь, на формальные аспекты составления типовых документов.

Таким образом, судья, испытывающий корпоративную связанность доводами стороны обвинения, в процессе исследования и оценки доказательств сам становится соучастником обвинения. Эпистемология соучастия здесь может оказаться неочевидной для поверхностного наблюдателя, но опытные процессуалисты отмечают стремление современных судей административной и уголовной юрисдикции оказать всяческое содействие полицейскому, следователю, прокурору, – в том числе исправить процессуальные ошибки, перенести этап исследования сомнительных доказательств со стадии судебного следствия в более позднюю стадию – прения сторон, – и в итоге вынести такой приговор или постановление, которые будут максимально удовлятворять интересы силового ведомства.

Юридическое воображение и домысливание становятся методом концептуальной интуиции, который конструирует желаемую картину прошлых событий в усмотрении правоприменителя. Процессуальное познание объекта и формирование субъективного отношения к нему становятся основой целостного процесса юридического исследования, в котором могут отвергаться факты и доводы, не укладывающиеся в воображаемый обвинителем состав преступления.

Богатая на примеры юридическая современность предоставляет возможность наблюдать, как сотрудники полиции задерживают человека за стояние в Александровском саду Москвы с книгой Льва Толстого «Война и мир»[76]76
  Кремль отказался дать оценку задержанию мужчины с книгой «Война и мир»/ РБК, 15.04.2022 // URL: https://www.rbc.ru/rbcfreenews/625944e09a79471ebd 8f03ac (дата обращения: 10.05.2022).


[Закрыть], задерживают человека за бесплатную раздачу в г. Иваново книг Джорджа Оруэлла «1984»[77]77
  В Иваново завели дело на предпринимателя, раздававшего прохожим роман Оруэлла/ ЗАКС.РУ, 14.04.2022 // URL: https://www.zaks.ru/new/archive/ view/225097 (дата обращения: 10.05.2022).


[Закрыть], задерживают человека за действия, которые теперь практически запрещено нейтрально описывать. Риск быть привлеченным к ответственности за словосочетание, не понравившееся субъекту публичной власти, дискредитирует саму идею наблюдаемости и критической оценки юридических фактов. Официальное мнение о событиях, правовых нормах и возникших правоотношениях становится абсолютной истиной, критика которой наказывается в непредсказуемом сочетании вида и размера наказания. Манипуляции правоприменителей со словами «война» и «мир» сформировали у населения иррациональный страх использования этих слов.

Вероятно, ученым-правоведам нужно настаивать на официальных разъяснениях Пленума Верховного Суда РФ и Конституционного Суда РФ о том, в каких лингвистических конструкциях в ближайшем будущем запрещено использовать слова «война» и «мир». Как показывает отечественный и мировой опыт, некоторые общества на протяжении многих десятилетий могут стабильно функционировать в условиях запрета на альтернативные исследовательские мнения. Эпоха социалистического правового реализма сформировала эффективную методологию навязывания населению идеологически переработанной реальности. Интерпретация фактов и правоотношений, производимая в парадигме запрета на критику официальных утверждений, с неизбежностью порождает опасение исследователей обращаться к запретным темам. Из отечественной истории не удастся стереть периоды восхваления «партии и правительства», осуществляемого достопочтенными учеными, пребывающими в концептах своего внутреннего реализма. Искушение «научно» обосновать требуемое описание прошлой и будущей реальности породило тысячи статей и монографий о государстве и праве в жанре марксистско-брежневского направления научного коммунизма.

Многочисленные ссылки на тексты и прогнозы официальных классиков социалистического реализма, эффективная пропаганда в средствах массовой информации, репрессивные стратегии в отношении, например, «врагов народа», – сформировали у многочисленного населения убеждение в существовании правовой реальности особого типа. Внутренние ощущения советского человека убеждали его в том, что развитой социализм уже наступил, – здесь и сейчас. Реальность, строительство которой должно было завершиться в обозримом будущем, принципиально выделялась тем, что позволяла под руководством одной политической партии «построить» такое общество, в котором государство постепенно «отмирало», а право, как производное от государства явление, вероятно, следовало бы судьбе государства.

Однако, право не становится плодом только государственной деятельности, как продолжают утверждать эксклюзивные позитивисты. Право является элементом культуры всего общества, результатом и способом согласованной жизнедеятельности людей. Человеческие общности формируются на различных основах (например, территориальных, профессиональных, этнических, религиозных), которые формируют особенности целеполагания и механизмы реализации коллективных интересов. И если интересы сильного и разумного сообщества вступают в конфликт с иррациональной волей субъектов публичной власти, – возможны несколько вариантов развития этого социума. Достаточно вспомнить историю законодательства России в 1917 и последующие годы, чтобы убедиться в том, что Законодатель тоже может идти деструктивным для значительной части населения путем.

Существует, как минимум, два основных подхода к пониманию культуры (правовой культуры). Актуальным для постклассического типа правового мышления становится диалектическое восприятие человеческой жизнедеятельности, – в ее развитии и противоречивости. Диалектический подход показывает, что способы строительства мостов и тоннелей отражают культурную эволюцию человечества в не меньшей степени, чем способы лишения жизни, подслушивающие устройства, свойства новых наркотических средств, формы пыток, режимы охраны тюрем и т. п. Исследуя правовые закономерности, необходимо учитывать все развивающиеся тенденции, в том числе и те, которые принято оценивать как негативные.

Аксиологический же подход номинирует в качестве «культурного» лишь то, чему дается положительная оценка общества, от имени которого обычно выступают разнообразные эксперты и публичные акторы силы. «Культурное» поведение противопоставляется «некультурному», плоды человеческой деятельности классифицируются в зависимости от авторитарного мнения уполномоченных (в конечном итоге – государством) лиц. Для иллюстрации аксиологического подхода к феноменам культуры вспомним возмущение Никиты Сергеевича Хрущева на выставке художников в «Манеже» 01 декабря 1962 года: «Очень общо и непонятно. Вот что, Белютин, я вам говорю как Председатель Совета Министров: всё это не нужно советскому народу. Понимаете, это я вам говорю!… Запретить! Всё запретить! Прекратить это безобразие! Я приказываю! Я говорю! И проследить за всем! И на радио, и на телевидении, и в печати всех поклонников этого выкорчевать!»[78]78
  См. подробнее: Герчук Ю. Кровоизлияние в МОСХ, или Хрущёв в Манеже 1 декабря 1962 года. М., 2008; Хрущев на выставке авангардистов // URL: https://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/1183552 (дата обращения: 10.05.2022).


[Закрыть]. В позитивистской парадигме уполномоченные суверена императивно указывают то, что «нужно советскому народу» и «выкорчевывают» иное, не соответствующее их представлениям о должном.