Текст книги "Музыка Макса. 2. Риффы"

– Детка, давай я разберусь со своими женщинами как-нибудь сам? – Голос Макса звучал громко и жёстко. – Какое тебе дело до другой бабы? Ты даже её не знаешь!

– И знать не желаю! – закричала я, уронив голову на колени. – Господи, Макс, что мы наделали? – Макс, не находя слов, молча смотрел на меня. – Вот ты и подтвердил свою блядскую репутацию! Только не понятно, кому из нас троих ты морочишь голову? Может быть, самому себе? Я не желаю тебя видеть! Уходи!

Макс подскочил ко мне и принялся трясти за плечи.

– Когда уже ты повзрослеешь и поймёшь, что жизнь не игра, а люди реальны и порочны? Всё, что сейчас было, было по-настоящему! Что плохого мы сейчас сделали? Кто-то умер? Только что мы любили друг друга, и ты визжала от удовольствия. Разве это было отвратительно? Нет. Это было потрясающе, великолепно, просто охуенно! Да, мы развелись, но наши чувства никуда не делись! Я тебе тоже не безразличен! Я хочу, чтобы мы виделись. Мне это необходимо, понимаешь?

– Я не вещь! Я не твоя гитара, которую можно доставать из шкафа по необходимости!

– Боже, я проклинаю тот день, когда тебя встретил! ― простонал Макс, хватаясь за голову. ― Ты выпотрошила всю мою душу! Это какая-то неизлечимая болезнь, зависимость, жизненно необходимая потребность! Ты причинила мне столько боли и мучений, что я уже не живу, а существую!

– Замолчи! Мне также больно, как и тебе! – потребовала я, но Макс не слышал меня.

– У тебя было все, что можно пожелать, но ты поступила со мной, как подлая тварь. Я ненавижу тебя!

– Надо же! Бедный Макс! И не противно тебе было меня трахать? Как у тебя встал на меня? Трахнул меня из ненависти?

– Да я, можно сказать, сделал тебе одолжение, чтобы ты совсем не одичала и не спилась.

– Вон! Вон из моего дома! – я уже тоже была на пределе.

– Из твоего? – переспросил Макс. – А знаешь, я передумал. Пожалуй, я и правда останусь.

Макс подошёл к кровати, где подавал признаки жизни его телефон. Дисплей мигал, но звука не было. Наверное, подъехало такси, а телефон на беззвучке. Макс поднял его, взглянул на дисплей и засунул под подушку, потом, в подтверждении своих слов, демонстративно лег на кровать.

– Я вызову полицию! – пригрозила я.

– Да, поебать!

Нужно было положить конец этой перепалке и выгнать Макса к чёртовой матери! Чувствуя себя неуютно голышом, я вскочила с постели, выхватила из шкафа первое попавшееся платье и натянула на голое тело. Мой взгляд скользнул по сейфу, который был в этом же шкафу. Не долго думая, я достала оттуда свой ПМ. Подрагивающими от нервного напряжения руками, я наспех зарядила его патронами, которых у меня было всего три. Затем, закрыла шкаф и передёрнув затвор, повернулась к Максу с нацеленным на него пистолетом.

– Он хоть заряжен? – спросил Макс, поморщившись.

Ему показалось очень забавным, что я угрожаю ему пистолетом, поэтому он от души посмеялся надо мной. Наверное, со стороны я выглядела действительно смешно. Мне же было совсем не до смеха. Я действовала чётко и хладнокровно. Мои руки перестали трястись, я даже протрезвела. Уверенно прицелившись правее Макса, я шмальнула в подушку.

– Твою мать! – заорал напуганный до чёртиков Макс и вскочил с кровати.

От подушки во все стороны разлетелись перья, медленно оседая по комнате. Получилось не только эффектно, но и красиво! Макс медленно двигался в мою сторону, протягивая руку к пистолету.

– Отдай! – предупреждающим тоном попросил он.

Я замотала головой и пятилась к стене, пока не почувствовала спиной тиснёную прохладу обоев. Макс всё приближался… Мне казалось, что время замерло. Ствол ПМа упёрся в широкое плечо всё ещё любимого мною мужчины. В то самое место, где уже был один, совсем не старый, шрам от огнестрельного ранения. Вспомнив ту ночь, когда я молилась о том, чтобы Бог сохранил жизнь этому человеку, я растерялась. Он стоял, растопырив руки в стороны, глаза бешено сверкали.

– Давай! Стреляй же! Прекрати меня мучить! – с болью в голосе призывал меня к действию Макс.

Он заметил, что я мешкаю и резко выхватил у меня из рук пистолет.

– То-то же! – буркнул он с усмешкой.

Макс вынул магазин и оставшиеся два патрона из него. Он потряс их в руке, размышляя, что с ними делать. Затем подошёл к окну, открыл его и выбросил патроны на улицу. ПМ и пустую обойму он бросил на кровать. Я сползла по стене и забилась в истерике.

– Ты когда-нибудь доиграешься, помяни моё слово! – крикнул мне Макс уже из прихожей. Он вернулся в спальню уже в куртке и ботинках и присел передо мной на корточки. – Знаешь, она такая простая, бесхитростная, спокойная, – рассказывал Макс о своей девушке. – Не пьёт, не курит. Уверен, сидит сейчас дома у окошечка и ждет меня. Одевается скромно. У меня даже нет малейшего повода ревновать ее. Полная твоя противоположность. И она… мы ждем ребенка. Ева дала мне то, чего ты не могла. Я наконец-то стану отцом.

Макс хлопнул дверью и ушёл. Я еще долго сидела у стены, в полной прострации. Я очнулась, когда поняла, что замёрзла. Макс не закрыл окно…

Я сделала усилие над собой и поднялась с пола. На негнущихся ногах я дошла до окна, чтобы закрыть его. Потом сходила в гостиную за фотографией Макса. Вернувшись в кухню, я налила себе почти полный стакан коньяка и выпила залпом. Только когда крепкий алкоголь пробрал меня до кишок, я смогла начать дышать. Я поставила пустой стакан на стол. Рядом лежал мой большой поварской нож…

Решение, как прекратить свои страдания, я приняла быстро. Если бы я была трезвой, у меня просто не хватило бы духа. Я выбросила бутылку с коньяком в мусор, а следом и фото Макса, затем взяла нож и села на пол у стены.

Так я сидела несколько минут, тяжело дыша, еще раз взвешивая все «за» и «против». Если до этого момента я была уверена, что больнее мне не будет, то, то, что я испытывала сейчас, было просто адским мучением.

«Ты падаешь и разбиваешься, а если сможешь все же подняться на край обрыва снова, то этот человек опять вытрет об тебя ноги. Запомни: человек предается однажды и навсегда»

«Ева дала мне то, чего ты не могла»

«Я сделал тебе одолжение, чтобы ты совсем не одичала и не спилась»

«Прекрати меня мучить»

Мне было настолько больно в душе, что медленно проведя лезвием ножа по запястью, физической боли я не почувствовала. Макс хорошо точил ножи. Под действием адреналина и алкоголя кровища брызнула знатно! Я отбросила нож в сторону и, закрыв глаза, свернулась калачиком на полу.

О! Как же это было прекрасно! С каждой секундой мне становилось все легче и теплей, как будто все мои страдания, боль и обиды утекали из меня вместе с кровью. Смерть обволакивала меня, накрывала своим черным плащом, и под ним было так спокойно и уютно.

– Мамочка, я иду к тебе, – прошептала я.

– Доченька, все будет хорошо! Он вернётся за тобой! – Услышала я мамин голос. – Он наполнит тебя новой жизнью!

Я не видела её саму, но я чувствовала, как она обнимает меня, гладит по волосам. Я вдыхала её запах, испытывая щенячий детский восторг. Я улетала в никуда. Вот он… Абсолютный покой.

– Мама?

Я открыла глаза. Первое, что я увидела, беленый потолок с жёлтыми потеками и тусклая лампочка без плафона. Я попыталась сесть и оглядеться, но у меня ничего не вышло. Мои руки были привязаны к кровати. Левое запястье забинтовано, капельница, больничная пижама, тяжелый тошнотворный запах лекарств… Я точно в больнице. Почему такая ублюдочная палата? Я вообще в Москве?

Повернув голову вправо, я увидела зарешеченное окно. На улице было темно. У меня было два времени года: зима и лето. Не важно, какой месяц. Зиму я ненавидела еще и за то, что нельзя было понять который примерно час. Зимой не было утра или вчера. Было два времени суток: темно, блядь, и светло.

Я разочарованно вздохнула, откинувшись на подушку. Комната закружилась… Не стоило делать резких движений. Немного знобило и подташнивало. Здесь меня быть не должно. Я, кажется, должна быть на том свете, а не на этом. В голове крутились события вчерашнего вечера. Соображала я плохо, но в целом чувствовала себя хорошо. Даже с похмелья не болела голова. Наверное, мне вкололи обезболивающее. Как я оказалась в больнице, и кто выдернул меня из одного ада и вернул в другой? И почему я привязана? Может быть я в психушке?

Судорожно я попыталась вспомнить все, что говорится в законе о душевнобольных. Я точно помню, что в универе у нас была целая лекция по суидидникам, когда мы всей группой разбирали их участь. В силу нашей молодости и сумасбродности, тема была актуальна, и преподаватель решил раскрыть ее подробнее. Нужно было вспомнить что там было… Только психушки мне не хватало… Согласно процедуре, в психиатрическую лечебницу меня мог определить только отец, как близкий родственник, но его сейчас нет в городе.

А вдруг я тут уже давно? Просто помню только то, что было вчера, принимая это за действительность… А может быть это только сон? Или игра моего воображения? Мне вспомнился фильм «Предчувствие», по спине пробежал неприятный холодок.

Слева послышался скрип открываемой двери и негромкие шаги. Я повернула голову и увидела пожилую женщину и Макса. Оба они были в белых халатах. Под халатом у Макса была та же одежда, что и вчера, вся в бурых пятнах, значит, дома он еще не был… Должно быть женщина – это врач. Что тут делает Макс? Они встали по обе стороны от моей кровати и склонились надо мной.

– Здравствуйте, Ольга! Я Заведующая отделением и по совместительству ваш лечащий врач, Лидия Борисовна, – представилась женщина. О! Мною занимается Заведующая лично? Какая честь! – Как вы себя чувствуете?

Макс не сказал ни слова. Он стоял, обнимая себя за плечи.

– Как давно я здесь? – выдавила я из себя.

Мне нужно было поскорее выяснить, каковы мои шансы примкнуть к рядам сумасшедших. И не свихнулась ли я на самом деле.

– Ваш муж привез вас вчера в 22:45, – сообщила мне доктор, заглядывая в свой планшет.

Значит все же вчера – это было вчера. Хорошо.

– Я хочу пить, – тихо сказала я. В горле пересохло настолько, что было трудно говорить. – Отвяжите меня! – потребовала я.

– Мы не можем этого сделать, – сообщила доктор, приподнимая верх моей кровати, чтобы я смогла сесть.– Пока не будем уверены, что вы не опасны.

Макс взял с прикроватной тумбочки стакан, налил туда воды из бутылки и, придерживая меня за спину, поднес стакан к моим губам. Я с жадностью глотала воду, выпив все до капли. Он жестом предложил еще, но отказалась, покачав головой. Находясь не в горизонтальном положении, и утолив жажду, я пошла в атаку.

– Я в психушке? – уточнила я.

– Нет, не совсем. Вы в стационаре психиатрического отделения центральной поликлиники, – сказала женщина.

– На каком основании? – возмутилась я. – Я требую, чтобы меня перевели в терапию. – Врач ничего не ответила, покосившись на Макса. – Ну? Так на каком основании? – пришлось мне повторить вопрос. – Вы должны были провести психиатрическую экспертизу. Или, может быть, мой муж представил вам справку, о текущем или прошлом нахождении меня в психиатрическом диспансере, или о том, что я состою там на учете? – Женщина была явно обескуражена. – Доктор, я не пойму, вы нарушаете должностные инструкции или злоупотребляете служебным положением? Что…

– Вчера ты пыталась покончить с собой! – резко вмешался в разговор Макс. – Поэтому ты здесь!

– О! Дорогой! Да что же ты такое говоришь? – я включила полную дурочку.

– Ты перерезала себе вены, причем довольно удачно! – настаивал Макс на своем. – Тебя едва откачали.

– Ты что? Я же просто хотела открыть вино… А штопор куда-то запропастился… – сочиняла я небылицу прямо на ходу. – Я пыталась открыть ножом, но он сорвался…

– Почему тогда ты не вызвала скорую? – перебил меня Макс.

– Я хотела, но упала в обморок. Любимый, ты же знаешь, что я не выношу вида крови!

Макс и врач снова переглянулись. Им обоим было понятно, что я разыгрываю комедию, но сделать они ничего не могли.

– Доктор, как вас там? – Мой голос звучал грубо и жестко. – Отвяжите меня немедленно! – Женщина вздохнула, но выполнила мое требование. Она расстегнула застежки на браслетах, и я с удовольствием размяла руки, понимая, что выигрываю этот бой. – У вас есть в терапии платные палаты? Не хочу, чтобы ко мне пускали кого попало! – Не двусмысленно намекнула я на Макса.

– Но ваш муж…

– БЫВШИЙ муж! – перебила я доктора. – Вы вообще у людей проверяете документы? А если бы он моей бабушкой представился? – возмущенно орала я на все отделение. – Вы знаете, кто мой отец? У вас давно были прокурорские проверки?

Врач стояла в полном замешательстве. Не знаю, о чем они там договорились с Максом, но к такому наезду она была явно не готова.

– Лидия Борисовна, мы можем поговорить с моей БЫВШЕЙ супругой наедине? – раздраженно спросил Макс.

Женщина с радостью покинула палату. Я бы даже описала ее побег иначе: «Съебала от греха подальше». Я с вызовом посмотрела на Макса. Ну что, съел?

– Браво, детка! Ты не перестаёшь меня удивлять! Ты прекрасный юрист, – похвалил меня Макс и захлопал в ладоши. – И замечательная актриса, – добавил он. Макс взял у стены стул. Он поставил его спинкой вперед возле кровати и сел на него верхом. – Но «Оскар» я бы не дал.

– Неужели ты думал, что я позволю упечь себя в психушку?

– Проигран только первый раунд. Тебе не помешает немного подлечить голову.

– Как ты там оказался? Ты же уехал?

– Я был так зол, что забыл телефон под подушкой. И ещё я хотел извиниться за свои слова и попросить прощения… А когда вернулся в квартиру, нашел тебя и отвёз в больницу. Я как чувствовал, что не надо отдавать тебе свои ключи, – рассказал Макс. Выглядел он уставшим и подавленным. – Мне так жаль, что я наговорил тебе гадостей! Я же почти убил тебя! Это всё я… Если бы я не вернулся… Боже…

Макс закрыл лицо ладонями.

«Он спасет тебя, чтобы убить»

Теперь я полностью понимала предсказание мамы. Макс убил меня не физически, а морально. Если бы не его обидные слова, сказанные в запале, я бы не собралась на тот свет.

«Он вернётся за тобой»

Вернулся. И снова спас мою жизнь. Блядь!

– Зачем ты меня спас? – с упреком спросила я.

Макс убрал руки от лица и нервно усмехнулся.

– А что я должен был сделать? Забрать телефон, перешагнуть через твоё остывающее тело и уехать, как ни в чем не бывало? Скажи лучше, зачем ты это сделала? Ты не знала, что я вернусь. Ты не хотела меня припугнуть. Ты чётко понимала, что умрёшь! А разве не принято в таких случаях оставлять предсмертные записки? «В моей смерти прошу винить ебучего Максима Глинского». Где всё это? – Несмотря на его чёрный юмор, я видела, что Максу с трудом даются слова. Он искренне переживал. Макс понизил голос и говорил очень тихо. Голос его дрожал. – Вызывать скорую не было времени, такси ожидало внизу. Я перетянул тебе руку полотенцем и вынес к машине. Таксист не хотел тебя везти, боялся, что не доедем… Я и сам этого боялся. Все в крови, таксист орёт на меня, я на него… Какие-то двадцать минут показались мне вечностью. Я смотрел в твое мёртвое лицо, все прислушивался, дышишь или нет, и думал только об одном, только бы мы успели, только бы без пробок… А иначе… – Макс на секунду прикрыл глаза, справляясь с волнением. – Я молился Богу, впервые в жизни! Я никогда его не о чем не просил! Никогда! Я поклялся, что если он поможет, то я никогда тебя не оставлю. Зачем ты так?

Душевная, искренняя, полная душевных терзаний речь Макса должна была растрогать меня до слез, но ничего внутри меня не шевельнулось. Совсем ничего.

– Я просто не хотела жить, – совершенно спокойно ответила я. – И сейчас не хочу. Ничего не изменилось Я ничуть не сожалею о содеянном. Что ж первый блин комом. В следующий раз я позабочусь о том, чтобы тебя и близко не было.

– Чего ты добиваешься? – громко спросил Макс.― Хочешь, чтобы я вернулся?

– Вернулся? – Я покачала головой. – Ты забыл, что это я тебя бросила?

– Тогда в чём дело?

– Да что ты пристал? Перестань вмешиваться в мою… смерть!

– Что с тобой? – воскликнул Макс. – Почему ты всегда так жестока? Я не хотел, чтобы ты умерла! Я хотел, как лучше!

– Как лучше! – передразнила я Макса. – Я хотела сдохнуть. Ты мне помешал. Чего тут хорошего? Если тебе будет легче, то я сделала это не из-за тебя. Да, я до сих пор тебя люблю. Я никогда не была лицемеркой, поэтому пиздеть, что ты мне безразличен, или что я тебя ненавижу, я не буду. – Услышав это, Макс взял мою перебинтованную руку в свои. – Мы попробовали быть вместе, у нас ничего не… вышло. – Мне перестало хватать слов. – И тут нет твоей вины. Просто мы не смогли… ОБА… И не тебе, Макс, чёрт бы тебя побрал, попрекать меня жестокостью! Я не хочу жить без тебя. И с тобой не хочу. Я просто не хочу жить. Макс, уходи! Прошу тебя!

– Как я могу уйти, зная, что ты в таком состоянии? – взмолился Макс.

– Скажи, а если бы я болела неизлечимой болезнью, и ты бы видел, как я мучаюсь, знал бы, что каждое движение приносит мне невыносимую боль, что каждый свой день и каждую ночь я провожу, как в аду, ты бы смог меня убить? Смог бы, например, прострелить мне башку, чтобы я не мучилась и не мучила своих близких? – Макс смотрел на меня округлившимися глазами. Может он, правда, считал меня сумасшедшей? – Или достать мне таблетки, чтобы я уснула навсегда? Или просто мог бы мне не мешать?

– Конечно же, нет!

– Вот видишь, какой ты эгоист. Если бы ты попросил тебя прикончить, я бы это сделала!

– Даже не сомневаюсь! Вчера в тебе было сильное желание это сделать.

– Если бы я хотела выстрелить, я бы выстрелила, – усмехнулась я. – Я не могу убить любимого человека без нужды. Ты сам меня учил, что нужно учитывать желания других людей, а не только свои интересы.

– Господи Боже! – воскликнул Макс. Он поднялся со стула и принялся расхаживать по палате, размахивая руками. – Ты рассуждаешь о своем самоубийстве, как о чужом! Если ты действительно ещё хоть немного меня любишь, учти моё желание, раз уж на то пошло! Я не хочу, чтобы ты с собой ещё что-нибудь сделала! Если с тобой еще что-то случится, я…

– Никогда себе этого не прощу! – продолжила я мысль Макса за него. – Бла—бла-бла! Я уже это где-то слышала. И твои желания больше не учитываются.

– Может быть, тебе обратиться к обычному психологу? Раз психотерапевт для тебя слишком круто?

Я отрицательно покачала головой.

– Я думал, что когда ты очнёшься, то признаешь свою суицидальную попытку ошибкой, но, поскольку ты настаиваешь на том, что я зря тебя спас, я вынужден сделать всё, чтобы ты прошла курс лечения у психиатра.

– У тебя ничего не выйдет! Я не лягу в психушку.

– Я проконсультировался с Лидией Борисовной. После того, что ты сделала, тебя никто не станет спрашивать!

– Макс, послушай! Во-первых, я буду до посинения отстаивать версию, что это был несчастный случай. Во-вторых, если все же дойдет до комиссии, которая будет проводить мое мед. освидетельствование, то я пройду ее 100%. Пусть это будет очередным заёбом, но я не могу лишиться водительских прав и лицензии на ПМ. Может, в следующий раз я решу застрелиться или въебаться в столб на полном ходу. В-третьих, когда ты попробуешь присесть на уши моему отцу, ибо без его согласия у вас нихуя не выйдет, то ты круто обломаешься. Он никогда не пойдет на это, потому что я очень убедительно буду плакать и говорить, что я нечаянно поранилась, а мир так жесток, что даже мой бывший муж, который сделал мне так больно, пытается меня упрятать в психушку… О! Да я буду просто безутешной! Посмотрим, чью сторону он выберет.

Я чуть не рассмеялась, увидев, что Максу нечего возразить.

– Блядь, да ты и правда ёбнутая! – сделал умозаключение Макс и, сверкнув глазами, и схватился за голову. – Я щас сам свихнусь!

– Можешь прилечь, – предложила я, похлопав рукой по кровати. – Меня все равно сейчас переведут в другое отделение. Я навещу тебя завтра.

Макс сел на корточки возле кровати и заглянул мне в лицо.

– Олечка, милая, родная, скажи, что мне сделать, чтобы всё исправить? – умолял меня Макс. – Я всё сделаю! Всё, что попросишь! Только скажи!

Я потрепала Макса по волосам и погладила его щёку. Это был жест, сделанный на автомате, никаких эмоций я при этом не испытала. Он уткнулся лицом ко мне в живот и потерся о мою руку, как котёнок.

– Макс, ты однажды сказал, что люди – не моя собственность. Так вот… Я хочу, чтобы ты знал, что и я не твоя собственность. Я прощаю тебя. Я прощаю и отпускаю… Мои чувства к тебе намного выше, чем твои ко мне. Мне никогда не хотелось обладать тобой, как вещью. Это нечто другое… это… когда ты желаешь любимому человеку абсолютного счастья, и не важно, с тобой или без тебя.

.

«Да и какая же к черту разница,

С кем он там дальше останется,

Лишь бы она его крепче тебя берегла», – процитировала я свое собственное стихотворение..– Ты понимаешь, о чем я? – Макс закивал головой. – Ты тоже должен меня отпустить, во имя всего хорошего, что у нас было. У нас же было много хорошего? – Макс снова кивнул. – Просто забудь всю хуйню и живи дальше. Тем более, что у тебя… у вас скоро будет ребёнок. Позволь мне сделать взрослый поступок и разобраться самой со своей жизнью. Ты со мной развёлся и больше не несёшь за меня никакой ответственности.

– Ты так говоришь, как будто прощаешься навсегда!

Макс поднял голову, в его глазах стояли слёзы. Он долго смотрел на меня, нерешительно протянул руку и провел её тыльной стороной по моему лицу, проверяя мою реакцию на его прикосновение. Я не шевелилась, тогда Макс сделал следующий шаг, приблизив ко мне лицо, он нежно поцеловав меня в губы, потом поднялся на ноги и повернулся к дверям.

– Макс, подожди! – окликнула я его. Он замер и медленно обернулся. – Отдай мне ключи!

Макс пошарил в кармане брюк и достал оттуда ключи. Он нервно потеребил их в руке, а затем со всей злостью, что у него была, зашвырнул связку в противоположный от меня угол. Не оглядываясь, он вышел, громко хлопнув дверью. Мой бывший муж ушёл, а я подумала о том, что мне, пожалуй, не стоит переводиться в другое отделение. Мне нужно было «выписываться», причем немедленно.

Перепалка с доктором и Максом отняла у меня все силы. Я заставила себя немного поспать. Через несколько часов, когда меня закончили капать и даже покормили, я решила, что достаточно здорова, чтобы свалить из больницы под расписку об отказе в стационарном лечении. На всякий случай, Лидия Борисовна выписала мне рецепт на снотворное и успокоительное, но когда она упомянула, что они не совместимы с алкоголем, интерес к лекарствам у меня пропал.

– Это правда, что Helga Duran – это вы? – спросила врач, когда я уже собиралась уйти.

– Да. А что? – рассеянно сказала я, зябко ёжась в своем летнем платьице, теребя листочек с рецептом.

– Ваш… Максим Сергеевич попросил не размещать вас в обычной палате, чтобы избежать огласки, так что простите за интерьер. Он очень переживает за вас и взял с меня обещание позвонить ему, если что-то случится. Мне сказать, что вы покинули больницу?

– Не стоит. Я сама ему сообщу, как только доберусь домой.

– Моя дочь ваша большая поклонница, – сообщила доктор. Это прозвучало как-то подозрительно. Может Макс попросил её так сказать, чтобы приободрить меня? – Она очень хотела попасть на ваш концерт, но билетов не достать… Я тоже знаю наизусть несколько ваших стихотворений, просто не знала, как вы выглядите. И я не думала, что вы так молоды.

– Да вы что? – я сделала вид, что удивлена. – А какое ваше любимое?

На этом моменте доктор должна была посыпаться, но этого не произошло. Она откашлялась и, глядя мимо меня куда-то в окно прочла без запинки:

 
«Как научиться прощать,
Если боль по рёбрам, как по батарее
Изнутри начинает стучать?
Будет ещё больнее.
 Куда уж больнее? Разве что,
 С летальным исходом.
 На самом деле,
 Станет легче, если выпить по сто.
Ты же совсем на пределе.
 Можно еще обратиться к вере, точнее в веру
И замаливать свое блядство устно,
 Но, поскольку, не знаем молитв и меры,
 Получается страшное богохульство.
 Помимо прощения Бог учил нас любить.
 Отче, Отче, возлюбить – это такой пустяк.
 Мы готовы добрее стать, человечней быть,
 Из последних сил. Расскажи как?
 Как любить этот скот, мерзкий сквозь,
 Так похожий на нас самих?
Мы себя ненавидим за слабость и злость,
 Что уж говорить о других?
Отче, в том не твоя вина,
 Что мы стали мертвее как будто.
 В нас столько зависти, столько говна,
 Что их масса нетто, уже совпадает с брутто.»
 

Не самое лучшее моё стихотворение, зато в тему. Не смотря на моё психоэмоциональное состояние абсолютного похуизма ко всему на свете, я была удивлена. Что-то дёрнулось внутри меня, заставляя подумать о чём-то ещё кроме своей смерти.

– Я могу оставить для неё билет на входе, – предложила я, сама не зная зачем. – Скажите, как её зовут?

– Марина, – радостно сообщила доктор. – Марина Горевая. О! Она так обрадуется. Спасибо вам!

– Горевая? – переспросила я, услышав знакомую фамилию. – А Михаил Горевой вам знаком?

– Михаил – мой сын, – слегка удивившись, ответила Лидия Борисовна.

– Он полицейский?

– Да. Откуда вы его знаете?

– Мой отец Мишин начальник, – коротко ответила я, не вдаваясь в подробности. – У вас замечательный сын!

– О! Спасибо! – доктор просияла. Наверное, каждой матери приятно слушать похвалу о своих детях. – Выздоравливайте!

Я шла по коридору, шаркая одноразовыми тапочками по полу, так как они мне были велики, и думала о том, что только что, я, не понятным для себя образом, как последний лох, заочно пообещала матери неизвестной мне девушки, но известного мне парня, что приду на свой концерт. Черт! Придётся идти. Я вспомнила вопрос Макса о том, смогла бы я отменить концерт, если бы все билеты были проданы. Я фактически смогла, только Макс мне помешал и пока этого не произошло.

Поскольку Макс привез меня в больницу в том же виде, что и нашёл, а именно: в легком платье на голое тело, то уезжала я соответственно в нем же. У меня не было с собой ни обуви, ни денег, ни телефона, ни даже трусов. Зато, были ключи от квартиры. Можно было бы позвонить друзьям, например Юленьке или Тёме, но я не помнила ни одного номера наизусть. Я попросила дежурную медсестру вызвать мне такси. Когда она сообщила мне марку и номер подъехавшей машины, я просто надела поверх одноразовых тапочек бахилы и вышла на улицу. Шел снег. Я прикинула, что было около нуля градусов не меньше, потому что снежинки, падая на землю, сразу таяли. От слабости и свежего воздуха очень сильно кружилась голова, темнело в глазах и подташнивало. До машины я добралась с трудом.

Таксист, увидев меня в бахилах, летнем платьице, перепачканном засохшей кровью и перевязанным запястьем, скользящей по мокрому ледяному асфальту, даже бровью не повел, как будто возил таких чудачек каждый день. Он уточнил адрес и предложил мне взять его куртку с задней полки, чему я была премного благодарна. Добрые люди в Москве все же еще существовали.

Когда мы подъехали к моему подъезду, я предложила подняться вместе со мной за деньгами в квартиру, чтобы он был уверен, что я не сбегу не рассчитавшись. Он отказался, рискуя потерять не только бабло, но и свою куртку. Он остался ждать меня в машине, а я, буквально по стеночке, поплелась к себе. Одетая и обутая я вынесла ему куртку и деньги, щедро набросив чаевых. На прощанье он велел мне беречь себя. Этот человек просто сделал мой день. В квартиру я поднялась в отличном настроении.

От входной двери до кухни простиралась едва заметная кровавая дорожка. Пройдя в кухню, я чуть не блеванула от застоялого тошнотворного вязкого запаха крови и немытой посуды. Мне пришлось зажать нос и открыть настежь окно. Я присела на корточки возле размазанной лужи, рядом с которой был чёткий кровавый след от ботинка Макса. Кровь свернулась и засохла – отвратительное зрелище!

Вздохнув, я достала ведро и тряпку и принялась оттирать кровавые пятна, борясь с то и дело подкатывающими приступами рвоты. Мне пришлось потрудиться, ибо с паркета отмывалось очень плохо, а физические силы были на исходе. Как я не старалась, в щелях кровища осталась все равно. Больше сил ни на что не хватило. Я доковыляла до спальни и, с трудом стянув с себя грязное платье, упала в постель, поднимая вокруг себя редкое облачко пуха.

На следующий день, раз уж я решила отложить свое самоубийство на неопределенный срок, я сходила в ближайшую парикмахерскую и коротко подстриглась. Парикмахер несколько раз переспросила меня, хорошо ли я подумала и не жалко ли мне состригать такое богатство. Меня было не переубедить. Может быть, моя новая жизнь начнется с новой прически?

Потом я перерыла весь сугроб под окнами своей квартиры в поисках патронов. Снега было мало. Сугроб покрылся ледяной коркой, и это очень усложняло задачу. Через минут пятнадцать мне надоело копаться в грязных ледяшках. Патронов нигде не было видно. Кто-то явно нашел их раньше, хорошо, если дворник. Не хватало еще проблем с полицией. Из кухонного мусорного ведра я достала початую бутылку коньяка и фото Макса. Повертев его в руках, я все же бросила его обратно. Нужно было почистить ПМ и убрать в сейф.

Расположилась я на кухне. Включив радио, я положила пистолет на стол и налила себе коньяка. Выпить я так и не успела – в дверь позвонили. Я никого не ждала, поэтому решила не открывать, может это попрошайки или сотрудники ЖКО, или полиция, но кто-то упорно наёбывал в звонок, а потом начал долбиться в двери. Я не выдержала и тихонько заглянула в дверной глазок. За дверью стоял Макс.

Я решила впустить его, пока он не поднял на уши весь подъезд.

– Ёбаное всё! Я уже подумал, что опять что-то случилось! – нервно бросил он, нетерпеливо вваливаясь в квартиру.

В руках у Макса было два пакета.

Я ничего не ответила, просто ушла обратно в кухню, оставив Макса в коридоре. Не очень вежливо и гостеприимно с моей стороны, да и похуй. Макс разулся и снял куртку, затем прошел следом за мной. Я сидела за столом с бутылкой коньяка, сигаретой в зубах и разбирала пистолет, щурясь от табачного дыма.

– Ну, прямо, гангстер, ни больше, ни меньше! – сказал Макс, увидев эту картину. Потом он внимательно осмотрел меня с ног до головы, безусловно заметив, что я подстриглась. – Стрижка отстой! Ты похожа на пацана, – вынес он приговор.

– Макс, зачем ты приехал? Оценить мою прическу? – не отвлекаясь от своего занятия, и не глядя в его сторону, спросила я. – Или убедиться, что я еще не повесилась? Мог бы просто позвонить.

– Я хотел навестить тебя в больнице, но мне сказали, что ты уже уехала домой. Ты точно чокнутая! Нужно было лично убедиться, что ты в порядке. – Макс протянул мне пакеты, я не стала их брать, кивнув головой в сторону гарнитура, чтобы он поставил их туда. – Я купил тебе роллов. Ты голодна? – Я не ответила. – Ты сегодня хоть что-нибудь ела? – спросил Макс, кивнув на стакан с коньяком с укором.