Текст книги "Achtung! Manager in der Luft!"

Глава 23. Охота на вторую часть люфтваффе

Ставим АФА-И на место, дополнительно установили еще два ракетных орудия, немного уменьшили запас топлива на борту, на всякий случай. Приказано «себя не раскрывать», поэтому известкой прошлись по звездочкам на борту и гвардейскому значку. Камуфляж уже давно «зимний», да и машины на лыжах. Дима в полет не пойдет, у нас тут маленькое ЧП: вышли из строя сразу восемь двигателей. На боеготовности это не отразилось, есть запасные машины, но требуется разбираться, каким образом в масло попала вода. Неприятный случай, доселе не встречавшийся. Со мной идет Саша Воеводин, официальный ведомый. Он уже облетался, вполне зрелый летчик, 7 сбитых, но в основном, когда сам пару водил. Ведомые много не сбивают, если ведущий этого не позволяет. Когда вводили летчиков второй на МиГи, то всем нам перепало поработать у них ведущими. Немного иное построение тактики боя, чем на ЛаГГах, и чтобы ухватить и освоить это, приходилось летать в смешанном составе. Но сейчас вторая поставила МиГи на стоянки, а сами мучаются с ЛаГГами, точнее, с их охлаждением.

Осмотрелись, получили удар по законцовкам и набрали высоту 1000 метров. Сегодня придется много маневрировать: люфтваффе нас в покое не оставило, не имея самолетов, оно пригнало на Ленфронт большое количество зениток. Именно поэтому у нас по восемь ракет у каждого. Все с новой «головой». Добираться нам туда 25 минут, вместо 21 напрямую, заход будем выполнять от северо-востока, со стороны 54-й армии, у которой появились собственные ВВС. Поэтому проходим над Жарком и Погостьем, и только после этого доворачиваем на Чудово. За это время немцы ее превратили в приличный опорный пункт, фактически крепость. А приказано ее взять и хоть убейся. Вот мы и пыхтим, задерживаясь на курсе только на время срабатывания затвора аппарата. Все остальное время у нас сплошные маневры, ибо лупят по нам достаточно основательно. Но голова уже привычно крутится на 360 градусов, обследуя небо со всех сторон. Сейчас зенитки прекратят обстрел! Сверху на нас валится пара «мессов», они подходят к точке, когда им можно будет свалиться на крыло и попытаться нас атаковать на большой скорости. Почти что подловили! И я тоже нырнул вниз! Саша за мной и оттянулся. Мы ушли на высоту 25–30 метров над землей над юго-западной окраиной Чудова, там, где Кересть делает разворот, и на картах обозначен склад сена. Насколько я помню, где-то там дом-музей Некрасова. Эх, кому живется весело, вольготно на Руси? Заодно расстреляли зенитную батарею на этом мыске. Ну и попробуй нас тут возьми на высокой скорости! Идем в набор за проскочившей парой, и отпускать их не собираемся. Это им дико не нравится, и они тоже пошли в набор, без разворота на нас. Бой они принимать явно не собираются. Через восемь минут только мы настигли их у Любани и вынудили сменить драп на бой, так как ведомому от меня снизу прилетело. Высота уже была 4 километра, ведущий лишь мельком накренил самолет, чтобы убедиться, что ведомый скис совсем, и рванул вниз-влево, уходя к Любани, которая славилась количеством зениток. Тут мелькнула интересная мысль, и я пустил вдогон, метров с 350, НУР с кумулятивом. Пока догонит, примерно 600 метров пройдет. В принципе я видел, что ракета не попадет идеально в самолет. Оставалось только надеяться, что самоликвидатор сработает вовремя. Сработал! И я нажал на гашетку ШКАСа, чтобы заснять это! «Мессер» буквально разорвало пополам, хотя взрыв был достаточно далеко от самолета. Метрах в пятидесяти. Но после этого небо просто раскрасилось трассами. На развороте меня немного зацепило, получил несколько пробоин на плоскости. Всё. Сюда надо идти толпой и с этими «штучками». Замечательно работают, а то, что летают паршиво, так это даже интересней: на кого бог пошлет! Дав Саньке добить ведомого, возвращаемся домой, отчитываться о первом применении. Санек, оказывается, не забыл снять мой удар по зенитной батарее.

Артиллеристы и наши вооруженцы нас ждали не меньше, чем разведчики, как армейские, так фронтовые и наши. Им снимки, а сами делиться тем, что произошло в воздухе.

– Попали?

– Попали!

– Зенитки были?

– Тащ полковник, задание выполнено: четыре, две и две, выпущено по батарее, которая огня в тот момент не вела. Еще одна – вдогон «мессершмитту», с подрывом в воздухе. Замечательно смогли разломить его пополам. Так что можно стрелять не только по земле, но и по воздушным целям.

– Да по воздушным вы и так стреляете прекрасно, нас больше интересуют наземные цели.

– В таком составе в этом месте это сделать несколько затруднительно. Вас же снимки интересовали, так сказать, доказательства. А там крутиться, как ужам на сковородке, приходилось. Качественно снять трудно. Пойдем большим составом, именно на подавление ПВО, тогда будут снимки.

– Оно понятно! Но все-таки хоть что-то сняли?

– Несколько кадров сделали, часть на фотокинопулемете. А часть старшина Воеводин снимал. Полчаса, и узнаем. Кофейку хотите? Мне супруга после каждого вылета варит. Она у меня болгарка, и кофе делает потрясающий!

Под кофеек и отчитались. Испытания признаны успешными. И вот ночь на 10 декабря 1941 года. Полнолуние, но начальству же не объяснишь, что это чертово светило надо прятать, мы же на его фоне будем видны, как на картинке, но это – перенос начала наступления на две недели. На это они пойти не могут, вот и приходится пересчитывать и менять уже сложившуюся тактику и практику атак противника, отворачивать в другую сторону, чтобы не оказаться на ее фоне. Я почему-то даже не возмущен этим. Видимо, уже привык к тому, что начальство ни хрена не понимает в нашей работе, и все приходится делать самому. Я даже перестал считать сбитые: это ничего не дает! Да и последнее время немцы практически прекратили летать. Один-два вылета на разведку, и всё! Не нравятся им наши морозы. Нам они тоже не нравятся. Кстати, разобрались почти что с водой в масле. Это прибамбас маслогрейки. После 15 дней использования они все начинают гнать горячую воду через прокладки прямо в масло, а заборник стоит низко и вначале наливает в машину воду, а потом масло. В воздухе вместо масла появляется суспензия и движок клинит. Уже 12 машин стоит на смене двигателя, три машины разбито. Говорят, резину немаслостойкую на заводе поставили. Охотно верю, потому что поверить в то, что массовики решили нас всех угробить, поверить сложно. Они из сил выбиваются, чтобы машины летали. Все! Все проверили, в том числе и вероятность наличия воды в масле. Выруливаем. Где-то на Лесном готовится к вылету 125-й бомбардировочный, под крыльями у которого по десять таких же ракет. Самолетов у них немного: 16 штук осталось, но пойдут с перегрузом, 700 килограммов бомб и 10 ракет у каждого. Взлет одновременный, им идти ближе.

Мы выстраиваемся звеньями в строй фронт еще на земле. Зеленая ракета! Сегодня даже шумы использовать запрещено. Первая четверка, которую веду я, оторвалась от земли. Идем с зажжёнными АНО, к нам должны пристроиться остальные. Сделали круг над аэродромом, все в сборе, с земли выстрелили тремя зелеными, ложимся на курс. Двадцать минут полета, впереди все небо украшено сполохами залпов. Наша задача: взломать оборону противника в районе моста через Кересть у Краснофарфорной. Сложность в том, что гитлеровцы, кроме фронтальных дотов, настроили кучу фланкирующих. Да и вообще, там линия фронта напоминает букву «Г» по форме. Но «наши артиллеристы» сказали и показали снимки, что при обсыпке менее полуметра, ракета пробивает кумулятивной струей и осколками три наката. Подходим. Закрываю глаза на некоторое время, чтобы повысить их чувствительность, захватываю глазами пульсирующий огонек огневой точки и проваливаюсь вниз. Атака! Коротко спикировав, бью из пулеметов и одной ракетой, и ухожу на отворот на юг. За мной уходят и остальные самолеты «четверки». Снизу оператор наведения дает команду: «Бить залпом, не менее двух ракет!» Так что не попали! Требуется повторить. Но второй заход показал, что дот все-таки кто-то накрыл. Работаем по открытым траншеям, и здесь луна нам помогает своим рассеянным светом. Бьем издалека, так чтобы разрыв шел в воздухе, выдавая сноп осколков. Четыре захода. В последнем выпущено три ракеты, и отворачиваем домой. Что там на земле – одному богу известно. Но с земли дают положительную оценку происходящему: «Молодцы! Переснаряжайтесь, и мы вас ждем!» Видимо, так придется работать целый день. Но на следующий вылет уходим одной эскадрильей. Теперь задача еще сложнее, несмотря на рассвет: давить одиночные точки сопротивления. Только в час дня повторяем вылет всем полком, работая уже по Чудово. 52-я армия зацепилась за окраины. А через час вновь вылетаем всем полком, да еще и 125-й подключился. От Выры на Тосно по шоссе идет танковая колонна противника, машин шестьдесят. Молодцы штабные, не забыли о разведке. Цель, конечно, поганая, с нашей прицельностью, но я показал остальным, как бить! Залп я выполнил из положения 90°, поставив машину на крыло перед пуском, чтобы уменьшить разброс. Все восемь ракет залпом. Вполне прилично отстрелялись, немецкая танковая дивизия вступить в бой не смогла. Но только к вечеру стало известно, что Чудово бойцы 52-й взяли. Шесть вылетов за день, но никто не жаловался. Вымотались все, но показывали друг другу большие пальцы, задранные вверх. Полк был готов оказывать поддержку войскам круглосуточно. Так и перешли на эскадрильную готовность, пока погода позволяет летать. От реки Волковки и Ям-Ижоры навстречу 52-й и частям 4-й двинулись части внутреннего кольца. Медленно и с огромным напряжением поначалу. Затем командование перебросило туда новенькие КВ, 34 штуки, блокадного производства. И дело пошло! У Саблино их попытались атаковать части немцев, расквартированные вдоль Невы, но тут же пришел в движение плацдарм у Невской Дубровки, а нас переключили на участок немецких атак, и последовали восемь налетов всем полком. Да, штурмовики из нас те еще, но ЛаГГ, с его мощной пушкой и осколочными снарядами 23 мм, вполне успешно работает по пехоте. А танков, танков у немцев не было. Или морозы сковали их активность. Почти две недели продолжались бои, но продвижение вперед было минимальным. Немцы отчаянно сопротивлялись, нанося своими контратаками существенные потери нашим.

Казалось, что вот-вот и наступление выдохнется. Но 25 декабря, с колес, выгружаясь в Чудово, где был восстановлен мост через Волхов, в бой вступили части 2-й Ударной армии, значительно ускорившие наступление на внешнем кольце. Немецкая 18-я армия получила приказ на отход через узкое горлышко в районе Тосно. Нас, к тому времени перемещенных на площадки подскока, задействовали на все сто! До восьми вылетов в день на штурмовку, а день при этом был всего 5 часов и 55 минут, но мы прихватывали и вечер, и ночь, и утро. Зенитки у противника мы выбили, но потеряли 11 самолетов и четырех летчиков. Теперь над линией фронта нас максимум встречали залпы противника из винтовок. К сожалению, и мне пришлось расстаться со своей машиной, и я пересел на «подарок». «Малышка» получила три осколочных: два в центроплан и один по хвосту, который отломился при посадке, но смогла «довезти» меня до места приземления.

Переход – так называлась эта площадка у Грузино, находился у самой дороги на Тихвин, поэтому я снял прицел, перед этим меня перевязали: три касательных ранения мне все-таки досталось. Это та самая «мулька», о которой я уже писал, немецкие зенитчики перестали использовать неразрывные снаряды против наших самолетов. Повезло, что в центроплан они попали за кабиной, большая часть осколков приняла на себя бронеспинка, а у меня только три царапины, хотя одна – довольно глубокая. Через 15 минут подошла машина, с помощью которой я добрался до Велсела, который мы продолжали использовать как базовый и где располагался штаб полка. Оттуда позвонил в Серебряницы, где стояли мои. Мне подготовили «подарок», в который я засунул английский прицел, в хвост, завернутый в тряпку. И, как только «маркони» настроили рацию, вылетел к себе, где нашел ревущую супругу, получил «выговоряку» от Максимыча, за то, что не забрал из бардачков все то, что он туда насовал. Максимыч сел в машину и уехал к «малышке», каннибал эдакий, хотя я его понимаю. От полетов меня отстранили, еле отбился от предложений немного полежать в госпитале. Вика крестиком заштопала реглан. Из землянки нас обоих «выгнали», отвезли в одноименное село, вполне себе уцелевшее, хоть и побывавшее под оккупацией в течение месяца. Но железная дорога проходит по другому берегу Пчевжи, мост сожжен нашими при отступлении, так что местные говорили, что нога оккупанта в село не вступала. А вот соседнее Облучье было полностью сожжено немцами при отходе. Нас устроили в одном из домов, так как швы на одну из ран наш любимый доктор мне все-таки наложил. Ну, а Вика – она по расписанию становилась саносом, так что никакого нарушения не было. До Нового года мы отдыхали, ну а праздник встречали в Великом Селе. По дороге туда до меня дошло, что я получил, и уже довольно давно, но ни разу не использовал! Эта машина, она – головная в серии, и сделал ее «мастер», самый настоящий! С руками и головой, опытом и неограниченными возможностями. Двигатель по паспорту был АМ-35А, но как у меня и было, стоял воздухо-воздушник, с грамотно проведенными переделками, взлетный режим до 30 минут, старая машина позволяла не более 20. Кроме того, и это явно влияние появления в ЦИАМЕ подробных чертежей «Мерлина» и «Гриффона», двигатель имел «полый вал», и использовал 95-й бензин. И, соответственно, его мощность была 1620 сил, а взлетная 1760. Фактически это был АМ-39А. Быстренько товарищ Микулин сориентировался! Имелся гирополукомпас, примерно такой же, как на Ан-2, с ручным приводом в меридиан. То есть после стрельбы не требовалось определять поправку компаса (это из-за уменьшения массы стали, находящейся в пулях патронов, часть пуль имела бронебойки и стальные сердечники). Окрашен он был примерно пятью-шестью слоями краски и лака. Везде на лючках стоял герметик, найти щелку в швах не представлялось возможным. И главное! Консоли крыльев были выполнены из металла, как на третьем опытном экземпляре. В хвостовой части вместо бекелита или фанеры – дюраль на всех шпангоутах. И киль! Он был развернут на два градуса и компенсировал реакцию винта. А я ведь даже не попробовал и отдельно не поблагодарил Алексея Максимовича Богданова за такой царский подарок! Пришлось «исправляться», и через экипаж одного из транспортников, летевшего за запчастями в Куйбышев, пересылать «фронтовые подарки», в основном немецкие, испанские и французские консервы, несколько бутылок «Камю», хорошие бритвы «Золинген» и армейские ножи той же фирмы. Как раз к Новому году ребята успеют, если не подведет погода. Полностью и целиком заслужили сборщики, осталось взять Берлин, как обещал за «такие машины». А вот с этим пока еще туго, немцы даже Тосно еще не отдали. В «коридор» они вцепились зубами, следуя приказу своего Адольфа. Но под Ростовом, Москвой и Ленинградом их потеснили и очень значительно. Особенно под Москвой. У нас пожиже, блокада еще не прорвана, но предпосылки еще имеются. И генералы, и бойцы, не останавливаясь и невзирая на бесчинства погоды, пытаются выкурить немцев с занятых позиций. Продвижение: от двух до пяти километров в сутки.

Мне было приятно и удивительно то обстоятельство, что стоило убрать одного «хорошего человека», и произошли такие изменения на фронте. Тосненский коридор был перерезан 8-й армией изнутри кольца в ночь на первое января. Наступление продолжалось еще 11 суток, и было остановлено немцами на линии железной дороги Ленинград – Новгород, насыпь которой немцы успели подготовить в качестве оборонительного рубежа. Впрочем, у них в руках еще находилась Спасская Полисть и станция Рогавка. Лес между ними стал линией фронта по берегам Керести. А Мерецков смог уговорить руководство в необходимости сделать паузу и накопить боеприпасы и подкрепления. В общем и целом – разумно. Победа далась кровью, и немалой. Освободив три ветки железных дорог, за судьбу Питера можно было не волноваться. 11-я армия пока в Крыму. А младший Микоян уже известил нас, что МиГ с производства не снимают.

Глава 24. Московский бомонд и его влияние

И вот тут вылезла очередная напасть. Но все по порядку. 11-го фронт встал, и в тот же день нас погрузили в пять Ли-2 и отправили в Москву. Наши машины встали на профилактику и смену двигателей, кому требовалось. В сопровождение поставили только меня и Диму, у которого буквально в последние дни был заменен двигатель на такой же, как у меня. Честно говоря, сопровождение особо и не требовалось, потому что летели по тылам. Но все мерзли в «Лидках», они практически не отапливаются, а мы грелись на виражах, да еще и с двумя подвесными баками, вместо двух пулеметов. У «Лидок» маленькая путевая, поэтому крутиться приходилось много. Но посадили нас не к себе в Астафьево, а на Центральный, всех. И, несмотря на то обстоятельство, что было довольно поздно и все устали за время перелета, погрузили всех в автобусы и отправили на Пироговскую улицу, в Главный Штаб ВВС. Народу там набилось – не протолкаться! Командование решило провести Всесоюзную конференцию летчиков. Мысль, вообще-то, здравая, но конференции так не готовят! Об этом надо заранее объявлять, чтобы была возможность к ней подготовиться. А так как на всех фронтах, кроме Ленинградского, идет наступление, то здесь собрался тыловой бомонд, слегка разбавленный ранеными и безлошадными фронтовыми летчиками плюс 6-м корпусом ПВО, расквартированном под Москвой. И курсантами-отличниками боевой и политической подготовки. Вот именно эти «курсанты» и подбросили эту самую головную боль. «Возглавлял» их майор Василий Сталин, инспектор 2-го, истребительного, отдела Главного штаба ВВС. Они подошли к нам в перерыве между заседаниями, после отчета командира полка Рудакова, начальника оперативного отдела Костикова, а потом, с подачи Жигарева, и меня вытащили на сцену к микрофону, как самого результативного.

Было их восемь человек, считая Сталина-младшего, которого тогда на фронт не пускали. Но говорили они за девятерых, включив в свою компанию еще и Тимура Фрунзе, который в этот момент времени первым из «кремлевцев» попал на фронт. Едва заметив, что направление их движения направлено в нашу сторону, я заметил Рудакову, что, похоже, у нас возникли проблемы. Особенно наличие в их плотной группе Василия. Рудаков сделал самое умное, что сумел: попросил летные книжки. Рассмотрел их все и вернул владельцам.

– Извините, учебных машин в полку нет, а у вас у всех освоен И-16 и Як-1, СМУ и ночь отсутствует. Осваивайте машины, полк полностью переходит на МиГи, повышайте допуск, после этого и поговорим. В настоящий момент полк имеет штатный комплект летчиков. Были вакансии две недели назад. Они заполнены.

Несмотря на то, что отказ был вежливым и обоснованным, публика осталась недовольной, хотя злую шутку над ними сыграл товарищ Яковлев, ведь даже племянник Артема Микояна не стал осваивать самолет своего дяди. Им всем надули в уши, что летчики предпочитают «Яки». На этом все и закончилось… бы. Но не таков был Василий Сталин! Он притащился на следующее утро на Центральный на «своем» Як-7А, причем на колесах. Мы же стояли на лыжах. Как инспектор 2-го отдела, он имел право проверить нашу выучку, и, несмотря на наши возражения и полный запрет на воздушные бои над Москвой, внес учебный бой в расписание полетов, и я был вынужден ему подчиниться. Летал он неплохо, но несмотря на форсированный двигатель, его «Як» не смог ничего сделать. Это был бой сокола и вороны. Что очень ему не понравилось. А меня «за воздушное хулиганство» посадили на двое суток. Полк награждали в Кремле, а я сидел на «губе». К ним «на огонек», после награждения, заходил на несколько минут «Сам». А я в это время, вместе с Василием Сталиным, печатал строевым на плацу гарнизонной гауптвахты.

Ну, правда, лишать меня награды не стали, я ее получил, после выхода с гауптвахты, в наградном отделе в Кремле. Но никаких Сталиных рядом и близко не было. Впоследствии выяснилось, что посадить нас приказал сам Сталин, который услышал и увидел воздушный бой над Москвой, снял трубку и позвонил на Центральный. Ну, а начальства там хватало, с избытком! Василия Сталина еще и в звании понизили, открутив ему одну шпалу.

А оба Микояна к нам попали, не сразу, через полгода, им пришлось для этого в ЛИС первого завода устроиться и там попахать на облете машин. Старший еще и в госпитале успел полежать с ожогами, в том самом, в Остафьево. Сбили его через шесть дней после этого совещания, влез ночью в чужую зону. Осваивал ночные полеты.

Еще одной неожиданностью была «ночная Москва»: несмотря на строжайший комендантский час и многочисленные патрули на улицах, город на осадном положении, крупнейшие рестораны Москвы, расположенные в основном в гостиницах, ее театры и кинотеатры работали, причем допоздна. И посетителей было много. Здесь и летчики, и многочисленные командированные, адъютанты и энкавэдешники, комендачи и интенданты, у которых с собой были ночные пропуска или которых поселили в этих гостиницах. Полк держали на Центральном только сутки, затем все переехали в гостиницу «Москва» с четырьмя ресторанами. Нас особо не торопили обратно, давали возможность отдохнуть. Как говорили местные знатоки, водка, которая до войны стоила 75 рублей, подешевела до 12.62, в розницу. В ресторане – 5 рублей сто граммов. Самую большую «пьянку» я пропустил по уважительной причине. Кстати, Рудаков был товарищем практически непьющим, поэтому в этом отношении у него было не просто строго, а очень строго. Болград и в те годы славился своим виноделием и ракией. Но любители сорокаградусной в полку не задерживались, так повелось еще со времен Ильина, и командование полка строго придерживалось старых привычек. Ну, а сами понимаете, что «вылетать» из лучшего полка ВВС, официально признанного таковым, да еще и с подобной записью в личном деле, никто не рвался. Тем не менее ежевечерне, по-эскадрильно, полк атаковал все богоугодные заведения гостиницы в течение недели. Бросилось в глаза большое количество «подружек», с «ночными пропусками»! Пару раз, правда, комендачи устраивали «сбор и упаковку» медового урожая, и даже МУР подключался к этому делу, чистил ряды посетителей. Но где-то у них существовала мощная «крыша», потому как они возвращались на место довольно исправно. Ну, а рядовые жители и жительницы стольного града Москва в этих мероприятиях участия не принимали. Дело было в том, что фронтовики, менее организованные, чем 67-й ГИАП, спускали здесь довольно солидные деньги. Мне самому перечислили, впервые за все время, пока я здесь, 78 тысяч премиальных «за сбитые», и это у меня почти все истребители, всего 16 бомбардировщиков. Я же озаботился немного другим: решил пополнить гардероб супруги. Ей в апреле-мае предстояла демобилизация, а таких магазинов, как в Москве, больше нигде нет. Пусть даже коммерческих. В Ленинграде, говорят, Апрашка закрыта и используется как склад.

Комиссар полка и его коллеги из подразделений с ног сбились, пытаясь заполнить наше время «общением с культурой», но ведущие популярные актеры находились в Алма-Ате и Ташкенте, Куйбышеве и Саратове. Полнокровную труппу имел только театр Красной Армии, да и тех раскидали по фронтовым бригадам и направили в действующую армию, которая активно продвигалась по заснеженным полям. Были какие-то встречи с представителями «богемы». Они что-то пели, танцевали, но я шутов не люблю, и считаю, что хоронить их следует за оградкой. Насмотрелся! На попытки написать обо мне целую книгу, в интервью с будущим автором сказал:

– Вы думаете, что победа рождается там, в воздухе? Вовсе нет. Она рождается здесь, в голове у каждого. Она решается там, за Волгой, в различных КБ и на заводах. Я что? Я – простой маленький винтик, исполнитель того, что заложено в машину. Будут машины – будут сбитые, не будет их, и сбитых не будет. Когда нас использовали не по назначению, то половину первого состава мы за две недели боев потеряли, причем вылетов у нас было с гулькин нос. Пришлось встать и рявкнуть на нескольких генералов, чтобы с головой созвонились и не требовали от нас невозможного. Не забивали гвозди микроскопом. С этого момента, когда нас вернули на свое место, результативность полка пошла резко вверх, потому что мы начали делать то, для чего предназначены. Но такую книгу у вас, по меньшей мере во время войны, в печать никто не пустит. Она – для другого времени: когда начнем разбираться: почему немцы оказались под Москвой, Ростовом и Ленинградом. И почему армия оказалась неспособной остановить противника у границ.

Корреспондент, Жуков его фамилия, почесал затылок, потом согласился:

– Да, у меня немного другое задание. Жаль, а я такое название для нее придумал: «Один МиГ из тысячи». Звучит?

– Нет, мы действуем парой: либо я и Дима, либо мы с Сашкой. Только так!

– Мне сказали, что чаще всего именно вы идете ведущим полка, хоть и всего капитан, и по должности старший летчик эскадрильи.

– Эскадрилья у нас первая, и я ее ведущий. Остальные пристраиваются за нами. И начинал я это делать в звании младшего сержанта. Был самым младшим в полку по званию среди летного состава.

– Мне подполковник Рудаков об этом рассказывал, и о том, что он «подобрал» вас утром 22 июня, сбитого в первом воздушном бою. А через три дня вас представили к званию Героя, с двенадцатью сбитыми.

– Это – дела давно минувших дней. Полк успешно действовал именно благодаря работе старшего комсостава и батальона ВНОС. А я просто пришелся кстати к такой практике. И занимался тогда радиосвязью и построениями в бою. Соединял управление и наведение на цель. Это была существенная недоработка предвоенного времени. Как только ее устранили, так стабилизировали положение на участке фронта. Но один МиГ или один полк войну выиграть не может. Пока не закрепили это положениями и боевым уставом, по всей авиации, проигрывали. Но это требовалось доказать, доказать боевым применением отдельного полка ПВО.

– А почему вас даже на эскадрилью не ставят?

– Как говорит наш «опер»: лучшей должностью для меня была бы должность старшего летчика полка, но такой в штатном расписании нет. Да и теперешняя моя должность в новом штате отсутствует. Я – анахронизм, человек из другого времени.

Я сказал ему чуть больше, чем требовалось, сказал правду, но он понял ее в ином измерении, что я из прошлого. Увы! Не было в прошлом этой тактики. В моем времени ее еще только начали отрабатывать, и окончательно она сложится через полтора года, ценой огромных потерь личного состава. Но всем следует помнить: советские ВВС, несмотря на многочисленность, понесли наименьшие потери в той войне. Как среди союзников, так и среди противников. То есть действовали с максимальной эффективностью.

С паузой в два дня интервью опубликовали, и даже в «Правде». Не знаю, чего это стоило Юрию Жукову. Нас к тому времени «оградили от прессы», переместив в санаторий ВВС под Москвой. Дабы не болтали лишнего. Там же прошли медкомиссию и 28 января из Чкаловска мы вылетели обратно в Великое Село. Две недели без войны. Хотя находились и такие, которые кивали головой на другие полки, где профилактика занимала полтора-два месяца, хоть они и были «нового» штата.