Текст книги "Ассенизаторы. Возмездие"

– Гном! – позвал Вадим. – Его в больницу надо, бровь зашивать. И чемотуха[24]24
  Чемотуха (жарг.) – черепно-мозговая травма.


[Закрыть] у него сильная. Чем быстрей отвезем, тем лучше. Скорую, может, вызвать?

– На хрена? – удивился Гном. – В наш госпиталь сразу и отвезем, – и тут же крикнул в рацию: – Крюк, подгоняй «Волгу» к выходу из перехода! Поступаешь в распоряжение Дока!

– Понял! – раздалось в ответ.

– Мокрый, ты встать можешь? – поинтересовался Сергей.

– Попробую… На хрена мне в госпиталь? Зашить в травмпункте, и все дела. До утра очухаюсь.

Попытался встать… Со второй попытки с помощью Вадика удалось. Что-то я конкретно расклеился. Когда умудрился башку-то стряхнуть? А точно ли вообще, что сотряс?

– Подождите, мужики. Дайте постою немного. Дайте закурить, а то сейчас блевану.

– Тебе в этом состоянии только и курить! – тут же отозвался Вадим. – Вон, навались на стенку, постой, да пойдем в машину. Блевать, говоришь, тянет? Тогда стопудово сотряс!

– Гном! Может, ну его, этот госпиталь? Чего я там забыл? Дома отлежусь и все!

– Короче, Мокрый, – суровым голосом произнес Сергей, – хорош скулить! Док сказал, в госпиталь, значит в госпиталь! – и добавил, уже помягче: – Не переживай, брат! Мы утром к тебе приедем. Всем отделением. Хочешь?

– Не надо! Пусть парни отдыхают…

– Ну, не хочешь, чтоб все, тогда только мы с Пулей. Давай, помогу до машины дойти.

Кое-как, поддерживаемый Гномом и Доком, поднялся к «Волге». Возле нее остановился, облокотившись на капот, попытавшись еще раз воздействовать на друга:

– Серый! Ну, может быть, обойдемся? Док меня в отряде вообще сам зашить может. В командировках же штопал ребят, и ничего. Капельницу какую-нибудь воткнет? Сам знаешь – нельзя мне сейчас в больницу. Ну, Серега, не тяни. Согласен?

– Жора! Не наседай! Я сказал, в госпиталь поедешь! И менять свое решение я не буду. Здесь не полевая обстановка. Поэтому и лечить тебя будут в стационаре. И не пытайся разжалобить, пользуясь правами друга. Все, Док! Забирай его. Крюк!

– Да, командир?

– Маяк на крышу, сирену – и Мокрого с Доком в наш госпиталь. Док! «Броню» и оружие из госпиталя привезешь в отряд.

– Есть!

* * *

Взревев двигателем, разбрасывая по сторонам синие сполохи проблескового маяка, «Волга» резко рванула с места. Понеслась вдоль по Октябрьской, распугивая движущиеся в попутном направлении автомашины воем сирены. Я полулежал на заднем сиденье. Рядом со мной сидел Вадим, безрезультатно пытаясь остановить сочащуюся из разбитой брови кровь. Боль не утихала, голова кружится… Содержимое желудка так и просится наружу… Что же мне так хреново-то? Может просто траванулся чем-то, и только сейчас это проявилось? – мелькнула спасительная мысль.

– Крюк! Тормозни! Что-то хреново мне… Сейчас блевану!

Тот послушно бросил машину к обочине. Док помог выбраться наружу, поддержал, пока я давился рвотными позывами и сплевывал желчь.

– Смотри! Наклюкался так, что прямо на виду у всех… А еще милиция! Постеснялись бы… – донесся до меня разговор двух проходящих мимо женщин.

Попробуй докажи им обратное! Что ни скажи, как ни объясняй – все равно останутся при своем мнении. Вроде немного полегчало… Утерев протянутой Вадиком салфеткой лицо, сел обратно в машину.

В нашем госпитале приемного отделения, которые имеются во всех больницах, нет. Поднявшись в хирургическое отделение, первым мы встретили Удалого. Встретив нас, первым делом он крепко пожал мою руку и приобнял:

– Молодец, Жора! Мне уже все рассказали.

– Полегче, товарищ полковник, – остановил его Вадим, – тяжело ему, голову стряхнул.

– Да в курсе я! Где эти эскулапы чертовы? – крикнул он в глубину коридора.

На шум выскочили дежурный врач, вопросительно посмотревший на командира, и медсестра.

– Принимай моего бойца, доктор! – обратился к нему командир. – Вам по поводу него звонили.

– Давайте, Галочка, – распорядился хирург, – готовьте операционную! Та, кивнув, удалилась.

Штопка разбитой брови много времени не заняла. Палата мне досталась шикарная. Одноместная, с холодильником и импортным цветным телевизором. Даже и не подозревал, что в нашем госпитале что-то подобное имеется. Когда крайний раз тут «отдыхал», лежал в обычной четырехместной. Телевизор, правда, в ней был, но принадлежал кому-то из моих «сокамерников». Холодильник тоже имелся, но общий на все отделение – возле поста медсестры.

Молодая симпатичная медсестра на сон грядущий воткнула мне в самую беззащитную часть тела пару уколов, заставила выпить какие-то таблетки, напоследок уложила под капельницу.

– Извините, как я слышал, вас Галей зовут?

– Одно слово – СОБР! Не успели попасть, как решили знакомство наладить? – она кокетливо улыбнулась.

– Вы неправильно меня поняли, – потупился я. – Хотел поинтересоваться, что это за палата? Когда в прошлый раз здесь загорал, номер поскромнее был, на четыре персоны.

– Так это «генеральская» палата. Сюда ниже полковника не кладут.

– Ну мне до полковника вроде бы далековато еще.

– Про это ничего не скажу. Мое дело маленькое, куда сказали – туда и определила, – уже несколько суховато ответила она и вышла.

Обиделась, что ли? Что я такого сказал? Интересно, за какие такие заслуги меня в «генеральский номер» упаковали? Ничего особенного не сделал… И на сколько я здесь застрял? Вот Ленчик Иванович-то доволен будет, что я с горизонта потерялся… Черт! И бумажка с телефонами Марины в форме осталась. В мобильнике – только домашний. Кстати, куда Галя мои шмотки прибрала? Обычно в палатах вешалки рогатые стоят, барахло на них, как правило, висит. Тут же – ничего нет. Придет капельницу снимать, надо не забыть спросить. Сотовый-то там, в кармане был.

Это ж надо, так башкой приложиться, что в больницу загремел! Как так умудрился? И Серега тоже хорош: в госпиталь, в госпиталь! Друг называется! Бровь Вадик бы сам мог зашить, а голову и дома полечить можно. Какая разница, где таблетки глотать? Нет! Утром появится, я ему все выскажу! Спать-то как хочется… Глаза сами собой закрываются… Интересно, что она мне вколола? Наверняка, какое-нибудь снотворное…

* * *

В памяти всплыл Корней. Именно такой, каким я видел его в последний раз. В маскухе, «броне», «сфера» к эрдэшке пристегнута, на груди «лифчик» с магазинами, на плече болтается автомат. Голова в запекшейся крови. Улыбается, довольно подмигивает:

– Здорово, Мокрый!

– И тебе привет! Ты откуда? Один?

– Нет, брат! Мы все здесь!

Постепенно из-за его спины появились остальные парни, погибшие в том бою. Все в той же самой одежде, в которой были в наш последний совместный выход, при оружии. Улыбаются, приветственно машут. Что-то говорят, но я не слышу слов, вижу только шевелящиеся губы.

– Тут, в общем-то, неплохо, только скучно пока без настоящего дела, – продолжил Корней. Вас всех нам очень не хватает.

– Я что, умер? – удивляюсь.

– Нет, Жора. С тобой все будет в порядке. Я это знаю. Вижу. Будущее у тебя хорошее, светлое. Через многое еще придется пройти, но ты все выдержишь. Ты сильный.

– Как ты можешь это знать?

– Могу, поверь мне! – положил руку на «разгрузку» Корней, прижимая ее к сердцу.

– А почему я слышу только тебя? Парни тоже что-то говорят, но я ничего понять не могу, ни одного слова не доносится.

– Особенность этого мира такая. Разговаривать с тобой может только кто-то один. Остальные ждут своей очереди. Мы все видели. И как ты был в плену, как сбежал… Помочь только реально не могли. С удовольствием бы подсказали про засады… Но ты и сам справился… Жора! У нас мало времени! Нам ненадолго разрешили с тобой повидаться. Тут с этим сложно… Передай парням, что мы все желаем вам только счастья и удачи!

Он поднял крепко сжатую в кулак руку – знакомый всем жест, – и ребята, которых я знал и помню, все, как один, повторили его… Тертый, Татарин, Русик, Покемон, Медведь, Бутус… Все застыли в стойке, расставив ноги, как будто приготовившись к атаке…

– Ладно, друг! Нам пора! Тут с тобой еще кое-кто хочет повидаться. Прощай!..

– Подожди, брат! Не уходи!..

Но бойцы уже начали расплываться, и силуэты их постепенно растаяли.

Вместо них проявилась моя Наташа. Рядом с ней, обняв, стоит Игорешка. Такие, какими я видел их, уезжая в командировку. Даже одежда та же самая.

– Здравствуй, родной!

– Милая! Мне плохо без вас! Как вы там?

– Мы очень скучаем по тебе. Очень хотелось с тобой повидаться. Наконец-то удалось…

– Наташенька! Я должен тебе признаться…

– Не надо слов, милый! Я все знаю… Хотела всю жизнь быть с тобой, но видно, не судьба… Рада, что ты встретил достойную девушку. Будь с ней счастлив!.. Сюда не торопись. В вашем там понимании, здесь рай. Тут хорошо, но… Придет время – и мы все равно встретимся. Я очень тебя люблю и желаю вам обоим добра. Не кори себя! Ты сделал для нас все, что мог. И ребята тоже… Видимо, так было суждено. Счастья тебе, родной, и Марине тоже… Прощай, любимый!

Фигура Наташи начала растворяться в воздухе…

– Подожди, родная! Я приду к тебе…

Но она покачала головой, исчезая:

– Не надо! Не торопись…

* * *

– Нет! Вы только посмотрите! Мы к нему после суток приехали, а он тут дрыхнет без задних ног! – открыв глаза, вижу лучащееся радостью лицо Сергея.

Рядом с ним, практически заполнив помещение палаты, стоят все бойцы отделения. В руке Гном держит пакет, сквозь который просвечивают бананы, что-то круглое – яблоки или персики, какая-то коробка, похоже, сок. Пуля мнет в руках другую коробку – из-под сотового телефона, точно такого же, как у меня.

– Ну, здорово, больной! – продолжил Серега.

– Какой я тебе больной? – в шутку возмутившись, попытался я встать с кровати.

Голову сразу же «обнесло», и я с гримасой боли опустился обратно на подушку.

– Ну, хорошо, хорошо! Не больной – раненый, если тебя это больше устраивает, – тут же поправил себя друг. – Лежи, не вставай. Хорошо ты тут устроился: телевизор, холодильник. Даже сортир отдельный! Нет, мужики! Я бы тоже так отдохнул! Держи! Это тебе от нас и Удалого, – Гном поставил пакет на прикроватную тумбочку. – Он тоже хотел приехать, но не получилось. Может быть, позже прикатит.

– Вы что, весь рынок обобрали, что ли? – поинтересовался я.

– Нет, не весь, – усмехнулся Гном, – там еще немного осталось. Лопай давай! Фрукты мытые.

– Ты мне лучше расскажи, как я сюда вообще попал?

– Что, не помнишь ничего? – спросил Вадим. – Мы с Крюком тебя на нашей «Волге» доставили.

– Это-то я помню. Только как я умудрился так башку стряхнуть, что понадобилось в госпиталь ложиться?

– Ну, если навернуться с высоты двух ступенек, так немудрено, – прояснил ситуацию Док. – Ты же вместе с жуликом с лестницы упал, головой о его черепушку приложился. Я вообще удивляюсь, как ты ничего себе не сломал. Не переживай! Если тебя утешит – ты-то его вообще конкретно ушатал, селезенка вдребезги. Неизвестно, выживет или нет.

Ну ни хрена себе! Когда это я его? Вроде не бил. Один раз расслабил, да по башке зарядил разок, чтобы уронить. И все! Больше точно не трогал…

– Серега! Я вот что подумал: почему этот хмырь гранату-то в правой руке держал? Логичней, если бы в ней ствол был… – спросил то, что меня мучило.

– Левшой он оказался, – ответил Гном. – Поэтому волына в другом кармане лежала. Операм уже по шапке досталось за то, что вовремя не предупредили.

– А в мужика за каким лешим стрелял?

– Пока не побеседуют с ним, не узнаешь. Медики общаться с этим козлом не разрешают. Могло показаться, что этот дядька – мент, который собирается его брать, вот и выстрелил. У меня другого объяснения нет. Да ладно! Не попал – и хорошо!

– Это еще что тут за сборище? – вошедшая в палату женщина довольно зрелых лет в белом халате гневно смотрела на парней. – Кто разрешил? Да еще и без халатов? Ну-ка, марш быстро все отсюда! Развели тут…

– Все-все! Мы уже уходим! – сдаваясь, поднял руки Сергей. – Давайте, парни, на выход! Выздоравливай, братишка! Да, чуть не забыл: вот тебе телефон, – взял он из рук Димки коробку. – Звони, если что понадобится.

– А мой-то где? – удивился я.

– Пал смертью храбрых. Когда тебя увезли, Пуля подобрал. Видимо, вылетел из кармана, и вдрызг. А может еще и пробежались по нему. Мы твою симку в этот вставили. Аппарат точно такой же, сегодня утром купили. Давай, Жорка, лечись. На днях еще приедем. Тебе что-то надо?

– Одежду какую-нибудь, моя не знаю где. Не буду же я вечно лежать?

– В шкафу ваша одежда, – уточнила медсестра. – Только она грязная вся и в крови.

– Мокрый, я заберу? – спросил Сергей. – Галка постирает. А тебе я хотя бы костюм спортивный привезу. Пойдет?

– Конечно, Серега! Спасибо тебе большое! У меня в шкафчике на работе ключи от квартиры. Посмотри там что-нибудь.

– До встречи! Не вешай нос! Ты же у нас сейчас звезда! Про тебя уже вчера даже по ящику передавали… Тебя, кстати, сегодня уже спрашивали. В дежурку звонили.

– Кто?

– Все! Поговорили и хватит! – вмешалась медсестра. – Мне что, главврачу жаловаться? Давайте отсюда.

– Думаю, скоро узнаешь, Жора! Поправляйся! Все, все! Уже уходим. Двигаем, парни! Пока!

Палата опустела… На прикроватной тумбочке, рядом с принесенными гостинцами, пропадает давно остывший завтрак: какая-то непонятная каша на воде и «прозрачный» чай (руки с мылом мыл? значит, чай без заварки). Есть совершенно не хочется.

Любопытно, кто же это мной в дежурке интересовался? Кому это я понадобился? Телефона этого ни в одном справочнике, кроме служебного, нет. По «09» его тоже не получить. Журналисты, что ли? Час от часу не легче! Надеюсь, не сообщили, где это я спрятался? Начнут вопросы глупые задавать: что чувствовал, да какие мысли при этом были… Да не было у меня никаких мыслей! А если что на самом деле и думал – это их совершенно не должно интересовать. Сказать, что ли, что боялся в штаны наделать с перепугу, чтобы отстали? Такое-то они точно не напишут… Пусть сами что-нибудь сочиняют. Не умею я перед публикой выступать. Ну, Серега! Мог бы намекнуть хотя бы, кому я понадобился?

– Чего не ел-то ничего? – отвлек от мыслей голос медсестры, деловито устанавливающей стойку с капельницей.

– Не хочется что-то.

– Ну, хозяин – барин. Потом уберу все. Поворачивайся…

– А что, обхода не будет? – спросил я, вспомнив, что в этом заведении подобное мероприятие является обязательным.

– Опомнился! Был уже обход. Тебя разбудить не смогли.

– Сколько времени? – бросил я взгляд на трофейные часы, стекло на которых оказалось разбитым, секундная стрелка, согнувшись, замерла на месте.

– Двенадцать скоро. Ну, поворачивайся давай…

Получив в мягкое место положенную дозу уколов, развернулся обратно. Послушно проглотил протянутые таблетки, запив их «помоями». Другим словом этот, с позволения сказать, чай не назвать.

– Ну, работай кулачком! – перетянула жгутом бицепс медсестра. – Про тебя, что ли, вчера вечером по телевизору рассказывали?

– Не знаю. Не смотрел. Я со вчерашнего вечера здесь обитаю, – ответил я, накачивая вену. – Смотря что говорили?

– В новостях передавали, что собровец гранату своим телом накрыл.

Ну, положим, не своим, а бандитским… Как всегда, все перевернули с ног на голову. Что с журналистов возьмешь? Гражданские люди. Точной информации нет, а сенсацию выдать нужно, вот и сочиняют. Слышали звон, да не знают, где он…

– Что, и фамилию назвали?

– Нет, просто сообщили, что офицер СОБР. Про имя сказали, что им сообщить отказались.

– Наверно, про меня. Врут, как обычно.

– То-то, я смотрю, в «генеральский люкс» тебя положили, а на генерала не похож. Страшно было?

И эта туда же! Страшно, не страшно – какая разница? Штаны сухие – и то хлеб! То, что конкретного обо мне ничего не ляпнули – это хорошо!

– А ты еще куда прешься?! Да без халата? – накинулась медсестра на неслышно вошедшего в палату… Леонида Ивановича. – Не знаешь, что ли, что сейчас не время для посещений? Иди давай отсюда! Позже придешь!

– Я из областной прокуратуры, – протянул следователь свое удостоверение.

– А мне какая разница? Хоть из ООН! Есть определенный порядок. Шагай-ка, милок, к зав. отделением. Если разрешит – тебе халатик дадут. Тогда и придешь. И проворчала, когда тот вышел:

– Ходят и ходят! Хорошему человеку отдохнуть не дадут.

– Извините, пожалуйста! Вас как звать-величать?

– Клавдия Ивановна. А что? – посмотрела на меня медсестра. – Жаловаться будешь?

– Зачем? – даже удивился от неожиданности.

– Ну как? Одних выгнала, другого… Они что, не понимают, что человеку лечиться нужно? Натопчут, а больной дыши этой пылью…

– Нет, Клавдия Ивановна! Не собираюсь я жаловаться. В чужой монастырь со своим уставом-то зачем соваться? Просто я чувствую, что здесь не на один день. Так что нужно же будет как-то к вам обращаться.

– Ну так и зови Клавдией Ивановной. А хочешь – тетя Клава.

– Хорошо, тетя Клава! Мне так больше нравится.

– Ну и ладушки. Давай, отдыхай. Я этого, пока капельница не кончится, не пущу. Думаешь, я не заметила, что он тебе не по душе? У тебя даже лицо переменилось. С друзьями ты совсем другим был. А чтобы выздороветь, у тебя настроение должно быть хорошим.

Интересная философия! А ведь она права на все сто процентов!

Ну вот! Уже и в хорошие люди тетя Клава меня зачислила. Почему, интересно? Неужели достаточно того, что услышала по зомбоящику, будто я на гранату кинулся? Как мало человеку надо для оценки другого человека! Я не исключение. Уже то, что медсестра выпроводила отсюда лично мне неприятного Леонида Ивановича, сразу же изменило мое к ней отношение. И это несмотря на то, что совсем недавно она выпроводила из палаты моих друзей. А вообще, герр майор, надо бы за своими эмоциями получше следить. Так и проколоться недолго.

Тетя Клава не подвела! Попытался Леонид Иванович еще раз сунуться в палату, но сквозь дверь слышал, как медсестра его в таких специфических выражениях отшила! И не обругала вроде, но после этого ходишь как оплеванный. Так и зависал бедный Ленчик, как я его обозвал, в коридоре больше часа. С Клавдией Ивановной граница на замке. Похоже, ей он тоже не особо-то глянулся. По крайней мере с парнями она хоть и говорила строго, но все же внешне относилась к ним совершенно по-другому.

Нафига мне тут нужен этот Леня, сын Ивана? Лучше бы Марина вместо него пришла. С ней бы я пообщался… Наедине! Или лучше не надо? Нет! Наверное, все же не надо. Пусть уж Леонид Иванович. Не хочу, чтобы Мариночка видела меня таким беспомощным. И вообще! Вчера не появился… Думаю, она все же ждала… Скажет: «За базар не отвечает, наобещал, а сам…» И я тоже хорош! Нашел место и время для объяснений в любви… Пнет под зад – и будет права.

Все хорошее рано или поздно заканчивается… Закончилась и капельница. Придется со следаком общаться. А так не хочется… Ай да тетя Клава! Прежде чем войти, следователь вежливо постучал в дверь.

– Ну, входи уже, нетерпеливый, – проворчала Клавдия Ивановна, и добавила, когда Леонид Иванович прикрыл за собой дверь: – Смотри у меня! Слышал, что доктор сказал? Как только больной устанет – выметайся!

– Хорошо, хорошо! – послушно пробормотал Ленчик.

А видок-то у него уже не такой борзый. Понтов поубавилось. Когда первый раз появился – получше выглядел. Ну да Клавдия Ивановна тонкий психолог. Вынужденное длительное ожидание чего-либо уверенности в себе не прибавляет. По поводу же усталости больного явно сказано было для меня. Спасибо огромное, тетя Клава!

– Здравствуйте, Георгий Александрович! – начал Леонид Иванович. – В моем производстве находится дело по нападению на пункт обмена валюты. В связи с этим вынужден задать вам несколько вопросов. Меня зовут Пупышев Леонид Иванович. Я старший следователь областной прокуратуры.

Надо же! Он еще и Пупышев! Не-ет, земляк! В твоей профессии фамилию нужно менять!

– Здравствуйте, Леонид Иванович. Мы уже встречались, поэтому совершенно необязательно было так пространно представляться. Слушаю вас. На что смогу – отвечу.

Поначалу шла обычная процедура, касающаяся установления моей личности. Где родился, когда. На вопрос о домашнем адресе, естественно, указал расположение отряда. Так принято в милиции. Ни к чему посторонним знать истинное место жительства сотрудника. Со всеми материалами уголовного дела-то в обязательном порядке знакомятся обвиняемые. Привычная процедура.

Дальнейшие вопросы, касающиеся непосредственно задержания, заставили насторожиться. На хрена нормальному следователю докапываться, именно докапываться до того, почему именно такую травму – разрыв селезенки – получил задержанный бандит? Причем задержанный с оружием в кармане и гранатой в руке, которую тот бы не задумываясь применил. Что, собственно, и намеревался сделать!

Нет! Я, конечно, понимаю, в расследовании должна быть полная объективность. Но неужели и так не ясно, что другого выхода просто не было?! Соразмерять усилия не оставалось времени – требовались конкретные действия, которые я и совершил, задержав преступника, намеревающегося совершить убийство общественно опасным способом. Это ж сколько бы пострадавших там легло? Причем царапинами никто бы не отделался.

Что, сучонок, таким образом решил устранить конкурента? Ответы прозвучали соответствующие. Понятно, что селезенку порвал при расслабляющем ударе. Я же явственно расслышал треск ребер бандита. Но если ты, Ленчик, надеешься, что я сдуру на себя буду гуано нагребать, то тут ты глубоко ошибаешься! А разве не мог задерживаемый получить эту травму при падении с высоты? Думаю, даже судмедэксперты не дадут однозначного ответа на этот вопрос. Плавали, знаем! Я же черепно-мозговую травму заработал именно при этом! Так что обломайся, симпатичный! Загнать меня в угол не получится!

А кроме того, у меня всегда есть козырь: я устал и больше давать показания не могу! Тебе же четко дали понять: устал больной – выметайся из палаты! Но пока этим пользоваться не стану. Удовлетворю твое любопытство, до определенного предела, конечно. А ведь я действительно устал. В ушах какой-то гул стоит, голова раскалывается…

– Все, милок, заканчивай! – прозвучал голос тихо вошедшей Клавдии Ивановны. – Видишь, он уже побледнел? В другой раз придешь…

Спасительница моя! Удивительно вовремя появилась!

– Мы уже почти закончили, – попытался еще задержаться Леонид Иванович. – Немного осталось.

– Все, я сказала! – непреклонно стоит на своем медсестра. – Больному нужен покой. Мне что, зав. отделения позвать? Он же потом подтвердит, что вы допрашивали больного, которому в этот момент предписан полный покой.

Ай да тетя Клава! Она еще и юридически подкована, оказывается! Хотя при ее работе на многое насмотришься. Наверняка за долгую жизнь массу различных ситуаций видела.

– И вообще, больному сейчас только полезные раздражители требуются, – во, как завернула моя хранительница! – А вы к ним никаким боком не относитесь. Так что попрошу вас выйти из палаты! Если есть желание, приходите после обеда, когда он отдохнет. Тогда и продолжите.

С демонстративно утомленным лицом мысленно комментирую: «Во-во! Лети давай, щегол пестрожопый».

И ведь дошло!

Наскоро свернув допрос, Леонид Иванович покинул помещение, в дверях столкнувшись… с Мариной в наброшенном на плечи белом халатике, держащей в руках букетик алых и белых гвоздик. Та, увидев строгую Клавдию Ивановну, выпроваживающую Ленчика, в нерешительности остановилась.

– Я из прокуратуры, – попыталась Мариночка свободной рукой достать из сумочки удостоверение.

– Да какая мне разница, откуда ты, милая? Проходи давай – видишь, он даже расцвел весь!

– Спасибо вам большое! – смутилась Марина, проходя и протягивая мне букет. – Это вам, Жора!

– Тетя Клава! Можно цветы в какую-нибудь баночку поставить? – попросил я.

– Сейчас поищу, милок. Поворкуйте тут пока! – Клавдия Ивановна вышла, оставив нас наедине.

* * *

– Ох, Жора! Что ты со мной делаешь?!

Присев рядом на кровать, Марина склонилась надо мной, осторожно обняла… и поцеловала. Уловил тонкий дразнящий запах духов и помады. Ее шелковистые локоны нереально приятно щекотали лицо. «Ты» – звучит многообещающе! Я просто вне себя от счастья. ОНА ПОЦЕЛОВАЛА МЕНЯ! Как-то все нелепо получилось… Это же я должен дарить ей цветы… Розы… Белые… Огромный букет… Щеку обожгла слеза.

– Ну что ты, милая? Не надо плакать! Я этого не перенесу!

– Хорошо, не буду! – свозь слезы ласково улыбнулась Марина, аккуратно промакивая их платочком. – Колючий какой… Я вчера как только услышала в новостях об этом происшествии, сразу почему-то подумала о тебе. Была уверена, что это мог быть только ты… Кроме тебя, никто бы на такое не решился.

– Мариночка! Радость моя! – прижав к себе и поцеловав, прошептал я. – Все хорошо! Просто я споткнулся немножко, потому и здесь. Как ты узнала, что я в госпитале?

Все думал, как нам перейти на «ты», а тут так удачно все вышло – само собой!

– Ты же сам дал мне телефон дежурной части. Я всю ночь не спала, думала о тебе… Почему-то вбила себе в голову, что ты собирался меня вчера встретить с работы, а ты не пришел… Еле дождалась утра, позвонила в СОБР. Мне дежурный сначала ничего не хотел говорить, но потом трубку взял какой-то Великанов…

– Гном, братишка… – прошептал я.

– Сначала долго выспрашивал, кто тобой интересуется, – не обратила на мой шепот внимания Марина. – А потом рассказал, что ты в госпитале… Сказал, что ты уже собирался ехать ко мне, но помешала тревога.

– Я бы обязательно пришел, золотая моя, но обстоятельства…

– Ты же мог погибнуть… Я бы этого не перенесла… Только обрести тебя и сразу потерять…

В голове вновь все перемешалось. Я многое хотел сказать, но правильные слова куда-то моментально испарились, превратившись в театральный монолог.

– Мариночка, милая моя! Такова судьба любого настоящего мужчины – самостоятельно принимать решения и полностью отвечать за них… Я просто не мог допустить, чтобы кто-то там пострадал. Подумал, а вдруг бы там могла оказаться ты? – немного помолчал, собираясь с мыслями. – После вчерашнего корил себя за поведение в твоем кабинете. Я обязан был все понять правильно и держать себя в руках. Я думал о тебе… Чувства сильней меня… Боялся, что мог стать тебе после вчерашнего неприятен…

– Ну что ты, мой хороший? Как ты вообще мог себе такое представить?.. Ведь я же люблю тебя!.. Только тебя, и никого больше…

На душе легко, счастье распирает грудь. Хочется все время целовать и целовать ЕЕ, лаская, обнимать… Но надо все-таки до конца прояснить ситуацию:

– Мариночка! Солнышко мое! Я хочу сказать тебе только одно. Хочу, чтобы между нами не было недомолвок…

– Говори, любимый!..

– Мариночка!.. – Как это, оказывается, тяжело. – Я любил… свою жену… И сына… Да и сейчас люблю…

Спазм перехватил горло. Что-то совсем ты расклеился, боец…

– Когда вернулся из Чечни и узнал… Жить не хотелось… Не знаю, как перетерпел, снова человеком стал… прежним… Нет, не прежним… прежним уже не стать… никогда… здравомыслящим…

Точнее, знаю, но о трупах уродов я тебе, милая, рассказывать не буду. Месть то была. Святая. О ней тебе лучше не знать… для твоего же блага.

– Парни из отряда помогли… Друзья настоящие… Думал о своих родных часто… Можно сказать, звал… И знаешь, сегодня ночью пришло в ответ… Не только от моих, но и всех наших, погибших… Они там, в раю… хотят нам только добра… и счастья…

У Марины на глазах вновь блеснули слезы. Голос окончательно сел, но я все-таки договорил самое сокровенное. Главное:

– Они хотят… чтобы мы тоже были счастливы здесь…

С нежностью и состраданием смотрели на меня глаза Марины… моей Марины…

– Спасибо, родной, что сказал мне… это… Я тоже буду всех их любить… и помнить…

Деликатно постучав, вошла Клавдия Ивановна, держа в руках красивую вазу, наполненную водой.

– У зав. отделением взяла, – как бы оправдываясь, сообщила она. – Такая красота, да еще подаренная такой замечательной девушкой, – подмигнула мне медсестра, – не должна стоять в банке!

– Огромное вам спасибо, тетя Клава! – поблагодарил я.

– Да, действительно! Большое спасибо! – зардевшись от комплимента, вторя мне, сказала Марина.

– Обедать будешь, герой? Сейчас принесу.

– Спасибо, тетя Клава, не хочется!

– Ну, да! Понимаю! Я бы на твоем месте тоже не хотела. Хорошо. Скажу, чтобы оставили, потом подогреем.

– Это еще что тут такое? – вошел в палату представительный мужчина в белом халате. – Клавдия Ивановна, почему в неурочное время посетители?

– Да ладно вам, Владимир Генрихович! – махнула на него тетя Клава. – Невеста к герою пришла. Дело молодое! Себя-то вспомните в их возрасте! И вообще, девушка из прокуратуры.

– Ну, я и вижу – так допрашивает, что у него все лицо в помаде, – улыбнувшись, сменил гнев на милость врач. – Ладно, как самочувствие, герой?

– Хоть сейчас на выписку, Владимир Генрихович! – попытался привстать, слегка поморщившись от боли.

– Ну-ну! Вижу. Лежи! Я бы на твоем месте, наверно, тоже так говорил, – врач потеребил губу. – Кстати, там тебя журналист домогается из газеты. Я, пожалуй, его отправлю… далече. Скажу, что ты пока не в состоянии беседовать. Или пустить? – хитро улыбнулся он.

– Не надо! – ответили мы с Мариной хором.

– Вот и я думаю, что ни к чему, – сказал доктор, собираясь выходить из палаты.

– Владимир Генрихович! – остановила его Клавдия Ивановна, хитро мне подмигнув. – Выпишите, пожалуйста, постоянный пропуск девушке. Она же, как мне кажется, не последний раз пришла. Возьмут, да завтра не пустят, меня же не будет.

– Хорошо, Клавдия Ивановна. Раз уж именно вы об этом просите, – и добавил, обратившись к Марине: – Когда будете уходить, зайдите ко мне.

– Кто это, тетя Клава? – спросил я, когда врач вышел.

– Заведующий нашим отделением, – ответила она. – Не так давно назначен. Он тут – царь и бог в одном лице.

– Большое вам спасибо, тетя Клава! – с чувством поблагодарила Марина.

– Да не за что, милая! Нешто я не понимаю? Да ты и так прорвешься, как мне кажется, и без пропуска.

Оставшись одни, мы еще долго разговаривали, целовались…

– Колючий ты какой, – вновь констатировала Марина, проведя по моей щеке теплой ладошкой.

И действительно, я же сегодня не брился – нечем. Да и не вставал…

– Я исправлюсь, – пообещал я. – Вот прямо сейчас и начну, – достал из коробки принесенный ребятами телефон: – Алло! Серега?

– А кто же еще? – раздался голос друга.

– Ты ко мне еще не ездил?

– Нет, только что встал. Сейчас сгоняю! Сразу все и привезу.

– Захвати, пожалуйста, еще бритву с пеной. И сигарет купи…

– Не надо сигарет! – вмешалась вдруг Марина. – Не люблю, когда пахнет, как от пепельницы.

– Кто там у тебя? – услышал Сергей Маринины слова. – Прекрасная незнакомка, с которой я говорил сегодня утром?

– Угадал, Гном!

– Ну так что?

– Отставить сигареты! Все! Бросаю!

* * *

За разговорами и сопутствующими им «приятностями» время пролетело незаметно. Пропустил не только обед, но и ужин. Не успел оглянуться, как за окнами стало темнеть. Естественно, забеспокоился за любимую: