Текст книги "Разряд!.. Ещё разряд!"

Гражданка с определённым местом жительства

Так получается, что почти каждый год я дежурю 9 мая и День Победы встречаю под залпы праздничного салюта и разряды дефибриллятора[43]43
  Дефибриллятор – прибор, генерирующий короткий высоковольтный импульс, способствующий прекращению фибрилляции сердечной мышцы и возобновлению упорядоченного сокращения.


[Закрыть].

Начало этой славной традиции было положено в Новом Уренгое 9 мая 2005 года, когда мы с коллегой вместо положенных фронтовых 100 граммов приняли больную по санавиации из поселка Тазовского. История болезни была, что называется, леденящая кровь: ненка 26 лет родила в апреле месяце здорового нененчёнка, всё было хорошо, но их шаман за каким-то хе***м (простите!) без рецепта дал ей выпить снадобья, настоянного на оленьих пантах и ягеле, что и привело к множественным язвам желудка и острому массивному кровотечению из них.

Шаман, наверное, тоже не ожидал, что вместо прибавления грудного молока у этой дочери метели и северного сияния пойдёт кровь горлом, и поэтому начал усиленно бить в бубен, призывая на помощь все силы света и людей в белых халатах. Насчёт света – проблем не было, так как в начале мая в районах Крайнего Севера полярный день прибавлялся каждые сутки: солнце вставало в три и заходило в двадцать три. А вот найти в майские праздники ангелов в белых халатах, притом абсолютно трезвых, – это была достаточно сложная логистическая задача.

Небольшое лирическое отступление: в перерывах между операциями и приёмом больных, пока Иван Васильевич, душа отделения, нарезал свои знаменитые бутерброды, мы, молодежь нашего ОРИТ[44]44
  ОРИТ – отделение реанимации и интенсивной терапии.


[Закрыть], 30-летние доктора, потешались над первым и незабвенным заведующим Пал Ёсичем, который недоумевал, как же мы «оцениваем неврологического статус у больных с черепно-мозговой травмой и где набираем баллы по шкале комы Глазго[45]45
  Шкала комы Глазго – шкала для оценки степени нарушения сознания у взрослых, предложенная профессорами нейрохирургии Грэхэмом Тиздейлом и Б. Дж. Дженнетт Института неврологических наук Университета Глазго и впервые опубликованная в журнале «Ланцет» в 1974 году.


[Закрыть]?» и при этом настоятельно рекомендовал «капать глюкозу – пятёрку (5 % глюкозу) с аскорбинкой и побыстрей срывать (т. е. отлучать) больного от ИВЛ, не дожидаясь пневмонии» и, в качестве аргумента, вещал на голубом глазу, что раньше это отделение, которое он «создал с нуля», было вторым по летальности на Ямале!

В окружной столице Ямало-Ненецкого АО, городе Салехарде, не уточняли: это с начала или с конца таблицы ежегодного отчёта? И откуда тогда 100-процентная летальность при отёке лёгких, поскольку в отделение за год поступил один такой больной – и он же умер?

Ну да ладно… Как говорят психологи, в нашем мире есть всё, просто мы замечаем только то, что нужно именно нам. Нашему амбициозному (тоже 30-летнему) начмеду также нужна была правильная статистика по летальности, но, наверное, с конца списка. И Анатолий Вячеславович, имитируя вышестоящее начальство, позвонил нам в ОРИТ.

– Через полчаса по санавиации привезут ЖКК (желудочно-кишечное кровотечение) из Тазовского. Прими́те!

– Всегда (готовы)! А в Тазовске ЖКК лечить не умеют?

– У них там запасы крови закончилась. Северный посёлок, праздники, доноры сейчас – сами понимаете, в каком состоянии. Если у них сейчас сделать забор крови, то реципиенту наркоз будет уже не нужен.

– Может, больную следовало бы на месте взять в операционную, ушить язву и параллельно восполнить кровопотерю?

– Хирург в отпуске.

– Так пусть вызовут, у них же исполнитель с бубном имеется!

– Константин Юрьевич, ну, хватит! Ты с кем дежуришь? С Андреем Андреевичем? Очень хорошо! – (Еще бы! Даже чудесно: один не пьёт – потому что женой затюканный, ходит с опущенными усами, а другой – гражданин Украины, как говорит Пал Ёсич, «без родины, без флага», – даже нюхнуть боится). – Звоните хирургам. Где, кстати, их заведующий?

…в ХО № 1 раздавались последние залпы: водка была уже выпита, открывали шампанское. Хирург от бога – Алексей Никанорович, изрядно разогретый, обращался к коллегам не иначе как: «А вот скажи мне, миленький…», а к медсестричкам – «Деточка! Сделай укольчик!» или «Поставь капельничку!». У приглашённых прекрасных дам после бокала шампанского галантный зав ХО просил поцеловать ручку – и они ему не отказывали!

В это время к нам в реанимацию в сопровождении бригады скорой заехала сама больная – маленькая ненецкая женщинка, внешне похожая на бомжичку, белая от потери крови.

– Коллеги, какой самый низкий гемоглобин вы видели?

У этой отшаманенной Нв = 19 г/л, при этом кровотечение из желудка продолжалось – по назогастральному зонду отходил солянокислый гематин. Поэтому после быстрого инфузионного болюса, катетеризации центральной вены и подключении допмина, на реланиуме и ГОМКе[46]46
  ГОМК – препарат гамма-оксимасляной кислоты (натрия оксибутират) – средство для наркоза.


[Закрыть] она была интубирована, минут через 5 предсказуемо «остановилась», но «завелась» с полкачка (у больной наступила остановка кровообращения по типу асистолии и была выполнена успешная сердечно-лёгочная реанимация). После определения группы крови и совмещения по резус-фактору началась массивная трансфузия эритромассы и свежезамороженной плазмы. Ничего ведь необычного для практикующего реаниматолога?

Но дальше надо было что-то делать, т. е. ушивать источник кровотечения, и как можно скорее, потому что мы знаем, что есть круговорот воды в природе, а круговорота крови быть не может! Наоборот, природа на такие случаи предусмотрела диссеминированное внутрисосудистое свёртывание, по мере истощения коагуляционного потенциала переходящее в коагулопатию потребления – то есть полное несвёртывание крови. И процесс был уже давно запущен, потому что объём внутривенных трансфузий равнялся геморрагическому отделяемому по желудочному зонду.

Хирурги пришли почти вовремя. Рука Алексея Никаноровича не дрожала, и больная, восполненная донорскими трансфузиями, в сопровождении анестезиолога, под звуки ручной дыхательной «амбушки»[47]47
  Мешок Амбу – дыхательный мешок, применяемый для ручной ИВЛ.


[Закрыть] сразу покатила в операционную.

Дорогие коллеги анестезиологи и хирурги! Может, пропустим методику выполнения операции и проведения анестезии на высоте кровотечения и сразу перейдём к раннему послеоперационному периоду? Он протекал достаточно гладко: после прошивания множественных язв желудка кровотечение прекратилось и не рецидивировало, гемоглобин не падал, артериальное давление было 3-значным, больная «качалась» на аппарате ИВЛ, и дежурной смене можно было праздновать День Победы.

На следующее утро нас сменяли заведующий и Иван Васильевич, которые, зайдя в палату, первым делом обратили внимание на прооперированную ненку.

– А это счастье откуда привезли?

– Из Тазовской тундры. Её шаман напоил какой-то отравой – надо ему самому в бубен настучать!

– Откуда больная, спрашиваю? – Иван Васильевич был настойчив.

– Иван Василич, да я почём знаю? Наверное, прямо из чума в вертолёт – и к нам по скорой! У них кровь закончилась, доноров местных нет, хирург в отпуске, короче – всё запущенно, и Толик (начмед) дал отмашку лететь к нам.

– Это правильно! Помнишь, Иван, как мы были вторыми по смертности на Ямале?.. – опять вспомнил Пал Ёсич.

– Да подожди ты, шеф! – Иван Васильевич уже закусил удила. – Как здоровье, кстати? Смотри – на истории болезни всё написано: Якне Неля Пирковна, 26 лет, Тазовская тундра, 5–6 пески, это определённо её место жительства. Рыбаки рассказывали, что там у них оленье стойбище и рыбный промысел: муксун что надо – горбатый, и лобарики (осетры) попадаются. Так что всё в порядке! Будем ждать ходоков на оленях. Костя, если привезут осетров, тебе – самый большой! Андреич, домой не очень спешите? Может, за Победу?..

У Андрея Андреевича даже усы от предвкушения приподнялись. Но, вспомнив о его жене Ларисе, я ткнул его в бок: смотри, не одобрит!

А ненка Неля после возвращения из царства тьмы стала свободной женщиной Крайнего Севера, забила на шамана бубен и вернулась в Тазовскую тундру растить своего маленького оленевода.

Как раз уже наступил июнь, река Таз вскрылась от льда – и на 5–6 песках начинался рыбный промысел. Муж на рыбалке, а чум на ненецкой женщине: разделка и уха из рыбы, шурпа из оленины, вычинка шкур и шитьё летней малицы. Хорошо – детей в садик водить не надо: им неинтересны плюшевые мишки-зайчики, когда настоящие рядом!

Физкультуру в школе заменяет накидывание лассо на оленя, а НВП – стрельба белке в глаз. Девушкам – ягель (чистая линия), парням – настойка на рогах молодых оленей. Они не те, что раньше, – за бутылку шкурку соболя не отдадут, а геолога с водкой пошлют дальше Полярного круга.

Как-то, наверное в конце июня того же года, уработавшись на дежурствах в реанимации сутки через сутки с дневным перерывом на плановую операционную и роддом, я всё собирался уйти домой спать, но никак не мог, так как Иван Васильевич, разлив всем по чуть-чуть, уже нарезал свои знаменитые бутерброды.

Звонок из ХО № 1 взбодрил всех живых и мёртвых.

– Миленькие, ко мне зайдите! Тут вам рыбу привезли!

В ординаторской на полу лежали настоящие осетры – от небольших до средних, все занесённые в Красную книгу. Хирурги скромно отобрали себе лобариков весом по 5–6 кило, оставив анестезиологам экземпляры побольше. Мне, как и было обещано, достался самый большой – 13 кг!

– Это ж ты её (ненку) принял-откачал! Забирай! Главное, как начнёшь разделывать, – хорду вырежь.

…поверье, что ли, шаманское?

Можете себе представить немного подуставшего молодого человека, идущего по улице с мешком на плече, из которого выглядывала голова осетра с усами размером больше человечьей головы вместе с очками? Гордо шествуя по городу газодобытчиков и строителей, я ощущал себя покорителем Севера, усмирителем тёмных сил, победителем шаманов и добытчиком хлеба насущного одновременно (в смысле – рыбы насущной). Спасибо Василичу, его «по чуть-чуть» было очень кстати! Мою нетвёрдую походку спишем на северный ветер, ладно?

На съёмной квартире осётр занял всю ванную, и утром моя маленькая дочка рассказала в садике, что папа вчера поймал крокодила.

Разделанный осётр поместился в двух холодильниках (благо – хозяева квартиры были в отпуске). Лето 2005 года в нашей семье было осетровым: на завтрак, обед и ужин подавалась осетрина – малосольная, жареная и уха. На выходные, если позволяло северное лето, на берегу Седэ-Яхи готовился шашлык – из нее же, родимой!

Хорду, конечно, я вырезал, высушил и, на всякий случай, сжёг на костре (без стучания в бубен, конечно). Но весь прикол понял через пару-тройку лет, когда стал уважаемым доктором и мне в качестве благодарности иногда привозили настоящие северные деликатесы: лучшая осетрина – это молодые, по 5–6 кило, лобарики в любом виде. Особенно строганина из них: замороженная, нарезанная тонкими ломтиками, которую нужно есть сразу же, слегка посолив-поперчив. И приняв по чуть-чуть, разумеется!

P. S. Ивана Васильевича и Павла Иосифовича уже нет в живых. Мои друзья-коллеги работают в других отделениях и больницах, некоторые ушли из медицины или разъехались кто куда. У каждого жизнь сложилась по-разному. Это нормально, ведь рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше. Я тоже уже лет 10 как уехал «на землю» и устроился нормально. Но почему-то на новой работе между поступлениями больных из операционной нет-нет да и стараюсь нарезать по рецепту Василича пару бутеров себе и коллеге, а вечером, предложив по чуть-чуть, рассказываю, что в своё время, на Ямале, мы были вторые по выживаемости.

Полёт нормальный

Мои коллеги-реаниматологи, которым приходилось работать с термической травмой, не дадут соврать: больные с обширными и глубокими ожогами – это всегда тяжело. Если хватит коллоидов-кристаллоидов-альбумина[48]48
  Коллоиды-кристаллоиды-альбумин – кровозаменители.


[Закрыть], сил и желания дежурной смены, из шока больного вывести можно. Некоторые выживают и даже женятся на ангелах в образе медсестер: как я выжил, будем знать только мы с тобой. Но обычно через 1–2 недели наступает стадия ожоговой токсемии, когда обгорелая плоть и то, что от неё осталось, начинает всасываться в кровь и пострадавшие, находясь в ясном сознании, умирают от интоксикации, не доживая до стадии ожогового истощения.

Как объяснить пожар, случившийся летом в пожарной части? Чтобы сэкономить, т. е. слить топливо налево, в бочку с зимним мазутом, скорее всего, добавили летний. Закрыли герметично, но мудаку-водителю взбрендило её зачем-то откупорить.

В бочку хлынул воздух, а это – резкий приток кислорода… «КУРИТЬ НА ТЕРРИТОРИИ ПОЖАРНОЙ ЧАСТИ СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ!». Что, водитель был некурящий? Значит, точно – мудак! И полыхнул как факел.

В итоге: ожог лица, головы, шеи, передней грудной стенки, верхних конечностей (процентов примерно на 35) и дыхательных путей, что приводит к острой дыхательной недостаточности и ухудшает прогноз на выживание. Через пару часов после поступления по скорой на пороге реанимации неожиданно заблестели полковничьи звёзды инспекторов пожарной охраны под наброшенными сверху халатами. Наверное, не просто так, потому что через сутки к нам прилетел заведующий отделением комбустиологии[49]49
  Отделение комбустиологии – ожоговое отделение.


[Закрыть] Тюменской областной больницы Алексей Петрович Петров. К тому времени усилиями дежурной смены пострадавший был уже выведен из шока и пребывал на ИВЛ под седацией и обезболиванием в состоянии стресс-нормы. Наш тюменский коллега, подсчитав площадь и глубину ожогов, сделал ему раннюю (на третьи сутки!) некрэктомию[50]50
  Некрэктомия – удаление нежизнеспособных тканей.


[Закрыть] под внутривенной анестезией в исполнении вашего покорного слуги. Лечить так лечить! На четвертые сутки – наблюдение в динамике и: «Всё в порядке, я полетел, если что – звоните на сотовый!»

Начмед Крутов – Петрову:

– Да, спасибо большое, Алексей Петрович, выручил! – и бодро отправился рапортовать пожарным полковникам.

Когда мой начальник ушёл, я тоже начал свой рапорт на ухо гостю.

– Алексей Петрович, у нас сейчас все заведующие в отпусках, наши пьют, а хирурги на него забьют и некрэктомии никто больше делать не будет. Уйдёт в полиорган[51]51
  Полиорганная недостаточность – одновременная недостаточность нескольких органов и систем организма (сердечно-сосудистой, дыхательной, почечной, печёночной, центральной нервной системы).


[Закрыть] – и через пару недель благополучно склеит ласты. Никто звонить никуда не будет…

– Даже так? У него же есть шанс… Забавно. Ну, и?.. Что предлагаете – с собой в Тюмень его забирать, что ли? Но как?

Пользуясь случаем, хочу сказать своим гражданским читателям, что даже сегодня, вопреки бесконечным реформам и оптимизациям нашего здравоохранения, для меня большая честь работать со своими коллегами, которые лечат больного, а не показатели статистики. А Петров как раз дорожил репутацией и держал марку клиники.

Поэтому позвонил к себе тюменскую больницу, отменил запланированные операции и сказал, что прилетит через два дня с больным – пусть готовят место.

Начмеду пришлось опять звонить пожарным – «состояние больного ухудшилось», и точка зрения администратора от медицины изменилась:

– В реанимации его стабилизировали, некрэктомию сделали, но как его лечить дальше в наших условиях? Мы же не ожоговый центр! Или будем ждать, когда он уйдёт в полиорган? (Подслушал меня, что ли?)

И – Петрову:

– Раз такое дело, пока больной транспортабельный, надо его побыстрей отправлять в комбустиологию. Поэтому забирай-ка его к себе, Алексей Петрович! Насчёт транспорта я договорюсь.

Мы с коллегами переглянулись: санавиацию, что ли, вызовешь?

Но Петров, похоже, ещё раньше принял решение. Поэтому хоть на ковре– самолёте!

– Кто со мной полетит? Константин Юрьевич, вы как?

Надо признаться, я ждал этого. Но решил поторговаться – мы ведь тоже не клинком ларингоскопа деланы!

– Нужен транспортный ИВЛ с кислородом, монитор, аптечка неотложки, растворы для инфузий. В аэропорту чтоб не досматривали! Сами понимаете: в полёте седация будет продолжена. Ну, и оплатить бы командировку…

Начмед тоже уже всё предусмотрел:

– Мониторинг обеспечим, «амбушку» дадим, с КПП договоримся. Про деньги не спрашивай: получишь командировочные!

– За***бись! Ладно! А борт-то какой будет?

В Тюмень из Нового Уренгоя летали через день Ту-134 и АН-24. «Тушка» – 1 час 40 минут, а винтокрылая «Аннушка» – 2 часа 50 минут.

Надо отдать должное нашему начмеду, который мало что понимал в течении ожоговой болезни, но управленцем был хорошим и обо мне позаботился.

– Костя, ты же с дежурства? Давай езжай домой, отдохни немного. Ваш борт вылетает в 17:00, в Тюмени будете в 19:50.

– Сегодня «Аннушка», что ли?

Но начмед был настроен оптимистично.

– Да не переживай ты так, долетишь! Если что, Петрович тебе поможет! Я его давно знаю – учились вместе. Вставь только в монитор новые батарейки. Эти… как их? Ну, от которых в рекламе кролики бегают. Duracell, кажется. Иди, Юрич, отдыхай, а мы пока тебе патроны зарядим!

– Ага… адреналин не забудьте.

Надо ли описывать психоэмоциональное состояние пусть даже молодого человека после суток через сутки дежурства в реанимации с перерывом на плановые операции и предстоящим 3-часовым полётом с ожоговым больным, находящимся в наркозе, на ручной ИВЛ незабвенным Амбу?

Конечно, в такой ситуации требовалось быстро расслабиться и потом так же быстро собраться. Поэтому по пути домой я зашёл в «аптеку Алковектор». Настоящие врачи, будь то Парацельс, Уэльс или Феликс Белоярцев, все лекарства пробовали на себе. На то я и анестезиолог, чтобы точно рассчитать дозу, концентрацию и время действия успокоительного, иными словами – провести аутоанестезию. И она уже действовала – мой пульс уредился и дыхание стало ровным, когда мне позвонил наш заботливый начмед и радостно сообщил:

– Константин Юрьевич! Не беспокойся, командировочные уже в кассе! Алло… Юрич, ты меня понял? Да что с тобой?..

Вот скажите, коллеги анестезиологи, как можно волноваться на высоте эффекта успокоительного? Я что-то промычал в трубку и, не дослушав, отключился.

Тем временем в нашей ординаторской проходил очередной «консилиум» – кого-то провожали в отпуск. Приглашённый по этому поводу начмед был ещё трезв и поэтому справедлив: «Да он же бухой! Кто теперь полетит, ведь билеты и командировочные на него выписаны?»

Между тем никто из моих коллег не то что лететь, а уже и ходить-то не мог без помощи друга, которого отправляли в отпуск. Ведь анестезиолог анестезиологу – анестезиолог! И весьма доверительно они успокоили нашего начальника:

– Вы, шеф, не трогайте его, в нём, кроме «Ноя», – ничего. Проверенный, наш товарищ!

После трех часов здорового сна благодаря батарейкам Duracell мой молодой организм включился в работу: пострадавшего уложили на мягкие носилки и с мониторингом АД, ЧСС и сатурации кортеж из скорой и машины ГАИ под клаксоны пожарных выехал в аэропорт.

Надо сказать, что вид человека в бинтах, с отёкшим лицом, забинтованными руками и трубкой во рту, наверное, шокировал окружающих: охрана на КПП даже не подумала, что доктор везёт в аптечке лет пять срока за хранение – распространение – введение без согласия наркотических и психотропных препаратов.

В салоне АН-24 носилки с ожоговым больным заняли три места у окна. Сами мы разместились во втором ряду: я в головах, продолжая ручную ИВЛ, Александр Петрович в ногах. Он не снимал руки с бедренной артерии больного, мануально контролируя артериальное давление и сердечный выброс. Сатурацию, т. е. насыщение крови кислородом, держали под контролем кролики, работающие внутри монитора на батарейках Duracell.

Командир корабля и экипаж поприветствовали нас и пожелали приятного полёта. Заработали винты, и самолёт начал набирать высоту. Реакция пассажиров авиарейса Новый Уренгой – Тюмень на такой эскорт была весьма сдержанной: парень-ботаник, сидевший с ноутбуком у окна в противоположном ряду, протирал очки салфеткой, хорошо одетая женщина с нормальным парфюмом не протестовала против лежащего рядом обугленного тела, только мужик в форме (контролёр какой-то) спросил сурово:

– С буровой?

– Да, с буровой. Был взрыв, он один выжил! – Чтоб не донимал больше.

Нашему пострадавшему не предлагались прохладительные напитки и мятные конфетки. Ему и так было неплохо: показатели мониторинга жизненных функций cоответствовали стандартам кастинга 90–60—90: SpO2 выше 90 %, пульс на магистралях 60+ и давление, наверное, тоже около 90 мм рт. ст. Все дышали спокойно: и реаниматологи, и пострадавший – с помощью мешка Амбу. Супруга больного летела с нами и внешне тоже была спокойна.

Первые полтора – два часа (как раз время полёта в «Тушке») кролики работали без напряга, все показатели мониторинга были стабильны. Потом пациент, не приходя в сознание, начал сопротивляться искусственным вдохам, хотя сам адекватно дышать не мог. К тому времени пассажиры в замкнутом пространстве салона уже вдохнули в себя много кислорода и выдохнули много углекислого газа. Начинало заканчиваться время действия седативных препаратов, введённых ещё в больнице, так что пришлось вводить их снова, вместе с обезболивающими. На третьем часу полёта у больного начала снижаться сатурация – SpO2 85–80–75 % и, несмотря на работу мешка Амбу 40 раз в минуту, достигла критического минимума в 70 %. Пациент наш посинел, пульс под пальцами Петровича на бедренной артерии пропал, сонная же была недоступна.

Нужна была срочная поддержка жизнедеятельности! Если бы это происходило в родном ОРИТ, где есть аппараты ИВЛ с кислородом, мониторинг АД – ЧСС – SpO2, а вокруг не стюардессы на шпильках, а наши девчонки-медсестры с болюсами и инфузоматами[52]52
  Инфузомат – устройство, позволяющее отмерить и ввести пациенту точную дозировку определенного лекарственного препарата и проконтролировать скорость введения.


[Закрыть] наизготовку, проблем бы не было. А здесь…

– Так, Петрович (уже на ты)! Открывай ампулы, я заряжаю систему! – И ботанику, который последние минут 30 проявлял к нам повышенное внимание: – Держи флакон, становись рядом – штативом будешь! Пошла струя в подклюк… Петрович! Ну, чё?

– Не открываются, заразы!

– Так! Девчонки! (Стюардессам.) Доставайте свои маникюрные наборы, подпиливайте ампулы! Есть кислород на борту? Всего три литра?

Контролёру в форме: «Давай помоги им принести, быстро!» Подключаем на снижение! (Самолёт уже начинал нырять вниз.)

Но как же так? Мы же его заинтубировали, стабилизировали, прилетел «ожоговый», некрэктомию сделал, а сейчас этот несчастный на глазах своей супруги и всех пассажиров остановится?! Это же будет высочайшая несправедливость!

В процессе реанимации мы не заметили, что стали центром всеобщего внимания. Наверное, пассажиры авиарейса хотели бы сказать нашему пациенту: «…ты посмотри:

 
У них в глазах шальные огоньки,
И хоть водила ты, не водолаз ты —
АП и К вернут твои коньки
И вмиг расклеят склеенные ласты![53]53
  Измененное четверостишие Игоря Алексеева.


[Закрыть]
 

После болюса адрена появился пульс на бедре, больной порозовел – и батарейки Duracell закончились: монитор погас, кролики сдохли! Но уже раздавалось: «Наш самолёт приступил к снижению, температура в Тюмени 20 градусов выше нуля».

Как только приземлились, в нарушении всех лётных инструкций командир корабля и экипаж первым делом открыли дверь – и поток тёплого летнего воздуха стабилизировал сатурацию и больного, и реаниматоров. Затем они поблагодарили пассажиров за то, что воспользовались услугами авиакомпании «Ямал», и сказали, что будут рады новой встречи на борту авиалайнера. Спасибо, конечно, не дали больному умереть.

В скорой все уже дышали нормально.

В ожоговой реанимации состояние больного оценили как стабильно тяжёлое и подключили к аппарату ИВЛ. Алексей Петрович пригласил меня в гости поправить волемический статус[54]54
  Волемический статус – расчетный дефицит жидкости организма.


[Закрыть] и нормализовать водно-электролитный баланс. После поправки здоровья мы вышли подышать свежим воздухом. Надо сказать, что не то что лететь обратно, но и прогуливаться по улице Республики я мог уже только с помощью друга Петровича. Ведь анестезиолог анестезиологу – анестезиолог!

P. S. Этот больной, к счастью, выжил, перенёс несколько некрэктомий и кожных пластик в комбустиологии Тюменской областной больницы, но в период реабилитации впал в депрессию, и было от чего: рот плохо открывался и попёрхивался после трахеостомы – ни выпить, ни закусить! Что ж нам с доктором Петровым на высоте 6 500 тогда так весело было?