Текст книги "Под сенью жёлтого дракона"

Часть вторая

Глава первая

1

В ночь под Новый год разразилась настоящая буря. Снег с сильными порывами ветра в одночасье покрыл всё: склоны гор, долину и город белым саваном – ни пройти, ни проехать. Дом под напором ветра время от времени вздрагивал и потрескивал, словно жаловался на внезапно налетевшую непогоду.

Все волновались за Орлова: как он доберется в такую снежную круговерть.

Было уже часов одиннадцать, когда Долматов предложил пойти навстречу Орлову, однако в эту минуту снаружи послышался топот ног, потом дверь распахнулась и в дом, что называется, ввалился Орлов весь в снегу и с порога спросил:

– Что уже не ждали? А я пришёл!..

Долматов и Алеев помогли Орлову снять заснеженную верхнюю одежду. Чан подал ему веник. Тот очистил веником обувь и прошёл к натопленной печи.

– Дайте сначала руки обогреть… А то пальцы не сгибаются.

– Твои пальцы, Андрей Яковлевич, на вес золота, – заметил Южин. – Сам слышал об этом в городе.

Южин не преувеличивал. Орлов всё больше и больше завоевал авторитет не только среди своих коллег врачей, но и в окружении Мао Цзэдуна.

Владимиров посмотрел на часы.

– Давай, Чан! – скомандовал он. – Подавай всё на стол! По русскому обычаю сначала надо проводить старый год!

Помогать Чану стали Долматов, Алеев и Южин.

Орлов тем временем обогрелся у печи и заговорил снова:

– Я вчера беседовал с лечащим врачом Ван Мина доктором Цином. Мне показалось, что он чего-то недоговаривает. Словно боится… Я вот о чём думаю: хорошо было бы достать рецепты лекарств, которыми лечат Ван Мина и отправить их на анализ в Москву…

Владимиров недоверчиво посмотрел на Орлова.

– Как ты это сделаешь? – спросил он.

– Я попробую… – проговорил Орлов.

– У нас всё готово! – почти торжественно объявил Долматов. – Просим к столу!..

В это время дверь радиоузла приоткрылась и появилась голова Риммара.

– А я? – обиженно спросил он.

– Выходи и ты, Коля! – разрешил Владимиров. – Дверь не закрывай… Услышим, если что…

Когда все расселись за столом, Владимиров обратился к Чану, который ещё возился у печи:

– Чан, мы тебя ждем, – сказал он. – Садись рядом с Леонидом Васильевичем. Ты своё дело сделал.

Действительно, на столе кроме жареных тушек курицы, отварного риса с соусом, соевой приправой и тушёнкой капусты, красовались и две бутылки настоящей русской водки. Её Чан достал опять-таки через своего старого знакомого.

Когда Чан сказал, что это подарок им к Новому году от всё того же китайца, сыну которого безымянный доктор отдал свою кровь для переливания, Владимиров даже не поверил своим глазам: такой подарок в Яньане стоил дорого.

– Ну что, друзья, – обратился он ко всем, поднимая свой стакан с водкой. – Я вас не замучаю длинной речью, но не могу не сказать о том, что мы с вами вправе выпить за уходящий год. Он принёс нам надежду на нашу победу над самым лютым врагом – над фашизмом. Тронулся лёд и здесь. За уходящий год!

Застолье было в самом разгаре, когда Риммар напомнил:

– А до Нового года осталось две минуты!..

Пока Долматов развивал водку по стаканам, Чан, вдруг обратился к Владимирову:

– Разрешите мне сказать несколько слов…

Владимиров окинул взглядом сидящих за столом.

– Пётр Парфёнович, пусть скажет, – за всех ответил Орлов.

– Говори, Чан, – разрешил Владимиров.

Чан поднялся с места.

– Я хочу всех вас поздравить с вашим Новым годом не только от себя, но и от имени своих родных и друзей. Поверьте мне: и у вас много тут друзей. Просто не каждый пока отважится сказать вам, что он ваш друг. Однако время такое придёт и никто, и никого не будет бояться. Я хочу пожелать вашему народу победы над Гитлером. Он и наш враг. Я всё сказал. Спасибо вам.

Чан выпил и опустился на стул.

Несколько мгновений за столом стояла тишина. Наверное, каждый в это время думал о чём-то своём.

Тишину нарушил Владимиров:

– Спасибо и тебе, Чан, за добрые слова. Они нам тоже необходимы…

За новогодним столом время летело быстро. Владимиров глянул на настенные часы: стрелки показывали три часа ночи.

– …Ну что, друзья-товарищи, – проговорил он, – нам пора закругляться. Тем более, что завтра у Андрея Яковлевича рабочий день начинается в восемь утра…

– Уже сегодня, – поправил его Орлов. – Где я буду досыпать эту ночь?

– В комнате у Риммара, – ответил Владимиров. – Он до утра дежурит.

Когда уже все стали расходиться по комнатам, а Чан ушёл готовить себе ночлег на кухне, Южин придержал Алеева за локоть и сказал:

– А он не простой этот Чан…

– Это хорошо или плохо? – спросил Алеев.

Южин слегка пожал плечами.

– Не знаю, – ответил он. – Не могу понять: почему именно на нём сделала свой выбор Цзян Цин…

Алеев с удивлением посмотрел на Южина.

– Для тебя это важно?

– Нет, – ответил тот. – Просто интересно…

…Восьмого января Долматов записал очередное сообщение Совинформбюро. В нём говорилось, что под Сталинградом продолжаются успешные бои по уничтожению окружённой группировки войск противника и о стремительном наступлении советских войск на Северном Кавказе.

Радиостанция британского агентства «Рейтер» в этот же день прокомментировала отказ Сталина на предложение президента США Рузвельта отправить на Дальний Восток сто своих бомбардировщиков. Сталин, по мнению диктора радио агентства «Рейтер» недооценивал опасности, которая грозит его стране на Дальнем Востоке.

…Ближе к вечеру приехал Орлов. Владимиров только глянул на него и понял: что-то произошло. И он не ошибся.

– …Сегодня состоялся консилиум медиков, где обсуждалось состояние здоровья Ван Мина, – сказал он. – Принято решение обратиться к Мао Цзэдун с просьбой отправить телеграмму Чан Кайши для того, чтобы тот прислал в Яньань за Ван Мином самолёт для дальнейшего его лечения в Чунцине. У Ван Мина отказывают почки…

Владимиров помрачнел.

– Это уже плохо… – немного подумав, проговорил он.

– Но это ещё не всё, Пётр Парфёнович, – продолжил Орлов. – Мне сказали, Мао отказался отправлять такую телеграмму в Чунцин. Он распорядился обратиться к Чан Кайши с просьбой прислать в Яньань для проведения консультации о состоянии здоровья Ван Мина опытного врача-терапевта…

– Ты не шутишь, Андрей Яковлевич? – недоверчиво спросила Владимиров.

– Тут не до шуток, – ответил Орлов. – Как видишь, дело, оказывается, не простое… Вернее, не просто медицинское…

2

К середине января ветры со стороны Монголии усилились. Они приносили с собой морозы, которые по ночам доходили до тридцати градусов. Зато днём сияло солнце, и в затишье можно было наслаждаться его теплом.

Семнадцатого числа Орлов передал Владимирову записку от Бо Гу, в который тот просил его о срочной встрече. В конце записке было написано: «…Лучше у меня дома».

День клонился к исходу, когда Владимиров с Южиным отправились к Бо Гу. До этого все в один голос заявили Владимирову: «Один на ночь глядя не поедешь!»

Встретил их Бо Гу перед домом.

– …А я вышел на всякий случай… – сконфуженно пояснил он. – Проходите…

И он тревожно оглянулся по сторонам.

В доме Бо Гу оказался один.

– А где ваша супруга? – поинтересовался Владимиров.

– У своих родственников, – ответил Бо Гу. – Вы проходите в кабинет, а я выйду… Посмотрю…

Владимиров и Южин промолчали, но было видно, что Бо Гу чем-то напуган.

Вернулся он тут же и с облегчением произнёс:

– Всё в порядке… Давайте я сначала вас отогрею чаем. – Он разлил по чашкам уже приготовленный чай и продолжил: – Я вчера встречался с Ван Мином. Он передал просьбу: помочь ему вылететь в Москву, но чтобы всё выглядело так, как будто это исходит из Москвы, а не от него. – Бо Гу подал чашки с чаем Владимирову и Южину, взял себе. – Скажу вам откровенно: он опасается за свою жизнь и ещё не хочет обострять отношения с Мао… А за ним стоит Кан Шэн…

Владимиров и Южин внимательно выслушали Бо Гу и немало были поражены тревогой, которая исходила от него.

– Хорошо, – сказал Владимиров. – Мы сделаем всё, что от нас зависит. – И тут же спросил. – Неужели на Кан Шэна нет управы?

– Если бы дело было только в Кан Шэне… – И Бо Гу безнадежно махнул рукой. – Знаете, как у нас говорят? Молчание – великий друг, который никогда не изменит.

– Всё ясно… – обронил Южин. – Чем дальше в лес, тем больше дров…

А Бо Гу, спохватившись, что его гость ещё не притронулась к чаю, предложил:

– Пейте чай! Этот чай надо пить горячим!.. – и снова заговорил о том, что его явно мучило и не давало покоя: – Мао никогда не был согласен с политикой Коминтерна, которую Исполком Коминтерна проводит в Китае. А Кан Шэн у него в руках послушное орудие для достижения своих целей. И они уберут с дороги любого, кто окажется им помехой…

Южин не стерпел:

– Но на вашей с Ван Мином стороне большинство членов ЦК партии и многие военные руководители!.. В том числе и Чжу Дэ!..Неужели и они не видят, куда их пытаются завести?..

Слова Южина вызвали у Бо Гу грустную улыбку.

– Не забывайте: Мао умный, расчётливый и опытный в таких делах человек, – ответил он. – А если ещё прибавить ко всему этому и поддержку таких людей, как Кан Шэн, можно добиться многого…

Бо Гу вдруг умолк, быстро встал и подошёл к окну. Постоял, прислушиваясь к тому, что происходит на улице и с облегчением вздохнул.

– Что там? – спросил Владимиров.

– Ничего… Показалось, – ответил Бо Гу. И продолжил, возвращаясь на своё место: – Слишком в непростых условиях создавалась наша партия, и формировалось мировоззрение её руководителей. Отсюда и многие проблемы. Что касается нашего народа – он действительно трудолюбивый и добрый, и многое прощает своим руководителям. Даже явные просчёты и заблуждения, от которых страдает в первую очередь он сам…

Владимиров с Южиным не могли не согласиться с Бо Гу. Они знали: даже здесь, в Яньане, партийные и военные руководители, рядовые военнослужащие, курсанты, студенты, рабочие на фабриках – вместо заработной платы получали в день три чашки чумизы без приправы. Это летом, а зимой под две миски по триста грамм.

Уже в конце разговора Бо Гу поинтересовался:

– …А вы сегодня сводку Совинформбюро получали?

– Нет… – ответил Владимиров и почувствовал под сердцем легкий холодок.

Бо Гу, видимо, заметил перемену на лице Владимирова и успокоил его.

– Нет, нет!.. Не волнуйтесь!.. Всё хорошо!.. Мне уже к концу дня принесли эту сводку. Есть чему порадоваться. Южнее Воронежа ваши войска прорвали немецкую оборону на глубину до пятидесяти километров и разгромили входе прорыва девять гитлеровских дивизий. И в самом Сталинграде добивается окружённая там группировка немецких войск. Держится и Ленинград. Я думаю, после этих событий изменится и отношение нашего руководства к Москве…

– И к нам тоже… – не удержался Южин.

– И к вам естественно, – согласился Бо Гу. – Надо отдать должное Мао. Я ни разу не услышал от него каких-либо враждебных высказываний в ваш адрес. Чего не скажешь о Кан Шэне и некоторых наших руководителях. Будучи в Москве, я как-то услышал от одного человека очень мудрые слова: «Кого бог хочет погубить, того он сначала лишает разума…» Это прямо относится к кое-кому из нашего руководства…

И уже, когда стали прощаться, Бо Гу снова заговорил о Ван Мине:

– …Постарайтесь достучаться до Москвы, – сказал он. – Иначе его здесь залечат…

От Бо Гу Владимиров с Южиным уехали, когда на улице уже стало темнеть. На первом же перекрёстке Южин, не останавливая лошадь, обернулся и успел заметить какого-то человека, который, словно тень, исчез за углом ближайшего дома.

Южин не выдержал и выругался.

– Ты чего, Игорь Васильевич? – удивлённо спросил Владимиров.

– Кан Шэн не меняется, – ответил тот. – Следят за нами… Или за Бо Гу. Правду говорят, что горбатого только могила исправит…

– И то при условии, если часто будут идти дожди… – невесело добавил Владимиров.

3

В конце дня девятнадцатого числа приехал посыльный от Мао и передал Владимирову, что его ждет председатель партии товарищ Мао Цзэдун.

Владимиров быстро собрался и был уже у двери, когда из радиоузла вылетел Риммар и на весь дом объявил:

– Братцы, только что сообщили: прорвана блокада Ленинграда!.. Ура!..

Ему ответили таким «Ура!», что посыльный, стоящий у двери, сначала испугался, но потом, видимо, догадался, что у русских произошло какое-то важное событие, и стал улыбаться.

Перед встречей с Мао это была хорошая новость.

…Мао Цзэдун, как всегда, встретил Владимирова по-дружески: поинтересовался самочувствием, спросил всё ли хорошо у его товарищей. И всё же Владимиров заметил напряжение во всей фигуре Мао. Да и Цзян Цин на этот раз, поздоровавшись с ним, тут же ушла в свою комнату.

Мао Цзэдун тем временем пригласил Владимирова пройти и присесть в кресло. Сам остался стоять с таким видом, как будто не знал с чего начать разговор. Наконец, произнес:

– Товарищ Сун Пин, я попросил вас срочно приехать ко мне, не просто, как руководителя группы советских военных корреспондентов, аккредитованных вашим правительством у нас, но и как представителя страны, которая практически сегодня несёт на себе главную тяжесть в фашистской агрессии. Я преисполнен глубокого уважения к вашей стране и вашему народу, и лично к товарищу Сталину. – Здесь Мао прервал свою речь и бросил быстрый взгляд на Владимирова, словно хотел убедиться, как тот воспринимает его слова. И только после этого продолжил: – У вашей партии большой опыт политической борьбы и в построении нового общества. Чего, к сожалению, нельзя сказать о нас. Нам пришлось всё время воевать и в этом отличие КПК от ВКП (б). Ваш опыт огромный. – Снова повторил Мао. – Но он не всегда подходит для нас. У китайской революции есть свои особенности и национальные, и исторические… А когда люди исходят только из выгоды, множится зло… – Рассуждая, Мао неторопливо подошёл к жаровне – толстому листу железа с загнутыми краями, на которой сизым пламенем догорала горка каменного угля, протянул к ней руки и, не оборачиваясь к Владимирову, продолжил: – Я вот на что хотел обратить ваше внимание. Конфуций и его учения появились в то время, когда Китай захлестнула волна войн, насилия, человеческих страданий и горя, – Мао повернулся к Владимирову и вдруг спросил: – А сегодня разве не так? Народ измучен, жаждет мира и спокойствия, но и мир, и спокойствия наступят, когда в стране будет наведен порядок. А это во многом сейчас зависит и от нас, и от позиции, которую займет Москва…

Владимиров, до этого внимательно слушавший Мао, не сдержался:

– Всё это верно, но одних пожеланий, видимо, будет недостаточно для создания сильного и независимого государства, – сказал он. – Конфуций, насколько мне известно, проповедовал в основном нравственные принципы. Вы, я уверен, помните одну из его заповедей: «Государь должен быть государем, подданный – подданным, отец должен быть отцом, а сын – сыном». Сегодня кроме нравственных принципов на первый план выходят законы бескомпромиссной борьбы, а они на деле не всегда сочетаются с нравственными принципами…

Мао Цзэдун нетерпеливым жестом руки остановил Владимирова.

– Я вас понял, – сказал он. – Давайте об этом подискутируем в другой раз, когда у нас с вами будет больше времени… Я вот о чём хотел с вами поговорить. Я уверен, что вы знаете о тех нездоровых отношения, которые складываются в последнее время в руководстве нашей партии, да ещё и перед съездом. Дело в том, что незначительная часть членов партии пытаются навязать нам свою политику, в основе которой лежит догматизм. Я не буду скрывать от вас: почти все они прошли учёбу в Москве, слепо преклоняются перед опытом ВКП (б) и уверены, что без этого опыта мы пропадём. Не пропадем. Умные люди стыдятся своих недостатков, но не стыдятся их исправлять. Насколько мне известно, марксизм против догматизма. А мы с вами марксисты… Возникает вполне законный вопрос: почему тогда мы должны терпеть попытки навязать нам ошибочные взгляды и суждения? – Мао прошёл к стоящему рядом креслу и медленно опустился в него. И только после этого продолжил: – Поверьте мне – я им не враг. И они мне не враги. Но мы не вправе допускать, чтобы их ошибочная позиция роковым образом отразилось на судьбе нашей революции. Я надеюсь, вы доведете мою озабоченность состоянием дел в руководстве нашей партии до Москвы. Теперь о Чан Кайши. Мне сказали, что вы интересуетесь нашим ответом на предложение Чунцина начать переговоры. Я не верю Чан Кайши и не понимаю, почему Сталин так верит ему!..

– Наверное, потому, – снова заговорил Владимировна, хотя и знал, что Мао терпеть не может, когда его перебивают, – что между Советским Союзом и правительством Китая в августе 1937 года был подписан договор о взаимной помощи…

Мао Цзэдун резко встал из кресла и почти выкрикнул:

– Нет, товарищ Сун Пин!.. Договор был подписан не о взаимной помощи, а о не нападении! Это значительная разница!.. И Сталин не вправе был признавать Чан Кайши вождём Китая!.. Нельзя обожествлять бесов!..

На возбужденный голос Мао из своей комнаты вышла встревоженная Цзян Цин и стала успокаивать Мао, однако тот и сам уже успокоился. Он протянул Владимирову руку и проговорил:

– Я поздравляю вас, товарищ Сун Пин, с прорывом блокады Ленинграда… Это хорошее событие и для нас… Всего вам доброго…

Когда Владимиров вернулся домой, его сразу обступили со всех сторон.

– Ну как? – нетерпеливо спросил Южин.

– Лучше не бывает, – ответил Владимиров. – Всё, как всегда… Кругом враги, один Мао радеет за судьбу китайского народа…

– Ну, хотя бы с прорывом блокады Ленинграда поздравил? – поинтересовался Алеев.

– Поздравил…

– А не посоветовала нам выпить по такому поводу? – вступил в разговор Долматов.

– Нет, Леонид Васильевич, не посоветовал…

Долматов тяжко вздохнул.

– Мы так и думали… А, впрочем, кто пьёт на ночь глядя… Пойду к Риммару, посижу с ним у приёмника. Может, ещё что-нибудь такое передадут… – и уже взявшись за ручку двери радиоузла, обернулся и добавил: – Беды человечества происходят из мелочей. А Мао – это вам не мелочь. Он умён и достаточно опытный в политике. Так что не мешало бы к нему прислушиваться…

4

Однако «что-нибудь такое», как выразился Долматов, произошло только двадцать шестого января. В этот день Совинформбюро сообщило, что приказом Верховного Главнокомандующего Сталина подведены итоги боев с немецко-фашистскими захватчиками за последние два месяца. За это время было разбито сто две дивизии противника, взято в плен более двухсот тридцати тысяч солдат, офицеров и генералов вермахта. Освобождены от оккупантов десятки городов и тысячи населённых пунктов, прорвана блокада Ленинграда, и теперь выжившее население города, не будет умирать от бомб, снарядов и голода.

В приказе давалась высокая оценка действиям советских войск, добивающих в сталинградском котле гитлеровскую группировку. Отдельно отмечались успешные действия по освобождению Северного Кавказа.

Долматов, который принял это сообщение, умоляюще взглянула на Владимирова.

– Пётр Парфёнович, ну можно теперь мы отметим такое событие?.. – спросил он. – Тем более, что Чан раздобыл квашеную капусту и сало…

Владимиров нарочито укоризненно качнул головой, хотя и сам был готов пуститься в пляс от радости.

– Уговорил, Леонид Васильевич! – сказал он. И тут же не сдержался: – Вот только не могу понять одного: пьём от случая к случаю, а содержимое бутыли улетучивается…

– Испаряется, наверное, – не моргнув глазом, ответил Долматов. – Спирт всё же…

– Смотри мне, спиртовой завхоз! – погрозил ему пальцем Владимиров. – Ну чего ждёте?.. Давайте накрывать стол!

Долматов с Алеевым, Южиным и Чаном за несколько минут накрыли стол.

Уже приготовленная квашеная капуста с репчатым луком, заправленная соевым маслом, аккуратно нарезанные кусочки свиного сала с мясной прослойкой, ещё совсем тёплые рисовые лепёшки – всё говорило о том, что к застолью готовились заранее и втайне от Владимирова.

Совсем неожиданно приехал и Орлов.

– Я не опоздал? – спросил он с порога и тем самым выдал «заговорщиков».

Однако, чтобы убедиться в своей догадке, Владимиров с серьезным видом, сказал:

– На целый час опоздал, Андрей Яковлевич!..

Орлов с недоумением посмотрел на Южина.

– Игорь Васильевич, ты же мне сказал к часу дня…

Южин страдальчески сморщил лицо так, словно у него заныли все зубы сразу.

– Всё понятно, – усмехнулся Владимиров. – Ну что, за стол, раз такое дело.– И обратился к Чану: – Ты с нами?

Тот в ответ скрестил на груди руки.

– Спасибо, я не могу… Честное слово. У меня через час встреча с девушкой… А ещё надо ужин приготовить…

– Тогда мы тебя отпускаем, Чан, до завтрашнего утра, – сказал Владимиров. – Ты и так нам царский стол приготовил!

Чан слегка склонил голову и вышел из дома, а Владимиров продолжил:

– Ну что… Давайте выпьем за то, чтобы такие сводки приходили почаще!..

– И мы скорее бы вернулись домой, – добавил Орлов.

…Уже после обеда, перед тем как уехать, Орлов сказал Владимирову:

– Ван Мину совсем плохо… Он уже не встает с постели…

– Я сделал запрос по поводу отправки Ван Мина в Москву, – ответил Владимиров. – Тебе что-нибудь удалось сделать по рецептам?

– Если всё сложится, как я задумал, завтра они будут у меня. И ещё, – продолжил Орлов. – Два дня тому назад у Мао состоялось закрытое совещание членов Политбюро. Ты знаешь, кто мне об этом сказал? Не поверишь, Ма Хайде!

– Ма Хайде? – удивлённо переспросил Владимиров. – Вот это новость!..

– Представь себе. Так вот, на этом совещании, Мао выступил с речью, суть которой сводилась к призыву еще активнее бороться с «троцкизмом», в партии кто будет придерживаться этих взглядов, считать врагами партии…

– Фамилии называл? – поинтересовался Владимиров.

– Нет, не называл, но и так всем ясно, кого он имел в виду, – ответил Орлов. – И даже сослался на опыт партийных чисток в ВКП (б). Сказал, что любая партия нуждается в духовной чистоте. А в конце доклада призвал публично покаяться каждому, кто чувствует свою вину перед партией…

Владимиров не удержался от улыбки.

– Надо понимать перед ним, – заметил он.

– Скорее всего, – согласился Орлов. – Но самое интересное, по словам Ма Хайде, произошло дальше. – Продолжил Орлов. – После Мао выступил Кан Шэн и заявил, что пребывание советских военных корреспондентов в Яньане вызывает напряжение в городе. Но Мао тут же посадил Кан Шэна на место. В общем, никто не поддержал его. Даже друг Линь Боцюй…

Всё, что сказал Орлов, заставляло Владимирова серьёзно задуматься. В том, что Мао на совещании членов Политбюро мог выступить с такой речью, ничего нового не было. Мао был умён и знал, что и где говорить. Владимирова удивило другое: Каким образом информация с закрытого совещания у Мао стало известна Ма Хайде? И почему он, вдруг, решил рассказать об этом Орлову?

Выслушав Орлова до конца, Владимиров спросил:

– Как думаешь, зачем Ма Хайде рассказал тебе об этом? Ты как-то говорил, что он не тот, за кого себя выдаёт…

– Я и сейчас могу это с уверенностью повторить, – ответил Орлов. И чуть насмешливо добавил: – Закон достойных людей – творить добро!..

Владимиров побарабанил пальцами по столу.

– Да-а-а, Андрей Яковлевич… Загадал ты мне ещё одну загадку… – Немного подумал и добавил: – Давай сделаем так: ты всем видом показываешь Ма Хайде, что его информация тебя не заинтересовала. А там посмотрим… Если у него есть на этот счёт какие-то планы, он заговорит с тобой снова…