Текст книги "Под сенью жёлтого дракона"

Глава пятая

Десятого мая в первой половине дня сразу несколько американских и британских радиостанций сообщили о намерении Москвы порвать дипломатические отношения с польским правительством, находящимся в Лондоне, куда оно убежало после оккупации Польши немцами.

Причинами демарша Москвы, по общему мнению ведущих передачи, стало обвинение польского правительства во главе с Сикорским в сотрудничестве с немецкими оккупантами и антисоветскими заявлениями самого Сикорского в польских газетах, выходящих в Лондоне…

Вашингтонская радиостанция передавала экстренную новость: президент США Рузвельт обратился к Сталину и премьеру Великобритании Черчиллю с просьбой проявить выдержку и найти возможность не разрывать дипломатические отношения с польским правительством. А уже час спустя радиостанция агентства «Рейтер» сообщило, что глава британского правительства Уинстон Черчилль заявил, что в дальнейшем польская пресса в Англии будет находиться под его личным контролем.

Прочитав это сообщение, Владимиров недоверчиво покачал головой.

– Не верю я, что Черчилль будет контролировать польскую прессу, – сказал он. – Это не в его правилах. Ему необходимо иметь у себя под боком карманное польское правительство, чтобы в нужный момент заявить: «А в Польше есть правительство! Зачем другое?»

И уже в конце дня радиостанция американского агентства «Ассошиэйтед Пресс» прокомментировала материалы, опубликованные в газетах «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк таймс», в которых широко обсуждалась тема о якобы принятом правительством США и Великобритании решении о переносе срока открытия Второго фронта в Европе с мая этого года на сентябрь следующего года. И о прилёте в Вашингтон премьер министра Великобритании Черчилля для переговоров с президентом Рузвельтом о возможной встрече в верхах руководителей США, Великобритании и России.

К этому сообщению все в доме отнеслись спокойно, кроме Южина.

– Сволочи!.. – возмутился он, нервно расхаживая по комнате из одного угла в другой. – Они пишут в своих газетах то, что должно храниться под тремя замками!.. Читайте, господа фашисты!.. И не волнуйтесь!.. Второй фронт в Европе не скоро будет открыт!..

– Игорь Васильевич, успокойся! – насмешливо заметил Долматов. – Они с сентября сорок третьего перенесут на май сорок четвёртого… Зачем нервы себе зря портишь?..

– Затем, что уже сил нет на всё это смотреть!.. – ответил Южин и вышел из дома.

Когда за ним закрылась дверь, Алеев проговорил:

– Он в последнее время как-то изменился… Нервничает постоянно… Тяжело ему эта командировка даётся…

…Двадцать второго числа токийская радиостанция передала правительственное сообщение о гибели в авиационной катастрофе главнокомандующего японского военно-морского флота Адмирала Ямамото. Однако в этот же день радио Чунцина сообщило, что самолёт, на котором летел Адмирал Ямамото, был сбит американскими истребителями.

На следующий день приехал Орлов.

– Кан Шэн вызывает к себе всех врачей по одному, которые прямо или косвенно имели дело с болезнью Ван Мина, – сказал он. – И убеждает их, что доктор Цзин правильно лечил своего пациента и что произошло недоразумение: лекарство случайно оказалось некачественным. И лечить Ван Мина лучше на месте, так как китайские врачи не хуже русских.

Выслушав Орлова, Владимиров поинтересовался:

– Андрей Яковлевич, ты случайно не догадываешься, почему Кан Шэн так старательно выгораживает доктора Цзина?

– Случайно догадываюсь, – ответил тот. – Он пытается снять ответственность с него и с себя тоже!

– Верно! – согласился Владимиров. – Отсюда вывод: Кан Шэн костьми ляжет, а Ван Мина из Яньаня не выпустит. – И сменил тему разговора: – Я никому не говорил… Цзян Цин попросила помочь ей в одном деле…

И Владимиров рассказал в нескольких словах о просьбе Цзян Цин.

Орлов внимательно выслушал и помрачнел.

– Пётр Парфёнович, а почему ты никому не сказал об этом? – спросил он.

– Не хотел ребят загружать лишними мыслями, – ответил Владимиров. – Я не прав?

– Конечно, не прав! – Орлов укоризненно качнул головой. – Это не твоё личное дело. Понимаешь? А если эта авантюра, задуманная не без участия самого Кан Шэна?…

…Вечером за ужином Владимиров рассказал и о просьбе Цзян Цин, и о сомнении Орлова.

– Андрей Яковлевич прав, – сказал Долматов. – Кан Шэн не из тех, кто позволит себя просто так утопить… И крайними окажемся мы…

– Ну и что нам делать, если Цзян Цин привезёт обещанные документы? – спросил Владимиров.

Всё время молчавший до этого Алеев обронил:

– Взять их и, минуя Мао, намекнуть Кан Шэну на существование таких бумаг. И посмотреть, как он отреагирует…

– Другими словами, – снова заговорил Владимиров, – пустить в ход шантаж?

Алеев снисходительно усмехнулся.

– Пётр Парфёнович, с волками жить, по-волчьи выть!.. – проговорил он.

…Двадцать третьего мая утром, когда Долматов только что сменил Риммара, пришло сообщение Совинформбюро с полным текстом постановления Президиума Исполкома Коминтерна о роспуске Коминтерна.

Долматов недоуменно пожал плечами.

– И так уже все знают… – сказал он. – Зачем теперь это нам…

– На память, – пошутил Риммар. И вдруг посерьёзнев, добавил: – Теперь тебе, Леонид Васильевич, Алееву и Южину можно собирать чемоданы, как представителем Коминтерна. Нет Коминтерна – зачем его представители? Я думаю, тут так и рассудят. А нам с Пётром Парфёновичем и Орловым придётся зимовать здесь. Незавидная участь того, кому никто не завидует… Так сказал Эсхил… Если мне не изменяет память.

Долматов не без удивления посмотрел на Риммара. Не выдержал и посоветовал:

– Ты, Коля, лучше думай о другом. Как нам уговорить Владимирова, чтобы он обратился с просьбой к нашему руководству скорее отозвать нас всех отсюда…

О том, что Мао Цзэдун получил официальное сообщение из Москвы о роспуске Коминтерна и срочном созыве им закрытого заседания Политбюро, Владимиров узнал от Ван Мина.

Двадцать четвёртого числа он приехал к Ван Мину справиться о состоянии его здоровья, попытаться узнать, при каких обстоятельствах американская журналистка Агнесса Стэдли оказалась допущена не только к партийным документам, но и к финансовым делам правительства Особого района. Это было задание центра, которое Владимиров получил накануне.

Ван Мин выглядел подавленным. Роза Владимировна тоже была явно расстроена.

– Вы уже знаете о роспуске Коминтерна? – спросил Ван Мин сразу, как только Владимиров переступил порог его комнаты. И не дожидаясь ответа, сокрушённо покачал головой. Затем продолжил: – Они там, в Москве, хотя бы представляют, что тут теперь будет?..

Владимирову было неловко перед Ван Мином так, словно он был причастен к этому необдуманному шагу руководства Коминтерна.

– Успокойся, – остановила мужа Роза Владимировна. – Твои слова, как осенние листья. Они уже не нужны дереву, на котором были. – И обратилась к Владимирову: – Присаживайтесь, товарищ Сун Пин… Я сейчас чай вам приготовлю…

Владимиров приложил руку к сердцу.

– Спасибо, Роза Владимировна, не надо беспокоиться. Я заехал на несколько минут…

Ван Мин улыбнулся и махнул рукой.

– Когда я ещё учился в Москве, – продолжил он, – мы все были молодые и щеголяли друг перед другом своими знаниями учения Конфуция, которое нам, естественно, не преподавали. Мы сами стремились узнать больше, чем нам давали. А Конфуций для нас был идеалом китайской философии. Так вот к слову. Вы сказали, что заехали на несколько минут. Однажды к Конфуцию пришёл его любимый ученик Цзыгун, извинился и сказал: «Я пришёл всего на одну минуту, чтобы спросить, можно ли всю жизнь руководствоваться одним словом?» Конфуций ответил: «Это слово – взаимность. Не делай другим того, чего не желаешь себе». Мы любим говорить о Конфуции, но часто забываем о тех простых истинах, которым он учил людей, – Ван Мин вдруг спохватился, что занимает Владимирова своими разговорами. – Извините меня, товарищ Сун Пин. Душа не выдержала. Я слушаю вас…

Владимиров в нескольких словах изложил цель своего прихода.

Ван Мин внимательно выслушал его и проговорил:

– Да, действительно… Я помню было много разговоров в нашем руководстве о этой даме. Она появилась у нас где-то в конце тридцатых годов сразу вошла в доверие многих наших товарищей. Она всюду рассказывала, что главная её цель – установление международных связей между КПК и западными странами. Вернее, компартиями западных стран. В том числе и с компартией США. С ней непосредственно работал Кан Шэн и Жэнь Биши. Это я знаю со слов самого Мао. Однажды он даже сказал мне, что Агнесса Стэдли является представителем Коминтерна. Но это была неправда. Это я точно знаю. Потом она также внезапно исчезла, как и появилась у нас. А почему в Москве заинтересовались этой дамой? – спросил Ван Мин и внимательно посмотрел на Владимирова.

– Честное слово не знаю, – ответил тот.

Ван Мин коротко кивнул головой. И тут же спросил:

– А что нового у вас на Родине?

– Если судить по тем сводкам, которое мы получаем, существенных изменений на фронтах нет, – ответил Владимиров. – Спасибо вам за информацию. Выздоравливайте. – И встал.

Ван Мин грустно улыбнулся.

– Буду стараться, – сказал он. – Всего и вам доброго.

Роза Владимировна проводила Владимирова до выхода из дома. И уже прощаясь, сказала:

– Если бы не ваш Андрей Яковлевич, его бы уже не было… Спасибо вам… И будьте сами осторожны…

Когда Владимиров вернулся домой, застал Алеева и Южина за спором.

– Что за шум, а драки нет! – шутливо сказал он.

– Американцы только что передали, что союзные войска в Тунисе взяли в плен более шестисот тысяч немцев, итальянцев и прочих наемников Гитлера! – ответил Южин. – Не верю я этой басни!.. У немцев во всей Северной Африки столько войск не было!..

Владимиров укоризненно качнул головой.

– Нашли о чём спорить… – И тут же поинтересовался: – А где Долматов?

– С Колей в радиоузле, – ответил Алеев и добавил: – Совинформбюро сообщило о приёме в Кремле товарищем Сталиным представителя президента Рузвельта некоего Дэвиса…

– Знакомое имя! – сказал Владимиров. – В 1936 году он работал в Москве в качестве посла. А его жена занималась в Москве скупкой ценных картин и ювелирных изделий. Правда, в 1937 году, не без помощи этого Дэвиса, был провален наш заказ на строительство для СССР кораблей американскими компаниями. После этого Дэвис был отозван из Москвы и назначен послом то ли в Голландии, то ли в Бельгии… – Интересно, зачем Рузвельт снова прислал его в Москву… – задумчиво проговорил он. – Чтобы провалить ещё какое-нибудь дело…

– Да нет, Пётр Парфёнович! – возразил Южин. – Я точно знаю: – Дэвис активно участвовал в избирательной кампании Рузвельта и был его другом…

– Ну, тогда все понятно, – произнёс Владимиров. – Не только у нас, но, оказывается, и у них, рука руку моет…

В это время за дверью раздались торопливые шаги, и на пороге дома появился Орлов.

– Привет честной компании! – проговорил он, смахивая со лба тыльной стороной ладони капельки пота. – Жарит, как летом!..

– Так до начала лета осталась неделя, – усмехнулся Владимиров.

Орлов прошёл к столу, налил себе полную кружку воды и на одном дыхании выпил.

– Ко мне Бо Гу заезжал час тому назад. Мао собирал у себя чуть ли не всё руководство Особого района. Зачитал текст телеграммы Президиума Исполкома о самороспуске Коминтерна, затем, как сказал Бо Гу, с видом победителя заявил, что роспуск Коминтерна давно назрел. Этого не видели только в Москве. И ещё сказал, что теперь можно смело проводить свою, независимую ни от кого, политику в жизнь…

Остаток дня и ночь прошли для Владимирова в мрачных размышлениях. Ему вдруг показалось, что всё сделанное им и его группой за время пребывания в Яньани – никому не нужная затея.

На следующий день Владимиров поехал к Бо Гу в надежде узнать от него, что происходило на совещании у Мао.

– …Для меня это очень важно, – сказал он Бо Гу. – И ради бога простите за назойливость.

Бо Гу понимающе кивнул головой.

– Я понимаю вас, товарищ Сун Пин… Что мне бросилось в глаза… – начал медленно говорить он. – После того, как Мао зачитал текст о роспуске Коминтерна, он вдруг спросил, обращаюсь ко всем: «нужен ли нам марксизм-ленинизм и следует ли нам дальше заниматься его пропагандой?» Я в это время совершенно случайно смотрел в сторону Кан Шэна и Линь Боцюя, они сидели рядом, и увидел, что даже у них от удивления вытянулись лица. Видимо и другие не ожидали от Мао такого вопроса. Однако тот, тут же понял, что сделал ошибку, и сразу дал задний ход, заявив: «Да, нужен, но его необходимо приспособить к условиям, в которых развивается наша революция». Ну а дальше призвал всех ещё активнее и самоотверженнее бороться за национальную независимость и против проявления оппортунизма и догматизма в партии…

Бо Гу сделал паузу и ей воспользовался Владимиров.

– А как отнеслись к тому, что сказал Мао остальные? – спросил он.

Владимиров не мог не спросить об этом. И ответ Бо Гу подтвердил худшие его опасения.

– Как к должному, – ответил он. – Но вот, что интересно. Сразу после этого, Мао перевёл разговор на отношения с Гоминьданом. И предупредил, что у некоторых членов партии, в том числе и среди руководящего состава, может появиться неверное представление, в связи с роспуском Коминтерна. Таких коммунистов, сказал Мао, надо перевоспитывать, а если они не поймут, исключать из партии, как чуждые для китайской революции элементы…

– Следовательно, чистка в партии будет только усиливаться? – уточнил Владимиров, хотя ему и так всё было понятно.

– Конечно, – ответил Бо Гу. – Это, как само собой разумеющееся… Что ещё вам сказать… После Мао выступил Лю Шаоци. Он почти слово в слово повторил его тезисы. Не упустил возможности сказать в адрес Коминтерна, что тот давно себя изжил, что его руководство допускало непростительные ошибки в работе. И не понимало особенности национального и международного коммунистического и рабочего движения. Больше никто не выступал. Правда, в конце совещания Мао призвал всех быть бдительными в отношении проявления оппортунистических настроений среди членов партии. И сказал, что время подумать над датой проведения съезда партии.

…Уходил Владимиров от Бо Гу со смешанным чувством досады и облегчения: досады от случившегося роспуска Коминтерна и облегчения от того, что Мао раскрылся и всё тайное, что он старательно скрывал в себе, стало явным. Вспомнилась одна китайская мудрость о четырёх сфер: «Путь, Небо, Земля, Человек». И Человек занимал первое место среди сфер. «Так кто же ты на самом деле, товарищ Мао»… – подумал Владимиров.

Июнь пришёл в яньанскую долину с палящими лучами солнца и невыносимой жарой. На чистой голубизне небосвода с раннего утра и до позднего вечера не появлялось ни одного спасительного облака. И только с наступлением ночи с гор начинали сходить живительные потоки прохладного воздуха. Он медленно заполнял долину и ущелья с высохшими речушками и чахлым низкорослым кустарником на их склонах.

…В ночь со второго на третье июня Риммар поймал волну, на которой работала правительственная радиостанция Чунцина. Ведущий передачи сообщил, что намеченная ранее на начало июня поездка Чан Кайши в Яньань переносится на неопределенный срок, в связи с осложнениями на фронтах. И словно в подтверждение этих слов уже под утро радио Токио сообщило о ходе успешных боев в районе реки Янцзы, в которых, по словам диктора, китайские войска понесли большие потери. И призвал японских солдат не жалеть своей жизни во имя восстановления вечного мира в Азии и на Дальнем Востоке.

Совинформбюро ограничилось сообщением о продолжающихся боях северо-восточнее Новороссийска. На остальных направлениях, по сведениям Совинформбюро, существенных изменений не произошло.

…Утром за завтраком Алеев заметил:

– Для китайцев река Янцзы – это колыбель их цивилизации. По древнему преданию богиня Нойва пришла на берег реки Янцзы и из жёлтой глины слепила несколько человеческих фигур, и вдохнула в них жизнь. Впоследствии они и заселили берега реки.

Южин и Долматов отнеслись к рассказу Алеева с улыбкой. А Долматов скептически хмыкнул и сказал:

– Интересно, а как эта богиня лепила фигурки мужчин и женщин? Она что, знала, как лепить их?

Алеев укоризненно покачал головой.

– Леонид Васильевич, ты меня разочаровал!.. Во-первых, Нойва – богиня! И этим все сказано. Во-вторых, что тебе не нравится в этом предании?

Долматов допил чай и небрежно махнул рукой.

– Всё нравится… Не нравится мне только одно: в каком качестве все мы будем теперь прибывать… Здесь…

…В полдень в доме неожиданно появился Кан Шэн в сопровождении Сяо Ли. Однако его Кан Шэн тут же выдворил за дверь и приказал ждать его там.

Поздоровавшись с Владимировым и Долматовым, – Южин и Алеев в это время поехали навестить Ван Мина, – Кан Шэн сказал:

– …Я давно собирался к вам в гости, но времени всё не хватало… Я могу пройти и присесть? – спросил он.

– Конечно, товарищ Кан Шэн, – ответил Владимиров. – Проходите, присаживайтесь, где вам нравится. Вас чаем угостить?

– Если есть холодный, – попросил Кан Шэн.

– Есть и холодный…

Долматов налил из заварного чайника крепко заваренный чай в чашку и подал её Кан Шэну. Тот поблагодарил Долматова, сделал несколько глотков и продолжил:

– Вы конечно знаете о телеграмме из Москвы на имя председателя партии товарища Мао Цзэдуна. На совещании у товарища Мао и потом уже на заседании Политбюро мы обсудили эту телеграмму. И во избежание различного рода толкований и спекуляций дали установку партийным органам на местах и командованию воинских частей провести с населением и с личным составом разъяснительную работу. Мы по-прежнему остаемся марксистами и у нас одна цель – борьба за свободу и независимость китайского народа…

Кан Шэн умолк и внимательно посмотрел сначала на Владимирова, затем перевел взгляд на Долматова.

– Это верное решение, – заметил Владимиров. И добавил: – Главное, чтобы это решение выполнялось.

На лице Кан Шэна только на какое-то мгновение появилась снисходительная улыбка, но тут же исчезла. Он был хорошим актером и умел использовать свой талант.

– Совершенно верно, товарищ Сун Пин! – отреагировал живо на слова Владимирова Кан Шэн. – Однако я хотел бы поговорить с вами вот о чём: ваша Москва не перестаёт оказывать Чан Кайши всяческую помощь и поддержку. Если вы хотите, чтобы мы тоже принимали активное участие в борьбе с японскими захватчиками, почему бы вам такую же помощь не оказывать и правительству Особого района? Хотя бы за счёт англо-американских поставок… Не обращаться же нам самим к американцам…

Владимиров вдруг понял: то, что сейчас сказал Кан Шэн – это главное, ради чего он и приехал. Всё остальное – мишура.

Убеждать Кан Шэна в том, что Советский Союз несёт на себе основную тяжесть войны с фашистами, не было смысла. И потому Владимиров сказал:

– Вы знаете, я согласен с вами. Четвёртая и восьмая армии нуждаются и в переоснащении техникой и в подготовке командных кадров. И в Москве об этом знают. Я уверен, ваше руководство тоже понимает, что советско-германский фронт, это не только фронт между СССР и Германией, это и фронт, где решается судьба всего человечества. В том числе и китайского народа.

На лице Кан Шэна снова появилась снисходительная улыбка.

– Я доведу ваше мнение до председателя товарища Мао Цзэдуна. И думаю оно ему не понравится, – неожиданно заключил Кан Шэн. – И ещё, товарищ Сун Пин, мне сообщили, что вы постоянно проявляете интерес к делам, связанным с опиумом. Зачем это вам? Люди живут здесь за счет опиума, кормят свои семьи. Или вам лучше, чтобы они умирали с голода? – Кан Шэн встал, попрощался и направился к выходу, но у самой двери остановился и, обернувшись, добавил: – Совсем забыл сказать… Цзян Цин противопоказано мясо фазанов. Не угощайте ее больше… Об этом просил сказать вам сам товарищ Мао Цзэдун… Всего вам доброго.

…Уже поздно вечером Риммар поймал волну, на которой работала радиостанция американского агентства «Ассошиэйтед Пресс». Со ссылкой на источник в администрации президента США Рузвельта, диктор сообщил о намерении США и Великобритании вынудить правительство Турции как можно скорее выйти из тройственного союза с Германией и Японией, и о переброске больших десантных судов из района Средиземного моря в порты Великобритании.

Прочитав это сообщение агентства «Ассошиэйтед Пресс», Владимиров даже не поверил своим глазам.

Немало был удивлен и Риммар.

– Пётр Парфёнович! – сказал он. – Неужели они всё же собираются открывать Второй фронт в Европе?.. Зачем тогда на весь мир об этом трубить?..