Текст книги "Под сенью жёлтого дракона"

Восьмого числа из Москвы пришла шифровка с просьбой дать оценку положения дел в руководстве Особого района. Телеграмма была подписана Димитровым.

– Надо съездить к Бо Гу, – сказал Владимиров. Усмехнулся и добавил: – Хотя и у нас хватает материалов…

К Бо Гу в редакцию «Цзефан Жибао» Владимиров приехал с Южиным. На всякий случай прихватили с собой последний номер газеты, в котором была опубликована статья Мао с оценкой деятельности правительства Особого района за последний год.

Бо Гу встретил их тепло.

– А я почему-то думал, что вы приедете, – сказал он и как-то странно улыбнулся.

Первая мысль, которая пришла Владимирову в голову, была: «Шифровку перехватили и расшифровали». Однако Бо Гу навряд ли об этом скажет.

И всё же спросил:

– Почему?

– Давно не приезжали, – ответил Бо Гу. И продолжил: – Раз приехали, значит, есть дело. Так?

– Так, – подтвердил Южин.

– В каком случае проходите и присаживайтесь… А наша газета зачем у вас в руках?

– На всякий случай. Если кто поинтересуется нашим приездом, скажите приезжали, чтобы обсудить статью товарища Мао, – пояснил Владимиров.

Бо Гу кивнул головой и снова улыбнулся.

– Я всё понял… Вы правильно сделали. Теперь слушаю вас.

Владимиров в нескольких словах изложил причину их приезда.

Бо Гу внимательно выслушал и тяжко вздохнул.

– Ну что я могу добавить к тому, что вы, я уверен, и сами знаете… Начну с Кан Шэна. Мао предоставил ему неограниченные полномочия в деле по так называемой духовной чистки партийных и беспартийных кадров. И Кан Шэн воспользовался этим, но не в интересах партии, а в собственных интересах и сумел прибрать к рукам многие дела, в том числе и военные…

– И Мао это устраивает? – спросил Владимиров.

– Не думаю, – ответил Бо Гу. – По крайней мере, в последнее время между ним и Кан Шэном, на мой взгляд, возникает много трений и даже споров. Многие это замечают и теряются в догадках. А отсюда и настороженность, и, я бы даже сказал, нерешительность тех, кто, с одной стороны окружает Мао, а с другой стороны, тех, кто окружает Кан Шэна. Была у нас с Ван Мином надежда на Лю Шаоци, но и он стал вести себя как-то странно. С Мао он тоже ссорился, а сейчас стал заискивать перед ним, но и как ни странно дружит с Кан Шэном… И главное все беззастенчиво лгут один другому, глядя в глаза. И не бояться, потому что этот порок легче всего скрыть и проще совершать. – Бо Гу развёл руками и продолжил: – Вы, наверное, ещё не знаете: у нас на днях произошло изменение в составе секретариата ЦК. Из него выведены неугодные Мао люди, а введены те, кому он доверяет. В том числе и Лю Шаоци. Товарищ Димитров не напрасно проявляет беспокойство в отношении нашего руководства. У нас все, кто сегодня ещё стоит на позициях Коминтерна или «догматики», или «оппортунисты». Чем это грозит для нас не трудно представить… Того, кто не задумывается о далёких трудностях, непременно ждут близкие неприятности… – Добавил он.

Владимиров не выдержал.

– Но и в партии, и в руководстве Особого района, насколько мы знаем, много здравомыслящих людей! Неужели они этого не замечают?

Бо Гу ответил не сразу. По всей видимости, этот вопрос вызвал в его душе неоднородное чувство. Наконец он проговорил:

– Замечают… Однако одни боятся высказывать своё мнение открыто, другие, кто это делает, становятся жертвами клеветы и нападок. Это вы знаете не хуже меня. До вас ещё, наверное, не дошло: принято решение вдохнуть новую силу в компанию по чистки партийных рядов. Теперь упор будет делаться на интеллигенцию, но не всю, а ту, которая оказалась в Яньани уже после 1938 года. Вы представляете, во что это новая чистка может превратиться?

– Представляем, – ответил Южин.

– Нет, не представляете! – неожиданно возразил Бо Гу. – Это снова начнутся аресты и допросы с пристрастием, дабы несчастные признали себя виновными и покаялись в том, чего они никогда не совершали!.. Сколько таких уже признали себя японскими и гоминдановскими агентами!.. Да! К слову! Через несколько дней в Яньань, насколько мне известно, должен прилететь или Чан Кайши с делегацией для переговоров, или глава его правительства Ху Цзуннань. В нашем руководстве начался тихий переполох: одни в растерянности, другие надеются, что возможно что-то и изменится в лучшую сторону в наших отношениях с Гоминьданом.

…В этот же день Владимиров узнал от Чана, что в город вводятся воинские части.

Как всегда, вечером приехал Орлов и подтвердил: действительно это так. И в городе идут аресты, выявленных гоминдановских и японских агентов.

– Кан Шэн с ума сошёл! – выслушав Орлова, сказал Владимиров. – Ему психиатр нужен!..

– Ты думаешь ему одному? – усмехнулся в ответ Орлов. – Я не перестаю удивляться зомбированности многих из тех, с кем мне приходится встречаться. У них и слова, и мысли одни в голове! И только страх в глазах разный… – И вдруг сменил тему разговора. – Послушай, Пётр Парфёнович, а что ты думаешь о Цзян Цин?

Владимиров с удивлением посмотрел на Орлова.

– Чего это ты вдруг спросил?

– Она не такая простая, как кажется… – ответил Орлов.

– Не простая, – согласился Владимиров. – Иначе бы она не подвела под венец Мао. – Усмехнулся и добавил: – Если разум – дар небес и если то же самое говорят о любви, то небеса ниспослали нам два дара, которые несовместимы и даже противоречат один другому…

В ночь с десятого на одиннадцатое апреля эфир взрывался от срочных новостей. Лондонские радиостанции сообщали о массированной бомбардировке английской авиацией заводов Круппа в Эссене, в которой участвовали, по словам дикторов, триста пятьдесят бомбардировщиков. Час спустя уже радиостанция агентства «Рейтер» сообщила о втором налёте британской авиации на Эссен пятисот бомбардировщиков, которые сбросили на город полторы тысячи тонн бомб. Американские радиостанции всю ночь вели передачи о налёте их летающих крепостей на заводы Рено вблизи Парижа. Сменивший утром Риммара Долматов записал ещё несколько сообщений из Лондона. Все они касались подготовки к генеральному сражению союзников в Тунисе, где вели ожесточённые бои с немцами первой и восьмой британских армии, а также части американских и французских войск. По словам дикторов, генеральное сражение должно произойти на линии от Энфидавилпа до Хаммаметского залива.

Радио Чунцина передало сообщение об уличных боях с японцами в городе Хуажуне и отступление японцев на северный берег реки Янцзы.

Совинформбюро за сутки передало только одно сообщение: на советско-германском фронте без перемен. Идут локальные бои.

Это и успокаивало, и тревожило. Было ясно что-то должно произойти, от чего, возможно, решится исход всей войны. Почему именно в это время конвои северным морским путём были приостановлены, а проход союзных транспортов через Средиземное море и проливы в Чёрное море оказались под ударом немецкого флота и их авиации. Поставки же через Персию были ничтожно малы.

…Двенадцатого числа Южин, по просьбе Владимирова, снова встретился с Бо Гу, чтобы узнать о ходе подготовки к партийному съезду. Южин вернулся и молча положил на стол перед Владимировым объёмную серую папку.

– Что это? – поинтересовался тот.

– Здесь копии решений и постановлений Политбюро и правительства Особого района по вопросам внешних связей и политики по отношению к Гоминьдану, и непосредственно к оккупационным японским властям.

Владимиров коротко кивнул головой.

– Хорошо, Игорь Васильевич… Посмотрю на досуге. – И тут же поинтересовался: – А что со съездом?

– Ничего, – ответил тот. – Идёт подготовка…

– Всё ясно, – проговорил Владимиров. – Пока ты ездил, Риммар поймал волну, на которой работает радио Чунцина. Чан Кайши распорядился блокировать войсками так называемое «Синьцзянское государство», во главе с Шэн Шицаем. Я ещё в Москве слышал это имя. Его личную охрану возглавляет бывший белогвардейский генерал Бехтерев, на совести которого сотни повешенных и расстрелянных мирных жителей Сибири и Дальнего Востока. Понимаешь, что происходит?

– Нет, – признался Южин.

– Я тоже не очень, – сказал Владимиров. – Но давай попытаемся поразмыслить. С одной стороны, идут разговоры о прилете в Яньань Чан Кайши или главы его правительства для переговоров о совместных усилиях для противостояния японскому нашествию. С другой стороны, в Яньань стягиваются дополнительные воинские части… И с третьей стороны, Чан Кайши принимает решение блокировать одно из милитаристских государств… Видимо такая же судьба ждёт и остальные милитаристские государства…

– Следовательно, Чан Кайши нужен союзник, – высказал своё мнение Южин.

– Допускаю, – согласился Владимиров. – А если не так… В общем надо подключить к этому делу Андрея Яковлевича. Пусть он работает со своими пациентами.

Однако ответ на мучивший Владимирова вопрос неожиданно пришёл совсем не оттуда, откуда его ждали.

Восемнадцатого апреля в полдень Долматов принял расшифровку от «Кедра». В ней сообщалось, что в правительстве Японии прошло секретное совещание, на котором рассмотрен план мероприятий, способствующих обострению отношений между КПК и Гоминьданом и недопущению сближения этих самых влиятельных сил Китая.

После того как шифровка была передана в Центр Алеев сказал:

– Не знаю, Пётр Парфёнович, какие меры там придумали японцы, но ещё до вашего прилёта сюда были разговоры о якобы существующей договоренности между руководством Особого района и правительством Японии о невмешательстве в дела друг друга…

Владимиров недоверчиво покачал головой, а Южин проговорил:

– Невероятно, но чем чёрт не шутит, когда бог спит…

В этот же день Орлов передал Владимирову просьбу Розы Владимировны приехать к ним.

– Как он? – поинтересовался Владимиров.

– Я делаю всё, что могу… – ответил Орлов.

– Андрей Яковлевич, ты не ответил на мой вопрос.

Орлов нервно заходил по комнате.

– Ван Мина необходимо отправлять в Москву. И чем раньше, тем лучше, – сказал он. – Иначе будет поздно…

…Владимирова встретила Роза Владимировна и тихо предупредила:

– Вы только не говорите ему о том, что происходит вокруг его товарищей по Москве. Он и так переживает за всё…

Когда Владимиров вошёл в комнату Ван Мина, увидел: тот сидел на стуле у окна и смотрел куда-то на улицу.

Завидев Владимирова, с трудом поднялся и сделал несколько шагов ему навстречу.

– А я ждал вас, – сказал он и вымученно улыбнулся. – Какая прекрасная погода стоит на улице, а я валяюсь в постели… – И совсем неожиданно добавил.– Если мы так мало знаем о жизни, что мы можем знать о смерти…

– Я вижу, вы уже на ногах, – решил подбодрить его Владимиров. – Скоро забудете о своих болячках…

Ван Мин в ответ грустно усмехнулся.

– Наверное, не скоро… Да ладно. Проходите, товарищ Сун Пин, и присаживайтесь. – И когда Владимиров сел, продолжил: – Я попросил вас приехать вот по какому делу. – Ван Мин тыльной стороной ладони вытер со лба мелкие капельки пота. – Надо довести до сведения Исполкома Коминтерна, что нынешняя позиция нашего руководства в корне противоречит целям и задачам, которые Коминтерн поставил перед международным коммунистическим движением. Наш путь – это путь в пропасть… Ещё одной гражданской войны будет достаточно, чтобы Китай, как самостоятельное государство, прекратил своё существование. А всё идёт к этому… – Ван Мин прикрыл глаза и снова тыльной стороной ладони смахнул со лба выступивший пот. Говорить ему было трудно. Так прошла минута или две пока он не заговорил снова: – Теперь о Кан Шэне… Я помню его, каким он был в Москве. На всех заседаниях, проводимых Исполкомом Коминтерна, он вскакивал с места и кричал: «Ваньсуй!». То есть «Да здравствует!» Сейчас этот человек превратился в машину по уничтожению всего здравомыслящего вокруг него. У нас в народе говорят: человека, каким он есть на самом деле, определяет власть… – И вдруг спросил: – А как идут дела на ваших фронтах? Роза Владимировна совсем оградила меня от всего на свете…

Владимиров обратил внимание: Ван Мин впервые назвал свою супругу так, как её звали в Москве.

– Всё хорошо, – ответил Владимиров. – Пока затишье…

Ван Мин кивнул головой.

– Затишье всегда бывает перед бурей, – проговорил он. Оглянулся на входную дверь и снова задал вопрос: – Мне Бо Гу на ухо шепну, чтобы не слышала жена, что Чан Кайши прилетает в Яньань… Это правда?

– Об этом говорят, – ответил Владимиров. – Я полагаю это встреча, если она, конечно, состоится, могла бы принести пользу всем.

Ван Мин слабо кивнул головой, но тут же возразил:

– Он не прилетит… Мне кажется, это чья-то выдумка…

Ван Мин говорил медленно, порой с трудом подбирая нужные слова, останавливался и смахивал со лба капельки пота.

Владимиров слушал его, не перебивая, а про себя думал: «Интересно, есть ли граница амбиций или морали, которые нельзя переступать людям, стремящимся к власти?.. И если есть, где они?.. А достигнув этой власти, что они хотят?.. Бессмертия?..» И вдруг вспомнил, как ещё будучи студентом Московского Института востоковедения имени Нариманова, на одной из лекций, профессор Лукьянов привёл слова философа материалиста Гераклита: «Бессмертные – смертны, смертные – бессмертны».

– …Теперь же, чтобы ещё больше обострить отношения с Гоминьданом, – продолжил Ван Мин, – у нас развернута безудержная компания по вылавливанию гоминдановских шпионов. И никто не знает, сколько это будет продолжаться…

Ван Мин закончила говорить и устало прикрыл глаза. Прошло, наверное, не меньше минуты, прежде чем он снова их открыл.

– Я, наверное, пойду, – сказал Владимиров, вставая с места. – А вы отдыхайте. У нас с вами впереди ещё много работы…

Ван Мин в ответ скупо улыбнулся.

– Спасибо, товарищ Сун Пин, за добрые слова, – произнёс он. – Вы правы… Впереди ещё много работы и болеть непозволительно…

Уезжал Владимиров от Ван Мина с двойным чувством: с одной стороны, он был рад, что Ван Мин не теряет надежду на возможность что-то поправить в работе руководства Особого района, а с другой, состояние его здоровья вызывала опасения за его жизнь…

Вернувшись домой, Владимиров поделился своими мыслями с Южиным и Алеевым.

– …Открыто убрать они его не смогут, – сказал Южин. – А морально, с учётом его болезни, добьют! Тут и наш Андрей Яковлевич не поможет… Да-а-а… Верно говорят: до погребения никого нельзя считать счастливым…

…В ночь с восемнадцатого на девятнадцатое апреля Риммар поймал волну, на которой работала правительственная радиостанция Чунцина. Диктор сообщил о тяжелых затяжных боях с японскими войсками в районах Миньсян и Миньчуань, где японцы пытались окружить части правительственных войск. И уже под утро радио Чунцина передало, что бои с японцами идут в самом Миньсяне.

Британское агентство «Рейтер» поспешило сообщить о налетах английских тяжелых бомбардировщиков на промышленные объекты в германских городах Штутгарте, Пильзене и Маннгейме, на которое было сброшено, по словам директора, более полутора тысяч тонн бомб.

По мнению ведущего, особенно удачным был налёт на заводы компании Шкода, на которые немцы перевезли уцелевшее оборудование заводов Круппа в Эссене. И в этот же день Совинформбюро сообщило, что на советско-германском фронте всё остаётся без перемен. Идут локальные бои…

На первомайский праздник решили собраться в обед все вместе за столом. Однако к часу дня Орлов не приехал. За стол сели без него. Орлов появился только к концу застолья и, как это делал всегда, прямо с порога объявил:

– А у меня новость! Час тому назад кто-то стрелял в Кан Шэна… Пришлось делать операцию…

Какое-то время в комнате стояла немая тишина.

Её нарушил Долматов.

– Неужели всё обошлось?

– Леонид Васильевич, я прежде всего врач, – ответил Орлов, прошёл к столу, сел и попросил: – Налейте-ка и мне.

– Ну, естественно, – поддержал его Южин. – Штрафную! – И налил Орлову полстакана водки.

Тот выразительно посмотрел на него.

– Ещё, Игорь Васильевич.

Южин добавил.

Орлов поднял стакан и произнёс:

– За красный день календаря! За тех, кто сейчас в окопах, кто в воздухе и на море бьет фашистов!.. За тех, кто уже никогда не увидит этого светлого дня!..

И выпил одним глотком.

Глядя на него, Долматов качнул головой и не без восторга спросил:

– Андрей Яковлевич, это где же ты так научился пить? Раньше мы за тобой такого не замечали…

Орлов махнул рукой.

– Работа такая… – ответил он. И уже серьёзно добавил: – Был в моём госпитале один хирург. В сутки по десять-пятнадцать операций делал. Затем выпивал по полстакана спирта, отдыхал пару часов и снова становился за операционный стол. У него научился…

– А почему был? – уточнил Владимиров.

Орлов помрачнел.

– Немцы разбомбили госпиталь… А он в это время заканчивал операцию…

В это время из радиоузла появился Риммар.

– У меня две новости. Одна хорошая, другая плохая. С какой начинать?

– С хорошей, – почти одновременно заявили Южин и Алеев.

– У нас с той стороны окна радиоузла ласточка гнездо свила… Я только сейчас увидел…

И Риммар расплылся в довольной улыбке, видя, какое впечатление на всех произвели его слова.

– Ну, ты даёшь, Коля! – усмехнулся Долматов.

– Ну, а какая плохая? – спросил Владимиров.

– Президиум Исполкома Коминтерна принял решение о роспуске Коминтерна… – ответил Риммар.

Все с недоумением переглянулись. То, что сообщил Риммар, не укладывалось в головах.

– Коля, ты это серьёзно? – переспросил Южин.

– Серьёзно… – ответил тот.

В комнате на какое-то время воцарилась гнетущая тишина. Её нарушил Владимиров.

– Но Президиум Исполкома не вправе принимать такие решения, – сказал он. – Это право Конгресса… – И обратился к Риммару: – Коля, ты ничего не перепутал?

– Нет, Пётр Парфёнович! – С обидой в голосе ответил тот. Вернулся в радиоузел и принёс Владимирову журнал записей радиосообщений. – Посмотрите сами…

Владимиров молча прочитал запись и передал журнал Южину. Тот прочитал про себя и протянул Алееву.

– Всё верно… – обронил Южин. – Они там что, с ума посходили?!.

– Я думаю, скоро узнаем… – мрачно заметил Владимиров. Усмехнулся и продолжил: – Я представляю, какое ликование будет здесь кое у кого…

…Седьмого мая Долматов принял зашифрованную телеграмму из центра, в которой подтвердилось решение Президиума Исполкома о роспуске Коминтерна в связи со сложившимися условиями в ходе Мировой войны и невозможности осуществлять руководство международным коммунистическим и рабочим движением. Решение подписали Готвальд, Димитров, Жданов, Коларов, Коплениг, Куусенен, Мануильский, Пик, Торез и Эрколи.

– Ну, вот и всё… – обронил Алеев бесцветным голосом. – Теперь у руководства Особого района не будет никаких препятствий для восстановления своей мелкобуржуазной диктатуры… А вот что будет с теми, кто стоял на коминтерновских позициях, не ясно…

– Ну, это ты напрасно так, – возразил ему Южин. – У них тоже тут не всё однозначно… Остаётся уповать на время… Оно мудрее всех, и всех рассудит…

…В этот же день, сменивший Долматова у приёмника Риммар, поймал волну, на которой работала новая лондонская радиостанция. Ведущий передачи прокомментировал вялым голосом выступление Черчилля в палате лордов, где премьер-министр Великобритании высоко оценил речь Сталина на торжествах в честь Первого мая. А агентство «Рейтер» сообщило о налетах британских бомбардировщиков на немецкие города Дуйсбург, Штеттин и Росток, на которые было сброшено две с половиной тысячи тонн бомб.

И уже под вечер вашингтонская радиостанция сообщила о предложении президента Соединённых Штатов Америки провести встречу глав трех держав: США, СССР и Великобритании в ближайшее время для согласования о совместных действиях против Германии.

– Может речь пойдёт и об открытие второго фронта в Европе? – высказал своё соображение Алеев.

– Наивный ты человек, Борис Васильевич! – возразил ему Южин. – Второй фронт в Европе пока не в их планах. Вот посмотришь, если они и решаться на открытие второго фронта, то сделают это к шапочному разбору!…

…Солнце уже клонилось к малиновому горизонту, когда в доме появилась Цзян Цин. Все сразу обратили внимание: она не была похожа сама на себя – унылое лицо и грустные глаза.

Цзян Цин поздоровалась со всеми и как-то виновато улыбнулась.

Алеев не сдержался.

– Вы всегда приезжайте к нам весёлая и светлая, как солнце. Что произошло?

Вместо ответа Цзян Цин обратилась к Владимирову:

– Вы можете выйти со мной во двор? – Когда он оказалась на крыльце, продолжила: – Я боюсь за своего мужа… – В голосе Цзян Цин прозвучали неподдельные тревожные нотки. – Кан Шэн совсем потерял чувство меры. Сегодня он приехал к нам и стал спорить с мужем. Я была в своей комнате и слышала, как он говорил, что пора прекратить пресмыкаться перед Москвой, а вашу группу, как шпионов, пересажать… Мой муж не согласился с ним и стал кричать на него… – Цзян Цин оглянулась на дверь и совсем упавшим голосом добавила: – Я точно знаю, это Кан Шэн приказал убить Су Фи и доктора Ма Хайде…

Владимиров был немало удивлён словам Цзян Цин, однако и не поверить ей было трудно.

Выслушав Цзян Цин до конца, Владимиров спросил:

– Я могу чем-то помочь?

Задавая этот вопрос, он прекрасно понимал, что у него нет ни сил, ни средств, чтобы защитить хотя бы Цзян Цин. Но с другой стороны, если она приехала, значит, на что-то надеялась.

– Можете! – оживилась Цзян Цин. – Я знаю, как его остановить, но сама я этого сделать не могу. – Она умоляюще, и с надеждой заглянула Владимирову в глаза и продолжила: – На днях мне привезут документы, которые свидетельствуют о том, что Кан Шэн сбывает через своих людей самостоятельно опиум японцам. Как только эти документы будут у меня, я отдам их вам, а вы покажите моему мужу. Мне он не поверит, а вас он уважает…

Владимиров на мгновение задумался. План Цзян Цин был слишком рискованным и даже опасным, но отказать ей он не мог.

– Хорошо, – сказал Владимиров. – Главное, чтобы ваш муж поверил и вам, и мне…

– Поверит! – горячо заявила Цзян Цин. – Вам поверит!.. Он сам хочет избавиться от Кан Шэна. Только не знает, как это сделать…