Текст книги "Сибирский аллюр"

– Но ведь это Ермак приказал ему! – Марьянка зло сплюнула под ноги. – Не сам же Иван в палачи вызвался, папенька. И он больше никогда впредь так не сделает! Уж об этом я позабочусь!

– Ты? – Александр Григорьевич в ужасе глянул на свою дочь. – Даже ты не в силах сделать из казака богобоязненного человека.

– Нужно время, – она надвинула шапку на брови, хлопнула старика по плечу. – Сколько нужно времени, чтобы приручить медведя танцевать по ярмаркам? А с Машковым посложнее, чем с мишкой косолапым, будет! – девушка улыбнулась. – Как дела у твоих лошадок, папенька?

– Хорошо! Теперь ни одна скотинка не болеет, – Лупин шумно вздохнул. На сердце у него было муторно, словно кошки скребли, а то и кто мельничный жернов навалил. – И как только можно любить такого человека, как Машков?

– Не знаю, папенька. Все слишком уж внезапно вышло! – Марьянка передернула худенькими плечиками. – Кто может объяснить, откуда звезды на небе? – спросила девушка.

– Бог их сотворил, Марьянушка.

– Вот и любовь все тот же Бог сотворил! Разве дозволено спорить с Богом?

И она пошла прочь от отца, пошла в ставший привычным казачий городок.

«У меня чертовски умная дочь, – подумал Лупин с гордостью. – На все-то у нее ответ найдется. И только одного она не ведает: как будет скрывать в долгом походе на Мангазею, что она девка».

И смертный ужас вновь ухватил мерзкими щупальцами сердце Александра Григорьевича Лупина.

О Машкове можно думать все, что угодно, но, как мужчина, он заслуживал только сочувствия.

В «веселом доме» казаков ждали приветливые молодухи. Была там и черноокая Оленка, и фигуристая Иринка.

Ермаковы люди ели, пили, обнимали девиц и всем были довольны. Причем все! За исключением одного человека в ватаге!

Только Машков жил, как монах. Он поглядывал на Марьянку голодными глазами, помнил о своей позорной ране и опасался повторить ухаживания.

Когда Ермак вместе с ватагой направлялись в «веселый дом», Машков с горестным видом сидел в избе и проклинал тот самый день, когда он увидел Новое Опочково. И горько сетовал на судьбу.

– Я ж мужик! – выкрикнул он однажды, когда Ермак вместе с отцом Вакулой в подпитии отправились навестить молодок. – Ты хоть понимаешь, бесстыжая, что такое мужик?

– Наверное, кто-то, на кого ты по виду отдаленно смахиваешь! – отозвалась Марьянка. Слова, способные вывести Машкова из равновесия.

– Я взорвусь, я не выдержу!

– Интересно будет посмотреть, Иван свет Матвеевич!

– Да скорее ослепнешь! Черт побери, посмотреть хочешь? Это несложно, стоит мне только портки стянуть.

Марьянка нежно улыбнулась. Затем вытащила из ножен кривой кинжал и положила на колени.

– Мешающие веточки срезают, – спокойно заметила она. – Так что осторожнее, Иван, Матвеев сын.

– И ты бы это сделала? – выдохнул он, чуть подаваясь назад.

– Ни на секундочку не задумываясь.

– Бедный я, бедный! – выкрикнул Машков. – Сколько же мне еще мучиться? Я ж люблю тебя! Слышишь ты, люблю! Марьянушка, за что ж мучаешь-то так? – он отошел на безопасное расстояние и более отважно заявил: – Ведь ты же тоже любишь меня!

– Да! – отозвалась девушка. Впервые признаваясь в собственных чувствах. Машков вздрогнул, пригладил рукой взлохмаченные волосы и шумно вздохнул.

– Ты… ты сказала это, – прошептал он. – Ты и в самом деле любишь меня?

– А чего бы мне иначе с казачьей ватагой шататься?

– И что дальше? Неужто любить друг друга нам только в сновидениях суждено? Марьянушка, неужто женщина способна тоску любовную выдерживать? Я не знаю, я не знаю. Или бабы иначе, чем мы, устроены?

– Вряд ли, Иван Матвеевич.

– Ну, так иди же ко мне! – он вскинул руки, а она – нож.

– Ты все еще казак! – растягивая слова, протянула Марьянка.

– А я и не буду другим! – рыкнул он.

– Тогда у нас с тобой так ничего и не выйдет, медведушко, – спокойно отозвалась девушка. – Тогда вот и лопайся! Только на улицу сначала выйди…

Машков с громкой бранью выскочил из избы. Упал на скамью перед домом, поддал сапогом ком земли и тоскливо закрыл глаза.

Глава шестая
ПОДГОТОВКА К ВЕЛИКОМУ ПОХОДУ

И не верится даже, как быстро пролетел тот год. Совсем ведь недавно было лето, можно было поваляться в мягкой траве-мураве, и вот уже налетел с севера холодный лютый ветер, разогнал летнюю истому. Неделю целую шли беспрерывные дожди, земля набухала влагой, дороги вмиг стали непроезжими, а небеса нависли над землей так низко, что протяни руку и… А потом повалил снег, начался мороз лютый, Кама-река замерла, орельцы прорубили полыньи во льду, чтобы воду брать да рыбу ловить. Над побелевшей землей нависло глубокое молчание.

Из города выходили лишь охотники – кто на санях, а кто и пешим ходом. Вылавливали лис, стреляли куниц и соболя, волчьими шкурами не гнушались. Богатство несметное стекало в закрома к Строгановым со всех сторон.

А казаки вот скучали. Неужели они добрались до земель Пермских, чтоб в шинке сидеть да баб щупать?

Не Строганов ли наобещал им огромную добычу в Мангазее хваленой? Они пришли покорять, православных от нехристей басурманских кучумовых защищать по ту сторону Пояса Каменного. Каково это – мечтать о золоте и самоцветах, а ходить с пустыми карманами? Скукотища смертная – служба царская. И тогда Ермак занялся делом, повергнувшим казачью вольницу в немое удивление.

Началось все с того, что атаман произвел смотр всему своему славному «лыцарству». Войско Строгановых к тому времени разрослось и насчитывало уже восемьсот сорок человек. Их-то Ермак и поделил на конные отряды, так называемые сотни, каждой из которых командовал свой собственный атаман. За ними следовали есаулы и сотники… Старый казачий воинский порядок, позабытый, вроде бы, в прошлые дикие годы кровавых разбоев, вновь оживал на глазах. Верховное командование «лыцарством» взял на себя батько, атаман над атаманами, Ермак Тимофеевич. Правой его рукой по-прежнему оставался Иван Машков, тут уж ничего не изменилось.

Нужен был лишь некто, кого сегодня мы бы назвали «адъютантом его превосходительства», кто успевал бы повсюду с ермаковскими приказами на быстром коне.

На эту роль Ермак выбрал «Борьку». У Машкова глаза от ужаса на лоб полезли, когда Ермак добродушно облапил «осчастливленную» Марьянку.

Лицо девушки к тому времени утратило детскую округлость, расцветая своеобразной, озорной какой-то красотой. Хитрые голубые глазищи, мягко изогнутые губы, ямочки на щеках – Иван Матвеевич терял голову. И мечтал только о том, что сможет поцеловать такой рот. «Пресвятые угодники, да у меня, верно, сердце биться перестанет, когда я все-таки обниму ее…»

И вот когда Ермак обнял «Борьку», у Машкова кровь застыла в жилах от ужаса. Если атаман не бревно совсем бесчувственное, он вмиг заметит, что «Борька-то» хваленый как есть девка.

Но, к счастью, пронесло. Ермак выпустил «Борьку» из медвежьих объятий, а за ним к «адъютанту» бросились новые есаулы и сотники. Поздравить, как же!

– Ты хоть понимаешь, что была на волосок от гибели? – первым делом спросил Машков, когда они с Марьянкой остались одни. – Если бы Ермак понял, что ты – девица…

– Ну, и что бы ты тогда сделал, а, Иван? – спросила девушка. Спросила жадно.

– Ничего! Что бы я мог тогда сделать?

– Убить Ермака, к примеру! – и Марьянка ласково улыбнулась казаку. – Тебя что, всему учить надобно?

– Да ты с ума сошла? – ахнул Машков в ужасе. – Марьянка, ты вконец обезумела. Это невозможно…

– Когда человек любит, нет для него ничего невозможного.

– Значит, ради меня ты могла бы умереть? – спросил Машков, чувствуя, что дышать стало намного тяжелее.

– Да кого угодно, Иван свет Матвеевич! Кого угодно! Если б кто тебя убил, я б того человека землю топтать точно не оставила.

– Так ты любишь меня?

– Ты и сам про то знаешь.

– Нет, не знаю, – вскрикнул Машков, упрямо тряхнув головой. – Откуда мне знать-то? Я ведь и не обнял тебя ни разу по-настоящему.

Марьянка повернулась к нему спиной.

– Пусть и медленно, но ты становишься человеком, – бросила она через плечо. – Вот только подумай, как нам любовь нашу и дальше скрывать! Ты ж не можешь валяться в постели с посыльным самого Ермака Тимофеевича! Да за такие дела мигом мы на плоту в мешках с песком окажемся…

Молча, с открытым от удивления ртом смотрел ей вслед Машков, чем-то в этот миг напоминая гигантскую лягушку.

Так пришла весна. Весна 1580 года. Проклюнулась молодая листва на деревьях, на полях еще стояла вода, земля с трудом оттаивала после почти бесконечной зимы. На Каме уже сновали лодки, а Строгановы готовились к торговле с Москвой…

Но не только к торговле.

Все по-прежнему мечтали о сказочной Мангазее, о походе, о богатствах для казачьей вольницы. Армия из тысячи человек ждала этого похода, затаив дыхание, армия, хорошо натасканная, беспрекословно подчиняющаяся Ермаку, отучившему еще с помощью нескольких казней буянить свое дикое «лыцарство».

– Так больше не пойдет, – не выдержал наконец в мае Ермак и все высказал Никите и Максиму Строгановым. Их дядька Симеон тихо умирал той зимой в монастыре на покаянии.

Таков уж был обычай у купчин: в конце дней своих, – а Строгановы его нутром чуяли, этот конец, – покидали они свои хоромы ради монастыря, жили там келейно, моля у Господа смирения и покорности. Так когда-то поступил Аника Строганов, мудрейший человек, который из простых купчиков сумел пробиться во всемогущие. Когда почувствовал он приближение костлявой с косой в руках, отбыл в монастырь Соловецкий и стал там «монахом Иоасафом».

– Точно, так не пойдет, Ермак Тимофеевич, – отозвался Никита Строганов. Его и самого все больше привлекала воинская наука; а вот Максим тянулся к торговому делу и увеличению богатства рода. – Ты абсолютно прав, но сам подумай: покорить Сибирь и уничтожить Кучумово войско пока еще сам царь не решался.

– Царь наш старый болтун, хоть и Грозный, – гордо вскинулся Ермак. – Он больше о своем бабье помышляет, а Сибирь на нас свалил.

– Но силы нашего воинства…

Ермак торопливо перебил Никиту:

– Один не знающий страха казак стоит сотни благоразумных! Нас же целая тысяча. Так разве у Кучума наберется сто тысяч воинов?

– Что ж, посмотрим, – Никита обошел вокруг широкого стола. Карта, нанесенная на огромный лист пергамента, покрывала всю столешницу: на ней была обозначена вся Пермская земля со всеми ее реками и холмами, горами и озерами, поселениями и укрепленными крепостцами, с дорогами и непролазными болотами.

– Ты пойми, мы ж волнуемся, Ермак, – примирительно произнес Максим Строганов, до сих пор молча вслушивавшийся в спор.

– Волнуетесь? Это с тысячей-то казаков волнуетесь? Чего ради?

– Вот здесь… – Никита Строганов ткнул указательным пальцем в какую-то маленькую точку на огромной карте. – Речонки Силва и Чусовая. На их берегах находятся знатные поселения, земля там хорошая, родит много, зверья там тоже немерено. Четыре дня назад сгорело там девять селищ укрепленных! Мурза Бегулай нагрянул с семью сотнями вогулов и остяков и все пожег.

– А кто такой Мурза Бегулай? – спокойно спросил Ермак.

– Да князек местный, до сих пор дань исправно платил и покорен был. И вот внезапно взбунтовался, царя московского признавать более не желает и будоражит только всех без дела.

Ермак криво усмехнулся.

– Да он для нас ровно подарок Божий! Никита, казаки покажут, что они под победой понимают!

– Умываю руки, – улыбнулся и Никита. – Если ты с победой вернешься, Ермак Тимофеевич, дорога на Сибирь свободна…

День 22 июля был пронизан солнцем и ярким светом. Земля блестела так, словно ее кто-то натер до сияния самоварного. Так и было, пока не появились казаки, поднимая страшное облако пыли. Сердце замирало при виде этой дикой, необузданной силы.

Встретились они у Силвы – маленькие, узкоглазые остяки и вогулы и «лыцари» Ермака, не пытавшиеся даже скрыть радости – наконец-то, снова в бой, братцы!

Они стояли друг напротив друга, две маленькие армии, мечтая лишь об уничтожении противника.

Мурза Бегулай вскинул руку к глазам. Солнце слепило, а так хотелось получше рассмотреть этих самых казаков… Для него они были всего лишь взгромоздившимся на коней мужичьем, строгановскими сподручными.

– Мы уничтожим их! – выкрикнул Мурза. – Вперед!

В тот же момент Ермак приказал изготовиться.

– Борька, скачи к третьей и четвертой сотням! Мы их, чертей, в кольцо возьмем! Казаки – вперед!

Дикий крик разорвал дремоту солнечного дня. Остяки и вогулы взвыли в ответ казакам. Марьянка дернула коня, в тот же миг увидев, как теряет самообладание Машков. Страх за Марьянку сводил его с ума, и он позабыл науку казачьей жизни. Вместо того чтобы оставаться подле Ермака, Иван поскакал вслед за Марьянкой.

А вокруг развевались на ветру конские гривы, неслись в атаку дико свистящие казаки, раздавался уже нестройный грохот кремневых ружей.

И без посылок «Борьки» казаки брали людей Мурзы в знаменитое кольцо. Гремели конские копыта по земле, вздымалась пыль, звенели сабли.

– Марьянка! – истошно кричал Машков, от страха позабыв об осторожности и выкрикивая вместе с девичьим именем все свое сердце. – Остановись!

– Иван! – пронзительно вскрикнула она. – Скачи ко мне!

У них были самые быстрые лошади в ватаге. И эти лошади сейчас несли их в самую гущу сражения.

Прямо на них в желтом облаке пыли летели, подобно орде обезьян, вогулы и остяки.

– Ты не должен умереть! – дико взвизгнула Марьянка. – Ваня, я люблю тебя!

А потом… Потом произошло страшное. Машкова выбросило из седла, он покатился по земле и замер, прикрыв голову руками и прекрасно зная, что вот сейчас его затопчут сотни лошадиных копыт. Но Машков уцелел. Чудом разве что. Откатила уже волна конная.

Иван сел, глянул на топтавшегося рядом коня, на Марьянку с кремневым пистолем в руках. Поднялся с трудом, опираясь на девушку.

– Я… я упал с лошади, – сплюнул он набившуюся в рот землю. – Я… впервые в жизни во время атаки упал с коня! Не понимаю…

– Чего уж тут понимать, столкнули тебя! – спокойно отозвалась Марьянка. Вогул, прорвавшийся из казачьего кольца, со страшным свистом летел на них. Марьянка вскинула пистоль и, почти не целясь, выстрелила, выбив маленького желтолицего вогула из седла. Машков выхватил у нее из рук пистоль.

– Столкнули? – переспросил он.

– Да! Я и толкнула тебя! Ты должен жить – и ты живешь! Я человека люблю, а не крест деревянный на маленьком холмике. Иван, я так счастлива, что у меня все получилось…

Девушка привстала на цыпочки и поцеловала его.

– Мне конец! – мрачно прошептал Иван. – Пресвятые угодники, я больше уж и не казак…

Маленькая армия Мурзы Бегулая, быстрые узкоглазые остяки и вогулы, были полностью уничтожены в том бою. Ермаковы казаки просто раздавили их. Сабли, ружья, дикий крик, – воистину они получали чисто дьявольское наслаждение, убивая.

Год их души постились в спокойствии, покрывались ржой, и не было ничего, кроме скучной подготовки к походу. И вот сейчас они счастливо пожинали кровавый урожай – так селяне на полях жнут пшеницу и рожь. Неслись крики: «Гой! Гой».

Такого боя люди Мурзы Бегулая еще и в глаза не видывали. Сопротивление поселян, застигнутых врасплох, казалось им чем-то смешным и нелепым. Дикие битвы с охраной торговых обозов Строгановых только слегка будоражили кровь. Но в том, что творилось сейчас, не было ничего человеческого. Нет, явно не из мира сего нагрянули на берега Силвы казаки! И был лишь один выход: бежать, и шут с ним, что назовут тебя трусом. Как же не бежать от сатаны и воинства его?

Войско Мурзы Бегулая дрогнуло и побежало. Казаки с улюлюканьем преследовали отступавших.

Машков и Марьянка вновь сидели в седлах, они тоже стреляли, тоже размахивали саблями. Машков все старался прикрыть собой Марьянку, и девушка успевала перезарядить пистоли и ружье, а затем палила из-за его плеча по врагам.

Каждый выстрел попадал в цель. После четвертого выстрела девушки Машков совершенно оглох. У картины уничтожения врага стерся звук. Не слышал он, что кричала Марьянка: «Я люблю тебя, старый дурень!». Понял только, что «старый», что «дурень» и с горечью подумал: «Господи, что я опять не так сделал?!»

К ним во всю мочь погонял коня Ермак.

– Войско без руководства! – проорал он. – Что вы тут топчитесь?

Машков не расслышал и глупо улыбнулся атаману. Он-то думал, что Ермак похвалил его за что-то. Вместо него ответила Марьянка:

– Мы тоже не по кустам прятались, в штаны от страха напустив. Мы боролись, как и ты! – она ткнула пистолем в лежавших кругом убитых и раненых. – Думаешь, они здесь по собственной воле разлеглись?

– Мой посыльный при мне должен быть! – продолжал распалять себя Ермак.

– Я не понял, мы что, врага в кольцо не взяли? – огрызнулась Марьянка.

– Я бы тебе другие приказы передать велел! Борька! – Ермак подъехал почти вплотную к провинившемуся «Борьке». – Али ты в мешок на реку захотел?

– Ивана из седла выбили! – спокойно отозвался «Борька». – Я ему помогал, а когда мы отбились от остяков, к тебе все равно не прорваться было. Или мне его оставить надо было без помощи? Вот какова твоя дружба хваленая, Ермак Тимофеевич!

Атаман в изумлении оглядывал огольца. Никто не отваживался даже разговаривать с ним в подобном тоне. Его слово было законом, возражений не принималось. Казачий царь и бог никогда бы не простил такого, а Ермак царствовал не хуже государя московского.

– Вели сбор играть! – сердито приказал Ермак. – А те, кто в живых из людей Мурзы этого остался, пусть бегут, да своим расскажут, что времена новые наступают. Мы этими временами распоряжаемся, правда, Борька?

– Может, и правда, – отозвалась Марьянка, повергая Ермака в еще большее удивление. – Но временам нынешним не только сильные, но и умные людишки надобны!

С этими словами «Борька» пустил лошадь в галоп. Ермак посмотрел ему вслед, покачал головой, а потом хлопнул все еще ухмыляющегося Машкова по широкому плечу.

– А оголец-то наш не дурак, – заметил атаман задумчиво. – Пример нам с него брать надобно, Ваня.

– Братец, не слышу я тебя! – пожаловался Машков, виновато улыбаясь. В голове стоял страшный шум, словно волны морские на берег гальку накатывали. Наверняка Ермак доброе что сказал, по плечу он просто так похлопывать не станет – Иван прекрасно знал повадки своего атамана.

– Да не гогочи ты так по-дурацки! – крикнул Ермак. – Как тебя угораздило с лошади-то свалиться?

– Да, да! – отозвался Машков, вновь ничего не поняв и оттого улыбаясь еще шире.

– Совсем дурак, да? – взревел Ермак уже сердито.

– Но я в самом деле ничего не слышу! – крикнул Машков еще громче. – Борька-зараза, из-за плеча моего стрелял, стрелял! Какие ж уши такое выдержат!

Ермак сплюнул в сердцах, обозвал Машкова законченным идиотом и, рванув коня, поскакал прочь.

Никита и Максим Строгановы поняли, первая проба ватаги в бою удалась, сила «лыцарства» проверена. Хорошо вооруженное воинство могло без страха идти за Каменный Пояс в легендарную Мангазею.

Все, кто хотя бы раз побывал на ее бескрайних просторах – охотники, бродячие монахи, – были собраны вместе. С их слов рисовались карты, точно отмечались большие реки Тобол и Иртыш, нежная Тура и каменистая Тунгуска. Выспрашивали о бескрайних лесах и болотах, о бобрах, соболях и лисах. Поговаривали о золотом песке в речушках… Нет, ну надо же, богатство прямо в песке валяется, а в руки его никто не берет!

Заполучить землю эту для православных на самом деле означало собрать неисчислимые богатства для царя в Москве, для Строгановых на Каме, для Ермака и его буйной ватаги… Задача-то, прости Господи, почти непосильная.

Даже старый лис Симеон Строганов вернулся на Каму из монастыря Соловецкого, так уж хотелось ему увидеть воплощение давней мечты. Богатейшими людьми в мире станут Строгановы, ежели удастся Ермаку поход сибирский.

Вечером посыльный из орелецкого кремля пришел звать Ермака Тимофеевича в гости.

– Со мной пойдете! – кивнул Ермак Машкову, Ивану Кольцо и «Борьке». – Да прикажите сотне у ворот кремлевских дожидаться. Еще не родился тот, кто Ермака на кривой объедет!

В строгановских палатах был накрыт огромный стол. Вина франкские, поросята молочные, рябчики, подносы с ягодами и фруктами диковинными. Нежные светловолосые девицы из челяди прислуживали гостям за столом. Гудошники, гусельники и певчие стояли чуть поодаль, негромко наигрывая.

Ермак держался настороже. Словно загнанный в золотую клетку зверь, вслушивался, да нет, внюхивался он в каждое слово, ожидая подлого подвоха. Не ради пира позвали его сюда Строгановы. А появление старого Симеона окончательно убедило атамана в том, что сегодня все как раз и решится.

Максим наполнял чаши вином, а Никита велел разложить на столе карту. Симеон, старый, тертый лис, сидел за столом в монашеском одеянии и, казалось, думал о чем-то далеком, неземном. И все-таки именно он всем здесь руководил, всем здесь дирижировал. Он готовил купчие, не хватало лишь подписи. Что бы ни делали Строгановы, все всегда скреплялось подписями на бумагах купчих.

– Ермак Тимофеевич, – начал Максим Строганов. – Сегодня воистину великий день!

– Ага, я сегодня целого поросенка съел, – насмешливо огрызнулся Ермак.

– Когда-нибудь ты вообще будешь пировать как боярин!

– Бояре – тьфу, ничто! – гордо вскинулся Ермак. – Когда-нибудь скажут: хотел бы я жить, как Ермак, он-то небо в руках держал!

– Верно! – громко подхватил Машков и бросил обглоданные поросячьи косточки на пол. Марьянка тут же наступила ему каблуком на ногу. Иван жалобно скривился, жалея лишь об одном, что в честной компании нельзя выругаться как следует.

– Когда походом на Сибирь пойдем? – спросил Кольцо.

Максим Строганов кивнул ему с улыбкой.

– Сразу же, как только получим новое оружие.

– Все готово, Ермак Тимофеевич. На прошлой неделе мы закупили лучшие ружья в одной из провинций ливонских.

– Да, немцы, ливонцы да шведы знают толк в оружии, – согласился с купцами Ермак. – Я и сам бывал мальчонкой в их краях…

«Уж не после ли этого, мальчонка, за тобой войска царские гоняться начали?! – хмыкнул про себя Симеон Строганов и широко улыбнулся гостям. – Ты действительно «наследил» в Ливонии, Ермак Тимофеевич. Даже там. Твоя история нам прекрасно известна».

– Никита познакомит тебя с нашим планом, – вслух произнес старик. – А пока поговорим о том, что получит каждый из вас, отправляясь в Сибирь.

– Долю в общей добыче! – молниеносно отозвался Ермак, сжав кулаки под столом.

Вмешался в разговор Машков:

– И одних посулов маловато будет. Нам бы письменно уговор скрепить надо. Верно говорю, Борька?

Марьянка молчала. Ермак покосился на своего «ординарца», порадовавшись тому, что хоть мальчишка умеет держать язык за зубами.

– Купчая уже составлена, – Симеон взмахнул рукавом монашеской рясы и выложил на стол бумаги. – Но сначала об амуниции. Я зачитаю, – он взял лист пергамента, поднес к глазам и начал читать: – «Для войска три пушки нового образца немецких пушкарей. Ружья лучшие. На каждого воина: три фунта пороха и свинца то ж. Три пуда ржаной муки, пуд лука, соли, два пуда проса и два пуда толокна».

Симеон смолк, поглядывая на Ермака. Толокно для каждого воина от Урала до Черного моря было бесценным даром. Толокно, много чего из него сделать-то можно. И в Сибири тоже…

– Мало, – произнес Ермак.

– Слишком мало! – подхватил, словно эхо, Машков.

– Да казак что две коровы жрет! – добавила Марьянка.

Не совсем вежливо сказано, и Ермак даже задумался, не погнать ли ему огольца взашей из-за стола. Машков побледнел, внимательно разглядывая узоры на стенах палат строгановских. «Пресвятая Богородица, Николай Чудотворец, он сейчас ее придушит», – в панике подумал он.

– Продолжим, – Симеон Строганов вновь взялся за пергамент. – На каждого человека масла и полпоросенка.

– Охей! – воскликнул Машков. – Здорово!

– А на лошадей что? – вдруг спросил Ермак.

Строгановы переглянулись. «Стратег» Никита поднялся и подошел к столу, на котором была расстелена карта.

– Мы заказали лучшие лодки, которые когда-либо плавали по рекам, – вздохнул Никита Строганов. – Широкие, легкие ладьи, способные выдержать много людей, и не только людей…

– Ладьи? – Ермак медленно поднялся из-за стола и грохнул кулаком по столу. – Мы что, их на себе потащим?

– Через Каменный Пояс можно перебраться только одним путем – посуху, через ущелье. А до того по Чусовой, потом по Туре и Тоболу. Только так вы доберетесь в царство Кучума.

– Аминь! – саркастично усмехнулся Ермак. И глянул на Строгановых, словно на привидений с погоста. – А наши лошади? – еще раз спросил он.

– В Сибирь можно добраться только по рекам. Лошадей придется оставить здесь!

Можно рассказывать казаку о том, что солнце когда-нибудь столкнется с луной, что Волга вместо Черного моря потечет на север, что, посеяв пшеницу, пожнешь капусту… Он выслушает сказки и только пожмет в ответ плечами. Но сказать казаку, что он должен оставить лошадь в конюшне и отправиться в путь пешком… Да это ж просто конец света!

– Без лошадей? – глухо спросил Ермак. Кольцо в отчаянии сжал голову руками.

– Я не смогу добраться до Мангазеи на коне? – охнул Машков.

И даже Марьянка тихонько всхлипнула:

– Без коня? Но это – невозможно!

– Пошли! – громко приказал Ермак своим товарищам. – Строгановым-господам нужны не те люди! Другие!

– Да взгляни на карту, Ермак Тимофеевич! – воскликнул Никита Строганов в отчаянии. – Если ты знаешь другую дорогу, скажи нам! Мы на все готовы!

Ермак подошел к карте. Медленно осмотрел ее, задумался, покусывая ногти, затем закрыл глаза. Все, затаив дыхание, ждали…

Максим просматривал купчую, Никита топтался рядом, старый Симеон с удовольствием пил франкское вино.

– По Чусовой, по Туре к Тоболу – это самый простейший путь, – вздохнул Никита, не выдерживая молчание Ермака. – Южные горы слишком высоки, там глубокие пропасти, там ни на лошадях, ни на лодках не пробраться. Сибирь можно покорить только пешком и по рекам. Кучумовым людям проще. Это их земля, они ее знают. Где их конница находит дорогу в наши земли, никто не знает. Разве что пресвятые угодники…

– Но я-то не пресвятой угодник! – выкрикнул Ермак. – Мне нужны лошади, чтобы к вам же посыльных с вестями посылать! А добычу из Сибири на спине волочь прикажете? Да казак без лошади, что мужик без порток…

– В Мангазее вы добудете себе новых лошадей, – с тяжким вздохом поднялся старый Симеон. Уже несколько лет старый купец мучался от болей в спине. – Но было бы умнее у реки оставаться, Ермак Тимофеевич. Лошадь можно загнать, а река будет течь вечно!

– Мне подумать надобно, – Ермак отвернулся от карты. – Даже у меня пока не хватит смелости сказать ватаге, что в Сибирь пешком топать придется!

– Тогда давай я им об этом скажу, – великодушно предложил Никита Строганов.

– Попытайся, купец, – недобро рассмеялся Ермак. – Да они тебя на ремни порежут! Казак без лошади – и не человек вовсе.

Машков лукаво блеснул глазами.

– Слышишь, – шепнул он Марьянке на ухо, – все ж таки мы, казаки, люди.

– С этим поспорить можно, – прошептала она в ответ.

Машков вздохнул, подошел к Ермаку и намеренно громко произнес:

– Ермак Тимофеевич, лично я за то, чтоб на Дон вернуться, но сначала разнести к чертовой матери Орелец энтот. Нас обманули!

Строгановы замерли. Сейчас все должно решиться… Они точно знали, что против казаков с одними только деньгами и золотом не попрешь.

– Никита Строганов прав, – медленно, с явной неохотой произнес Ермак. Тяжело было признавать чужую правду. – До Сибири мы сможем добраться только по рекам! С лошадьми нам через горы не перебраться… Не через этот пояс сатаны!

– Бог поможет вам! – обмахнулся крестом Симеон. – Вы ж пойдете под хоругвями святыми с ликом Матери Божьей и со святыми угодниками.

– А наша добыча? – упрямо спросил Машков, а Кольцо закивал головой. – Что наша добыча?

– Вы все сможете унести с собой! – рубанул рукой Симеон Строганов.