Текст книги "Учитель драмы"

Глава двенадцать

В надежде получить приличные эскизы к середине августа, я продолжала работать с программой для архитекторов как безумная. «Приличными» можно было считать настолько строгие и схематичные изображения, чтобы за них можно было заплатить.

Я выбрала эти даты, потому что именно тогда Мел планировала увезти Габриэллу в Ньюпорт, на Род-Айленд, чтобы навестить бабушку. В их отсутствие было бы проще собрать все вещи и исчезнуть.

Но инструменты по созданию эскизов в этой программе были вовсе не такими понятными, как я рассчитывала. Интерфейс был неудобный, а режимы просмотра путаными. Наверное, самым проблемным было мое отсутствие опыта в создании цифровых чертежей, и поэтому я разбиралась со всеми функциями вдвое дольше, чем специалист. Ты не можешь заставить программу сделать что-то, пока сам не знаешь, о чем попросить. Я подумывала над тем, чтобы взять человека со стороны, – нанять настоящего архитектора, чтобы скопировать его работу, – но я не могла позволить себе такие траты, потому что сама же неприлично скинула цену для Эшвортов, чтобы получить эту работу.

А Мелани тем временем находила все больше и больше поводов прийти ко мне в коттедж. Она думала, что я не откажусь от эспрессо. Она хотела отдать Китти платья от Стеллы Маккартни, из которых Габи уже выросла. Самый смехотворный повод: она пришла, чтобы извиниться за шумные игры детей во дворе – то есть она отрывала меня от работы, чтобы попросить прощения за то, что «отрывает».

– Ну-у-у-у… – каждый раз говорила она, прежде чем перейти к тому, о чем на самом деле хотела поговорить.

Иногда она была робкой: «Как ты думаешь, скоро я уже смогу взглянуть?»

Иногда изображала шутливую «сердитость»:

– И что там у нас с этими эскизами, а? Я хочу, чтобы ты закончила до начала учебного года, тогда мы сможем поехать с девочками отдохнуть на Кейп-Мей.

– Я тебя слышу, Мел, ты хочешь, чтобы все происходило быстро. Я тебя понимаю. Мне самой меньше всего хочется, чтобы процесс продлился дольше, чем это необходимо. Но любому проекту нужно время для развития. Я продумываю свои постройки до мельчайших деталей. Бессознательно я уже как бы живу в них. Я думала, что достигла совершенства, когда вчера вечером легла спать, но сегодня я проснулась и поняла: что-то не так – этот угол должен быть не таким. Это не медлительность. Это творческий процесс. Так я работаю, и мне нужен клиент, который это понимает.

– Тогда покажи мне, в чем проблема. На старых эскизах.

– Они никуда не годились. Я их порвала.

– Трейси, – взвыла она, – перестань быть такой перфекционисткой!

– Это не перфекционизм. Это метод. Я стараюсь работать методично.

– Ну, когда в следующий раз возникнет какая-то загвоздка, позови меня. Мы сможем решить проблему вместе.

– Лучшее решение – это готовое здание.

Осталось меньше двух недель до окончания моей подписки на программное обеспечение, а я могла нарисовать максимум кирпич.

Каждый день я принимала решение прекратить эту рискованную игру и уехать из Вудстока с тем небольшим выигрышем, что у меня был. Но что-то не давало этого сделать – наверное, неопределенность. Вот я пересчитываю деньги и утрамбовываю в чемоданы гостевые полотенца Мелани, а в следующую секунду уже сижу в интернете и заказываю кальку в надежде, что нарисую все от руки.

В конце концов я пропустила дедлайн, но мне в голову пришла светлая идея, связанная со старым добрым воровством.

Мелани собрала вещи, загрузила Габи в свой «Мерседес» и уехала на Род-Айленд. Я провела целый день в доме Эшвортов, роясь в шкатулках с драгоценностями, пока Китти и Фитц скакали на кровати. К своему разочарованию, я поняла, что настоящие драгоценности, по всей видимости, хранятся где-то в надежной банковской ячейке. В доме было несколько ценных произведений искусства – какие-то уродливые экспрессионистские штуки, но сбыть их было бы слишком сложно: галеристы захотели бы узнать об их происхождении.

В ее комоде я обнаружила блокнот с несколькими странными фразами, которые она, должно быть, нацарапала во время разговора с юристом: «Доказательства: личное знакомство со свидетелем, фото, видео…»

Я убедила себя, что ко мне это не имело никакого отношения. Это наверняка касалось того иска, который она подала против старой школы Габи. Несмотря на это, я плохо спала той ночью. Крутилась в кровати несколько часов, в своих мыслях возвращаясь в здание суда.

На следующий день Мелани вернулась домой без Габи. Она казалась очень грустной и вялой и щурилась от солнца, как малолетний мумбайский беспризорник.

Без своей любимицы с щенячьими глазами она, как я думала, должна была с еще большим рвением взяться за меня. Но, к моему удивлению и даже некоторому беспокойству, этого не произошло.

На самом деле я заметила, что она забросила все свои занятия. Ее коврик для йоги стал простым пылесборником. Она больше не посылала мне фотографии потолочных вентиляторов, которые находила в своем приложении с товарами для дома.

Я точно поняла, что с ней творится неладное, когда однажды в полдень увидела, как она загорает на террасе. Без шляпы. Рискуя получить настоящий загар, а не тот, которым ее опрыскивали за бешеные деньги. А что было самое тревожное – ее телефона нигде не было видно.

– Все хорошо? – спросила я.

Дежурное британское приветствие обычно работало на Мелани как сыворотка правды. Она воспринимала его как приглашение поделиться с собеседником абсолютно всеми мыслями, которые были у нее в голове.

– Я в порядке.

О боже. Я подошла ближе и увидела, что она читает давно забытые «Селестинские пророчества».

– Снова пытаешься наладить связь с Божественным?

Я сказала это по-дружески язвительно, пытаясь использовать грубую психологию, которая так хорошо срабатывала у Эбигейл.

Ничего. Мелани перевернула страницу и, как школьница, уперла кулак в щеку.

– Как идет процесс в суде?

На долю секунды ее лицо выразило удивление. Мы никогда не говорили об этом процессе.

– Мы выиграли, – сказала она безо всякого выражения.

– Что? – Я потеряла дар речи. – Но ты даже не упоминала об этом! Когда был суд?

– Мы уладили все без суда.

У меня было столько вопросов, в том числе самый для меня интересный: уладили на какую сумму? Но я не решалась его задать из-за подавленного выражения ее лица. В нем не было и следа триумфа.

– Виктор, должно быть, очень рад. Вы уже начали что-то планировать на время его визита?

Мелани положила книгу обложкой вверх.

– Еще нет, – она отвернулась от меня, легла на живот и расстегнула застежку на своем леопардовом купальнике.

– Ну, если что, дай мне знать, – произнесла я совсем уж сахарным голосом. – Если что, мы с детьми можем на время исчезнуть. Останетесь только вы. Пусть он проведет время в кругу семьи.

– Вы и правда можете исчезнуть, – повторила Мелани с ехидной усмешкой.

– Да, полагаю, что так и будет, – сказала я, не обращая внимания на эту пассивную агрессию. Я не собиралась демонстрировать свою слабость. – Ну, я пойду готовить ужин. Жареный цыпленок. Органический, разумеется. Как думаешь, Эбигейл захочет присоединиться к нам сегодня?

– Давай сегодня побудем вдвоем, – сказала она, пряча от меня глаза, глядя на кучу пляжных полотенец перед собой. – Если ты не против. Я люблю Эбигейл. Ты это знаешь. Просто я устала отдавать всю себя другим. Особенно если не получаю ничего взамен. Извини.

И вот тогда я поняла, в какие большие неприятности я попала. Потому что когда Мелани говорила «извини», она всегда имела в виду «гори в аду».

* * *

Тем вечером Мелани пыталась заменить всю жидкость в теле на алкоголь, а я с помощью ножа, половника и лопатки сражалась со скромным набором рецептов Найджелы Лоусон[58]58
  Найджела Лоусон – британская журналистка, ресторанный критик и автор кулинарных книг. (Прим. ред.)


[Закрыть].

Учитывая ее паршивое настроение и особую тягу к алкоголю в тот вечер, я решила использовать возможность и познакомить ее с коктейлем «Королева Мать». Я смешала двойную порцию, взболтала в пузатом графине и поставила его на стол, чтобы она сама могла подливать себе сколько хочет, со своим фирменным энтузиазмом.

Когда я принесла салат с нутом, Мелани уже покачивало, и она смотрела на свои сведенные коленки с тупым изумлением.

– Почему он называется «Королева как ее там…»? – спросила она, ковыряясь пальцами в миске с оливками.

Я подала ей тарелку.

– Говорят, что она была большой поклонницей джина. И Дюбонне. Я не слишком крепкий сделала?

Следовать сценарию было принципиально важно. Импровизация могла пробудить чувства, а чувства отвлекают. Я решила оставаться невозмутимой, говорить только заготовленными фразами и внимательно следить за знаками, которые могла подать Мелани. Ее реакция подсказала бы, какую роль мне надо играть.

– Думаю, нам нужен еще лед. Ха-а-а-а-ха. – Она ударилась бедром о стол, когда вставала.

Я бросила щипцы для салата и опустила руку ей на плечо.

– Ты и так много сделала. Я принесу.

Я не собиралась ее никуда отпускать. Не раньше, чем она напьется настолько, что выплеснет на меня все свои проблемы – какими бы они ни были – вместе с потоком ругательств или даже рвоты. Она была в ярости, я это видела, и чем дольше она пыталась это скрывать, тем выше был риск сорваться.

– Наверное. Вернее… Я знаю. Я очень щедрая. Виктор всегда говорит об этом, как о чем-то плохом… Вроде как, когда ты пытаешься помочь, люди чувствуют свою никчемность. Боже, что со мной творится. Половина того, что я делаю, – это полное безумие, – она хотела покрутить пальцем у своего виска, но чуть не ткнула себя в глаз.

Я медленно выпрямила спину, плечи напряглись.

– Ага…

Например, пригласить женщину, которую ты встретила у бассейна, к себе домой.

– Я бы никогда не решилась ни на что подобное дома, в Нью-Джерси. Просто я никого тут больше не знала. Виктор уехал. Мне было так одиноко… И я стала наивной.

Все во мне так и взвилось от гнева. Но становиться на дыбы сейчас было худшим решением. Гораздо лучше было строить из себя дурочку.

– На что именно ты отчаялась?

Ее глаза были полны слез и в расфокусе из-за алкоголя. Она выглядела такой невинной и беззащитной, что для меня стало почти шоком, когда она начала кричать. Звук ее голоса был таким же невыносимым, как летняя жара, сгоняющая колибри с цветущих кустов.

– Я думала, мы собираемся что-то построить! И я была счастлива! Как будто я нашла в себе нечто неизведанное, новое! Какая же я была идиотка! Я подвергла риску свою семью! Кто впускает людей в свою жизнь, совсем ничего не зная о них?!

Все внутри меня сжалось. Я поставила графин на стол, боясь уронить.

– Успокойся, Мел. Не сомневайся в себе. Ты прекрасно разбираешься в людях.

– Вообще-то нет.

– Да, разбираешься. – Как будто мы говорим о ком-то другом, я невнятно добавила: – Ты раскусила меня.

В ее слабой улыбке читалось отвращение.

Боже, ее нежелание выходить на открытый конфликт не делало ситуацию проще. Мне было не по себе оттого, что я должна указывать на очевидное. Почему, ну почему я сама вынуждена себя разоблачать?

Подвинув стул, я села перед ней и посмотрела прямо в глаза.

– Я поняла. Все случилось слишком быстро. И ты неправильно поняла некоторые сигналы…

– Неправильно поняла? По-моему, мне просто пустили пыль в глаза!

Было хуже, чем я ожидала. Я задавалась вопросом, как это вообще произошло. Я боялась, что она сходила к местному участковому. Тогда он наверняка сказал ей, что по Бердклифф Драйв, 16 никто не зарегистрирован.

– Хорошо. Если ты это так видишь – ладно. Но мне кажется, что в тебе сейчас говорят эмоции, а не логика. Может, тебе кажется, что ты не заслуживаешь искренних дружеских отношений, и поэтому ты убедила себя, что любой, кто пытается с тобой сблизиться, имеет какие-то корыстные мотивы. Это проблема доверия. Распространенное явление.

Ее веки блестели от влаги и от мерцающего макияжа. Она не переставая щурилась и сужала глаза так, будто хотела посмотреть сквозь меня.

– Единственная моя проблема с доверием – это что я стала слишком доверчива! Я поверила во все это дерьмо!

Я с трудом поборола желание поднести палец к губам, чтобы она вела себя потише. Она говорила удивительно громко, даже по американским стандартам. Джаниса ушла домой несколько часов назад, но я не исключала возможности, что нас может услышать кто-то еще. Сосед. Или марафонец на ночной пробежке. Я взяла радионяню со стола и приложила ее к уху. Слава богу, тишина. Мелани вопила так, будто специально хотела разбудить моих детей.

– Кажется, ты уже выпила достаточно, – сказала я, парадоксальным образом подливая ей еще. – Давай начнем сначала, ладно? Это имеет какое-то отношение к Виктору?

– Ну конечно! Он в ярости! Он уже звонит адвокатам!

Последовала долгая пауза. Я не могла говорить из-за охватившей меня паники. Наконец я поборола паралич легких и произнесла:

– Мелани. Посмотри на меня. Что конкретно он знает?

– Да все! Ну, почти все. Я не называла имен. Хотя должна была.

А потом меня осенило: Мелани пыталась найти в интернете что-нибудь по поводу конфискации. Она знала, что дом был зарегистрирован на Рэндалла Мюллера, а не «Бьюллера».

– Ох, Мел, ты вообще спала? Я знаю, ты расстроена, что Виктора нет рядом, а теперь и Габи. Но ты как будто не в себе. У тебя паранойя.

Она рыдала и все больше расходилась от злости и от алкоголя.

– Нет, у меня все было прямо перед глазами с самого начала! Все доказательства, что ничего не будет! Мне просто нужно было оправдание, чтобы делать то, что хочется. И вот, я заплатила эту огромную цену, и ничего, ничего не получила. И никогда не получу. Да, мною воспользовались. Это унизительно, понятно? Мне стыдно, и я… Да, я в ярости!

Я погладила ее по спине, очень робко, и она, казалось, была не против, как будто еще оставался шанс, что я смогу ее как-то утешить.

– Ну, ну, – сказала я ей. – Мы со всем разберемся. Любая ситуация таит в себе намного больше, чем кажется на первый взгляд. Так, давай для начала я уберу эти тарелки. А потом мы пройдемся и попробуем все обсудить. Наверное, лучше у реки, там мы не разбудим детей.

Как говорил мой отец, свежий воздух помогает разрешить любой спор.

Мелани шла по дорожке передо мной, и ее походка была быстрее и свободнее, чем обычно, – отчасти из-за гнева, отчасти из-за высокого содержания алкоголя в крови. На каждом повороте она затаптывала папоротник или чуть не заваливалась в бальзамин.

Было восемь часов вечера. Солнце почти село, и вдоль неба пролегла ярко-оранжевая полоса. При других обстоятельствах я бы наслаждалась красотой. Но все мои кости гудели от напряжения, и я просто ждала, когда последняя лента заката сгорит дотла.

Мы дошли до берега реки, и Мелани подозвала меня ближе. Сейчас она была в стадии заевшей пластинки и то и дело повторяла пьяным голосом:

– А сейчас мы можем поговорить, Трейси? Я готова поговорить.

– За этим мы сюда и пришли.

Подойдя, я почувствовала, как сильно от нее пахнет джином и потом. Она прошла еще несколько шагов, хотя мне приказала остановиться.

– У тебя есть сомнения по поводу меня, Мелани. Я поняла. Даже жаль, что ты не решилась поговорить со мной раньше. Я могла бы помочь тебе высказать все, что ты хочешь. Мы могли бы все обсудить до того, как это разрушило нашу дружбу. – Я позволила этому упреку повиснуть в воздухе, выскользнула из туфель и вошла в воду по щиколотку.

Она резко нагнулась, чтобы снять обувь.

– Ты – последняя, с кем бы я хотела об этом разговаривать!

– Почему?

– Ты знаешь почему.

Проигнорировав эту фразу, я подвернула брюки и зашла еще глубже в речной поток.

– М-м-м, вода такая приятная. – Вода, прохладная, как в Корнуолле, обволакивала мои голени, отчего начинало болезненно покалывать. – Иди сюда, присоединяйся.

– Я не хочу плавать. Я не могу даже смотреть на тебя, – она отвернулась. – Мы никогда не сможем быть подругами после всего этого.

– Мел, вернись. Выслушай меня, – я вышла из воды, побежала за ней и аккуратно взяла ее за тощий локоть. – Ты хороший человек, ты это понимаешь? И наша дружба – это нечто особенное. Давай не будем все портить. Договорились?

Она кивнула, уже простив меня за все. В ее глазах стояли пьяные слезы.

– Так в чем, конкретно, проблема? Что мне нужно сказать или сделать, чтобы ты больше не беспокоилась?

– Я знаю, что тебе тяжело об этом говорить, – сказала она заплетающимся языком. – Но просто представь на минуту, что Рэнди узнает о лжи, которую ты так долго выдумывала. Что, как ты думаешь, он сделает? Конечно, он разведется с тобой к чертовой матери! И возьмет полную опеку над детьми! И будет прав! Кто бы тут встал на твою сторону, когда ты была такой эгоисткой?!

– Минуточку, Мелани. Я хочу кое-что прояснить. В твоем маленьком сценарии это я плохая мать, потому что решила, что не хочу больше бояться за завтрашний день? Я врала, да. И давала обещания, которые не могла сдержать. Но я умирала в этом браке, Мелани. Так что я решила порвать с этим раз и навсегда. Я сделала то, что должна была, чтобы вырваться.

– Ну, я могу представить способы и получше. Мне кажется, нужно сохранять хоть какое-то самоуважение.

– Понятно. Ну, ты просто идеальная, значит. Что ты хочешь? Хочешь обратно свой аванс?

– Аванс? Нет. Оставь его себе. Я даже не начинала волноваться о деньгах…

– Да, поняла. Это вопрос принципа.

Мелани все продолжала что-то плести про мораль и этику, и твердила, как неправильно с моей стороны было использовать ее просто потому, что мне нужно было сочувствие, и поддержка, и забота. Говорила, что мне надо было сначала как следует разобраться со старой жизнью, прежде чем начать новую. Но я ее остановила.

– Слушай, я правда не думаю, что кто-то здесь кого-то использовал. И я считаю, что то, что ты хочешь, – это вполне достижимо, только это займет немного больше времени. Реальная проблема, на мой взгляд, заключается в том, что ты слишком практична. И я тебе об этом говорила всю дорогу. Чтобы браться за такие вещи, надо быть отчаянным человеком. Нужно иметь свое видение и стальные нервы.

– Ты думаешь, я недостаточно смелая? Я смелая.

– Возможно, в каких-то отношениях. Я просто думаю, что в данном конкретном случае ты возводишь вокруг себя слишком много стен. В буквальном и переносном смысле. Тебя слишком просто испугать. И это не очень-то полезно для продуктивного сотрудничества.

– Ты такой эксперт во всем, что касается меня! Все такие эксперты в отношении меня. «Какая» я. В чем мои «недостатки». Я не обязана быть такой, как ты… Мне не нужно сбегать из родной страны или прыгать со скалы, чтобы почувствовать себя храброй и открытой для жизни. – Совершенно неожиданно она стянула зубами резинку со своего запястья и начала завязывать волосы в высокий пучок.

– Ты в порядке?

Она кивнула, приняв воинственный вид.

– Я хочу прыгнуть с той скалы. С той же самой, что и ты.

– Это глупо.

– Теперь я глупая? Глупое ссыкло?

– Я никогда не использовала это слово. Мне не нравится это слово.

Но она не слушала. Она уже сняла свой топ и зашагала в реку, которая поднялась из-за дождей. Она погрузилась по плечи и намочила волосы, а потом пригладила их, будто надевая плавательную шапочку.

– Вернись, Мел. Уже поздно. Тебе сейчас надо быть в кровати, а не прыгать с чертовой скалы. Давай просто вернемся в дом, а продолжим завтра утром.

Она была на середине реки и плыла каким-то пенсионерским брассом. А когда добралась до противоположного берега, кое-как вскарабкалась по откосу, отбив себе все локти и коленки.

Я почесала щиколотки. Комары тем вечером буйствовали.

– Слушай, если тебе обязательно надо это сделать, то как следует разбегись и прыгни как минимум на два фута вперед. Там камень, подумай об этом.

Я видела ее тоненькую фигуру – вдали, в темноте. Она согнулась, положив руки на колени, и попыталась вдохнуть как можно глубже, будто вместе с воздухом она наполняла легкие смелостью.

– Перестань кудахтать, как наседка!

– Ладно! Просто не забудь про камень справа!

Или он был слева?

Ее силуэт с согнутыми в коленях ногами накренился вперед. Она подняла одну руку. Из-за того, что другой она зажала нос, она полетела немного криво.

Она ударилась о воду с громким, неаккуратным всплеском. Я ждала, когда она всплывет на поверхность с гордым видом триумфатора. Но стояла полная тишина, как будто столкновение выбило из нее весь дух.

Пара неразлучных стрекоз закружили около меня, и я их отогнала.

– Мел?

В тихом непрекращающемся шуме воды я услышала скуление.

Я сняла одежду и поплыла на него. Это был жалобный плач. В свете неполной луны я увидела ее совсем недалеко от меня. Она была рядом с берегом, в небольшой заводи со стоячей водой. Она с трудом держалась на плаву.

– Мел? – закричала я. – Ты не ранена?

– Я… У меня…

Я пыталась встать, но было все еще слишком глубоко. Вода затекла мне в ноздри, и, слегка захлебнувшись, я продолжила барахтаться в воде с поднятым подбородком.

– Хорошо, слушай меня. Нам нужно понять, что ты повредила, – эти слова должны были вселить в нее уверенность, но мой голос дрожал.

– Хорошо, – она хлебнула воды и закашлялась.

– Давай-ка, – я слегка подтолкнула ее к ближайшему камню. – Ты сможешь за него держаться?

– Не… Не думаю.

Я подняла ее руку, чтобы помочь, и она издала короткий, резкий звук. Я попробовала еще раз и поняла, что из ее предплечья жутко торчит кость где-то совершенно не в том месте. Ее рука неестественно выгнулась на сорок пять градусов.

– Твою мать, – я цеплялась за скалу левой рукой, поддерживая Мелани ногами.

– Что?

Видимо, из-за шока она не чувствовала боли.

– Ну, она не должна быть выгнута, как лебединая шея. Ты ее сломала. – «В нескольких местах», – чуть было не добавила я. Ну, хотя бы перелом закрытый. Почти нет риска инфекции.

Мне хотелось кричать оттого, что я закопала себя еще глубже. Виктор мог натравить на меня юриста, специализирующегося на членовредительстве, и они бы вменили мне, что я позволила Мелани нырять пьяной. Он бы в пух и прах разнес мою фальшивую идентичность с одной стороны, а юрист Рэнди по разводам – с другой. Хуже всего, что я могла потерять опеку над детьми, любовью всей моей жизни, к которым я никогда не испытывала ни обиды, ни отвращения.

Как бы я хотела вообще не знакомиться с ней – не оказаться тогда в «Оделл Резорт энд Спа».

В приступе паранойи мне показалось, что я услышала хруст веток. Олень, – успокоила себя я. Или волк. Или медведь. Я отвернулась от деревьев к Мелани, создав этим движением небольшую волну, которая ударилась о ее лицо.

– Нет, – отрывисто закашляла она, – нога.

– Вот эта? – спросила я, протягиваясь к ней.

– Другая.

Я зафиксировала ее тело между собой и скалой и нащупала ее скользкое бедро ладонью. Всю дорогу до колена все шло гладко. Но, двинувшись вниз, моя рука наткнулась на острый обломок какой-то палки. Мелани издала высокий, воющий крик.

У меня проскользнула глупая мысль: «Не повезло же, напоролась на ветку». Но в следующую секунду я с ужасом осознала, что на самом деле я схватилась за обломок ее малой (или, может быть, большой) берцовой кости. Пытаясь подавить рвотный позыв, я подняла над поверхностью воды ее голень, чтобы рассмотреть ее получше. То, что я увидела, было открытым переломом с сильной деформацией – это напоминало скорее не ногу, а макет для студента-ортопеда. Из ран лилась вода, кровь и грязь. Моя рука стала скользкой и темной от крови. От этого зрелища у меня зазвенело в ушах.

Тело целиком покрылось мурашками.

– Трейси? – вопросительно произнесла Мелани, обезумевшая от страха. В лунном свете я видела, как она изо всех сил пытается вытолкнуть себя из воды.

Я не могла ничего ответить. Мою челюсть заклинило, я не могла отличить свое лицо от его отражения в воде.

Мелани хотела протянуть мне здоровую руку, но не смогла. Резкий всплеск меня испугал. Я не могла больше держать ее. Я не могла на нее смотреть.

Мне надо было найти доску для плавания. Или лечь на берег и вытащить ее с помощью тех плавучих палок, с которыми дети играли в бассейне. Но когда я очнулась от своего оцепенения и посмотрела назад, она уже перевернулась на живот. Волны подхватили обмякшее тело, унося ее дальше, вниз по течению, головой вперед – с таким потоком она не смогла бы справиться. Тело, словно распятое, с раскинутыми руками, бросало из стороны в сторону. Вода сомкнулась над головой Мелани и, вероятно, заполнила ее изнутри.

В голове крутился давний разговор с Озом, как строчка из песни.

Он мертв.

Не шути.

Я утопил его… В реке…

Пока я преодолевала последние несколько ярдов до берега, меня охватило леденящее душу чувство, будто дух Мелани стряхнул с себя кости и наблюдал за мной из леса. Конечно же, это была идиотская фантазия. Я никогда даже не думала о внеземном.

Но, как только я вылезла из воды и заковыляла по гальке, я услышала кашель и детский певучий голос, звавший: «Мама-а-а».

– Китти? – спросила я громким голосом. – Ты здесь?

Еще кашель. Я поняла, громко выдохнув от облегчения, что звук шел из радионяни, которая валялась среди разбросанной одежды.

– Иду, – пробормотала я по извечной материнской привычке. Я уже влезала ногами в туфли, когда она повторила это снова:

«Мама?»

Только этот статус я действительно боялась потерять.