Текст книги "Выход"

В «Банане и Бонго» она на краткое время присоединилась к бригаде, работавшей пожарной цепочкой на погрузке. Лимпопо хотела, чтобы Ласка лучше усвоила технику безопасности и при любых обстоятельствах как минимум трижды проверяла свое снаряжение и аварийные комплекты. Ласка с благодарностью подчинилась, так как было здорово, что о тебе кто-то беспокоится и не допускает, чтобы ты не попадала ни в какие передряги, несмотря на то, что ты сама неслась к ним сломя голову. Во время строительства «Б и Б» это стало методом ее работы. Началось все с того, что в местах, где дроны обнаруживали отходы производства, она забиралась дальше всех, имея при себе меньше припасов, абсолютный минимум снаряжения и, чтобы остаться в живых, полагаясь исключительно на доброту незнакомцев и свою интуицию. Она прошла весь путь от крупнейшего в мире шлеппера до человека, который не брал с собой даже чистую пару нижнего белья (именно в этих целях использовалась водоотталкивающая, предохраняющая от грязи ткань с серебряными нитями).

Лимпопо как эксперт оценивала ее снаряжение, навешивала на нее дополнительные шесть литров воды, а также легковесный принтер иммерсионной печати, который мог печатать лекарства в полевых условиях. Ласка знала, что не стоило возражать, но она возражала изо всех сил, смягчаясь, когда Лимпопо начинала поправлять ей тяжелую поклажу, руководствуясь всем своим опытом, так что Ласка практически не замечала веса водруженного на нее снаряжения.

– Ты ведь понимаешь, что, имея столько воды, я буду постоянно пить и все время останавливаться, чтобы пописать.

– Пусть струя твоя будет чиста.

Это было своеобразное благословение для ушельцев, особенно живущих в кочевом режиме. Считалось вежливым без спроса выражать свое мнение о моче ближнего. Чистая прозрачная моча считалась целью, к которой следует стремиться. Все, что было темнее цвета бледно-желтого нарцисса, означало, что тебе в принудительном порядке будут давать воду. Если моча была оранжевой или коричневой, тебя пассивно-агрессивно заставляли пить тонизирующую смесь из регидратационных солей и выслушивать снисходительные замечания других о том, как поправить свою эндокринологию. Можно было производить нижнее белье, позволявшее мочиться на ходу. Оно впитывало все за считаные секунды и нейтрализовывало все неприятно пахнущее или опасное. У такого белья было побочное преимущество определения и обработки уровня гидрации и растворенных веществ, но такое белье практически никто никогда не носил, так как а) ходить в штаны – это ужасно и б) (см. пункт а).

Лимпопо поцеловала ее на прощание, и этот поцелуй был лишь отчасти материнским. Ухмылка, с которой Лимпопо посмотрела на нее, не оставляла Ласку еще целый час путешествия на трехколесном вездеходе. Она, Сет и Итакдалее были как электроны, вращающиеся на орбите вокруг ядра Лимпопо и пытающиеся выйти на более высокоэнергетические орбиты. Да, в ней явно было нечто гравитационное.

Такая задумчивость была вполне обычным явлением в бригаде, работавшей в цепочке, даже надетая маска и защитные очки, не говоря уж о тягучем вкусе резины во рту, не могли ее прервать. Это было сочетание эффективного и совершенно неинтеллектуального труда, а когда от работы на ее лице начал проступать пот, ритмы цепочки синхронизировались.

Лучшей частью работы в бригаде по цепочке было то, что когда груз заканчивался, все естественным образом собирались в самом начале цепочки, потому что ты шел против движения, чтобы получить следующую порцию груза, а когда груз заканчивался, то все работники дружно проходили весь путь до самого начала. Они собрались у вездехода и начали совещаться о его дальнейшей судьбе.

– Нет смысла маскировать его, – сказала Сита. – Все, что пролетит и заметит его, определит, что это спасательное средство, и это нормально. Оно никак не выдаст наше местонахождение под землей.

– Однако спасательное средство означает, что вокруг есть люди, которых надо спасать, – заговорил парень с причудливыми сине-зелеными кудряшками, как у Эйнштейна по обеим сторонам головы и лысиной на макушке. Ему, скорее всего, было около шестидесяти, и для его возраста у него было неожиданное красивое лицо, как у лесного эльфа. Теперь, когда Ласка смогла наконец хорошенько обо всем подумать, эти люди показались ей на пару стандартных отклонений старше среднестатистического возраста ушельцев. Та часть ее мозга, которая пыталась понять, зачем кому-то в реальном мире понадобилось разбомбить Университет, отметила это интересное наблюдение.

– Все, что бы мы с ним ни сделали, окажется бесполезным, – сказала другая пожилая женщина, невысокая, хипповатая, фигурой своей напоминавшая песочные часы и имевшая огромную грудь – атрибут всех женщин, к которым Ласку влекло с самого детства. – Замаскированный вездеход не будет выглядеть группой лесных деревьев для любого нормального обработчика изображений. Он будет выглядеть так, как будто здесь что-то спрятано.

– Ну вот и обсудили, – сказала Сита, а потом обратилась к Ласке: – Гретель, лучший специалист Университета по оптимизации вычислений. Если она что-то говорит, то это несомненная правда.

– Довод авторитетного лица, – вполне доброжелательно сказал какой-то парень.

– Чем дольше мы здесь стоим, тем больше вероятность, что нас заметят, – сказала Сита.

– Опять эти своекорыстные интересы!

– В нашем бардаке можно найти виски, – сказала она. – Теперь действительно есть, о чем поговорить.

Они отправились в укрытие.

* * *

О ней хорошо позаботились. Появилась новая бригада, которая спала во время разгрузки, а теперь быстро припрятала все принесенные запасы. Люди, с которыми она работала, приняли ее к себе, напечатали и собрали стул и настояли на том, чтобы она сидела и отдыхала, пока ей принесут завтрак: йогурт, усыпанный фисташками, и специализированная культура, которая, по их словам, снимет стресс. Это, кстати, объясняло, почему они сохраняли такое дьявольское спокойствие, несмотря на то, что их спалили зажигательными бомбами.

Они дали ей стакан чего-то сладкого и пузырящегося, где в изобилии плавали кусочки льда. Ласка подумала, что это, скорее всего, алкоголь, но не могла определить наверняка.

– Люди, чем же вы здесь занимались, что вас так откровенно уничтожили?

– Это было лишь любовным заигрыванием, – сказала Гретель. – Пустяк по сравнению с бомбежкой в Сомали.

Некоторые люди в «Банане и Бонго» откровенно переживали за ушельцев по всему миру, однако Ласка практически за этим не следила. Она ничего не знала о контингенте ушельцев к югу от Сахары.

– Сомали?

Гретель приняла ее вопрос со всей возможной снисходительностью:

– Конечно, не совсем Сомалийская Демократическая Республика. Я понимаю, это спорный вопрос, но последний авиаудар был нанесен в пределах суверенных границ Сомалийской Демократической Республики, поэтому мы просто говорим так для удобства. Мы не в тех обстоятельствах, чтобы быть педантами.

– Я совсем не педантична, я просто вообще не понимаю, о чем ты.

Университетские ушельцы посмотрели на нее, как на идиотку. Но она не обратила на это внимания: люди беспокоились о таких вещах, на которые она даже не обращала внимания. Она примирилась с тем, что ее приоритеты отличались от приоритетов других людей, начиная, например, с ее ушлепка-отца.

– Университетский комплекс в Сомали, – сказала Сита, – или в том месте, которое раньше называлось Сомали, был полностью уничтожен в прошлом месяце. Мы даже не знаем, как это произошло, но там в прямом смысле ничего не осталось. Изображения со спутников показывают пустую землю. Нет ни развалин, ни обломков. Как будто там ничего не существовало, не было никаких десятков гектаров лабораторий и аудиторий… Все просто исчезло.

Ласка почувствовала, как по шее побежали мурашки:

– И что, по-вашему, на них сбросили? Думаете, что на вас могут сбросить такую же хрень?

Сита пожала плечами:

– Есть множество теорий: возможно, они спалили все, как здесь, у нас, но очень быстро все зачистили, как раз успели между пролетами спутников. Здесь надо применять принцип бритвы Оккама, так как любые другие теории, которые можно выдвинуть, подразумевают фундаментальные прорывы в технологиях. Существуют ли эти технологии на самом деле, кто знает?

Гретил положила свои ладони на стол и плавно включилась в беседу:

– А это возвращает нас к исходному вопросу: над чем мы здесь работаем, что заставляет кого-то в дефолтном мире сделать все, чтобы вбомбить нас в каменный век?

В это мгновение все посмотрели на мужчину с синими кучерявыми волосами, имя которого Ласка забыла сразу же, как только их представили.

– Мы пытаемся найти лекарство от смерти, – сказал он и одарил ее озорной улыбкой лесного эльфа (у него даже была ямочка на подбородке). – А это вовсе не шуточки.

[III]

Все они столпились в широком боковом коридоре, где были расставлены столы с напитками и закусками. Одна из стен была покрыта интерфейсной поверхностью, и этот парень-эльф с тремя своими помощниками (она не могла понять, являлись ли они коллегами, студентами или самоназначенной командой) подошли к этой поверхности, ввели свои идентификационные номера и стали оживленно перебирать пальцами по панели. Она увидела словно заиндевевший индикатор выполнения и, как ни пыталась, не могла оторвать от него глаз, так как сработан он был довольно плохо, не двигался плавно, давал совершенно неверную информацию, быстро перескакивая с 25 до 30 процентов, затем тормозил на этом месте, застывая, казалось, навсегда, доходил, наконец, до 31 процента, после чего резко перескакивал на 41 процент и так далее. Ласка достаточно хорошо знала себя, чтобы понимать, что из-за своей страсти к поиску последовательностей она совершенно бесполезно пыталась обнаружить хоть какую-то логику в этом индикаторе. Иногда ей казалось, что не все потеряно, так как ей подсознательно удавалось угадать время следующего скачка индикатора и у нее было достаточно гормонов-дофаминов, чтобы глупый мозг мог убедиться в своем гениальном предугадывании спонтанных движений вводящего в заблуждение виджета[38]38
  Небольшой независимый графический программный модуль.


[Закрыть] пользовательского интерфейса.

Индикатор выполнения замер на 87 процентах на столь длительное время, что кто-то достал моток оптоволоконного кабеля, и лесной эльф скрылся в серверной, совершив некие манипуляции, из-за чего напрямую подсоединенный интерфейс начал дергаться во все стороны.

– Извиняемся за эти неполадки, – сказала Сита. – Все наши демонстрации до сегодняшнего дня проходили при гораздо более благоприятных обстоятельствах. Никто не мог предположить, что случится воздушная и пожарная тревога. ГК словно сошел с ума с момента бомбежки и понял, что ставки в этой игре резко повысились.

Что-то всплыло в ее памяти по поводу ГК – лесного эльфа называли Гражданином Киборгом, такое в высшей степени типичное имя ушельца, что она сразу же выбросила его из головы. ГК вернулся из серверной, вежливо отодвинул остальных от интерфейсной поверхности и продолжил работать. Раздался щелчок, затем звуковой сигнал, и он кивнул. Остальные поняли, что все наладилось, и в коридоре установилась тишина.

– Они перевели тебя в ужасную лабораторию, ГК, – сказал синтетический голос. Голос был приятным, но с неверными модуляциями. Слова появлялись на экране, и каждое слово окружало облачко сопроводительных данных.

– У нее осталось чувство юмора, – сказала Сита. – И это хорошо.

Гретил, сидевшая рядом с ней, рассказала Ласке то, что она уже поняла сама:

– Это Бессвязная. Она погибла при бомбежке. Ее запись была сделана всего пару дней назад. Она как будто догадывалась, что с ней случится. ГК сделал так, чтобы она работала на ресурсах всего кластера[39]39
  Несколько компьютеров, объединенных вместе для увеличения вычислительных мощностей или повышения отказоустойчивости.


[Закрыть].

– Это мозги в банке? – спросила Ласка.

– Это сознание в банке, – поправила Сита, – мозги превратились в пепел.

Гретил поежилась.

– Тогда почему оно не спрашивает: «Где я? Что случилось с моим телом?»

Так обычно говорили во всех выгруженных в сеть мелодрамах – официально принятый закон жанра.

– Потому что мы не загружаем сима[40]40
  Термин из области компьютерных игр. Происходит от слова «Симулятор».


[Закрыть] в то состояние, в котором он был отсканирован. Мы переводим его в промежуточное состояние, можно сказать, транс, и рассказываем, что произошло. Все, кто идет на сканирование, знают, что рано или поздно это произойдет. Мы уже несколько лет экспериментируем со способами загрузки симов, чтобы наименее травматическим способом вернуть им сознание. Или «сознание», – она пальцами изобразила кавычки.

ГК покачал головой и подвигал туда-сюда челюстью:

– Бессвязная, это не учение. Твое тело полностью уничтожено. Помнишь сценарий, который мы рассматривали при загрузке? Теперь это стало реальностью. Мы в бункере.

На экране мигал беременный курсор. Ласка видела мигающие курсоры только в документальных фильмах, но сейчас она поняла, что мозгам-в-банке нужно было дать хоть какой-то способ обозначать паузу. Казалось, что инфографика окончательно свихнулась.

Гретил прошептала:

– Они поднимают симы Бессвязной в низком разрешении, пытаясь найти эндокринологические параметры, чтобы сим не сошел с ума и не рухнул. Надо поддерживать нейронные процессы в обычных границах тех сведений, которые у нас есть о Бес на момент съемки ее данных.

Сита наклонилась к другому уху Ласки:

– Можно сказать, что они пытаются подобрать такую дозу успокоительного, чтобы та оставалась спокойной и не превратилась в зомби.

– Черт. Вы что-то не то делаете с моим гормональным уровнем, я это чувствую. Дайте мне одну минуту автономного контроля, чтобы понять, смогу ли я выжить. Если нет, то откатитесь к этой точке и начнете заново.

– Э-ммм… – сказал ГК. – Бессвязная…

– Вы не в первый раз пытаетесь загрузить меня с момента эвакуации? Ненавижу всякие там дни сурка.

– Она всегда была самой умной, – сказала Гретил, – именно поэтому мы должны вывести ее в оперативный режим работы. Она единственная, кто сможет сплотить всю нашу группу. Видишь, как быстро она все поняла?

– Спасибо, Гретил, – сказал голос. – Кто это там с тобой?

– Меня зовут Ласка. Я приехала из «Банана и Бонго» с запасами, чтобы помочь вам.

– Приятно познакомиться, – последовала еще одна долгая пауза.

Инфографика как будто пустилась в пляс. Наблюдая за ней, Ласка невольно подумала о том, что сим пытается вторгнуться в ее личную жизнь. Но не знала, куда еще смотреть.

– Извини, я что-то сама не своя.

– Бессвязная, – сказал ГК, – у тебя сносит крышу. И мы это видим. Давай я еще раз попытаюсь тебя загрузить, хорошо? Можешь предложить что-нибудь по параметрам для следующей загрузки?

– Сколько мощности у вас осталось? Вы можете удлинить предварительный этап? Мы пробовали этот сценарий раньше и смогли стабилизировать модель.

– Тогда ты была жива, – сказал ГК.

Инфографика разразилась совершенно неистовыми скачками.

– Совсем не то надо было сказать, – тихо прошептала Ласка. Гретил и Сита кивнули.

– Бес! Бес! – сказала Сита. – Это Сита.

– Я знаю, что это Сита. – Выразительного диапазона не хватило, чтобы показать всю ее раздраженность, но подбор слов и модуляция не оставляли сомнений. – Что надо?

– Нам придется работать на минимальных мощностях целый месяц, пока мы накопим запасы. Может быть, дольше в зависимости от ветра и солнца. Если, конечно, они не продолжат бомбить. У нас недостаточно мощностей для подходящего тебе предварительного этапа, если только мы не снизим твою тактовую частоту в два раза.

– Так не пойдет. При половинной скорости я не смогу общаться с вами. А это прямой билет в дурдом.

Ласка прошептала Сите:

– А что с аналитическими показателями? Почему просто не написать какой-нибудь гомеостатический код, который будет поддерживать все параметры в нужных диапазонах?

– Потому что я нелинейная, вот почему, – сказал голос.

Ласка предположила, что помимо фазированной оптики на интерфейсной поверхности бот[41]41
  Компьютерный термин, означающий специальную программу, которая автоматически выполняет ряд действий через интерфейсы, предназначенные для пользователей.


[Закрыть] Бессвязной имел доступ ко всей микрофонной решетке, то есть она могла слушать любую беседу в помещении. В Торонто Ласка устраивала праздники, где на большой стене проецировались данные, передаваемые с вечеринки другого ребенка богатых родителей, и можно было послушать любую беседу на той стороне, просто ткнув пальцем в нужную область. А бот, с которым она говорила через экран, мог сделать то же самое.

– Я не являюсь детерминированной. Иначе им не нужно было бы включать предварительный этап, чтобы я не теряла рассудок. Я чувствительна к исходным параметрам и предрасположена к сингулярностям. И вы тоже. Вот что нас характеризует. Или вас. Я не знаю, что теперь характеризует меня. Ох.

Повисла еще одна пауза с мигающим курсором. Ничего подобного не было в тех выгруженных в сеть мелодрамах, которые смотрела Ласка. Был в ее жизни этап, когда она запоем проглатывала идиотские сериалы о людях, которые помещали свои мозги в компьютер и становились разносторонними личностями. Самый успешный сериал так и назывался «Разносторонний». Он был продан какому-то зотте вроде как за девять миллиардов долларов с правами на использование образов героев. Однако эти сериалы ей быстро надоели.

Все потому, что она досыта насмотрелась древних фильмов о космических путешествиях и поняла, что все драматические ситуации о полетах в космосе были лишь воображаемым исполнением желаний или провинциальным паникерством. То же самое касалось и выгружаемой в сеть фантастики. Какую бы форму ни приняло ближайшее будущее, какие бы проблемы ни возникли, они все равно окажутся более странными и не такими эффектными, как в этих видео.

– Я понимаю. – Что они положили в свой университетский йогурт, уже было не важно. Оно не работало. У Ласки началась ужасная социофобия. Все смотрели на нее и осуждали. Конечно, в этом не было сомнений. Зачем она вообще открыла свой рот?

Общение с Лимпопо научило ее тому, что ты никогда не будешь выглядеть идиоткой, если продолжишь чистосердечно задавать самые простые вопросы:

– Единственное, что я не могу понять, почему ты так спокойно идешь на перезагрузку, разве это не сродни смерти?

Все продолжали таращиться на нее.

– Конечно. Это в точности идентично смерти. Но я знаю, что вернусь. Во время загрузки присутствует селективное давление. Подумай сама, когда мы загружаем сима вроде меня, он начинает с довольно примитивного состояния, и мы на предварительном этапе при низких вычислительных затратах можем спрогнозировать параметры каждого последующего шага, чтобы правильно вернуть его сознание, – пауза, мигание курсора, – или что там у меня теперь. Один из ключевых вопросов, который задают каждой моей предварительной версии: «Будет ли у тебя экзистенциональный кризис, если ты поймешь, что являешься симуляцией»? Та из возможных «я», которая имеет наибольшую терпимость к тому факту, что является головой в банке, отличается от других «я» самыми благоприятными факторами для выживания и сохранения. Я независимая и комплексная, но лишь в рамках диапазона всех возможных реакций на эту ситуацию, за которыми не следует обрушение. Поэтому при загрузке мы пытаемся нащупать границу этого диапазона.

Ты думаешь: «Хорошо, но как это можно назвать симуляцией, если вы симулируете только редкие обстоятельства, в которых симулируемое существо не бьется в истерике и не дает сбой»? Но к черту все это. Теперь мы можем так делать, потому что пройдет совсем немного времени, прежде чем мертвых на Земле будет больше, чем живых, и все мертвые будут версиями самих себя без всяких экзистенциальных истерик. Мы пропустим человечество через узкое горлышко когнитивного сознания…

– Я вообще об этом не думала, – сказала Ласка. – По-моему, ты живое существо, и то, что ты думаешь, – это исключительно твое дело.

– Если ты об этом не думала, то, похоже, ты не блещешь умом. Без обид.

Тут вмешался ГК:

– Бес, не хами.

– Я никому не хамлю. Я просто не могла понять, как человек, все еще имеющий плоть, может оценивать то, чем я стала, без доли экзистенциальной тревоги. Это ненормально.

Ласка не смогла сдержать смех. Не выдержали нервы, не говоря уж об изумлении, и она согнулась от смеха в три погибели.

К ее удивлению, бот тоже засмеялся. И самое странное в этом синтетическом смехе было то, каким естественным он казался. Гораздо более естественным, чем синтетическая речь.

– Хорошо, забудем о «нормально – ненормально». Это странно. Я странная, и ты странная, и мы обе выведены из равновесия нашей вычислительной платформой. Что же ты хотела сказать?

– Я понимаю, что я не эксперт, но если ты готова жить в этих вынужденных границах, чтобы не покончить жизнь самоубийством сразу же после загрузки, то почему бы не урезать эти границы еще больше? Просто расширь пределы своей виртуальной эндокринологии и оптимизируй свою работу таким образом, чтобы стабильно функционировать с наименьшими ограничениями. Твои мозги были сожжены дотла, сим – это все, что от тебя осталось. Создай его резервную копию, сохрани сим в текущем состоянии, а копия пускай подвергнется серьезному принудительному испытанию, чтобы она смогла оставаться метастабильной, даже если это означает пребывание вне того состояния, которое можно считать «тобой». Ты ведь только что объяснила: единственная «ты», которая может очнуться в симе, – это ты, которая ничего не имеет против периодических перезагрузок. Как это отличается от загрузки версии, ничего не имеющей против сведения до полностью роботизированного, но исправно работающего состояния?

Все смотрели то на нее, то на мигающий курсор. Инфографика снова нервно запрыгала. Однако один график она смогла понять, это был тахометр определения критического момента общей стабильности модели. Он был зеленоватым. Потом стал еще зеленее. Курсор мигал. ГК с чем-то возился в другом углу, где отображались более сложные вещи: показатели, таблицы.

– А ведь ты не совсем дебильная идиотка.

– Это очень высокая похвала от Бес, – сказала Сита. Они засмеялись вместе с компьютером.

[IV]

– Держу пари, ты никогда не думала, что станешь заклинателем искусственного интеллекта, – сказала Гретил. Она была моложе других преподавателей Университета, но все-таки старше, чем большинство жителей «Б и Б», и аж на десять лет старше Лимпопо. Из-за своих широких бедер и большой груди она выглядела как божок плодородия, и от нее исходили сильные флюиды кокетства, так что находившийся рядом с ней ощущал себя героем каких-то эротических фантазий. Ласка было подумала, что та пытается с ней заигрывать, но потом поняла, что Гретил со всеми общается точно так же. Но опять же, ощущение флирта ее не оставляло. Может, так она пыталась выдать желаемое за действительное. Ласка лениво замечала взгляды, украдкой бросаемые на ее глубокое декольте. Гретель не принадлежала к тому типу людей, что нравились Ласке, но не принадлежал к нему и Сет, а они несколько лет вели полумоногамную жизнь, сшитую пунктирным узором примирительного секса после безудержных ссор. Они все еще иногда проводили время вместе, но эти встречи были пресными и даже странными, и она немедленно забывала о них, включая зажигание на своем мотовездеходе.

– Если честно, я приехала, чтобы похоронить умерших и накормить выживших.

– Очень мило с твоей стороны, но мы сами о себе позаботимся. Атака не была уж совсем внезапной. Во всяком случае, мы были готовы после того, что случилось в Сомали и с другими подобными объектами.

– Были еще какие-то другие объекты?

Были. Каждый объект, который работал над выгрузкой сознания в сеть, так или иначе пострадал: ряд атак, с каждым разом становившихся все более интенсивными. Некоторые из них были неприкрытыми военными операциями, которые проводились по-разному, начиная с вооруженных беглых преступников (это любимый способ воздействия на ушельцев со стороны дефолтного мира) до менее активных мер воздействия, таких как терроризм и нарушение прав интеллектуальной собственности, которые позволяют дефолтному миру обосновать практически все, что угодно.

– Мы предполагали, что будут предприняты какие-то карательные меры, – сказала Гретил, – поэтому, когда все началось, сразу же занялись убежищем. Многие исследователи ушли: все, у кого были дети, а также достаточное количество молодежи и физически здоровых людей. Это та сфера деятельности, где работают в основном люди с неизлечимыми заболеваниями. Или депрессивные ипохондрики.

– А к какому типу относишься ты? – Ласка была абсолютно уверена, что сейчас они флиртовали. Подобное чувство посещало ее на следующий день после приема меты, – некое чрезвычайно эмоциональное похмелье, которое превращало ее в героиню мыльной оперы, чьи чувства казались большими, чем сама жизнь.

– Ипохондрик. Однако мне кажется, что та шишка, что я недавно нашла у себя на теле, – это что-то злокачественное, поэтому, видимо, и то, и другое.

– Надо пройти обследование, – сказала Ласка.

– Ты сама его проведешь?

Это был самый странный в мире флирт. Во всяком случае, самый мрачный.

– Боюсь, что у меня нет медицинского опыта.

Она боялась обидеть Гретил, но та оставалась невозмутимой.

– Мне кажется, что у тебя все получится, – она по-дружески, но твердо заехала Ласке локтем под ребро.

Ласке захотелось сменить тему.

– Я и не думала, что кто-то смог так близко подойди к выгрузке сознания. Конечно, я смотрела всякие сериалы, но это же полная ерунда, правда?

– Да, чушь. Мы по-прежнему далеки от создания клонов людей, которые потом ходят и совершают всяческие нераскрываемые преступления. Конечно, так бы было круче. Однако за последние пять лет мы добились значительных успехов. В дефолтном мире есть зотты, которые спят и видят бессмертие. И никакие деньги здесь не могут стать преградой. Все очень традиционно. Фараоны тратили три четверти ВВП[42]42
  Внутренний валовый продукт.


[Закрыть] своей страны, чтобы получить теплое местечко в загробной жизни. В наши дни любой университет с возможностями лабораторной нейровизуализации утопает в грантах. На бессмертие тратятся тонны денег в сферах теоретической математики и физики. Что ни говори о насквозь коррумпированном капитализме, но там умеют добиваться своих целей, если только они не идут вразрез с вожделениями олигархов.

– Ты как раз этим и занимаешься? Нейровизуализацией?

– Я? Нет, только чистая математика. – Она ухмыльнулась. – Тот предварительный этап, через который проходит сим… Моя работа. Работала над этим в Корнелле, даже заключила контракт пожизненного найма! Предыдущий подобный контракт они заключали так давно, что никто понятия не имел, как ввести его в систему расчета зарплаты! – она засмеялась в полный голос, да с такой силой, что Ласка невольно подумала о шуме водопада. – Затем меня технически перевели в отдел исследований и разработок, который выдавал лицензии каким-то однодневным организациям, типа «Палантира» и многим другим, затем внезапно мне урезали все финансирование на любые дальнейшие работы. Мои аспиранты исчезли, согласившись на какие-то сверхсекретные должности в Вашингтоне. Но я могла сложить два плюс два и понять, что к чему. Любой математик знает, что первым и лучшим работодателем для математиков является АНБ[43]43
  Агентство национальной безопасности США.


[Закрыть], и как только ты начинаешь работать над чем-то серьезным, значит, ты или работаешь на них, или совсем не работаешь. Пару месяцев я околачивалась в своей лаборатории, потом стала ушельцем.

– Похоже, что не только ты одна, – сказала Ласка.

Эта крупная женщина выглядела серьезной, и Ласка увидела могучий интеллект и страсть, которые сияли в ее темных глазах, подпираемых круглыми бронзовыми щеками.

– Я упомянула фараонов. Это древняя магия. Люди мечтали о чем-то подобном очень давно, еще с тех пор, как мы только начали думать, куда уходят мертвые и что случится, когда мы к ним присоединимся. Возникла мысль, что это должен кто-то контролировать, что социопаты, взобравшиеся на самый верх пирамиды дефолтного мира по черепам других, должны решать, кому умирать, когда на самом деле никто не должен умирать, вообще. Да пошло оно все.

Мои родители были помешаны на математике. Я росла в большом старом, разваливающемся доме, доверху забитом древними компьютерами. Итака была замечательным местом для практических занятий по компьютерной археологии. Компьютеры, на которых играл мой папа, когда его родители приехали сюда из Мексики, были эдакими каменными топорами. Наспех собранные, совершенно маломощные. По стандартам того времени они были истинным чудом, однако с каждым годом мощности, предназначенные для работы космических программ, можно было разместить на микросхеме, которую начали вставлять в детские игрушки. Теперь нам нужны все имеющиеся у нас компьютерные мощности, чтобы поддерживать бедную Бес в ее слабом, нестабильном состоянии. Однако мало кто может отрицать то, что довольно скоро мы сможем делать гораздо большее с меньшими затратами.

Она выглядела уставшей. Ласка тоже едва держалась на ногах. Сколько дней она не спала? Два?

– Конечно, это до смерти перепугало зотт, которые хотели сделать бессмертие только своей прерогативой. Секрет выгрузки сознания заключался в том, что это стало серьезной проблемой, связанной с ушельцами. Когда ты думаешь, что можешь жить вечно, ваши дети могут жить вечно, все, кого ты знаешь, могут жить вечно, – что-то должно произойти.

Она терла лицо руками. Оттенок ее ногтей, перламутрово-серый, напоминал Ласке о матери, у которой был целый гардероб вещей такого цвета. Благодаря ему мама даже попала в какую-то желтую прессу. Ласка подумала, уж не из-за подсознательных ли проблем со своей мамочкой она обратила на Гретил внимание.

– Мне хочется кофия, но вместе с этим жутко хочется спать. Только кофием и живем. О чем я говорила? Ну да, бессмертие. Одно дело представить жизнь в работе на обогащение какого-то потомственного глобального серого кардинала, когда и ты, и он будете жить на этой земле всего восемьдесят лет. Это не важно, насколько богат этот урод, сколько раз он сменит свою печень на черном рынке, все вместе даст ему всего десять-двадцать дополнительных лет жизни. Однако знать, что делаешь этих жадных ублюдков бессмертными, которые подобны богам, что разделят все человечество на бессмертных олимпийцев и мух-однодневок, чтобы первые не только жили значительно лучше, чем могут себе представить вторые, но и жили вечно…

Она вздохнула:

– Они испуганы. Они начали поднимать зарплаты – не помогло. Предлагали компенсационные выплаты – напрасно. Акции – и снова пролет. Друг клялся, что какой-то зотта пытался включить его в свою семью через женитьбу, чтобы этот друг не отвернулся от них. Эти ублюдки готовы продать своих детей ради бессмертия. Не важно, что мы делаем, они в конце концов найдут достаточно ученых и лаборантов, чтобы добиться нужных результатов. Наука может сопротивляться власти, но у нее нет иммунитета. Вот такой получается скоростной забег: или ушельцы расскажут миру, как стать бессмертными, или зотты объявят себя вечными богами-императорами.