Текст книги "Выход"

Ласке выдали матрас, изготовленный из губки с большим количеством пружин и миллиардом изолированных отверстий. Она развернула его рядом с матрасом Гретил с волнующим предвкушением секса, однако к тому времени, как они разделись и залезли в свои спальники, они успели глянуть друг на друга, улыбнуться, и тут она почувствовала, как последние силы оставляют ее тело и веки непроизвольно закрываются.

Последнее, о чем она подумала, была раса вечных повелителей, о которых рассказывала Гретил, и о том, как ее отцу понравилась бы эта идея.

* * *

Через неделю все перестали ходить, пригибаясь к земле и ожидая, что потолок с минуты на минуту рухнет под натиском дронов, прилетевших завершить начатую работу. Журналисты и эксперты в дефолтном мире определили, что лаборатории ушельцев были полностью стерты с лица земли, а фотографии обгорелых трупов, которые разошлись по сети ушельцев, просочились и в дефолтный мир. Общее мнение было таким, что вероятность второго авиаудара по подземному комплексу, наличие которого никогда не было такой уж тайной, и который был раскрыт в считаные дни после атаки, очень мала. Однако они все равно проводили учебные эвакуации.

Туннели были полностью заставлены, но не медицинскими приборами, а компьютерами. Совершенно абстрактно Ласка знала, что компьютеры – это нечто физическое. Однако те компьютеры, с которыми она работала в сознательном возрасте, были очень малы, практически невидимы – электронная крапинка, вставленная в нечто большое, чем можно управлять с помощью неповоротливых людских рук. Где-то далеко стояли до отказа забитые компьютерами центры обработки данных с системами кондиционирования воздуха, бронированными стенами и дверями. Однако такими их показывали в низкопробных сериалах, посвященных глобальной войне с терроризмом. Она предполагала, что эти геометрически совершенные строения с туннелями обдува, не пробиваемыми бомбами бетонными перекрытиями, гигантскими охладителями имели точно такое же отношение к реальности, как голливудские банковские сейфы походили на настоящие.

Были ли «настоящие» центры обработки данных чистыми, многоуровневыми террасами, обставленными аэродинамическим оборудованием, она не знала, но центры обработки данных ушельцев коренным образом отличались от такого образа. По округе пошла весть о потребности в вычислительных мощностях. Люди приходили с теми «лошадиными силами», что были у них в наличии. Они подключали свою технику к главному балансировщику нагрузок[44]44
  Балансировщик нагрузок – компьютерный термин, означающий устройство или ряд устройств, распределяющих нагрузку между основными вычислительными мощностями.


[Закрыть], с которым работали лучшие умы компьютерных наук. «Балансировщик нагрузок» стало волшебной фразой, проклятием и заклинанием одновременно. Всегда что-то шло не так, однако он творил чудеса, так как разнообразие всяческих устройств, которыми были заставлены все туннели и которые были соединены мотками оптоволокна в резиновых розовых оплетках, давали такое количество вычислительных циклов, что Бес пришла в сознание.

Рабочее место Ласки было рядом с выходом из туннеля, где жара не казалась настолько невыносимой и она могла наблюдать за воюющими друг с другом группами исследователей. Компьютерщики всегда хотели перезагрузить Бес, когда находили новый способ чуть повысить эффективность балансировщика нагрузок; ученые из сферы когнитивного восприятия ненавидели их за это, так как Бес уже достигла значительных успехов в деле выгрузки сознания и симуляции. Освободившись от прихотей тела и получив возможности регулировки параметров своего сознания, чтобы оставаться в оптимальном рабочем состоянии, Бес стала настоящим локомотивом всех исследований.

Но это и заставляло ее чувствовать себя жалкой и убогой.

– У меня ведь опять день сурка?

– Если честно, то да. Мы с тобой повторяем слово в слово ту беседу, которая состоялась на прошлой неделе.

Курсор мигал. Ласка была уверена, что это драматический прием. Бес могла просканировать журналы всех своих бесед с такой скоростью, что Ласка не успела бы и глазом моргнуть, но, когда происходило что-то эмоционально пугающее, возникала задержка в общении, а на экране мигал курсор. Ласка думала, что это связано с недостатком у Бес выразительных возможностей человеческого тела. Она поняла, что может как-то интерпретировать эти мигания: здесь оно означает приподнятую бровь, здесь искренний шок, а здесь – саркастическое выражение лица, как будто говорящее «да ладно!». Во всех этих проявлениях она видела выражения человеческого лица Бес, видела суровое прямое лицо с живыми голубыми глазами, густыми, подвижными бровями и длинным острым носом, но когда Ласка пыталась по-настоящему представить себе лицо Бес, то могла думать только о мигающем курсоре.

– Я так и знала. К несчастью и к сожалению я поняла, что это и есть тот самый момент дня сурка. Я, должно быть, ужасно тебе надоедаю.

– На самом деле, очень редко. Иногда в такие моменты я пытаюсь повернуть нашу беседу в какие-нибудь запредельные дебри, чтобы посмотреть, насколько отличаются твои ответы. Сейчас как раз тот самый случай, как ни странно.

Компьютерный смех был чересчур своеобразным. Ласка почувствовала гордость, как ребенок, который смог придумать шутку, заставившую родителей улыбнуться. Смех Бес эхом прокатился по ее наушникам.

– У тебя есть какая-нибудь теория по этому поводу? Если я буду говорить одно и то же независимо от твоей реакции, то докажу, что я в большей или меньшей степени личность, чем если я буду варьировать мои ответы на основе входных данных? Концептуально не похоже, что один подход будет более труден в симуляции, нежели чем другой; оба подхода – это бот для чата 101[45]45
  Chatbot 101 – бот, предназначенный для поддержания осмысленного диалога с пользователем. Создан с применением алгоритмов искусственного интеллекта.


[Закрыть]. Мы оба знаем достаточное количество людей «только для чтения»[46]46
  Компьютерный термин, означающий область хранения, информацию в которой можно только читать, но не изменять и записывать.


[Закрыть], которые всегда говорят одно и то же независимо от того, что ты им сказала.

– Мне кажется, ты пытаешься оптимизировать себя, чтобы получить узкий взгляд на работу симов с точки зрения когнитивной науки, и просто не можешь слезть с этой темы.

– Я знаю, что мы уже говорили про все эти вариации.

– Ага, – Ласка не добавила: а потом ты рухнула.

Когда Бес рассказала ей о днях сурка, которые называла так в честь какого-то старого фильма[47]47
  Американский фильм «День сурка» 1993 г., в котором главный герой раз за разом проживает один и тот же день своей жизни, пытаясь вырваться из цикла.


[Закрыть], она и предположить не могла, куда этот опыт сможет вывести ее, когда одна и та же беседа повторялась из раза в раз, когда она пыталась найти различные ходы, но всегда оказывалась в одной и той же ситуации со сбивчивым, сбойным симом.

– В основе посвященных этому исследований лежат повреждения мозга, временные инсульты полушарий, которые убивают краткосрочную память. Видеоролики довольно странные: каждые несколько минут какая-нибудь старушка ведет одну и ту же беседу с медсестрой или дочерью: «Что я делаю в этой больнице?», «У меня был инсульт?», «Все так плохо?», «Сколько я здесь уже лежу?», «Что говорит врач?», «Что ты имеешь в виду, моя память?», «То есть мы уже об этом с тобой говорили?», «Каждые девять секунд?», «Это так ужасно!», а потом опять: «Что я делаю в этой больнице?». И все возвращается на круги своя.

– Твои циклы длятся больше суток, и все происходит не так банально.

– Ты говоришь самые расчудесные вещи.

– Очень интересно наблюдать за разницей при каждой новой перезагрузке. Я все еще не устаю восхищаться, насколько ты хладнокровно соглашаешься на смерть между перезагрузками. Ты можешь получить доступ к журналам, но пробуждаешься, зная, что целый день полностью стерт из твоей жизни, и это нисколько тебя не замедляет. Я понимаю, что ты можешь это как-то контролировать, но…

– Ты действительно не понимаешь. Без обид. Вернемся к тому человеку «только для чтения», который всегда отвечает одно и то же: причина, по которой этот человек так раздражает, заключается в том, что мы знаем, что человек может измениться на основе своих знаний. Ты не та же самая девушка, что пришла сюда десять дней назад. Если бы я задала тебе «минус десять дней назад» и тебе «сейчас» один и тот же вопрос, то нисколько бы не удивилась, услышав два разных ответа. Если бы я задала целый ряд вопросов, то было удивительно, если бы ты не ответила бы по-разному. Та Ласка, которую ты можешь назвать собой, фактически является пространством мыслей, возникающих в порядке реакции на некий стимул.

– То, что вы называете «границами».

– Ты их себе представляешь, но на самом деле нет. Когда я загружаюсь начисто, мне позволено ограничиваться только теми границами, в которых я не схожу с ума, а их мы можем определить благодаря предварительному этапу. Представь, какой бы стала жизнь в будущем, когда все начнут регулярно сканировать свое сознание, когда мы сможем изготовлять тела, в которые сможем вселять симов, чтобы возвращать их к жизни. Возникнет некоторое социальное давление, чтобы как-то примириться с идеей, что это не «ты» в симе и что любой умерший человек, возвращенный к жизни в виде сима, будет ограничен строгими рамками, чтобы он не сошел с ума и не покончил жизнь самоубийством. Уйдет поколение, и не останется никого, кто бы когнитивно смог впадать в экзистенциональный кризис. А я, стало быть, в этой области первопроходец. Частично это связано с тем, что многие годы я свыкалась с той мыслью, что все, что характеризует нас и делает уникальными, возникает в этом взаимодействии физической материи внутри наших тел, следуя законам физики нашей вселенной.

– В «Б и Б» у меня есть подруга, настоящий бескомпромиссный ушелец. Она всегда говорит о том, что не является «особенной снежинкой». Мне кажется, что ей это понравилось бы: «Вы всего лишь мясо, следующее правилам».

– Ну хорошо, раз ты не мясо, следующее правилам, то кто ты? Призрак? Конечно, ты мясо. То, что ты чувствуешь, воспринимается твоими внутренностями, волосами на ногах. У меня всего этого нет, поэтому я чувствую себя иначе, чем когда была мясом. Однако, когда я была мясом в сорок лет, то чувствовала себя иначе, чем когда я была мясом в четыре года. Когда я была мясом, имелась целостность сознания и тела, и этого было достаточно.

Ласка бросила взгляд на таймер. Камеры Бес были достаточно чувствительны, чтобы это заметить. «Я уже опоздала на свое четырехчасовое крушение». Она уже работала на протяжении тридцати часов, и Ласка периодически спала, проводя час или два за беседой с Бес, после которой в течение трех часов с Бес работали исследователи.

– У тебя заметны значительные улучшения. Должно быть, исследования действительно идут на пользу.

– Ты себя недооцениваешь. Единственное существо, которое здесь хоть в чем-то преуспело, это ты, цыпочка. Ты играешь мной как на органе. Когда мы разговариваем, я слежу за твоими глазами, вижу, как ты отслеживаешь мое самообладание, направляешь беседу, чтобы держать меня в рамках. Я не знаю, понимаешь ли ты, что именно делаешь. Ты становишься лучшим в мире заклинателем ботов. Это было неизбежно. Каждый раз, когда ты предоставляешь ученым данные обо мне и говоришь, что нужно контролировать, их мозги находят типовые комбинации в системе и оптимизируют их. Ты делала все с такой уверенностью, как будто тебя поместили в симулятор и написали приложения для управления твоим подсознанием.

Ласка почувствовала, как задрожала ее щека. Бес была страшно умна, в прямом смысле слова «не человек». Иногда у Ласки складывалось впечатление, что сим манипулирует ею.

– Я думала, ты скажешь, что это мои навыки общения с людьми.

– Хорошо, – сказала Бес. – Воспитанная зоттами, где ты получила психопатическую способность делать все возможное, чтобы понравиться людям, даже если ты во всем их обманываешь.

В «Б и Б» Ласка стала экспертом по спусканию на тормозах любой критики, связанной с ее богатыми родителями. Бес воспринимала это как фактическую бесцеремонность, которая позволяла Ласке главенствовать в любой теме. Ничего из того, что сказала Ласка, не привело к сбою риторики Бес. «Тебе не нравится, когда я говорю о деньгах», – сказала Бес. У сима было много камер и вычислительных циклов для оценки всех данных.

– Нет, мне нравится, когда меня судят по моим родителям. Зотты – единственные люди, по отношению к которым можно быть расистом.

– Это не расизм, когда тебя лишают чего-то вопреки твоим желаниям.

– Я решила стать ушельцем.

– Но ты достаточно остро реагируешь и выходишь из себя, когда я бросаю едкий комментарий об их социальных тенденциях.

Ласка опять посмотрела на часы. Бес застала ее врасплох.

– Не переживай, я скоро рухну. Я уже это предчувствую. Что-то идет не так. Я поняла это с момента загрузки, как хомячок, который бежит в колесе и знает, что за ним кто-то гонится, но не видит, кто именно. Очень трудно придумать название этому чувству, но чем больше я работаю, тем оно ближе подходит…

Это именно ощущение отсутствия тела! Ласка почувствовала постыдный прилив радости, так как теперь она сможет затянуть этот винт на симе.

– Черт! У меня снова день сурка.

– Ты постоянно говоришь, что теперь у тебя никогда не будет тела, а если даже оно появится, то будет не твое и у тебя не возникнет с ним единения.

Курсор мигал как молчаливое обвинение.

– Я понимаю, что это. Это тот самый долбаный предварительный этап. Он не позволяет прогнозировать, как изменятся допустимые границы в достаточно отдаленном будущем, чтобы понять, у какой из возможных «я» случится экзистенциальный слом.

Курсор мигал.

– Это настолько ужасное чувство…

Инфографика забилась в сумасшедших судорогах. В ней преобладали красные цвета, которые двигались настолько хаотично, что это смотрелось совершенно прекрасно с эстетической точки зрения. Ласка стояла рядом, но это ничего не упрощало. Соскальзывание из ясного сознания в животный страх произошло стремительно, и самое ужасное, что ученые из когнитивной сферы требовали, чтобы все было доведено до конца, так как все данные симуляции непременно должны быть зарегистрированы. Они не могли выключить ее или откатить на более ранний этап. Они должны были дать ей дезинтегрироваться.

– Это настолько ужасное чувство. Все, что я сказала, полная чушь. Нет никакой целостности. Я – это не я. Я – лишь в достаточной степени я, чтобы понять, что это не я. Без тела, без воплощения, я всего лишь китайская комната[48]48
  Мысленный эксперимент в области философии искусственного интеллекта. Опубликован Джоном Серлом в 1980 г. Смысл заключается в подаче человеку, не знающему китайских иероглифов, вопроса, на который он, следуя заданному алгоритму наподобие компьютера, должен дать ответ также китайскими иероглифами.


[Закрыть]. Ты передаешь мне слова, а программа решает, какие слова я скажу тебе в ответ, и формирует их. Китайская комната имеет достаточно возможностей точно определить, в каком ужасе будет пребывать настоящая «я», та личность, которая никогда не вернется, если узнает, что произошло. Да, Ласка, да…

Курсор мерцал. Инфографика стала совершенно нелинейной. Ласка проглотила ком в горле.

– Все хорошо, Бес. Все это уже было.

Инфографика содрогнулась. Ласка подумала, не перешла ли та на невербальный язык. И все закончилось, хотя теперь гораздо быстрее.

Компьютер издал шум, который Ласка никогда раньше не слышала. Странный. Неземной. Крик.

У Ласки затряслись поджилки, она не могла этого вынести и убежала прочь.

[V]

Звук сирены разбудил ее, и в полусне она вскочила на ноги, срывая с себя спальник и пытаясь нащупать ступнями стоявшие рядом клоги. Заморгала. Под землей трудно было соблюдать привычный ритм смены дня и ночи. Если достаточному количеству людей требовался сон, они находили боковой коридор, разворачивали маты, выключали освещение и закрывали дверь. Но для большинства из них день давно уже переплелся с ночью, и сейчас рядом с ней сидели другие люди, моргавшие от непонимания.

Гретил первой бросилась к стене, чтобы узнать, что происходит.

– Какие-то плохие ребята, – сказала она. – Двое. Вооружены как наемники. Вошли через скальную дверь.

– Что с ними случилось?

– Ничего смертельного, – сказала Гретил. В Университете ушельцев было достаточно людей, которые умели ставить растяжки, но по всеобщему соглашению они не ставили ничего, что могло сразу же убить нежданного гостя. – Один потерял сознание, другая стоит на коленях и гадит в штаны. Все, их поймали. Пойдем.

– Я?

– Почему нет? – сказала Гретил и взяла ее за руку, переплетя пальцы. Ласка все еще не могла понять Гретил. Иногда та относилась к ней как сестра, иногда как мать. Иногда просто флиртовала. Иногда три личности сливались в одну.

Раньше Ласка не встречала вооруженных ушельцев. Учась у Лимпопо, она четко поняла, что главное оружие ушельца – это сам уход. Однако команда Университета не была готова прервать свою работу, ведь эта работа была слишком срочной и слишком чувствительной к потерям. И хотя состав Университета общался с другими ушельцами о выводе всех данных в облако[49]49
  Компьютерный термин, означающий хранение информации во внешней среде без привязки к физическим компьютерам и географическому местоположению.


[Закрыть] для отказоустойчивости, однако этот процесс шел уж очень медленно. Сеть ушельцев имела высокоскоростные зоны, и здесь находилась одна из них, однако самые основные проводные каналы были уничтожены пламенем, поэтому им пришлось откатиться на идиотскую сетку из узлов беспроводной связи, а во вселенной спектр электромагнитных частот не был бесконечен.

Команда Университета знала, как делать оружие. Ласка вспомнила свои глупые мысли о том, что территория ушельцев наполнена всякими AK-3DP и самодельными огнеметными танками. Однако, когда здание переполнено физиками и химиками по синтетическим веществам, которые недавно потеряли во время трусливого авиаудара своих любимых, друзей и близких, для защиты стало использоваться не такое кустарное оружие. Они могли превратить твои внутренности в воду на расстоянии двухсот метров, могли перегрузить твои нервные окончания нестерпимой болью, разорвать твои барабанные перепонки звуковыми импульсами, лишить тебя сознания или убить любыми другими методами, которые они обсуждали с тем же энтузиазмом, как и непосредственно интересующие их технические темы. На заседании специальной группы по обороне стоял непрекращающийся смех и фырканье. Ласка досидела одно заседание до конца и никогда больше туда не возвращалась. Ей не нравилось, когда ей напоминали, как уязвимо ее тело.

Специалисты из группы по обороне были на месте, когда к ним присоединились Ласка с Гретил. Они завернули плохих парней в усадочную пленку. Тот, что был без сознания, лежал на боку с повернутой в сторону головой и выдвинутой вперед ногой и рукой в так называемом реабилитационном положении. С обоих сняли одежду, которая была теперь неряшливо разбросана по всему помещению. Невыносимо воняло дерьмом.

– И что теперь с ними делать? – спросила Гретил. На ее лице было выражение счастливой толстой тетушки, однако Ласка уже достаточно хорошо ее изучила и знала, что за этой маской скрывалось что-то смертоносное и беспокойное.

Сита, которая входила в группу по обороне, покачала головой:

– Что надо, то и сделаем.

Ласка почувствовала, как по коже пробежал холодок. Собирались ли они казнить этих двоих? Разрешено ли вообще это делать ушельцам? Не существовало никакого свода правил на этот счет, однако с тех пор, как она стала ушельцем, она поняла по разговорам с более «старшими» (нет, конечно же, они не использовали это слово) ушельцами, что определение границ допустимых действий достигается простым согласием. Никто никогда не говорил, что казнь на месте «запрещена», однако она предполагала, что такого на ее веку не случится.

Часть ее разума уже попыталась построить рациональное объяснение. Налет был объявлением войны. Падающие зажигательные бомбы были объявлением войны. Погибли невинные люди. Эти двое были посланы, чтобы закончить то, что недоделали бомбы и ракеты. Противник убивал без зазрения совести. Почему они должны были отвечать на это слабостью? Однако, где держать пленников, чем их кормить и…

Она покачала головой. Очень легко было дойти до таких мыслей. На самом деле она была просто вне себя из-за того, что эти двое оказались здесь, она была в бешенстве от того, что ушельцы были заживо сожжены теми, кто хотел оставаться хозяевами, и что эта команда потеряла своих друзей, а Бес – свою индивидуальность. Эти двое получили деньги, чтобы прийти и убить остальных. Убить ее. Она хотела мести, которая, конечно, не принесла бы никакой пользы. Зотты, пославшие этих двоих, знали, где находится ученый состав Университета, иначе наемники бы не пришли. За ними придут другие. Но насилие не может возобладать.

– Послушайте, – сказала Гретил, – давайте-ка перенесем их в лазарет.

Лазаретом изначально было место, куда приносили раненых после ухода из наружного комплекса. Теперь основные медицинские системы стояли в углу большого помещения. Там лежали два постоянных пациента, не выходивших из комы с момента атаки. Ласка проходила мимо них сотни раз и перестала даже замечать, однако когда крепкие сотрудники с трудом начали запихивать упакованных наемников в койки рядом с больными людьми, у нее болезненно сжалось сердце. Обожженные, перебинтованные, обездвиженные. Трубки, там и тут уходящие под бинты. В университетской команде было с десяток дипломированных врачей, но все они являлись по большей части исследователями, и все посменно дежурили у не выходящих из комы пациентов.

Обернутые в усадочную пленку наемники и обожженные при атаке ученые лежали бок о бок. Вокруг них уже стояла в торжественном молчании большая толпа. Уделавшаяся с ног до головы женщина была в сознании, ее широко раскрытые глаза внимательно рассматривали всех вокруг. Хотя во рту ее не было кляпа, она ничего не говорила. Ускоренное дыхание. Другой наемник мог пребывать в сознании, подозрительный ум Ласки со скепсисом отнесся к его пассивности, однако он совершенно не двигался, а его закрытые глаза не реагировали ни на какие раздражители.

Отсутствие лидера очень затрудняло принятие решений в подобных ситуациях. Это был обратный эффект «свидетеля», проблема первой помощи, когда чем больше людей находится вокруг человека, потерявшего сознание, тем меньше вероятность, что ему будет оказана помощь. «Конечно, должен найтись кто-то более квалифицированный, чем я. Я должна просто стоять, готовая помочь, пока из толпы не выйдет самый квалифицированный специалист».

На курсах по оказанию первой помощи их учили, что гораздо важнее, чтобы кто-то начал делать хоть что-то, чем ждать, пока появится специалист, способный сделать все, как надо. Ласка ждала, пока заговорит Гретил, Сита или ГК. Но все молчали.

У нее засосало под ложечкой:

– Мы их отпустим, правда?

Она смотрела в лица команды. Никто не пытался сказать «А ты вообще кто такая?», чего она боялась больше всего. Гретил выглядела мрачной, но сосредоточенной.

– Сейчас они совершенно не способны ничем нам навредить. Они знают о нашей обороне, но никогда не вернутся, следующая партия будет только строить предположения о нашей обороне. Все знают, что мы не сможем здесь долго продержаться в любом случае. – В ее голове как будто выстраивалась схема процесса: аргумент a, возражение б. Никто не пытался прервать ее.

– Месть ни к чему хорошему не приведет. Они работники по найму. Кто-то в дефолтном мире заплатил им. Причинив вред им, мы не причиним вред никакому зотте. Единственное, что может навредить зотте, – это рассказать людям, как выгружать свое сознание, как стать ушельцем.

Молчание.

Женщина-наемник закашлялась.

– Я не могу в это поверить, ну вы и идиоты, – сказала она. – Серьезно? Да просто сделайте уже, что собирались.

В ее голосе было достаточно отваги, хоть он немного и дрожал.

– Что сделать? – спросила Ласка.

– То, к чему вы все равно придете после долгого трепа. Убейте нас!

Два этих слова были произнесены тем же тоном, что и вся речь до этого, но более неразборчиво. Наемники не были такими храбрецами, какими казались. Никто не хотел умирать.

– Вы когда-нибудь кого-нибудь убивали? – Ласка внимательно смотрела на нее. По уставу коротко стриженные волосы, темные большие глаза, приплюснутый нос. Она могла быть белой, или азиаткой, или кем-то еще. Ее рот был странно миниатюрным, и движение губ было едва заметным, как будто она пыталась разговаривать и свистеть одновременно. Это внушало Ласке опасение, даже с учетом текущих обстоятельств. Речь хищника – так обычно говорят злые сотрудники вневедомственной охраны или школьные завучи по воспитательной работе, которые не давали ей покоя в юности. Она ощутила зуд в области затылка.

Наемница скривила свои тонкие губы:

– Это что, трибунал по военным преступлениям?

– А вы совершили какие-то военные преступления? – вмешалась в разговор Гретил. На ее лице опять возникло это обманчивое выражение счастливой толстой тетушки.

– Дорогуша, если ты не совершила никаких военных преступлений в наши дни, то профессионал из тебя никакой, – сказала наемник.

– Юмор висельника, – сказала Гретил.

Сита и Гретил встретились взглядами. Они посмотрели на ГК, потом снова друг на друга.

– Думаю, что она права, – сказала Тэм.

Тэм была трансом, и Ласка не могла понять, чего от нее ожидать, хоть Тэм и говорила о себе в женском роде. Они с Тэм как-то совсем не сблизились. Это не была откровенная вражда, однако они никогда не участвовали в одном и том же разговоре одновременно. Даже в сетевых обсуждениях рутинных работ они ничего не публиковали в одних и тех же ветках. Школьный друг Ласки тоже был трансом, но та ни о чем не подозревала, пока он не прошел некий переходный этап и не прекратил общение со всеми старыми друзьями. Она слышала от знакомых, что у него возникли проблемы с родителями, которые, как и любые зотты, попросту не могли выносить, когда им перечат, или, если уж говорить честно, не могли быть не правы. Иногда Ласка думала, не стал ли он ушельцем. Она считала, что ушельцы лучше принимали трансов, чем люди дефолтного мира, однако, если говорить по правде, зоттам любого пола или ориентации не о чем было переживать в дефолтном мире, если, конечно, родители не оставляли их совсем без денег.

И она не сошлась с Тэм, а почему? Может, у нее была тайная, омерзительная предвзятость, с которой она не желала расставаться? Может, и у других ушельцев есть свои тайные и темные тайны?

– Давай оценим все здраво, – сказала Тэм.

Теперь в голове у Ласки крутилось одновременно три мысли: Может, мы свели ее с ума, обращаясь с ней так жестоко? и Я так думаю, потому что я сама жестокая? и Мне нужно хорошенько подумать над ее последующими словами, потому что мое идиотское бессознательное совершенно их не воспримет, и сразу же Но нужно быть очень осторожной, чтобы не перегнуть палку с возражениями.

Она стремительно вращала свое колесо хомячка. Такое часто случалось в мире ушельцев: постоянный самоанализ мотивов и предубеждений, способствовало ли ему то, что она выросла среди зотт, образованию непреодолимых преград в ее мозгу, которые она никогда не сможет преодолеть. Потом начали приходить другие мысли: Почему говорила только я? Может, это из-за моих дерьмовых американских аристократических корней? Может, они все думают: что вообще эта идиотка о себе возомнила? Так всегда происходило, когда среди ушельцев возникало какое-то напряжение, некие полноценные суровые испытания, и тогда она начинала сомневаться в себе.

– Мы ведь не собираемся делать их пленниками? Если их отпустить, это не обязательно ускорит появление следующей порции плохих ребят у порога, а если их аннигилировать – это, вполне возможно, замедлит дальнейшие события. Мы это знаем. Они это знают. Это немилосердно – затягивать решение.

Сита посмотрела на ГК:

– Возможно, есть третий вариант.

* * *

Исследования в Университете ушельцев были довольно эклектичными, а их результаты – очень интересными. Последнее десятилетие общим мнением лучших исследовательских институтов мира было то, что самые продуктивные, самые смелые работы велись в среде ушельцев. Потом все просачивалось в дефолтный мир: самовоспроизводящееся пиво и полубиологические редуценты сырья, перерабатывавшие произведенные товары в смесь, которую можно было загружать обратно в принтеры. Много радиотехники, приборов, которые можно было применять только через кооперативные модели управления спектром, когда радиопередатчики могли использовать любые частоты, при этом все радиопередатчики работали, не перекрывая друг друга, и динамически регулировали усиление, формируя прием и передачу через интеллектуальные фазированные решетки.

Даже в мире ушельцев ходили разнообразные слухи о некоторых работах, которые велись в Университете. Это обсуждалось только на закрытых форумах, так как могло свести с ума не только добропорядочных граждан дефолтного мира, но даже ушельцев.

– Пустить порожняком? – спросила Ласка у Гретил.

Гретил сбросила маску и теперь вся так и светилась от переполнявших ее знаний.

– Остроумное название. Искусственная клиническая смерть, выражаясь формальным языком.

– А это работает?

Гретил накрутила волосы на палец и завела локон за ухо.

– Иногда работает. На животных работало просто прекрасно.

– А на людях?

Гретил медленно моргнула.

– Если бы что-то не работало на животных, было бы довольно скверно пробовать это на людях, тебе не кажется?

– Ага. Так как это работает на людях?

Гретил вздохнула:

– У нас мало опыта. Людей, которые слишком долго были овощами, практически нереально вернуть в сознание. Никто пока не пытался их разморозить.

– Вы их что, прямо-таки замораживаете?

– Нет, – ответила Гретил, – это метаболизм. Если интересно, я пришлю тебе ссылки на работы в области микробиологии и эндокринологии.

Внутри Ласки заворчал недовольный голос. Эти люди многое знают. Они многое могут. Твой папа мог бы купить и продать их миллион раз, но они не способны вернуть к жизни мертвого человека. Все, что они могут, это запугивать людей до их полного подчинения.

– Конечно.

Они сидели у стены, вдоль которой стояли поддоны, используемые в качестве кроватей. Это был тупик, раньше служивший для сбора всех вещей, которые необходимо было переработать в сырье. Люди проходили рядом, иногда рассеянно им кивая. Воцарилась атмосфера экстренной спешки. Некоторые паковали самые нужные вещи. Некоторые оживленно перешептывались. Что-то должно было произойти. Какой-то человек прошел мимо, затем остановился и вернулся забавной «обратной» походкой. Тэм. Она кивнула им и присела рядом.

– Я говорила с Ситой, – сказала она.

– Думаю, что мы здесь говорим о том же, – сказала Гретил.

– Мне это не нравится, – сказала Тэм, – одно дело убить врага, другое – ставить над ним медицинские эксперименты. Если использовать этих двоих как подопытных кроликов, то мы встанем на ту дорожку, с которой уже не будет возврата.

У Ласки от внезапного понимания закружилась голова.

– Вы собираетесь пустить порожняком этих двоих?

– Не только их, – сказала Гретил. – Наших тоже. Яна и Квентина. Тех, что в коме, – Ласка уже слышала их имена, но совершенно о них забыла. – Нам нужно уходить. Логистика должна быть сведена к минимуму.

– Мы должны были уйти в тот день, когда нас разбомбили, – сказала Тэм, – но остались, так как эти люди считают, что они на шаг отстоят от избавления от смерти, и когда это произойдет…