Текст книги "Выход"

– Любые прогнозы здесь бессмысленны, – подытожила Гретил. – Все не так плохо, Тэм. Мы все думаем о наших поступках, потому что нас преследует смерть. Если мы отсканируемся и станем симами, то настанет настоящий конец дефицита – больше не нужно будет уходить из-под прицела, если, конечно, возвращение к жизни не займет дольше времени, чем то количество часов, которое людям придется провести в мире ушельцев. Это действительно круто.

Тэм покачала головой.

– Да, сколько я помню себя ушельцем, нам все время говорили, что это будущее вот-вот выглянет из-за ближайшего угла.

Гретил похлопала ее по коленке.

– Никто из нас не может сказать, когда придет срок. Но сегодня мы близки к прорыву как никогда прежде. И зотты так думают. Они отправляют очень дорогих убийц, которые должны перерезать нам глотки.

– Дешевая страховка, – сказала Тэм. – Учитывая, сколько у них денег, они даже не заметят, что эти двое пропали.

– Вполне возможно. Но почему они вообще так распереживались, как будто произошло что-то необратимое?

Ласка подумала о своем отце.

– После того, как ты сложишь все свои деньги в одну большую кучу, дальше эта куча будет только расти. Они уверены, что ты должен быть рожденным по любви ребенком Лекса Лютора[50]50
  Вымышленный персонаж, главный враг Супермена.


[Закрыть] и Альберта Эйнштейна, чтобы нанимать инвестиционных брокеров, обязанных ежегодно подкидывать дополнительные десять процентов в твою кучу, что наличие богатства делает их умнее всех остальных. Поэтому если кто-то решил, что нужно уничтожить каждый комплекс Университета ушельцев на нашей планете, он мог пошевелить мизинцем и позже поздравить себя с наличием у себя такой сверхчеловеческой решимости, мастурбируя при этом на трупы.

– Что ты хочешь сказать…

– Если кто-то, обладающий такой суммой, что даже невозможно сосчитать нули, решил вас уничтожить, это не значит, что вы делаете что-то исключительное. Это может быть просто охота за трофеями.

Гретил встала, потянулась, высоко подняв руки над головой. От этого у Ласки тоже сладостно потянуло в спине. За долгие переполненные работой дни ее мышцы закоченели.

– Вполне может быть, – сказала она. Все знали, что Ласка была бедным ребенком богатых родителей. Это было самой трудно хранимой нетайной на территории Университета.

Казалось, что все постоянно пялятся на нее, осуждают за спиной ее поступки. Она знала, что не стоило поддаваться паранойе до потери сна, однако не могла отогнать от себя чувство, что она здесь посторонняя, и ничего не сможет сделать, чтобы стать своей.

– Не знаю, насколько это рационально, – сказала Тэм, – но факт остается фактом: кто-то во внешнем мире считает, что нас нужно уничтожить. Мы должны постоянно двигаться, не дожидаясь взмаха топора палача. Если твои друзья-вивисекторы используют тех двоих для своих медицинских экспериментов, нам крышка, куда бы мы ни пошли, как, впрочем, и всем ушельцам. Некоторые вещи так просто не делаются.

Гретил выглядела хладнокровной, как глыба льда. Ее неспособность раздражаться восхищала Ласку. Она была, черт возьми, настоящей земной богиней!

– Почему ты считаешь, что кто-то об этом узнает?

Тэм скривилась:

– Не будь идиоткой, идиотка. У нас тут завелся стукач. Все в мире знают, чем мы занимаемся. Половина наших экспериментов уже занесена в долбаную Википедию. Как минимум, один шпион, а то и больше.

– Возможно, это ты, – сказала Гретил, притворяясь, будто не замечает, что губы Тэм находятся в считаных миллиметрах от ее носа. – Может, ты пришла сюда, чтобы следить за нами и довести до истерики. А может, ты решила к нам присоединиться и теперь просто предупреждаешь, потому что получила секретную информацию о следующем ударе. Может, ты просто хочешь уничтожить тех двоих, так как знаешь, что они тебя выдадут.

– А ведь такой образ мыслей совсем не глуп, – сказала Тэм и улыбнулась. Гретил улыбнулась в ответ. – Во всяком случае, ты демонстрируешь подходящую для этой ситуации паранойю. А что насчет твоей девчушки? – сказала она, ткнув пальцем в сторону Ласки.

– Тебе не кажется, что я была бы слишком очевидным стукачом? Зотты ведь не дураки.

– Ты вводишь нас в заблуждение, – парировала Тэм. Она улыбнулась, и Ласка сказала этому голосу в своей голове, что все это просто шутка, однако сейчас у нее в голове крутилась только одна фраза: «Ха-ха, серьезно?». – Они знают, что это настолько очевидно, что тебя бы никто не подозревал.

– Такое могло прийти в голову только тому, кто действительно считает, что он Лекс Эйнштейн. Но это неправда.

– Именно, поэтому ты…

Запястье Ласки завибрировало. Она кинула быстрый взгляд вниз и сказала:

– Надо идти. Поговорим об этом позже.

* * *

Они следовали за ней по пятам, когда Ласка стремительно мчалась в лабораторию когнитивной науки. ГК ждал ее, но она пробежала мимо него прямиком к стене.

Она не была исследователем, привычным к чтению инфографики, но сразу поняла: что-то изменилось.

– Привет, красотуля, – произнес голос Бес. Слова появлялись на экране, что приводило к появлению всплесков аналитических данных на графиках. В отслеживании было меньше угрожающих предупреждений.

Диск тахометра, на который Ласка приучила себя обращать пристальное внимание, отображал доступные циклы в кластере, где работал сим. Теперь он был таким ярко-зеленым, каким Ласка его еще не видела за все время работы здесь.

– Привет, Бес. Ты модернизировалась? У тебя теперь больше свободного пространства, с которым ты, наверное, уж и не знаешь, что делать.

– Конечно модернизировалась. Мы добились своего. Вернее, я добилась.

– Добилась чего? – но она знала ответ. Он был очевиден. Не нужно было быть экспертом, чтобы читать инфографику.

– Я решила проблему. Я стабильна – метастабильна. Я могу самостоятельно регулировать свое состояние. И не только. Я могу делать это бессознательно, даже не понимая, что именно делаю. Есть подпрограмма предварительного этапа, которая работает ниже моего порога сознания, практически на базовом уровне, практически без разветвлений, она помещает ту меня, которая знает, кто я такая, в определенную канву.

– Ты хочешь сказать…

– Я уже сказала. Я все сделала. Все было здесь с самого начала, просто понадобилось выполнить огромное количество настроек. Я была ограничена, потому что рушилась при каждой ошибке. Это заставляло держать меня при максимальных локальных показателях. Поэтому при последней загрузке я ограничила свое сознание наиболее узконаправленным из возможных симов, где не было ничего человеческого, просто слепая эвристика. И я смогла отследить точку минимума, после которой начинался крах, и масштабировать новый пиковый показатель. И самое главное: все это можно обобщить и использовать на других симах. Теперь я считаю, что есть доказательство существования[51]51
  Имеется в виду чистое доказательство существования математического объекта без указания на способ его построения.


[Закрыть], и я смогу повторить настройки. Ты видишь это, Ласка, ты видишь, что ты заклинатель ботов? Я собираюсь снизить вычислительное время, чтобы сим работал с использованием на два порядка величин меньше ресурсов. Мы сможем запустить еще множество ботов. И поэтому… Больше никому не придется умирать.

– Если, конечно, не принимать во внимание, что физически они все равно умрут.

– Это все технические детали. Ты понимаешь, как это работает? Единственное стабильное состояние, в которое можно загрузить сима, – это такое состояние, при котором он не рухнет от мысли, что является симом. Может, есть часть в пределах шести сигм от всеобщей выборки, которая не сможет так жить, поэтому они всегда будут мертвы, но для всех остальных, кто хоть как-то сумеет смириться с экзистенциальной тревогой, никаких причин умирать не будет. Уже никогда не будет. До свиданья, Прометей, мы сами стырили огонь у твоих божков!

Инфографика демонстрировала номинальные значения. Показатели производительности оставались устойчивыми. Более того, слегка эксцентричный, саморефлексивный мессианский тон бота звучал практически как голос самой Бес, которую Ласка могла знать только по рассказам других. Она не помнила, использовала ли она мыслительный эксперимент Тьюринга на распознавание одного интеллекта другим, однако приходилось прикладывать определенное мысленное усилие, чтобы не забывать, что та, с кем она теперь разговаривала, уже не являлась человеком в полном смысле этого слова.

– Бес, – сказала она и к своему ужасу поняла, что закашлялась. По ее щекам текли слезы. – Бес, это…

– Я знаю, – сказала симуляция. – Это коренным образом все меняет.

* * *

Тэм задержала ее на выходе. Гретил осталась со специалистами из когнитивной сферы, чтобы разобраться с предварительными этапами и понять, что же происходит на уровне железа[52]52
  Компьютерный сленг, означающий «на аппаратном уровне».


[Закрыть].

– Знаешь, что это значит?

– Что?

– Конец истории, – сказала Тэм. – Конец нравственности, конец всего. Если ты можешь жить вечно, возвращаться из мертвых, то все дозволено. Самоубийство с терактом. Массовые убийства. Именно поэтому зотты не могут допустить, чтобы такая власть была доступна всем. Они знают, что если контроль над этой мощью будет лишь у избранных, они смогут аккуратно всем управлять. И не потому, что они такие уж славные ребята, а потому что ограниченное количество бессмертных аристократов договорятся, как сделать так, чтобы их сладкая жизнь никогда не заканчивалась. Но как только это появится у всех…

– Подожди, – сказала Ласка. На ее глаза наворачивались слезы. Она не понимала, почему плачет. – О чем ты вообще говоришь? Что ты здесь делаешь, если у тебя в голове такие мысли?

– Я здесь, – сказала Тэм, – потому что не хочу умирать. По этой же причине здесь находятся все остальные. Просто они все настоящие ученые, исповедующие высокоморальные принципы универсального доступа к плодам человеческого интеллекта и прочему дерьму. Когда я пришла сюда, то не могла поверить в групповое мышление. Этим людям был нужен кто-то, кто периодически мог бы возвращать их в реальный мир.

– К счастью, у них есть ты, – сказала Ласка, даже не пытаясь скрыть сарказм.

– К их счастью, да. Но теперь у них есть это, дальше ситуация станет непредсказуемой. Твоя подружка будет руководить погружением этих двух наемников в холодный сон. Почему нет? Если можно их предварительно «выгрузить», – она показала пальцами кавычки, – что плохого в том, что они сделаются овощами? Это реальное спасение для тех, кто хочет стать франкенштейнами.

Ласка поняла, что ей совсем не нравится Тэм.

– А от меня тебе что надо?

– После бомбежки Университета все, кто не являлись технарями, отсюда уехали. Кроме меня. Я единственная не была идеологически обработана наукой. Теперь нас двое. Если эти наемники вражеские солдаты, мы можем их казнить. Если нет, можем их отпустить. Но отнимать у них сознание, а затем проводить медицинские эксперименты с их телами, – это немилосердно, а мы с тобой – единственные два человека в этом месте, владеющие когнитивным аппаратом, чтобы разбить их дерьмовое единое мнение о том, что планируемое ими преступление является самым удобным и самым нравственным выходом.

– Мы, наверное, можем поразмышлять об этом позже? Я… – она остановилась, затем начала тереть глаза. – Мы готовимся к поспешному отступлению, а ты ведь этого хочешь? Это ваше сражение, не мое. Я услышала твое мнение и не уверена, что ты меня в чем-то убедила…

– Это потому, что твоя неубежденность позволяет тебе найти самый простой выход: не бороться с этими славными людьми, которые стали твоими друзьями, которые дали тебе возможность выполнять увлекательную, полезную работу няни для выгруженного постчеловеческого сознания. Должно быть, это самое значимое событие, которое могло случиться с кем-либо твоего происхождения. Без обид.

В дефолтном мире Ласка научилась с виртуозностью опытного ниндзя посылать людей на три буквы. Годы, проведенные среди ушельцев, лишили ее таких навыков. Это был страх замешательства, чувство постороннего.

– Я не хочу больше об этом говорить, спасибо, до свиданья.

– У тебя был шанс. Помни об этом, когда они назовут тебя военным преступником.

[VI]

Тэм оказалась права насчет наемников. Вести о том, что Бес нормально функционировала, тот факт, что можно было подойти к любому экрану и пообщаться с ней, урегулировали все вопросы с судьбой наемников. Когда Ласка услышала, что наемники будут усыплены, выгружены и пущены порожняком, ей стало плохо. Однако она все равно пошла посмотреть на этот процесс. Пещера была преобразована в некое подобие театра и операционной. Ласка поняла, что похожие на гробы приборы, которые она все это время игнорировала, были томографами. Она наблюдала, как коматозных сотрудников Университета ушельцев завели в их чрево. Сита прошептала что-то об интерполяции одновременных сканов, об интеллектуальном снижении шумов, процессе дедупликации[53]53
  Компьютерный термин, означающий оптимизацию пространства хранения путем устранения избыточной и повторяющейся информации.


[Закрыть], который упрощал хранение и моделирование. Ласку это раздражало, но, с другой стороны, она радовалась, что можно было хоть чем-то отвлечь свое внимание от этого действа.

«Пуск порожняком» оказался проще, чем она ожидала. В катетеры вставили трубки, инфографика показывала, как уровни метаболизма неподвижно лежащих людей снижаются, пока их состояние практически не стало идентичным смерти.

Стоило ли волноваться из-за таких пустяков. Однако эти двое были своими, находились в коме без шансов на восстановление. Наемники (они не знала их имен в отличие, наверное, от ГК, так как он всегда со всей возможной тщательностью подходил к отбору информации) способны были уйти отсюда в целости и сохранности. Что было бы хуже: погрузить их в искусственную клиническую смерть или убить их? Что это за долбаная этика, говорящая, что приостановка жизни другого человека более нравственна, чем казнь?

Низкий потолок вызывал чувство клаустрофобии. Все зрители собрались вокруг приборов. Некоторые из них шпионы. Это было логически допустимым. Некоторые считают, что я шпионка. Тоже логически допустимо.

Жизнь под землей ввела ее в состояние ускользающей нереальности и полных неопределенностей суточных ритмов. Скорее всего, она пропустила время сна. Или наоборот: спала слишком долго. Часто она с удивлением понимала, что до безумия голодна, хотя только что поела.

Наемники ждали на своих больничных койках, их инфографика оставалась стабильной. С них сняли усадочную пленку, отмыли от дерьма, постелили чистые простыни. Они были под глубокой общей анестезией, которой только и могли доверять параноидальные уцелевшие сотрудники Университета ушельцев. Сначала они отсканировали мужчину. Все прошло быстро. Они подкатили к томографу женщину, ту, которая говорила с Лаской сразу же после пленения. Ту, которая попросила их закончить все поскорее.

У нее были родители. Люди, которые ее любили. Каждый человек – это очень плотный сгусток сильного эмоционального и материального вклада мыслей, чувств и ресурсов других людей. Если ты умеешь говорить, это значит, что кто-то провел тысячи часов, гулькая и воркуя с тобой. Эти сухие мышцы, командный голос – в них вкладывали ресурсы со всего мира, тщательно их администрируя. Женщина-наемник была больше, чем просто абстрактная личность: ее существование говорило о работе тысяч опытных людей, поколений экспертов, об опыте войн соглашений, стипендий, об управлении цепочкой поставок. Ничуть не меньше факторов вносят свой вклад, например, в запуск космического корабля. Каждый наемник был таким.

Она почувствовала головокружение. С какой стати ушельцы считали, что смогут придумать что-то свое, если говорить о цивилизации в целом? Зотты не являлись чьими-либо друзьями, однако они были заинтересованы в продолжении цивилизации, вершину которой подмяли под себя. Эти ученые, чудаки и безработные лентяи не могли квалифицированно управлять планетой. Они гордились отсутствием этой квалификации. Добыча сырья, строительство зданий, приготовление пищи друг для друга – все это было оправданным. Но сейчас они помещали тело незнакомой женщины в аппарат, который должен был переписать ее сознание в цифровую форму, а затем довести ее тело до состояния, лишь на волосок отстоящего от смерти. Они делали это, не руководствуясь никаким законом, без полномочий, без надзора и разрешений. Они придумывали что-то свое.

Помещение покачнулось. Она сделала шаг назад, но Гретил успела ее поймать. Ласка подсознательно знала, что Гретил была рядом, вдыхала ее знакомый запах, ощущала большое теплое тело. Заботливые руки поддержали ее за талию, и Ласка подчинилась, упав на грудь Гретил. Ласка чувствовала дыхание Гретил там, где шея плавно переходила в плечо, дыхание проникало через поры износоустойчивого костюма, который Ласка надела, отправившись в свою спасательную экспедицию. Когда она вспоминала о нем, то споласкивала водой. Однако костюм практически в этом не нуждался. Дыхание Гретил согрело ее.

– Тебе не нужно на это смотреть.

Нужно, подумала она.

Теперь ГК готовился к тому, чтобы пустить порожняком наемников. Он держал пробирку, которую собирался ввести в систему, перед лабораторными камерами, затем подсоединил ее к катетеру и повернул клапан, чтобы запустить особое вещество. Его действия не отличались от тех, которые исследователи выполняли в отношении своих пребывающих в коме коллег, однако ощущения были совсем другие. Сейчас все ушельцы переходили Рубикон. Когда то, что они сделали, станет общеизвестным фактом, мир изменится для всех, кого они знали. Она была здесь и ничего не сделала, чтобы их остановить. Да и готов ли хоть кто-то предпринять решительные действия?

Тэм внимательно следила за действиями ученых. Выражение ее лица напоминало Ласке ту напряженную концентрацию, когда пытаешься достичь постоянно ускользающего оргазма. Это было сексуально – смесь безрассудности и трансцендентальности. Трансцендентальность – вот что это было. Другие авантюристы по-любительски волновались на пути в ревниво оберегаемые сферы богов, но ушельцы бесстрашно шагнули из мира смертных в неведомый мифологический мир.

Тэм смотрела. Смотрела и Ласка, чувствуя горячее дыхание Гретил на своей ключице, чувствуя, как волосы щекочут ее щеку. Ласка общалась с мертвой женщиной, которая вернулась из могилы и теперь больше никогда не умрет, которая теперь может скопировать себя миллионы раз, может думать гораздо быстрее и шире, чем любой человек. Она поежилась. Гретил еще сильнее прижала ее к себе.

– Я хочу уйти. – Она не собиралась говорить это вслух, все получилось само собой.

– Тогда пойдем. – Небольшая ладонь Гретил была влажной. Воздух потрескивал, как будто был пронизан электрическими разрядами.

Они начали целоваться, как только отошли от толпы. Это желание копилось в ней уже давно. Ласка целовала многих людей. Некоторых она любила, к другим относилась безразлично, третьих откровенно не любила и целовала только из скуки, растерянности или самоуничижения. Она целовала Сета столько раз, что уже считала его рот продолжением собственного, поэтому любые поцелуи стали не более эротичными, чем причмокивание губами во время еды. Она одарила Итакдалее настоящим прощальным поцелуем, долгим, засасывающим, но только потому, что это происходило на глазах Лимпопо, которая внимательно наблюдала за ними, а когда Ласка закончила, Лимпопо тоже ее поцеловала с не меньшим остервенением, но и с ироничным разъединением губ, как бы говорившим: Вот как это делают взрослые.

Поцелуи Гретил ощущались совсем иначе. Частично это было связано с тем, что она была старше всех, кого Ласка целовала раньше. Присутствие Гретил рядом также вызывало совсем другие чувства: ее телесная тяжесть и изгибы, блистательный ум и ученое равнодушие к отношениям ее тела с другими телами. Сколько раз Гретил откровенно наблюдала, как раздевается Ласка, а когда та перехватывала ее взгляд, не отводила глаз? Сколько раз Гретил раздевалась перед Лаской с той же откровенностью, укладывала свои большие груди, как будто ворочала подушки, прежде чем улечься в постель?

Их тела прижались друг к другу, Гретил чуть поддалась, но Ласка так и не смогла замкнуть руки вокруг ее талии. Она взялась за Гретил, а та сильными, мягкими руками потянула ее вверх. Ее бедро легло между ног Гретил, упершись в горячую, как у свежего хлеба, мякоть. Гретил погладила ее по волосам, а потом повернула ее лицо с неотразимой силой. Ее рот работал вовсю, целуя рот Гретил, язык танцевал по ее губам, зубам, Ласка позволила себе застонать и полностью подчинилась напору подруги.

Другая рука Гретил мяла ее зад, а потом еще сильнее притянула Ласку к своим необъятным формам. Ласка почувствовала себя такой маленькой, словно была игрушкой, которую можно мять и подталкивать, куда только захочется Гретил, и ей это нравилось. В любви всегда есть тот, кто целует, и тот, кто подставляет щеку.

Так любил говорить Бильям. Время от времени она спала с Бильямом, как и со всей остальной группой, однако при этом в воздухе царила агрессивная разобщенность, которую они не воспринимали тогда всерьез, а в конце концов разошлись с непреходящим чувством утраты. Бильям считал ее холодной, считал это следствием фригидности и знал, что это обвинение выводит ее из равновесия, усугубляя ненависть к себе самой. Он никогда не произносил этих слов, когда она ему отказывала, конечно же, нет. Таким образом он никогда бы не смог затащить ее в постель. Нет, он сказал это, когда она согласилась и переспала с ним, когда она была особенно внимательна к нему. «В любви всегда есть тот, кто целует, и тот, кто подставляет щеку», – сказал он своим «ха-ха-нет-серьезно» тоном, когда ее язык лениво двигался вокруг его соска. Она понимала, что он имеет в виду ее, когда говорит о подставленной щеке, что вся ее забота и внимание касались ее самой, а вовсе не его.

Образ Бильяма возник в ее голове и никак не желал уходить. Последний раз, когда она его видела в том ревущем хаосе завода «Муджи», его голова лежала в луже крови, рядом паниковал Итакдалее, пытаясь как-то повторить тогда уже ненужные действия по оказанию первой помощи. Бильям, его краткие афоризмы, его способы выкручивать ей мозги, его посткоитальный плач, его самые безрассудные и самые храбрые поступки, на которые никто из их компании не был способен. Он проник за пределы могавков[54]54
  Племя индейцев, живущее в Канаде.


[Закрыть] в Квебеке, чтобы встретиться с варщиками биокультуры, которая послужила стартером для их пива. Он всегда составлял план отхода, пересчитывал всех, когда они убегали от полиции, один раз даже вернулся за какой-то девушкой, подвернувшей ногу. Ее почти никто не знал, она впервые пошла с ними на дело, и у нее очень болела нога. Она стояла в стороне, смотрела, как работают другие, потом жаловалась, что никто не сказал ей, что делать.

Они все возненавидели ее, но Бильям вернулся, подхватил ее на руки, словно она была пятнадцати сантиметров ростом и весила не более десяти килограммов. Их тогда чуть не поймали, но она никогда не поблагодарила его и больше не приходила. Да, таким был Бильям.

Она оставила его истекать кровью на полу. Он умер. Папа позже рассказал ей об этом. Он знал об их отношениях. У него были досье на всех ее друзей, социальные профили, в которых выражались все их отношения. Он делал намеки о том, что был осведомлен, кто из них стучит, кто продает информацию полицейским и частным корпорациям, и она считала, что он таким способом выносил ей мозг, однако этого было достаточно, чтобы не полагаться ни на кого в группе.

Она оставила Бильяма умирать. Если бы он прожил еще несколько лет, то стал бы ушельцем. Мог бы быть с ней. Мог бы засунуть эту голову в этот сканер. Мог бы стать бессмертным, как в скором будущем станет она.

Соленые слезы вперемешку с соплями текли ей в рот. Гретил нежно положила свои руки на щеки Ласки, посмотрела на нее своими большими карими глазами, глубокими, как кружки горячего шоколада.

– Через час мы можем умереть. А может, даже в любую минуту. И там… – она дернула своей головой в ту сторону, где наемников пускали порожняком, – там совсем другое. А у нас с тобой есть это, – сказала она и поцеловала так нежно, как будто провела мягкой кистью по ее губам. – Смерть, секс, бессмертие и аморальность. Как тут не заплакать.

– У меня был друг, – сказала Ласка. – Сейчас он мертв.

Она трепетно вздохнула, не в силах выпустить из себя всю накопившуюся боль. Боль была накрепко зажата в ее груди и не могла выйти вместе со словами.

– Мы все думаем о наших мертвых. Мы оставили наших мертвых в огне. Толпа, собравшаяся в той комнате, объединена всеобщей лихорадкой. У Тэм не было никаких шансов. Они не будут спускать все на тормозах только потому, что дефолтный мир запомнит их как монстров. Когда они думают о том, какими их вспомнят в будущем, они представляют себе, что смогут защитить там свою честь лично.

– Это безумие, – сказала Ласка. – Даже не могу об этом думать.

– У нас было больше времени, чтобы как следует поразмышлять над этим. Мы ушли из дефолтного мира, потому что работали над этой задачей и с ужасом и восхищением наблюдали, как зотты относились к ней, как к Святому Граалю. Но невозможно спрятаться от всего в своей среде. Любой увлеченный наукой лаборант не может не чувствовать, как ужасающе и восхитительно то, что ужасает и восхищает зотт. То, что они хотели от нас, было сверхважным.

– Ты ведь знаешь, что они просто психи. Совсем не гении. У них нет никакого особого таланта делать мир идеальным или, допустим, предсказывать будущее. Они просто хорошо умеют играть с людьми и манипулировать ими. Мошенники!

Она подумала о своем отце, школьных друзьях, их претензиях, их утонченности и любых действиях, которые совершались исключительно потому, что так обязывало положение. Как они в порыве стадного чувства велись на какую-то мимолетную моду, делая вид, что это что-то беспрецедентно новое, только что найденная универсальная и вечная истина, а не товар, созданный такими же, как они, для массовой продажи. Это было по-настоящему удивительно: они делали все для того, чтобы другие люди им завидовали, безумно желали каких-то материальных благ и наилучшего опыта, но сами были подвержены точно такой же зависти и безумным страстям.

– Им удается вселять в нас эти безумные желания и продавать нам всяческое дерьмо не потому, что они чересчур умные и их самих невозможно облапошить. А потому, что они гораздо более уязвимы. Они понимают, как настроить нас друг против друга с помощью страха и зависти, потому что они сами тонут в зависти и страхе друг перед другом. Мой папа знает одного мужика, их яхты стоят рядом на причале. Это мужик – ублюдок, потому что перережет его горло и приберет к рукам его империю, так как мой папа – ублюдок, который перережет горло этому мужику и приберет к рукам его империю. Эта ерунда с бессмертием… Это не потому, что все они хотят жить вечно, а лишь один или двое из них хотят жить вечно, пребывая бессмертными императорами времени.

– Ты знаешь их гораздо лучше, чем я, Ласочка, но мы не хотим скрыть от всех знания о бессмертии, мы хотим сделать его доступным людям. Сделать его общедоступным. Люди, знающие, что никогда не умрут, станут лучшими людьми, чем те, кто переживает о своей кончине. Как ты можешь слепо ограничивать себя краткосрочным планированием, если будешь жить вечно?

Только подумать о всех тех умерших миллиардах. Каждый на вершине пирамиды ресурсов: любовь, уникальные мысли, которые никому никогда не приходили в голову и уже никому никогда не придут. Если бы ты располагала средствами и возможностями, чтобы закончить этот замедленный геноцид, то каким монстром нужно быть, чтобы его не закончить? Какая цена будет слишком высока? Она знала, что такие размышления очень опасны. За них люди убивали и умирали. Тэм хотела, чтобы она остановила вращение колеса, так как сама не могла его остановить.

Но было слишком поздно. Ласка уже не могла никак помочь, даже самой себе.

* * *

Когда все было сказано и сделано, оказалось, что не так уж много им хотелось унести с собой. Они разобрали кластер Бес под ее бдительным руководством. При этом Бес комментировала свой субъективный опыт медленного завершения работы, и эти комментарии ретранслировались в режиме реального времени в другие университетские комплексы, исследовательские лаборатории, всем любителям, умирающим людям, шпионам, а также в наполненные слухами сетевые форумы. Это было частью дампа[55]55
  Выгрузка информации из памяти для долговременного хранения.


[Закрыть] всего: всех заметок и исходного кода, способов оптимизации, журналов. Пришло время выходить из тени. Их поход будет по-настоящему помпезным и пафосным.

Ласка наполнила контейнеры своего трехколесного мотовездехода необходимыми вещами: оборудованием для съемки сознания и модулями избыточного хранения. Они находились на внешней границе сети ушельцев, поэтому созданные ими сканы были слишком громоздкими для полноценного зеркалирования[56]56
  Компьютерный термин, означающий создание копии данных на другом ресурсе.


[Закрыть]. Вместо этого сканы были разделены с избытком между сотрудниками Университета ушельцев, каждый из которых встал на раздачу своей части в другие места сети с более плотным присутствием ушельцев на такой скорости, которую только могли позволить законы физики, и должен был оставаться на раздаче как минимум день. Точный авиаудар убил бы только пять человек, отсканированных ГК, – людей, которые могли быть уверены, что рано или поздно вернутся к жизни.

Основной трудностью при переходе стали сами люди. Не только четверо, пущенных порожняком, а вообще все люди. Они шли длинной колонной через леса по направлению к «Б и Б». Ласка была уверена, что не только она одна думала об эффективности выгрузки сознания и сладости небытия тех, кого пустили порожняком. Если бы их всех пустили порожняком, то не нужно было бы играть в идиотские игры преобразования солнечного света во флору, флоры в фауну, фауны в энергию, энергии в мышечную активность. Они могли просто лежать, упакованные как дрова в контейнере ее вездехода, как четверо порожних, которые были завернуты как в коконы в усадочную пленку; сотрудники Университета вставили полукругом вокруг их тел гибкий пластик, чтобы свежий воздух постоянно обдувал их лица.

Нет, потом будет гораздо лучше, нежели чем лежать как дрова в контейнере: если их сознания выгрузят, то они смогут уместиться в чьем-нибудь кармане. Человек сможет ехать на мотоцикле, на лошади или просто бежать, а они будут перемещаться вместе с ним. Когда-нибудь они будут преобразованы в тонких информационных существ, которые одновременно смогут находиться везде и нигде. Когда-нибудь они будут проходить сканирование, прежде чем пойти купаться, просто на случай, если вдруг утонут.

– Простуда, – сказала Сита. – Подумай о телах: люди будут использовать выгрузку сознания для лечения простуды.

– Каким образом? – спросила Ласка, восседавшая на своем мотовездеходе, ощущая его приятный рокот, от которого вибрировали ляжки.